Григорий Неделько
Ауттейки
(Outtakes)
Соавтор: Олег Горбачёв
Исторический момент
1
Заброшенная стройка – это была удача. Здесь нет людей, а значит, проще работать над реальностью и собой.
Грэг очень спешил. Наверное, поэтому мир так неохотно покорялся ему.
Грэг остановился отдышаться и осмотреться. Заросший травой котлован, рядом недостроенный дом из белого кирпича – равнодушно взирает на испуганного паренька своими темными оконными проемами. Вокруг наскоро сколоченный деревянный забор, призванный не то защитить случайных прохожих от опасностей на стройке, не то скрыть захолустное убожество от посторонних глаз.
Грэг постоял еще какое-то время, вбирая в сознание окружающий мир и себя - белобрысого худощавого парнишку, стоящего возле котлована. Он закрыл глаза, но картинка перед внутренним взором оставалась всё такой же яркой и живой. Образ паренька поплыл, раздался в плечах, ссутулился, вырос округлый живот. Волосы поседели и поредели. Кожа обрюзгла, усеялась старческими пятнами и морщинами. Модная футболка, джинсы и кроссовки растворились – их место заняли выгоревшая роба с надписью «Горстрой» на спине и заводские ботинки.
Грэг открыл глаза, и реальность дрогнула, признавая его правоту. Отражение сознания Грэга отпечаталось на пустыре заброшенной стройки. Тут же запах помойки ударил в нос, по воспалённой коже пробежал неприятный зуд: худенького паренька на краю котлована уже сменил бомж. Нет, не то. Раскусят! Да и убегать в таком виде трудно. Зато двукратные и более перезагрузки тела - хороший способ запутать следы.
Через несколько секунд бомжа сменила дворняга грязного окраса. Живот впалый, левое ухо порвано в давней потасовке. И только в глазах хитрый, озорной огонек…
…Из щели в заборе вынырнула голова псины. Дворняга воровато посмотрела по сторонам и выпрыгнула на брусчатку.
Ясный теплый денек мгновенно сменился пасмурным. На улице моросил противный мелкий дождь. Вековая грязь подворотни раскисла в липкую, маслянистую жижу. Псина поежилась, вздыбливая шерсть и брезгливо ступая по лужам, потрусила к выходу на широкую улицу. Люди даже не заметили перемены в погоде. Они зябко кутались в плащи, прятались под возникшими у них в руках зонтами, спешили по своим делам и не обращали внимания на облезлого пса. Но перебежать улицу дворняга не успела. Проход перегородила возникшая из воздуха мощная фигура мужчины в камуфляжной форме.
Псина, поддавшись звериным инстинктам, бросилась в кусты. Прыжок, поворот, обманный рывок, и спасительная подворотня.
Но шаги за спиной не смолкают. От преследователя не скрыться звериными увертками.
Грэг нырнул в очередной переулок – и обмер. Тупик. Слева и справа - глухие стены домов. Впереди - высокий забор и мусорный бак возле него.
Шаги за спиной смолкли, и в душе Грэга поселилась надежда – можно спрятаться в мусорном баке. Он обернулся, и сердце захолонуло. Мужик в камуфляже перегораживал выход. Он вроде бы еще больше раздался в плечах и даже стал выше.
- Попался, - подытожил преследователь и ухмыльнулся.
Он расставил свои широченные руки и пошел на Грэга.
- Попался, - согласился Грэг и посмотрел на небо.
- Даже не думай, - отрезал мужик. – Ты не сможешь взлететь. Этот мир не твой. Ты не властен над ним.
Грэг судорожно перебирал варианты. Драться бесполезно: ему не выстоять против Стража Реала, даже если сменить облик на Огненного Демона. Нужно признать – он довольно-таки посредственный редактор, способный к небольшим изменениям реальности. Всё, что он делал с миром, было легкими коррективами, облегчающими его жизнь. Грэг никогда не дрался с другими редакторами и, тем более, не противостоял Стражам Реала. Нужно же было так вляпаться!
- Может, договоримся? – пятясь к баку, проговорил Грэг.
- Нет! - проскрипел Страж. – Сопляк! Ничтожество! Да как ты посмел?! Отдай мне книгу, и, возможно, я сохраню тебе рассудок!
- Книгу? Какую книгу? Нет у меня ничего.
- Не ври мне!
Страж прыгнул на Грэга. В этот миг непроглядный мрак заполнил всё пространство. Грэг точно рассчитал свой маневр и, прошмыгнув между ног Стража, оказался у спасительного выхода. Это простое изменение давно вертелось в его сознании.
Тьма – спасительница беглецов, прикрывала сзади. Звериные чувства обострились до предела. Неясные силуэты, шорохи помогали Грэгу выбирать дорогу. Он значительно оторвался от преследователя, когда вдоль улицы вспыхнули фонари.
- Проклятый Страж! – выругался Грэг и мысленно потянулся к лампочкам.
Один за другим фонари гасли, слышалось шипение и лопающееся стекло. Цепочка мрака росла, удлиняясь, только всё это происходило в противоположной стороне от того места, где безродная дворняга кралась вдоль ярко освещенной улицы.
В этот раз Грэгу удалось уйти. Только вряд ли Стражи оставят его в покое.
2
К подружке Грэг явился под утро. Открыл держащуюся на соплях дверь, прошёл в маленькое, пыльное помещение – полупустое, с одиноким диваном, с трещинами на стенах. Раздражённо сказал:
- Книгу, Анже! Отдай мне эту чертову книгу! – И требовательно протянул руку.
- Нет! – Девушка попыталась закрыть дверь. – Ты с ума сошел! Что ты себе позволяешь?!
- За мной гонится Страж! Меня только что чуть не стерли! Мне начхать на твои «нет»! Я или отдам тебя Стражам вместе с книгой, или сам ей воспользуюсь. И мне плевать, что будет с миром!
- Ты не понимаешь, Грэг. Эта книга – всё, что осталось от истинного мира…
- Истинный мир? Говно и грязь твой истинный мир!
- Нет! – Анже, как кошка, бросилась на Грэга со сжатыми кулачками, но парень ловко поймал её и усадил на кушетку в прихожей.
- Анжела, детка, я стоял у истоков изменения реальности. Ты не смотри, что я выгляжу, как сопливый юнец, - при помощи своих способностей я замедлил старение… к благу или к несчастью. Я уже полторы сотни лет разменял и знаю: тот мир был ужасен.
- Неправда, - слабо возразила Анже.
- Хорошо. Тебе известно, как люди становятся редакторами?
- Да. У них открывается дар менять реальность.
- Почти так. Рассказать, как я стал редактором?
Анже кивнула, и Грэг продолжил:
- Тогда только закончилась Вторая Мировая зыбким равновесием. Наш царь Петр Четвёртый уступил Польшу и Украину Советско-Американскому Союзу. Практически вся Европа вступила в соцлагерь. А в России были голод и смерть. Представь: пустые города и трупы беженцев вдоль дорог. И я, маленький, слабый, сижу под мостом и мёрзну, мечтая о краюхе черного хлеба. Воображаю, как она пахнет, как греет мне руки, как крошится и как я набиваю рот этой, самой вкусной для меня едой. А затем хлеб появился у меня в руках, просто взялся ниоткуда… Я даже не удивился. Съел его не задумываясь. Грязь, голод, боль и смерть. Так рождаются редакторы!
- Я тоже помню мир, Грэг. В моей реальности Россия была социалистической, а Америка пошла крестовым походом на Азию. Но в книге описана совершенно иная история мира. Истинная! Пойми, на эту книгу невозможно воздействовать. Она стабильна вот уже несколько веков. В ней полно заметок бывших хранителей. Поверь, Стражи Реала украли у людей подлинный мир, заменив его суррогатом.
- Анже, не нужно вмешиваться в исправно работающий механизм. Сейчас нет голода и войн. Люди довольны. Не стоит нарушать зыбкое равновесие. Меня вполне устраивает наша современная реальность. Всего одна война с фашистами и единственное противостояние трех супердержав – хорошая версия истории по сравнению с тем, что было.
- Прочти её. - Анже достала книгу из воздуха и протянула её Грэгу. – Потом поговорим…
…Грэг даже не заметил, как за чтением прошли день, ночь и новый день. Он трижды вмешивался в реальность, чтобы снять с себя усталость и голод. Эту книгу не удавалось познать, возложив руку и сняв информацию, как делают редакторы. Пришлось читать по-обыкновенному, перелистывая каждую страницу. Именно в этом и состояла прелесть. А еще мир настоящей истории: он был прекрасен и достоин существования…
Когда Грэг закончил читать, мир, описанный в книге, крепко поселился в его сознании. И представлялся невероятно ярким, «виделся» до удивительного чётким – словно за секунду до редактирования.
Анже увидела сияющий взгляд Грэга и поняла, что её друг проник в суть действительной истории.
- Ты вернешь миру изначальный облик? – спросила она.
- Нет.
- Но почему?
- Я не смогу, Анже. Одному посредственному редактору не под силу такие изменения. Быть может, группа Стражей Реала справилась бы с этой задачей, но не я.
- Гриш! Но ведь, возвращать миру прежний вид должно быть проще, чем создавать новый. Реальность помнит свою форму. Ты только подтолкни её.
- Нет, Анже. Ты не понимаешь. Ты лишь хранитель истории и никогда не плела реальность. Она не поверит мне. Не примет дарованное отраженье.
3
Стены задрожали, качнулась люстра. На кухне тонким звоном застонала посуда. Узоры на обоях поплыли, словно нарисованные гуашью и смытые водой.
- Кто-то меняет реальность, - сухим голосом произнес Грэг.
- Это Стражи Реала! – вскрикнула Анже. – Они нашли нас! Сейчас или никогда, Грэг!
И он закрыл глаза. Мир из книги истории ждал Грэга по ту сторону век. Прекрасная и яркая картина. Грэг открыл глаза и отпустил его на свободу. И прошептал вслед рухнувшей действительности:
- Живи…
Так легко реальность никогда не поддавалась Грэгу. Наверное, Анже права: мир помнит свою форму.
Грэг осмотрелся. Всё изменилось. Квартира стала другой. Теперь они находились в доме, сложенном из грубого камня. В углу камин. Из мебели: внушительный деревянный стол и длинная лавка. Грэг и Анже тоже претерпели метаморфозы. В комнате стоял древний старик с длинными седыми волосами в простой льняной рубахе до пят. "Правильно, - подумал Грэг, - я и есть древний, но крепкий старик". С Анже ничего подобного не произошло: она осталась красивой и молодой. Разве что острые эльфийские ушки и длинное зеленое платье указывали на некоторые перемены в её обличии.
- Получилось, - хрипло пробормотал Грэг и не узнал собственного голоса.
- О чём это ты? – недоуменно спросила Анже.
- Реальность удалось изменить. - Грэг улыбнулся.
Анже посмотрела на него непонимающе.
«Ах да, слишком глобальное изменение, - вспомнил Грэг. – О старом порядке вещей помнят только те, кто воздействовал на него. Наверное, сейчас мои возможности называют магическими, а я, выходит, волшебник…»
С улицы донеслось лошадиное ржание, с ним переплёлся лай собак. Новый мир приветствовал своего творца.
Грэг подошел к столу. На толстой, немного поцарапанной столешнице лежала книга истории. Лишь её не тронули изменения. Крепкий кожаный переплет и полустёршийся рисунок на обложке. Из длинного имени автора сохранились лишь тиснённые золотом первая «Д» да последняя «н». Но, кто бы он ни был, он оказался замечательным историком…
4
Из окна возносившейся к небесам башни глядел Он вниз и, чрезвычайно довольный, спокойно рассуждал. Сейчас мысль коснулась того, чем Он всегда управлял отменно, - чужого разума. Аккуратно заменяешь цель врага на нужную тебе, и тот становится твоим рабом. Когда мир меняется, хорошо оказаться во главе перемен. Еще удобнее, если ты сам подогнал окружающее под свои желания, правильно выбрав новое воплощение в обновлённой реальности. Это в сказках могущественный беспринципный злодей неизбежно проигрывает, тогда как в жизни он руководит умами чёртоборцев. И руководит без лишнего труда, ведь между добром и злом огромнейшее сходство. Например, литература: хорошие наравне с плохими испытывают непонятную любовь к порой неотличимому от правды, но всё же выдуманному тексту. Вроде романа-эпопеи, который Он умело подбросил редакторам. Вспомнив автора и название, наблюдавший расхохотался… А крохотные фигурки, принадлежащие покорённым и безвольным, продолжали пересекать страны, преодолевать пустыни, переплывать реки, чтобы принести свои богатства в дар победителю, - и, казалось, правление Его будет вечным, Его, владыки Мордора, завоевателя Средиземья, Властелина Колец.
Моему соавтору Олегу Горбачёву
и профессору Джону Рональду Руэлу Толкину,
с признательностью
(Май 2013 года)
Соавторы: Сергей Казиник и Сергей Верник
Линия Экватора
01
Скука… Оказывается, скука приходит даже тогда, когда границы возможностей отодвинулись куда-то за горизонт. Спорт-кар с тысячесильным мотором, горные лыжи на выходных, недельный дайвинг каждые два месяца, а также новые друзья, клубы, десятки готовых на все подружек с какого-то момента радовать перестали. А до этого перестала радовать спокойная семейная жизнь, с женой-красавицей и дочкой-ангелочком.
Нет, они вызывали самые теплые чувства (слова «любовь» Егор всячески избегал), но вот быт… Он посмотрел на телефон, раздумывая, позвонить ли Алене или нет. Но, представив, что она сейчас опять будет говорить о том, что ребенку нужен отец и Егору следовало бы вернуться, от этой мысли отказался. Жена его никогда не понимала, а точнее, не принимала его потребность часто оставаться одному. И относилась к этому как к какой-то блажи, а не как к самой что ни наесть потребности. Из-за чего они и разошлись, хотя Егору их с дочкой часто не хватало.
«Сорок лет, - думал он, лежа на кровати и глядя в белый четырехметровый потолок своего пентхауса, - а чего мне надо от жизни до сих пор не понял».
В голове всплывали картинки от раннего детства до недавнего времени: плохо запомнившаяся смерть родителей, жуткий детский дом, колония для несовершеннолетних, откуда он вышел никому не нужным и ничего делать не умеющим. В сытом и довольном мире ему было всего два пути: либо стать мелким уголовником и отправится опять на зону, либо устроиться на какую-нибудь низкооплачиваемую работу, не требующую специального образования и прожить жизнь на грани нищеты. Егор выбрал третий путь. Свой.
Он пришел в военкомат и, что называется, сдался. Военком, несмотря на просто катастрофический недобор рекрутов в тот год, такому рекруту был не рад. Но, тем не менее, отправил его в какую-то тмутараканьскую строительную часть, находящуюся недалеко от границы. Где Егору долго послужить не пришлось, так как этот приграничный регион быстро превратился в «горячую точку». В ту эпоху так называли все локальные войны и вооруженные конфликты.
Так как Родины у него не было, вернее, не было того, что принято называть и чувствовать Родиной, служба в стройбате быстро сменилась службой с оружием в руках за одну из воюющих сторон. Денег платили мало, но зато разницу между гонораром фактическим и желаемым щедро восполняли боевым опытом. Через пару лет, когда противостоящие стороны то ли исчерпали ресурс, то ли просто договорились, он остался без работы, но ненадолго, так как последующее предложение ввергло его в очередную войну. За что, во имя чего, ради какой цели идет текущая война, Егор предпочитал не знать, просто и честно выполняя свои контрактные обязательства. Явно требуя единственного – оговоренной оплаты, а тайно – нового боевого опыта, жадно его впитывая.
Наемник. Так называлась эта профессия. Иногда более мягко таких, как он, называли профессиональными военными, но сути это не меняло - наемник он и есть наемник. Официальные власти всех стран наемников очень не любили, с ними боролись и объявляли вне закона, неофициальные же, напротив, стремились прибегнуть к их услугам, что бы стать официальными и тоже начать их не любить. Но, так или иначе, данная профессия была широко востребована в определенных сферах, и ее представители подолгу без работы не сидели. Хотя собственную занятость и не афишировали.
К тридцати годам Егор имел определенный статус в данных кругах, командовал подразделением из пятидесяти человек, стрелял из всего, что может стрелять, умел водить все, что имело гусеницы или колеса, и даже умел летать на некоторых типах вертолетов и легкомоторных самолетов. Это не считая просто потрясающей физической подготовки: стокилометровое расстояние по пересеченной местности он покрывал в среднем за пятнадцать часов, после чего не падал трупом, а был готов стрелять и принимать судьбоносные решения. Того же требовал и от бойцов своего подразделения.
Все время ему сопутствовала удача: самое серьезное ранение, которым он сподобился обзавестись, – это пулевая рана бедра, чуть-чуть беспокоившая только к непогоде или после сильного переутомления. Хотя мелких шрамов на его теле было множество. А ближе к тридцатипятилетнему юбилею удача позаботилась и о его пенсионном обеспечении, приведя с собой финансовую фортуну, которая пришла к нему как обычно – в бою.
Проведя казавшуюся заурядной операцию по уничтожению полевого штаба неприятеля в африканской стране, которая никак не могла определиться с легитимностью собственного правительства, Егор совершенно случайно обнаружил одну из первопричин этой гражданской войны. Необработанные, весьма крупные алмазы, как потом выяснилось, с местных же рудников. Причем целый увесистый мешок. Все было как в русской народной сказке: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце и так далее. В данном же случае алмазы были в мешке, мешок в оружейном ящике, ящик в большом металлическом канцелярском шкафу, шкаф в комнате, а комната в здании, которое обороняли особенно рьяно. Именно это и насторожило Егора, потому что данное здание штабом не было, а визуально выглядело как заурядная хозяйственная постройка.
Так как каких-либо приказов и распоряжений на счет драгоценных камней Егор не получал, то он вполне резонно рассудил, что это справедливая боевая добыча его и его подразделения. Камушки были поделены, и служба у Егора кончилась. Но спокойная жизнь богатого человека тоже не удалась – скука, вот что его постоянно подтачивало.
- Так, - сказал он вслух сам себе, - чем же сегодня заняться? Тир? Спортзал? Пьянство?
Егор окинул взглядом комнату и уперся в монитор компьютера.
- Ладно, - продолжил он разговор с самим собой, - почту пока проверю, а там посмотрим. Может, письмо от Эдика насчет яхты пришло.
Сообщения от своего нового товарища Егор давно ждал. Должно было прийти приглашение на кругосветную регату под парусами на новом катамаране Эдуарда, который со дня на день планировалось спустить на воду на одной из верфей сытой южной приморской страны. Но именно этого письма не было, а было другое…
Егор вперился в экран монитора, силясь понять, шутка ли это неизвестного юмориста, розыгрыш товарищей по оружию, серьезное предложение, провокация каких-либо правоохранительных органов или еще что-то. Сообщение гласило:
«Уважаемый Егор (к сожалению, нам неизвестно Ваше отчество)! Наша организация заинтересована в ваших профессиональных навыках и способностях. Также нам известно, что в данный момент Вы не связаны никакими контрактными обязательствами. В связи с чем мы можем Вам предложить разовый контракт по Вашей основной специальности. Оплата гарантированно высокая, 50 процентов в случае согласия и 50 процентов в момент завершения контракта, вне зависимости от времени, затраченного на его выполнение. В случае Вашей заинтересованности просто ответьте на это письмо, если же предложение Вас не заинтересовало, удалите его. С уважением, Л.».
Кто такой Л. Егор не знал и представить себе не мог, но интуиция, как правило, предупреждающая его о всяких засадах и подставах, молчала. Из чего он сделал вывод, что непосредственной угрозы в письме нет. Но вот что бы все это значило? Эту его «гражданскую» электронную почту никто из прежнего окружения не знал, а из нового окружения никто не догадывался о прошлом Егора, чтобы так пошутить. Не сходилось что-то. Но в любом случае это было хоть какое-то действие, развеивающее липкую скуку, и Егор, не столько думая, сколько руководствуясь сиюминутным порывом, быстро набрал на клавиатуре «Да» и нажал на кнопку «Отправить».
Ответ пришел тут же, что тоже несколько его озадачило. Складывалось впечатление, что на том конце провода только и ждали его волеизъявления, а текст ответа даже не набирали, а просто отослали заранее заготовленный. Ему предлагалось через пару часов прибыть в офис, расположенный в одном из крупных бизнес-центров для личного знакомства, введения в курс дела и принятия окончательного решения. Такой прыти от возможных нанимателей Егору раньше видеть не доводилось, что заинтриговало его еще больше.
Хоть на это письмо от него ответа никто не ждал, он, тем не менее, ответил «Хорошо» и стал собираться. Толстый керамический нож с кастетной рукояткой занял свое привычное место в специальном чехле на правом предплечье, а больше никакого оружия Егор решил с собой не брать, справедливо полагая, что минуя металлоискатель внутрь здания проникнуть не получится. По крайней мере, привычным для гражданских способом.
02
- Здравствуйте Егор, проходите, присаживайтесь. Чай? Кофе? Какие-то особые пожелания? - выпалил одной фразой, не меняя интонации, хозяин кабинета.
Вообще Егор был хороший физиономист, но в данном случае о конкретном возможном работодателе он сказать ничего определенного не мог. Абсолютно серая и незапоминающаяся внешность, более похожая на фоторобот из полицейских сводок, чем на реального человека.
- Нет, спасибо, – ответил он, располагаясь в удобном кресле, - я не против перейти сразу к делу.
- Хорошо, к делу, так к делу. – Хозяин кабинета, казалось, ничуть не смутился и уселся в свое кресло. - Итак, - продолжил он, - нам нужны ваши навыки, и мы готовы их купить.
- А кому это – нам? – Егор предпочитал полную ясность.
- Нам – это нам. Прежде чем я по существу отвечу, позвольте я один приборчик включу.
И, не дожидаясь ответа, он, нырнув под стол, вытащил оттуда нечто, больше похожее на лётную рацию тридцатых годов, чем на какой-то современный прибор. С хромированными тумблерами и аналоговыми шкалами приборов.
- Что это? – напрягся Егор.
- Долго объяснять, но поверьте, никакого вреда Вам это не причинит, - работодатель говорил как бы между делом, полностью предавшись настройке прибора, - ни физического, ни какого иного.
Егор рассматривал это устройство, и чем дольше он на него смотрел, тем меньше беспокойства оно вызывало.
«Наверное, какая-то штука для противодействия прослушке. Оно и понятно, учитывая, чем этот парень занимается», - думал он.
В любом случае ничего угрожающего в приборе не было.
- Итак, - хозяин кабинета закончил настройку и переключил свое внимание на гостя, - меня зовут, м-м-м… пусть будет Лаврентий. И я предлагаю вам выполнить одну тайную миссию. За отличное вознаграждение, естественно.
- Поконкретнее, пожалуйста.
- Ну, давайте поконкретнее. Надо в составе малочисленного отряда из нескольких человек прибыть в одно место и устроить там диверсию. Взорвать кое-что. А потом другое кое-что добыть и доставить. Или в обратной последовательности – это неважно.
- Не слишком ли много для начала разговора всяких «одних мест» и «кое-чего»? Я привык оперировать поставленными задачами, а не недомолвками.
Лаврентий бегло взглянул на прибор и, удовлетворившись его показаниями, перевел взгляд на гостя.
- Так вы же еще не согласились, как я могу выдавать более детальную информацию? А, впрочем, ладно.
Он выдержал некоторую паузу, то ли подбирая слова, то ли фильтруя в голове, что сказать, а что нет.
- Я явлюсь представителем рекрутингового агентства. Неземного. На этой планете я пребываю по поручению своего клиента. Мне поручено подобрать небольшую команду профессионалов, которые способны без поддержки извне выполнить диверсионную задачу, добыть один предмет и с этим предметом покинуть плацдарм операции.
Егор слушал это как само собой разумеющееся, и «неземное рекрутинговое агентство» слух совсем не резануло, хотя про себя это он отметил.
- Извините, любезный, - небрежно сказал он, - а давно Земля контактирует с инопланетными цивилизациями?
- Земля и не контактирует, - не заметив сарказма, то ли демонстративно, то ли на самом деле, ответил Лаврентий, - это с Землей контактируют. Но не отвлекайтесь.
Он бросил взгляд на прибор, чуть подкрутил какую-то ручку и продолжил:
- Так вот, коридор на вход и на выход вам обеспечат, но в процессе миссии – полная автономность. Не будет ни то, что поддержки, но и связи. Специфика планеты.
03
- Кто командует операцией и формирует команду? Сколько человек, и кто эти люди? Мне нужно знать, с кем работать.
- Я рекомендовал заказчику назначить полевым командиром вас, если вы не против, конечно. В таком случае именно вам и формировать команду. Лучше из предложенных мной кандидатур, естественно.
Лаврентий бросил беглый взгляд на Егора, словно желая убедиться, серьезно ли он относится к разговору или просто решил подыграть в этой непонятной пока ему игре. Судя по всему, увиденное его удовлетворило. Он открыл ящик стола, достал оттуда несколько листов, скрепленных между собой, и протянул собеседнику.
- Вот, посмотрите краткую спецификацию места проведения операции.
Егор взял протянутые документы и углубился в чтение. Прочитав, он положил их на стол и посмотрел на хозяина кабинета.
- А скажите, вы правда считаете, что я, профессиональный военный, который больше делать ничего не умеет и, что существенно важнее, не хочет, должен был вникнуть в суть всего вот этого? - Егор постучал пальцем по лежащим на столе листам спецификации. - Можно своими словами? А то там половина терминологии мне вообще непонятна.
- Извините, но в данном виде информация предоставлена заказчиком, – Лаврентий как-то по-домашнему развел руками, - но я хорошо ориентируюсь в этой теме и могу объяснить именно «своими словами», так как планета, о которой мы говорим, в моем мире почти легенда, сродни вашему бермудскому треугольнику.
Он откинулся в кресле назад, закинул руки за голову и продолжил:
- Называется эта планета Экватор, по крайней мере, именно так на ваш язык можно перевести ее название. Она довольно… странная: вращается вокруг своей звезды примерно так же, как ваша Луна вращается вокруг Земли. То есть повернута к светилу всегда одной стороной. Отсюда вечная ночь и зима на одной стороне планеты и вечный день и лето на другой. Причем день таков, что ведро воды испарится минуты за две, а на ночной стороне это же ведро промерзнет насквозь секунд за пятнадцать. Белковые кислорододышащие существа способны жить только на узкой полосе сумеречной зоны, шириной примерно километров сто. На Экваторе, а точнее, в сумеречном поясе Экватора, ибо о планете в целом говорить бессмысленно, нет океанов, морей, рек или еще каких-то больших скоплений воды – только степь с низкорослым кустарниковым подлеском. Но при этом множество мелких озер и ручьев. Из-за того, что одна сторона планеты постоянно греется, а другая постоянно остывает, атмосфера в районе сумеречной зоны представляет собой непрогнозируемый кошмар, где с интервалом в пару минут полное безветрие может смениться горячим самумом, вслед за которым тут же придет ледяной ураган с метелью.
Лаврентий сделал паузу, посмотрев на реакцию Егора. Тот сидел и внимательно слушал, как будто с подобными задачами ему приходилось сталкиваться регулярно. Хозяин кабинета стал рассказывать дальше:
- Но, как вы, безусловно, поняли, не изучение климата является целью данной экспедиции. С климатом как раз все ясно. А неясно с тем, кто или что живет сейчас на этой планете…
Он выдержал почти театральную паузу, призванную сакцентировать внимание слушателя на данной части рассказа.
- Дело в том, что, кроме некоторых неразумных форм жизни, живущих в сумеречном поясе Экватора, других существ на планете не было. Тем более разумных. На нее совершались неоднократные высадки различных экспедиций, которые, отработав запланированную программу, спокойно возвращались обратно. Хотя и здесь надо отметить, что с собой они привозили больше вопросов, чем ответов, ибо планета когда-то давно была заселена могучей расой, которая исчезла в неизвестном направлении, не оставив после себя практически ничего.
Но однажды на большой эллипсоидной орбите этой планеты одна из возвращающихся экспедиций обнаружила некий артефакт. Что это такое, точно по сей день неизвестно, есть только описания и кое-какие характеристики этого предмета, проведшего в космосе, по всей видимости, не один миллион экваториальных лет. Артефакт, предварительно изучив на предмет радиации и прочих опасных излучений, взяли на борт исследовательского дальномагистральника. А через полчаса шлюп рухнул на Экватор, успев сообщить, что компьютер корабля перехватил управление и больше не подчиняется экипажу. От себя скажу, что подобного быть не может в принципе, ибо на дальномагистральных шлюпах этого класса мощности ЦК (центрального компьютера) не хватит не только на то, чтобы перехватить управление, но и на расчет курса без участия экипажа. Не может же ваша электробритва перехватить управление и самостоятельно вас побрить, не так, как Вы желаете!
Егор приподнял со стола руку, глядя в глаза представителя-нанимателя, прося слова, как в школе. Лаврентий, замолчав, кивнул.
- А в таком случае с чего вы взяли, что это был именно артефакт? Как я понял, мне именно за ним предлагают сходить?
- Да, за ним. А решили, потому, что он явно искусственного происхождения, и, не будучи артефактом, он не мог бы совмещать в себе столько несовместимых характеристик. Например, он и металл, и неметалл одновременно. Или он фактически сверхлёгок при достаточно большой расчетной массе. Много еще чего, но поверьте – это артефакт. Скорее всего, предмет принадлежал исчезнувшей расе Экватора: недаром он по удаленной орбите этой планеты крутился. Но мы отвлеклись на частности, давайте я пока введу вас в курс дела более широко
- Подождите, подождите, - чуть резко перебил его Егор, - не хотите же вы сказать, что корабль рухнул четко в сумеречную зону? Я хоть и не специалист в этих вопросах, но подобное совпадение, мягко говоря, странно…
- Именно это и хочу сказать, а иначе услуги вам подобных точно не потребовались бы. Я повторюсь: вне сумеречного пояса не выжить. И, да – это еще одна странность, ведь расчетно он должен был упасть совсем в другое место.
04
Перед воротами остановилась машина с шашечками на бортах, с пассажирского места встал такой здоровяк, что было непонятно, как он до этого помещался в автомобиле.
- Бульдозер! - Егор распростер руки. - Сколько лет, сколько зим! Проходи, не задерживайся!
Здоровяк кивнул водителю, отпуская такси, и шагнул навстречу Егору, заключая его в объятья.
- Ага, - прогудел он, ставя его на землю, - но там, где я был, никаких зим нет, только лето – не люблю, когда холодно.
- Знаю, знаю: ты с крайнего заработка виллу на Сейшилах прикупил - ребята говорили. И как жизнь в раю?
Бульдозер вздохнул.
- Как, как – скучно. Оказалось, что мулатки, солнце, океан и прочие радости жизни могут очень быстро надоесть при прочем ничегонеделании. А сам как?
- Такая же ерунда. Не умеет наш брат жить в скуке и достатке – с какого-то момента до зарезу хочется действия, адреналина и опасности. И я тебе могу сейчас предложить именно это. Пошли в дом.
Они вошли в то, что Егор назвал домом, но по сути это была большая бытовка, где все удобства исчерпывались дизель-генератором и печкой-буржуйкой. Ее привезли в заброшенный пионерский лагерь, который находился далеко от посторонних глаз, в окружении десятка давным-давно умерших деревень. И Егором он был выбран временной базой подготовки к миссии именно поэтому.
Войдя внутрь, Егор по-хозяйски уселся на грубую лавку, жестом приглашая гостя последовать его примеру, и щелкнул тумблером устройства, напоминающего своим видом старую военную лётную рацию.
- Что это? – спросил бульдозер, усаживаясь напротив.
- А, - махнул рукой Егор, - подарок заказчика – раззомбатор, наверное, так его правильнее всего назвать. С ним в разы проще в курс дела вводить.
- Что? – Бульдозер вытянул в удивлении лицо.
- Понимаешь, если я лет семь назад сказал бы тебе, что плащ-невидимка существует, ты бы мне что ответил? Правильно, что я головой совсем потек или что-то в этом духе. И под руководством такого командира в бой бы точно не пошел - неизвестно, куда псих завести может. А помнишь японский спецназ, с которым нам в Индонезии схлестнуться пришлось? Нафаршированный электроникой маскхалат с тысячей микрокамер и микромониторов по всей поверхности, передающий противоположно расположенную картинку, - чем не плащ-невидимка? Денег стоит, правда, как чугунный мост, но функцию свою же выполняет: одетого в такую штуку спецназовца только по неуловимому движению заметить можно было. Или тепловизором.
Бульдозер молча кивнул.
- Или ту хрень в кузове старого пикапа вспомни, которую мы в ближневосточной кампании захватили. Передвижная рельсовая пушка, способная керамической болванкой пробивать шестиметровый бутерброд из стали и бетона. Или, при наличии соответствующей аппаратуры наведения, спутники на орбите сбивать. А ведь официально считается, что в силу огромной энергоемкости эта штука портативной быть не может.
- Босс, это ты к чему? – подал наконец голос Бульдозер. – Я всего лишь насчет этого антиквариата спросил.
Он кивнул на стоящее на столе устройство, выглядящее и правда не очень-то современно.
- Я тебе и говорю – раззомбатор. Прибор, позволяющий достучаться до тебя через эфемерные стены догматов, забивающие твой мозг всякими «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». То есть, если ты чего-то не знаешь, то не будешь утверждать, что это невозможно, а так и скажешь – не знаю. Другими словами, псевдоконстанта «этого не может быть, потому что не может быть в принципе» не работает рядом с этим прибором, если он включен.
- Все понятно. И что же за предложение, если его надо формулировать при помощи такой вот штуки?
- Есть работа по нашему с тобой профилю, - Егор бросил короткий взгляд на собеседника, - не на Земле.
05
- А ты знаешь, босс, а я ведь теперь новости по ящику смотреть не могу – воротит!
Бульдозер сосредоточенно полировал свой тесак, размышляя вслух. Слушатель в лице Егора был ему не особенно-то нужен. Егор поэтому и не счел нужным реагировать, ибо прекрасно понимал, что имеет ввиду его шкафоподобный приятель.
- Противно, - продолжил Бульдозер постучав ногтем большого пальца по лезвию и принявшись полировать дальше, - неужели никто всего этого бреда не замечает?
- Замечает, замечает. – В дверях стоял низкорослый худощавый парень и улыбался. – Привет служивые!
- Овод!
Спустя секунду визитер утонул в объятьях Бульдозера.
- Отпусти, громила!
Были видны только ноги вновь прибывшего, обутые в армейские берцы, болтающиеся в воздухе. Он был как минимум вдвое мельче своего товарища по оружию.
- Отпусти, слонопотам, тебе говорю, ребра мне сломаешь, и останусь я без экскурсии!
- Овод! Сколько лет, сколько зим! – Бульдозер радовался как ребенок. – Я даже не рассчитывал, что ты к нам присоединишься!
- Что это вдруг? Не вижу причин не тряхнуть стариной. Привет, босс! – проговорил гость, наконец-то освобождаясь от объятий своего товарища по оружию.
- Привет, привет Овод. Я тебя только завтра ждал, – Егор без лишнего панибратства протянул руку, - чего так рано?
- А что дома сидеть? Дела быстренько свернул, машинку захватил, и сюда.
06.
- Мы еще кого-то ждем? – Овод ласково, с нежностью собирал свою новую «игрушку» со специфическим названием «Винторез». Снайперская винтовка буквально на глазах принимала законченный вид.
- Ждем. - Егор налил в старый электрический чайник воды из ведра и щелкнул выключателем. Лампочка под потолком сразу потускнела, а рокот дизель-генератора за стеной стал натужным. – Только вот дождемся ли? Времени осталось не так много. Бульдозер, сходи за водой. Тут недалеко, за забором, колодец есть. И фонарь возьми, чтобы ноги не переломать - ночь как-никак на дворе.
- Босс, может, скажешь, кто из парней придет? – протяжным голосом спросил здоровяк, подхватывая пустое ведро.
Егор не успел ничего ответить. Снаружи сухо протрещала автоматная очередь. Стреляли совсем рядом. Резко вскочив, он едва не опрокинул чайник. Рука привычно метнулась к кобуре, отработанным годами движением выхватывая «Грача».
- Что за фигня? – Овод за долю секунды дособирал свой «Винторез», вставил обойму, передернул затвор. – Босс, что происходит?
- Пока не знаю, - тихо проговорил Егор, снимая пистолет с предохранителя.
Бульдозер замер возле двери, продолжая сжимать одной рукой ручку ведра, а во второй у него сверкнуло лезвие тесака. Тяжелое дыхание говорило о том, что здоровяк нервничал.
В следующую секунду Егор щелкнул выключателем, гася единственную лампочку, и помещение сразу погрузилось во тьму.
- Выходим на счет «три». Готовы?
- Так точно.
Дверь распахнулась, и две тени неслышно скользнули в предрассветные сумерки. Третья огромная фигура большим медведем вывалилась следом.
- Откуда были выстрелы? – едва слышно спросил Егор – и вдруг почувствовал, как неожиданно терпкий и наждачно-влажный воздух обжег горло. Он закрыл рот ладонью, чтобы сдержать кашель.
- Назад! – только и смог просипеть он, рывком затаскивая дергавшегося Овода обратно в дом. Бульдозера рядом не было, но за здоровяка Егор не особо беспокоился. Тот имел потрясающую способность выбираться из казалось бы совсем безвыходных ситуаций.
- Ты видел небо, босс? - сквозь свистящий кашель проговорил Овод. – Это небо… Оно полыхает…
- И лагерь исчез вместе с лесом, - тяжело дыша добавил Егор. – Это уже не Земля. Профессионально работают ребята, без лишних формальностей и предупреждений.
Чужой влажный воздух перестал казаться жгучим и вязким. Похоже, верным было утверждение, что человек еще та скотинка, которая привыкает моментально практически ко всему. Может быть, именно поэтому заказчик и выбрал для выполнения операции наемников с Земли.
В дверном проеме неожиданно возникли две человеческие фигуры. Та, что была похожа на двустворчатый шкаф, почти несла под мышкой вторую, менее выдающуюся.
- Так не годится, босс, - с обидой в голосе заявил Бульдозер, сгружая на пол живую ношу. Следом звякнул автомат. – Я его едва не завалил. Хорошие же у тебя сюрпризы…
- Дверь… Дверь закройте! - послышался сдавленный голос. – Быстрее же.
Бульдозер захлопнул дверь, и помещение сразу погрузилось во тьму. Окон в бытовке предусмотрено не было.
- Гвоздь, ты, что ли? – Овод щелкнул выключателем, но лампочка не зажглась. Почти полная тишина возвещала о том, что дизель остановился. – Это ты его позвал, босс? Какого черта…
- Я позвал, - жестко произнес Егор, нащупывая лежавший поверх одного из вещмешков фонарь. – Есть возражения?
- Тебе, конечно, виднее, босс, - неуверенно начал Бульдозер. – Но после того, что он устроил в Хошимине… Из-за какой-то бабы так парней подставил…
Егор включил фонарь, и яркий луч света высветил недовольные сморщенные лица. После чего проговорил:
- Согласен, порой его хочется вбить в землю по самые ноздри. Да, он чирей на солдатской заднице. Но, черт возьми, я не знаю никого, кто бы так интуитивно и мастерски ориентировался в незнакомой местности. Такой человек просто необходим в этой операции.
- Спасибо, что втянул меня в очередное дерьмо, хоть и хорошо оплачиваемое, - отозвался Гвоздь. Егор еще раз осветил его фонариком и заметил, что тот был весь перемазан чем-то белым. – Кто-нибудь наконец объяснит, что за хрень здесь творится? Почему мне едва не отрезали голову? И за какие грехи?
- Сначала дизель запусти, умник, - донесся раздраженный голос Овода. – Ты же в них разбираешься? А потом мы все тебе расскажем. Только вряд ли это тебе понравится.
07
- Итак, что мы имеем? – Егор достал большой, литров на сто пластиковый контейнер, который ему передал представитель заказчика. Электронный замок был запрограммирован на отпечатки пальцев наемника, и как только тот положил сверху ладонь, раздался громкий щелчок скрытых замков. Внутри Егор обнаружил весьма странные и не менее интересные предметы. На каждом из них имелась заметная наклейка с привычными глазу арабскими цифрами. Под номером один шел тонкий металлический планшет, который при прикосновении сразу включился. На экране возникло знакомое лицо Лаврентия.
- Вы правильно поняли, - донесся из крохотных динамиков его слегка квакающий голос. – Все предметы в контейнере пронумерованы для вашего удобства. Это минимальный набор вспомогательных средств, который мы смогли свободно предоставить. Когда кончится эта запись, планшет перейдет в режим поисковика и автоматически настроится на сигнал упавшего корабля. Если переход прошел без ошибок, то от вас до объекта около десяти километров. В контейнере, предмет под номером два, - комплект инъекций. Местная микрофлора весьма агрессивна, и не хотелось бы срыва операции из-за отсутствия у вас иммунитета к ней. Легкие защитные костюмы, способные уберечь от неожиданных перепадов температуры и прочих неблагоприятных факторов, пронумерованы тройками. Это все. По окончании операции возвращайтесь в капсулу - бытовку по-вашему, - тем самым вы запустите программу переноса. Но хочу предупредить: без Артефакта этого не случится. Уйти с планеты сможете только с ним. Удачи.
Лицо Лаврентия исчезло с экрана, сменившись темно-зеленым фоном, на котором спустя несколько секунд появилась жирная мигающая белая точка. Под ней указывались координаты.
- Вот гады, - выругался Гвоздь, распаковывая пачку с инъекторами. – Все пути обрубили. А если на самом деле нет никакого Артефакта?
- На вот. - Егор протянул ему планшет. – Это по твоей части. Заодно и узнаешь, есть там что или нет. Пятнадцать минут на сборы, проверку оружия и снаряжения. Затем выдвигаемся. И, это… Бульдозер, вколи себе двойную дозу химии. С твоими габаритами лишним не будет. Давайте, парни. Быстро сделаем, вернемся с деньгами и стоящими воспоминаниями.
08
Небо действительно полыхало. Но это скорее походило на невероятное по своей зрелищности северное сияние. Призрачный холодный огонь переливался замысловатыми волнами, и казалось, будто все тени вокруг живые. Мир, кишащий темными эфемерными тварями, которые готовы в любой момент наброситься на незваных гостей и поглотить их. И самое неприятное, среди этого хаоса невозможно было разглядеть настоящую опасность. Кромешный ад для профессионального солдата.
Бегло осмотрев местность, Егор с удивлением отметил, что их бытовка не одна перенеслась, а с довольно увесистым балластом. Немаленький по размерам участок земли, включающий в себя фрагмент забора, три старых ели и пару осин. И уже потом он заметил выглядывающий из-за бытовки добротный кусок лагерного сарая. Гнилые доски словно срезали острым лезвием. Тоже можно было сказать и о дорогущей «Валькирии» Гвоздя, передняя половина которой лежала у забора. При виде искалеченного мотоцикла Егора даже передернуло. Он со всей остротой осознал, как Гвоздю повезло, что тот остался в живых. Хотя можно ли назвать это везением?
Чужая земля оказалась сухой, как порох, и под ногами неприятно хрустела. Тонкие стебли какой-то рыжей растительности, похожей на торчащие вверх змеиные языки, едва доходили до колен, и как только к ним прикасались, тут же сворачивались в плотную «улитку». Егор вспомнил, что подобные свойства имели и некоторые субтропические растения, которые на время муссонов сворачивали листья. А ведь Лаврентий говорил про здешнюю резкую смену температур и прочие жуткие природные катаклизмы. Но безветрие расслабляло, и не хотелось думать о плохом. Вдруг обойдется?
Защитные костюмы делали людей похожими на каких-то фантастических киборгов. В утолщениях на плечах располагались непонятные сложные приборы, скорее всего, фильтрующие воздух. За счет них шея практически скрывалась, напоминая экипировку игроков в регби. Сама ткань костюмов была покрыта мелкими, но невероятно прочными зеркальными чешуйками, плотно прилегающими друг к другу, делая этот наряд отдаленно похожим на древнюю кольчугу. Голову закрывал похожий на каплю ртути вытянутый шлем, плавно переходящий в слоновий хобот, который тянулся к груди, раздваивался, а затем трубки уходили в плечевые утолщения. Даже при беглом рассмотрении бросалось в глаза наличие на перчатках одного лишнего пальца. Видимо, у тех, для кого разрабатывались эти костюмы, большие пальцы на руках были сдвоенными. Кроме того, радиоволны портативных передатчиков совершенно не проходили наружу, и от стандартных средств связи пришлось отказаться. Однако Гвоздь каким-то образом разобрался со встроенным в шлем инопланетным аналогом, и это оказалось ничем не хуже. Стоило только подумать о предполагаемом собеседнике, как между ними появлялся направленный канал. Подобным образом можно было подключать и остальных.
Но вполне земное оружие и вещмешки за плечами все-таки не давали забыть, что под сверкающей оболочкой скрываются люди. Чего только стоил Бульдозер, на котором костюм едва ли не трещал по несуществующим швам. В его ручищах увесистая «Гроза» казалась не тяжелее «Вереска», а серо-камуфлированный вещмешок уродливым наростом прилип к сверкающей хромом широченной спине. Чуть выше него открывались в такт дыханию две жаберные щели.
- Гвоздь, ты засек направление? – Егор посмотрел на идущего впереди товарища по оружию.
- Если верить планшету, объект на одиннадцать часов, на расстоянии семи с половиной километров. - Тот обернулся, демонстрируя прибор. – Полтора часа ходу. Если, конечно, не случится какой-нибудь фигни. Скажи, командир, а тачку твои заказчики не могли предоставить?
- Скажи спасибо, что вообще что-то дали, - Егор слегка толкнул Гвоздя в спину, заставляя его ускорить шаг. – В контракте допоборудование с их стороны вообще не предусматривалось. Так что костюмы, инъекции и прочие атрибуты – чисто благородный жест.
Гвоздь вновь обернулся.
- Им ведь самим выгоден успех операции,.
- Иди вперед, умник, - рыкнул на него Егор. – Хватит уже вертеться, - и только мгновением позже осознал, какую глупость сморозил, совсем забыв про особенности чужой системы связи. Но Гвоздь, руководствуясь субординацией, не стал упрекать.
- Похоже, у нас проблемы, босс, - ворвался в шлем встревоженный голос Овода. – Небо на три часа.
Егор повернул голову и на мгновение замер, всматриваясь в нечто огромное, черной тенью закрывшее часть объятого сполохами небосвода. Это могло быть все что угодно, от гигантской тучи до естественного спутника планеты. Но чутье заставляло готовиться к худшему.
- Вы ощущаете дрожь? – спросил Бульдозер. Он не слышал Овода и еще не видел опасности. Однако тоже почувствовал тревогу. – Земля под ногами дрожит. Что происходит, босс?
Земля действительно дрожала. И с каждым мгновением все сильнее.
- Давайте назад! – заорал Гвоздь, размахивая планшетом. – Еще успеем вернуться в бытовку!
- Стоять! – рявкнул Егор, обводя взглядом всех членов группы. – Без приказа никто не двинется! Понятно?!
- Ты нас всех угробишь! – не унимался Гвоздь. – Подохнем к чертовой матери! Все подохнем!
- Я вас когда-нибудь подводил? – спокойно спросил Егор. Бульдозер и Овод синхронно замотали спаренными «хоботами». - Так что доверьтесь мне и в этот раз. Назад нам пустыми лучше не возвращаться, поверьте.
