ДЕНИС ТРУШНИКОВ - http://proza.ru/avtor/466360denmail - ВТОРОЕ МЕСТО В 27-М КОНКУРСЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
- Дочка, я не могу это продать. Богом клянусь, он такого не хотел. Давай я так тебе подарю? Ты только всем расскажи, какой он человек был, наш Ираклий. Гости будут приходить, ты им будешь этот ткемали наливать, и расскажи, что это Ираклий делал, своими руками делал. Для людей делал, для соседей, для детей..
Уже совсем старенькая тётя Тамара молитвенно сложила руки на груди и почти плакала. Стоявшая рядом высокая красотка не понимала, как ей быть: хозяйка красивого ресторана знала, что лучший ткемали на базаре был у дочки тёти Тамары, а она его брала у безногого Ираклия. Тамарина дочка, плача, рассказала, что старичка похоронили на днях, и не успел никто привезти соус, и надо ехать в село к маме, может, она знает, где купить остатки того волшебного ткемали, который так мастерски варил пожилой мингрел.
Большая белая пластиковая канистра была полна зеленоватым душистым соусом. Когда крышку открыли, сразу стало понятно, почему этот ткемали так любили все покупатели. Ираклий варил и красный ткемали из спелых слив, и делал ткемали из крыжовника, и из кислых яблок, но зеленый ткемали всегда пользовался самым большим успехом. Большое ведро зелёных кислых слив, три больших головки чеснока, девять зелёных стручковых перцев, большие пучки свежей кинзы, укропа, омбало и кондари, сахар и соль, вот, наверное, и все. Любой сможет сварить ткемали, но такого, как у старика Ираклия, не было ни у кого. Секрет был и в самом дереве, с которого он собирал плоды, и в том, откуда возил чеснок, а еще в лучащихся любовью глазах, морщинистых руках, чутких пальцах, отбиравших каждый жесткий стебелек болотной мяты, вязавших белой ниткой пучок летнего чабера, в воде, которую брал из родника за его крепким, построенным дедом, домом. Даже соль была не простой: он брал ее из бочонка, который зарыл в землю его отец в ту весну, когда Ираклий родился, а выкопал только тогда, когда на свет появилась дочка Ираклия. Соль была смешана с толченым пажитником и имеретинским шафраном, и ее секретом был не только тонкий аромат и солнечный цвет, но и удивительная мягкость вкуса.
Сидя на высоком табурете, Ираклий ждал, пока его внуки и правнук, взбираясь на невысокую сливу, соберут со средних веток, там, где листва пореже, незрелые сливы-ткемали. Слива давала плоды размером с крупный орех, цвета молодой спаржи. Две половинки плода делила зеленая улыбка. Короткая ножка удерживала сливы у жестких веток, чья кора копировала складки и морщинки улыбающегося лица и рук Ираклия.
Плоды он ссыпал в большую кастрюлю, наливал воду так, чтобы она только чуть прикрыла сливы, сверху укладывал пучок кондари, а потом на самом сильном огне доводил сливы до оливкового изнеможения. Воду с пучком кондари оставлял в другой посудине, эмалированной, а сливы перетирал через старый белый дуршлаг, оставляя кислую мякоть в большом белом ведре, а шкурки и косточки относил за дом. Потом пропускал через советскую мясорубку кинзу, чеснок, перец и мяту; эту исходящую пряным ароматом миртово-нефритовую массу добавлял к сливам, щедро солил и солодил, мешал, снова ставил на огонь, как только закипит – мигом бросал мелко-мелко рубленый укроп и свою секретную соль, пробовал, щурясь, и редко когда добавлял ещё чуток соли или сахара. Потом заливал остывший ткемали в канистру или разливал по бутылкам, и ставил отдыхать соус в прохладный подпол. Осенний спелый ткемали он варил так же, но всегда разливал его в небольшие баночки, которые давал всем соседям, друзьям, гостям. А вот летний иногда просил продать на рынке: денег его маленькой пенсии не всегда хватало на подарки многочисленным внукам и внучкам. И всегда за ним выстраивалась очередь: обладать даже маленькой баночкой заветного соуса хотели многие. А когда из-за ограды дома в середине августа распространялся аромат осеннего ткемали, знали люди, что можно подойти и попросить «на пробу» немного соуса. Всегда щедро дарили Ираклию за его волшебство что-то нужное. Кто принесет яиц, другой ближе к Ртвели по старой грузинской традиции завернет с кувшином молодого вина, в феврале на Лампроба приносили бараньи колбаски. Да и просто старика не забывали! Летом в доме всегда кипела жизнь: дети, внуки, соседи. Когда начинался учебный год, бурное кипение жизни чуть стихало, но дня не было, чтобы к Ираклию не завернули соседи, или не позвонил кто-то из сыновей или дочерей. Жена Ираклия, красавица Матыша, из древнего абхазского рода, умерла в девяносто третьем. Она славно пожила, и ее годам можно было завидовать даже по кавказским меркам, но война украла ее последние дни, оставив Ираклия с его воспоминаниями, пьянящим абхазским воздухом и большой любящей семьей.
