Когда-то я очень любила танцевать, в 5–6 лет я танцевала почти ежедневно. Никто меня этому не учил, я руководствовалась внутренним чувством. Все началось с того дня, когда меня повели на балет, кажется, «Лебединое озеро». Балерины сильно впечатлили меня. Я решила стать балериной и танцевать на публику. Публика собиралась большая, вся папина родня: мои дяди, тети, двоюродные братья, сестры и бабушка с дедушкой. Все жили тогда рядом, в одноэтажных старых домах с одним большим общим двором.
Наш дом вплотную прилегал к бабушкиному, за ним шел дом папиного старшего брата, дяди Арама, у которого было трое детей. С другой стороны жил второй брат, дядя Самвел со своей семьей. Третий брат, дядя Саргис, жил с родителями. В молодости он был контужен. На него напали грабители и сильно ударили по голове, поэтому он слегка сдвинулся. Хотя я ничего такого за ним не замечала, а мамина родня вообще считала, что он самый нормальный среди всех папиных родственников. Папа был младшим. Был еще один брат младше него, но он пропал на войне без вести. Как ни искали его, не могли найти. Бабушка с дедушкой до конца жизни надеялись, что он жив... А на папу по ошибке пришла похоронка и вся родня стала горько его оплакивать, но он об этом не знал и выписавшись из госпиталя, приехал домой, никого не предупредив, хотел сюрприз сделать. Бабушка, увидев его, упала в обморок. Дед, как сидел, так и врос в стул, не мог двинуться. После этого папа стал для них по-особому дорог. Ну а я, появившись на свет в светлом будущем, стала их обожаемой внучкой. По вечерам они торжественно усаживались на тахту, покрытую пестрым ковром, остальные устраивались вокруг них, и представление начиналось.
У меня был костюм: старая гипюровая занавеска, которая схватывалась на талии поясом. На шею я вешала мамины бусы, в волосы цепляла цветок. И еще у меня была бумажная роза на проволочной ножке, которую я втыкала в пол между досками. Она была важной частью реквизита. Я танцевала вокруг этой розы, время от времени наклоняясь к ней, как бы вдыхая ее аромат. В конце я «срывала» ее и держа в руке, выполняла последние па.
Однажды все, как обычно, собрались после ужина в бабушкином доме в большой комнате. Включили проигрыватель. Я предпочитала лирическую музыку, соответствующую духу танца. Вот она заиграла, я вышла на середину «сцены», поклонилась зрителям, воткнула розу в пол и начала танцевать, как балерина, взмахивая руками. Я кружилась по комнате, подскакивая на одной ноге, постепенно приближаясь к розе, чтобы сорвать ее – кульминационный момент представления. И тут мой двоюродный брат, который старше меня на пять лет, и которому, как спустя годы он мне признался, до тошноты надоели мои пируэты и сопровождавший их всеобщий восторг (а я думаю просто из зависти), в один миг выдернул розу и бросил ее в окно. Он сделал это так быстро, что я ничего не заметила, вдохновенно кружась и подпрыгивая, хотя почувствовала какое-то общее замешательство. Докружившись до центра, я грациозно склонилась к розе... и тут же выпрямилась – где роза?! Все замерли. Я стояла, оглядываясь вокруг растерянными глазами.
Виновнику зла досталось со всех сторон, бабушка крепко его отругала, дедушка влепил ему подзатыльник, все суетились, стараясь меня утешить. A дядя Саргис молча вылез в окно, перешагнув через подоконник, и через минуту влез обратно с розой в руке. Потом воткнул розу в пол и сказал, что можно продолжить. Все обрадовались и уселись по местам. Я снова начала кружиться и благополучно закончила свое выступление.
Но оно оказалось последним. Мне как-то расхотелось после этого танцевать на публику. Поэтому я не стала балериной, что, возможно, и к лучшему.