- Упрямые ослы, - фыркнул Гвоздь. И тут же получил от Бульдозера легкий, но вполне ощутимый пинок. – Самоубийцы!
Егор глянул вверх и ощутил, как внутри него прокатилась давно забытая волна холода. Черная тень затянула собой уже треть небосвода и неумолимо приближалась. Первый порыв ветра был не такой сильный, словно предупреждение о грозящем катаклизме. Растительность вокруг нехотя сворачивалась в тугие клубки, прижимаясь ближе к почве. И процесс этот шел волной со стороны надвигающейся опасности.
Надо было что-то делать. И делать быстро.
Решение пришло само собой.
- Помоги мне, - быстро бросил Егор, глядя на Бульдозера. Затем подскочил к Гвоздю и подсечкой сбил того с ног. Здоровяк навалился на парня всем телом, не давая пошевелиться. И делал это, видимо, с удовольствием.
Егор притянул руку Гвоздя к одному из растений, и то быстро свернулось, при этом обвившись вокруг его запястья. Подергав живые путы, он убедился в их прочности. Затем повторил то же самое с другой рукой и ногами.
- Пустите, сволочи! – Гвоздь орал и извивался. – Какого хрена вы творите!? Это произвол!
- Зачем все это? – Бульдозер с сомнением посмотрел на командира.
- Для безопасности, - пояснил Егор, садясь на землю. Тугие стебли надежно обвились вокруг его лодыжек. – Делай так же, если не хочешь летать. Овод, это и тебя касается. Насколько я понимаю, на нас идет песчаная буря. Или что-то подобное. Костюмы-то защитят от песка и пыли, но на ногах мы вряд ли устоим. А так будет шанс уцелеть.
- Ух, не нравится мне эта затея, - проворчал Бульдозер, нехотя ложась на землю. Он перекатился на бок, цепляя сразу десяток стеблей. Те быстро свернулись, фиксируя ноги здоровяка. В руках он продолжал сжимать свою «Грозу». – Не выдержим без укрытия.
- Выбора нет. - Егор откинулся на спину. – У тебя есть другое решение?
Бульдозер не ответил.
Овод не стал задавать лишних вопросов и упал в самый последний момент, когда уже почти все растения свернулись. Теперь поверхность планеты напоминала густо усыпанный причудливыми рыжими раковинами пляж. И четыре сверкающие фигуры лежали на нем, словно выброшенные на берег странные морские животные.
Егор успел заметить, как мимо него проскочила пара похожих на варанов существ, имеющих по шесть длинных тонких ног и пестрые спинные гребни. Двигались они длинными синхронными прыжками. Гребни при этом распрямлялись, действуя на манер стабилизаторов. Одно из созданий на миг остановилось, глядя на человека блестящими бусинками глаз. Еще секунда, и существо исчезло. А спустя минуту мир накрыло гигантское облако пепла.
09
Все оказалось не так уж плохо. Никто не пострадал. Единственным неприятным моментом оказалась потеря Оводом своего «Винтореза». Он неплохо его закрепил, но чудовищный порыв ветра просто сорвал его, играючи сломав карабин крепления ремня.
- Что ты здесь ищешь? - Егор посмотрел на Овода, копошащегося в толстом слое черных хлопьев пепла. Вся видимая поверхность планеты теперь представляла собой гигантское пепелище. - Ищи километрах в пятидесяти отсюда, не меньше.
Овод поднялся. Лица его Егор сквозь шлем не видел, но чувствовал подавленность товарища. Еще бы, потерять любимую винтовку. Почти что пережить смерть близкого друга.
- Все в порядке, босс, - ответил он тихо. – В бою всякое случается. Ерунда.
Егор сочувствующе похлопал Овода по плечу, вспоминая откуда взялось его боевое имя - Овод. К насекомым прозвище не имело никакого отношения: Овод - Один Выстрел Одна Дырка, аббревиатура, и выстрел именно из «Винтореза». Подумав, что данная потеря может оказаться куда серьезнее, чем думалось вначале, он подошел к сидящему в стороне Гвоздю. Присел рядом.
- В следующий раз пристрелю и даже глазом не моргну. Неподчинение командиру, паника во время боевой операции… Ты совсем, что ли, страх потерял?
- Я ведь тебе еще тогда говорил. - Гвоздь повернул голову к Егору. – У меня проблемы сугубо личного характера. Ну, я с самого начала не хотел во всем этом участвовать.
- Ладно, не дрейфь. - Егор встал. – Отдай автомат Оводу. Ты нам сейчас с планшетом нужнее. Он, если что, прикроет.
- Не могу я без оружия, - заартачился Гвоздь, стиснув изрядно потертый М-4.
- У тебя ведь дедов ТТ всегда с собой, - напомнил ему Егор. – Так что выполняй. Живо!
На этот раз Гвоздь спорить не стал, и нехотя передал автомат Оводу. Затем достал планшет.
- Ну, сколько еще до объекта? – Егор глянул на покрытый слоем черной пыли экран. Белая точка по-прежнему пульсировала в его верхней части.
- Километров пять осталось. Думаю, вон за той возвышенностью, - Гвоздь указал рукой куда-то в сторону горизонта, - его можно будет уже наблюдать.
- Ну, тогда чего стоим? Ждем следующей бури?
010
Это была самая огромная борозда, какую Егору приходилось в своей жизни видеть. Вывернутая наизнанку земля возвышалась неровным гребнем на высоту двухэтажного дома, а дальше начинался настоящий каньон. Идеально ровной линией он уходил до самого горизонта в одну сторону, а с другой неожиданно обрывался. Но то место, где по всем законам должен был лежать упавший корабль, пустовало. Ни обломков, ни еще каких-либо следов, указывающих на разрушение оного, тоже не наблюдалось.
- Мистика, - пробормотал Гвоздь, указывая на мигающую во весь экран планшета белую точку. – Так разве бывает?
- Плащ-невидимка, - посмотрев на товарищей, уверенно произнес Егор. – Большой плащ. Просто огромнейший плащ. Это самая идеальная из виденных мной маскировок. Куда тут японцам…
- Думаешь, его замаскировали, босс? – недоверчиво спросил Бульдозер.
- Есть только один способ узнать, - ответил Егор. – Идем незаметно. Если что, уходим под прикрытие насыпи. Открывать огонь только в крайнем случае. Все ясно? Тогда вперед.
Гвоздь, шедший впереди, вдруг резко остановился и предупреждающе поднял вверх руку. Егор подошел к нему, посмотрел в указанном направлении и остолбенел.
Метрах в двухстах от них, на краю котлована, приютилась до боли знакомая бытовка. Рядом с ней на пятачке пожелтевшей от воздействия чужой атмосферы травы выгнулся лишенный опорных столбов кусок забора. Чуть позади - несколько зачахших деревьев и груда досок от старого сарая. Половинка «Валькирии» тоже лежала на своем месте.
Но заставило Егора почувствовать ледяное прикосновение страха отнюдь не это видение. Нет, он уже давно перестал чего или кого-либо бояться. Люди – они в принципе все одинаковые и в меру предсказуемые. Любого, даже самого хитрого противника, так или иначе возможно переиграть. Это он понял еще в детдоме. Он любил азарт, уважал сильного соперника, иногда признавая его превосходство. Он с кулаками отстаивал право на жизнь в том обществе, где обитал. Под одной крышей с двумя сотнями голодных и оборванных мальчишек и девчонок. Став постарше, он узнал, что такое первая настоящая дружба и первая искренняя любовь. А с ними и первый отчаянный страх их потерять... Это был страх, проникший глубоко в сердце и поселившийся в нем навсегда. Страх не за себя, а за близкого, дорогого человека. Любовь и дружба – две чрезвычайно хрупкие субстанции, и тебе становится больнее всего, если они вдруг ломаются. Иногда они стоят того, чтобы за них умереть.
Четыре одетые в сверкающие костюмы фигурки по ту сторону котлована пробудили в сердце Егора давно забытые чувства. Ужас, отчаяние, паника - истинные враги профессионального солдата - липкими щупальцами вынырнули из глубин подсознания. Это были пока лишь смутные тени, легко сдерживаемые силой воли. И для себя Егор открыл еще один из вариантов страха – страх Неизвестности.
Кто они на самом деле? Люди? Или иные существа, облаченные точно в такие же защитные костюмы. Тогда почему самая крупная из фигур сжимает в руке даже с такого расстояния хорошо различимую «Грозу»? Американский М-4 у другого тоже ни с чем не перепутаешь. И уж совсем дурак не узнает потерянный Оводом «Винторез» на плече третьего. Четвертый из группы стоял чуть в стороне и смотрел прямо на него. Тяжелый внимательный взгляд пронзал подобно раскаленному пруту.
- Кто ты, черт возьми? – одними губами прошептал Егор, чувствуя, как ползут по спине холодные капли пота.
- Кто ты? Кто ты? – глухим эхом вернулся голос. Отчего Егору стало совсем нехорошо.
Рядом замер Бульдозер, нервно поигрывая невесть откуда взявшимся в руке тесаком. Интересно, дошло ли до здоровяка, с кем предстоит иметь дело?
- Это…мы? – медленно повернув голову, спросил он.
- Мы – по эту сторону, - ответил Егор. – А кто там, я понятия не имею.
- Надо идти к ним, - встрепенулся Овод. – У того парня моя «машинка»...
- Они сами сюда идут, - произнес Гвоздь, пряча планшет и доставая раритетный ТТ. – Всегда хотелось иметь брата-близнеца. Хотя в данных обстоятельствах…
Егор смотрел на медленно идущих в их направлении двойников, и страх все сильнее рвался наружу. Кто мог сыграть подобную шутку? А главное, зачем?
- Я отучу тебя бояться, - неожиданно раздался в шлеме такой знакомый и в то же время до жути чужой голос. Холодный, лишенный всяческих эмоций.
Егор сильнее сжал рукоятку пистолета, коснулся пальцем предохранителя.
011
- Что… вам надо? – Фраза банальная, но ни на что большее Егора сейчас не хватило: слишком необычной, шокирующей была ситуация, даже для него, побывавшего не в одной заварушке наёмника.
Двойник только молча двигался вперёд. Егору совсем не хотелось стрелять, ведь, возможно, этот контакт носит судьбоносный характер, может быть, представители иной цивилизации таким образом решили наладить связь с землянами. Но если они решили наладить её кровью… то у Егора не останется выбора. Дуло смотрело прямо в лицо приближающейся фигуре.
- Не бойся, теперь всё будет хорошо, - вдруг зазвучал тот же самый, такой знакомый и безумно чужой голос.
- Почему я должен вам верить? – спросил Егор, глядя в глаза себе-по-ту-сторону.
- Ты не должен, но это так.
- То есть, мы можем взять артефакт и уйти?
И снова молчание.
- Нет, вы уйдёте без того, что называете артефактом. Вам он ни к чему. Тебе он не нужен.
- А вот это уже не тебе решать! – зло выкрикнул стоявший чуть позади Гвоздь.
Двойник Егора только покачал головой. Подобия были уже не более, чем в десятке метров от группы Егора.
- Если они продолжат в том же духе, я не выдержу, - процедил Гвоздь, - всажу в них пару пуль.
- Не стрелять, - не оборачиваясь хрипло проговорил Егор. – Открывать огонь только по моей команде.
- Итак, ваш выбор?
Двойник глядел на наёмника неотрывно. Что скрывалось за этим взглядом? Правду ли говорил пришелец или нет? И пришелец ли он на самом деле? Что им нужно? И почему, если их намерения мирные, они держат наизготовку оружие? Ведь оно, судя по всему, настоящее… Вопросы теснились в голове, сбивали с мысли, мешали сосредоточиться. Егор понимал, что от его решения зависит многое, - пришло время сделать выбор, и эта ответственность ложится на его плечи.
- Мы не можем уйти без артефакта, - осторожно, но уверенно произнёс Егор. – Чем бы он ни был. Не мы придумали условия.
- Ваш выбор? – повторил свой вопрос двойник. Он замер на месте и сверлил Егора глазами.
Наёмник оглянулся, увидел напряжённые лица Овода, Бульдозера и Гвоздя, вновь посмотрел на ожидавших ответа двойников.
- Вы хранители? – Слова сами сорвались с губ, Егор почти не управлял ими.
- Называй как хочешь, - сказало его подобие. – У нас артефакт. И мы можем отдать вещь. Но вы должны доказать, что достойны.
- Как?
- Ваш выбор? – в третий раз прозвучал вопрос.
- Я… - Егор сделал паузу, ещё раз обдумал своё решение и лишь потом договорил, - согласен.
Первым выстрелил двойник Овода. По жестокой иронии оружие, которым раньше обладал настоящий Овод, родило яркую вспышку и исторгло из себя смертельный луч. Этого не могло быть. Если бы оно и стреляло, то пулями. И всё-таки случилось то, что случилось. Уже одно то, что Егор разговаривал с самим собой, попирало всякие природные законы, так почему бы инопланетянам – или кто они? – не использовать в качестве оружия замаскированные, более технологичные пушки.
Егор резко обернулся и увидел схватившегося за грудь Овода. Товарищ по группе упал на колени и стал заваливаться на бок. Неужели навыки Овода, который не зря носил такое прозвище, передались и двойнику? В любом случае, другу уже не помочь. От открывшейся Егору картины сложно было отвести взгляд, но наёмник понимал: если он что-нибудь не предпримет, его участь будет такой же. Минуло меньше секунды, а казалось, счёт пошёл на минуты. Егор опять обратил взгляд на себя, и теперь он, находившийся по ту сторону, не выглядел спокойным и вёл себя отнюдь не дружелюбно. Палец врага – а отныне это враг – зажал пусковой крючок, и волна жёлтого света полилась-выстрелила в сторону наёмника. Егор упал, перекатился вбок, резко вскочил и вздёрнул пистолет, готовясь поразить себя-с-той-стороны, но его задачу успел выполнить Гвоздь, прошивший аккуратную дырочку в голове Егора-подобия.
А они плохо защищены, понял предводитель отряда: то ли слишком надеялись на свои силы, то ли, маскируясь под нас, пренебрегли новейшими технологиями. Третий луч, красный, схлестнувшись с зелёным, устремился в сторону Гвоздя. Бульдозер толкнул его и тут же «разразился» очередью, свалив сразу двух неприятелей – псевдоГвоздя и фальшивого Бульдозера. Настоящий Гвоздь, всё ещё лёжа на земле, извернулся и выстрелил в Овода-врага как раз в тот момент, когда тот намеревался убить его. Егор во второй раз увидел, как фигура снайпера пошатнулась, но теперь это был не истинный Овод. Сжав зубы, Егор метнулся к распростёртому на земле снайперу из своей команды. Стеклянные глаза смотрели в небо, из дыры в теле струйкой натекла кровь – Овод был обречён.
- Сволочи, - процедил Гвоздь и, сплюнув, пошёл добивать поверженных врагов.
Бульдозер положил руку на плечо Егора.
- Сходи… проверь, кто они, - выдавил наёмник. – И забери их пушки… могут пригодиться.
Короткий взгляд на Бульдозера. Тот кивнул и уже было отправился выполнять приказ, когда всё изменилось.
012
Пустыня обжигала: слепила взор, испепеляла кожу, сбивала дыхание. Ноги месили песок. С каждым новым шагом идти становилось всё труднее. Песчаное полотно простиралось куда хватало глаз, и казалось, погружённому в безветрие, иссушённому пейзажу нет конца.
Сколько они шли, Егор не знал, а взглянуть на часы не было ни желания, ни времени. Ну, что бы это дало? Они бы только потеряли драгоценное время. А так они двигаются… двигаются – но куда? Куда приведёт их этот смертоносный край? Не исключено, что к собственной гибели.
При мысли о смерти вспомнился Овод. Егор вновь стиснул зубы и рванулся вперёд. Шаг ускорился, но на полминуты, не больше, затем усталость и обезвоженность опять дали себя знать. Не сбавляя темпа он оглянулся, увидел, что Гвоздь и Бульдозер также плетутся из последних сил. Крикнул им что-то ободряющее. Услышали? Егор уставился себе под ноги и продолжил трудный, но неизбежный путь.
Они переместились сюда сразу после того, как разобрались отрядом охранников в месте дислокации космического корабля. Как это случилось и почему – они не знали. Но, исходя из того, что пустыня никуда исчезать не собиралась, им приходилось как-то выживать. Зато пропало кое-что другое. После двух-трёх часов ходьбы они захотели выпить воды и съесть по бутерброду, но припасов не оказалось на месте.
- Эти гады всё украли! – заявил Гвоздь. Он уже давно вёл себя неадекватно: Гвоздь никогда не отличался спокойствием, однако смерть Овода, похоже, повлияла на него настолько отрицательно, насколько это вообще возможно.
- Не знаю, кто что украл, но припасов у нас нет. Будем исходить из этого. – Егор постарался привнести долю логики и спокойствия в обстановку внутри коллектива, становившуюся час от часа напряжённее. – Судя по компасу, мы находились там. Я не знаю, что это за пустыня, вы тоже, а потому давайте двигаться туда, откуда мы… пришли. Есть возражения?
- Нет, - недружно отозвались Бульдозер и Гвоздь – первый устало, второй агрессивно.
Им жаль Овода, понял Егор. Эта нелепая смерть подкосила их. Но что делать: они знали, на что идут, все знали. Жаль, что не получилось похоронить Овода: тело убитого воина исчезло вместе с припасами. Но не думать о таком, сейчас они должны двигаться дальше, если хотят выжить. Шансы невелики, но они постараются воспользоваться всеми.
И они шли. Снова и снова переставляя ноги, плелись по плоскому, жёлто-оранжевому, жадному. Один раз Бульдозер угодил в зыбучие пески. Находившийся поблизости Гвоздь, смело шагнув к приятелю, схватил за руку и, потянув что есть силы, вытащил здоровяка.
- Босс, долго ещё? – заныл Гвоздь. – Может, ну его? Остановимся и будем ждать. Вдруг они заберут нас. Или наши придут.
Егор остановился и резко обернулся. Злоба исказила черты его лица.
- Куда они придут? Ты знаешь, где мы?
Гвоздь помотал головой.
- Вот и я не знаю. А этим вообще с какой стати нас спасать? Если ты помнишь, именно они не так давно убили Овода и пытались прихлопнуть и тебя тоже.
- Босс, я больше не могу!..
- Ну так оставайся здесь.
Егор двинулся дальше, хотя слова Гвоздя заронили в душу семена сомнения: действительно, какой смысл тужиться, пыжиться, если всё предрешено? У них нет воды и еды, без которых долго не протянуть – при такой-то жаре. Наверняка они на солнечной стороне Экватора, в каком-нибудь особенно жарком районе, но подтвердить это, так же как и опровергнуть, нет возможности.
Егор остановился, устало опустился на песок и обхватил голову. Малодушные мысли о том, чтобы прекратить попытки, тут же скользнули в сознание. Нет. Нет! «Не дождётесь, кто бы вы ни были, чтобы я сдался, да ещё обрёк на смерть двух хороших людей!»
- Вода!!! – Оглушительный крик Гвоздя вывел из задумчивости. Егор удивлённо взглянул туда, где находился его напарник. Изумление усилилось, когда он увидел прозрачную двухлитровую пластиковую бутыль, которую держал в руках Гвоздь. Что-то плескалось в ней. Неужели и вправду… вода? Неужели – спасены?
- Не подходи! – Гвоздь выхватил ТТ и наставил на Бульдозера.
Тот округлил глаза.
- Да ты что? Спятил? Тут всем хватит.
- Ага, как же! Тут максимум на одну – две остановки. А мне одному этого будет достаточно, чтобы продержаться пару дней.
- Что ты несёшь?
Егор встал и окликнул Гвоздя – тот не отозвался. Когда командир повторил попытку, Гвоздь молниеносно повернулся к нему и выстрелил. Если бы не прекрасная, годами отточенная реакция Егора, заставившая наёмника упасть вбок, его бы уже не было в живых. Он понимал, что творится что-то неладное, что-то до жути неправильное, и надо это остановить!
Поднявшись, Егор бросился к Гвоздю и налетел на него как раз тогда, когда Бульдозер попытался отобрать у собрата по оружию ТТ. Но или Егор совершил свой манёвр не вовремя, или пальцы Гвоздя случайно, а может, и специально нажали на гашетку, а так или иначе выстрел раздался. Пуля, пущенная впритык, пробила костюм на уровне груди. Бульдозер захрипел, закатил глаза и повалился на песок.
- Что ты наделал?! – прокричал Егор, кидаясь к захлёбывающемуся кровью здоровяку.
Но поздно: пуля, судя по входному отверстию, пробила сердце.
Боковым зрением Егор увидел, как Гвоздь ошалело взирает на ТТ, словно видит его впервые в жизни. А в следующее мгновение мир опять исчез.
013
Бульдозер и яблоко раздора – бутыль с водой, испарились вместе со зноем, словно всё увиденное было лишь игрой воображения. Падал снег. Тропа снова вела в никуда, но отныне располагалась она уже не горизонтально, а вертикально. Егор нащупал очередной уступ, спустился и сделал остановку, чтобы отдышаться. Рядом он увидел небольшое углубление. Наёмник заполз в него: передохнуть и укрыться от пронизывающего, вездесущего холода.
С Гвоздём они почти не разговаривали: не было надобности да и желания. За прошедшее время Гвоздь стал ещё неврнее и отдалился от Егора. Он не гундосил, что приходится спускаться чуть ли не по отвесной скале в сорокаградусный мороз, лицо его ничего не отражало, и от этого Егор испытывал неприятное чувство сильного, необъяснимого беспокойства. А что если Гвоздь опять не выдержит и, допустим, столкнёт его со скалы? Конечно, резона нет: в сложной, экстремальной ситуации проще выжить сообща. Но кто знает, что творится в голове у сумасшедшего, а Гвоздь, такое создавалось впечатление, если и не двинулся умом, то находился на пути к этому. И большую часть пути, похоже, преодолел. А вот что касается их дороги прочь с Экватора или хотя бы с горы… Знать бы, как и зачем они оказались здесь. И вообще, где это «здесь»? На теневой стороне планеты? Вполне возможно. А вдруг нет? Почему бы всем кошмарным событиям, с испытаниями, со смертями близких людей, не происходить в воспалённом мозгу Егора?
Он было ухватился за эту мысль – что-то в ней почудилось логичное… верное… Но его размышлениям помешал Гвоздь, ввалившийся в небольшую пещерку и шумно расположившийся на полу.
- Холодрыга, - проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Егор окинул его взглядом, и то, что увидел, наёмнику не понравилось. Весь какой-то дёрганый, с красными глазами, лихорадочный, Гвоздь производил впечатление человека, чувства и эмоции которого держатся на самом краю рассудка. Сколько осталось ждать взрыва?
- Какие планы, босс? – Видимо, долгое молчание разбередило в Гвозде желание пообщаться – так подумалось Егору.
- Будем ждать.
- А чего?
Егор помедлил с ответом.
- Ну?
- Не знаю.
- И долго?
- Тоже не знаю.
- Отличный план! Просто великолепный!
Егору это стало надоедать.
- Что тебе не нравится?
Гвоздь сжал губы в тонкую линию, зрачки его заполыхали огнём.
- А что мне должно нравиться? Ситуация препаршивая. И нам из неё не выбраться.
- Ну, ещё неизвестно…
- Да всё давно известно! Эти ублюдки спеленали нас и теперь развлекаются, как кошки с мышками. Ждут, пока мы перебьём друг друга. Или сдохнем от холода и голода.
Егор молчал.
- Чего не отвечаешь, босс? - Гвоздь сделал ударение на последнем слове, вложив в него всю язвительность, на которую был способен. – Да нечего тебе сказать. Тогда скажу я: конец нам. Конец.
- И что предлагаешь? – не выдержал Егор. – Покончить жизнь самоубийством?
- Да нет…
- Или помочь друг другу уйти с этого света? Как ты сделал с Бульдозером. – Не следовало вспоминать о недавней трагедии, но она не шла из головы Егора, к тому же он находился на взводе.
- Не надо о Бульдозере – то был несчастный случай!
- Ну конечно!
Почему, почему всё это происходит?! И почему они не могут справиться с выпавшими на их долю испытаниями? Умирают, сходят с ума, теряют терпение. В обычной ситуации, в какой-нибудь очередной заварушке, Егор смог бы сохранить спокойствие, но здесь… Всё против них.
И тут он всё понял.
- Стой…
- Нет, это уж ты постой. – Гвоздь подобрался к нему и с ненавистью уставился на командира. – Что ты имел в виду? Что я терпеть не мог несчастного Бульдозера и потому намеренно покончил с ним? А может, смерть Овода тоже на моей совести? Как считаешь? Скажи! Да ладно, молчи, я и так знаю, что у тебя на уме. Считаешь меня психом, но сам – сам! – потерял рассудок. Ты не прошёл испытания!
- Так ты всё понял? – удивился Егор.
- Я давно всё понял.
И, размахнувшись, Гвоздь врезал ему кулаком. В голове Егора что-то вспыхнуло, он опрокинулся на спину, а Гвоздь навалился на него и, сжав руки на шее, начал душить. Егор отбивался. Наконец ему удалось столкнуть обезумевшего воина, и теперь уже Егор постарался припечатать Гвоздя к полу. Этого ему не удалось, и они покатились по шершавому полу, прочь из пещерки. Гвоздь вторично придавил Егора к земле, отпускать бывшего друга и босса безумец не собирался. Егор напряг остатки сил, которых, учитывая пересечение пустыни и спуск по горе, оставалось совсем мало, отпихнул Гвоздя, встал и потянулся к пистолету – последнему аргументу. Если Гвоздь не понимает по-хорошему, надо пригрозить ему.
Егор не сразу понял, что случилось: вот Гвоздь находился тут, на маленьком уступе, - а вот друга уже нет. Но куда же он подевался? Командир отряда потерянно смотрел перед собой. Крупные снежинки застили взор. Гвоздя нигде не было. И только откуда-то снизу почудилось что-то вроде тонкого, тихого зова. Но не зов услышал Егор, а предсмертный крик товарища.
Наёмник подошёл к краю уступа, опустился на колени, посмотрел вниз. Пропасть велика. Выжить после такого падения невозможно.
Из глаз Егора катились слёзы. Хотелось закричать, бешено заорать. И прыгнуть вниз, чтобы искупить вину, чтобы воссоединиться с потерянными друзьями, - потерянными навсегда. Но случиться этому было не суждено.
014
Комната искрилась и переливалась. Золото слепило глаза, как недавно пустыня, и захолонило сердце, будто на нестерпимом морозе, из которого Егору удалось выбраться. Удалось? Или его извлекли? Точно неразумного щенка взяли за гриву и вынули из того озера, в которое сами бросили. Но не чтобы утопить, нет. Егор знал, зачем всё затеяли. Удивительно, что он забыл о причине, как только погрузился в омут неприятностей и бед. Определённо мир, где он находился, совсем не походил на Землю, и то, что творилось вокруг, заключало в себе нечто магическое. Иначе как объяснить, что разум Егора заволокли глупые рассуждения, а суть, раскрытая ими в самом начале, забылась легко и просто.
- Ты доказал, что достоин. Ты прошёл все три испытания. – Голос, его, Егоров голос, зазвучал из ниоткуда.
Наёмник огляделся и заприметил под потолком динамики. Где же он находится? Всё ещё на Экваторе? Наверняка в каком-то скрытом месте, где спрятан корабль, на поиски которого они отправились с ребятами. Он внутри этого самого корабля. Изменённого, переделанного, но того же самого. Корабля – хранилища артефакта. На планете – доме испытаний для несчастных героев вроде него. Первый ли он оказался здесь? Были ли и другие экспедиции? Да были, конечно, были. Все врут, и никто не открывает полной правды. Согласился бы он, если бы знал, что ему придётся столкнуться с испытанием, равным по сложности и опасности загадке Сфинкса?..
- Ты всё верно понял. Не зря из четырёх выжил именно ты.
- Зачем… зачем понадобилось убивать их?
- Их не убили. Они сами выбрали свою судьбу. Судьба – сложная и неоднозначная вещь. Даже глупость или случайность, приведшая к смерти, смерти не отменяет. А всё потому, что случайностей не бывает. Вот почему выжил ты, а они – нет. Ты прошёл испытание, они – провалили. Да и смерть всего лишь условность, скоро поймёшь. Но ты доказал, что достоин, и осталось наиболее сложное.
- Что?
- Сделать выбор.
- Но я ведь уже его сделал.
- Ты так думаешь?
Голос затих. Динамики под потолком молчали, и сколько Егор ни обращался к ним, задрав голову, никто не отвечал.
Внезапно центр помещения пришёл в движение. Платформа в форме параллелепипеда поднялась из пола. Там что-то лежало, что-то до боли знакомое.
Он подошёл ближе.
- Не может быть…
Егор протянул руку, но, прежде чем он взял предмет, голос двойника наёмника произнёс такие слова:
- Взяв артефакт, ты не сможешь с ним расстаться, пока не воспользуешься его силой. Ты не сможешь отдать эту вещь, если не затратишь скрытые внутри ресурсы. Отнюдь не бесконечные, но достаточные для того, чтобы изменить. И измениться.
- Что же он даёт?
Голос ответил, и впервые в нём прозвучали нотки эмоций. Что-то тёплое пригрезилось Егору в словах двойника:
- Он даёт то, чего так не хватает людям, - свободу выбора.
Егор, практически не раздумывая, протянул руку и взял с постамента предмет.
Тогда-то мир и исчез в последний раз.
015
- Где он? – Лаврентий нервно постукивал карандашом по столешнице.
Ещё один заложник артефакта, подумалось Егору. Заложник собственных страстей, фантазий и слабостей.
Ни слова не говоря, наёмник приблизился к столу, сунул руку в карман и что-то достал оттуда. Лаврентий с неописуемым интересом наблюдал за тем, как Егор вытягивает руку, разжимает кулак и нечто звонко бьётся о дерево. Нечто маленькое. Металлическое. До боли знакомое.
- Это… он?! – Лаврентий поднял взгляд и посмотрел на Егора как на умалишённого.
Наёмник молча кивнул.
Лаврентий первое время не знал, что сказать, а затем разразился громкой бранью, так не вязавшейся с его образом.
«Раскрыл свою истинную сущность», - внезапно подумалось Егору.
- Что за хрень? Я спрашиваю, что за дерьмо мне пытаются впарить?!..
Лаврентий продолжал кричать, но Егор уже не слушал. Он развернулся и направился к двери.
- И не жди денег! Меня не проведёшь! За эту чушь я не дам ни… - Лаврентий запнулся, - рубля!
- Мне не нужны деньги. – Вот всё, что сказал Егор. У него не было желания отвечать или объяснять Лаврентию, рассказывать ему о своих приключениях и открытиях, о смертях дорогих людей. Хотелось домой. Отдохнуть, просто отдохнуть. В другой ситуации он бы не отказался от выпивки, но то – раньше, в иной жизни. И даже если ничего не поменялось, для себя Егор сделал выбор. А обманул ли его инопланетный посланник или нет, время покажет.
Но вот Лаврентий, кажется, так ничего и не понял. Даже когда увидел металлическую монетку достоинством один рубль на столе.
Закрыв за собой дверь, из-за которой не стихала гневная брань нанимателя, Егор спустился вниз и вышел в вечерний город. Осмотрелся, поёжился – и пошёл туда, куда звал его беззвучный глас. В мир. Мир звал его.
(2013)
Отрывок из письма,
напечатанного в областной газете
…Мало кто знает, но 20 июля 1969 года, день, ознаменованный первой в истории высадкой человека на Луне, совпал с печальной датой – ровно год назад бесследно пропал американец еврейского происхождения Джин Абрахам Вудрофф. Просто, как говорится, вышел из дома и не вернулся.
С грехом пополам закончивший школу, не получивший высшего образования, Вудрофф в течение жизни «перемерил» с дюжину профессий: мойщика машин, дворника, продавца… и в конце концов остановился, пожалуй, на самой лёгкой, однако вместе с тем самой прибыльной из перепробованных – профессии второразрядного актёра. Ходили слухи, что его продвинула вращавшаяся в шоу-бизнесе возрастная дама, вдохновлённая непродолжительными страстными отношениями с безработным техасским «ковбоем».
Впрочем, даже несмотря на участие в паре десятков дешёвых проектов, после исчезновения хватились Джина не сразу. Его почти не навещали – только родственники да близкие друзья заезжали в гости, и то изредка. Спортивного телосложения молодой мужчина вёл нехарактерный для неудачников от творчества здоровый образ жизни. Снимал у себя на родине, в Техасе, скромный, по сравнению с соседскими, домик. Среди знакомых прослыл неразговорчивым. Такая своеобразность привычек ещё сильнее отпугивала окружающих. Шона Майлз, три года неотступно сопровождавшая Вудроффа в связанных со съёмками поездках по континенту, не смирилась с нежеланием гражданского мужа узаконивать отношения, обзаводиться детьми и брать на себя ответственность за семью. Возлюбленная бросила актёра в начале июля 69 года, за две недели до таинственного и страшного события.
Ничего выдающегося на выбранной стезе Дж. А. не добился, лишь однажды, наверное, чудом умудрился попасть на страницы “New York Times”, в раздел «Юбиляры Америки». Но, поскольку у рыцаря камеры и киноэкрана не набралось медалек, которыми любят бряцать на Западе, янки, меряющие всё успешностью, стремительно забывали о существовании «любимого актёра», едва заканчивался на телевидении показ очередного фильма, а скорее, телесериала с его участием. Спросите у сотни жителей США, от школьников до пенсионеров, в каких картинах играл Джин Вудрофф, и вряд ли двое-трое вспомнят хотя бы его «знаковую» роль – нелепого шестирукого мутанта, неожиданно выпрыгивавшего из наполненного ядохимикатами котла на последних минутах ужастика «Внутренний пришелец». Чёрно-белый прародитель трэша от компании “Metro-Goldwyn-Mayer” создали и выпустили в первой половине 60-х менее чем за месяц, с единственной целью – выудить из карманов заядлых поклонников «мусорных» жанров лишних несколько долларов. Однако позже «творение», обладавшее крошечным бюджетом, вдохновило на эксперименты мэтров грайндхауса вроде Роберта Родригеса и Квентина Тарантино.
Космическая гонка, результатом которой стал полёт Армстронга, тоже проходила в период, что навсегда занесён в учебники «благодаря» убийству Кеннеди, началу сексуальной революции и распаду “The Beatles”. Для ослеплённых «холодной войной» Советского Союза и Соединённых Штатов не было ни запрещённых приёмов, ни аморальных тактик, вот и покорение звёзд – древнейшая мечта человечества – превратилось в банальное соревновательство, подогреваемое бессмысленными амбициями. Причём СССР, казалось, опережает главного врага по всем пунктам: Юрий Гагарин запомнился миру пионером космоса, Валентина Терешкова на личном примере показала, что и женщина способна покорить вселенскую тьму, Алексей Леонов не побоялся раньше прочих выйти за пределы корабля, в межгалактический холод.
Однако наступает 1969-й, и крупнейшее государство на территории Северной Америки наносит контрудар небывалой мощи: homo sapiens ступил на другое небесное тело, на Луну! Нил Армстронг произносит знаменитое «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества»; документалисты демонстрируют кадры эпохального события в прямом эфире; американцы празднуют победу со свойственной им пошлой помпезностью – русские же только недоумённо разводят руками. Прилунение «Аполлона-11» вызвало у обитателей планеты сильнейший резонанс, деморализовавший Советы и, по сути, заставивший их «капитулировать», по крайней мере, в области завоевания вселенной.
Многочисленные нестыковки в трансляции легендарной прогулки по лунной поверхности ни для кого не секрет, например, развевающийся в безветренном пространстве звёздно-полосатый флаг. Подобные доказательства людьми, не имеющими «контактов» с наукой, и многими учёными воспринимаются резко отрицательно: те, кто привыкли считать путешествие на спутник Земли правдой, не желают разочаровываться в героях, кумирах, легендах. Аргументация современников Армстронга, однозначно заявляющих о невозможности его полёта в условиях тогдашнего развития астронавтики и приводящих неопровержимые факты, документы, свидетельства, попросту отметается сторонниками американского триумфа – безосновательно и с критическими словами в адрес советского КГБ, которое «ныне работает под аббревиатурой ФСБ». Легко забываются предшествующие множественные неудачные попытки посадить корабль на Луне. Не производят эффекта сведения о том, что «лунная походка» снималась в павильоне: есть же действенный довод о якобы вынужденной необходимости искусственных съёмок и хранящейся в тайном архиве оригинальной плёнке.
Итак, США по-прежнему лидеры; они впереди, они руководят, они диктуют остальным, как жить и можно ли жить вообще. Ирак и Иран – лишь начало.
Вот почему я пишу вам. Давно пора пресечь хищнические аппетиты безрассудного агрессора, и первым шагом, не только подобным армстронговскому, но и кардинально от него отличающимся, должна стать публикация приложенной к письму фотографии. Её прошлый владелец погиб неделю назад, погиб жуткой, непонятной смертью, сгорев заживо на высоте двухсот метров, в небоскрёбе, внутри собственной квартиры. По удивительному совпадению, именно в тот день замок входной двери заклинило, а пожарные приехали слишком поздно. Не знаю, что уготовано мне, только, пока пятерня безумного заговора самопровозглашённых правителей не дотянулась до сподвижника истины и справедливости, я рассылаю указанные фото с текстом во все планетарные СМИ, чьи адреса есть в моём доступе. На старом двуцветном снимке чётко видно помещение – существование этого места почти полвека скрывалось Пентагоном, где оно находится. В подобии лаборатории, на операционном столе, в окружении медиков и наблюдателей от военной базы, лежит обнажённый актёр Дж. А. Вудрофф, и правая половина его лица, от подбородка до середины носа, представляет собой кровавое месиво, тогда как левая, потерявшая уже всякое родство со «звездой» второсортных фильмов, принадлежит отважному первопроходцу, творцу будущего фурора, надежде и символу Соединённых Штатов Америки Нилу Олдену Армстронгу…
(Май 2013 года)
День, когда Вселенная схлопнулась
[Сольная, нерифмованная версия]
Dedicated to Neil Gaiman
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Маргарет Мэри пошла в магазин:
Шкаф, холодильник, колонка совсем опустели,
И Маргарет Мэри решила продуктов купить.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
«Мега-маркет» работал, как прежде,
Потому что был круглосуточным,
Мало того: он работал без выходных.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Как и в любой другой день, в общем-то,
«Мега-маркет» открыт был с восьми до двенадцати,
И никакого обеда – так удобно для Маргарет Мэри.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Маргарет Мэри повела меж полок тележку,
В которую она побросала чуть ли не всё съестное,
Что повстречалось у неё на пути.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
В тележке Маргарет Мэри оказались салат,
Огурцы, помидоры и сельдерей, а ещё макароны,
Сок, колбаса и сосиски, торт, булочки, хлеб.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Ко всем этим продуктам добавилось масло,
А также печенье-конфеты, сметана-и-творог,
Мука, соль и сахар, и тмин, и корица.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Маргарет Мэри накупила очень много всего,
И пикулей, с которыми не знала, что делать,
И каперсов, и разного прочего – лишь бы было, что есть.
Кроме того, сырков глазированных Маргарет Мэри купила –
Да-да, в тот самый день, когда Вселенная схлопнулась, -
И бросила их к остальным продуктам в тележку,
И даже не рассмотрела, не стала разглядывать их.
А зря.
Есть дата производства на всех товарах почти,
Но на сырках стояло число не вчерашнее
И не сегодняшнее даже, а какое бы вы думали?
Впрочем, вы же не знаете. Сейчас я вам расскажу:
Вот как всё было… Вернувшись домой, покупки свои разобрав,
Маргарет Мэри достала сырок и, разорвав упаковку,
Съела его – в сегодняшний день, сегодня,
А ведь он был родом из завтра! Такие дела…
Тут, как вы понимаете, пространство и время, коллапс,
Завихрения, сжалась Вселенная в точку – и схлопнулась…
Поэтому я и пишу вам о том, что случилось.
Не беспокойтесь – скорее всего, нам помогут,
А если же нет… Здесь не так уж и плохо, ведь верно?
Здесь и сейчас – в тот день, когда Вселенная схлопнулась,
А день этот нынче – всегда.
(Апрель 2010 г.)
* * *
Соавтор: Григорий Кабанов
День, когда Вселенная схлопнулась
[Соавторская, рифмованная версия]
(посвящается Нилу Гейману)
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Маргарет Мэри пошла в магазин:
Пуст холодильник, продукты закончились,
Маргарет Мэри их хочет купить.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Как и всегда, "Мега-маркет" открыт.
Ведь круглосуточным был он и в общем-то,
К счастью, работал без выходных.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Как и в любой другой день недели,
Открыт "Мега-маркет" с рассвета до полночи
И без обеда - удобно для Мэри.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Маргарет Мэри меж полок катила
Тележку, что кучей продуктов наполнилась.
Все, что увидела, - все положила!
В день, когда Вселенная схлопнулась,
В тележке у Маргарет лежат помидоры,
Сыр, колбаса, сосиски, хлеб, сок,
Огурцы, сельдерей, салат, макароны,
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Ко всем тем продуктам добавилось масло,
Печенье-конфеты, сметана-и-творог,
И тмин, и корица, мука, соль и сахар.
В день, когда Вселенная схлопнулась,
Продуктов купила Мэри - не счесть!
И пикулей (кстати, как их готовить-то?),
И каперсов - лишь бы было, что есть.
Кроме того, сырков глазированных
Маргарет Мэри купила - да-да!
В тот самый день, когда Вселенная схлопнулась, -
Не рассмотрев их купила, а зря!
День производства на всех есть продуктах.
Но не вчера изготовлен сырок
И не сегодня. Когда бы ты думал?
Только вряд ли ты знаешь, дружок.
Вот как всё было... Вернувшись в квартиру,
Маргарет Мэри достала сырок
И, разорвав упаковку, вкусила,
В сегодняшний день так и скушав его.
А ведь сырок тот был родом из ЗАВТРА!
Такие дела... Дальше ясно и так.
Как вы понимаете - время, пространство,
Взрыв, сингулярность, Вселенной коллапс.
Средь завихрений вспять пошло время,
Из червоточин свит узел морской,
Меньше песчинки сжалась Вселенная,
Схлопнулась в точку - конец вот какой...
Оттого и пишу я людям об этом:
О том, что случилось нынче со мной.
Не беспокойтесь - помогут нам, верно...
Впрочем, не так уж здесь плохо порой.
(Апрель 2010 года; октябрь 2013 года)
Тайна происхождения
…- Можно ли что-нибудь сделать?
- Боюсь, прогнозы самые худшие…
…- Руководитель, мы окружены. Враг превосходит нас мощью. Нам нечего противопоставить его чрезвычайно эффективному новому оружию.
- А что же с защитой, которую я приказал создать?
- Её разработка по-прежнему не завершена. Кроме того, атакующие вмешались в процесс исследования и изобретения. И пока боевые действия носят подобный характер, закончить конструирование даже пробной версии не представляется возможным.
- Средства переноса задействованы?
- Так точно! Все перемещатели активны и готовы выполнить ваши указания.
- Тогда сделаем вот что. Учёные будут продолжать попытки создания экранировки, ты с внешней армией обеспечишь им прикрытие, а я, отряд первопроходцев и правительственное войско отправимся в пригодный для проживания мир. В ближайший – чтобы уменьшить энергозатраты.
- Слушаюсь! Уже связываюсь с перемещателями – они подготовят переносную функцию в наикратчайший срок…
…- Руководитель, каковы наши действия в новом мире?
- Сердцевина зарегистрирована?
- Рядовой! Что там с регистрацией?
- Вот координаты, командир.
- Руководитель, судя по полученной информации, мы находимся в мире с кодом РЩЬЩ. Степень риска, населённость и прочие факторы неизвестны ввиду малоизученности данного места. Центральный сектор, по счастью, расположен недалеко. Указанный район испускает наиболее сильные волнения. На них-то и ориентировались перемещатели, когда забрасывали нас сюда.
- Ясно. Воины, в путь! Прямиком к предполагаемому центру, без остановок!..
…- И всё же здесь красиво.
- Да и похоже на родину: довлеющая темнота, ландшафт оттенков красного, бурные реки…
- И впереди одна из них.
- Держаться вместе!
- Хорошо, что тьма для нас не помеха.
- Руководитель, готовы результаты изучения среды. Положительный фактор пригодности для проживания подтверждён.
- Отлично. Не сбавляем темпа, воины: мы совсем близко!..
…- Очень быстрое течение у этой реки!
- А насколько она богата полезными составляющими!
- Сгруппироваться! Держаться потока!..
…- Все на берегу?
- Так точно, руководитель!
- Сверьтесь с данными: где должен пролегать следующий отрезок нашего маршрута?
- Рядовой, определить маршрут!
- Нам надо перемещаться в этом направлении, командир.
- Руководитель, вот вектор.
- В точности придерживаемся его.
- Есть!..
…- Тревога! Враг нападает!
- Что за мерзкие создания!
- И похожие на захватчиков наших земель!
- Отставить разговоры! Перегруппироваться в фигуру три! Левый и правый фланги атакуют первыми, средний – с минимальной задержкой!
- Ура-а-а!!!..
- На! На! Получай!
- Приятель, подмогни мне!
- Ну что, не повезло тебе, вражина!
- Командира ранили!
- Руководитель!..
- Замкомандира, отступать поздно – держим удар!..
…- Руководитель, докладываю. Противник повержен. Мы понесли большие потери. Восемь десятых воинов погибли. Командир тяжело ранен.
- Что с мировым сердцем?
- Колебания возросли до предела. Последние сведения от регистрирующего: цель буквально перед нами.
- А эта река случайно течёт не в ту сторону?
- Сейчас уточню!.. Да, именно в ту, руководитель!
- Воины! Храбрецы! Осталось всего-ничего, сущий пустяк! Мы выдержим, мы доберёмся! А потому приказываю: прыгнуть в реку и держаться течения! И да поможет нам вера!..
…- Я больше не могу, командир!
- Терпеть! Мы почти у цели.
- Но…
- Подождите, что это впереди? Это оно?!
- Да!
- Поднажмём, братцы!..
…- Впечатляющее зрелище!
- И прекрасное…
- Здесь, пожалуй, ещё лучше, чем у нас.
- А сколь велико содержание полезных веществ!
- И никого вокруг. Где же защитники центральной базы?
- Неужели мы всех перебили в том сражении?..
- Воины! Мы сделали это! Претерпев лишения и невзгоды, мы добились своего! А теперь возьмём то, что причитается нам по праву! Вперё-о-од!
- Вперё-о-од!!!..
…- Можно ли что-нибудь сделать?
- Боюсь, прогнозы самые худшие. Ведь необходимого средства пока не придумано.
- Значит, она умрёт?
- Иммунитет поражён, и, с большой долей вероятности, откажет сердце… Сожалею.
- А когда… наступит конец?
- Симптоматика крайне серьёзная – похоже, борьба продлится недолго. Крепитесь.
- И нет никакой надежды?..
- Надежда есть всегда. Обязательно нужно верить.
- Не понимаю… не понимаю, за что это нам?! Войны, голод, природные катаклизмы!.. Неужто на планете мало бедствий?
- Кто знает? Мы открыли лишь крошечную толику мира.
- Сифилис, рак, СПИД, птичий грипп, свиной грипп…
- Да, они неразумны и безжалостны. Подобно любым вредоносным формам жизни.