- Бери, дочка! Я тут для кого этот ткемали оставлю? Все соседи знают, какой был золотой человек Ираклий, какие его руки были! А ты расскажешь людям о нем, больше людей помнить будет! Знаешь, да, нашу притчу? Когда умер молодой парень и на том свете его встретил старик за накрытым столом, и они пили и ели сто лет и сто раз по сто лет, а потом исчезли хлеб, вино и мясо? Что сказал старик? Это меня на земле вспоминать перестали. А ты расскажи про Ираклия, и его еще сто раз по сто лет вспоминать будут!
Уже успела пыль на дороге, оставленная колесами отъехавшего автомобиля, сесть, и на холод убрали то, что не съели за столом, собранным как по мановению волшебной палочки, как Тамара присела у дверей дома на старую лавку. Она вспомнила, как познакомилась с Ираклием и как он спас ее тогда, 14 августа 1992 года, когда она, дочь абхаза и армянки, всю жизнь прожившая в Сухуми, растерянно следила за тем, как втаптывается в грязь и пыль ее мирная жизнь, ее счастье, ее страна. Ей уже тогда было за 60, и она любила свою квартиру на улочке между стадионом и центральным рынком, свое торговое местечко, где продавала чурчхелу, вяленую хурму, пряности и кислый лаваш. Оставляя торговлю на старшую дочь, она иногда пешком по улочкам, иногда – вдоль моря, а чаще на маршрутке уезжала к своей подруге, которая жила на берегу Баслы, речки, резавшей Сухуми на западе. Подруга Этери всегда варила «спокойный кофе», мшвиди кава, и они могли часок-другой поболтать о своем, наслаждаясь тенью старого ореха и прохладой летней веранды.
В тот день они по привычке сидели за кофе. Этери ещё только перевернула свою чашку, чтобы посмотреть, что предскажет кофейная пыль, а Тамара силилась понять, что в рисунке кофейных частичек ее встревожило. То, что гуща скопилась у ручки плотным комком, или вот этот растянутый крест, что поднял перекладину будто руки в молитве… В тот момент они обе услышали шум у моста: из-за поворота один за одним выезжали танки. А дальше – как в калейдоскопе: она увидела отца с мальчиком, что рыбачили на берегу Баслы. Отец правой рукой держал пацаненка за спиной, крепко сжимая его светлую футболку, а сам, лицом оставаясь к военным, отступал за камни. Она увидела пятерых парней, что-то громко кричавших ей. Бухнул выстрел… Край забора сломался под гусеницей напиравшего танка… И вот она бежит, падает, и ее из-под гусениц чья-то рука вытаскивает, грубо, по-мужски, ставит на ноги…Она видела перед собой лицо незнакомого мужчины, пожилого, почти старого. Он строго что-то говорил ей: по-русски, по-грузински, по-абхазски, по-армянски, по-мингрельски…. Она всё понимала, но только жадно ловила ртом воздух. И уже когда старик по-гречески спросил у неё что-то, она заревела, взахлеб благодаря его. Также, как он: по-русски, по-грузински, по-абхазски, по-армянски, по-мингрельски…. Он ласково хлопал ее по плечу, называя дочкой. Да, Ираклий годился ей в отцы.
