Он шёл за ней уже десять минут. Таких красивых ног он раньше не видел. Они были словно точёные: ровные, чистые, длинные, идеально красивой формы. И походка у неё тоже была красивая, даже какая-то величественная. Наконец-то, она вошла в магазин. «Вот тут-то я и заговорю с ней», - решил он и юркнул следом.
Её лицо не соответствовало его внутреннему настрою: узкий лоб, небольшие блёклые глазки, оживить которые не удалось даже густо накрашенными ресницами, ровная черта тонких губ и куцый подбородок. Ему расхотелось с ней говорить, но заготовленные заранее слова по инерции сорвались с губ.
Вечером они сидели в баре модного клуба и пили коктейль. Она сидела в пол-оборота к стойке, изящно скрестив красивые длинные ноги, так, что на них проходящие мимо обращали внимание. Ему нравилось это, нравилось, как она одета, как держится, держит бокал, нравилась её аккуратная причёска, тонкая шея, но лицо не нравилось. Девушка в его понимании должна быть красивее, уж его-то девушка точно. То ли дело Лёлька, с которой он сидит на лекциях. На её лицо просто хочется смотреть. Но вот ноги у Лёли, конечно, совсем не такие, даже далеко не такие. Обычно Лёля ходит в брюках, а как-то они вместе пошли на пляж, так он просто потом жалел об этом. На её ноги не то что руку положить, а даже смотреть-то не хотелось. Белые, с бугристыми коленями, с ярко выраженными икрами и вообще какой-то мужской формы, даже с волосяным покровом. Было видно, что Лёлька и сама стеснялась своих ног, она прикрывала их то широко развёрнутой газетой, то полотенцем. После этого он перестал смотреть на Лёлю как на свою девушку. Его девушка должна быть с красивыми, ну хотя бы не со страшными ногами. Вот если б Лёльке ноги Тони, а лучше, наоборот, Тоне - Лёлькино лицо. Тоня и в общении оказалась интересной. Она окончила отделение сценарного искусства во ВГИК, работала в крупной компании по кинопроизводству, где, как понял он, некую важную должность занимал её отец. Тоня рассказывала весёлые истории, приключавшиеся с ней, причём в этих её рассказах прозвучало несколько иностранных городов, из чего он сделал вывод, что она много путешествует. Поднятую им «невзначай» тему о поэзии серебряного века она тоже с удовольствием поддержала. Были даже моменты, когда он переставал замечать, что у неё страшненькое лицо, и всё же лицо у Тони в его понимании было страшненьким.
Через пару лет по телевидению в одной их многочисленных увеселительных передач он увидел телеведущую, очень напомнившую ему Тоню: та же фигура, те же ноги, тот голос, но лицо было не Тонино. Несколько удачных операций до неузнаваемости изменили лицо Тони. До неузнаваемости.