- Формам жизни?
- Существует такая версия. Но, в любом случае, убивают они людей безо всякой цели.
- Это ужасно и печально, доктор…
- Печальнее и ужаснее всего, что мы даже представления не имеем, откуда берутся новые виды заболеваний…
(Май 2013 года)
Трудно не заметить!
Муж переступил через отрубленную, сочащуюся кровью руку и сморщил брезгливую физиономию.
- Дорогая, что это?
Выносившая мусор жена оглянулась у калитки.
- Где? Ах, это. Не видишь, рука.
- И что она тут делает?
- Лежит.
- Но она же… бесхозная!
- Так выброси. Или расскажи о ней в объявлении.
- Бумажном или электронном? – уточнил муж.
Жена не ответила, продолжив путь к контейнеру с мусором.
На следующий день, за завтраком, история повторилась – правда, на сей раз гвоздём программы стал глаз. Заплывший, мутный, в общем, мёртвый.
- Ну, а это что? – вопросил муж, вылавливая око из гречки с молоком.
- Похоже на глаз.
- Интересно, чей?
- Может, твой? – с вызовом поинтересовалась жена.
Муж подошёл к зеркалу и критически себя осмотрел.
- Да нет, мои все на месте.
- Как я рада!
- Но откуда он взялся?
- Да что тебе за дело до этого глаза?!
- Может, оттуда же, откуда и вчерашняя рука? – размышлял тем временем муж. – Кстати, где она?
- Выбросила, - коротко ответила жена.
- На помойку?
- Боюсь, меня бы неправильно поняли. Отдала Шарику.
- Ага. Спасибо, было очень вкусно.
Муж отодвинул недоеденный завтрак, встал из-за стола и вышел на улицу. При его приближении из конуры никто не появился. Заглянув внутрь, муж увидел мирно лежащего Шарика. У собаки не хватало глаза. Рядом валялась недоеденная отрубленная рука. Муж взял её и критически осмотрел. Нет, выглядит совершенно незнакомо!
Он хотел окликнуть кого-нибудь. Но вокруг не было людей – только полицейские с их сиренами да работники скорой помощи. Медики закинули простынёй носилки, на которых лежал обезображенный труп с одной рукой.
Пожав плечами, муж бросил руку обратно в конуру. Потрепал неподвижного Шарика по холке и отмахнулся от стайки мух. Затем, подумав, что псу просто необходим дезодорант, муж отправился домой. Давно надо было приготовиться к работе…
На рабочем месте дела не спорились. Кто-то посылал ему на почту картинки изувеченных тел, очень похожих на соседей, но это ладно.
«Призраки! – вертелось в голове, занимая все мысли. – В нашем доме поселились привидения! Они-то всему и виной, точно!»
На спине вызванного по телефону человека висела тяжеленная хрень. В руках он держал напоминающую шланг штуковину. А на плече его спецкостюма была вышита заглавными буквами надпись «Ghostbusters». Муж засёк время. Истошный крик раздался ровно через тринадцать секунд. Затем послышался увесистый бац.
Когда всё стихло, муж вошёл в дом и увидел лежавшее в прихожей тело. Жена уже расчленяла его тесаком.
- Э-эм? – уточнил муж.
Ответ был веский:
- Ну, не пропадать же добру!
- А. Ну да, - согласился он. С этим не поспоришь.
Проверив, нет ли в борще каких-либо посторонних органических предметов, муж быстро съел его весь. А потом попросил добавки.
- С чем у нас нынче борщецкий?
- С гомосятиной.
- Ась?
- От слово «гомо». Сапиенс. Ну, понял?
- А-а, - протянул муж.
Есть что-то расхотелось. Но откажешься от добавки – обидишь жену, а у неё вон какой тесак в руках.
«Полезный я ножичек купил, - подумал муж. – Им очень удобно разделывать любое мясо».
Тут его посетила нежданная мысль, от которой он привычно отмахнулся.
- Я пошёл наверх, посмотрю телевизор.
И муж удалился, не заметив загадочного кровожадного взгляда жены.
Шёл второй тайм. «Спартак» обыгрывал «Барселону» 2:1, когда дверь распахнулась, влетела жена и оседлала мужа.
- Дорогая? Ты что?!
Вместо ответа она высоко подняла тесак. В глазах её ярилась буря.
- Ты похожа на Шарон Стоун из «Основного инстинкта», - улыбнувшись, заметил муж. Он постарался выглянуть из-за жены, чтобы посмотреть футбол.
Сравнение с Шарон Стоун подействовало. Жена убийственно, безмерно жестоко уничтожила телевизор, бросив в него тесак. Экран брызнул осколками и искрами. Повернувшись обратно к мужу, она разорвала на себе блузку и принялась яростно стаскивать с него штаны…
…Покуривая, они лежали в кровати и расслабленно общались.
- Ну, что, теперь понятно? – спросила жена.
- Что понятно? – решил внести ясность муж.
Зарычав голодным зверем, жена спрыгнула с кровати, схватила тесак и бросила его на кровать.
- Ты никогда не обращал на меня внимания! – закричала она.
- О. Верно. – Муж кивнул. – Надо не забыть ножичек. А то как же мы без него? И телевизор в починку отнесу.
Блаженно улыбаясь, он смотрел на жену. А она подсчитывала в уме количество живых соседей, анализировала другие возможности и ни в коем случае не теряла надежды! Ведь, как известно, умирает надежда последней…
(Сентябрь 2012 года)
Перелом
Посвящается ВПК "Гренадёр", открывшему мне увлекательные подробности Второй Мировой войны и отнявшему полторы дюжины месяцев моей жизни взамен на красочные воспоминания.
Настенные часы лениво и однообразно отсчитывали время - это занятие было для них привычным. Нет ничего более привычного, размеренного и одинакового, чем время, и только это одинаковое время, по сути, вносит изменения в нашу жизнь. И эти две монотонные вещи - взаимозависимые понятия: не может быть времени без жизни, и для чего нужна жизнь без времени? А может, время ещё больше похоже на жизнь, чем нам кажется? И правда, оно так же однообразно и монотонно, оно продолжается и, кажется, никогда не закончится, но в самый неожиданный момент...
- Мы пытались, - отвлёк фюрера от мыслей голос докладывавшего офицера, - но их оборона настолько крепкая, что все наши попытки не дают никакого результата.
- Совершенно никакого результата? - вслух, но как-то отстранённо, не обращаясь конкретно к данному офицеру, проговорил Гитлер. Он отвернулся от часов и посмотрел на молодое услужливое лицо в очках. - Вам не кажется, герр Дрейден, что наша замечательная "молниеносная" война немного затянулась?
- Разве что совсем слегонца, - улыбнулся молодой офицер.
И Гитлер ещё раз спросил у самого себя: почему он позволяет этому Дрейдену так себя вести?
"Дело тут, наверное, не в том, что он мой дальний родственник, - он выделяется из всего этого сборища неумех и глупцов, он нагл, но умён, он любит пошутить, но когда он серьёзен, от этой серьёзности бросает в дрожь, и небезосновательно... В общем, - решил фюрер, - он напоминает меня. Единственный из всего моего окружения, кто напоминает меня самого. Как хотелось бы, чтобы этот человек достиг многого - но, к сожалению, этого не будет, ведь в противном случае он составил бы мне конкуренцию, а для меня всё-таки важно, что именно я веду Германию в будущее. Кто знает, что на уме у этого юнца. Вдруг он уже давно тайный союзник русских? Но при штабе я его оставлю: он очень исполнителен и ответственен. А там посмотрим, что будет. Если понадобится, приставлю к нему наблюдателя. Интересно, - внезапно возникла в голове у Гитлера безумная мысль, - а правду ли он мне сказал? Если бы он был шпионом, он бы, конечно, захотел спровоцировать меня, сообщив, что мои солдаты по-прежнему, после всех многочисленных попыток, ещё не взяли Москву. Контрольную точку, как я её называю. Точки соединяются отрезками. Если линия, которой мы отмечаем свой путь, коснётся точки под названием Москва, то отрезок будет закончен - и вскоре закончится война, в нашу пользу. Если же нет..."
- А не врёте ли вы мне, герр Дрейден?
- Простите, мой фюрер? - офицер был несказанно удивлён, если не сказать ошарашен подобным вопросом.
- Нет-нет, ничего. Это мысли вслух... А что же наш разумник Гиммлер? Он вроде бы говорил, что у него был какой-то план.
- Не могу знать, мой фюрер! - от волнения герр Дрейден даже отрапортовал как положено. - Но никаких известий об этом не поступало.
- Жаль, искренне жаль. А знаете что, герр Дрейден?
- Что, мой фюрер?
- А не рвануть ли мне на фронт, а? - Гитлер серьёзно посмотрел Дрейдену в глаза. - Впрочем, нет, лучше вам отправиться со мной - одному мне будет скучно. Всё это так опостылило, я вам признаюсь, - Гитлер сделал широкий жест рукой, таким образом охватывая всё то, что, по его признанию, ему опостылило. - Возможно, хотя бы этот вынужденный шаг принесёт плоды. Возможно, солдаты и их командующие возьмутся за головы, когда увидят в непосредственной близости от себя "своего фюрера". Возможно, мы сможем принести большую... хоть какую-то пользу там. А, герр Дрейден, как вам моя идея? Мне лично нравится - пора сменить обстановку.
- Мой фюрер... вы... это... - Дрейден не находил слов.
- Я? - Гитлер усмехнулся. - Ну, конечно, не серьёзно. Надо думать над сегодняшним днём, а не питать ум пустыми иллюзиями.
Однако в улыбке Гитлера отражались отнюдь не эти мысли.
* * *
- Ты тоже слышал? - Солдат с красной звездой, прислонившись к баррикаде, перезаряжал ружьё.
- О плане Гиммлера? - спросил его товарищ, которому в прошлом бою оторвало два пальца, указательный и безымянный, на правой руке. - Разве есть такие, которые о нём не слышали?
- Слышать-то слышали все, - согласился первый, передёргивая затвор, - а что он из себя представляет на самом деле?
- А до меня вот дошли слухи, что на Москву напустят огромную стаю воробьёв, заражённых смертельным вирусом; этот вирус передаётся через прикосновение птицы к оголённому участку кожи человека. А ещё заражённые птицы испускают ядовитые пары - вдохнёшь их, и прощай навсегда: вирус убивает меньше, чем за минуту. А в головы этим воробьям вроде вшиты эти... какие-то там... как же... забыл слово... На "и"... И... Ин?.. Инплам...
- Имплантанты, - подсказал полевой врач, привалившийся в сторонке к стене полуразрушенного здания и мирно курящий.
- Вот-вот, они самые. И немцы вроде бы с помощью этих имплантантов могут управлять поведением воробьёв - на расстоянии. Посылают им через специальное громоздкое механическое устройство, расположенное в их главном штабе, импульсы... или чего там обычно посылают в имплантанты?
- Импульсы, - компетентно подтвердил врач, сделал последнюю затяжку и выбросил дохлый чинарик.
- Импульсы посылают, - продолжал вошедший в раж солдат, - с информацией, что им, воробьям то есть, дальше делать. Ментальный контроль. Я правильно сказал?
- Правильно-правильно, - ответил врач, получивший сегодня неофициальную должность главного консультанта по медицине.
- Слухи, говоришь, дошли? - Зарядивший ружьё солдат теперь смотрел вперёд через мушку: то ли тренировался, то ли что-то искал, то ли делать ему было совсем нечего. - Меньше верь слухам.
- Ладно, это ещё ничего, в такое даже поверить можно. - Врач встал и отряхнул штаны. - Есть и другие версии.
- Какие же?
- Да бред это, не берите в голову.
- И всё же?
Врач подошёл к солдатам.
- Папироска есть? - Кто-то выдал ему белый цилиндрик. Врач закурил и продолжил: - Много есть разных версий: бомба, которая уничтожает только людей, на одежде которых есть красные звёзды...
- Хм.
- Я же говорю, бред... Инопланетяне-союзники, на родной планете которых господствует строй сродни нацистскому; оттого-то они и согласились помочь Гитлеру освободить Землю от коммунистической нечисти. Нацист нацисту - брат, как водится. Бластеры, космические корабли и прочая муть прилагается.
- А-а... А ещё?
- Психокинетики, зомбирующие советских солдат. Эти психокинетики бывают двух разновидностей: посильней и послабей. Те, что посильней, производят зомбирования, не покидая территории Германии, прямо там, у себя, нежась в ванной в обнимку с голыми грудастыми девицами. Ну, а те, которые послабее, внедряются в ряды наших войск и зомбируют нас, выискивая подходящий момент.
- Какой, например?
- Например, во время сна.
- А эти психокинетики могут быть женщинами?
- Да кем угодно.
- А я сразу почувствовал неладное, когда Люська мне так легко отдалась.
- Да ну! Она те дала? Не ври только.
- Да вот ещё позавчера.
- Люська, значит... Ты мне, Панюков, давненько казался странным, вот ещё с позавчерашнего дня...
- Да иди ты, Нехотенко.
- Поточнее, пожалуйста.
- А чем ещё может обернуться этот план Гиммлера?
- Да не знаю я! Я говорю только то, что слышал, - хотя сам я таким россказням не верю.
- Это правильно. Однако ситуация с Люськой...
- Идите вы все на фиг! Я с вами больше ничем делиться не буду... Слышь, Погодин, - обратился к полевому врачу Люськин хахаль.
- М?
- А план Гиммлера... он вообще существует?
- Чёрт его знает. Я подобными глупостями голову не забиваю - пускай этим занимаются те, кому следует, - и Погодин кивком указал на небо.
* * *
Мужчина с большими усами курил трубку.
- Какие известия о плане Гиммлера? - наконец сказал он с заметным грузинским акцентом.
- Товарищ Сталин, мы до сих пор не располагаем никакими достоверными сведениями на этот счёт.
Сталин резко обернулся.
- Вы понимаете, - спокойным, безынтонационным голосом произнёс он, - что мы отстаём от Гитлера. Он уже впереди. У Гиммлера есть план, а значит, план есть и у Гитлера, а нам о нём совсем ничего неизвестно. Между тем, это может оказаться решающим моментом во всей войне.
- Я понимаю...
- Мы должны что-то противопоставить Гитлеру, - прервал своего визитёра Сталин. - Если мы ничего не противопоставим, он победит. Мы первыми нанесём ответный удар, а потому он превратится из контратаки в атаку - мы опередим Гитлера.
- Но мы не знаем...
- Это плохо.
Сталин в молчании курил трубку.
- Вы можете идти.
Его визитёр вежливо поклонился и покинул кабинет.
* * *
Немцы отступали. Что бы они не пытались предпринять, советские войска не давали им этого сделать. Это был бешеный напор, безостановочный, беспощадный. Немцы не знали, что помогло советским солдатам так переломить ход битвы под Москвой и почему сейчас бегут именно они, немцы, а не их заклятые враги, как и должно было быть. Впрочем, не знали этого и сами русские. Но тем не менее: из-за этой стремительной, переполненной энергией и яростью контратаки наступил перелом не только в отдельно взятой битве, но и во всей войне. Немцы отступали...
* * *
Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет вбежал худой мужчина с какой-то бумагой в руке.
- Срочное донесение! - задыхаясь, оповестил он.
- Что случилось? - с ледяным спокойствием осведомился Сталин.
- Наши войска гонят их прочь! Товарищ Сталин, ваш план удался!
"Мой план?" - удивился усатый человек, куривший трубку. А вслух сказал:
- Это замечательно. Спасибо за хорошие новости.
* * *
Гиммлер сидел один за столом и задумчиво глядел перед собой - с противоположной стороны на него взирало бесстрастное лицо фюрера.
"План... мой план... - Гиммлер лихорадочно соображал; мысли метались как бешеные, но не находили никакой спасительной лазейки - только впустую бились о стену недоумения. - План... Что же я скажу им? Что я скажу ему? - Гиммлер закрыл глаза и откинулся на спинку стула. - Эх, если бы я ещё знал, о каком плане идёт речь..."
* * *
К Гиммлеру спешил человек с последними известиями о ходе войны: яростная контратака русских, немецкие силы отброшены и продолжают отступать, перелом...
(06.12.2004)
Тайна древней шкатулки
Руки с бархатной, сладко пахнущей кожей скользнули по твёрдой, резной, гладкой поверхности шкатулки. То было прикосновение матери к своему ребёнку, любовницы – к любовнику; такого прикосновения ждут все и вся, чтобы, раскрывшись, подобно самой древней тайне, откликнувшись на идущий из глубины веков и сердца зов, подарить в ответ на ласки и прошения самое ценное, что только может вообразить поделённый на два полушария набор серых клеток. Касание шкатулки было намеренным и неотвратимым, и любые эпитеты, все возможные метафоры и аллегории, аллюзии и параллели не смогли бы передать желаемого, набухшего весенней почкой, готового перейти в действительное цветением, опылением, созреванием. Необходимость движения закладывалась противоположностями, гниением плода и выбрасыванием семян, оплодотворением и гибелью, свойственными каждому в мире, состоящем из молекул.
Тонкие пальцы живыми розовыми существами приблизились к ключу и сомкнулись на нём. Поднеся ключ к тому, что олицетворяло ниспровержение законов и полное забытье, сокрытое в древней пляске, давшей жизнь создателю шкатулки в ту самую эпоху, когда из дерева и металла, соединивших свои жизни, появилась и она сама, пальцы-существа погрузили металл в зазывно темнеющую неизведанность. Поворот, миллисекунды тишины, щелчок – почти сразу, без перерыва, и всё-таки через промежуток затаенного на единицу после запятой и бесчисленного количества нулей дыхания, - и шкатулка открывается. Медленно, неторопливо, зарождаясь ответом, как жизнь зарождается в самой себе, воспроизводит саму себя в акте, идущем от начала веков, родом из вечности, в процессе совокупления – прелюдии к существованию, неотрывном от смерти. Всё та же история, всё то же действие, всё тот же результат.
Внезапно и непредсказуемо крышка откидывается назад, телом, которое довольно происходящим и жаждет большего; запахи, дурманящие сознание, распространяются вокруг. Что-то мечется внутри шкатулки, беснуется, пытаясь вырваться наружу, скребётся, стремясь разорвать деревянную оболочку, изгибается и вздымается, облаком пепла и пыли, раскрывающимся над взрывом, летит вверх. И вот оно уже свободно, вот оно здесь, в воздухе, рядом, совсем близко, и можно если не прикоснуться к нему, то хотя бы ощутить исходящие от него волны тепла и света, энергию будущего счастья и бывших горестей. Яркие краски, пёстрые фигуры – миниатюрные шаровые молнии и змеи из полыхающего нереальным огня – пронзают пространство и остаются в нём, колоссальная мощь, сила без соразмерности и ограничений разлетается жарящими и жалящими осколками, следствием-остатком былого и предвестником будущего, призывая положить конец, накаляясь до предела, чтобы…
…чтобы…
…чтобы.
Волна поворачивает вспять и замыкается на своей самости, руки, немного подрагивающие от остаточного возбуждения и приятной усталости, берут крышку в себя и опускают на место. Поворот ключа, привычное щёлканье – и металлический гость-проводник уносится туда же, куда уходят мечты о повторяемости желанного, ожидающего в тихом безвременье отсроченного до поры выполнения предназначенного. На стене, словно затихая под воздействием произошедшего, тикают и тикают часы, отсчитывая оставшиеся до нового воссоединения часы, минуты, секунды…
(Июнь 2010 года)
Тайна древней шкатулки – 2
1.
Всё было тёмным, неподвижным и лишённым жизни, потому что бал правила ночь. Камень ударил по стеклу. Осколки с хрустальным звоном посыпались на пол. Рука выбросила булыжник. Тело перемахнуло через подоконник и оказалось в комнате. Следом за первым забрался на самую вершину лестницы второй – он тоже влез внутрь. Огляделся в чёрном помещении, почувствовав себя, словно в материнской утробе. Так же тепло и вновь не хватает света.
«С чего бы?» - всплыл в голове вопрос.
Но мысль осталась необдуманной, неразрешённой: первый сунул в руки второму мешок и указал в сторону полок. Второй кивнул, метнулся к стене, стал скидывать всё ценное, старинные вещи, не знавшие времени и цены, в нутро грязной материи. Игрушки, подсвечники, статуэтки, какая-то шкатулка… Второй попытался открыть её. Тщетно. Тогда он бросил шкатулку поверх кучи бесценных предметов, завязал мешок верёвкой и приготовился уходить, тем более что первый уже звал его, первый уже был снаружи. Второй перемахнул через подоконник, сбежал по ступенькам вслед за подельником, в несколько прыжков оказался у ограды, через которую перелез без особых усилий.
Две фигуры в чёрных одеждах бегом скрылись в ночном мраке, а дом остался стоять с разбитым окном, будто старый господин в треснувшем пенсне. Лестница вела наверх и вниз – она принадлежала тому, кто владел домом. Вот парадокс! Дом сам помог себя ограбить. То, что купил владелец, стало подспорьем в руках воров. Однако не так ли чаще всего происходит в жизни?..
2.
Когда хозяин тихо, неспешно, невидимо скользнул-проник-вошёл в дом, строение немедля рассказало ему о том, что случилось. Владелец поднялся на второй этаж, осмотрелся и покачал головой: воры вынесли всё. Жалость напала на хозяина. Ему было жаль и статуэтки, и подсвечники, и вазы, и, конечно, древнюю неповторимую шкатулку. Но больше всего ему было жаль воров…
3.
Награбленное бросили в углу. Первый – немногословный, мрачный – прошёл на кухню и стал готовить еду: очень хотелось спать, но обыденный голод побеждал колдовство Морфея.
Второй сел за стол – ждать – и, пока суд да дело, уставился на два полных драгоценностей мешка. Мысль ввинчивалась в голову, подобно штопору, и грызла мозг – мысль о шкатулке. Что она? Как она? Почему она?..
Сам не понимая, что делает, второй встал, оглянулся, убедился, что первый не видит, присел у своего мешка – у того, что более потрёпанный, - развязал верёвку, просунул руку и стал рыться в вещах. Ему чудилось, что вот-вот разъярённые украденные предметы укусят его за пальцы, но этого не случилось, и вскоре он обнаружил её – шкатулку. Стоило коснуться странной вещи, как всё тело затряслось от сладостного предвкушения, волна зародилась в животе и разошлась, пробежала по всему организму, и ударила в самое сознание. Второй пошатнулся, но шкатулки не выпустил. Он быстро извлёк её из мешка, встал на ноги, подпрыгнул к столу, поставил загадочную вещь на стол и стал разглядывать. Вертеть. Ощупывать. И сам не заметил, как ощущение чего-то безграничного, вечного, мягкого и сладострастного разорвало его на части – в смысле переносном. А затем…
4.
Первый вошёл в комнату, держа в руках поднос с едой.
Металл упал на пол - звяк!
Бутерброды, стаканы, графин с водой разлетелись по полу - шлёп! шлёп! Бац! бац! Бах!
Тело первого отступило назад – и упёрлось в стену – бум!
Это было тело – это был уже не человек. Завораживающая, гипнотическая, подчиняющая… разрушающая магия шкатулки завлекла в свои сети первого. Взрывы миниатюрных сверхновых, летающие огненные шары и ленты, потрясающие странные звуки, невероятные потусторонние мелодии, картины посюсторонние и видения, которым нет места в реальном мире, - даже для вымысла они слишком фантастичны.
Первый стоял неподвижно, спиной вгрызаясь в стену, глазами – в шкатулку, и ощущал давно знакомое, но доселе неведомое, а вместе с приобретением этим чувствовал он и потерю: первый терял нечто важное, всегда находившееся с ним. Нечто необъяснимое. Тождественное. Личное. Своё собственное «я»…
…А на фоне этого – тени, вырывавшиеся из шкатулки: плясала в извечном танце любви и похоти гибкая стройная фигурка, и кто-то высокий мускулистый помогал ей высвободиться, проникая и овладевая, позволяя отдаваться – и покорять…
5.
В новостях передали, что ночью такого-то числа такого-то года дом, находившийся на улице …, потряс изнутри сильнейший взрыв. Его причину определить не удалось. Строение разнесло по всей улице, а его немногочисленные остатки сгорели дотла. Жители – двое братьев, финансовые работники, - пропали без вести. Но ещё долгое время ходили слухи, что они погибли при взрыве.
6.
Руки гладили шкатулку – намеренно, открыто, чувственно… аккуратно. Потянулись было к крышке – приподнять. Так хотелось заглянуть внутрь!.. Но сейчас нельзя. Потом, когда всё уляжется. Когда шкатулка успокоится, а он сам будет готов.
Владелец поставил старинную вещь на прежнее место, среди прочих древностей: ваз и подсвечников, тарелок и блюд, игрушек и украшений. Всё вернулось на свои места. Всё всегда возвращается. А после ушёл, закрыв дверь на ключ.
7.
Окно на втором этаже, как раненный глаз – повязкой, затянула паутина досок. Забитый проём, ход, путь не должен более искушать и манить. Не должен…
(Январь 2012 года)
Трое в трюме (без учёта собачки)
- Холмс, по-моему, вы превратно понимаете выражение «ничего лишнего», - отдуваясь, сказал я.
- Что вы имеете в виду, дорогой Ватсон? - Дыхание моего друга тоже было сбивчивым.
- Вот, скажем, тот случай с профессором Мориарти: мне думается, когда он говорил «приходите, я хочу с вами побеседовать», то имел в виду несколько иное. Немного опрометчиво было являться на встречу с ним в выходном костюме, не прихватив с собой револьвера.
- Вы считаете, мне стоило облачиться в свой обычный наряд?
- Или, вот, «Дело о нудистах-убийцах». Помните, как посмотрел на нас инспектор Лестрейд, когда прибыл на место преступления, в лагерь нудистов, и обнаружил наше, скажем так, неглиже?
- Мы тогда прекрасно затерялись в толпе. Или вы предпочитаете быть обнаруженным потенциальным врагом?
- А ваше поведение на приёме у президента Соединённых Штатов, где вы были почётным гостем...
- Согласен с вами, дорогой друг, коллекция секретных планов Британии, которые я подарил президенту, совсем невелика, но, надеюсь, он на меня не в обиде.
- Я ни на что не намекаю, Холмс, - но, чёрт возьми, почему мы стоим посреди поля в два часа ночи, а на земле лежат бесчувственные миссис Хадсон, Лора Лайонс, змея из дела о пёстрой ленте и собака Баскервилей?
- Вы тоже считаете, что собачка - лишняя?
В небе появился светящийся шар и стал быстро снижаться, приближаясь к нам.
- Ну, довольно разговоров, Ватсон: помогите мне положить достопочтенных леди в трюм космического корабля, прилетевшего с Альфы Центавра.
- Холмс, это ведь никак не связано с намерением инопланетян захватить Землю, о котором на прошлой неделе трубили все газеты?
- Не беспокойтесь, мой друг, конечно, связано. Нашим братьям по разуму требовались особи женского пола для вынашивания потомства, и самый совершенный мозг в мире нашёл решение этой проблемы. Как обычно, всё элементарно: трое в трюме (без учёта собачки) - в обмен на увеличение тиражей некоего Конан Дойла и очки для Майкрофта.
Что же, я вновь ошибся, усомнившись в великом сыщике, а он в очередной раз подтвердил свою гениальность.
- Тогда это меняет дело, Холмс! Но вдруг нас обманут?
- Не волнуйтесь, Ватсон, своих они не обманывают, - телепатировал Холмс и подмигнул мне третьим глазом.
Я переплёл щупальца и вздохнул тремя диафрагмами. Всё-таки, как бы ни был гениален мой друг, в душе он - сущий ребёнок.
(Июль 2010 года)
Успеть вовремя [Не опоздать]
Пустая, стылая квартира окружала его со всех сторон.
Строчку, хотя бы одну строчку...
Замкнутое пространство казалось темницей, из которой не выбраться. В покрытых пылью комнатах были разбросаны вещи.
Чёрт! Ничего не пишется! Ну, думай, думай...
Жена сказала ему на прощание "Не вспоминай о нас", забрала дочку с сыном и ушла. Без скандала, тихо, даже не хлопнув дверью. Кошка, и та оставила его - убежала через несколько дней.
Сегодня сдавать рукопись - надо хоть что-то напечатать! Но как написать весёлый рассказ, когда в твоей жизни - мрак и тьма? А внутри - холод... Ну почему я не могу выдавить из себя ни предложения?! Да, мне очень плохо, но ведь именно свои эмоции многие и переносят на бумагу - я же знаю. Я тоже когда-то был таким, пока не стал профессиональным писателем...
Тишина довлела над ним. Даже нигде не тикали часы, потому что механических у него никогда не было - он пользовался только электронными. На мониторе компьютера, справа внизу, стрелки отправлялись в поход, забирая с собой отрезанные кусочки времени.
Так хочется забыть обо всём: и о работе, которую я не могу сделать, и о семье, которой у меня больше нет...
Он смотрел в окно, на безмолвный и неподвижный двор. Вдруг нахлынули воспоминания: совсем молодой, он вдохновенно отстукивал по клавишам печатной машинки. Это даже заставило улыбнуться. Годы шли, а он продолжал сочинять. Затем вместо машинки появился компьютер. Провели Интернет. Но это частности - в целом всё оставалось по-прежнему: он в своей комнате, сидел за столом и что-то писал. Как и сейчас...
Но почему никого рядом? Почему они ушли? Что я им сделал? Дело во мне?..
Мысли цеплялись одна за другую. Пальцы стучали по клавишам, как много лет назад. Только оставшись наедине с собой, в полном одиночестве, он наконец понял. Это было как озарение. Равнодушие - вот что рушило его жизнь и чем он портил жизнь другим! Отстранённость. Восьмой грех... Но был ещё шанс: вынырнуть из омута собственного "я" - и устремиться в мир!
Ну и пусть я не написал рассказа - зато у меня есть эта миниатюра. А если редактор откажется от неё, я найду кого-нибудь, кто её опубликует. Потому что такие мысли не должны пропадать зря!
Он выключил компьютер, вышел на улицу и, сев в машину, направился к дому тёщи. Туда, где теперь жили его родные. Наверняка, они так же сильно скучают по нему, как он по ним. Он спешил это проверить, он спешил, боясь опоздать, он спешил - спешил в свою жизнь.
(Сентябрь 2011 года)
Так уж заведено
Ангел был какой-то недостоверный. Я бы и не поверил, что он ангел, если бы он не показал удостоверения.
- Не знал, что у вас, там, тоже нужны бумажки, - сказал я.
- Без них теперь никуда, - горько вздохнул ангел. - А кстати, где это - там?
- Ну-у... на небе? - предположил я.
- Всё понятно. - Ангел кивнул. Наверное, своим мыслям.
Я мысли читать не умел, и мне оставалось лишь догадываться. О чём может думать ангел? О чём-то своём - высоком, чистом... Ангельском...
Между прочим. Ангельским этого ангела назвать было ну никак нельзя. Выглядел он, как грузчик, которому дали поносить личину ангела. Или как второразрядный актёр, который согласился подменить ангела, пока того не будет. И кого они хотели так обмануть? Меня? Или того, кто значительно выше? В любом случае, ангел должен был пообещать актёру пару лет отдыха в Раю или чистку кармы. Частичную хотя бы.
Но я не об этом хотел сказать. Если этот ангел и был ангелом - а похоже, им он и был, потому что спустился с неба в лучах света... Даже если он был ангелом, то, наверное, каким-нибудь не самым достойным. Встреть я такого ангела на улице, без крыльев и света, - прошёл бы мимо. И взгляда бы на него не бросил. Обычный... человек. Вот хорошее описание: человек, а не ангел. Причём, похоже, человек не самый успешный.
- Что молчишь? - спросил ангел. - Задумался? Это бывает. Ты представить себе не можешь, как много вдруг у людей рождается вопросов, когда к ним является ангел. Обычно он - то есть я - прихожу, когда... ну... уже всё, пора. А они стоят, как вкопанные, смотрят на тебя остекленевшими глазами и забрасывают вопросами: как? да почему? да куда? Надо, говорю, отправляться, нас долго ждать не будут. Но они...
Я не удержался и задал-таки вопрос, который меня волновал:
- А все ангелы - такие?
Ангел сбился с мысли и не сразу понял, о чём его спрашивают.
- Э-э... такие? Какие?
- Вот такие. Как ты.
- А-а. Нет. - Ангел улыбнулся. - Не обращай внимания, у меня выдался не лучший день.
- Разве у ангелов так бывает? - удивился я.
- А чем мы хуже людей? - Кажется, ангел был даже слегка рассержен. Но он быстро справился с собой и продолжил - прежним дружелюбным тоном: - Давай, парень, собирайся - и полетели, как говорится.
Полетели? Вот те раз. Куда лететь, когда у меня завтра - прослушивание?
Я прямо так и спросил ангела:
- Куда ещё полетели?
Ангел приподнял бровь и недобро на меня глянул.
- Ты что, тоже из этих? Из тех, которые задают миллион вопросов и не слушают ответов, потому что тянут время.
Я не хотел, чтобы там обо мне сложилось неверное впечатление, и постарался объяснить:
- Я не тяну время... Я не понимаю... куда мы должны лететь?
Ангел подошёл ко мне.
Ничего себе! От него пахло потом!
Я отступил назад. Уж не знаю почему: то ли открытие было таким шокирующим, то ли на меня подействовал запах пота.
- Парень, - сказал ангел и взял меня за руку. Я почувствовал... как бы описать... Если бы вас коснулась сотканная из белого света рука, вы бы ощутили примерно то же самое. - Парень, - повторил ангел, - ты умер, откинул копыта, склеил ласты, отбросил коньки... Понятно или продолжать?
- П-понятно, - заикаясь, проговорил я.
- А я - ангел. Посмотри на меня: я - ангел. Понятно?
- Понятно.
- Тогда к чему глупые вопросы?
Какой несдержанный ангел мне попался. И плохо одетый к тому же. Почему мне так везёт?
«Я, в конце концов, не каждый день умираю. Ничего удивительного, что я веду себя немного... странно. Странно по твоему, ангельскому мнению. Но меня можно простить. А вот на вопрос ответить, что, так сложно?»
Вот что надо было сказать невоспитанному грузчику с крыльями.
Вместо этого я промямлил «Извините» и замолчал.
- Ладно. - Ангел проявил великодушие. - Бери меня за руку, и полетели...
- А можно... один вопрос? Всего один, - пообещал я.
- Ясно. Ты всё-таки из этих - «оттянем-миг-смерти-любой-ценой». Парень, ты уже умер...
- Я не из этих, не из этих. Я просто хочу знать... Один вопрос... Рай, он - существует?
Ангел смотрел на меня. Долго, изучающе. Что скрывалось за этим взглядом? Что угодно могло скрываться: любопытство, изумление, раздражение, отвращение...
- Вообще-то… - начал ангел.
И я стал внимательно слушать. Величайшая тайна вот-вот будет раскрыта! Жаль, я не смогу поделиться своим знанием с человечеством!..
- …нам не разрешается говорить на эту тему с людьми, - ответило крылатое существо.
Я посмотрел на него с недоумением и неудовольствием.
- Я столько жил, - сказал я, - страдал, работал и надеялся, и разочаровывался, а потом и вовсе умер - и всё для того, чтобы услышать «нам не разрешается об этом говорить»?
- Ты на кого сейчас злишься, - спросил ангел, занимая оборонительную позицию, - на меня или на себя?
- Ни на кого! - сказал я, довольно громко. - Я просто злюсь.
- Никогда не понимал этого простого человеческого удовольствия.
- Может, потому, что это простое человеческое удовольствие?
Ангел облокотился на тумбочку. Ага, значит, он не бестелесный. Я всё больше и больше разочаровывался в ангелах.
И в Рае, если на то пошло. Может статься, его и нет вовсе, вот ангелы и замалчивают эту тему.
Что же касается Бога...
- Сколько общаюсь с людьми - никак не могу привыкнуть...
- К чему? - спросил я. - К тому, что мы обвиняем всех, кроме себя?
- Не-а.
- К тому, что мы растрачиваем свои жизни по пустякам?
- Нет-нет, я не о том. Хотя это предположение ближе к истине.
О, он заговорил об истине. Ну, ты сам нарвался.
- А истина, - спросил я, хитро прищуривая глаз, - о ней тебе тоже не разрешается говорить с нами, людьми? Существами, не достойными...
- Об истине-то? Да я сколько угодно могу о ней говорить. Только устал уже.
Ангел вытащил из кармана... ну конечно... самокрутку. И закурил. Зажёг цилиндрик от своего сияния и запыхтел дешёвым табаком.
Терпеть это было выше моих сил. Я уже не сдерживался:
- И что же есть истина?
- Напоминаешь мне одного чудака из Иудеи, - пробубнил себе под нос ангел.
- Что?
- Истина, - сказал ангел, - для тебя заключается в том, что твоя душа освободилась от бренной земной оболочки. Ты покинул человеческое тело, но по привычке остаёшься человеком. Ведёшь себя, как человек, говоришь, как человек, думаешь, как человек...
- Ты умеешь читать мысли? - саркастически произнёс я. - Я вот - нет.
- Это ты так думаешь.
- А что, умею?
Я был озадачен.
Ангел затушил самокрутку о коврик на стене. О мой коврик. Эй!
- Эй!
- У вас полно времени. Его достаточно, чтобы разобраться в этом вопросе и во всех остальных. Но вы начинаете разбираться в них, только когда...
- Того?
- Ага.
- А тебе лень объяснить, да? Человек никогда уже не станет человеком, никогда не ощутит прелести пребывания в человеческом теле, а тебе лень ответить на пару его вопросов. Да ты... эгоист. И что, все ангелы такие?
- Это я-то эгоист?
Ангел всерьёз обозлился на меня.
Правильно ли я поступаю? А, всё равно назад уже не повернёшь.
- Что такое истина? Есть ли Рай? А Рай на Земле? - Я загибал пальцы. - Для чего на свет Божий появился человек? И есть ли Бог? И куда мы идём?
- Куда мы идём... Началось... Я так и знал, что ты из этих.
Я был определённо неприятен ангелу. Но меня это мало волновало. Я задавался вопросами вселенского масштаба.
- И что делать? А зачем? А каков ответ на великий вопрос Жизни, Вселен...
Но ангел перебил меня:
- У тебя была жизнь, и ты мог найти ответ на этот вопрос. Так же как и на любой другой. Всё. Хватит. Прощайся с квартиркой - и полетели. У меня поклиентская оплата - мне не улыбается...
- Всё думаешь о себе? Все вы - все вы там, наверху, думаете только о себе.
- Полетели, а? - Ангел выглядел уставшим. - Если хочешь, поговорим по дороге. Хотя мне и не особо этого хочется, - добавил он вполголоса.
- Нет уж. - Я принял решение. Сначала заставляют тебя страдать, затем и вовсе умирать. Хватит быть безвольным актёром в театре кукол, пора проявить характер. Лучше поздно, чем никогда. - Я никуда не полечу.
- Чего? - спросил ангел. - О Господи...
- Ага-а. Значит, Бог всё-таки есть?
- Кончай дурить и полетели...
- Я сказал: нет.
- Всё равно ведь полетишь.
- А вот и нет. Я остаюсь, чтобы жить.
- Ты уже пожил.
- Да, только этого мало. Мне нужна вторая жизнь. Теперь, когда я знаю о существовании ангелов, загробного мира (хотя и не наверняка), возможно, Бога, какой-то абстрактной истины... А, пускай - не это главное. Главное, я знаю, что смогу узнать то, что захочу узнать - но только в новой жизни.
- Там, - ангел махнул куда-то рукой, - ты тоже узнаешь ответы...
- Зачем они мне? Там я буду мёртв. А здесь... здесь я буду жить... Я узнаю... я столько всего смогу узнать... и рассказать... всем!..
Я размечтался.
- Ну да, конечно, - саркастически изрёк ангел.
- Мне нужна вторая жизнь. Ты ведь можешь мне её дать? Или нужно разрешение начальства? Как всегда.
- Послушай, ты не понимаешь...
- Не-туш-ки. - Я был неумолим. - Меня такой банальностью не проймёшь. Я вернусь в человеческое тело. В своё или чужое - не суть важно. И у меня будет второй шанс. Это всё, что мне нужно, - второй шанс. Вот всё, о чём я прошу. Разве это много - для вас, ангелов? И для...
- Ты умер. Смирись с этим.
Ангел был спокоен. Чересчур спокоен, на мой взгляд.
Странное, необъяснимое чувство закралось ко мне в душу - а больше от меня ничего и не осталось. Я старался не обращать на него внимания. Но чувство было жутко назойливым и каким-то... неотвратимым.
- Ты умер, - сказал ангел. - Мне очень жаль.
- Мне нужен второй шанс, - повторял я, пересиливая необъяснимый страх. - Второй шанс, чтобы узнать. Чтобы рассказать...
Ангел молчал.
От его взгляда делалось не по себе.
- Шанс. Всего лишь шанс. Большего мне ничего не...
- Дурак!
Я замолчал.
Неужели ангелам разрешается оскорблять людей? Хотя они курят и от них пахнет потом...
Ангел подошёл совсем близко.
- Я же говорил: ты не понимаешь.
Это была правда. Я не понимал.
- Ты просишь второй шанс, - продолжал ангел, смотря мне прямо в глаза. - Но пойми наконец. Ведь эта жизнь и была твоим вторым шансом. Только ты прожил её, как и первую. Бесцельно. Бездарно. - Ангел помолчал, а потом пожал плечами. - Впрочем, так уж у вас заведено.
(2008)
Ник
(этимологический анекдот)
Главный среди Вовановой «крыши» постоянно производил шум… если вы понимаете, о чём речь.
В тот день он опять разразился, наверное, на всю округу.
- Да завязывай уже! Кончай с этим! Харэ! – заголосили остальные.
- А что не так? – возмутился главный.
- Сам знаешь что! Ты пускаешь волны!
- Но дык звуковые!
- Если б только звуковые!..
Главный насупился.
- И что вы предлагаете?
- Ничё! Придумаем тебе погоняло беспонтовое – вот чё!
- А по сопатке?
- Ну, и с кем ты тогда останешься, если кажному по сопатке? Да и силёнок не хватит.
- Не больно-то вы меня уважаете! Я же главный!
- Пердун ты!
- О! – хором воскликнули все. – Точно!
Через неопределённый, но для людей продолжительный отрезок времени главный не выдержал:
- Хватит! Не хочу кличку!
Братаны заухмылялись.
- Не-э, не положено.
- Тогда хочу другую!
- А чем тебе эта не нравится?
- Не нравится. Некрасивая. Короче, не нравится, и точка.
- Ладно-ладно… дадим тебе кликуху попрезентабельнее. Ты ж пахан всё-таки. Только подожди чуток, пока на Руси войдут в моду греческие и еврейские имена.
- И вы поменяете мне прозвище?
- Поменяем-поменяем.
- Честно?
- Зуб даём.
- А что, если поторопить людей? Свиток, там, подбросить, пророка организовать или ещё как.
- Не стоит: запалиться можем.
Тут главный понял, что дискутировать дальше не только бессмысленно, но и опасно. Он подавил рвущийся наружу радостный, правда, неблагозвучный порыв.
- Ловлю на слове! – быстро согласился пахан. Однако, сгорая от любопытства, не выдержал – добавил: - Ну, а с какой буквы мой новый никнейм начинаться будет?
- А с какой тебе хотелось бы? – последовал встречный вопрос.
И Перун крепко задумался…
(Июнь 2013 года)
Победитель
(версия 1)
Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, как коровы на скотобойню.
Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял своим размахом – точно так же как и царящими внутри разрухой, запустением и голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта нельзя было сбросить вериги.
Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, после Великой Войны, завершившейся победой Врага, проигравших «нарядили» в металлические кольца и кандалы. В знак повиновения и во имя послушания. Враг радовался и бесновался от своей радости, а его противник, унылый и раздавленный, влачил своё ничего не стоящее существование по дороге к гибели.
Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, чаще всего убийством. Люди делали то, что им говорили, жили, как им говорили, и «малодушно помышляли о смерти». А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали – и не могли насытиться.
Но то было давно: с тех пор мир изменился, стал совсем иным. Враг побеждён, национализм сгорел в ментальном огне. Однако привычка – осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. И разрушение мира продолжилось.
Я рассказываю вам об этом, чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы – покорные! Да, это я забрался на крышу полуразрушенного здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. И, да, это я убил ими человека. Но разве вы не понимаете – убийство началось гораздо раньше. Самих себя ведём мы…
В этот момент раздалась команда «Огонь!», и сотни смертельно жалящих пуль помчались вперёд, жаждая разорвать покорную плоть. Плоть стоящего напротив стены, человека – человека без оков.
(Май 2011 года)
Победитель
(версия 2)
Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, смотря перед собой пустыми взглядами.
Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял своим размахом – точно так же как и царящими внутри разрухой, запустением и голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта нельзя было сбросить вериги.
Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, проигравших «нарядили» в металлические кольца и кандалы. В знак повиновения и во имя послушания. Совершившие это радовались и бесновались от своей радости, а их противники, унылые и раздавленные, влачили ничего не стоящее существование без начала и конца.
Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, людей сажали в тюрьмы. Земляне делали то, что им говорили, жили, как им говорили, и всё глубже и глубже погружались в депрессию. А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали – и не могли насытиться.
Но то было давно: с тех пор мир изменился, стал совсем иным. Враг побеждён, национализм сгорел в ментальном огне. Однако привычка – осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. И разрушение мира продолжилось.
Я рассказываю вам об этом, чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы – покорные! Да, это я забрался на крышу полуразрушенного здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. Но, поймите, я не преступник! Преступление – это путь, который мы избрали…
Его, закованного в цепи, затолкали внутрь кабины, не дав договорить. Рядом с ним сидели такие же преступники, которые возомнили себя свободными и потому должны были понести заслуженное наказание.
Мотор грузовика взревел, и автомобиль понёсся прочь, по утопающим в слякоти просёлочным дорогам. Туда, где вольнодумцам некого будет смущать своими сумасшедшими идеями.
(Май 2011 года)
Победитель
(версия 3)
Утро 11 ноября 2398 года выдалось мрачное и дождливое. Люди волочились по грязным, разбитым дорогам, шли на работу, смотря перед собой пустыми глазами.
Город Будущего, названный так политиками с небогатой фантазией, впечатлял размахом - точно так же как царящими внутри разрухой, запустением, голодом. В этом мире ржавого железа и расколотого асфальта все носили вериги.
Более сотни лет назад, во время разгула национализма и расизма, проигравших 'нарядили' в металлические оковы. В знак повиновения, во имя послушания. Совершившие это радовались и бесновались от своей радости, а их противники, унылые, раздавленные, влачили ничего не стоящее существование без начала и конца.
Полиция наблюдала за пленёнными, любые попытки сбросить вериги тут же пресекались, людей сажали в тюрьмы. Земляне делали то, что им говорили, жили, как им говорили, всё глубже и глубже погружаясь в депрессию. А политики и их приспешники грабили, разрушали, разлагали - и постоянно жаждали большего.
...Но то время прошло, и с тех пор многое изменилось: враг побеждён, национализм с расизмом сгорели в ментальном огне. Однако привычка - осталась. Именно по её вине жители Всемирного Государства не решались уничтожить оковы. Привыкнув к цепям и кольцам, они приучили к ним своих детей. Разрушение мира продолжалось...
Зачем я рассказываю об этом? Чтобы вы поняли. Чтобы вспомнили и взбунтовались! Мы не рабы, но хуже, мы - покорные! Я не хочу быть покорным!