Надежда на мир таяла сливочным маслом на горячей мамалыге… Уже и мамалыгу доели, и в магазинах остался только почерневший рис по 600 рублей за кило. Гуманитарная помощь, стрельба… Сын Тамары приехал, чтоб поддержать мать и уговорить ее уехать: курил вечером на балконе, прислонившись спиной к глухим перилам, чтобы снайперы не поймали его на огонек сигареты. Она отказалась, но заставила уехать из города дочь. А потом стало совсем туго, и, когда бои за Сухуми в 1993 году убили теплый сентябрь, когда стало известно, что последний ТУ-134 не смог вывезти беженцев… Тогда пришел к ней снова старик Ираклий, помолчал, поглядев на осколки былого тихого мирка, и коротко скомандовал: «Собирайся». Матышу тогда Тамара впервые назвала мамой... Они уехали в горы, в село, где жил весь род Ираклия. Матыша умерла ночью, тихо уснула – сердце в войну работало на износ и не вынесло первых признаков мира. Потом Ираклий тяжело заболел, врачи не смогли спасти его ноги. Но, как только силы вернулись к старику, первым делом он, привыкая к протезам, дошел до старушки-сливы. О чем-то долго говорил с ней, лишь изредка слышали дети имя матери, которым он называл дерево. И оно отвечало…
Уже к июлю Ираклий сварил свой ткемали: его просили все соседи и друзья, но почти 10 лет старик не брал из кладовки соль, не доставал из стенной ниши кастрюли и черпаки. А тут вдруг решил! Повод был: приехала в гости к Тамаре ее подруга Этери, та, с которой не один литр кофе выпили они на берегу Баслы. Новый век принес социальные сети, да и дети помогли, и вот, две женщины, разменявшие семь десятков лет, нашлись: стояли обе у дверей дома, пальцами, не веря потерявшим зоркость глазам, касались морщинистых щек, висков, седых волос…Плакали, обнимаясь так, что платки съехали у обеих на плечи. И соседи плакали. Радостно, что жива подруга! Вот в тот день и затеял Ираклий после шумного застолья свой ткемали. Баночку свежего соуса увезла с собой Этери, да не одну… С трудом занес ее сумки в машину приехавший за ней старший сын.
Дочка Тамары, вернувшаяся на рынок в Сухум, как сейчас стал называться город, дала всем соседкам попробовать ткемали Ираклия. Восхищение сложно передать, но все как один признали, что такого соуса никто варить не умел. Тогда и договорились, что летний ткемали будет по просьбе Ираклия продавать на центральном рынке дочка Тамары. Она привозила Ираклию и вырученные деньги, и подарки от соседок по рынку, которым соус давали для их семей.
Вечером того дня Ираклий позвал Тамару, расспросил о делах, а потом попросил помочь с соусом. Вместе они сварили большую кастрюлю, перелили остывший ткемали в канистру, и старик уговорил Тамару забрать канистру с соусом домой, чтобы она на следующий день сама разлила его по бутылкам. Подарил ей и большой туес с солью. Долго рассказывал, как заложить соль, и где он закопал бочонок для младшего правнука, его любимчика Георгия. Тамара спешно, не полагаясь на память, записала секреты Ираклия. С улыбкой, прощаясь до завтра, ушла домой.
А ночью к Ираклию зашла Матыша: светлое облачко скользнуло в неплотно прикрытую дверь, побрякали в темноте стаканчики, булькнуло вино, вроде как смех услышала соседская собака, и вот – уже два облачка неспешно поднялись к высокому кавказскому небу.
Ираклия похоронили рядом с женой, его родителями и дедами – на сельском кладбище, среди диких слив. Слишком горьких для ткемали, таких, что и спелыми их никто не собирал.
Через год Тамара приехала в Сухум. Квартиру подремонтировали, и летом ее сдавали туристам. Место всё же очень хорошее! А тут из-за треклятого вируса в сезон образовалась дыра, и целый месяц квартира пустовала. Чем не повод побывать дома?
Неспешно шла Тамара привычным маршрутом: по тенистой улочке в сторону моря. На самом берегу она встала в тени большой пальмы.
-Тетя Тамара? Вы???? Как я рада!!!
Рядом стояла красавица-хозяйка ресторана, которой Тамара тогда отдала последнюю канистру ткемали, который они вместе сварили в памятный августовский день.
Женщина настояла, чтобы Тамара зашла на кофе в ее ресторан, стоявший на лучшем месте набережной. Когда подошли близко ко входу, обомлела Тамара: красавец ресторан «Дедушка Ираклий» приветливо открыл двери для гостей. И каждый официант рассказывал постояльцу о секрете долгой жизни, о мире, дружбе, семье, любви. Но не словами, а маленькими чашечками с пряным зеленым соусом.
На 27-ой Конкурс на свободную тему - http://proza.ru/2022/01/29/1545 Международного Фонда ВСМ