Идеология или промытые мозги

Людмила Калачева
Это  - рассказ военного врача.  Я всего лишь решилась   его  пересказать.

********

Я – врач,  военный  хирург.

Вот уже  два месяца, как   служу в военном госпитале,  что расположен в Донецке.

Понятно, что коль госпиталь военный,  да ещё и в Донецке, то оказывать помощь мне, как и другим военным врачам, приходится раненым солдатам, офицерам, участвующим в «специальной операции», которую Россия проводит на территории Украины.

Работы много. Мало того, что приходится оказывать помощь своим,  так ещё  и пленённым солдатам украинской Армии.

Разбираться, кто из них кто: то ли призванный на службу простой украинец,  то ли отъявленный «нацик»,  нам,  врачам,  не положено.
Нам положено оказывать помощь всем, кто в  нашей помощи нуждается.

О том, что это не наши ребята  лежат в палате, а пленные украинской стороны ,  мы  определяем только потому,  что возле этих палат стоит охрана.

Не трудно догадаться,  что  когда выходишь из палаты наших  ребят, которые лежат с тяжёлыми ранениями и  заходишь в палату к военнопленным, с какими мыслями и какими чувствами ты к ним заходишь.

А мысли разные бывают: а что если того парня, которого я вчера оперировал,  и он  находится на грани жизни и смерти,  подбил кто-то из тех,  кто лежит в этой  палате, палате врагов?   
А я ему тоже оказывал помощь, я тоже спасал ему жизнь. Его бы придушить…, а ты обязан его спасать…

Мы, ведь, не только врачи, мы ещё и Человеки и все человеческие чувства  нам не чужды.
Однако, мы не имеем права  отказывать  в помощи даже врагу,  вот и приходится гасить в себе, скажем так, не совсем дружественные мысли по отношению к ним и, закусив губы,  вынуждены просто делать своё дело, дело специалиста.

Не редко от этих «чужаков» приходится слышать: «Доктор, спасибо!», «Доктор, я никогда Вас не забуду!». Смотришь, а у них в глазах слёзы и понимаешь: по принуждению парень попал на фронт.

А некоторые смотрят на тебя, как волки. В глазах ненависть, жалящая тебя своим жалом. Однако, от помощи не отказываются.
«Спасибо» от таких не дождёшься и понимаешь: сегодня я его от смерти спас, а завтра,  поднявшись и взяв в руки оружие, он без сожаления может меня застрелить.

Как-то не удержался, решил с одним таким поговорить.  Спросил, как зовут. Тот долго молчал, а потом сквозь зубы процедил:  «Степан».

- Родом откуда?
 
 Ответ: «А что  врачу не всё равно – откуда я родом?»

- Да я просто поинтересовался.
 
Молчание.

- Если обменяют тебя на нашего пленного, опять пойдёшь воевать?

Опять  долгое молчание и потом ответ: «Пойду»

И, вдруг, совсем неожиданно для самого себя у меня с языка сорвался вопрос: « А если меня увидишь, и в меня  выстрелишь?».

На меня  в упор смотрели прищуренные злые глаза и последовал ответ: «Выстрелю!»

- Но, ведь, я жизнь тебе спас.

И вдруг, ответ: «А я тебя об этом не просил!»

Я молча поднялся с его кровати.  Меня тряс мелкий озноб.  Мне так хотелось схватить его за плечи, приподнять и трясти его до тех пор, пока его глаза не закроются навечно, но…. я не имею на то права,  я – врач.

В ординаторской едва справился со своими эмоциями,  а в голове была только одна мысль: до чего сильна, оказывается, эта нацистская ИДЕОЛОГИЯ,  каким же средством «промываются»  у них мозги до такой степени, что они  не только способны убивать, убивать и убивать, но даже в лицо  готовы  и не боятся  говорить тому,  кто его вернул к жизни, слова : «Я тебя убью» . 

«Нет, таких  к жизни возвращать нельзя. Жаль, что у нас такие гуманные законы!» - с такими мыслями я поднялся и пошёл в палату к нашим парням.