Немногие оставшиеся СМИ говорили о моём поступке, вы должны его помнить. Да, это я забрался на крышу полуобвалившегося здания и, крича во весь голос, сорвал с себя проржавевшие, опадающие трухой вериги. Да, я бросил их вниз, к чёрту в топку! Это случилось тогда, 11 ноября 2398 года. Я больше не мог терпеть, я должен был вырваться на свободу! Не задумываясь о цене, но зная, что за одним человеком могут последовать все остальные!..
Так сбросьте же оковы! Прислушайтесь к зову разума и сердца! Освободите себя, освободите навсегда - ведь вы на это способны, я знаю!
(Май 2011 года)
Ра-дуга
Кольцом свернувшись, рыжей гривой пламенея, в круг обращаясь, как сотни лет и до, и после, спит гигант, сиянье яркое он спрятал в сполохах огня и в ожиданьи предрешённого на маленькой зелёно-голубой планете действа всходит вверх, такой же пылкий, такой же светлый, готовясь пробудиться и пробудить своим предназначением и всех, и вся вокруг, но лишь с приходом начала цикла циклов
Он ото сна воспрянуть сможет, и, как в ответ на заданный вопрос – древнее он гиганта-круга-света, - луч цвета апельсина, за ним ещё, ещё, ещё, и вот их миллиарды – собою синеву они пронзят гореньем и в самых ярких красках расцветят мир природы, как сон, изниоткуда прийти должны, их смысл,
Желанье чистыми ручьями, рекой заставят течь, и к берегу потоком прибьёт мечты-сомненья, сны-явь и все виденья, и освежит с утра, состарившись, поникнув, оно продолжит цикл, днём обернётся, желтком, ядром, цветки поднявши ввысь, затрепетав ветвями и бабочкой вспорхнув, и птицею запев, возрадуется лето, и осенью заплачет кружащееся кругом, и запоёт весной, и пусть зима завоет,
За раз всё обернётся восторгом и упадком, на несколько отрывков, придуманных людьми, на несколько коротких и равных промежутков, как интервалы, вживляющихся в дни, деления делений, сменяющих друг друга, повторы за повторами идут, спешат, бегут, и вот центральной стадии уж нет, на смену ей иная
Гнать, горбиться и говорить спешит, и принимая новый, перенимая старый оттенок, изливается из чаши в чашу вновь, земле, соединённой с далёким небосклоном, и вознесённым к богу, с землёю небесам в старинную систему сошедшим воедино теперь настал черёд дарить отдохновенье, оно уж близко, как жизнь, звезда, любовь,
Сильнее ненавиденья и жарче возжеланья, и холодней бездушия, и глубже невозможности, таким он представляется, так вечер наступает, гоня волной темнеющей по миру предсказания, он людям предрекание грядущей ночи матовой несёт в цветах чернения – то сажа, и фарфор – он бел, но нет здесь отрицания, ведь суть должна смешаться,
Фаянсом стать, алмазом, землёю, хрусталём, льдом, воздухом, железом, и млеком быть, и лавою, замкнувшись чтоб, в конце, пройдя за циклом цикл, поставить точку в начатом и сущее с пустым смешать рукою сильною, родив на свет Вселенную в безумном повторении и в самовозрождении, в Творении творения, в цвету и в воскресении, в неделе, что готова, свой прах пережидая, поблекнув, пережить ещё один день первый, с начала, с первых лучиков, подаренных нам тем, чьё имя зашифровано и в шифре будней светится, рождая откровения привычных капель вечности и строк из беспредельного.
(Август 2010 года)
Экстрим XXXI века
- Ну как, Андрюха, идём сегодня в Фонд Помощи Богатым?
- Конечно, Васёк. С радостью отдам полстипендии какому-нибудь миллионеру, только бы он поскорее стал миллиардером.
- Согласен. А после - на вечеринку в честь Пособников Бессмысленности?
- Это завсегда. Ленка ведь там будет?
- Естественно, она же одна из главных активисток... как его... Движения Полной Толерантности.
- А нас она сможет записать в своё общество?
- Думаю, если попросим, запишет. Кроме того, мы ведь игнорируем закон, прогуливаем учёбу и тэ дэ.
- Интересно, сколько баллов мы уже накопили по программе "Сделай ненужное для сограждан"?
- Наверняка, достаточно, чтобы купить пропуск на новый уровень - "Помогай тем, кому не надо, только для того, чтобы потом тебя отблагодарили"... Эй, погоди, что это там?
- Где? - не понял Андрюха.
- Да вон. - Васёк указал рукой.
- Ёлки-палки... Не может быть!..
- Он что, совсем псих?!
- Он же не понимает, что делает!
- Давай остановим его!
Пока они бежали, в головах обоих вертелась мысль: "А вдруг за это нам тоже баллы начислят?"
- Стой, парень! - Васёк схватил молодого человека за руку.
- Что вам надо?
- Остановись, - сказал Андрюха, - ты за это ничего от неё не получишь!
- О чём они говорят?
- Не обращайте внимания, бабушка.
- Так это твоя бабка?
- Нет. - И молодой человек вновь обратился к старушке: - Пойдёмте.
Под руку они неспешно направились в сторону жилых кварталов. А Андрюха с Васьком смотрели им вслед и пытались понять, как такое возможно. Ведь она не сможет его отблагодарить! У неё, поди, денег на продукты еле хватает. Так зачем же помогать ей переходить дорогу и всё остальное?..
- Альтруизм, - напрягшись, вспомнил Васёк давно забытое слово.
- Хм... А что… можно попробовать!
- Думаешь?
- Ну, представь, - принялся объяснять Андрюха, - участие в жизни других, забота, искренняя благодарность... все эти древние переживания! Экстрим! То, что надо в нашем возрасте!
- А вдруг нам... понравится? - Васёк замолчал. - Давай попробуем!
Когда ребята пробегали мимо, старая женщина проводила их взглядом и улыбнулась: ещё два хороших человека нашли себя. Даже если они об этом пока не подозревали.
(Сентябрь 2011 года)
Превращение
(визионерский анекдот)
Встречаются два таракана, которые раньше были людьми. Один другому говорит:
- Ты как превратился в таракана?
- Понимаешь, когда я был человеком, люди всегда меня били, унижали, оскорбляли. А после смерти ко мне явился ангел и спросил: «Кем ты хочешь стать в следующей жизни?» Я ответил: «Моя самая заветная мечта – отомстить обидчикам. Поэтому сделай меня злейшим врагом человека». Так я и стал тараканом. А ты?
- А я, - говорит второй таракан, - всегда был обласкан вниманием людей, удачей, счастьем. И ко мне после смерти тоже явился ангел, который спросил: «Кем ты хочешь стать в следующей жизни?» Я ответил: «В человеческом облике я познал абсолютно все радости. Поэтому осуществи мою самую заветную мечту – преврати меня в того, кто совершеннее человека». Так я и стал тараканом.
(Май 2013 года)
Погоня
(рассказ из школьной программы
[«п»-версия])
…Прохожий прошёл по переулку. Повернулся, присмотрелся, подумал. Побежал.
Преследователи приближались.
- Постойте, погодите! – прокричал первый.
Прохожий проигнорировал просьбу.
По переулку Пожарников прохаживался полный пешеход.
- Привет, Петро! – проговорил пешеход, приметив прохожего.
- Привет, Павел! Посторонись!!
- Почему?
- Погоня!!!
- Прекрати паниковать, Петро, - помогу!
Павел преградил путь преследователям, произнёс:
- Поберегись!!!
Противники «повстречались», попадали.
«Повезло! – подумал Петро. – Потом поблагодарю Павла».
Петро побежал прямо.
Пока преследователи поднимались, Павел подыскал прекрасную «палицу» - претолстую палку.
- Подходи – поговорим! – пригрозил «палицей» Павел.
Преследователи поднялись. Призадумались.
- Пропустите, пожалуйста, - проговорил первый.
- Пропущу-пропущу, преступники поганые! – протянул Павел, помахивая «палицей».
- Преступники?? – переспросил первый. Показал паспорт: - Полиция!
- Полиция??? – Павел пригорюнился (попал!). – Простите.
- Прохожий, побежавший прямо, Пётр Петрович Послушников?
- Петро, - подтвердил Павел.
- Просим, пожалуйста, - продолжал полицейский, - поясните Петру Петровичу: полиция передаёт посылку – потерянный паспорт…
(Декабрь 2000)
Погоня
Посвящается Екатерине
Не реши, что я плохо думаю о психологах,
просто такой получился рассказ.
…Пётр Петрович Послушников, преподаватель с факультета психологии Днюпрющенского Государственного Университета (ДГУ) и доцент психологических наук, шёл по переулку и нервно озирался.
Уже несколько минут они неотступно следовали за ним: два здоровяка в синих одеждах: один – крупный, со стрижкой «бобрик», другой – немного худее своего подельника, с чёрными волосами, зачёсанными назад. Форма, которую они носили, что-то неовратимо напоминала Петру Петровичу, но он никак не мог сообразить, что.
«Бобрик» в очередной раз прокричал, чтобы Пётр Петрович остановился, но тот, как обычно, проигнорировал просьбу.
«Они меня побьют, обкрадут и оставят лежать здесь, в переулке, где никто меня не найдёт, - с ужасом думал Пётр Петрович. – Я знаю, что они именно так и поступят, это по всему видно: по их свирепым лицам, резким торопливым движениям и по тому, как они целеустремлённо за мной следуют. Они шли за мной, когда я брёл по тротуару, они шли за мной, когда я свернул в переулок, они шли за мной, когда я начал петлять, сворачивая из одного переулка в другой, они идут за мной и сейчас! Боже мой, Боже, спаси меня! Я себя не спасу – это точно, так хоть ты постарайся! Прошу тебя!..»
Пётр Петрович перешёл на бег, его преследователи – тоже. Он слышал, как они гонятся за ним, тяжело дыша, недовольно ворча и шёпотом ругая его.
«О, вот моё спасение!» - в глазах Петра Петровича затеплилась надежда, когда он увидел, что ему навстречу, глядя себе под ноги, идёт полный, элегантно одетый – в серый пиджак и чёрные брюки – мужчина в очках. Это был Павел Ануфриевич Забулдыго, психолог с внушительным стажем, работавший вместе с доцентом Послушниковым.
- Па-аве-ел!!! – неистово закричал Пётр Петрович.
Забулдыго вздрогнул, но, подняв задумчивый взор и увидев бегущего Петра, улыбнулся и приветливо помахал ему рукой, громко произнеся:
- Привет, Петро! В чём дело? Куда бежишь?
- За мной гонятся, Павел! - быстро и тихо – чтобы его не услышали преследователи – проговорил Пётр Петрович, останавливаясь рядом с Павлом. – Я не представляю, что делать! Мне от них не скрыться!
- Не волнуйся, Петро, я тебе помогу, - заверил Павел. – Беги, а их оставь мне.
- Спасибо!
И доцент Послушников устремился дальше по переулку.
«Как мне повезло, что рядом был Павел, - подумал он на бегу и, завернув за угол кирпичной пятиэтажки, мысленно добавил: - Настоящее Провидение… Вот бы оно и дальше меня хранило!»
Тем временем Павел загородил дорогу двум здоровякам, что гнались за Петром Петровичем, чем вызвал столкновение: сам психолог только покачнулся и отступил на несколько шагов назад; преследователи же, повстречавшись с весьма внушительной комплекцией преподавателя ДГУ, попадали на землю. Раздалось два громких удара при соприкосновении тел с твёрдой асфальтированной поверхностью, а вслед за этим послышались жалобные стенания.
Пока здоровяки приходили в себя, Павел Ануфриевич огляделся и обнаружил лежащую неподалёку толстую дубовую ветку, неизвестно кем отломленную и принесённую сюда. Он поднял её и взмахнул для пробы пару раз. Неплохо, решил он и, крепко сжав в руке новообретённую импровизированную палицу, направился к поднимавшимся с асфальта преследователям.
Те стояли и отряхивались, стараясь не обращать внимания на нывшие от боли спины.
Когда «бобрик» увидел Павлову «палицу», он издал испуганный вздох и дёрнул соратника за рукав. Тот посмотрел на коротко стриженного товарища, а затем проследил за его взглядом – и его глазам предстала ужасная картина: Павел Ануфриевич приближался: твёрдой поступью полководца направлялся он к ним, держа в руке орудие возмездия, которое, нисколько не сомневался бугай с зачёсанными назад волосами, вскоре обрушится на его неправедную голову и превратит её целиком и полностью в понятие, лишив всякого материального воплощения. Иными словами, его череп вскоре станет отдалённым воспоминанием, которое он не сможет вспомнить, так как сделать это будет нечем. Такая же участь ждала и «бобрика».
- Ну, подходи – поговорим! – проговорил Павел Ануфриевич, постукивая «палицей» о ладонь левой руки.
- Слушай, ты!.. – «Бобрик» подскочил к Павлу, чтобы растолковать всю неправильность его действий, но не успел этого сделать: «палица», описав дугу, врезалась бугаю в живот, заставив его скорчиться, согнуться пополам и, взмахнув руками и издав приглушённое «Ё-о-о!..», пролететь по воздуху метр или два, чтобы потом вновь прижаться к асфальту со всей силой земного тяготения.
«Зачёсанный» здоровяк, мельком взглянув на несчастного подельника, обратил взор к Павлу и вкрадчиво произнёс:
- Не бейте меня, пожалуйста, я всего лишь хочу вам кое-что показать.
- Не нужны мне ваши деньги, рэкетиры поганые! – грозно ответствовал Павел, размахивая «палицей».
- Но это не деньги, - уверил «зачёсанный».
- То есть как это – не деньги?! – изумился психолог.
«В паре шагов от меня находятся два поверженных мною бандита, - рассуждал Павел. - Они, конечно, понимают, что им меня не победить, и потому они просто обязаны, по всем законам своей противозаконной профессии, предложить мне деньги в обмен на их здоровье. Но этот, «зачёсанный», говорит, что не собирается соблазнять меня зелёными иностранными бумажками!.. Так что же он решил мне показать?!..»
- Слышь, папаша, - прохрипел с асфальта «бобрик», - до тебя что, так и не дошло, кто мы такие? Ну, так ты присмотрись повнимательней: вдруг увидишь что интересное.
- Хм-м-м, - задумчиво произнёс Павел и принялся рассуждать: «Кого-то они мне напоминают – очень сильно напоминают; есть в них что-то неуловимо-знакомое, я бы даже сказал, родное… Взять хотя бы их форму: почему мне кажется, что я уже когда-то её видел?..»
- Мы из милиции! – воспользовавшись паузой, «зачёсанный» вытащил из нагрудного кармана удостоверение и продемонстрировал его Павлу, ответив на все мучавшие того вопросы.
- Кажется, я понял, кого вы мне напоминаете, - тихим дрожащим голосом объявил психолог.
- Мы так рады!.. – фыркнул поднимающийся с земли «бобрик», не сводивший настороженного взгляда с Павла Ануфриевича.
- Дело в том, - начал «зачёсанный» милиционер, доставая из кармана штанов некую вещь, - что ваш знакомый…
- Пётр Послушников, - с готовностью подсказал Павел.
- …господин Послушников, потерял паспорт. Слава Богу, мы были рядом и видели это!
С этими словами служитель правопорядка передал паспорт доцента его другу.
Попрощавшись, милиционеры зашагали прочь.
- Вы что же, никак меня не накажете?! – крикнул им вслед Павел Ануфриевич. – Не подведёте меня под статью «Вооружённое нападение» или «Нанесение телесных повреждений сотруднику милиции при исполнении»?!
- А вам очень этого хочется? – пробурчал «бобрик», неуверенно хромая рядом с напарником.
- Будем считать, что мы просто не нашли общего языка! - прокричал в ответ «зачёсанный».
«Это вполне может сойти за правду, - решил Павел Ануфриевич, когда милиционеры скрылись за углом какого-то старого здания, - в наше время люди совсем разучились понимать друг друга – мне ли, психологу, этого не знать?»
(2000 – 2003)
Человек. Творческая эволюция
XXII век
- Что делается в литературе, что делается! Какие писатели были раньше: Коэльо, Минаев, Браун... А теперь? Беда, беда...
XXI век
- Что делается в литературе, что делается! Какие писатели были раньше: Фолкнер, Горький, Джойс... А теперь? Беда, беда...
XX век
- Что делается в литературе, что делается! Какие писатели были раньше: Дюма, Пушкин, Толстой... А теперь? Беда, беда...
XVI - XIX век
- Что делается в литературе, что делается! Какие писатели были раньше: Данте, Боккаччо, Рабле... А теперь? Беда, беда...
I - XV век
- Кто сейчас пишет, кто пишет! Какие творцы были раньше: Цицерон, Аристотель, Сенека... А теперь? Беда, беда...
XXII - I век до н. э.
- Кто нынче творец, кто творец? Сенека? Аристотель?? Цицерон??? Как низко мы пали в глазах предков! Мы не достойны называться людьми!..
~100 000 г. до н. э.
- Ук. (- Послушай, что я придумать.)
- Ы? (- Что?)
- Ук. (- Я идти.) Угук. (Увидеть мамонта.) Кирдык. (Убить.) Иии-ук. (Принести домой.) Ук? (Ну как?)
- Ук! (- Гениально!)
(2007, 2010)
Соавторы: Сергей Казиник, Серж Юрецкий
и Мария Фомальгаут
Закон распада
(триптих)
К берегу спешат пароходы,
К берегу бегут поезда,
Но закрыты все замки и засовы,
На берег наступает вода.
1-3. Выжившие частицы
...И вечный бой...
(Сергей Казиник, Серж Юрецкий)
2041г. Зеленоград.
Флаер с низким гудением пролетел по улице, оставляя за собой жирный шлейф черного дыма. Зацепил фонарный столб, завалив его на асфальт и врезался в стену полуразрушенной школы, где и застрял. Боковые несущие лопасти какое-то время продолжали конвульсивно вращаться, поднимая в воздух тучи бурой кирпичной пыли, но потом замерли и они. Распахнулся входной люк и на кучи строительного мусора одна за другой высыпались восемь фигур в НАТОвском светло-пятнистом камуфляже, тут же изготовившихся к стрельбе.
Я смотрел на суетящиеся внизу фигурки «потенциального противника» и усмехался в усы: как же, «противник»! Враг он враг и есть, что бы там не говорили наши болтуны по телевизору, под шаманские завывания всяких Европ что нам, дескать, свободы не хватает. Хотя... Наши-то как раз уже ничего не скажут - здания Госдумы и Совета Федерации америкосы разнесли в пыль сразу же, едва началось «освобождение порабощенного русского народа от тирании», причем вместе с президентом и свитой. Ну да, у нас же первобытно-общинный строй, загибаемся без светоча цивилизации! «У вас есть нефть и газ, но нет демократии? Тогда мы идем к вам!!!». Суки, ненавижу!
Я перехватил поудобней цевьё АЕК 130 и тщательно прицелившись, жахнул по «дорогим гостям» из подствольника. Хлопок, и серебристый, с черным ободком цилиндрик, устремился к пробою стены. Да ладно как лег, аккурат посреди группы. От взрыва бойцов разметало в стороны и обрушилась часть стены с потолком, погребая под собой интервентов. Прижал кнопку связи в гарнитуре над ухом.
- Первый, первый, я четвертый, прием.
- На связи первый.
- Гостей встретил и спать уложил. Коек хватило всем.
- Четвертый, приказываю проверить гостей. Вдруг кому не спится.
- Принято, выполняю.
Ох уж мне эти перестраховщики... Хотя пиндосы теперь в керамической броне с головы до ног, что твои черепахи, может кто и выжил. Я отвернулся от окна и пошел к выходу из заброшенной квартиры. Жаль прикрыть меня некому — «третий», наш снайпер, погиб две минуты назад, когда этот самый флаер, ровнял с землей микрорайон, через который шла наша группа. Но подбить машинку все же успел.
Осторожно выглядываю из подъезда. Короткая перебежка к мусорному баку. Не стреляют, похоже и впрямь спят гостюшки. Намаялись поди, с дороги-то... Еще перебежка к сгоревшему школьному автобусу. Быстрый осмотр местности «по секторам» опасности не выявил. Уже практически не таясь иду к поверженному флаеру. Из развороченной стены торчит задранный к хмурым небесам хвост с рулевым винтом, украшенный звездно-полосатым флагом. Тьфу, мерзость. Обломок стропила, с криво оборванным листом красной металлочерепицы, будто знамя канувшего в Лету могучего противника Америки, лежит на крыше летучей машины. Вот это правильно.
Из обломков кирпича торчит нога в добротном ботинке, изодранная штанина пропитана кровью. Хорошо. Напрочь оторванная кисть правой руки, на безымянном пальце тонкая полоска обручального кольца. И чего тебе дома не сиделось возле жены, парень? Идеалы демократии, или « Ура! За баксы!!»? Пинком отбрасываю ненужную уже хозяину конечность, иду дальше. Этот готов, этот тоже, нормально в общем отработал мишень. Качественно. Хотя... Из не закрытого люка доносится стон, явственный, хотя и слабый. Тихо проникнуть внутрь не получилось — под ногами рифленый алюминиевый пол, гремит, падла, но в принципе не от кого таиться. Стонет пристегнутый к креслу пилот. Рядом уронил голову на грудь возле панели управления огнем стрелок-оператор. Этому повезло больше - оторванный кусок приборной панели распахал ему шею. Не смерть, а чистое милосердие, хотя под ногами теперь так и хлюпает...
Помню как наш прапор салаг поучал:
- Каска могла бы уберечь даже яйца. Но придумана она для головы. Так что «горшки» не снимать — если подстрелят, то хоть все мозги внутри останутся, меньше собирать потом товарищам.
Следуя заветам Потапыча, оставляю мозги пилота внутри шлема, только кровь через входное отверстие тонкой струйкой... Жму кнопку связи.
- Первый, первый, я четвертый, прием.
- Слышу тебя четвертый. Что у тебя?
- Один не спал, пришлось колыбельную спеть. Теперь порядок.
- Добро. Осмотрись там, может найдешь что-то стоящее. И сразу отходи, тут второй летун нарисовался, сейчас им «седьмой» занимается.
- Принято. Конец связи.
«Седьмой» это серьезно. Этот со своей артиллерией враз птенцу Дяди Сэма крылышки подрежет... Даже в кабине слышны звуки боя. Выхожу из флаера и осматриваю погибших. Что тут у нас? Разряжаю их штурмовки, благо патрон унифицирован, потрошу подсумки. Знаю, что мародерство - вроде как не хорошо, но деваться не куда. Но с другой стороны, где ж это мародерство? Боевой трофей! Утешаю себя тем, что буду бить супостата его же оружием. В этом есть даже какой-то скрытый философский смысл.
О, а вот это действительно интересно! Ни одна группа не выходит без радиста с полевой радиостанцией - это аксиома. Вот он, подарочек судьбы, лежит под искореженной пулеметной турелью, осколками лицо посекло. А радейка-то, живая...
- Первый, первый, я четвертый, прием. Обнаружена переносная радиостанция в рабочем состоянии.
С улицы громыхнуло, да так, что сверху на меня пыль посыпалась. Я принялся снимать рацию со жмура с утроенным энтузиазмом. Ну его, завалит еще как этих...
- Принято четвертый, забирай и дуй на точку.
«На точку» означает на обусловленное место, так что придется маслать на Проспект Мира. А там разберемся. Главное — у нас теперь есть возможность слушать «их» эфир, а это дорогого стоит.
Тааакс... Свой ранец на перед перевесить, трофейную говорилку — на спину. Теперь попрыгать. Вроде ничего не болтается, не мешает, не звенит. Нормально, в общем.
Гостинец я поймал пробираясь дворами, возле площади Ломоносова. Если б не ранец на груди, да броник, то склеился бы на месте. А так отбросило в кусты, за бордюр. Лихорадочно обвожу взглядом дома напротив - гдеж ты, сука, засел? В груди тупая боль, но это пока, настоящая боль придет позже. Из кармана на плече достал одноразовый шприц-тюбик с обезболивающим, сорвал зубами колпачок и вколол в бедро. По-хорошему так перевязку бы сделать надо, да как туда подлезть? Кое-как из ваты и бинта скрутил «куклу» и подсунул под броню, на рану. Так-то лучше, по крайней мере не сразу кровью истеку.
- Первый, первый, я четвертый, прием. Во дворе между Ломоносова и Вольной, кукушка, как принял?
- Принял тебя, четвертый. Сам как?
- Покоцал он меня малость, но пока держусь.
- Принято, держись. Высылаю ребят к тебе. Постарайся кукушку вычислить.
- Принято, конец связи.
Легко сказать — вычисли, если из кустов не видать ни хрена. Попробовал на локте приподняться, тут же зашумело в ушах, перед глазами потемнело. Надо скидывать радейку, с ней я не ходок. И не ползок, чего уж там... Отцепляю ремни сбруи. Не поднимаясь с пыльного асфальта, перекатываюсь на бок, освобождаясь от ранца. Загоняю выстрел в подствольник - теперь повоюем. Перевернулся на живот и тут что-то звонко щелкнуло по шлему. И я поплыл...
1941г. Белоруссия
…Патрон… Еще патрон... Следующий… О, этот бронебойно-зажигательный, хрен его знает, сдетонирует он от пассатижей или нет. Ладно, отложим его в сторону – потом разберемся. Кисти рук уже немеют от постоянного сжимания-разжимания, но кучка пороха, насыпанная из распотрошенных патронов, постоянно растет и уже скоро можно будет закончить. Останется только гвоздей нарубить.
Эх, закурить бы сейчас… Нет, зажигать спички перед кучей пороха уж точно не стоит. Закрываем глаза и чуть откидываемся назад… Сразу перед мысленным взором появляется разлетающийся в щепы дом, еще недавно такой добротный, и удаляющийся, выходящий из пике, самолет с крестами. Черными крестами, ничуть не менее ненавистными, чем красные звезды.
Нестерпимо ноет и чешется сломанная нога под самодельной шиной. Нет, такой отдых еще хуже, вернемся к делу – патрон, еще патрон, следующий... Кучка пороха растет. Надеюсь, пушку не разорвет? А, впрочем, какая разница – от нее требуется один выстрел. Всего один. Дульнозаряжаемое орудие прошлого века скорострельности не предполагает. Да и не требуется она. Интересно, наполеоновских французиков это орудие погоняло, или в сторонке постояло? Ну, в любом случае ему сейчас чуть-чуть поработать придется.
Затащить на башню мешки с порохом и рублеными гвоздями оказалось сложнее, чем можно было бы подумать сначала. Сломанная нога, с примотанной к ней березовой жердью, на узкой винтовой кирпичной лестнице, казалась балластом, с которым совладать невозможно. Уж лучше бы ее совсем оторвало – проще было бы сейчас идти.
Интересно, кто этот замок строил и от кого собирался обороняться? Знать не помешало бы. Но это одно название, а не замок: стена, большой дом и всего одна башня. Но зато все – из кирпича и природного камня, выдержавшего уже не один авианалет. Хотя это сооружение точно не для укрытия от немецких авиаатак строили. Может, конечно, и от немчуры – Западная Белоруссия, все-таки, всегда их вместе с пшеками манила, но уж точно не от авиаатак.
А вот за то, что большевики, придя в эти края, имение просто ограбили и какую-то контору здесь устроили, им бы спасибо сказать стоило. И пушку с башни стаскивать не стали – музейный экспонат, пользы никакой. Но сегодня сгодится этот антиквариат, сгодиться…
Так-с, где тут загодя затащенная на башню трехлинейка? А, вот она. Теперь ее как-то надо сверху пушки зафиксировать. Причем так, чтоб канал ее ствола был чётко параллелен каналу ствола древнего орудия. А из подручных материалов и инструмента только топор, пассатижи, куча разнокалиберных деревяшек и моток стальной проволоки. Хотя тут ювелирная точность и не нужна, но «лучше перебдеть, чем недобдеть». От винтовки нам нужен только прицел, но с таким техоснащением проще ее саму на пушку закрепить, чем прицел снимать. Интересно, мог ли Мосин предположить, что его винтовка так использоваться будет? А впрочем, он вряд ли предполагал, что оно на вооружении более шестидесяти лет простоит без каких-либо существенных изменений и модернизаций.
На удивление старинная пушка быстро и легко зарядилась, как будто я это не первый раз в жизни делал, а как минимум раз в неделю тренировался. Порох, фитиль, обрезок шинели с убитого солдатика в качестве пыжа, суконный мешок с рублеными гвоздями и еще один шинельный пыж. Всё это забито и утрамбовано древком флага. Спички и ненавистный красный флаг лежат рядом. Теперь развернуть орудие в ту сторону, откуда прилетают гады, и ждать. Скорее всего, недолго.
Невыносимо мучает жажда. Как же я не догадался флягу воды захватить? Терпи теперь. Солнце жарит нестерпимо сверху, нагретый камень снизу. В некотором роде это пытка. Ну, ничего, по сравнению с тем, через что пришлось пройти в подвалах НКВД, это сущая ерунда. Глаза закрываются сами собой. Ну и пусть, на страже слух остается, а он характерный рокот моторов немецких истребителей не пропустит...
…Поле. Я с сестрой Машенькой бегу к речке. Высокая трава не больно бьёт по лицу и щекочет подбородок. Машенька хохочет и бежит еще быстрее. Трава резко заканчивается небольшим песчаным обрывом берега речки, и мы с криком влетаем в воду. Ласточки, проживающие в своих норках-домиках этого обрыва, возмущены таким бесцеремонным вмешательством в их жизненное пространство и пикируют на нас, плещущихся в воде. От этого делается еще более смешно, ведь мы точно знаем, что это только показуха и ни одна из них ничего плохого нам сделать не сможет...
…Открываю глаза и обвожу взглядом небосвод. Синь неба с белыми облачками. Даже птиц нет. А солнце я недооценили, сильно печёт. Эх, попить бы, но уползать отсюда нельзя, не факт, что еще раз смогу подняться. Что там с ногой? Ооо!!! Опухла-то как! И посинела. Ладно, отдыхаем пока – тишина.
…По заснеженной дороге папа погоняет лошадку. Она ленится и тяжелые, нагруженные здоровенными мешками сани, тащить не хочет. На небе висит голубоватый серп луны и я смертельно боюсь волков, держа заряженный картечью дробовик на коленях. Это мой первый выезд на рынок в город, до которого плестись часов пять. А приехать надо к открытию рынка, чтобы места удачные занять успеть. Папа решил, что я уже достаточно взрослый и пора меня начинать вводить в курс дел, приобщать к работам по хозяйству. Надо выгодно продать то, над выращиванием чего мы всей семьей горбатились всю весну, лето и осень – это позволит оплачивать приходящих учителей мне и Машеньке, а так же врача навещающего раз в неделю маму и колющего ей болючие уколы...
…Язык, кажется, присох к нёбу. Чтобы заметить изменение положения солнца на небосводе, даже глаза открывать не надо. Скоро должна немчура появиться – как по расписанию летают, гады. Нога уже вообще не болит, но зато я ее и не чувствую. Уж не знаю, хорошо это или плохо...
…Мощный удар деревянной дубинкой в зубы. Голова дернулась назад так, что даже в шее неприятно хрустнуло. Рот моментально наполнился чем-то соленым и каким-то крошевом. А я даже закрыться не могу – руки в локтях плотно сведены за спиной толстой веревкой. Избивает меня Митяй, совсем недавно наш наёмный работник, вечно всем недовольная и полупьяная скотина, а теперь он в кожаной куртке и какой-то несуразной фуражке, корчит из себя представителя новой власти. Хочет знать, где мы спрятали нажитое на эксплуатации крестьянства золото. Бред – ему же хорошо известно, что мы с отцом от зари до зари сами работали и только сезонно набирали работников. А всё заработанное тратили на жизнь и развитие хозяйства. Машеньку, вон, недавно замуж выдали, так даже в долги влезли. Удар, еще удар, сознание медленно гаснет...
…Вот он! Долгожданный рокот крестоносных самолетов. Так. Соберись, сконцентрируйся, напрячься надо всего на пару минут и всё! А дальше..., а дальше неважно… Главное – сделать точный выстрел… единственный выстрел. Разлепляем глаза. Точно, вон они, летят тройкой: самый размалёванный впереди и пара чуть сзади, и по бокам. Ну ладно, закинем наживку. Поднимаем ненавистный красный флаг, сорванный со стены правления колхоза – не должны они его не заметить. Заметили! Разворачиваются. Очень слаженно и красиво это делают, гады. Зажигаем предварительно припасенную и намотанную на палку тряпку. Ну, давайте, ближе, еще ближе. Лису зимой из старой дедовской «мелкашки» в глаз бил – вон у Машеньки какая шуба! Лучшая в деревне! И сейчас не промахнусь. Пушка – она ведь, по сути, тот же дробовик, только калибром побольше. А я из дробовика промахиваться просто не умею.
Уже видно морду и глаза пилота ведущего самолета. Лощённый. Гладко выбритый. Пока не стреляет – правильно, хочет рассмотреть, что это тут за вражеский штаб обосновался. Это на уже завоёванной территории-то! Ну, смотри, смотри. Что глаза округлил? Догадался, да? Ну, на!
На поднесенный к фитилю факел пушка радостно отреагировала, проглотив предлагаемое пламя. Залп! Кабина впереди идущего самолета разлетелась, разбрызгивая по сторонам осколки стекла и фарш, еще недавно бывший ветераном Люфтваффе. Сам самолет, вопреки ожиданиям вниз не рухнул, а резко дернулся в сторону, подставляя под винт правого ведомого свой фюзеляж.
Удар! Скрежет сминаемого металла и вот вниз уже летят два самолета. Феерическое зрелище, даже лучше, чем салют в городе на Новый год.
Левый ведомый свечкой взмыл вверх, развернулся и, виляя, принялся удирать. Ты куда? У меня же пушка однозарядная! Всё равно удирает. Ну ладно. Дело сделано, закрываем глаза и сползаем вниз. Всё...
…Самолет с крестами взмывает вверх, а дом разлетается в щепы. Находящегося в доме отца, изуродованного на допросах в подвалах НКВД, медленно умирающего и харкающего кровью, взрывом немецкого фугаса просто испарило. Даже тела не осталось. А вот Машенька, со своим молодым мужем, так легко отделаться не сумели. Изуродованные, переломанные и обожженные они жили долго… Для них – долго. Почти целый час...
Судя по всему, возмездия не будет? Странно. Ладно, надо спускаться. Точнее сползать вниз по почти непреодолимой и бесконечной лестнице. Во дворе есть колодец, там вода, много воды. Буду пить и пить! А потом опять пить! А потом... А потом уже не важно... Хотя... Это же был не единственный враг, вторгшийся в мою жизнь и изуродовавший ее. Причем не важно, чем он прикрывается – крестами или звездами.
2041г. Зеленоград.
Туман перед глазами медленно рассеивался, я понемногу приходил в себя. Какая Машенька, какой «мессер»? Кстати, а что такое вообще этот самый «мессер»? Бля, все как по настоящему. Звуки, запахи, жажда, боль... Перед глазами как живое встало курносое личико, усыпанное веснушками, озорные зеленые глаза, милые ямочки на щеках, когда она улыбалась, коса толщиной в запястье. Сестрёнка... Стоп, какая сестрёнка к шутам? Точно помню, моя семья осталась там ; за порогом демократии, где живым не место. Одна единственная ковровая бомбардировка, и от целого микрорайона только щебенка и память осталась... Суки, суки, суки! Как же я вас всех ненавижу! Каждому янки лично бы их хваленую конституцию в жопу древком звездно-полосатого флага забил, по самые гланды. Но как все реально было...
Пощупал шлем. Так и есть - долбанул по касательной, канавка от пули даже нащупывается. А ведь ты попался, дружок. Теперь я точно могу прикинуть где ты сидишь. Канавка укажет. Раз за кустами углядел, значит что? Правильно, высоко сижу, далеко гляжу. Совсем как я недавно. Ширина рытвины от пули сообщила, что били из снайперки, уже хорошо, мой подвиг с подствольником не повторит. Бля, как же в ушах шумит! И желудок к горлу ползет, явно сотрясение. По груди снова побежало горячее, «кукла» напиталась кровью и больше не держит. Плохо, так я скоро «склеюсь». И тут в одном из окон я заметил движение. Ну-ка, покажись еще раз... Не хочет. Как бы тебе помочь? А, черт! Сгребаю камень и кидаю вверх, тут же в окне четвертого этажа сверкает приглушенная вспышка и в руку бьет словно ломом, но я успеваю засечь снайпера. Рука горит огнем, из дырищи в рукаве хлещет кровь, согнуть в локте не получается ; явно пробит бицепс. Серый асфальт вновь поднялся на дыбы и боднул меня в забрало шлема...
1241г. Придонье.
Топот копыт трясет землю у нас под ногами, темная масса немецкой тяжелой конницы надвигается с неумолимостью наката волн на берег батюшки Дона. На переднем крае несутся с красными крестами на груди рейтеры, главная ударная сила тевтонцев. Я тоже на передовом краю, плечо к плечу с будущим тестем Кукшей, согнуть богатырские плечи которого не смогли ни трехлетний татарский плен, ни прожитые годы.
- Не робей Никитушка, как налетят ; упирай пятку сулицы во землю, да коню в грудину и направляй, тот сам насадится. А дальше, как всадника спешим, в топоры его! Главное не дай ему на ноги встать, сразу руби!
Переяр, сосед слева, толкает плечом, ободряюще подмигивает:
- Не боись малец, мы еще на свадьбе твоей погуляем!
- А куды он денется? - Возмущается Кукша. ; Я Ладе слово дал, парня назад живым привести!
Я улыбаюсь их перепалке, стараясь не думать о том что сейчас будет. И так понятно, что сомнут наши ряды бронированные рейтеры и тяжкие копыта вобьют в землю-матушку тела, а следом, оскальзываясь на крови и кишках, пойдут ряды ландскнехтов. Но это будет потом. А пока я жив, и старый Кукша живой, и вечный балагур Переяр сопя упирает копье в покрытую снегом, еще не промерзшую землю...
Над моей головой опускается второй ряд насаженных на длинные древки граненых наконечников, а над вторым рядом, хоть и не вижу, но знаю ; третий и четвертый. Мы все поляжем здесь, наверняка. Но я хоть погибну на своей земле и пойду в дружину к ярому Перуну. А что ждет тех, которые с крестами? Вот уж кому плохо будет. Ни земли родной, ни родичей, да и богов родных променяли на чужого. Куда их души пойдут? Впрочем, знамо куда, в кикимор с полуденниками обернутся...
- Эх и заведется же тут нежити... - Переяр набычился за копьем, бубня себе под нос. ; Кабы не сегодня помирать, завтра бы тут по ночи нипочем не ходил. Сожрут ведь, упыри поганые...
Темная масса надвинулась вплотную, уже можно разглядеть красные от натуги глаза боевых коней, виден пар, вырывающийся из прорезей в рыцарских шлемах, доносится скрип седел и стремян, звон оружия о доспехи... Осталось десять шагов, девять, восемь... Упираю сильнее копье. Пять, четыре, три... И вдруг над полем раздается клич Русичей, который по слухам, так ненавидит и боится немчура:
- Хууууррррррааааааа!!!!!
И тут я принял удар конской груди, сулица зашла до перекладины, опрокидывая коня вместе с всадником. Рванул из-за пояса топор. С земли пыталась подняться гора стали, с крестом на груди и здоровенной булавой в руке. Я поглядел в черные прорези похожего на ведро шлема и не чинясь, ударил с плеча.
2041г. Зеленоград.
Что за серая хрень перед глазами? А... Асфальт...
Я приподнялся на локте здоровой руки, взглядом поискал немецкую конницу. Бля, опять глюки. Тогда если это все глюки, откуда гул? Поднимаю голову выше. Флаер. Звездно-сука-полосатый флаер завис прямо напротив меня, метрах в восьми. Издевается? Ну-ну... Пусть по груди и руке стекает кровь, пусть ноги дрожат, но я встаю. Встаю в полный рост, и хрен на снайпера. Сквозь лобовуху на меня смотрят непроницаемой чернотой озабраленых шлемов, янки. Пулеметные турели с жужжанием повернулись в мою сторону. Я в ответ поднял АЕК 130.
- Ну что, дадим фашистам по сусалам? - Раздался усталый голос слева.
Я повернулся и обомлел: там стоял дымя козьей ножкой, обычный деревенский мужик в ватнике, с примотанными к ноге палками. Там же перелом, это он (или я?) шину наложил. Перед мужиком стояла древняя пушка.
- Дадим, отец! ; Голоса своего я не узнал.
- Да ты не боись, втроем мы его одолеем! - Донесся сбоку ломающийся юношеский басок.
Справа, поигрывая тяжеленным копьем, стоял обряженный в меховую душегрейку парень, лет двадцати, с только начавшей пробиваться рыжей бородкой.
Я, уже ничему не удивляясь, молча усмехнулся им и навскидку долбанул по флаеру из подствольника. Стены домов заплясали вокруг, увлекая в дикий хоровод, ноги подкосились и космическая пустота с безвременьем, заключили меня в свои уютные и такие спокойные, объятия...
- Ну что, очнулся браток?- Прямо над ухом гудит бас «первого», я осторожно открыл глаза.
Прямо над головой беленый потолок, так непохожий на серое небо. Что-то сдавливает грудь и левую руку. Пытаюсь повернуться чтоб посмотреть, но плечо тут же прижимает к койке чугунная ладонь Игната Семеныча - «первого».
- Лежи, воин. Поправляйся, сейчас Даша капельницу заменит, и попить принесет.
- Где я? - Дурной вопрос, сколько раз тут был, мог бы и запомнить.
- В госпитале, где ж еще? За радейку отдельное спасибо, сейчас с ней технарь наш возится. Бубнит что пиндосы ключи хитрые поставили, но я верю, что он справится. Так что ты сегодня кучу народу спас, молодец. Теперь мы все их перемещения знать будем!
- Это радует. А вот снайпера я упустил....
- Да нормально все, взяли твоего стрелка. ; Отмахнулся Семеныч. ; Ты перед тем как вырубится, его координаты передать успел, ну его хлопцы и взяли тепленьким. Только голос у тебя странный какой-то был, окающий. Не припомню, чтоб ты так разговаривал.
- Но ведь мой голос был, да?
- Твой.
- Ну а остальное неважно.
...дадим фашистам по сусалам?... Вновь услыхал я окающий говор мужика, прежде чем он самокруткой поджег фитиль пушки.
- Кстати, вопрос. Чем ты флаер раздолбал?
- Подствольником, чем же еще?
- Подствольником говоришь? - Игнат хитро и удивленно прищурился. ; Тогда как объяснишь, что в лобовухе флаера три дыры? Одна от твоей гранаты - ты ею стрелка грохнул. Вторая от копья - им пилота вместе с креслом к перегородке как жука пришпилили. И еще одна здоровенная дырень посередине, а за ней ; такая же, но в перегородке отделяющей кабину от десантного отсека. Но это еще не все!
- Что еще?
- А то, что всю десантную группу пиндосиков за кабиной тоже убило. И знаешь чем? Рублеными гвоздями почти в фарш посекло! Вот как ты это объяснишь?!
- Вы что? - В дверях появилась медсестра с капельницей и чашкой чая. ; Ему покой нужен, а вы тут орете! Вон из палаты, не то главврачу пожалуюсь!
- Все-все, ухожу. ; Поднял руки вверх «первый». - Но все таки Глеб, что там произошло?
- Земля, Игнат Семеныч, Земля Русская. Не пустила супостата.
Ну а что я ему ещё сказать могу? Как объяснить «первому» то, что я себе-то объяснить не могу? Никаких формулировок - одни ощущения.
Семеныч покачал укоризненно головой, дескать все равно узнаю и вышел из палаты. На лоб мне легла прохладная ладошка медсестрички. Я блаженно улыбнулся и закрыл глаза.
И когда на берег хлынет волна,
И застынет на один только миг,
На земле уже случится война,
О которой мы узнаем из книг...
2-3. Умершие частицы
Время Смерти
(Григорий Неделько)
Эй, ты! В стуже ледяной,
Одинокий и больной,
Ты почувствуй.
Эй, ты! Где-то там в толпе,
С улыбкой тусклой на лице,
Ты почувствуй.
Эй, ты! Им свет погасить не давай,
Без борьбы не уступай.
(Pink Floyd “Hey You”/«Эй, ты».
Перевод: daddycooler)
Ваське, курчавому рыжеволосому весельчаку, целиком оторвало ногу, и он скончался на месте от потери крови. В том бою мы удерживали Джонов на подступах к продовольственным складам. Днём ранее, по указанию сверху, была пущена деза, что к нам приехали два грузовика с продуктами. Войска противника выждали паузу: надо думать, проверяли информацию. А посреди ночи, в разгар похожего на водопад ливня, атаковали силами с перевесом вдвое.
Наших полегло больше половины, в том числе мой лучший друг Васька Спицын. Снаряд с лазерной системой автонаведения нашёл его в окопе. Я видел, как Спицын уголком зрения выхватил крутобокий металлический шар. И только: не хватило времени хоть что-то предпринять. Нырок, касание поверхности, взрыв – и плоть с кровью, разлетающиеся по окопу. Лёху задело осколками, слегка. В разум Гены, нашего врача, мгновенно поступил сигнал о ранении. Медик кинулся к Лёхе. Отчего не попытался спасти Ваську? Считал, что рана слишком серьёзна? Или причина в ином? Тот ближе, а этот дальше… Просто спасал первого попавшегося… Если бы врач помог Спицыну, Васька мог выжить. Тогда как пара мелких кусков, засевших в боку, не представляла для бугая Лёхи смертельной угрозы.
Продолжение той ночи я узнал из рассказов очевидцев, потому что бился в агонии. Безногий, истекающий кровью сосед валялся ничком. Внезапный ливень опрокидывал с неба тонны воды. С навесами мы не предугадали, а после нападения стало некогда. Природа точно бы заранее хоронила Ваську, топила в жидкости, из которой все мы появились. Друг не рыскал исступлённо в поисках упавшего трилазера, не кричал, не стонал. Его восприятие, как и моё, застопорилось. Картину мира будто залили багровой краской. Слепота, темнота, тишина. И колоссальная боль. Вместо ноги словно воткнули кручёным концом вверх огромную дрель, что работала без остановки. Я потянулся – то ли рефлекторно, то ли сознательно – к лежащему в грязи Ваське. Упав мордой в лужу, почувствовал, что захлёбываюсь. Наступил болевой шок. Выносливость, храбрость, терпение и другие важные для солдата качества вмиг потеряли смысл. Применить их или передать собрату по разуму, да что там, подумать о чём-либо – непосильно.
Чьи-то руки подняли меня, ударили по щекам, приводя в сознание. Не стихали предсмертные хрипы солдат и их соседей. А может, слышалось? Краска багрового цвета к тому моменту растеклась от края до края, погасив зрение. Ещё секунду или две я сопротивлялся беспамятству, после чего отключился.
Битву Джоны прекратили, едва прочухали обман. Бросили недобитый вражеский полк, чтобы защитить радиобашню, ради которой затевалась наша операция. Не получилось: пока разворачивалась баталия, с башней разобрались диверсанты. Проникли на территорию, тихо ликвидировали постовых, заложили и рванули заряд. Из казармы повалили Джоны. Засвистели переносные лучемёты, исполосовывая густую черноту лиловым. Диверсанты были далеко, да и скрыться среди негустого, но холмистого леса проще. Тем не менее, одного достал снайпер с вышки. Раздробил со спины позвоночник пулей из всепогодной многофункционалки. «Рана, не совместимая с жизнью», - так написал в рапорте командир диверсионного отряда, объясняя, почему добил парня.
Пробуждение выдалось рваным, ныла каждая частичка тела. Я пошарил мутным взором по палате. Пыльные белые занавески, бесшумные аппараты диагностики и искусственного дыхания, перебинтованные больные. В нос шибал резкий запах медикаментов. Жёг глаза свет.
- В порядке? – прозвучал знакомый сухой голос.
- Вполне, - глухо отозвался я, намеренно не глядя на человека с острым носом и подбитыми сединой волосами. Закашлялся: в горле нестерпимо першило.
- Первый раз теряешь соседа? – спросил Гена. Не участливо – с профессиональным интересом.
Буркнул в ответ:
- Надеюсь, и последний.
- С непривычки сложно. Пройдёт, отдыхай. И с левой рукой поосторожней.
Гена как ни в чём не бывало зашагал к выходу. Скользнула в потолок дверь.
Опять одолел кашель. А затем я обнаружил вместо кисти металлический протез с поблёскивающими нейронными нитями.
В часть вернулся на следующий день. «Чего эдакому лосю бездельничать», - счёл Гена.
Поприветствовав ребят, я рассказал вкратце, что да как. Подошёл здоровенный мускулистый Лёха, лучившийся придурковатой улыбкой.
- Здорово, Михыч. Выглядишь молодцом. Прям голубоглазый герой женских грёз.
- И ты здравь будь. Твои бы слова… Как сам?
- Да как сам! – весело отозвался сослуживец. Постучал себя по боку, демонстрируя, что с раной разобрались. – А ты?
- Заново осваиваю левую. – Я повертел в воздухе кистью с уже натянутой на неё эрзац-кожей.
- Наслышан. Что с рукой-то?
- Отказала после смерти Васьки. Нервное. Восстановить не вышло, вот и заменили.
- Ваську жалко, - мрачно произнёс Лёха.
- До соплей.
- Когда мой сосед и дружбан Митёк на мине подорвался, я целый день восстанавливался.
- Но оклемался?
Лёха помотал головой.
Помолчали.
- Что у ребят нового? – поинтересовался я.
- Живы, и то хорошие новости. Очередное задание на носу.
- В чём состоит?
- Да хрен знает. Николаич отмалчивается.
- Не к добру.
- Угу. А выступаем завтра. Инфа проскочила случайно, буквально час назад.
Мы двинулись в сторону части. По дороге Лёха сообщил:
- Тебе тут соседа ищут. Я тоже одинокий, так, значит, свою кандидатуру выдвинул. Не против?
- Нет, конечно.
Вскоре нас вызвал главный и спросил про объединение. Выслушал с неизменным бесстрастным лицом, эмоций на котором меньше, чем волос у того же Николаича на лысине. А через час мы лежали в оборудованных корректировкой формы креслах.
Процедура объединения, или, как её называли в шутку, братания, занимала около ста минут. Чтобы объединяемые не повредили ненароком головы, на уровне лба и подбородка затягивались ремни, привязанные к креслам. Вводился наркоз. Потом в височной доле каждого просверливали по дырке – друг напротив друга. Вкалывали в серое вещество седативный препарат. Тонким эластичным кабелем с нейрочувствительными штепселями на обоих концах соединяли головы. Пронзая мозг, остриё касалось центра, отвечающего за мыслительную деятельность. Как выяснилось, самосознанием руководил именно он. Следом – калибровка силы и частоты мозговых волн, словно выравнивание звука на записи. Щелчок переключателем, и стартовало перетекание. Сон ускорял необходимые для процедуры процессы. Два человека перекидывались знаниями, суждениями, привычками. Оба мозга, расслабленные, дезориентированные седативом, принимали полученную информацию за собственную. Постепенно действие препарата сходило на нет, мыслительные процессы разгонялись, одновременно закрепляя сведения до состояния памяти и рефлексов. Просыпались объединяемые. Ментоимплантолог подсказывал им: думайте о чём-нибудь, помогайте сознанию привыкнуть к изменениям.
Этот гад Лёха послал мне в мозг образ сексуальной голой девушки. Я парировал грубой, но смешной шуткой о Николаиче.
- Козёл ты, - беззлобно проронил Лёха.
- Не болтайте, настройки собьёте, - пресёк возможные дебаты ментоимплантолог. Пожилой специалист в очках покрутил регуляторы. – Попробуйте обменяться, - проскрежетал он. – По очереди.
«Давай», - уступил я.
Чувство уверенности в себе неожиданно подскочило: собрат переслал часть отваги, намекая, что никогда не стоит сдаваться. В качестве компенсации Лёха автоматически приобрёл некую долю моих страхов. Отдав её, вернул обратно смелость, и настал мой черёд. Я перебросил приятелю спокойствие, немедленно ощутив волнение, - взаимную бессознательную передачу. Сбросил напряжение, возвращая качества к исходной точке.
- Чудесно, - оповестили нас. – Теперь пообщайтесь – буду отслеживать неполадки в восприятии.
Я послушно обратился к Лёхе:
- Что ты делаешь в моей голове?! Ну-ка пшёл отсюда!
- Сам иди! Бродит, блин, по чужим воспоминаниям. Свои надо иметь!
Мы беззаботно перешучивались. Имплантолог сверял показания, вносил окончательные правки в ментограммы.
- Нормально, - бросил он. – По уколу обезболивающего, вытащу «шнур», дырки залеплю. И валите.
Наутро Николаич построил всех перед казармой. Главный выдал невнятную, тусклую речь примерно такого содержания: «Вы молодцы, способны на подвиги, я в вас верю, вместе мы победим». Но если банальщина ещё объяснялась усталостью и потерей большей части подразделения, то чем обосновать странную, нехарактерную для полковника сухость? Он профессионал, каких поискать, опытнее любого из нас. Видел тысячи смертей, пережил не одну гибель соседа. И вдруг – подобное. Минутная слабость? Упадничество? Что-то ещё?
Оказалось, третье.
Однако подвоха не заподозрили, даже когда Николаич объявил, что путь наш лежит в жилые кварталы Джонов. Преодолевая поля и пролески, догадок не строили. Лишь выполняли задачу – шли за командиром, куда ведёт. Толстомясый Пятнов сыронизировал, что, наверное, на расстрел, из-за чрезмерного аппетита. Кто-то вяло хихикнул, а остальные проигнорировали болтливого рядового. Вера в лидера была крепче крыши бомбоубежища.
Три с лишним часа армейские сапоги топтали землю единственного на Земле континента. На подступах к цели Николаич велел рассредоточиться и ждать сигнала. Военные укрылись кто за деревьями, кто за холмиками. Мы с Лёхой примостились за валуном.
Связавшись с кем-то рации, полковник минуту смотрел на стены города. Хотел бы я думать, что он испытывал страх или нерешительность.
Наконец, отдав приказ «в атаку», Николаич первым ринулся в бой, чего раньше за ним не замечалось. Это смутило меня и, как минимум, Лёху. Но долг превыше сомнений. Впереди засели Джоны, устранить которых – часть нашей работы.
Пятнов резко замолчал: не для того чтобы бежалось лучше, а потому что сосредоточился на задании. Именно он снял часового в окне башни, чем спас мне жизнь. Разрезав лучом черепушку второму охраннику, я прислонился спиной к стене и в благодарность кивнул Пятнову. Толстячок, стоявший неподалёку, оттопырил большой палец. Мы отстреливались, давая нашим возможность напасть неожиданно. В двух случаях из трёх сработало: постовых грохнули. На третьего полез с ножом белобрысый коротышка Гарик. Промахнулся, получил штыком в живот. Лёха, разобравшись со своим визави, очередным выстрелом уложил драчуна Джона. Нескольких отправил в мир иной лично Николаич, он же вывел из строя электронный замок на воротах.
Подналегли на тяжёлые створки и, распахнув, уже готовые к более опасной перестрелке, опешили. Замерли. Сотня Джонов неслась с оружием наперевес – но среди противников не было военных.
Заныло сердце. Задал же вопрос не я, а Лёха:
- Где враги?
- Вот ваши враги! – зло выкрикнул полковник и, вскинув бластер, принялся палить по мирным гражданам.
Я не видел вещи страшнее. Мужчины и женщины, взрослые и дети, старики мешками валились на асфальт. Один за другим. Лопаты, рогатки, камни падали из ослабевших рук.
У бластера Николаича кончился заряд.
- Стрелять! – заорал главный.
Брошенный кем-то из Джонов камень ударился о каску, и это привело меня в чувство. Словно бы против воли, нацелил Б-4 на ближайшего горожанина. Услышал клич:
- Смерть Ваням!
И коснулся сенсора. Пацану, с виду младше меня, срезал ногу безжалостный ядовито-оранжевый луч. Обагрил ли слух вопль? И юноша – рухнув, забился в конвульсиях? Сквозь непонятную пелену не разглядеть. А вместо жертвы чудился умирающий, бессловесный Васька Спицын.
Боковое зрение подсказывало, что сослуживцы всецело поглощены импровизированной казнью. Голова заныла от переживаний Лёхи, затуманилась от его метаний. Посмотрел глазами соседа в надежде скрыться. Не помогло. На грани звука зародился низкий гул. Он нарастал те бесконечные две-три минуты, что длилась бойня. И, достигнув предельной громкости, оборвался до боли в ушах, когда леденящее действо закончилось.
Пальцы разжались, бластер четвёртой модели стукнулся о покрытый трещинами асфальт. Организм быстро избавился от пищи, однако рвало меня ещё очень долго.
Сотни трупов с их стороны против одного убитого Гарика. Кроме нас, похоже, в городе не осталось никого живого. Либо Джоны попрятались: по подвалам, чердакам, квартирам.
Строй двигался по опустевшему, вырезанному городу. Я плохо сознавал, что творится. Слышал голоса. «Убийца, - повторяли они. – Предатель. Изверг. Убийца…»
Помассировал виски, сжал голову ладонями, закрыл глаза и прошёл с десяток шагов вслепую. Легче не стало.
«Я тоже их слышу», - тихо подумал Лёха.
Полковник улавливал любое слово, любую мысль, эмоцию. Через передатчик командиров подразделений подключали к солдатам, а разумы подчинённых настраивали на волну лидера.
От последнего слова сильно сдавило затылок. Когда-то я верил человеку, возглавлявшему колонну. Принимал за истину его слова, не сомневался в нём, словно… в себе? Отце? Боге?
«С непривычки сложно, - ментально, до дрожи знакомыми словами откликнулся Николаич. – Пройдёт».
Когда он изменился? Отчего я не угадал метаморфозы? Был слеп перед лицом более умелого… и хитрого. Наверное… Или полковник скрывал свою суть, прятал за показной праведностью? Или – не скрывал, а это я дурак, урод и палач? Я стрелял в этих людей. Нажимал на пуск! Он тоже, но не заставлял солдат. Приказал, да, только почему никто не дал отпор? Хотя бы не процедил короткое «нет»?.. А если и главный выполнял приказ?..
За путаными мрачными рассуждениями я не заметил, как строй остановился. Взгляд сфокусировался на фигуре в грязном платье. Женщина выглядела напуганной до полусмерти. К груди прижимала прозрачный пакет с продуктами: хлеб, консервы, зелень.
- Рядовой Николаев! – зазвучал зычный голос полковника. – А ну-кась покажи этой крале, почём твои помидоры! Начальство прописало тебе терапию, ха-ха.
Раздалось довольно много нестройных смешков.
Я не двигался с места.
- Оглох, что ли, рядовой! Команду слышал?
Загорелась алым мысль, отчётливая, неизбежная, как бьющий в сердце нож, и такая же болезненная. Изменился ли полковник – неважно. Но он никогда не станет прежним.
- Н-нет, - выдавил я.
Реакции не последовало, лишь:
- Тогда ты, Смертин. Надеюсь, детей делать не разучился?
Лёха смотрел на командира остекленевшими глазами, молчал, до посинения сжав губы.
Впервые молодые солдаты, салаги, ослушались авторитетного Николаича.
- Давайте я! – предложил кто-то.
Дружное ржание.
- Рот закрой, головка от боезаряда! – цыкнул полковник. – И вы все заткнитесь. Сопляки, мать вашу… - вторая фраза уже не бесстрастно – с яростью.
Он потянулся к пуговице на штанах.
Увлечённые зрелищем, солдаты не обратили внимания, как я шагнул в сторону. Полковник далеко, не дотянуться. А добежать не успею: схватят или сам пристрелит.
Женщина выронила пакет с продуктами. Упав на колени, разрыдалась, невнятно моля о пощаде. Крик срывался то на визг, то на стон.
Искусственную руку пронзил острый приступ псевдоболи. Чтобы унять его, я левой выхватил Б-4 и надавил на сенсор. Оранжевый луч разорвал голову полковника на части.
Трибунал признал меня виновным и приговорил к смертной казни через расстрел. Если бы не письменный рапорт Гены, в котором он подробно, безо лжи и прикрас рассказал о произошедшем, гнить мне в братской могиле. Среди прочего врач объяснил случай в окопе. Чувствовал себя виноватым, потому что не смог прийти на помощь смертельно раненному Ваське Спицыну. Морально не смог: от взгляда на изувеченного друга тошнило, накатывал панический ужас. Поэтому Генка принял решение помочь человеку, с которым его ничто особенно не связывало.
Под документом подписались ещё двое: Лёха с Пятновым.
Так что я гнил не в земле, а в штрафбате, на передовых позициях.
Первые дни продолжал ощущать присутствие Лёхи. Потом опустилась тьма: сознание-симбионт вырвали с корнем. Соседа отключили. Все знали, что так нельзя, что это может исковеркать психику – но плевать хотели. Я слонялся безрадостный, погрязший в неодолимой хандре, будто потерял друга… как оно и было на самом деле.
- Сегодня ночью выступаем, - лениво произнёс командир отряда, жлоб с маслеными глазками, имя которого выпадало из памяти.
- Куда? – отстранённо осведомился я. Говорил, скорее, по привычке.
- Куда скажут, туда и пойдёшь, дерьмо собачье.
На этом вводная закончилась.
В час ночи выступили.
Нас не предупреждали о численном преимуществе врага. О танках и бронетехнике. О том, что придётся штурмовать форт. Мы не были пушечным мясом – хуже, мы были никем. Главная задача: отвлекать внимание противника, пока десять человек из спецотряда обчищают продовольственные склады. Приказ знакомый, бесцельный, безразличный.
Штурм слился для меня в невероятных масштабов вспышку, состоящую из жёлтого и красного с малой примесью других цветов. Грохотало, стрекотало, жужжало, бухало. Возгласы. Падения и взрывы. Время потеряло счёт, истончившись до неузнаваемости. Я держал в руках покорёженную плазменную винтовку, осыпал яркими всполохами фигуры в чёрно-коричневой форме. А они лезли и лезли, лезли и лезли… Людей в густо-синих, покрытых голубыми пятнами одеждах под конец насчитывалось около тридцати. Потом, видимо, утомлённые нашим упорством, Джоны всё же задействовали танк. Снаряд с системой самонаведения превратил в кровавую кашу человек двенадцать-пятнадцать. Остальных покалечило или контузило. Набежавшие «чёрно-коричневые» перебили выживших выстрелами в голову.
Что со складами, так и не узнал. Не понимаю, зачем это вообще кому-то нужно. Зачем надо «спаивать» разобщённые, утомлённые, ослабленные войнами континенты в один? И не только континенты – сознания! Разумы солдат, и в перспективе гражданских тоже. Зачем? Чтобы устроить в едином мире третью, казалось бы, прошедшую стороной бойню?! В попытке переиначить Землю можно создать новый материк и наречь его Оплотом. Можно сойти с ума и, объявив вендетту себе подобным, назвать «чёрно-коричневых» Джонами, а «сине-голубых» Ванями. Вот только… Человек. Человек никогда не меняется…
Или?..
Нет, плевать. В кои-то веки плевать!
Лёжа на земле, за кустом без листьев, вспоминал о раненном диверсанте, которого убил глава его же отряда. А я выжил, снова обманул смерть. Где смысл? Где?!..
По щекам текли слёзы.
Измождённый, умирающий от голода, я нашёл её там же, где прежде. Когда шёл через город Вань, прохожие косились с испугом и интересом, некоторые держались на расстоянии.
Распахнув дверь, уставился воспалённым взором на красивую, сидящую на кровати женщину.
- Николаев? – без тени страха сказала она. Просто удивилась. – Чего припёрся?
- Елена Викторовна, а я к вам… - Зашёлся смехом, сорвавшимся на болезненный кашель.
Она глянула на меня, бесстрастно, как смотрел полковник
- Хочешь, чтобы позвонила куда следует? – произнесла вдова Николаича. В высоком голосе чувствовалась привычка командовать.
- Нет… не этого…
Зная, что Елена будет сопротивляться, уменьшил мощность ружья, выстрелил ей в ногу. Красивая стерва вскрикнула. Пол с кроватью обагрились. Я приблизился, чётким ударом приклада по макушке вырубил женщину. А потом расстегнул пуговицу на штанах и сделал то, чего не смог в Джоновом городе.
Наверняка донёс кто-то из сознательных горожан. Меня застали сонным, лежащим на испачканных в крови простынях. Не сопротивлялся: бессмысленно и неразумно. И бесполезно. Рванули с кровати. Зубодробительный удар в челюсть от кого-то из бывших приятелей, служивших под началом Николаича. Заломить руки, надеть наручники. Толкнуть в дверной проём. Лёха чеканил шаг во главе процессии. Конвой оперативно доставил меня в расположение военной части.
На этот раз снисхождения не проявили.
Пыточные мастера изощрённы. Разделывали так, что память, не выдержав, стёрла целые сутки измывательств. Сохранились лишь обрывки, слепящие, кошмарные, безжалостные, будто огнестрелка.
В конце мне вырвали искусственную пятерню, наспех перемотали культю измызганной тряпкой. Затем оттащили в карцер, бросили на ледяной пол и уронили в безраздельную темноту.
А ещё спустя вечность вновь пришли, чтобы погрузить в пневмобиль.
На отшибе поскорее вырыли яму, кинули туда безвольное тело и, даже не потрудившись закидать землёй, уехали.
Но я был жив. По-прежнему жив, чёрт бы всё побрал!
Пришёл в себя уже в доме Старика. Культя перевязана не изгаженной тряпкой, а чистой материей. Я ел с ложки кашу грубого помола, без соли, которая у хозяина дома попросту не водилась. Такая пища должна казаться безвкусной, но, клянусь, в жизни не пробовал более потрясающего блюда! Брал ложку за ложкой, стараясь не касаться металла осколками зубов, морщился от выстрелов боли. Жадно поглощал лучшее из запасов Старика. Тянул шею и надеялся, что трапеза никогда не кончится. Умирал от голода сильнее и быстрее, чем от ран.
Опекун докормил гостя, не двигающегося из-за переломанных ног, не способного взять ложку перебитыми руками. Молчаливо поставил тарелку – куда, не видно. Выдрал страницу из древней книги. На потёртой обложке я разобрал лишь инициал «А.» да обрывок фамилии – «Гитл». Скомкал бумагу, скормил хилому костерку в самодельном каминчике. Старик поправил одеяло, прошаркал к пыльному древнему проигрывателю, поставил диск. Заиграла тихая музыка.
Интересная мелодия. Кто исполняет?.. Хотелось говорить, но способность пропала. Исчезла свобода ходить, что-нибудь делать, жить своей жизнью. Только сознание никому не под силу отнять. От сумасшествия спасли мысли, светлые воспоминания, песни, играющие в голове, когда не работал центр.
Сутулый, с редкими волосами, сморщенный, словно высохшая кожура апельсина, мужчина взял листок, ручку. Написав, поднёс текст к моим глазам. С трудом я прочёл всего один абзац. Старика звали Джоном. Он ненавидел войну, избегал её. Порой искал пропитание или предметы для обмена. Рыскал везде: на свалках, в покинутых квартирах, в братских могилах. На меня наткнулся случайно, решив исследовать незнакомый маршрут. В не зарытой яме, будто куча мусора, лежало скрученное тело. Спустившись, проверил пульс. Сердце бьётся. С помощью снаряжения – крюка и верёвки – вытащил. Благодаря тому же нехитрому инструментарию доволок до своей подгнившей хибары.
Старик каждые дня два отлучался на поиски вещей. Уходя, всегда ставил музыку, хорошую, мне не известную. Разную. Он писал на листочках «классика», «джаз», «рок» - слова, мало о чём мне говорившие. Упоминал мелодии Оплота: братские песни, электронные гимны, прочее. Называл исполнителей. Под мастерский вокал с виртуозным сопровождением спалось и думалось прекрасно.
Затем культю начало кромсать невидимыми ножницами. Ворвалась в горло жажда закричать, завопить! Куда там… Бессловесный друг и тогда не бросил меня. Лишённый близких, живущий на некотором отдалении даже от таких, как он. Тот, кому в детстве Вани вырвали язык, превратив до конца дней в немого. Для чего заботиться о Мишке Николаеве? Будто бы не хватает других дел.
Тем утром Старик накарябал на бумажке привычное «До свидания. Вернусь к обеду». Завёл весёлую группу, которая пела о счастье, и отправился на добычу. Вслушиваясь в бархатистый голос вокалиста, в чистое звучание гитар, я думал, что невозможно потерять всё. Культя перестала беспокоить. А когда Старик вернулся, его приёмыш был уже мёртв. Заражение в месте ампутации не прошло бесследно. Наверное, он закрыл мне глаза, прошептав: «Иди не страшась, смотри до конца…»
Вы видите: человек сидит в кресле, и парные телечипы контролируют его. Людей вроде него, что замерли в неподвижности, - целый мир. Через двойные чипы (один в сердце, второй в мозгу) поступает централизованный сигнал. Бередящий сознание, усиливающий мыслительную деятельность, преобразующий ментальность в нечто иное. Не надо общаться, не надо знать, не надо стремиться. Говори через кибернетическое оборудование, с кем и когда хочешь. Делай, что вздумается. Не питаясь, усилием воли насыщайся энергией. Обменивайся опытом с собратьями, применяя ресурсы сознания.
Бесконечные возможности. Получить желаемое? Легко. Но чего желал он? Что требовалось всем? Риторика… Тем не менее, последние годы разумы землян заняты войной. Не покидая кресел, стульев, кроватей, они дерутся друг с другом – просто потому, что могут. Потому что позволяет сила мысли. Когда-нибудь должен определиться победитель, а ментальная бойня схлынуть, подобно всепланетному наводнению. Ведь так?
Сидя в кресле, воюя против заклятых врагов, попадаешь в мир, наиболее тебе близкий. Например, в Оплот. Впрочем, и детали, и имя второстепенны. Но существует бесчисленное множество миров, равно как бессчётны вариации глупости. Получить желаемое легче лёгкого – ещё проще выбрать не тот путь. Заражение крови там означает разрыв сердца здесь. Мгновенно. И врачи бессильны. А потому остаётся лишь ждать, когда очнутся гробовщики, да сакраментально констатировать.
Время смерти: Новейшая Эра.
И когда вода отступит назад,
Берег выйдет и откроет героя,
Берег выйдет и откроет врага,
Их по-прежнему останется двое...
3-3. Новые частицы
Брови вразлет
(Мария Фомальгаут)
Врешь, не уйдешь…
Вижу ее – бегущую в сумерки, в ночь, светлую, длинноволосую, в темноте и не разберешь, во что одета. То пропадает в тени, то снова появляется – среди руин, осколков стекла, бежит, перескакивая через трупы.
Не уйдешь…
Рокот самолетов высоко в небе, екает сердце, сейчас опять снаряды будут рвать в клочья землю, опять… Где-то надрывается сирена, где-то прячется все, что еще может спрятаться, что еще не лежит с простреленной головой, или размозженное – под обломками…
Она бежит. Она как будто не слышит рева сирен и рокота в небе.
Целюсь – как будто в нее можно прицелиться, стреляю – как будто в нее можно попасть. Даже не вздрогнула, и черт пойми, куда ушла пуля…
Не попал… а кто знает, может, и попал, может, в нее можно выпустить целую обойму – и она не умрет…
Снаряды рвут землю.
Еще уцелевшая высотка медленно оседает, тонет в туче пыли.
Вижу ее – несется в сторону какого-то фургона, что-то отчаянно кричит. Ее заберут, ее увезут отсюда, люди с красными крестами, они увозят женщин и детей, они заберут ее, они не знают, что прячется под маской женщины…
Она замирает перед фургоном, люди в фургоне видят ее, видят меня.
Мир замирает. Кажется, даже бомбы застыли – в небе, взорванная земля замирает в воздухе, не слышу собственного сердца…
Винтовка прыгает в руке, больно отдает в плечо…
Крик – как из ниоткуда, вижу ее, с простреленным плечом, вижу кровь, черт, значит, все-таки ее можно подбить, эту тварь…
Она исчезает – в фургоне, бегу к ним, как они на меня смотрят, грязного, залитого кровью, стреляющего в женщину… Земля разрывается передо мной, швыряет меня в песок, успеваю увидеть фургон, несущийся по бездорожью…
Мертвая земля.
Руины того, что когда-то было великим городом.
Прихожу в себя – медленно, нехотя, хочется лечь, не двигаться, лежать долго-долго, века и века, пока солнце не остынет, земля не разлетится в прах…
Треск вертолета.
Не сразу понимаю – что за мной, прихожу в себя, когда слышу шаги, вот она, смуглая, полная, с раскосыми глазами, наклоняется надо мной. Не та она, за которой я гнался. Другая. Крупная, пышнотелая. Нос горбинкой. Брови вразлет.
Чувствую, как жизнь возвращается ко мне.
- Что… ушла эта?
Не сразу понимаю – спрашивает меня.
- А… да… в фургоне ее увезли…
- Упустил?
Падает сердце.
- Упустил.
Она кивает. Она не будет ругать. Это же не босс в конторе, чтобы ругать, я вас когда просил это сделать, а, вот теперь сами вчерашний день догоняйте, раз вы такой умный… Она же не генерал на плацу, чтобы ругать, а что, у нас в армии теперь принято небритыми ходить, а? А что, новый устав, что сапоги чистить не надо, а я что-то не слышал…
Она не будет ругать… она через пару дней найдет себе нового наемника, сто миллион первого, я останусь в списке, как очередной – не выполнивший…
Рывком поднимаюсь с песка, земля подпрыгивает, бьет меня по лицу.
- …как сообщает РИА-новости сегодня в шесть тридцать по местному времени коалиционные войска вторглись в Египет…
Она толкает меня в плечо – резко, решительно.
- Слыхал?
- Ага, - чашка чуть не падает из рук.
- Давай… туда.
Вздрагиваю. Как туда, что, прямо сейчас, вот так, с места в карьер, среди ночи, а поужинать, я только рот раскрыл, а спать, она что, не понимает, что людям спать надо…
- В самолете поспишь, - она будто читает мои мысли, - давай… туда. Не уйдет от нас тварь эта, не уйдет…
Она обнимает меня – падает сердце, вот кто умеет обнимать, наши женщины так не умеют… Будто заново рождаешься, и голод, усталость, и все на свете – уходит, уходит, крылья расправляются за спиной…
Глаза-агаты… Брови вразлет… Нос горбинкой…
- Ну давай… удачи.
Снова падает сердце, так и не успеваю спросить – то, что вертится на языке, о чем хочу спросить уже давно, не могу, да и кто она, кто я, сколько у нее таких было… и не таких… и всяких…
Вертолет выплевывает меня в пустыню, в пепел, в кровь, в смерть. Хочется верить – что со мной ничего не случится, Она убережет… Да что убережет, у нее таких, как я было… и будет… И кто знает, что с ними стало…
Ищу ее. Ту, вторую, которая убегает от меня, через города, через державы, через континенты, через миры. Тут, главное, не искать, не думать, сердце само подскажет, куда идти… А что сердце, туда и идти, где смерть, где огонь, где кровь, где убивают, где страшно. Там-то она и есть…
Город дрожит в отблесках огня, пламя ревет, карабкаясь по стенам домов. Город – еще живой, еще не сожженный дотла, но уже – опустошенный, брошенный всеми и вся, ощерившийся дулами винтовок – из закоулков, из окон, из щелей. Смерть со свистом проносится мимо, еще одна смерть кусает мне кончик уха, горячее, красное, вязкое струится по щеке…
Вижу ее. Еще сомневаюсь – она не она, мало ли какие есть женщины, да какие могут быть женщины – тут, в умирающем городе, растерзанном войной. Идет – медленно, не спеша, некуда ей торопиться, у нее вся вечность впереди.
Никогда не видел, чтобы она что-то делала, да и не нужно ей что-то делать, просто вот так, идти потихоньку через руины, и сами собой будут падать бомбы, гореть города, земля напьется свежей крови…
Как она это делает…
Как всегда делала – века, века, вот так же шла через пустыни, вела за собой Тамерлана, играла, строила пирамиды из черепов, вот так же ночевала в шатре Аттилы, шла по пылающим городам, объятая пламенем. Вот так же… Было, было… Иногда просыпается шальная мысль, поговорить бы с ней, заплатить бы – за сколько-то часов интервью, пусть навспоминает что-нибудь в диктофон…
Стреляю, винтовка больно клюет плечо. Промазал, да какое к хренам собачьим промазал, видел же, черт побери, попал же… Нет, убегает, легко, быстро, со всех ног, светлые волосы разметались по ветру. Рядом со мной вздымается земля – даже не успеваю испугаться.
Почему-то верю – Она меня убережет.
Она… когда я увидел ее первый раз… Черт меня забросил в какой-то городишко, разоренный войной, какой войной, да не помню, какой, много их было на моем веку… Как всегда – ходишь по огромной свалке, которая когда-то была городом, вытаскиваешь из-под обломков кого-то, кого еще можно вытащить. Репортажи… да какие там к чертям собачьим репортажи, никогда не понимаю журналюг, которые вороньем слетаются на падаль, вытащат спасатели изуродованный труп, они уже тут как тут, только что не облизываются…
Там-то и встретил ее, полную, смуглую, сидела над трупом девочки, я еще отвел глаза, репортаж бы сделать, да какой там репортаж, у матери горе… стоял, смотрел, как растирает виски девочки, смывает кровь с разбитого лба…
Тут-то и случилось… Прикоснулась губами к девчушкиной щеке, замерла… и вот уже девочка встает, отряхивается, скулит, больно, и эта, смуглая, полная, толкает ее в сторону палатки с красным крестом, иди, иди к тетям, они тебе шоколадку дадут…
С ума я сошел, что ли…
А очень похоже… как во сне смотрю, как она идет дальше, по мертвому городу, останавливается перед сломанной яблоней, гладит искалеченные ветви. Дерево выпрямляется, медленно, нехотя, склоняет к земле ветви, тяжелые от налитых плодов…
Какой там репортаж, какое там что, иду за ней, испуганный, завороженный, прихрамываю, растянул лодыжку, только что не спотыкаюсь о собственную тень. Смотрю – как она останавливается перед тем, что было храмом, легко поднимает огромные глыбы, как будто они из пенопласта, а не из камня, кладет – одну на другую. Камни выскальзывают из рук, она хватает их – снова, снова…
- Помочь вам? – бросаюсь к ней, еще сам не понимаю, что собираюсь делать.
Смотрит на меня – почему я не могу выдержать этот взгляд… Прикасается к моей лодыжке, сжимает, больно-больно…
- Ч-черт…
- Терпи… вот так. Здоров, парень…
- А вы…
Даже не могу спросить – кто вы.
- Журналюга, что ли?
- Ну.
- О-ох, слетелись вы… как мухи на мед… как война, так раздолье вам…
- Ну что вы, я не такой…
- Да все вы такие… знаю я ваше племя…
Отворачиваюсь, иду вглубь того, что было городом.
- Стой, малец, ты помочь хотел…
Смотрю на нее. Снова не могу выдержать взгляд. Глаза как угли… Брови вразлет…
- В армии служил?
- Было дело.
- Девочку тут одну убрать надо…
Киллером себя и представить не мог, тем более – и в мыслях не было, что придется когда-то убивать девушку. Стыдно сказать, первый раз дрогнула рука… Первый раз… с тех пор столько у меня было этих разов, сейчас бы не то что застрелил, своими руками бы ее задушил… стройную, длинноволосую, с бархатной кожей… Только она тоже не будь дурра к себе не подпустит…
Врываюсь в узкий проход между двумя еще живыми высотками, вижу ее, стреляю, попал, попал, черт меня дери, попал, вздрагивает, хватается за воздух…
Небо падает на землю, приминает меня.
- Ну вы это… коленочку-то поберегите, а то знаете, протез протезом, да всякое бывает…
Киваю. Так непривычно ступать по земле, а на улице уже листья желтые, так непривычно все это, небо, большое, высокое, почему я боюсь, что оно упадет мне на голову… здесь-то небо не падает.
- Ну пойдемте… за вами уже подъехали.
Обрывается сердце.
- Кто?
- Жена ваша. Она же жена вам, да? Знойная женщина… все звонила, про вас спрашивала…
Иду – по больничным дорожкам, все еще не верю, что мои ноги меня слушаются. Иду к машине, так и есть, вот она, сидит на полсалона, перебирает четки… Глазища черные, нос горбинкой… брови вразлет…
- Ну что, жив-здоров?
- Вроде да, - вымученно улыбаюсь.
- Садись, что ли, поехали… а то она-то нас ждать не будет…
Не говорит, кто она – понимаю, киваю.
- Она сейчас где?
- Как всегда. Везде. И еще много где. Сирия, Ливан… И вообще, у меня-то что спрашиваешь, твое дело за ней следить… и ловить.
- А вы…
- А что я, у меня сам знаешь, дел не меряно.
- После этой все… восстанавливать?
- Да что после этой… Чтобы реки текли, надо? Надо. Чтобы трава росла надо? Надо. Чтобы люди рождались надо? Святое. А солнце чтобы землю грело… а города чтобы стояли, не рушились. А…
- Все вы?
- Все я.
- А… чтобы люди умирали… это по ее части?
- Ишь, какой догадливый… Что, парень, в Хургаду поехать не хочешь?
Меня покоробило. Песчаные пляжи… Ласковое море… и это сейчас, когда где-то она поит землю кровью.
- Да нет…
- А придется. Там она… - смешок, - на пляжах… отдыхает.
Вздрагиваю.
- Так что давай. И это, парень… осторожнее давай.
- А что так?
- А так… не мы одни с тобой такие умные, она тоже человечков нанимает… чтобы меня хлопнули. И тебя. Так что в оба гляди…
Холодеет душа. Почему-то не хочется оставлять ее здесь… одну…
- Обо мне не беспокойся… твое дело ее грохнуть… Ну давай, парниша, удачи.
Крыльцо аэропорта выплывает из тумана, мерзко холодеет душа. Она сгребает меня в охапку, большая, сильная, впивается губами в мои губы. Живая, знойная… Нос горбинкой… брови вразлет…
Рушится мир.
Падаю – в бездну.
Не отпускаю ее, не уходи, не уходи, моя, моя, никому не отдам.
- И-ишь какой… как-кой парень пропадает, и не женат…
Спрашиваю – что давно вертелось на языке.
- А у тебя… таких… сколько было?
- Ой, тьфу на тебя. Да какое там… До того ль, голубчик, было… И ты тоже не заглядывайся, какая из меня к хренам собачьим жена… Домой придешь, а жрать нечего, а жена в сибирской тайге сосны растит… или реки гонит…
- А ничего… сам пожрать приготовлю… и ждать буду…
Смеется. Целует еще раз, крепко, жадно…
- Проход закрыт.
Протягиваю корреспондентскую карточку.
- Молодой человек, проход закрыт, вас там как муху грохнут.
- Я журналист.
- Очень рад, а я часовой.
- Да вы не понимаете…
Вырубаю его – точным ударом, бегу – со всех ног, туда, где кровь, смерть, где она, ходит где-то там, стройная, блондинистая, глаза в пол-лица…
Небо гудит, плюется снарядами, дрожит земля, скалится дулами винтовок. Падаю в песок, ползу, пули скачут вокруг меня… как-кого черта, не видите, что ли, в штатском, в штатском, вытаскиваю белый платок, нате, нате, утритесь… черт, не утираются…
И понимаю – что целятся в меня…
…она тоже человечков нанимает…
Знать бы, где эти человечки… ползу – в никуда, искать ее, да какое искать, она сама меня найдет.
Вижу ее – чуть различимую там, в лабиринте улиц, какая неуместная в этом хаосе грязи и крови в своем платьишке, туфли на шпильках, нитка жемчуга…
Целится в меня, пистолет кажется огромным в крохотной ручонке.
Падаю в песок – смерть свистит мимо, кусает за ухо.
Врешь, не уйдешь…
Цельсь…
Кто она…
И кто Она…
Массивная, пышнотелая.
Нос горбинкой.
Черные брови вразлет.
Не знаю. Никогда не спрашивал. Не то, чтобы стеснялся… просто как-то очевидно было, само собой разумелось, что есть она, и есть Она. И как зовут, не спрашивал, никак их не зовут, нет у них имен. Она ведь тоже не спрашивала, как меня зовут. И кто я… Вот спросить меня сейчас – кто я, я и не отвечу. Человек… а что такое человек… двуногое… без перьев… класс млекопитающие, отряд приматы… секция… узконосые… или как оно там…
Вот и Она мне ничего не объяснит, Она сама про себя ничего не знает… Да и вообще кто про себя что знает, можно подумать, кто-то помнит, как родился… откуда взялся…
Цельсь…
Черт, с-сука… винтовка беспомощно фыркает, ну миленькая, ну еще патрончик, ну знаю, не зарядил, ну прости…
Смерть жалит в плечо. Она уже не боится, она уже идет ко мне, легкая, стройная, рядом с ней с грохотом оседает стена какого-то отеля, она, казалось, не замечает.
Ревет небо, потревоженное самолетами.
Трясется в предсмертном ознобе земля.
Бросаюсь на нее, уже не слышу свою боль, приказываю – не слышать, как там учили, в атаку-у, сам себе командую – а-а-а-рш, неуклюже швыряю ее на землю, в памяти оживает смешок прапора – факир был пьян, фокус не удался. Удастся фокус, не волнуйтесь, товарищ прапорщик, черт бы вас драл… Выбиваю кольт из дамской ручонки, только тут понимаю, она не отбивается, силенок-то поменьше, чем у меня будет…
- Пусти-и…
- Еще чего…
- Пусти, говорю… нельзя мирных жителей, под трибунал пойдешь…
- Ври больше.
- Да что я сделала тебе, я маму ищу…
- Ври больше.
Сжимаю тонкое горло, не могу сжать сильнее, не думал, что придется так… голыми руками…Давай уже, мужик ты или не мужик, еще раз упустишь, сам себе не простишь…
- Пусти… книгу хочешь?
Хрипит, извивается под моими руками.
- С картинками?
- Да ну тебя… я же чего только не видела… все расскажу… вот так… Наполеон, Ганнибал… Кир…
- Наполеон, Бонапарт…
- Такой материал упускаешь…
Екает сердце… материал… вспоминаю куклу в детских ручонках, засыпанную пеплом, сжимаю пальцы сильнее… вот так мерзко хрустели куры, когда это было, у какой-то тетки, на какой-то даче, Лешенька, а поможешь курочку сготовить… Шейку свернуть…
Сготовили… курочку…
Мир замирает. Не сразу понимаю, что небо, гудящее самолетами, умолко. И винтовки умолкли. И пушки.
Набираю номер, слушаю гудки…
- Алло?
Мужской голос. Так и вздрагиваю, вот черт… Так и представляю себе ее, в компании мужчин, или мужчины, где-нибудь за столиком… при свечах… или…
- А мне бы эту… эту бы…
Черт, даже имени не знаю.
- А-а, нету ее сейчас. Запропала куда-то. Сам же знаешь, на месте не сидит. А что хотел?
- Да я эту убил… эту…
- Шутишь.
- Не, правда.
- Охренеть, не встать…Ну ты вообще супер, не знаю, как там тебя… координаты давай…
- Да у черта в заднице.
- Не знаю таких координат.
- Ну… Хургада… где-то тут.
- Эт-то у черта в заднице? Ну да, война хоть из чего чертову задницу сделает… Давай, мужик, держись, вылетаем.
Жду. Смотрю на нее, лежит тряпкой, как сломанная кукла, так и жду, вот сейчас встанет, поднимет голову… С нее все можно ожидать…
С нее…
Даже имени не знаю.
Пытаюсь представить себе мир без нее. Что-то мы не то сделали, погорячились, было же кем-то задумано, что их двое, двое, одна и другая, ходят парой, одна жжет города, другая вытаскивает что-то из развалин… Одна поит землю кровью, другая растит на земле рожь…
Смотрю на убитую…
Тэ-экс, кто из нас сошел с ума…
Проклевывается рассвет, стремительно меняются черты мертвого лица…
Вот черт…
Иду – в никуда, в мир, который теперь будет совсем другим. Мне больше нечего делать здесь, возле трупа. Солнце вылезло наполовину, будто думает, ползти ли ему дальше.
Молчит небо.
Молчит земля.
Притихли.
Как-то оно теперь будет… Какой будет мир. Если вообще теперь как-то будет, если вообще теперь что-то будет…
Стараюсь не вспоминать залитое кровью лицо, каким оно стало – с рассветом…
Нос горбинкой…
Черные брови вразлет…
Берег встретит героя,
Берег встретит врага,
Нас всегда было двое,
А теперь только я...
[Четверостишия для пролога, перебивок и эпилога
взяты из текста песни «Берег» Вячеслава Бутусова и группы «Ю-Питер».]
(Сентябрь 2013 года)
Матч
- Итак, сегодня мы с вами станем свидетелями противоборства между «известнейшей» русской командой «Кукуевские тухлики» и не менее «известной» американской командой «New-Beer fishes» [то есть «Новопивные рыбки»]. Игру комментируют Игорь Грозный…
- …и Вячеслав Тихоспокойный.
- Как думаете, Вячеслав, какую игру нам предстоит сегодня увидеть? Напряжённую? Динамичную? Захватывающую? Наполненную событиями?
- Учитывая то, что названные Вами, Игорь, команды впервые встречаются на льду – и, собственно, в первый раз на этот самый лёд выходят?
- Это уж как Вы считаете нужным.
- Тогда мне кажется, что игра будет интересной настолько, насколько это вообще возможно при данных обстоятельствах… По крайней мере я очень на это надеюсь.
- Надо отметить, что команды довольно уверенно держатся на коньках, не правда ли?
- Никто не вопит и не просит забрать его отсюда, и это уже хорошо.
- По-моему, я видел, как упал какой-то хоккеист, - под вторым номером, тот, что раньше других появился на катке…
- Семён Старостойняк - я видел, как он не устоял на ногах и шлёпнулся на лёд, успев прокричать при этом…
- Я уверен, что зрители очень хорошо расслышали, что именно он прокричал.
- Да. Но не стоит винить хоккеиста в неуклюжести или в небогатом словарном запасе – следует сделать скидку на то, что он первым вышел на лёд, а, как нам хорошо известно, первый блин всегда комом, и на то, что Старостойняк всё-таки спортсмен.
- Да-а, спортсмены они такие… я имею в виду, люди тонкие с… в общем, довольно экспрессивным нравом и… психикой… э-э… как считаете, Вячеслав?
- Я считаю, что судьям виднее.
- Верно, абсолютно верно!.. Фу-уф! Надо бы починить здесь кондиционеры!
- С кондиционерами всё в порядке! Игорь, Вы что, забыли, что спонсором показа этого хоккейного матча является знаменитый изготовитель кондиционеров компания «Ветерок», освежающая прохлада в жару и согревающее тепло в стужу?
- Нет, конечно, не забыл!.. Но с чего мне тогда так жарко?
- Может, температура? Если так, примите «Айсберг»: он понизит температуру и заставит Вас сразу почувствовать себя лучше! Применяйте «Айсберг» для профилактики. «Айсберг» - замечательное средство от простуды и жара! А, кроме того, спонсор показа этого матча.
- Обычно я выпиваю стакан холодного пива, и после этого у меня проходят все болезни, я веселюсь и радуюсь жизни.
- А происходит это потому, что Вы, Игорь, пьёте пиво «Молодой бочонок»! «Молодой бочонок» - это гарантированный неповторимый изумительный вкус. «Молодой бочонок» - спонсор этой трансляции.
- Обычно я пью «Дряхлого мельника».
- «Дряхлый мельник» - это наслаждение в будние дни и в праздники. «Дряхлый мельник» - спонсор…
- Сегодняшнюю игру судит орбитр из Великобритании Грэхем Стоунхендж. Ему помогают орбитры Юкко Миккокко из Финляндии и Вольфганг Шрай… Шрайе… тер… би… Кх-кхм!.. Вольфганг Шрайертербитеррер, как вы уже, наверняка, догадались по его весьма… характерной фамилии, немец.
- А теперь перейдём к составу команд. В воротах «Кукуевских тухликов» твёрдо стоит Юрий Рогоносцев…
- В данный момент он твёрдо держится за ворота, чтобы не упасть.
- Вратаря же американской команды зовут Гарольд Ллойд Филип Джон Рональд Брюс Байер-Людвиг-Роэн-Лайн-Кларк-Честертон. Он сын английского лорда и немецкой баронессы – отсюда такая звучная фамилия… Кстати, у меня есть один знакомый поляк немецкого происхождения, совсем недавно переехавший из Австрии в Польшу, в которой он прожил около пяти лет…
- Тем временем Стоунхендж даёт свисток, и матч начинается.
- И пока половина одной команды и половина другой безуспешно пытаются подняться со льда и устоять на коньках, неожиданно активизировавшийся и сильно убыстрившийся второй номер Семён Старостойняк устремляется к воротам «New-Beer fishes». Ему наперерез выскакивает Орсон Вотсхеппен под пятым номером…
- Внезапно Старостойняк хватается за живот и падает навзничь… К слову, я слышал, что его давно одолевают сильные спонтанные желудочные боли.
- Я бы посоветовал ему принять «Антиспазм» спонсора нашего показа фармацевтической компании «Желудок и горло».
- Боюсь, Вячеслав, что «Антиспазм» не помогает от болей, спровоцированных клюшкой противника.
- Но вернёмся к хоккейному матчу. Перехвативший инициативу Вотсхеппен бежит к воротам «тухликов»… И тут, к его огромному несчастью, хоккеист «тухликов» под двадцать седьмым номером Василий Лоботомический поднимается со льда…
- Да-а, думаю, тренеры спортсменов-гимнастов ещё долго будут ставить в пример своим ученикам сальто Вотсхеппена.
- Если бы Вотсхеппеновская голова была шайбой, то сейчас был бы гол.
- Опёршись на плечо Рогоносцева, Вотсзехеппен возвращает своему телу вертикальное положение.
- Мне только что показалось, Игорь, что Старостойняк злорадно ухмыляется. Что бы это значило?
- Скорее всего, то, что его боли поутихли… Игрок «Кукуевских тухликов» под пятнадцатым номером Владимир Котозакваскин даёт пас седьмому номеру Виктору Обрыдленко. Обрыдленко пасует игроку под номером одиннадцать Александру Удебилённому. Удебилённый – Котозакваскину, а тот – Старостойняку, который, сделав обманное движение…
- Или запутавшись клюшкой в коньках.
- …бьёт, и… Ну-у, удар вышел довольно сильным, и Гарольду Ллойду Филипу… вратарю «fishes» стоило бы больших усилий отразить подобный удар, если бы Старостойняк направил шайбу в ворота, а не на трибуну.
- Игорь, мне послышался какой-то отдалённый вскрик.
- Видимо, шайба достигла-таки цели – правда, не совсем той, которую хотел поразить Старостойняк.
- Вбрасывание – и матч продолжается… Опасная ситуация у ворот русской команды. Вотсхеппен пасует Бартеру, тот – Ролексу, тот – Стейтью, который, не в пример своей фамилии, резво уходит от преследующих его кукуйцев.
- Только уходит он зачем-то к своим воротам.
- Из-за спины Стейтью выскакивает Лоботомический, отбирает у «рыбки» шайбу, пасует Котозакваскину, а тот уверенным движением отправляет шайбу американскому вратарю в… Кто-нибудь, дайте ему лёд!
- После подобной травмы американцы, вероятно, поменяют вратаря.
- Нет, вы посмотрите! Красный, будто томат, тяжело дышащий, словно турбина самолёта, и с глазами, ставшими точь-в-точь как две крупные редиски, Гарольд Ллойд – а также всё остальное – показывает, что готов вернуться в игру!
- Вбрасывание.
- Интересно, станем мы свидетелями сегодня хоть одного гола? Как считаете, Игорь?
- Нет ничего невозможного, как сказал… Видимо, кто-то это сказал, потому что сам бы я до этого не додумался.
- На этот раз Стейтью бежит туда, куда надо. Точно червь, он изворачивается и с лёгкостью пресекает попытки Удебилённого и Лоботомического отнять у него шайбу. Прекрасный длинный пас сорок третьему номеру Уолтеру Уолтерру. Уолтерр размахивается, бьёт – и… го-ол!!!
- Поздравляю, коллега, выходит, мы не зря здесь сидели.
- Трибуны неистовствуют!
- О да, оглушительно кричат все шесть болельщиков американской команды. А русский вратарь до сих недоумевает, что привело их в такой восторг и бросает непонятливые взгляды на странные лица товарищей по команде. По моему мнению, ему давно пора заметить их стиснутые губы и выпирающие желваки и сделать соответствующие выводы.
- Не будьте к нему так строги, Игорь, дайте ему ещё какое-то время.
- Мы продолжаем следить за развитием событий хоккейного матча. Теперь возникла опасная ситуация у ворот Гарольда Ллойда - и т. д.
- Лоботомический – пас Обрыдленко, Обрыдленко – пас Котозакваскину, финт, пас Удебилённому. Ролекс на пару с Бартером старается помешать Удебилённому, но у него ничего не получается. Удебилённый, лихо минув Стейтью, пасует Старостойняку. Тот обходит Вотсхеппена и… не может быть! Забивает гол!! Второй гол за этот матч!
- И за один период.
- Во дают! Невероятно! Не ожидал я от них подобной прыти! Словно и впрямь в хоккей играть умеют!
- Да-а, богата наша Земля чудесами.
- И внезапно мы становимся свидетелями ожесточённого спора между двумя лучшими игроками сегодняшнего матча Вотсхеппеном и Старостойняком, которые что-то не поделили. Спор грозит перерасти в драку!.. Уже перерос в драку! В ход пошли руки, ноги, шлемы, клюшки… Господи, как в настоящем хоккее!
- Стоунхендж пытается разнять драчунов, но…
- По тому, как он скорчился, можно судить, что ему больно.
- Вотсхеппен недоумённо восклицает «что случилось?» - наверное, решил пошутить.
- Боюсь, для Стоунхенджа очень нескоро найдут замену, а посему нам придётся прервать нашу прямую трансляцию с украинского стадиона Холопуки, где проходит… проходил товарищеский матч между американской командой «New-Beer fishes» и русскими «Кукуевскими тухликами». Игру комментировали Вячеслав Тихоспокойный…
- И Игорь Грозный.
- Генеральный спонсор трансляции этого матча сотовая сеть «Три-лайн» желает вам приятного дня. «Три-лайн» - это лучшее качество мобильной связи и удивительно-низкие цены. «Три-лайн»: «Мы сближаем людей!»
(2002)
Только нам на руку
Недель Ко энтертейнмент
в содружестве с Абсурд-Изм паблишинг
при участии ХьюУмор продакшн
презентует
фильм-рассказ
Только нам на руку
Пролог
Круглый и блестящий, он вызывал чувства у многих - своей первой стороной, точно так же как и обратной. К нему относились по-разному, но никто бы не назвал его бесполезным. Он был копом, на свой манер, может быть, из-за этого всё и случилось. Кто знает. В нашем доме Копу Ейке ничто не угрожает, так я считал.
Но ошибался.
В один день, не знаю, можно ли назвать его прекрасным, Коп Ейка пропал. Ни слова, ни звука. Он просто пропал, исчез. Куда? Нам предстояло это выяснить.
Чептер Ван
Нос-и-Тел, у которого я живу, проснулся с сильной Голой-Овной болью. Пусть я розовый и пятиконечный, но о вчерашнем дне я ничего не помнил. Это неприятно, особенно когда тебе надо действовать.
Нос-и-Тел сел на кровать, опустил Голой-Ову на ЛадыОни. Заняться мне было нечем, и я решил навестить своего друга Копа Ейку. Я скользнул на тумбочку - но его там не было. Странно. Я открыл шкафчик, достал кошелёк. Заставив Нос-и-Тела поднять Голой-Ову, посмотрел в него. Порылся своими пятью оконечностями в БумахАжках и Маняэтах, но и там не нашёл Копа Ейку. Он словно бы растворился в воздухе.
Вряд ли Коп Ейка ушёл куда-то по делам. Не в его духе. Да и с нами ему проще.
Я забрался в карман, потом в другой (Нос-и-Тел спал в одежде). Пусто.
Копа Ейки нигде не было. Святая перчатка! Куда же он пропал?
Я тщательнее пылесоса обыскал место преступления. Улика нашлась под кроватью: пустой стакан из-под... Я попросил Нос-и-Тела принюхаться. Из-под рассола. Как он здесь оказался? Я поговорил со всеми частями Нос-и-Тела. Спросил брата, расположенного симметрично. Никто ничего не знал. Как детектив, я должен был решить эту загадку.
Нос-и-Тел, превозмогая усталость и слабость, отправился в ванную. Я - с ним.
Чептер Ту
Я сразу же обратил внимание на красные линии в Г. Лазах. Они отпирались, говорили, что в этих линиях ничего подозрительного нет. Только я понимал: здесь что-то нечисто. Мне не было нужды допрашивать Г. Лаза дольше. Я просто сложил два и два и сделал выводы.
Почему Нос-и-Тел в таком состоянии?
Почему Г. Лаза красные?
Почему из Рот-та-та неприятно пахнет? (О последнем мне сообщили Обонян и Е.)
А эти синяки под Г. Лазами?
Всё сходилось к тому, что вчера мой Нос-и-Тел пил. Пил много и не самое качественное. Линия расследования постепенно вырисовывалась. Мне нужно было вспомнить, что случилось вчера. Я подмогнул Нос-и-Телу, когда он одевался, и мы вышли на улицу.
Чептер Сри
На взгляд Г. Лаз, день стоял чудесный. На мой взгляд, он был совсем неплох, хотя я знавал и лучшие.
Нос-и-Тел остановился поболтать с какой-то Нос-и-Тельницей. Рассчитывать на помощь моего квартиродателя бесполезно. Даже если бы захотел, он не смог бы сделать того, что нужно. Надо искать кого-то с более острым нюхом.
Чёрный и лохматый П.Ё.С. бежал по дороге. Его шерсть была свалявшейся, глаза - п.ё.с.ьими, натура - животной. Вот кто нам поможет.
- Эй, парень, стой! - обратился я к нему.
- В чём дело, приятель? - спросил П.Ё.С., останавливаясь.
- Я разыскиваю одного блестящего - ты не мог бы мне помочь?
И я описал ему Копа Ейку. П.Ё.С. помотал Голой-Овой и ответил, что не знает такого. Тогда я вынул из кармана стакан, который забрал перед уходом, и дал П.Ё.С.у понюхать.
- Я уже нюхал такие стаканы, - сказал он.
- Откуда мой Нос-и-Тел мог его принести?
- Пойдём, я тебя отведу.
Я потянул Нос-и-Тела за П.Ё.С.ом. Пришлось немного повозиться, но я добился своего. И вот мы уже идём по оживлённой улице вслед за четвероногим, лохматым и чёрным.
Чептер Фор
П.Ё.С. завернул за угол. Мы оказались в скверике. Не считая комаров и кустов, тут больше никого не было. Точнее, никого трезвого. Несколько Нос-и-Телов сидели за старым деревянным столиком и играли в домино.
П.Ё.С. кивнул в их сторону. Гавкнул.
- Спасибо, приятель, с меня причитается.
- Не за что.
И он засеменил прочь.
А мы подошли к Нос-и-Телам.
- Ребята, можно присоединиться? - спросил мой.
- Пьёшь? Играешь?
- Да. Да, - по порядку ответил мой Нос-и-Тел.
- Тогда садись.
Ему накатили рюмочку, и, чтобы не показаться невежливым, он её выпил. Затем ещё одну.
- Может, поиграем?
- Да всегда успеется. На вот, выпей.
Я пытался считать рюмки, но я всего лишь пятиконечный и потому в конце концов сбился.
Во время попойки мой Нос-и-Тел пытался выспросить у своих собутыль... собеседников, куда мог пропасть Коп Ейка. Они видели кого-то круглого и блестящего. И он был очень похож на того, кого мы искали.
- Г... де?
- Да здесь... на столе... Мы играли на него в домино...
- Ик где он чичас?
- Его забрал... старина Такой-то. В тот день он всех об...ыграл.
Я потянул своего Нос-и-Тела из-за стола, но тот не мог встать. Ему налили ещё рюмку, и в итоге он свалился под стол.
Чептер Файф
Я ждал, терпеливо, а иногда не очень, когда мой Нос-и-Тел придёт в себя. Как долго это продолжалось? Два часа? Три? В любом случае, мы потеряли слишком много времени.
- А... У... Хде я?..
Нос-и-Тел опёрся мной о скамейку и выбрался из-под стола. Попытался устоять на НО-Г.И.ах, но те его не слушались: они ещё спали. Заснули, пока он отдыхал на земле.
Нос-и-Телы куда-то ушли, и помочь нам было некому. Я понял, что мой сейчас не то что на НО-Г.И.ах, но даже на Кол.енях устоять не сможет. Поэтому я убрался со скамейки, и Нос-и-Тел опять упал под стол.
Давай, друг, поползли.
И мы ползли и ползли. До ближайших кустов, казалось, километра три. Но мы всё-таки добрались до финиша. Не стОит очищать Орган Изм под столом или на дороге.
Нос-и-Тел прокричался и почувствовал некоторое облегчение в теле. Я помог ему подняться на НО-Г.И.
- Рассолу... - запросил Нос-и-Тел. - Рассолу...
Но я был неумолим: нам следовало спешить. Будем надеяться, П.Ё.С. ещё на месте.
Чептер Сикс
Нам повезло: мы нашли П.Ё.С.а в том же дворике.
- Слушай, парень, нам опять нужна помощь, - обратился я к нему. - Окажи любезность, а уж мы тебя отблагодарим. Насыплем целую миску вкусных питательных шариков.
- Хорошо. Что вам нужно?
- Ты ведь наверняка здесь не первый год и знаешь, как пахнет каждый Нос-и-Тел?
- Уж будь уверен.
- Нам нужен тот, который вчера обыграл своих пьяных дружков. Вон за тем столом.
- Понял, о ком вы говорите. Идите за мной.
Мы вместе с братом помогали Нос-и-Телу удерживать равновесие. Хоть он и шатался, но не падал и шёл довольно быстро.
Пьяный Нос-и-Тел-победитель Такой-то лежал у забора. Полуголый, в полном отрубе. Видимо, кто-то ограбил его, пока он спал.
Я дал П.Ё.С.у денег.
- Это тебе за труды.
- Спасибо.
П.Ё.С. ушёл, а я похлопал пьяного по щекам. Когда тот продрал краснющие, словно две По-мидл-орки, Г. Лаза, я спросил его в Лоб-би:
- Где Коп Ейка?
Тот промычал что-то невразумительное. Наконец ему удалось добавить в свои звуки информативность.
- Обокрали... - выпершил он. - Меня обокрали... - выпершил он. - Кто-то достаточно тонкий обокрал меня... - выпершил он. - Я увидел его, а потом отключился... Возможно, он сам меня и вырубил...
(Слова пьяного Нос-и-Тела я, естественно, подретушировал.)
- Достаточно тонкий, - повторил я. - Не припомню таких. А мне казалось, я знаю всех местных преступников.
Но есть кое-кто, знакомый с криминальным миром даже лучше меня. Пётр Ушко. К нему мы и направились.
Мой Нос-и-Тел гудел (потому что до этого много гудел) и просил рассолу, однако я по-прежнему не обращал на него внимания.
Чептер Севен
Пётр Ушко жил на рынке. За свою бытность зелёным и сочным он поменял несколько поколений, но я мог легко отличить его от других сочных и зелёных. Профессиональный взгляд.
Мой Нос-и-Тел разговаривал с другим Нос-и-Телом об У-укропе. Тем временем я попытался выяснить у Пётра Ушки, что это за неизвестный мне достаточно тонкий грабитель. Когда здесь появился, и откуда он. Пётр Ушко сказал, что ничего не знает. М-да, на такой ответ я не рассчитывал.
- Представляешь, Коп Ейко исчез, и никто не знает, где он. - Это были мои слова. - Сейчас жизнь ничего не стоит.
- Да, - согласился со мной Пётр Ушко, - жизнь - копейка, пучок - пятачок.
Я вскинулся.
- Что ты сказал? Жизнь Копа Ейко, ПучО'К - пятачок!
Пётр Ушко понял, что проговорился. Ему заплатили за жизнь Копа-Ейко. Целый пятачок!
- А ну отвечай, от кого ты получил деньги!
Пётр Ушко отходил назад, но вскоре отступать стало некуда - конец прилавка. А я бросился вперёд, взял Пётра Ушко и тряс до тех пор, пока из него не выпала правда. Точнее, С-веточка. Я поднял её и спросил о том, что случилось.
- Преступник заплатил Пётру Ушке Копа-Ейкой и получил за это ПучО'К и пять Маня-Эт.
Только я собирался спросить, кто это сделал, как один из Нос-и-Телов-покупателей забрал Пётра Ушко и С-веточку с прилавка.
Я дёргал и звал моего, но тот не хотел никуда идти.
И я опоздал. Потерял последнюю ниточку. Устав слушать нытьё Носа-и-Тела, я позволил отвести меня в то заведение, где наливают рассол. Спешить всё равно было некуда.
Чептер Эйт
В заведении Нос-и-Тел удобно расположился на стуле. Ему налили в кружку рассолу. Только рассол был какой-то неправильный: из-за него Г. Лаза закрывались, Но-Г.И. отказывали... Я начал бессильно обвисать.
Да это заговор! - вдруг понял я. Кто-то пытается нам помешать! Споить Нос-и-Тела, чтобы ликвидировать исходящую от меня опасность. С помощью рассола, который на поверку оказался водкой...
Постойте: рассол... У Нос-и-Тела под кроватью лежал пустой стакан, но я не помню, как он его выпивал. Значит, кто-то напоил моего! Вот почему события прошлого вечера выпали у меня из памяти.
Я слишком расслабился. В этом заведении Нос-и-Телу рассола налить не могли - но я знаю, где можно его достать.
Надо было проверить мою версию.
Пока оставались силы, я схватил Нос-и-Тела, обслуживавшего нас, за Ше-е-ею. И спросил, был ли мой здесь.
- Был, был! - Обслуживавший закивал.
- Что он говорил?
- Бормотал что-то о долге.
Та-ак... Заговор оказался ещё масштабнее, чем я думал. Есть связь между красными Г. Лазами, рынком и магазином. Моего Нос-и-Тела напоили, в бессознательном состоянии он пришёл в магазин, купил рассол, но в рассоле не хватало Пётра Ушки. Тогда он пошёл на рынок и отдал Копа Ейку... Вот оно что! Мой Нос-и-Тел отдал Копа Ейку! Получается, я сам, своими оконечностями, вручил его продавцу?!
Что-то подсказывало мне: Копа Ейку я на рынке уже не найду. Оставалось одно - бежать в магазин рядом с нашим домом.
Чептер Найн
На двери магазина висела табличка "Обеденный перерыв".
- Вот ведь не везёт!
Мой Нос-и-Тел прислонился Ли(Цом) к стеклу - и я увидел копошащегося за прилавком толстого Нос-и-Тела.
- Эй, ты! Открой!
Толстый испуганно обернулся, а потом кинулся к "чёрному" ходу.
- Но-Г.И., вперёд! Быстрее, за магазин!
Толстый бежал не очень быстро и издавал громкие звуки, как оплывший жиром паровоз. Моему Нос-и-Телу не в кайф было гоняться за преступниками. Состояние не то. Однако НО-Г.И. изо всех сил помогали страдальцу. Затем они оторвались от земли, мой Нос-и-Тел воспарил в воздух - и грохнулся на убегавшего.
- Стоять!
Который тут же превратился в лежащего.
Я схватил лежащего Нос-и-Тела за первую часть его названия и грозно спросил:
- Кто виноват в похищении Копа Ейки? Кто тебе заплатил? Говори!
Мой брат хотел помочь: размахнувшись, он хорошенько вмазал Нос-и-Телу по Мор/Де. Нос-и-Тел закатил Г. Лаза и потерял сознание.
Вот ведь не везёт!
К нам бежали милиционеры.
- Вот ведь не везёт! - в очередной раз повторил я.
Наверняка они тоже заодно с преступниками. И те, и другие никогда не любили копов, пусть даже они Копы Ейки.
Нам пришлось несолоно хлебавши вернуться домой. От погони мы ушли, но это не добавило нам радости.
Чептер Тен
Развалившись в кресле, мой Нос-и-Тел отдыхал, а я размышлял над случившимся.
Дело зашло в тупик. Свидетеля, преступника или соучастника из магазина теперь не найти. Я уже никогда не выясню, кто виноват в похищении Копа Ейки, и не найду его самого. Эх, если бы не мой брат, зазвездивший по Ли(цу) тому Нос-и-Телу...
Минутку!
Я вспомнил всё, что говорили С-веточка и продавец-Нос-и-Тел, вспомнил описание преступника ("достаточно тонкий"), сопоставил факты. Затем в памяти всплыло, как мой брат посылает в отруб Нос-и-Тела-продавца, и я пришёл к выводу... О всевышняя варежка, так вот кто во всём виноват! Вот кто, воспользовавшись опьянением моего Нос-и-Тела, продал Копа Ейку! Присутствовавший при каждом событии - мой собственный брат! Он не пытался мне помочь, а просто вырубил свидетеля. Брат такой же розовый и пятиконечный, как я, поэтому ему не составило труда расправиться с Копом Ейкой. Всё сходится.
Я повернулся к брату.
- Так это был ты?
- Да, я. - Мне даже почудилась гордость в этом ответе. А может, не только почудилась. - В отличие от остальных, я всегда считал Копа Ейку бесполезным, - продолжал брат. - И тут выпал шанс найти ему применение. Достойное. Я устроил так, что за него мне заплатили больше, чем он стоил на самом деле.
- Но как ты мог... просто взять и отдать Копа Ейку в неизвестные розовые и пятиконечные! Как с ним будут обращаться, какая судьба его ждёт... Ты думал об этом?
Но моему брату было всё равно.
Он безжалостный и алчный, он заслуживает наказания. Только я ничего не могу поделать. Потому что, как говорят у нас в семье, Рук Рука моет. Таков негласный закон. Рук-Алевый, похититель и бандит, и Рук-Аправый, сыщик и хороший парень, должны быть вместе.
Эпилог
Тот день прошёл, а вместе с ним и ещё множество.
Не буду отрицать, я хотел бы плохо стричь брату ногти или пачкать его пальцы, но ведь я связан семейными обязательствами.
Соучастников моего брата так и не удалось найти. Они скрылись, да и улик не хватало, чтобы выдвинуть обвинение.
В нашем доме, благодаря Нос-и-Телу, поселилось много Копов Ейков. Они лежат по разным углам и местам, в них нет недостатка.
А моего приятеля, старого доброго Копа Ейку, всё-таки нашли. В какой-то жаркой стране, грязного и замацанного. Сейчас его отмывают и приводят в порядок. Скоро мы увидимся.
Надо будет сказать Нос-и-Телу, чтобы на завтра выпросил выходной. Сходим в тренажёрный зал, позанимаемся - пора моему вернуться к здоровой жизни. А вместе с ним и нам с братом. В здоровом Нос-и-Теле - здоровый дух. Может, так, хитростью, удастся вылечить брата от вредных привычек. Его и остальных квартирантов. Если же ничего не выйдет, найду другой способ. А поддерживать форму всегда неплохо. Это только нам на руку.
Каст, или Роли исполняли (в порядке появления на страницах):
Коп Ейка - Руб Ль Бережёт
Я (Рук-Аправый) - Достаточно Тонкий, Розовый, Пятиконечный
Мой Нос-и-Тел - Худой И Высокий
Голая-Ова - Похожа На Арбуз
ЛадыОни - Вот И Ладушки
БумахАжки - С Нарисованными Городами
Маняэты - Чеканки Такой-то
Мой брат (Рук-Алевый) - Достаточно Тонкий, Розовый, Пятиконечный - 2
Г. Лаза - Красные После Вчерашнего
Рот-та-та - Та-Та Самая Рта
Обонян и Е. - Носопырки
Нос-и-Тельница - Симпатичная
П.Ё.С. - Л.Е.Г.А.В.Ы.Й.
Нос-и-Телы, играющие в домино - Пьянивохи
НО-Г.И. - Не-устающие
Кол.ени - НО-Г.И.ов
Орган Изм - Орган "Изма"
Нос-и-Тел-победитель - ЧемпиНеон
Лоб-би - Би-лоб
Пётр Ушко - Кин За За
Нос-и-Тел-продавец - Себя-Режу-Без-Ножа
У-укроп - Порку-у
С-веточка - С. Веточка
ПучО'К - Всё ПучO'K'ом
Нос-и-Телы-покупатели - Самые Обычные, Ничем Не Примечательные
Обслуживающий Нос-и-Тел - Наливай-Ка
Длинноше-е-ея - Туда И Обратно
Ли(цо) - Цо Ли Лиоц
Милиционеры - Ментодэпээсовцы
Копы - Не Только Ейки
Копы Ейки - Дублёры
Ноуз-д'Ри - Роуз-д'Ни
Соавторы: Алексей Дуров и Марина Тишанская
Мощь псионикса
Пальцы поглаживали напоминающий доску предмет. С нежностью, с какой-то даже страстностью. В глазах не отражалось и тени чувств. Разве что… только тень, не больше. Тень власти. Губы искривились в никому не видимой усмешке.
Пора.
Пальцы, тонкие и гибкие, словно у пианиста, замерли, нащупали нужное место. Мозг заработал — по-настоящему, не как у большинства прямоходящих.
А потом незабываемое и уже знакомое чувство накрыло собой весь мир…
…Удар был очень обидным. Линь Чи ведь никого не трогал, а просто от скуки сканировал ментальное пространство космопорта, почуял пси-активность. Естественнейшим образом послал собрату-псиону приветствие. И заработал в ответ ментальный удар, да еще хитрый — сдвоенный финт, каким пси-бойцы ломают постоянную защиту. К тому же Чи собирался общаться, а не обороняться, потому получил всю энергию атаки целиком в открытые сенс-центры, аж отключился на пару секунд. Собственно говоря, это и спасло: беспамятного псиона труднее обнаружить. То есть, не так уж сложно просканировать самые вероятные области, но, чтобы сделать всё быстро, нужно раскрыться, чего в поединке лучше избегать. Вот и неведомый агрессор не решился: Чи, немного очухавшись, обнаружил его приготовления к обороне. Должно быть, злодей не понял, что визави в обмороке, решил, будто это какой-то хитрый прием, позволяющий скрыться от пси-восприятия и ударить исподтишка.
Естественно, Чи разозлился и атаковал. Приемом под названием «мозаика». Противник легко защитился и ответил очень техничной, явно заранее отработанной «мельницей». Чи едва успел поднять щит, с трудом выдержал, пришлось даже «менять фазу». Контратаковал наскоро слепленной «рапирой», которая, по сути, точечный выброс пси-энергии. А противник защитился с трудом, не знаком был с этим приемом. Видимо, не врач и с врачами в ментальных поединках не сходился — чтобы эффективно применять «рапиру», нужно особое чувство меры, доступное только медикам-псионам.
Однако агрессор выстоял. Ясно, что, если ударит еще одной «мельницей», Чи придется туго, он после прошлого удара не восстановился до конца. А противник может атаковать и посложнее, если успеет. Чи послал в него серию коротких импульсов, слабеньких, хотя и быстрых. Вреда они причинить не могли, но противник не знал об этом, потому все равно защищался. Будь импульсы мощными, Чи выдохся бы, а так наоборот восстановился и заготовил еще одну «рапиру». Противник же, вынужденный держать постоянную оборону, не мог атаковать эффективно. Атаковал, как смог — грубым нестабильным «свингом», который Чи легко рассеял «рапирой» и ею же ударил. И попал — пси-структура противника расплылась, потускнела, видимо, тот в обмороке. Оставалось связать его ментально, а потом найти физическое тело и сдать полиции. Пси-атака — это серьезно.
Но агрессор внезапно исчез. Тут уже Чи заподозрил хитрость, в панике закрылся несколькими щитами, хотя по уму стоило подготовить атаку. Подготовил и ее, ждал, все больше беспокоясь. Никто не нападал и вообще не появлялся. Измученный неизвестностью, Чи начал осторожно сканировать, выискивая агрессора. Потом вел себя все смелее, наконец, раскрылся полностью. Ничего не прощупывалось ни в космопорту, ни в окрестностях, ни на континенте, ни на планете, ни на дальних орбитах. То есть, он единственный здесь псион. С кем же тогда шёл бой? Или… или Чи единственный живой псион?! Нет, противник не мог погибнуть от выверенного удара «рапирой».
Пришел вызов по коммуникатору — срочный, по медицинской части. Сильный электрический ожог… в космопорту, на стоянке средних звездолетов! Неведомый агрессор был там.
Флаер-автомат за минуту доставил Чи к отдельной взлетно-посадочной площадке, где стоял похожий на гигантскую глянцево-серую пулю корабль. Вокруг него слабо искрилось защитное поле, а на земле двое техников и охранник обступили тело, накрытое светоотражающей пленкой. Которая не могла скрыть от псиона-медика ожоги самой последней степени, не верится, что это был человек. Видимо, сунулся в поле, от чего и превратился в головешку. Внешние ожоги еще ладно, в наше время и не с такими справляются, но Чи, быстро просканировав, убедился: мозг мертв безнадежно, весь белок свернулся.
Выбрался из флаера, в ответ на вопросительный взгляд охранника покачал головой:
— «Скорая» не понадобится. И можете вызывать морг. Что здесь случилось? — А сам смотрел на тело под пленкой и перекатывал в голове тяжелую мысль: «Тот или не тот?»
Охранник, подтянутый мужчина в самом расцвете, брюзгливо скривил губы:
— Ниаряне боятся. Чтобы никто в их бочки не влез, ставят защитные поля и сами в них гробятся. Придурки.
Чи посмотрел на искристую стену поля, поежился:
— Неужели он не видел, куда сует голову?
— Он спиной к нему был! — объяснил долговязый техник. — Вышел, поле включилось, а он не уходил. Стоял-стоял, потом упал. Головой в поле, ага. Это мы на мониторах видели. Видать, сомлел чего-то и упал неудачно.
Очень точная реконструкция. А сомлел погибший из-за ментального удара.
— И эта дура тут так и останется, пока полю энергии хватит, — проворчал, кивая на корабль, другой техник, угрюмый. — А оплачено всего за четыре дня! И ремонт еще… Как его заканчивать?!
— Тут человек погиб, а тебе ремонт! — сердито пристыдил охранник. — Думаешь, отключить невозможно? Есть же где-то ключ. Дистанционный, как я понимаю, если поле за спиной у этого включалось.
— Дистанционный мог расплавиться от электричества. — Угрюмый техник ухмыльнулся.
— Тогда еще могут восстановить ключ. — Долговязый покачал головой. — Но сдается мне, что ниарянин псионом был. Тогда ключ ментальный, тогда вообще не восстановить его.
Охранник вопросительно посмотрел на Чи. Тот пожал плечами, мол, по трупу не разберешь, был ли он при жизни псионом.
Торопливо распрощался и ушел.
Надо же так влипнуть на ровном месте. Хотел поздороваться и стал убийцей. И что же на ниарянина нашло? Чи все прокручивал в голове поединок, оценивал каждый штрих. И убеждался: дрались насмерть. Во всяком случае, агрессор-ниарянин — бил в полную силу, оглушать и вязать противника не собирался. Нужно идти рассказывать в полицию, нечего тянуть. На этой планете убивать, защищая свою жизнь, можно, полно прецедентов. Полицейские проверят Чи с его согласия на детекторе правды, убедятся, что ниарянин действительно бил насмерть, и отпустят. Еще и денег можно заработать — журналисты заплатят за право опубликовать всю историю. Впрочем, Чи предпочел бы не светиться. Он уже решился, нашел в сети адрес ближайшего полицейского участка. Однако предвидение воспротивилось, прямо-таки уперлось, и не разберешь почему: оно — самая ненадежная из пси-способностей. Но игнорировать его нельзя ни в коем случае, потому Чи передумал идти сдаваться, пусть сами ловят, раз им надо.
Конечно, не поймают, если не признается, ментальные поединки следов не оставляют, только трупы иногда. Однако придется с этим жить.
Непроизвольно начал прокручивать в сознании поединок снова. Почему-то особенно хорошо запомнилось самое начало их короткого заочного знакомства с ниарянином — как Чи сканировал ментальное пространство и обнаружил ту самую пси-активность, вернее — некий конструкт, последовательность сигналов. Очень четко она отпечаталась в памяти, как будто специально для этого создана. Да ведь набор сигналов – ключ от защитного поля! Вот техники обрадуются, что звездолет можно убрать с площадки. Если Чи решится рассказать.
Посмотрел, что там в сети насчет ниарянина. Несчастный случай. Никаких «Проверяются разные версии» или «Ведется расследование». Даже «по всей видимости» нету. Просто несчастный случай, без тени сомнений. Хотя ниарянин упал на ровном месте, как не заподозрить, что дело нечисто? Например, убитого вполне мог толкнуть на защитное поле псион, а на этой планете их много не бывает. Ох, неспроста все это…
Псионы в Объединении Свободных Миров встречаются редко, а врачей среди них вообще единицы. Потому ценятся. Их даже приглашают из-за границ Объединения, в том числе с Земли, как Чи Линя. Обещали ему все условия, очень приличную плату, серьезную практику, которая поможет карьере, даже намекали, что у Чи будет какая-то политическая власть. Согласился в основном потому, что он хороший, сочувствующий врач — в Объединении огромное количество больных, которым обычные медики, не псионы, даже не могут поставить диагноза, только симптомы лечат.
Отправился, окунулся в работу. В основном “наводил порядок” в клиниках малонаселенных колоний — там, где был нужнее всего. И вскоре прояснились намеки на политическую власть: Объединение основано на торговых и транспортных связях, оно - всего лишь набор самостоятельных планет с общим номинальным правительством, которое ничего на самом деле не решает и не посягает на независимость отдельных миров. Настоящая связующая сила — это псионы. Их организованная и слаженная работа, осторожные и точно выверенные пси-воздействия уже много лет удерживают Объединение от распада. Поиск и обучение людей с пси-способностями — важнейшая задача, которая как раз и поручалась врачам-менталистам — никто другой не сможет быстро протестировать население целого мира. Именно эту миссию поручили Чи, когда присмотрелись и решили, что он заслуживает доверия. На Свинцовое Дно, планетку с искусственной атмосферой, защитными полями над поверхностью и мрачным ландшафтом, Чи прибыл не только чтобы работать в клинике, но и для поиска «новых талантов».
Свинцовое Дно слова доброго не стоило, да и находилось на дальней периферии Объединения. Близкий горизонт, функциональные, без архитектурных изысков дома. Редкая зелень за двойными ограждениями, выращенная с огромным трудом из привезенных с других планет саженцев. Небо с просвечивающей сквозь синеву чернотой — казалось, его покрасили голубой эмалевой краской, но со временем оно запылилось, покрылось слоем копоти.
Прибыв сюда, Чи Линь, крепкий жизнерадостный человек, может быть, слишком молодой для ответственной должности поисковика, с интересом изучил космопорт. Строение сильно отличалось от привычных псиону коммерческих портов, располагавшихся на густонаселенных планетах. Стеклопластовое посадочное поле, разделенное на сектора обычной белой краской. Охранники в формах всех цветов радуги держались возле своих кораблей. И только желто-зеленые из охраны космопорта разгуливали повсюду с видом важным и неприступным. Небось, и взятки берут. А техника в основном устаревшая, особенно разгрузочная. Да и сервис не на уровне — багаж приходилось таскать с собой: отправить его в гостиницу попросту невозможно, не предусмотрена услуга. Из трех кафе два закрыты по неизвестным причинам, потому в третьем толкучка. Никто не возмущается, привыкли.
В такое место редко кто полетит по собственной воле. Однако население, хотя и немногочисленное, как жемчужину в куче мусора, могло таить в себе вожделенных латентных псионов — в удаленных мирах, где крайне редко бывают псионы действующие, можно прожить всю жизнь, не узнав, что обладаешь пси-способностями. Поэтому встреча с активным, действующим ментальным воином в первый же день по прибытии само по себе чудо. Но пси-враг — это нечто за гранью вероятного. Почему бедняга бросился в атаку, лишь ощутив первое осторожное мысленное прикосновение? Теперь не узнать. Но Чи чувствовал, что ответ на этот вопрос важнее даже его миссии.
Чужак боялся, отчаянно боялся быть обнаруженным. А это означало одно из двух: либо он спасался от грозившей лично ему опасности, либо начиналось вторжение. Правительство Объединения больше всего страшилось угрозы извне. Разобщенные, не привыкшие воевать вместе миры могли стать легкой добычей завоевателя. Особенно если он обладает возможностью пси-воздействия: достаточно разрушить пси-направляющие, и беззащитные планеты падут одна за другой... И желающие найдутся — хотя бы Сугита, диктатор скопления Лебедя, которое, кстати, недалеко от Свинцового Дна. Кроме того, соседняя Конфедерация не прочь спрямить границу, Союз Человеческих Колоний тоже не отказался бы расшириться, у теократов Великого Кластера заканчиваются ресурсы, загадочная Ниара может что-то замышлять. Псионы Объединения опасность понимают, готовы защищаться. Враг, если и добьется успеха, победе не обрадуется, даже Сугита со всем его флотом еще не готов атаковать главные миры Объединения. А вот Свинцовое Дно он может захватить с легкостью: оборону планеты никто не организовывал, не могли представить, что кому-то она понадобится. Значит, понадобилась.
Чи еще раз внимательно просканировал ментальное пространство космопорта. Врагов не обнаружил. Однако проснулось чувство опасности — предвидение неприятностей, непонятно с чем связанных. Подумав, решил отправляться в гостиницу — там надежная охрана, достаточно свидетелей. И мягкая постель.
Слежку заметил по дороге. Точнее — почувствовал сверхвосприятием чье-то недружелюбное внимание. Да ещё пресловутая интуиция, у пси-способных обострённая до предела, подсказывала, что жизнь Чи усложняется.
Может, из-за усталости, а возможно, по причине излишней самокритичности он списал ощущения на банальный страх. Обычное для любого человека опасение, что не всё в порядке. А предпосылки так думать у Чи были: одна схватка с ментальным диверсантом чего стоит… Надо быстрее добраться до гостиницы, там безопасно и можно отдохнуть.
Крыша гостиницы была занята особняком-пентхаусом, поэтому парковка аэротакси располагалась не на ней, как принято в большинстве развитых миров, а в сторонке, и пришлось две сотни метров идти пешком по тротуару. На всякий случай ментально прощупывал прохожих — нет ли среди них врагов?
Уже возле входа Чи через панорамное окно (к счастью, не зеркальное) увидел внутри подозрительную фигуру: худощавый и высокий тип подпирал правую стену, не глядя в его сторону. Второй субъект также отыскался в фойе: среднего роста крепыш любезничал с женщиной у ресепшена. Вот быстро обшарил глазами пространство и снова обратил взгляд на даму, когда та окликнула его.
Чи просканировал обоих. Судя по гормональному балансу и кожногальванической реакции, оба насторожены, готовы действовать. Как звери в засаде. Кроме того, оба явно тренировались по одной и той же системе, она включала своеобразные нагрузки на пальцы.
Чувство опасности усилилось. И Чи ретировался. Решил поселиться где-нибудь еще.
Подходящий отель, где признаков угрозы не ощущалось, нашелся в полутора десятках кварталов от сомнительной центральной гостиницы. Никакой живой прислуги, все автоматизировано. Но, ео крайней мере, номер стоил дешевле и комфортом радовал.
Поскольку предвидение настоятельно не рекомендовало связываться с полицией, Чи быстренько просмотрел список телохранителей. Никаких агентств — сплошные одиночки, свободные художники. Расценки одинаковые, видимо, твердые. Резюме или других сведений о квалификации и заслугах нет. Хотя бы форум какой-то, где их обсуждают… Земное мышление, здесь надо по-другому. Здесь по-настоящему ценят информацию, никто не станет зря выбалтывать хоть сколько-то полезные знания. То есть, или нужно заплатить, чтобы посоветовали хорошего телохранителя, но могут обмануть — Чи ведь новичок. Или можно воспользоваться способностями псиона.
Линь внимательно перечитал список, постарался запомнить имена. Закрыл глаза. Перед внутренним зрением появился перечень, и высветились несколько строчек. Ярче всех «горел» некто Су из скопления Паучков. Вот и хорошо, не надо мучиться выбором.
По голосовой связи ответили немедленно, хрипловатым низким голосом:
— Су у аппарата.
— Э-э… меня зовут Чи и… мне нужен телохранитель.
— Когда?
— Прямо сейчас, наверное.
— Что или кто вам угрожает?
— Сам не знаю…
— Где вы находитесь?
Чи объяснил, и Су уверенно распорядился:
— Никуда не выходите из номера, откроете только мне и только после полного распознания.
— Хорошо.
Чи понравился Решительный и деловой подход. И ждать долго не пришлось — меньше десяти минут.
Псион по земной привычке встретил Су на пороге. Это был самый обыкновенный человек неопределенного возраста и неприметной внешности — среднего роста худощавый шатен. Сутуловатый, слегка небрежный в одежде. Взгляд серых глаз казался рассеянным, как у водителя за рулем.
— Так вы псион, — понял Су, — и чувствуете угрозу. Можете определить, откуда она?
— Н-нет. В том-то и дело. Надеюсь на вас.
— В таком случае лучше всего спрятаться, чтобы недоброжелатели вас не нашли. Придется покинуть Свинцовое Дно.
— А столь радикальные меры необходимы?
Су что-то набирал у себя на наладоннике, но оторвался от занятия.
— Дело в том, что по дороге сюда я заприметил четырёх ребят странного вида. На громил или легавых не похожи, другие у меня ассоциации. Нехорошие.
— Четырёх? — удивился Чи. — Их же было двое. В центральной гостинице.
— Наверное, все гостиницы окучивают, вас ищут, раз вы в центральной не появились. Здесь уже четверо. Ко мне не присматривались, может, вообще не заметили — я проскочил, пока в другую сторону смотрели. Но, боюсь, когда мы будем выходить, это не поможет.
— А если мне переодеться?
— Бесполезно, у этой публики глаза на месте. А может, и сканеры имеются. У меня есть пара глушилок, но на близком расстоянии не помогут.
— Что же делать?
— Выйдем через технический ход с помощью моего доступа, телохранителям он положен как раз для таких случаев. Да, вы в полицию не обращались?
— Нет. Понимаете, предвидение мешает.
— Правильно мешает, здесь слишком много продажных легавых.
— Хорошо… Нам следует заключить какой-нибудь договор?
— Вы недавно в Объединении? — догадался Су. — Договор уже оформлен.
— А если у меня денег нет?
— Всё в порядке. Если вы не сможете заплатить, заплатит страховая контора. Значит, так: выйти нас несложно, но они и технические ходы могут контролировать, хотя не столь качественно, как парадное. Идите спокойно, размеренно. Смотрите в землю, чтобы меньше привлекать внимание. Я прикрываю. Если почуете опасность от кого-то, укажите не слишком заметно – пойму.
Чи устал. Последние сутки лишили его и физических, и психических сил. А к прочему не стоит забывать о гонке, которую устроили преследователи.
У телохранителя действительно имелся допуск в технические тоннели, проходящие под отелем, однако не в городские подземные коммуникации. Поэтому пришлось долго стоять возле самого дальнего выхода, пока Чи ментально сканировал людей снаружи — искал врагов. И нашел двоих сосредоточенных, с тренированными по той же своеобразной системе пальцами. Рассказал Су, телохранитель явно обрадовался.
Опасные типы патрулировали улицу. Когда отошли далеко и не смотрели, Чи выбрался из тоннеля, пошел размеренным шагом, глядя в землю. Недруги не заметили, оставаясь все такими же настороженными. Потом выбрался Су — в открытую, и враги, даже если увидели, не придали этому значения. Кто мог ждать подобной наглости от телохранителя жертвы?
Но вечно везти не может. Чи приближался к переулку, где можно скрыться, и нос к носу столкнулся с тем самым доходягой, который часом раньше поджидал его в центральной гостинице. Псион слишком сосредоточился на врагах за спиной, все время их прощупывал, подвоха ждал. А о том, что надо проверять путь впереди, забыл.
Худой противник оказался классным профессионалом: внешне ничем себя не выдал, но от псиона не скроешь резкой внутренней мобилизации, подготовки к стремительным действиям. Левой рукой доходяга хотел сделать что-то быстрое и эффективное. Чи успел первым — совершенно рефлекторно нанес ментальный удар, грубый, однако вложился от души. Худой, не издав ни звука, согнулся пополам.
Те двое, сзади, все видели — тоже резко мобилизовались. А Чи почти полностью растратил энергию. Остатков хватило, чтобы кое-как, слабенько и вряд ли эффективно, ударить ментально одного громилу. Хорошо, если хотя бы сбил ему прицел. Второму уже ничего сделать не мог. Вообще ничего: не успевал. Разве что упасть на асфальт, понадеявшись на везение.
Хлопнули два выстрела подряд, и сознания врагов выключились — Су, в отличие от Чи, удалось сделать, что надо.
Они вдвоем бросились к переулку, Су каким-то образом обогнал Чи. Свернули два раза, подняли яжёлый блин канализационного люка и спустились в технический тоннель.
Чи мелко дрожал, задыхался от непривычных усилий. Пробормотал отчаянно:
— Нас не пустят в космопорт.
— На флаере не пустят. — Су кивнул. — На мобиле тем более. Но пешком, может, и прорвемся, если не торопиться и чутьем вашим пользоваться. Далековато, конечно. Однако зачем нам туда?
— Там ниарянский корабль под защитным полем, — сказал Чи, — а у меня есть ключ деактивации.
— Идем, — моментально решил Су.
Неблизким вышел путь. Не простым и не прямым. Они петляли проулками, неторопливо, чтобы не привлечь внимания, пересекали большие улицы, несколько раз спускались в технические тоннели. Чи поинтересовался, нельзя ли пройти общегородскими подземельями. Су ответил, что там понатыкано полицейских датчиков через каждые двадцать метров.
Псион все время сканировал — выискивал копов, громил с тренированными пальцами, просто настороженных ребят. И к чувству опасности прислушивался. Не зря: несколько раз обнаруживал настоящие засады полиции. Настороженные ребята тоже попадались.
Тренированный Су уставал мало, а вот Чи выматывался физически, морально и ментально. На первом же привале рассказал все — про свою миссию, убитого в пси-поединке ниарянина, странности многочисленные. С телохранителем как с врачом — правду, только правду и ничего, кроме правды. Су не ответил, лишь задумчиво нахмурился.
Космопорт оказался недоступен: Чи с километра почуял целую толпу громил, даже пересчитать врагов не удавалось. Должно быть, все собрались в космопорте, ждут чего-то.
— Пока что укроемся и подумаем, — решил Су. — Есть о чем поразмыслить.
И направился узкой улочкой от космопорта. Чи — за ним; по правде говоря, рад был, что можно хоть немного отдохнуть.
Место, в которое привел его Су, меньше всего напоминало гостиничные апартаменты. Но зато ничего более уединенного Чи представить себе не мог. Спуск в глубокий древний колодец с замшелыми стенами завершился, благо, не в воде, а на дне, высохшем много лет назад.
Оттуда ступени — опять вниз — вели в обставленное, как обычная жилая комната, помещение. Оно, очевидно, было частью шахты, вырытой давным-давно, ещё в те времена, когда руды добывали на планете, а не пригоняли в виде управляемых астероидов. Со временем помещение расширили, снабдили системой жизнеобеспечения и пси-экранировкой. Оставаясь здесь, Чи рисковал погибнуть только вместе со Свинцовым Дном, в недрах которого находилась эта секретная комната. Как объяснил Су, «тайники» есть и в других местах на планете. После, по сути, перехода власти над большей частью открытого мира к псионам представители сопротивления и просто сподвижники безопасности условились создать пути к отступлению. Телохранителям из Объединения, учитывая род их деятельности, тоже рассказывали, где находятся убежища.
Су рухнул и заснул, не дожидаясь, пока сгенерированный диван обретет окончательные форму и цвет. Линь предпочёл заняться другим: игровой кристалл лег в руку, словно прирос к пальцам. Чи откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Перед внутренним взглядом поплыли голубые облака. Открывшийся мир меньше всего напоминал только что оставленное подземелье.
Эрн с сожалением оторвался от игровой чаши. Время еще было, но Иу стала слишком настойчивой. У женщин полно пустых забот, оттого вечно заставляют мужчин участвовать в домашних хлопотах. Правда, сиплам в этом отношении проще, чем большинству мыслящих.
Иу с Лулуной удобно расположились на расширяющемся к концу хвосте Эрна. Под верхней пластиной Иу устроила уютное гнездышко для себя и дочери. Удобно, когда твоя женщина всегда рядом. Иу красива и умна, но Эрн мог не волноваться, что она обратит благосклонное внимание на другого мужчину, пока находится на хвосте. Вот только бедняжка не выносит, когда он погружается в игровую чашу. Придется Чи отдохнуть.
Эрн распрямил светоножки и огляделся. Желтые цветы мерно пульсировали, по небу плыли голубые облака. Мир дышал покоем и негой. Но вот на расстоянии двух шагов от него мелькнула оранжевая тень. Еще одна, еще. Пища! Синебрюхи покинули норы и двинулись к экватору. Лишь два витка за оборот синебрюхи шли по поверхности, прокладывая дорогу вдоль пищевой жилы. Когда они идут, у мужчины одна задача — есть! Есть на весь оборот вперед, для себя и для семьи. Вокруг, куда ни кинь взор, огромные сиплы, наклонившись, поглощали пищу. Эрн не мог отставать.
Резким движением хвоста он сбросил женщин в цветы и опустил крупную голову с зубастой пастью. Он должен торопиться: стоит замешкаться, и Иу достанется другому. Другой отведет Лулуну в дом невест к Большой Матери и получит в награду десять оборотов жизни. А то и двадцать, если девочка сумеет понравиться Матери.
Играя, Чи не просто отдыхал — полная смена деятельности обостряла восприятие. Благодаря ей он легче, чем другие псионы, улавливал запах опасности. Эрн был его последним приобретением. А сейчас мирная жизнь неуклюжего гиганта так контрастировала с его собственной!
Эрн принадлежал к народу, который человечество обнаружило одним из первых. Но благодаря совершенной непригодности его планеты для существования homo sapiens и огромным размерам мужских особей сиплы сохранили образ жизни в неприкосновенности. Хотя с людьми контактировали охотно. Даже не возражали, чтобы те проникали в их разум с помощью пси, поскольку скрывать великанам и их не столь громоздким подругам нечего, а ментально подчинить самца или, тем более, волевую, уверенную самку очень непросто. Даже позволили людям подключать кристаллы дальней космической связи к игровым чашам, чтобы те проникали в разумы сиплов с любого расстояния. Пользы от этого немного, разве что экзотично развлечься и расслабиться. Однако люди заинтересовались кристаллами. Не смущало даже, что связь с сиплом устанавливалась в обе стороны — инопланетянин тоже получал доступ в разум человека. А иномирцы еще и не всякого человека находили достаточно интересным.
Далеко не всякого, так что Чи почувствовал себя польщенным, когда узнал, что устраивает «собеседника».
Эрн ел. Всего два витка, а потом он сможет спокойно вернуться к игровой чаше, и приключения Чи продолжатся. Надо только быстро поглощать пищу.
Наконец, насытился. То есть, съел бы еще, но не влезет. И, подхватив женщин отправился к чаше, предвкушая контакт с человеком. Чи сейчас спит, однако можно насладиться его воспоминаниями. О чем-нибудь хорошем, каких-то успехах: первый сданный экзамен, первый секс, первый излеченный больной. Эрна завораживал незнакомый сиплам накал страстей, калейдоскоп людских эмоций, сложные, не всегда понятные раздумья. Какое бы воспоминание выбрать? Попробовать что-нибудь наугад? Почему бы и нет.
А вот и чаша, недалеко...
Приятно быть сильным. Наверное, чтобы понять, как это здорово, нужно оказаться маленьким и слабым. Сугита с детства не отличался ни высоким ростом, ни крепким телосложением. Ему приходилось соглашаться, заискивать, просить. То, чего достиг, досталось ценой непомерного труда.
И вот — усилитель. Удивительное чувство — когда тебе подчиняется каждый, кого ни пожелаешь. Можно захотеть, и любой отдаст свою вещь, девушку, победу.
Началось все с пустяков. Когда Пиусси рассказал ему про усилитель, Сугита даже не поверил. Однако потом оказалось, что у Сугиты талант: сам Пиусси не мог создать такого четкого импульса, как приятель. Они забавлялись с аппаратом целый месяц. Пиусси постоянно вносил в конструкцию мелкие усовершенствования, уменьшил габариты усилителя, придал ему удобную форму. Правда, и в окончательном варианте устройство получилось большим. Оно помещалось только в туристическом рюкзаке, но зато было плоским.
И шли дела хорошо, но тут Сугите приснился сон. Он шагал по улице, усаженной большими деревьями, и каждое склонялось перед ним. Чем дальше, тем выше становились деревья и тем ниже кланялись. Их толстые неповоротливые стволы скрипели от натуги, трескалась кора, но они сгибали стволы в почтительном поклоне при приближении Сугиты. Один раз он оглянулся и увидел, что разогнуться смогли не все: некоторые остались лежать со сломанными стволами, касаясь кронами асфальта. А впереди простирался лес. Сугита направлялся к нему, и в душе нарастало непривычное чувство уверенности. Он знал, что и целый лес покорится ему так же, как отдельные деревья.
Утром он уже понял, что надо делать: усилитель должен принадлежать ему. Следует только правильно просчитать ходы. Пиусси ни о чем не следует знать. Сугита будет помогать ему изо всех сил, а в подходящий момент…
Эрн был ошеломлен. Он потратил много сил, а съеденное еще не начало усваиваться и насыщать тело энергией, в такие минуты он начинал чувствовать далекое чужое сознание особенно остро. Вот и сейчас ощутил присутствие постороннего — не отлично знакомого Чи Линя! Даже имя другое, пускай сиплам и трудно запоминать человеческие имена. И воспоминания — хоть плохо разбирался Эрн в людях, но… Не такой был Чи, совсем не такой. При каждом контакте он успокаивал сипла, мысленно гладил жесткую шкуру. Простое сознание дикаря встречало гостя без страха.
А сейчас шел другой импульс, хотя и связанный с игровой чашей, от которой сипл не отключился. Где-то там, в мире Чи, скрывался мозг, посылавший сигнал всем мыслящим. Он не был ласковым, как предыдущий «собеседник». Он требовал — требовал подчинения, в том числе и от Чи.
Эрн напряг могучее тело, тряхнул головой. Сигнал стал только сильнее. Он мешал действовать, рвал сознание на части, вцеплялся невидимыми когтями в беззащитную душу. Сипл не мог выплеснуть «голос» из себя, сбросить давящую тяжесть чужой воли. Подняв огромную голову к начавшему темнеть небу, Эрн заревел-завыл, прогоняя чужака и боль на взошедшие синие луны. Все было бесполезно.
Когда чужак догадался, что сипл его заметил, то атаковал всерьез, целенаправленно — легко и непринужденно подавил разум Эрна, нейтрализовал его личность и заменил копией своей собственной. Осталось только наблюдать, как ментальный двойник добивает несчастного, слишком внимательного дикаря.
Плохо же чужак знал сиплов. Совершенно не учел, что у представителя этого рода на хвосте жена с дочерью. Умница Иу сразу поняла происходящее и решительно вступилась за мужа. Весьма своеобразным способом: обрушила на спутника жизни поток их общих воспоминаний о самых ярких мгновениях совместной жизни. Более чем странные для человека ощущения полностью дезориентировали ментальную копию вторженца. А Эрна – нет: для него они были обычными.
Сиплы — очень способные ученики. Эрн скопировал атаку врага, добавил кое-что от себя и начисто подавил чуждый разум. А в завершение нанес мощнейший удар, от которого чуждая личность рассеялась.
Агент Сугиты крайне удивился, обнаружив сопротивление, которое вскоре переросло в атаку. Он даже не сразу понял, откуда берёт начало противоборствующая пси-сила. А потом «нащупал» как будто бы побежденного Эрна, удивился.
Разозлился и уплотнил ментальную энергию, сделав из неё подобие невидимого большого и толстого кирпича. Удар сипла пришёлся как раз в эту стену.
Пока тот набирал энергию для новой атаки, враг перегруппировался: покинул защищённую зону, оставив там вместо себя двойника, и выстрелил тремя психическими остриями.
Сипл в другом мире вздрогнул. Затрясся от боли. Нокдауна он избежал исключительно потому, что сбитый с толку посланник потратил достаточно сил на защиту с перегруппировкой и не успел точно прицелиться.
Эрн зарычал. Превозмогая жжение в голове, медленно расползавшееся по остальному громоздкому телу, метнул сознание вперёд и снова поймал противника врасплох. Тот пытался выстроить наиболее эффективную тактику, а заодно понять, что за жуткий монстр чинит ему препятствия — разведки боем не ожидал. Планам псиона-агрессора, уцелевшего после битвы с Чи, не суждено было сбыться. Он возводил новый «кирпич», не зная о возможностях Эрна как пси, а гуманоидным они, по крайней мере, не уступали.
Вспомнив в разгар борьбы о более маневренной конституции своего со-игрока, Чи Линя, Эрн «перетек» в него — запрещенный прием, но что делать? Облик с непривычки немного «жал», однако иномирца пустяки вроде этого не волновали. Чи-из-разума, в распоряжении которого сохранилось не очень много психоэнергии, подскочил к злодею — и, не давая тому опомниться, провёл серию коротких мощных атак. С неожиданной стороны, в обход всех блоков и даже «кирпича». Сипл почти выдохся — впрочем, посланнику пришлось гораздо хуже, потому что он увяз в недостроенном «кирпиче». Тогда Эрн решился – не ради себя, не ради семьи и не ради Чи, но чтобы подобные звери не разрушали жизни других своим существованием! Переступив через моральные принципы, сипл сконденсировал остатки энергии – и обрушил их на поверженного, добивая…
Ощущения не заставили себя ждать: Чи немедленно почувствовал — что-то не так. Но что, он смог понять, только когда Эрн морально восстановился. По телепатоканалу, проложенному между гуманоидом и сиплом, от гиганта поступила информация о внезапной угрозе. Выживший агрессор-ниарянин, также обладавший немалой пси-мощью боец, не умер после первой схватки. Его сознание переместилось в другое тело, из которого он и попытался достать Чи. Чудом, едва ли не в последний момент, Эрн уловил мозговую активность врага, но и враг заметил сипла, атаковал. Дальше рассказ со-игрока становился не очень связным. И Эрн как будто стеснялся чего-то… Вот чего: без спросу занял спящее тело «собеседника». Да уж. Если бы не качественная «настройка» друг на друга играющих с кристаллами, ничто бы не спасло Чи и Су. Эффект неожиданности, неуловимый ментальный бросок — и всё. В общем, земному псиону и его телохранителю крупно повезло.
Су не спал, смотрел вопросительно. Должно быть, эмоции ментального поединка отражались на лице Чи. Он попытался рассказать последовательно:
— Тот ниарянин… Он на самом деле выжил. Просто скопировал свое сознание… в другое тело. А сейчас попытался меня достать, но его заметил Эрн… это мой друг сипл. Тогда ниарянин атаковал Эрна, но… Словом, мы победили, теперь он совсем мертв.
Су молчал с минуту, то покачивал головой, то кивал. И еще больше огорошил:
— Если этот горелый труп и его заминированный хренолет с Ниары, то я из скопления Паучков.
— Так, — выдохнул Чи, пытаясь осмыслить новости, которых набрался здоровенный ворох. — Ну и откуда, в таком случае… и ты, и убитый? Теперь уже окончательно убитый.
— А из скопления Лебедя все мы. Только он явно агент Сугиты… был! А я — беглый каторжник. «Су» на самом деле не имя, статус. «Сугита» тоже, просто многосоставное. Да мне имя и не положено с рождения: я низшей расы. Нас отнимают у родителей, из приюта — сразу на каторгу. Пожизненно.
Чутье псиона однозначно заявило, что Су не врет.
— Как же ты сбежал?! — поразился Чи. Голос был неожиданно сиплый.
— Долгая история. Но лебедяне это, их почерк. Хренолет с защитным полем, псион-шпион с поддержкой, которая за нами гоняется. Подселение души…
— А что им здесь делать? Маленькая колония, задворки Объединения…
— Почти наверняка — готовят вторжение. Думаешь, здесь ничего ценного нету? Есть здесь ценное — люди. В секторе Лебедя они не совсем подходящие. Понимаешь, в чем дело, власть Сугиты на его пси-способностях держится. И слабеет. Потому как приспосабливаются люди-то: научились уже чувствовать, когда на них ментально давят, сопротивляться. Притворяться, что подчиняются пси, а на самом деле просто угадывают, что было ментально приказано. «Золотые» бунты начались.
— Это как?
— А так: делают все, что прикажет начальство, в точности, буквально. А больше ничего не делают.
Чи, подумав, пораженно усмехнулся. Этот «золотой» бунт, пожалуй, хуже открытого мятежа.
— А самые опасные для Сугиты свои, — продолжал Су. — Ближайшее окружение, наверняка уже заговоров наплели. Среди них, знаешь, сколько псионов?
— И ты считаешь, что этот тиран решил захватить планету, потому что… здешние люди…
— Непуганые. — Су легонько кивнул. — Совсем не умеют сопротивляться пси. К тому же их относительно немного и собрались компактно — почти все в одном городе. Прямо скажем, не столица Лебедя. Сугита их всех разом подомнет, а редких неместных контролировать просто.
— Но зачем тогда засылать агента-псиона? Разве колония сможет сопротивляться?
— Сбежать сможет! Ага, так и предусмотрено по тутошнему уставу: если нападут, сразу эвакуировать людей и все ценное, хотя и немного его тут. Шаттлов и лихтеров в избытке, звездолетов хватает. И финишные зоны далеко: пока от них враги доползут, здесь даже для мародеров ничего не останется.
— И агент должен был сорвать эвакуацию?
— Ага. Защитное поле подправить, чтобы с планеты никто взлететь не мог. Или оповещение перекрыть. А может, это сам Сугита был — просто взял бы да и подчинил всех.
— Сам?! И мы его убили?! Сначала я тело спалил в поединке, потом Эрн личность… И труп обгорел, не опознаешь!
Су потер лоб и покачал головой:
— Если бы ты его родное тело сжег, тогда бы уж точно убил Сугиту. Но вряд ли он в собственном теле сюда прибыл. Мог в чужом каком-то копию своей личности отправить – зачем же рисковать? В любом случае, теперь не узнаем, кто это был.
— Так мы сорвали вторжение?
— Будем надеяться.
Чи помолчал, привыкая к мысли. А вдруг Су ошибается? Он всего лишь беглый каторжник. С другой стороны, не такое это простое дело, удрать с каторги. Чи решил расспросить подробнее:
— Как ты сбежал?
— Повезло, — криво усмехнулся Су. — Я с четырнадцати лет на северных ледовых разработках. Двадцать один час подключенный к комбайну, потом два часа электросна, и снова за работу. Пять лет такой жизни… А потом разработки прикрыли, все ценное вывезли. Даже посуду из столовки для свободных. Но каторжан ценными не посчитали. Как понятно это стало, одни каторжане сами на холод вышли, чтобы не мучиться, другие их потом выискивали — человечину запасали. В шайки собирались, между собой воевали. И ясно, что нет надежды, не выжить. Я к той шайке пристал, кому не ясно было. Построили мы парусные сани – и на юг по ветру. Там ледник гладкий, если есть трещины, то продольные. Как по пути не замерзли, сами не знаем, однако выжили. К морю вышли, хотели дальше под парусом на плоту из плавника. Тут бы нам и конец — что мы про штормы знали? Да просто пропитания не хватило бы, чтобы хоть куда доплыть. Но засекли нас с экологического спутника, прислали дисколет. Опять повезло, что автоматический: были бы там люди, не стали бы ради каторжан приземляться. Ну а потом на каторгу нас, куда же еще? Однако на ближайшую, а она рыбацкой оказалась, где небольшие сроки отбывают. Обычного режима. Я там рыбу потрошил. Отъелся сырой рыбой и потрохами, даже болячки прошли, толстеть начал. Сбежал при первой возможности. Запрограммировал тайком лодку, чтобы она об скалы разбилась, где много пираний. Обувку свою подсунул, будто бы это я в лодке был, а сам пешком ушел. Три месяца по реликтовой тайге… Иногда жалею, что не остался, но слишком опасно. Вышел к местному космодрому, а дальше самое простое — пробрался на челнок, с него на орбитальный порт. Там с навигатором из Паучков договорился. Та еще редкость, беглый каторжанин с Лебедя. Здесь приспособиться и то сложнее было. Помню, захотел научиться рукопашке, пришел к мастеру айки-дзю-дзюцу — завлекательным мне показалось направлять силу противника против него самого. Мастер говорит: «Бей!» Ударил я с размаху, он перехватил, толкнул меня, я едва устоял. А у мастера глаза вот такие из-за того, что я не упал. «Где вы научились технике скрытого давления?!» — удивляется. А я не знаю, можно ли ему говорить, что в приюте на Лебеде…
Су осекся, уставившись на экранчик. Там мигала надпись: «Эвакуация».
— Все же решился, — понял Чи.
Су протяжно вздохнул:
— Да. Решился. Уж очень место удобное. Люди пускай сваливают, значит, не очень-то нужны. В крайнем случае, других завезет из Лебедя. Или наворует где… Или не знает, что его агент-псион мертв. То-то эти громилы в космопорту собирались — хотели сорвать эвакуацию! Но без псиона ничего им не обломится.
Чи неожиданно для себя расслабился. То, чего все время боялся, произошло, радоваться нечему, зато полно оснований для страхов. Тем не менее, спокойнее стало. Шок?
— Что же делать?! — досадливо хмурился Су. — Эвакуироваться вместе со всеми нельзя — преследователи эти, небось, только того и ждут, не упустят шанса.
— А если потом явится лично Сугита, — продолжил Чи, — он нас в два счета найдет.
— Здесь пси-защита.
— И он, рано или поздно, ее обнаружит. И отправит бойцов проверять, что здесь защищено.
— Так все же рано или поздно?
— Не знаю, — нервно пожал плечами Чи. — Как только освоится, начнет планомерно сканировать.
— Он сразу начнет! Не исключено, что уже начал!
— Но он не врач. Он силен, но у нас, у псионов, сила — противоположность чувствительности. Кувалда не микроскоп. Я могу легко обнаружить пси-активность даже у латентного псиона, но Сугите для этого надо полностью раскрыться, а он вряд ли рискнет, даже если бояться ему нечего.
— Так сколько у нас времени?!
— Не знаю! Может, несколько дней, может — часов. Но долго здесь сидеть нельзя.
— Стоп. Он нечувствителен, а вы, псионы, можете скрываться друг от друга, если захотите, да?
— Ага. Хотя от врача очень трудно спрятаться, особенно если он раскроется. Разве что сам Сугита направит всю свою мощь на экранирование.
— А от Сугиты? Пока он не раскрылся?
— Ну… придется сохранять неподвижность… Пока он не раскрылся, будет сканировать — шарить пси-лучами. Если замирать, когда проходит луч, то не найдет. И лучи часто не пройдут — ментальное пространство тут обширное и довольно неоднородное. Вот раскройся он, станет воспринимать все целиком, постоянно… Не рискнет.
— Ты только себя можешь спрятать или меня тоже?
— Хоть сотню могу, лишь бы рядом стояли, — заявил Чи.
Су нахмурился, сузил глаза:
— Так у нас есть шанс. Добраться до того корабля, якобы ниарянского.
— Как?! Даже если спрячемся от Сугиты, там же громилы…
— Они были опасны, потому что любой мог оказаться громилой, мы не знали, от кого прятаться. Но сейчас все эвакуируются, кроме агентов Сугиты. То есть — все, кого встретим, враги, прятаться нужно от каждого. Это упрощает дело. Ты ведь можешь обнаружить человека издали, пока он нас не увидел даже с приборами?
— Могу.
— Идем.
Су легко поднялся и вышел из помещения. Чи, помедлив, отправился за ним.
Такие дела. Легкое, можно сказать, каникулярное задание оборачивалось страшной стороной. Невозможно себе лгать: это похоже на вторжение, вряд ли Сугита ограничится Свинцовым Дном. И угораздило же Чи оказаться в Объединении как раз в такое время. Сидел бы сейчас дома, на Земле. Нет же, надо было ему переться через полгалактики, чтобы влипнуть в историю.
Су ничем не удивишь, у него вся жизнь — приключенческий роман. Да и пси-удары ему не страшны. Позавидуешь.
Чи никогда бы не признался, что в душе он вовсе не герой, и сейчас больше всего на свете хотел оставить Су и быстренько смотать удочки. А за развитием событий наблюдать, сидя дома перед сенсовизором.
Удар обрушился неожиданно. Измученные лазаньем по заброшенным шахтам, голодные, они с Су решили устроить короткий привал, чтобы перевести дух. Вдруг мозг сжало холодным, словно космос, кулаком. Чи едва успел прикрыться и прикрыть Су. В глазах потемнело, и только злость мешала потерять сознание.
А потом отпустило: это всего лишь прошел сканирующий пси-луч. Всего-навсего. А Су ничего не почувствовал. Видимо, какая-то особая хитрость — луч не только выискивает псионов, но и сразу «автоматически» наносит удар по их сенс-центрам. До чего же силен Сугита, с ним невозможно бороться! Один стоит десятка армий.
Но сидеть сложа руки — последнее дело. Когда сила, сжимавшая сознание, немного отступила, Чи осторожно, по касательной принялся ощупывать источник боли. Стараясь быть незаметным, он запустил туда пробные ниточки-зонды… Кажется, пронесло: жив и себя не выдал.
Но отдыхать пришлось дольше, чем запланировали. Двинулись дальше.
Город был пуст. Ни людей, ни машин, даже растения увезли вместе с горшками и кадками. И относительно чисто — так, валяются местами пестрые обрывки. Удалась эвакуация, если беженцев не перехватили в космосе. Вряд ли, тогда бы уже возвращали.
Чи и Су переждали еще один сканирующий луч — в этот раз легче далось — и поднялись на крышу склада. Первое, за что зацепился взгляд, — огромная полусфера в пустыне рядом с космодромом. Су объяснил, что это так называемый передвижной бункер, штаб вторжения. Туда лучше не идти, даже не смотреть на него.
Город с виду цел, ничего не горит, хотя беженцам стоило бы взорвать населённый пункт у себя за спиной.
На космодроме почти не осталось кораблей, ангары в большинстве своём открыты. Зато на стартовых площадках там и сям – флаеры, дисколеты, колесные грузовики и автобусы. Вопиющее нарушение правил, за которое никому ничего не будет. Даже у вторжения есть преимущества.
А тот самый корабль под защитным полем так и стоит. То ли врагам не до него, то ли сами не могут погасить защиту, ждут, пока иссякнет энергия.
Су на ходу придумал план: отключить поле, прорваться к кораблю на скоростном флаере и тут же снова включить поле. Хорошо бы на корабле была пси-защита. И хорошо бы не перехватили в космосе. Но шансы приличные, если действовать быстро.
Чи усомнился напоследок:
— А если они знают, что нам известен код? Он же, тот ниарянин, на меня напал, потому что я код подсмотрел. Скорее всего, потому.
— Он же мертв.
— Мог рассказать подручным.
Су качнул головой:
— Зачем ему признавать ошибку? Отдал приказ тебя ловить, а больше ничего подручным знать не положено. Давай, решайся: чем больше тянем, тем меньше шансов.
Чи кое-как подавил страх и решился, приоткрыл пси-восприятие.
Похоже, Сугита ударил-таки по планете ментально, пучком пси-зарядов. С межпланетного расстояния, потому неэффективно, только засорил ментальное пространство. «Осколки» пси-зарядов, отголоски зашкаливающих эмоций и, может, неприятное предчувствие, а может, логически осознаваемая страшная реальность отвлекали. Давили на нервную систему. Расстраивали стабильность внутреннего поля пси-энергии. Чи постарался отвлечься от довлеющих переживаний. Далось тяжело, но всё-таки далось. Он расслабился и одновременно сосредоточился. Аккуратно выудил из памяти ключ, дождался, когда пройдет следующий сканирующий луч Сугиты (или кто там прочесывает ментальное пространство) и отправил последовательность сигналов в сторону звездолета.
— Не сработало? — с едва заметным напряжением спросил Су: он увидел, что Чи открыл глаза.
Поле действительно не выключилось, искрилось по-прежнему. Однако ключ сработал: пришел ментальный отклик. Целое меню развернулось, да еще и понятными навигаторскими символами! Хорошо, что Чи в свое время много играл на симуляторах звездолетов. Был и пункт «отключить защитное поле», однако Чи не решился его выбрать — слишком очевидно, не ловушка ли? Нашёлся также пункт «самоликвидация», с подпунктами.
Чи торопливо разорвал связь, пока Сугита не заметил постороннюю пси-активность. На вопросительный взгляд Су ответил:
— Ключ не поле отключает, а дает доступ к управлению. Ко всем уровням.
— Так ты мог и поле отключить?
— Мог, но это было бы слишком просто.
— Да ладно тебе! Это если бы ключ просто гасил поле, было бы слишком просто… Подожди, доступ — это значит, что все управление ментальное?
Чи постарался вспомнить только что увиденное меню. Да, похоже, вручную кораблем не порулишь. Су тоже это понял:
— Выходит, вариант отпадает. Или?..
— Нет, я не смогу, ментальный интерфейс очень своеобразный. И я же реальным кораблем не управлял ни разу в жизни. И на симуляторе средними грузовиками тоже никогда.
— Жаль. Что же делать?
Вопрос вроде и риторический, однако у Чи был не то чтобы ответ, но предложение:
— Можно взорвать корабль.
— Самоликвидация? — догадался Су. — Ну, погасишь ты энергоблок, сожжешь бортовой хард, и что нам с этого?
— Нет, можно настоящий взрыв устроить. То есть, можно просто вывести из строя корабль, но там есть еще пункты: «чистый взрыв» и «грязный взрыв».
— Та-ак, — протянул Су с оттенком испуга. — А коллапсарного взрыва там не было? Хотя откуда… Это военные штучки. Грязный взрыв — сверхмощная вспышка радиации, спалит поблизости все полупроводники и убьет все живое. Чистый взрыв — это вся энергия в тепло идет, все, что рядом, испарится, все, что чуть дальше, — расплавится. В атмосферу еще и взрывную волну добавит. Килотонн сто-двести. Но в шахте не достанет. Коллапсарный бы достал — его точно нет?
— Нет, но и чистый, и грязный сочетаются с пси-взрывом, насколько я понял. Сам по себе пси почему-то нельзя устроить.
Су смотрел непонимающе, и Чи объяснил:
— Короткий выброс чистой пси-энергии. Ненаправленной, но наверняка оглушит даже обычного человека, а может и убить. Псиона должно прикончить. Дорогое удовольствие, пси-аккумулятор на бомбу тратить…
— А Сугиту убьет? — перебил Су.
— Ну… Если его защита будет боевого или поединочного уровня… тогда не знаю. А если обычного уровня, то и его убьет. И нас накроет. От пси ни в какой шахте не спрячешься!
— Ты можешь к своему Эрну удрать, сам же говорил, что не псион, когда подключаешься к кристаллу.
— Ну да, сенс-центры теряют чувствительность. А ты?!
— А я потому и низшей расы, что невосприимчив к пси. Таких, как я, только остронаправленной сознательной пси-атакой можно убить, а пси-взрывом и не оглушишь. Давай обратно в шахту. Даже если Сугита выживет, город ему не достанется. Не наедимся — хоть нанюхаемся!
Они, по-прежнему скрываясь в проулках и замирая под сканирующими лучами, отправились к древнему колодцу. Добрались благополучно. Когда торопливо спускались по ступенькам, Чи заговорил, чтобы отвлечься от страхов:
— Ходят слухи, что у всех лебедян встроены чипы в шею. Через них можно подслушивать или даже убить человека дистанционно.
— Встроены, но не у всех. И разные. Простых граждан — Суг — только подслушивают, а начальству можно и сердце отключить через этот чип, если понадобится. Кроме самого высокого начальства — ему, как бы, доверяют. Еще каторжан можно и подслушать, и прикончить. И даже когда срок выходит, самоликвидатор остается активным.
— А ты?..
— А я низшей расы. Много чести — нам чипы встраивать. Это значило бы, что боятся нас и мы что-то значим. Все, хватит, достаточно глубоко.
Су уселся на ступеньку и требовательно уставился на Чи. Тот неуверенно вынул кристалл. Усомнился напоследок:
— А выход не завалит?
— Через шахту выберемся, если что, там много выходов. Стоп, а ты успеешь к Эрну своему удрать?
— Если включить чистый взрыв, то успею — там задержка в полминуты на активацию. А пси-взрыв происходит за долю секунды до чистого.
— Чистый нам и нужен. Давай! Чего тянуть?! Жители уже должны были эвакуироваться.
— Они действительно покинули зону, которую захватит взрыв: «эвакуаторы» работают оперативно.
— Тем более.
Чи все же немного потянул — дождался, пока пройдет сканирующий луч. Так, на всякий случай, вдруг самоликвидатор не сработает.
А потом, набравшись решимости, вытащил кристалл и вызвал ключ.
…Сгусток эмоций, испытанный Чи, походил на прогремевший внутри головы мощнейший взрыв…
Когда он разъединился с Эрном и вернулся в родное тело, ему там не понравилось. Перед глазами плыла слева направо искристая муть, уши наполняли немелодичные звуки, подкатывала тошнота, болели голова и суставы, да еще, кажется, отнялись руки и ноги. А вот мысли на удивление четкие.
Потом что-то нажало за ушами, и восприятие несколько прояснилось. Чи увидел обеспокоенное лицо Су, который облегченно выдохнул:
— Цел, псион? Ты бы устойчивее сел, что ли, а то еле успел тебя поймать.
— Так ты… тебя совсем… не задело?
— Ну, грохот слышал. Очень громкий. Даже не знаю, что там.
Чи откровенно позавидовал людям низшей расы. Не нужно оно, это пси, одни беды от него.
Восстановиться удалось не сразу. Расслаблялся, дышал глубоко. Подкрепился даже — у Су нашлись шоколадная конфета и пара глотков воды в бутылке. Если кто-то в это время сканировал, то наверняка обнаружил беглецов, потому Су держал оружие наготове.
Наконец Чи более или менее стабилизировал истерзанные сенс-центры и слегка раскрылся.
Да уж, мощно рвануло, до сих пор остаточные пси-заряды не рассеялись. И много их.
— Взрыв был двойной, — сипло пробормотал Чи. — Второй оказался гораздо слабее… Я знаю, что это: Сугита успел прикрыться, пси-волну отразило, поэтому и похоже на взрыв.
— Этот гад жив, — зло, сквозь зубы протянул Су.
— Он все равно… не в форме, ему больше, чем мне, досталось. Может, и без сознания до сих пор. К тому же один — рядом с ним никто бы не выжил, от двойного-то взрыва.
Чи уже встал и поднимался по лестнице, Су его обогнал. И тихо объяснил спешку:
— На космодроме уцелели бы только корабли под защитными полями или шаттлы в подземных ангарах. Черт, он мог уже смыться отсюда!
Да, мог.
Су опередил Чи на пару пролетов. К счастью, выход не был завален — псион выбрался и замер в растерянности на несколько секунд. В горячем воздухе дым мешался с мелкой пылью, от зданий остались в лучшем случае погнутые каркасы, но чаще — бесформенные груды оплавленных обломков, по искусственному небу ползли темные разводы — следы от теплового удара. Никто здесь не выжил бы. Разве что под мощным защитным полем, как в передвижном бункере Сугиты, но и дотуда достал бы пси-удар.
Кое-как сориентировались и торопливо направились к космодрому. Таиться уже не надо, а все равно приходилось петлять между руинами, лезть через завалы. И беспокойство нарастало: Чи пару раз явственно ощутил, что где-то впереди есть еще один псион. Могло и почудиться от нервов с усталостью, но если нет, если это Сугита, то и захватчик почуял беглецов. Не атакует на расстоянии, даже скрывается — стало быть, не прошел даром взрыв. Однако что будет, когда сойдутся в упор, когда не увильнешь и не спрячешься? Даже в сто раз ослабленный Сугита сильнее Чи как ментальный боец. А вот если в тысячу раз ослаблен, тогда Чи сильнее. Расклад сил неясен.
Возле космодрома воздух был чище, и беглецы разглядели, что все корабли на всех площадках оплавлены, многие опрокинуты. Даже лебедянские, которые раньше прикрывались защитными полями. На то и рассчитана чистая самоликвидация, чтобы ни один звездолет поблизости не уцелел. И выходы из подземных ангаров вряд ли откроются — там тоже металл потёк.
Су постоял неподвижно. Окинул взглядом разгромленный космодром и пробормотал:
— Если бы я был здесь, где бы я спрятался?
Вытащил оружие и направился к самой живописной куче обломков. Чи — следом.
Су с небольшим пистолетом бродил по развалинам. Чи смотрел на него и удивлялся: зачем искать тут? Только время терять. Не станет Сугита скрываться в эпицентре катастрофы. По крайней мере, зондирование «почвы» псионом ничего не дало. Наверняка предводитель вторженцев уже собирает армию, активирует боевые системы. Или простой и эффективный ход: улететь с планеты и дистанционно отключить системы защиты, за одни сутки поверхность выжжет солнечным ветром до полной безжизненности.
— Тебе тоже хочется сбежать? — отстраненно спросил Су.
— Еще бы не хотелось! Признай, что мы провалились…
— Не-ет. Это не нам хочется, это Сугита рядом. Как запах дохлой крысы, понимаешь? Здесь он. Потому что уязвим после взрыва, а значит, свои для него опасны. Отсидеться хочет.
И Су целеустремленно полез через ближайший обломок. Напрямик по руинам.
Чи все равно хотелось сбежать, но тогда Объединение обречено в любом случае. И тем более обидно будет, если Су прав — могли победить, но не хватило смелости.
Однако Чи не чувствовал никакой ментальной активности. Давящая тревога есть, и даже пеленгуется, но должны быть шумы, всплески, как бы сильно не оглушило Сугиту взрывом и до какой бы дальней орбиты он ни добрался. Но если всплесков нет, то это значит, что Сугита хорошо экранируется, как будто совсем от взрыва не пострадал…
Чи удвоил внимание, и все равно не успел прикрыться, когда обрушился ментальный удар. Грубая, простая, жестокая атака, ей не придумано специальных красивых названий. Смела защиту и обрушилась на сознание. Хорошо, что Чи рефлекторно «сменил фазу».
Су досталось по-настоящему — он взвыл и рухнул, сжав руками голову. Странно, что еще жив.
Тут же на Чи обрушился следующий удар — еще грубее и страшнее. Как будто со всех сторон навалилась огромная тяжесть, и, чтобы ей противостоять, в теле не хватает мускулов. А может, костей даже. Чи удержался невероятным усилием, отлично понимая, что «менять фазу» больше некуда, что это конец.
А вот и Сугита во всей красоте — встал с дорожки, откинув маскировочную ткань. Такой же, как на портретах: сутулая нескладная фигура, угловатое худое лицо, холодно ироничный взгляд. Только полувоенный костюм запылился и обычно зачесанные на пробор темные волосы растрепались. Кто бы мог подумать, что правитель десятка миров, главнокомандующий самого мощного флота на свете способен лечь не на роскошный диван, а на камень. Опуститься до крестьянских хитростей — засады посреди дороги.
Чи не мог — и потому проиграл. Но отчего-то еще жив, умудряется вывернуться из ментального захвата, ослабить давление… Вот в чем дело — Сугите мешает до сих пор живой Су, на которого тоже приходится тратить силы. А ведь это растягивает ментальное поле, пожалуй, делает несовершенными и атаку, и защиту Сугиты…
Поняв, Чи попытался нанести «рапирный удар» — корявый, вряд ли смертельный, но, тем не менее, опасный. Сугита защитился легко и непринужденно, рефлекторно — просто усилил защиту до «поединочного» уровня. Однако ему пришлось отпустить Су. Меньше, чем на четверть секунды… что можно сделать за такое мизерное время? Даже если ты лучший в мире телохранитель… Чи очень четко, как в замедленном фильме, увидел: левая рука Су хватает камень, коротким локтевым движением отправляет его в полет. Пока камень летел, тело Су снова перекосило от боли.
А потом давящая на сознание Чи ментальная мощь исчезла. Начисто. А Сугита медленно завалился, с удивлением на лице. И под его головой начала расплываться темная лужа.
Су успел много, гораздо больше, чем миллионы других за все свои жизни, — схватил, бросил и попал.
Чи оторопело смотрел на мертвого Сугиту. Не верил, хотя и видел, как глубоко в мозг вошли обломки костей. А Су приподнялся на локте, посмотрел бешеным взглядом на труп. Потом встал на четвереньки, и его начало рвать. Чи быстро просканировал… надо же, всего лишь острый приступ брезгливости.
Отплевавшись, Су уселся, поднял дрожащую руку и вытер губы рукавом. Промямлил сбивчиво:
— Я никогда… никого не убивал…
Чи, который быстро вернул себе самоконтроль псиона, сдержанно улыбнулся:
— Будем считать твой поступок красивым началом.
Су аж закашлялся:
— Ага… начал с самого большого гада во вселенной, а там, глядишь, до невинных младенцев дойду…
…Странная штуковина валялась рядом с телом Сугиты, в удобном рюкзаке защитной расцветки. Утомлённый, Чи даже не сразу заметил его: рюкзак, пусть и немаленький, висел за спиной у Сугиты, а опрокинувшийся навзничь тиран придавил вещь.
Уже направлявшийся прочь от места схватки Су, не увидев соратника поблизости, обернулся. Взгляд выхватил среди обломков фигуру Чи, который, сидя, переворачивал труп поверженного деспота.
— Что-то нашёл? — крикнул бывший каторжник.
Чи то ли не услышал вопроса, то ли решил не отвечать.
Пожав плечами, Су зашагал обратно. Сам до сих пор не очухался.
«Неужели он?» — вертелась в голове псиона мысль – и с каждой секундой становилась сильнее. Он и предположить не мог, что лидер захватчиков носит с собой настолько мощное устройство. Впрочем, неудивительно: так «штуковину» сложнее украсть или отнять. А в том, что это был именно аппарат, до предела и вне его увеличивавший пси-способности, Чи не сомневался. Да в любом случае проверить несложно.
Повертев в руках плоскую и тонкую, но прочную, а к тому же довольно лёгкую вещицу, извлечённую из рюкзака, он удивился. Как удалось конструктору засунуть сюда, в нетолстую пластину, мощь, которую трудно передать словами?! Никому не позволено использовать других разумных существ для своих нужд, тем более злых! А значит, усилитель придётся уничтожить.
Хотя… зачем? Не лучше ли отдать его исследователям? Пусть они постараются направить небывалую силу «палки» во благо. И всё же сперва Чи обязан убедиться…
— Как же она активируется? — произнёс он вслух. Ещё покрутил, рассмотрел находку. Проще принести ментальный апгрейдер в лабораторию, где его быстренько разберут на запчасти и изучат.
Не успел Чи подумать это, как его пальцы, похоже, нащупали сенсор активации. Мозг псиона заработал будто сам собой, включая сверхспособности. А усилитель — теперь уже не осталось сомнений, что за вещь Чи держал в руках, — автоматически настроился на волну сознания нового обладателя. И…
…это было незабываемо…
…оно раскрылось перед ним лепестками, ярко-красными, как страсть и война. Поманило в себя. И назвалось: Превосходство.
Чи показалось, что Вселенная сжимается и расширяется вокруг него, причём делает это одновременно, а рядовой псион, тот, кто когда-то считал себя обыкновенным гуманоидом — сейчас Чи воспринимал собственное «я» отстранённо, в третьем лице, — становится центром мироздания, чтобы оттуда управлять… ВСЕМ…
…— Братец, ты в порядке? — смутно знакомый голос пробился сквозь стену всесилия.
Приложив неимоверные старания, Чи убрал дрожащую ладонь с сенсора — и только-только обретённые сверхспособности пропали не менее стремительно, чем появились.
— Но должно ведь быть дистанционное управление? — пробормотал Чи, не очень понимая произносимые им же звуки. — Как иначе Сугита, пускай и немного теряя в силе…
Лицо обеспокоенного Су выплыло из марева, будто из тумана.
— Ты точно в норме?
— Я-то? — переспросил Чи, в мыслях которого наступило какое-никакое прояснение. — В норме. В полном порядке. Вот… трофей нашёл.
Он вытянул вперёд руки. Костяшки пальцев побелели, однако Су, кажется, не обратил на это внимания. Телохранитель глянул вниз, на доскообразную штуку, которую предъявлял ему Чи. Глаза Су полезли на лоб.
— Усилитель?!
Псион лишь кивнул: он всё не мог отойти от испытанных эмоций и ощущений.
— И что ты намерен…
— А что остаётся? — не дослушал Чи. — Сдам учёным, и пускай ломают головы. Правильно?
— Ну… правильно, — немного замявшись, согласился Су.
Двое побрели между обломками.
— А знаешь, в чём секрет усилителя? — задал вопрос один.
— Нет, — отозвался второй. — В чём?
— В материале, псиониксе. Полудрагоценном камне, очень похожем на обычный земной оникс, но свойства… Его еще пси-камнем называют. У него нечто вроде сверхпроводимости для ментальных волн. Правильно обработать, технически усовершенствовать, и получим… да почти неисчерпаемый потенциал для создания ментальных апгрейдеров.
— Значит… банальный камешек позволяет умножить собственные пси-способности в сотни, а то и тысячи раз?
— В том-то и дело, что совсем не банальный. Этот «камешек» встречается крайне редко, и у нас на планете его не осталось. Поиски продолжались долгие годы, но безрезультатно. Я едва не попал как раз на ту каторгу, где тайно, по заданию Сугиты, искали залежи псионикса. Потом-то раскрылось, когда не нашли ничего. Вообще-то «залежи» не то слово — это совсем тонкие слои длиной максимум сантиметров десять. И располагаются, дай бог, в пяти-шести местах на планете. Но и этого хватило Сугите с напарником-учёным, чтобы создать усилитель. Напарника Сугита потом убил — ненужный свидетель. Ну, а псионикс особым образом обрабатывают и измельчают, из-за чего он весьма теряет в объёме, потому-то плоская фиговина, — Су кивнул на аппарат, — и не получилась тяжёлой. Естественно, информация о добыче ископаемого тоже засекречена…
Чи слушал Су уже вполуха.
Эрн, решивший выйти на связь благодаря игровой чаше, с удивлением обнаружил, что никто не откликается на мысленный зов. Похоже, «собеседник» Чи, уловив телепатический сигнал от иномирца, тут же отгородил сознания пары бывших сопереживателей глухой стеной. Исключительно со своей стороны, разумеется, но этого было достаточно. Эрн снова попробовал установить контакт — бесполезно.
«А что, если Сугиту манили вовсе не здешние люди или не только они? Что, если главная причина в залежах — залежах псионикса. Настоящих, богатых месторождениях. Как иначе объяснить безумное стремление узурпатора завоевать конкретно эту никчёмную планетку?..»
Чи Линь не привык разбрасываться обещаниями, даже данными самому себе, хотя, может быть, ими в особенности. Если он сказал, что сдаст усилитель для исследований, то так и поступит. А вначале опробует его — согласно своим убеждениям. Ещё раз, но теперь в полной мере. Не спеша. И без свидетелей…
(Апрель, май 2013 года)
Кошмарная история
I.
…Какой-то мужчина буквально выпрыгнул из кабинета следователя и с яростным видом прошествовал мимо подследственного.
За мужчиной медленно затворили дверь…
Рядом с подследственным на длинной, старой, деревянной скамье, стоявшей возле облезлой стены, сидело ещё около двадцати человек. Подследственный с любопытством и некоторым волнением, обычным для человека, которого вызвали на допрос в милицию, смотрел на дверь, ведущую в кабинет следователя.
Из-за этой двери уже несколько минут непрерывно слышались шорох перебираемых бумаг, звуки шагов и негромкие проклятия: очевидно, следователь что-то искал, но это «что-то» наотрез отказывалось находиться, - и милиционеру ничего другого не оставалось, кроме как сетовать (и в довольно грубой форме) на свою горькую судьбу.
Снова зашуршали бумаги, затопали по линолеуму ботинки и раздалось приглушённое бормотание.
Подследственный обвёл помещение скучающим взглядом: сотрудники правоохранительных органов безо всякого интереса выслушивали допрашиваемых ими людей и крайне неторопливо записывали снятые показания; иногда они сонно зевали, а затем, лениво поднеся к губам белые кружки, пили сладкий остывший кофе; изредка милиционеры меланхолично кивали и устремляли на своих коллег страдальческие взгляды, на что коллеги только бессильно пожимали плечами. Подозреваемые же не обращали на эти манипуляции и телодвижения блюстителей порядка абсолютно никакого внимания и продолжали, кто с жаром, а кто монотонно, давать показания.
Наконец из кабинета следователя раздался усталый голос: «Ванюша!» - и щуплый, низкий и весь какой-то скукоженный юноша окликнул подследственного и указал ему на дверь…
II.
…Вежливо постучавшись, подследственный зашёл в небольшой, если не сказать, тесный кабинет. Обстановку кабинета составляли прямоугольный письменный стол, три приземистых стула, электрический чайник на табуретке и покосившаяся фотография президента в рамке на стене.
Следователь, до того стоявший спиной к подследственному, обернулся и голосом, близким к загробному, произнёс:
- Мне всё известно.
- Что известно? – не понял подследственный.
Следователь сел за письменный стол, облокотился на столешницу и сложил руки замком.
- Не юлите, - сказал он. – Будет гораздо лучше, если вы не станете мешать следствию и сознаетесь в содеянном. В этом случае (даже несмотря на то, что вы совершили ужасное преступление!) вы сможете рассчитывать на некоторое снисхождение со стороны суда.
Подследственный сел напротив следователя.
- Позвольте, о каком преступлении вы говорите? – удивлённо поинтересовался он.
- А то вы не знаете? – язвительно спросил следователь.
- Не знаю.
- Знаете.
- Не знаю.
- Нет, знаете – просто прикидываетесь.
- Да честное слово…
- Ещё пятнадцать лет назад я перестал верить «честным словам» подследственных.
- Но это правда!
- Для вас одного… - отрезал следователь. – Так будем мы сознаваться или нет?
Губы подследственного беззвучно зашевелились.
- Вы что-то сказали? – спросил следователь.
- Я сказал: «Это несправедливо!»
- Верно, - подтвердил следователь.
- Неправильно!
- Совершенно с вами согласен.
- Не… Повторите? – переспросил подследственный.
- Совершенно с вами согласен, - с готовностью произнёс следователь. – Допрашивать преступника и давать ему шанс смягчить себе наказание, несправедливо и неправильно по отношению к тем людям, которым он не причинил ничего, кроме зла, которых он обманывал и убивал, но которые совершенно этого не заслуживали. Нет, преступника не надо допрашивать – следует сразу же учинить над ним расправу – и наказание его должно представлять собой вовсе не какую-то там каменную комнатку, отгороженную железной решёткой, - нет! Оно должно представлять собой смерть. По делам твоим да воздастся тебе!.. Нам надлежит четвертовать преступника, колесовать его, морить газом, вешать, расстреливать, жарить на электрическом стуле… - следователь говорил всё тише и медленнее, скоро голос его перешёл в угрожающее шипение, - но мы не имеем права позволять ему прохлаждаться в камере.
Речь следователя произвела на подследственного большое впечатление: он сидел неподвижно, словно памятник, и, в изумлении выпучив глаза, пялился на милиционера, - но последняя фраза служителя правопорядка рассеяла заволакивавший разум туман и заставила подследственного встрепенуться.
- Прохлаждаться?! – воскликнул он. – Прохлаждаться?!?! Вы называете это прохлаждаться?!?!?! О Господи!!!
- Всякий злодей норовит укрыться за именем Божьим! – указал следователь.
- Послушали бы вы себя со стороны! – не обращая внимания на реплику следователя, продолжал подследственный. – Прохлаждаться!.. Где? В компании мошенников, шантажистов, насильников и убийц? Да они скорее опустят или порешат вас, нежели позволят прохлаждаться в своём обществе!
- Я вижу, вы и с местным жаргоном знакомы? – хитро произнёс следователь.
- Только не делайте из мухи слона!
- Я лишь подвёл итог услышанному.
- Значит, вы услышали не то, что нужно.
Словно два надувных мячика, вынырнувших из-под воды, на лице следователя всплыли желваки; его зрачки излучали лютую ненависть.
- И ты, сволочь ты этакая, ещё смеешь упрекать меня, честного работягу и налогоплательщика…
- Вам, как сотруднику милиции, - перебил следователя подследственный, - должно быть известно лучше других, что честный налогоплательщик – это такой же абсурд, как и высокооплачиваемая работа.
Гнев следователя сменился растерянностью, вызванной неожиданным переходом разговора в новое – и весьма щепетильное – русло.
- Вы считаете, что в нашей стране нет высокооплачиваемых должностей? – осторожно поинтересовался милиционер.
- Есть – но это отнюдь не привилегия рядовых граждан.
- Это очень серьёзное заявление, - заметил следователь.
- Серьёзное, - согласился подследственный, - но обоснованное.
- Ладно, как хотите… - сдался следователь. – Но вернёмся к тому, с чего мы начали…
- То есть к моей невиновности, - вставил подследственный.
- А доказательства, собранные нами во время расследования, говорят об обратном.
- Какие доказательства?
- Неважно, - быстро произнёс следователь и тут же, чтобы не дать подследственному задать вертевшийся у того на языке вопрос, сказал: - Я с полной уверенностью утверждаю, что вы – виновны.
- Меня подставили.
- Кто же? – с недоверием в голосе поинтересовался следователь. - У вас есть враги?
- Да сколько угодно! – воскликнул подследственный.
- Например?
- Например, глухая старушка со второго этажа, с которой я постоянно ругаюсь из-за того, что у неё громко включён телевизор; потом - продавец, который хотел меня обсчитать, когда я покупал у него помидоры, но, извините за каламбур, просчитался; дальше – соседская болонка, с которой у меня установились наитеплейшие отношения после того, как я нечаянно наехал ей на хвост, когда был за рулём грузовика…
- А права у вас имеются? – не преминул осведомиться следователь.
- Имеются, – и подследственный буквально вдавил документ в лицо милиционера.
Тот отстранился и сказал:
- Неужели вы думаете, что глухая старушка или тем более болонка (собака, прошу заметить!) способны подстроить преступление? – при последнем слове следователь назидательно поднял вверх указательный палец, как бы желая подчеркнуть, что преступление – это всё-таки не хухры-мухры.
- Вряд ли… - с готовностью ответил подследственный. – А продавец?
- Из-за пары-тройки рублей?
- Трёх пятидесяти.
- Не смешите!
- И не собирался… Но сами посудите: я расскажу о том, что он пытался меня обсчитать, другому человеку, другой – третьему, третий – четвёртому, - и так далее. Вскоре многим станет известно о неправомерных действиях продавца, что приведёт к нежелательным для него последствиям, а именно: магазин станет непопулярным, уменьшится количество покупателей, а соответственно, и получаемых от них денег, и продавца, в конечном итоге, уволят… Но он добивается вовсе не этого - ему нужно, чтобы магазин посещало как можно больше людей, которые бы покупали как можно больше товара, отчего значительно выросла бы дневная выручка, а продавец, со всеми на то основаниями, смело рассчитывал бы на повышение заработной платы. Мои же действия разрушил бы все его планы… Курсы экономики, - на всякий случай пояснил подследственный.
- Неплохо… - вынес вердикт оторопевший от такого обилия информации следователь.
- Спасибо, конечно, - поблагодарил подследственный, - но я имел в виду, что у продавца была причина подставить меня – и серьёзная причина!
- Я не уверен…
- Тогда вызовите этого торгаша сюда и допросите – и вам сразу станет ясно, какая он скользкая личность!..
III.
…Торгашом оказался низенький нечёсаный армянин в изношенной, грязной, ярко-красной одежде. Он не прекращая шмыгал носом и озирался, будто опасаясь, что сейчас к нему нагрянут все надутые им клиенты, чтобы чётко и ясно «высказать» своё мнение на его счёт.
- Простите, - попытался привлечь внимание армянина следователь, - этот гражданин утверждает, что у вас был повод отомстить ему.
- И отомстить жестоко! – влез подследственный.
- Не мешайте! – прикрикнул на него милиционер.
Подследственный умолк.
- Ну так что, – сказал следователь, – был у вас повод или нет?
- Ара, могу са всей ответствиннастью утвирждать, что сылова этава гыражданина – ложь, - ответил торгаш.
- Обоснуйте своё заявление, - попросил следователь.
- Сылова гыражданина – ложь, патаму шта ани, ара, – ложь, - обосновал торгаш.
- А чуть конкретнее? – терпеливо произнёс следователь.
- Конкретнее: я ни у чём ни виноват… Дарагой, выдвинутое мине обвинение нисправедливо: я дыбрапорядочный торговец, я не сделал ничево плохова… Кстати, - вдруг вспомнил армянин, - у чём мине обвиняют?
- Пока что ни в чём, – следователь издал еле слышный смешок.
- Ну, тада я пошёл.
Торгаш было развернулся, но его остановил гневный голос следователя:
- Стоять!!!
Торгаш замер.
В нескольких шагах от него замер подследственный.
- Вас, - прорычал следователь и, обернувшись к подследственному, добавил, - а также вас обвиняют в самом ужасном преступлении на Земле – убийстве живого существа!
- Чилавека, то исть? – уточнил армянин.
- Намного хуже!
- Кого же мы убили??? – хором воскликнули торгаш и подследственный.
- Вот! – следователь помахал в воздухе кипой бумаг. – Читайте!
- Я нэ умэю, - признался торгаш.
- А я слишком сильно нервничаю, - сказал подследственный.
- Здесь написано, - часто дыша, произнёс следователь, - что в шесть нуль-нуль утра, на улице Кошмаринка, с десятого этажа дома номер 33 был сброшен любимец нашего глубокоуважаемого мэра Аполлинария Максимовича Пузякина кот Мурзик Иванович!
Подследственный опешил настолько, что у него разом пропали все мысли.
- Убийство? – с расстановкой проговорил он. – Вы говорите – убийство? Значит, убийство?.. А вы не подумали, что Мурзик Иванович мог сам сорваться с балкона? Это вам не пришло в голову?
- Совершено ужасное преступление, и мы ведём расследование, - промямлил в своё оправдание следователь.
- И вам случайно не пришло в голову то, что я действительно этого не делал?
- Мы ведём расследование… - голос следователя превратился в шёпот.
Подследственный буравил глазами милиционера.
Губы последнего шевелились, но изо рта не доносилось ни звука.
- Единственное моё преступление – это прогул уроков во втором классе. До свидания! - произнёс подследственный и вышел в коридор.
- Да свиданья, дарагой! Будит виремя, приходи – купи парочку свиэжих апильсинчикав! – сказал на прощанье торгаш и тоже покинул кабинет, оставив следователя одного.
Кто-то – наверное, Ванюша, - бесшумно закрыл дверь.
- Эй!.. А-а-а, ну и чёрт с ними! – следователь безразлично махнул рукой. – Весь мир на них сошёлся, что ли? – Он положил на письменный стол кипу бумаг и уселся на приземистый стул. – Ванюша, - крикнул он чуть погодя, - давай следующего!..
IV.
…В кабинет зашёл человек.
- Мне всё известно, - зловеще произнёс следователь…
(2000 – 2003)
Соавторы: Константин Чихунов и Алексей Дуров
Реверсо и аверсо
Космический мусорщик «Диркан» повторял маршрут потерянного «Фанда». Стая зондов выстроилась огромной конической спиралью и постепенно стягивалась, ведь след сужался. Отыскать исчезнувший в бескрайней безвоздушной тьме звездолёт не то же самое, что иголку в стоге сена, - а гораздо сложнее. Даже если за дело берутся опытные, знающие люди вроде спасателей… или мусорщиков.
- Скоро найдём. - Пилот Гриня самодовольно улыбался.
Исследователь Сато неуверенно покачал головой.
- Слишком хорошо всё идёт.
- Ну и хорошо, что хорошо. - Гриня пожал плечами.
- Я суеверный, ты знаешь.
Это был их первый рейс вдвоём, на котором они и познакомились.
«По крайней мере, у напарника есть чувство юмора», - подумал пилот.
- Если норму по неприятностям не выбрать с самого начала, то худшие из них обязательно случатся конце, - продолжал Сато. - Если без проблем найдём «Фанд», то выяснится, что лучше бы мы его не находили.
- Так не бывает! - уверенно заявил Гриня. - Когда действуешь с осторожностью, ничего плохого не происходит.
- Обычная осторожность для мусорщиков - это... как вы там любите повторять, осторожность, помноженная на осторожность?
- Именно. Если будем вести себя обыкновенно, самое большее - нам не заплатят.
- Да?! - Сато аж встрепенулся.
- Ага ... Том Руперт - фрахтовщик, который нанял «Фанд», - крутит что-то. Премию назначил не сразу, со страховщиками договаривается… вернее, ругается. Спасателям не те исходные данные подсунул, а теперь врёт, что ошибся. Не хочет, чтобы «Фанд» нашли?.. Не знаю. Ладно, в крайнем случае, нам страховщики заплатят - хотя бы расходы компенсируем.
Сато начал нервничать из-за того, что работает за бесценок, но Гриня успокаивал, мол, работа мусорщика - всегда риск остаться без денег.
Через час след оборвался: именно здесь «Фанд» завершил путь, когда остановился гиперпривод. Чтобы уточнить данные и собрать зонды, космонавты потратили ещё час. Потом «Диркан» вынырнул из сплошной черноты и пустоты субпространства в усеянный звёздами космос.
Сато, что-то быстро прикинув, выделил курсором на экране блёклую световую точку.
- Вот, это «Фанд»!
- Триста тридцать километров, - определил Гриня. - Метко, даже слишком.
Он отвёл «Диркан» подальше от «находки» - осторожность, помноженная на осторожность. На разведку отправили зонд.
- Корпус не повреждён, радиация низкая, то есть генератор тоже целый. Что же случилось? - Сато хмурился, рассматривая на экране изображение «Фанда» в инфракрасных лучах. Тот был похож то ли на украшение, то ли на холодное оружие - где не заострённый, там вылизанный. Скоростной курьер, приспособленный для атмосферных полётов, - не в пример толстопузому неуклюжему грузовику «Диркану».
- Генератор, возможно, поломан, просто вовремя сработала аварийная защита, - усомнился Гриня.
- Тогда радиация была бы выше, хоть и в пределах нормы. Запустить осветительную ракету?
- Давай.
При вспышке ракеты стало заметно, что вокруг шлюзовых люков корпус «Фанда» едва блестит.
- А ну-ка подведём зонд со спектрографом! - сказал Сато.
Подвели, сняли данные.
- Формальдегиды, кетоны, метан, полициклы. - Перечисляя, Сато кивал со страхом. - Очень характерный состав - это эльва!
Гриня вздрогнул.
- Та быстронарастающая слизь?
- Да. Как только раскрывается капсула-зародыш, все, кто рядом, даже не успевают испугаться. Растёт не до бесконечности, но небольшую колонию под куполом может уничтожить за секунды. А экипаж звездолёта вообще мгновенно.
- Значит, Чжао погиб, - хрипло констатировал Гриня, имея в виду пилота-владельца «Фанда». - Есть что рассказать спецслужбам. Поворачиваем!
Отозвали зонды, запустили контроль функционирования.
- Так этот фрахтовщик, Том Руперт, террорист? - спросил Сато.
- Да просто бандит. О нём всякое говорят и пишут, хотя ничего не доказано. Натравить на конкурентов эльву - его почерк.
- А разве Чжао ему конкурент? Зачем тратиться на эльву?
Гриня пожал плечами, покачал головой.
- Нет, наоборот: Чжао на Руперта работал. Владелец «Фанда» не брезговал тёмными делами… Вернее, не задавал лишних вопросов. И если что, не стал бы убивать руководителя эльвой. Корабль бы заминировал или придушил Тома, но эльва - оружие массового поражения… Выходит, у Руперта во врагах какой-то купол или орбитальная база… И преступнику не выкрутиться, поскольку известно, кто именно фрахтовал «Фанд».
Задумчиво хмурясь и почёсывая нос, Сато вывел на экран информацию о работе спектрографа. Что-то подсчитав, сообщил:
- Не сходится: эльва заполнила «Фанд» неделю назад, не меньше, то есть через два дня после того как «Фанд» вылетел с Элоры. Но капсула-зародыш эльвы вызревает шесть с лишним суток. Как получилось, что на «Фанд» погрузили почти созревший зародыш?
- Случайно?
- Вряд ли, на Элоре нет дикой эльвы. Значит, «оружие» вырастили из споры в подпольном инкубаторе, а он рассчитан на один зародыш. Потому-то эльву и не готовили на Шиве, там инкубатор скрыть трудно: все поселения под куполами или на орбите.
- Может, рассчитывал успеть? - предположил Гриня. - Хотя… от Элоры до Шивы больше трёх дней лёту, а зародышу двое суток оставалось…
- «Фанд» такой быстрый? - удивился Сато. - А внешне не скажешь.
- Это верно, но в гонках он раз за разом занимал вторые места; первые - Хван на «Тигре». Чжао утверждал, что всё дело в мастерстве и хорошо отлаженном гипере. Только наверняка что-то скрывал.
Это навело Сато на мысль, и он торопливо погрузился в чтение документов…
…- Кажется, я понял, - заявил исследователь спустя некоторое время. - Не в гипере дело и не в мастерстве. Смотри: в гонке участники облегчают корабли как только могут. На болидах даже постятся, белья не надевают, волосы выбривают. На курьерах не так строго, но, к примеру, воздуха берут впритык, чтобы хватило до финиша плюс н/з. А Чжао обладал полным запасом воздуха и еды, но всё равно приходил вторым. И ещё: вёз он как-то медикаменты на Инсу, и скандал разгорелся, когда сыворотка прокисла. Однако «Фанд» в пути не задерживался, напротив, прибыл раньше срока. Почему же сыворотка прокисла?..
- Хронотон! - догадавшись, воскликнул Гриня.
- Точно, - подтвердил Сато, - наш Чжао время задерживал. Играть с континуумом без специального разрешения, конечно, незаконно, но некоторые умельцы сами конструируют такие штуки.
- Вот хитрец и гонял, - подвёл итог Гриня. - Пока в остальной галактике три дня проходило, у него лишь один. А в чёрных дырах и того меньше. Ёлки-палки! Даже Руперт не дотумкал и нанял перевозить эльву человека, не задающего ненужных вопросов.
К тому моменту контроль функционирования завершился, и Гриня начал подготовку к старту. Внезапно пришёл сигнал с чувствительных датчиков гиперсодействия - кто-то выходил из подпространства. Сато быстро оценил спектры и определил:
- Это «Клэр», яхта Руперта!
- Влипли: Томас не оставляет свидетелей, - сдавленно произнёс Гриня.
- Попробуем договориться? - неуверенно предложил Сато.
- Не смеши.
Оставался крохотный шанс - разогреть гипер и уйти в субпространство. Спрятаться бы на минуту, но где?
Гриня на полном ходу повёл «Диркан» к «Фанду», надеясь укрыться за тушей курьера, - вдруг с «Клер» их пока не заметили.
Сато склонился над приборами, пальцы быстро и ловко забегали по панели управления.
- Попытаюсь взломать «Фанд». Открою люки, выпущу воздух, он и эльву вынесет.
По плану, эльва должна была превратиться в облако пыли, за которым удастся спрятаться. Не успели: изящная и быстроходная «Клэр» поменяла курс и заходила на атаку. Тем не менее, Гриня продолжал вести мусорщик к «Фанду», надеясь укрыться от выстрелов.
У Сато получилось-таки взломать бортовой компьютер “Фанда”.
- Есть!.. Только, похоже, Чжао запутал управление…
Гриня напряжённо следил за “Клэр”: «Диркан» оказался в зоне поражения.
- Для чего запутал? - прошипел пилот.
- Секреты прятал, надо полагать.
- Тогда включай всё подряд!
- Включаю!..
Пока перекидывались репликами, Гриня укрыл “Диркан” за «Фандом». Но яхта Руперта вильнула, да к тому же обманчиво медленно, из-за чего Гриня не смог правильно сманеврировать и вновь спрятаться. Через долю секунды на экранах полыхнул красным тревожный сигнал - сообщение о лучевом ударе… почему-то инфракрасном, который неплохо отражается покрытиями звездолётов. Следом вспыхнула искорка «Клэр», и от неё отделилась другая светящаяся точка.
- Ракета! - закричал Гриня. - А мы не готовы к прыжку!
Беспилотный аппарат рванулся к “Диркану”. Гриня отчаянно сманеврировал, в глубине души понимая, что всё тщетно, и… самонаводящаяся ракета прошла мимо. Впрочем, тут же развернулась для второй атаки, увернуться от которой попросту невозможно, - однако опять промахнулась.
«Диркан» приблизился к «Фанду».
- Я, кажется, включил хронотон, - заметил Сато.
На экране высветился жёлтый сигнал - гипер наконец-то разогрелся.
- Нет! - выкрикнул исследователь.
Поздно: Гриня уже отдал команду на нырок в подпространство.
Багровая пелена заволокла взор. Сердце гулко ухнуло и, зависнув над бездной, остановило бег. Тьма окутала непроглядным саваном и погасила сознание - но лишь на мгновение.
А затем чувства вернулись и Гриня с облегчением увидел знакомую рубку «Диркана».
- Что это было? - спросил он испуганным шёпотом, словно боясь привлечь внимание притаившегося снаружи врага. - Со мной раньше никогда такого не случалось… Руперт! - вдруг воскликнул он, дёрнувшись в кресле. - Мне показалось, он шёл прямо за нами.
Молчаливый Сато выпускал микрозонды, снимал показания с приборов слежения.
- «Клэр» пока не видно, - сообщил японец с явным облегчением.
- Ну и славно. - Гриня расслабился. - Давай выбираться?
- Кхм. Боюсь, у меня плохие новости, - невесело отозвался напарник. - Похоже, мы провалились в реверсо, выпрыгнув из зоны действия хронотона. Я же говорил, не надо…
- Ты уверен?
- Спектральный анализ нашего излучения показывает, что скорость электромагнитного потока неравномерна в разных областях окружающего пространства. Кое-где она многократно превышает скорость света, а в некоторых местах волны практически стоят на месте.
Гриня встал и прошёлся от борта до борта.
- Знал я одного пилота, - вспомнил он. - Ему ещё и тридцати не было, когда, испытывая экспериментальный гипер, парень нырнул слишком глубоко. Он пропал минут на десять, а вернулся дряхлой развалиной. Двух коллег, умерших от старости, похоронил в космосе. Звездолёт по возвращении годился разве что на утиль. Старик, видимо, спятил: постоянно бубнил о том, что реверсо играет с людьми, как со слепыми котятами.
- А почему мужик не «выпрыгнул» раньше?
- Не знаю, - честно ответил Гриня. - Вроде гипер сломался: испытатель тот мямлил нечто в таком духе… И ещё о жутких тварях, способных управлять временем. Бредил, наверное…
- Нельзя задерживаться, - подытожил Сато, - надо попытаться вынырнуть.
- И попасть прямо в руки к Руперту? - указал русский.
- Нет. Нужно найти участок, где время течёт намного медленнее, чем снаружи. Подождём, пока Руперт уберётся, и вернёмся. Долго торчать там он не станет.
- А если Томас погнался за нами и оказался в месте с сильно замедленным временем? Не идиот ведь, рано или поздно разберётся, куда попал.
- Придётся рискнуть. В двух миллионах километрах отсюда есть область, где время ускорено в двести раз. Пара часов, и можно возвращаться.
Они направил туда «Диркан», но вскоре обнаружили, что цель не приблизилась ни на километр.
- Ничего не понимаю, - удивился Сато. - Мы вроде как летим, а вперёд не продвигаемся.
И тут «Диркан» через долю секунды оказался в нужном месте, словно разделяющее их пространство схлопнулось в точку.
- Что за чертовщина?! - изумлённо воскликнул Гриня.
- Похоже, не только время, но и пространство здесь величина не постоянная, - выдвинул предположение японец.
Гриня насторожился.
- А ведь это может быть опасным! Вроде как очень сильное гиперсодействие получится.
- Верно, - согласился Сато. - Лучше не приближаться к по-настоящему мощным искривлениям, иначе получим эффекты Доплера внутри корабля… и даже организма.
- Мы их способны разглядеть?
- Ну… если вывести кое-какие датчики на предел чувствительности. Да, точно, в сильных искривлениях неизбежны квантовые всплески.
Он настроил датчики, и очень вовремя: прямо по курсу нашлось несколько весьма опасных неоднородностей.
Когда достигли области с медленным временем, затормозили.
- Слушай, а реверсо не исследовали? - спросил Гриня.
- Посылали зонды, многие из которых не вернулись, - откликнулся Сато. - Несколько прилетели обратно - от них-то и стало известно о неравномерном течении времени. Ещё есть много теоретических работ.
- Про неоднородное пространство упоминалось?
- Да, и не только. Кто-то даже предположил, что реверсо - микромир, где атомы размером с галактику. Надо собрать побольше данных.
- Думаешь, заплатят? - заинтересовался Гриня.
- Думаю, живьём съедят, если ничего не запишем, - поумерил его пыл напарник.
Они принялись записывать, выпустили полдесятка зондов. В отличие от абсолютно чистого подпространства, в реверсо нашлось, за чем наблюдать.
Сато здорово увлёкся, бормотал про сверхмощное реликтовое излучение, про лавинообразное самозарождение квантов, про дуговые искривления. Даже предложил немного задержаться, когда истекли два часа, или неделя в обычном космосе.
Но Гриня и слушать не стал, решительно запустил гипер. Не на полную мощность: они с Сато подумали, что надо выходить в подпространство, а не в родную вселенную - на случай если Руперт не улетел. Однако вместо того чтобы вынырнуть из реверсо, “Диркан” остался на месте. При этом некоторые датчики уловили весьма странные сигналы.
Гриня вопросительно посмотрел на Сато. Тот быстро проверил сведения и покачал головой.
- Наш гипер не открывает путь в подпространство, а создаёт новые неоднородности. Это как прыгать вверх: в обычном вакууме словно бы отталкиваешься ногами от твёрдого камня, а здесь - будто от стога сена. Высоко не подпрыгнешь.
- Так мы не можем вернуться?! Но тот испытатель вылетел из реверсо - лет через пятьдесят, и всё же… Слушай, а если гипер в ритме запустить?! Много мелких толчков подряд создать, чтобы получился плотный «ком сена».
- Эффект резонанса? - Сато оживился. - Может сработать!
Они быстро настроили гипер и, скрестив пальцы наудачу, запустили. Секунд десять ничего не происходило. Потом вокруг “Диркана” возникло множество неоднородностей, они уплотнялись, усложнялись. А вслед за этим пространство со временем точно взбесились, забурлили кипящим котлом. Гриня врубил форсаж, уводя звездолёт. Мусорщики издалека наблюдали, как “ком” стягивается едва ли не в точку, разбухает и разваливается на отдельные лохмотья.
- Быстро не получится, - констатировал Сато. - Да и медленно… У испытателей полвека ушло, хотя их гипер сильнее нашего.
- Зато у нас датчики есть, а ты физик, - напомнил Гриня. - Так что не надо «утаптывать» - просто найдём подходящий «ком». Здесь ведь и без нашего гипера полно неоднородностей!
- Найдём ли, - угрюмо пробормотал Сато.
Тем не менее, протянул руки к пульту. Исследователь проверял характеристики излучений, а Гриня следил за датчиками гиперсодействия.
- Кажется, мы не одиноки, - неожиданно оповестил он.
К «Диркану» направлялся непонятный, с виду, хаотично перемещающийся объект.
Японец взглянул на монитор.
- Вижу. Оно в двухстах километрах прямо по ходу.
Сато поколдовал с пультом, приблизил объект, добавил чёткости. На мониторе возникло нечто, оказавшееся гигантским, многотысячекилометровым сгустком полевых структур, что непрестанно менял форму и размер. Внутри колосса циркулировали мощные энергетические потоки, безостановочно меняя направление, скручиваясь в вихри, пересекаясь, переплетаясь, сливаясь друг с другом. Была изменчивой и скорость временнЫх рек в различных участках «облака».
- Что это? - только и смог выдавить из себя потрясённый Гриня.
- Похоже, обитатель реверсо. - Сато довольно непринуждённо пожал плечами. - В некоторых статьях предполагалось, что тут кто-нибудь живёт.
Существо прекратило бессистемный танец и плавно поплыло к «Диркану».
- Смотри! - Гриня указал на временные сгустки, трансформирующиеся на пути у реверсианина. - Оно меняет время вокруг себя.
- Логично, - сказал Сато и пояснил: - Иначе оно не смогло бы выжить в мире постоянных метаморфоз. Судя по всему, оно разравнивает искривления… нет, питается ими!
- Угу, встраивает в своё тело. Вот и нами заинтересовалось, потому что мы вдоволь наискривляли гипером.
В следующий миг реверсианин исчез, а возник, столь же стремительно, перед самым кораблём.
Сато запустил спектральный анализ.
- Поразительно! - восхищённо выдохнул он, глядя на результаты. - Тело этого создания состоит из квантов, зрительно не различимых в обычном мире. А в реверсо, обращённой вселенной, они проявляются как видимые объекты!
Гриню не очень-то интересовали высокие материи.
- Интересно, оно разумно? Тварь наверняка древняя, вполне могла умишко себе отрастить.
- Подозреваю, - осторожно заметил Сато, - что оно действует целесообразно и проявляет любопытство. Но за нами только наблюдает… ждёт. Думаю, стоит проверить его на разумность. У тебя есть программы контакта?
- Да есть где-то, специально для негуманоидов разработанные. Только как передать?
- На высоких частотах должно получиться.
- Думаешь?.. Ага, вот они.
Сато нажал на передатчике «Пуск». Реверсианин незамедлительно получил пакет информации, продолжая чудовищной громадой нависать над песчинкой корабля. Светящееся тело, что резко контрастировало с антрацитовой темнотой, слегка искрилось и покрывалось сеточками разрядов, похожих на электрические. В следующую секунду чужак резко изменил форму: сначала развернулся в гигантский парус, который широкой полусферой окружил "Диркан", после чего, став шаром, мгновенно сжался до размера звездолёта мусорщиков. На мониторе запрыгал рисунок сигнала, полученного от иномирца.
Сато воспользовался программой обратной дешифровки, и из динамика зазвучали бесстрастные слова:
- Кто вы?
Японец настроил приборы так, чтобы можно было надиктовывать информацию голосом, а программа переводила слова в двоичный код и передавал по радио реверсианину.
- Мы разумные существа - люди, - по возможности кратко, чтобы уменьшить вероятность ошибки во время перевода, ответил Сато.
- Ты быстро расшифровал наше послание, - первым делом заметил Гриня.
- Не быстро, - отреагировал иномирец. - Было сложно. Я ускорять время в четыре миллиард и ещё шестьсот миллион раз, чтобы вы ждать не долго, пока я расшифровать. Кто вы?
У Грини отвисла челюсть. Сато тем временем отправил реверсианину основную информацию о человечестве.
- Я быть там, знать, - «сказал» реверсианин. - Разумных нет.
- Наверное, ты давно туда… перемещался, - догадался Гриня. - До появления людей.
- Много циклов назад, - подтвердил необычный собеседник.
- Циклов? - заинтересовался русский. - А когда ты родился?
- С начала, - пришёл исчерпывающий ответ.
- Есть ещё существа вроде тебя? - спросил Сато.
- Есть. Немного. Некоторые далеко, некоторые нет.
Речь реверсианина становилась всё более осмысленной. Но сколь бы эпохальным ни был контакт с чуждым разумом, земляне отлично понимали: надо возвращаться, и как можно быстрее. Мусорщики попросили нового знакомого ускорить время и сжать пространство вокруг звездолёта. После продолжительного объяснения чужемирец понял, чего хотят люди.
Решив, что достаточно отдалились, космонавты вежливо попрощались с реверсианином и попробовали вернуться. Однако попытки вынырнуть из реверсо успехом не увенчались: не хватало мощности гипера.
- М-да, - расстроенно изрёк пилот, - попали так попали… - Гриня резко замолчал. В памяти всплыл недавний диалог с реверсианином. - Нет!
- Что нет? - не понял помрачневший напарник.
- Отставить грусть, Сато! - весело отозвался пилот. - Наш друг ведь говорил, что был за пределами реверсо: у Земли или на ней. Значит, должен помнить путь туда!
Японец-исследователь сразу же приободрился и потянулся к микрофону…
…На этот раз рубку «Диркана» заполнил чистейший белый свет, по телам пробежали тонкие иголочки слабых разрядов электричества. И вот уже путешественники висят посреди бесконечной пустоты и черноты.
- Подпространство? - озвучил мысль неуверенный Гриня.
Сато повозился с приборами и выдал вердикт:
- Не похоже.
- А что тогда? Космос?
Напарнику нечего было ответь, да он и слова не успел сказать, когда «Диркан» затрясся, словно в эпилептическом припадке. Оба члена экипажа полетели с кресел. Свет заморгал, рубка заходила ходуном. Завыл сигнал тревоги. Мониторы одновременно замигали красным.
- Что творится? - сквозь грохот и ужас прокричал русский.
- Не имею представления! - Сато выглядел скорее недоумевающим, чем напуганным.
Окончательно отказало освещение - мусорщики погрузились в темноту, которую только усиливали мигающие квадратные глаза мониторов. Сирена надрывалась - и вдруг смолкла. В то же мгновение рубка взлетела, обрушилась и закачалась. Они очутились в центре чёрного водоворота, неистового, необъяснимого.
Пересиливая страх, более привычный к нештатным ситуациям Гриня постарался встать на ноги. Очередной «прыжок» рубки повалил его на лежащего ничком Сато.
- Ты меня раздавишь, - прохрипел учёный.
- Какая разница, - фаталистично пробормотал пилот, - так и так положение не ахти!
Дрожь мировых основ вроде бы поутихла. Гриня воспользовался этим, чтобы подняться, и помог собрату по несчастью проделать то же самое.
- Сато, в чём дело-то?
Прежде чем ответить, исследователь приблизился к одному из мониторов, что беспрестанно загорались и гасли.
- Не работает, - резюмировал он.
- А остальные? - уточнил Гриня.
Японец прошёлся вдоль рубки.
- Тоже сломаны… кроме одного. Сейчас попробую понять, что случилось. - Он понажимал на клавиатуру. - Главный двигатель выведен из строя и починке не подлежит. Правый борт чуть ли не всмятку. Даже тревога безнадёжно поломана.
- А другие системы?
- Посмотрим.
Сато проверил пять-шесть устройств, и ни одно не функционировало. Когда исследователь добрался до шифровальной системы, из динамиков раздался знакомый голос без эмоций:
- …ответьте. Если слышите, ответьте. Если слышите, ответьте. Если слышите…
Сообщение будто поставили на автоповтор. Но к технике и сбоям фраза не имела никакого отношения - это обращался к космонавтам житель реверсо, с которым те совсем недавно попрощались. Или… очень давно?
Внезапная догадка потрясла обоих.
- Привет, - наклонившись к микрофону, сдавленно поздоровался Гриня.
- Привет, - по-человечески откликнулся реверсианин. - Принять форму без времени. Ждать вас. Радостно, что вы живы. Я стараться.
- Старался? - вступил в разговор Сато.
- Защищать вас от мин, - коротко «произнёс» иномирец.
- Ясно, Руперт выследил нас, - изумлённо проронил пилот. - Но как?
- И откуда взялись мины? - добавил Сато. - Ведь, чтобы поставить их, надо знать где…
Мысль осталась незаконченной - из кромешной пустой тьмы вынырнула «Клэр» и двинулась прямиком на полуразрушенный «Диркан».
- Это конец, - вымолвил Гриня.
- Это начало, - не согласился реверсианин.
Дальше произошло нечто насколько непредсказуемое, настолько и ошеломляющее: чернота безвоздушной пропасти за бортом… испарилась. А на её место, стремительно, неуловимо, пришло мерцание, искры, яркий свет, полыхающие всеми красками течения. Течения времени.
- Мы… в нём. Мы внутри реверсианина, - выпершил пилот.
На сей раз никто с ним не спорил.
«Клэр» не успела выпустить ракеты - их поглотил раздавшийся до невообразимых размеров, наделённый сознанием организм. Обратив вспять время, когда звездолёт Руперта выстрелил по беззащитному «Диркану», реверсианин удалил смертоносные управляемые аппараты из бытия. Навсегда. Мусорщики подозревали, что схожая судьба ждёт и «Клэр» с Томом.
Ошиблись.
- Не имею права уничтожать разумные существа, - огорошил пришелец.
- То есть как?! - вскричали разом Гриня и Сато. - Он же нас раздавит!
И действительно, «Клэр», разгоняясь сильнее и сильнее, шла на таран.
Нестерпимо захотелось зажмурить глаза.
Послышалось бодрое пиликание интеркома. Особенно не радуясь тому, что уцелело хотя бы средство связи, и не ожидая от «звонка» ничего хорошего, Гриня нажал кнопку приёма.
- Я вас раздавлю! - бешено заорал Руперт. Холёное лицо с узкой бородкой обезобразила гримаса ярости. - Гоняться за вами, какими-то двумя мусорщиками, по галактике и времени, только чтобы…
Но Гриня его уже не слушал. Повернулся к Сато.
- Он знает.
- Кто? - задал уточняющий вопрос японец, безуспешно стараясь совладать с дрожью в коленках.
- Да Руперт же! Он знает о нас, времени, реверсо… Обо всём!
- Хронотон?
- Вот именно! Томас тоже побывал в изнанке мира и, получается, применил там изменитель времени. «Просмотрел» континуум и нашёл причину своих несчастий - нас. А после отправился на смертный бой, через хронотоновую прореху в реверсо, надо полагать.
«Клэр» подходила впритык к развороченному грузовику. Руперт что-то истошно вопил в микрофон.
- Но кое о чём он забыл, - бесстрастно произнёс догадавшийся напарник.
Гриня кивнул и попросил реверсианина о небольшом одолжении…
…Очнулся русский за барной стойкой «Посиделок». Рядом находился Сато, внимательно смотрящий ему в глаза.
- Мы… где? - после некоторой паузы спросил он.
- Вне зоны алкогольного воздействия, герои, - устало ответствовал бармен. - Заказывать что-нибудь будете? Или до закрытия собираетесь байки травить?
- Значит, мы не пили? - внёс необходимое уточнение Гриня.
- Даже воду. - Бармен хмыкнул, с явным оттенком презрения.
- А какой нынче год? - небрежно поинтересовался Сато.
- Вижу, вам наливать уже бессмысленно.
Работник заведения оставил их, чтобы заняться другими клиентами.
Не обратив на это ни малейшего внимания, Сато округлил глаза и сказал Грине:
- Огромная область пространственно-временного континуума за пределами реверсо, которую обратил вспять обитатель изнанки мира! И путешествие в прошлое, вызванное взаимодействием этого обращения и хронотона Руперта! Да никто не поверит!
- Конечно, - согласился пилот. - Не удивлюсь, если мы пока не мусорщики, а память нам сохранил друг реверсианин.
- Не имей сто рублей…
- В точку! - Гриня взглянул на осовремененный хронометр. - Так-так…
- Что там? - Японец нагнулся к русскому.
Гриня показал циферблат.
- Отлично! - немедленно обрадовался Сато. - Эй, бармен!
Мужчина за стойкой закончил обслуживать подвыпившую даму и вернулся к двум друзьям.
- Слушаю?
- Налейте-ка нам водочки, - попросил учёный с раскосыми глазами.
Его коллега утвердительно закивал.
- За что пьёте? - осведомился бармен, наполнив рюмки прозрачной жидкостью.
- За то, что времена - выбирают! - провозгласил Гриня.
- Хороший тост, - оценил обслуживающий. - С вами бы выпил, да на службе. Ещё по одной?
- Естественно! И что-нибудь на закуску.
Бывшие космические мусорщики здраво рассудили, что, в конце концов, можно слегка расслабиться. Руперт не убежит, сообщить о бандите куда следует они успеют. Глядишь, и вездесущий реверсианин с бесконечными возможностями присоединится. Куда спешить, если у тебя впереди вся жизнь? Жизнь в аверсо. А особенно - целый год…
(Осень 2013 года)
…определяет бытие
Истину следует искать не в призрачных
потусторонних областях, не вне времени
и пространства, не в каком-то «боге»,
якобы пребывающем внутри мира
или противопоставленном ему,
а гораздо ближе, в собственной
груди человека.
(К. Маркс)
Часть 1. Вне
I
Джейк стоял внутри полукруглого устройства высотой метра два, обнажённый по пояс. Металлические внутренности – микросхемы – в окружении проводов придавали аппарату вид вспоротого брюха гигантского техномонстра. Горел яркий жёлто-белый свет.
Установщик был одет в строгую, идеально выглаженную одежду: тёмно-серый пиджак, брюки такого же цвета, белая рубашка, лакированные ботинки.
- Дышите ровно и постарайтесь ни о чём не думать. Расслабьтесь. Я начинаю операцию, - сказал он голосом спокойным и даже почти безразличным, в то время как его руки перебирали провода и умелыми, давно отработанными движениями подсоединяли их к гудящему аппарату.
Джейк глубоко вдохнул и, закрыв глаза, постарался справиться с волнением.
…Хотя установщики и занимались деятельностью сродни врачебной, выглядели и вели себя они отнюдь не как врачи, а более официально, разговаривали с тобой, словно с деловым партнёром. Закон не уравнивал в правах установщиков и людей в белых халатах, несмотря на то, что у них было много общего. В среде, как их ещё называли, контроллёров сознания господствовали собственные законы, лишь фрагментарно связанные с Конституцией и Уголовным Кодексом. Замена сознания была настолько специфическим явлением, связанным с глубинными переживаниями общественности, что руководству страны пришлось принимать законы и постановления, с помощью которых можно было бы контролировать установщиков. В это же время занимающиеся столь необычным родом деятельности организовали всепланетный союз, который управлялся уже изнутри.
Причины, по которым люди решались на установку нового сознания, были самыми разными, но наиболее распространённая носила название Страх Войны. Войной, именно так, с большой буквы, называли всё-таки исполнившееся пророчество Нострадамуса, третью по счёту попытку безумцев, мнящих себя светом Земли, истребить или подавить другие народности, чтобы создать собственное всепланетное государство, которое бы основывалось на страхе и смерти. Эти два фактора, страх и смерть, как раз и были повинны в появлении «бездушных», у которых в результате испытанных во время Войны страданий и стрессов, а также воздействия радиации развилось психическое отклонение, полностью изменявшее и разрушавшее сознание. В начале болезни у «заразившихся» наблюдалась сильная эмоциональная нестабильность – от маниакального состояния до глубочайшей депрессии, - которая затем, по мере обострения заболевания, перерождалась в апатию как психического, так и физического свойства. Люди были похожи на тряпичные куклы: не могли говорить, не хотели есть, совсем не двигались – только лежали и пустыми глазами смотрели на мир, заражённый ядерными выбросами. Вот только тряпичные куклы не стареют, причём со скоростью, во много раз превышающей нормальную… Пересадка сознания была единственным средством от этого необычного заболевания, которое излечивалось лишь на ранних стадиях, когда человек начинал в неадекватно-минорных тонах осмыслять происходящее. Заметить такую тенденцию и не спутать её с обычной депрессией было сложнее всего…
Джейк ощущал тепло по всему телу и лёгкое покалывание.
- Приборы показывают несильное волнение, - произнёс установщик. – Постарайтесь справиться с ним, иначе сознание может не лечь правильно.
Джейк ничего не ответил, так как несколькими минутами ранее его предупредили, что во время процедуры пересадки говорить не рекомендуется – это также может дестабилизировать процесс. Мужчина услышал, как установщик открывает свой кейс, в котором хранились сознания. В не пропускающих свет, звук и радиацию упаковках, сознания были похожи на плавающие в воде сгустки. Эти «сгустки» попадали внутрь человека следующим образом: две трубки подсоединялись к грудной клетке пациента; по одной из них новое сознание перекачивалось в тело, а по другой старое извлекалось из него.
Многие века шли дискуссии о том, что такое сознание, в какой части человеческого тела оно находится и можно ли его обнаружить, а во время Войны оно действительно было найдено. После освобождения военнопленных из лагерей постнацистов, где над людьми проводились безжалостные и бесчеловечные опыты, и тщательного исследования результатов этих опытов было вычислено местонахождение сознания. Мечтавшие захватить власть над всей Землёй использовали эпохальное открытие исключительно в своих кошмарных целях: пытку разрушением сознания не мог вынести ни один, даже самый стойкий человек. Это было невозможно, потому что сознание занимало главное место в регулировке здоровья. Все процессы, протекающие в организме, от мыслительной деятельности до болячек и язв, неразрывно связаны с сознанием. Испортить настройки сознания означало разрушить центральное звено в цепочке.
В первые годы, когда профессия установщика только-только появилась, сознания приходилось хранить в телах работников установочной конторы. Это оказывало негативное воздействие на собственные сознания установщиков, не исключена была даже вероятность психического заболевания. Лишь многим позже учёные разработали красящее вещество, которое к тому же обладало сгущающим эффектом: окрашенное им сознание принимало материальную форму.
- Сейчас вы почувствуете холодную волну в груди, - предупредил установщик. – Это может вызвать тошноту и головную боль.
Джейк сделал ещё один глубокий вдох и, чтобы не обращать внимания на то, как проходит лечение, стал думать о новой жизни, что ожидает его после операции…
II
…- Сознание должно прижиться, - сказал ему установщик, отключая машину. – В ближайшие дни постарайтесь оградить себя от стрессовых ситуаций. На их фоне могут возникнуть осложнения, и организм попытается отторгнуть сознание.
- Чем это мне грозит? – спросил Джейк, натягивая футболку.
- Как минимум – расстройством психики, возможно, сумасшествием.
- Боюсь спрашивать про максимум…
- Знаете, у нас был один случай: человек с недавно пересаженным сознанием тяжело переживал расставание с женой. Они развелись после того, как выяснилось, что она ему изменяет – это случилось на следующий день после операции. Прошло чуть больше недели. Всё это время человек не появлялся на работе, и его стали разыскивать. Найти его так и не удалось – он исчёз. Куда, как – неизвестно, но – бесследно. Есть ещё несколько похожих случаев. Не установлено точно, что это связано с расстройством сознания, но лучше быть осторожным.
- То есть, вы хотите сказать, что гипотетически отторжение сознания может стереть меня из этого мира? И куда же я перемещусь? Если меня сотрут здесь, я ведь должен буду оказаться в другом месте.
- Совсем необязательно, - ответил установщик, защёлкивая кейс. – Если представить жизнь карандашным рисунком, то можно сказать так: стёртые ластиком линии исчезают с листа, а взамен них ничего не появляется.
- Однако они не исчезает бесследно – остаются пусть плохо заметные, но разводы…
- Верно. Так и о вас, скажем, останется память в умах людей – но не больше. Те люди исчезли, и, боюсь, навсегда. Думаю, вы не хотите, чтобы то же самое произошло с вами, поэтому будьте осторожны.
Джейк кивнул. В его голове внезапно возникли неприятные образы, он стал размышлять об исчезнувших людях и заметно помрачнел. Но, возможно, это было только следствием его нестабильного психического состояния, от которого он и пришёл лечиться в Центр Пересадки Сознания.
- А если возникнут какие-то проблемы…
- Тогда, мистер Уилсон, приходите снова, и мы постараемся исправить возникшие проблемы. Только сразу хочу предупредить, что пересаженное сознание пока плохо поддаётся лечению; исследования в этой области до сих пор ведётся, и, честно говоря, всё ещё сложно сказать, когда там наметится явный сдвиг. Я же хочу пожелать вам, чтобы необходимость опять обратиться к нам никогда не возникла.
- Да, мне тоже не очень этого хочется. Я имею в виду, чтобы не возникло проблем… До свидания.
- Всего хорошего, мистер Уилсон.
Всё ещё немного погружённый в себя, Джейк спустился по лестнице, подошёл к автоматической раздевалке, отдал жетончик и получил взамен свою верхнюю одежду.
Выйдя на улицу и на ходу надевая куртку, он неожиданно для себя понял, что думает о Войне. О том, сколько человеческих жизней она погубила, сколько животных и растений погибло в ней. О том, что целые тысячи километров природы были убиты без сожаления, выжжены и отравлены новейшим оружием. О разрушенных домах. Обо всём, что было навсегда потеряно в этой безжалостной битве националистического психоза с одной стороны и инстинкта самосохранения – с другой. Но когда всё это происходило? Давно. В то время Джейк ещё не родился. Даже его родители не вспомнят Войну. Она стала чем-то вроде мифа, страшного и поучительного, но – мифа. Легенды, которая со временем меняется и теряет свою трагическую интонацию.
Уилсон огляделся, хотя часто бывал в центре города, но на сей раз знакомый район удивил его: удивил своей жизнестойкостью, способностью побеждать и преодолевать, энергией, бьющей через край. Люди, спешащие по своим делам; здания – жилые дома, торговые и игровые комплексы, - возвышающиеся над асфальтовыми реками; пролетающие над головой авто; фонари, ещё не работающие в светлое время суток. Всё это складывалось в картину успешно развивающегося, не знающего бед и несчастий индустриального организма. Но такая видимость была лишь ширмой. За ней прятались боль и страдания, и миллионы… миллиарды смертей, о которых сейчас напоминали только граффити на стенах. «Не забывай!», «Борись!», «Война не прошла бесследно!» - и рисунки, на которых изображены сражающиеся и погибающие солдаты, семьи, потерявшие родных и близких, горы трупов, разрушенные мегаполисы и деревни…
Да и таких вот рисунков с каждым годом становится всё меньше. Люди забывают – это в их природе. Но можно ли забыть Войну? Можно ли, не сделав таким образом роковую ошибку? Можно ли спекулировать на великом несчастии людей, продавая этим самым людям одеколоны «Герой Земли» и снимая фильмы про любовь на фоне великого противостояния Жизни и Смерти?..
Джейк почувствовал, как окружающий мир становится для него всё мрачнее и мрачнее, и усилием воли отогнал плохие мысли. Сделать это было сложно, но он привык давать отпор своему состоянию. Вот чему научила его Третья Война и её герои – сражаться. Сражаться, а не просто ждать, пока несчастье поглотит тебя. Будь на его месте кто-то из ветеранов Войны – если бы люди жили так долго, - они ни за что не сдались бы на милость болезни, они бы не спасовали в этой битве, которая и в подмётки не годится реальному сражению, где погибают настоящие люди.
В любом случае, не стоит нервничать, установщик говорил, что ему нельзя волноваться. Уилсон попытался вспомнить имя человека, подарившего ему новое сознание. Как же его звали? Мистер Харрис, мистер Даррис?.. А, чёрт. Они так похожи друг на друга. Как капли дождя.
Затем мысли Джейка постепенно переключились на новое сознание, смена которого должна была спровоцировать перемены в мироощущении. Сделать его другим человеком, таким, который обладал бы этим сознанием, не будь оно искусственно создано. Мужчина прислушался к себе, но пока что никаких отличий не заметил. Может, его обманули? Или всё идёт как надо: он примерил новое сознание, точно костюм, и оно прекрасно ему подошло, оно сидит на нём как влитое, а ему кажется, что он всегда его носил?..
Мысли Джейка были прерваны внезапно раздавшимся громким криком. Уилсон вздрогнул, остановился и огляделся в поисках источника голоса. Джейк находился в узком переулке, ведущем к гравиметро. Людей вокруг не было. Переулок пустовал, как гроб без тела, и был таким же тёмным, он наводил дрожь. В нескольких шагах впереди валялись обрывки газеты. Джейк сделал шаг вперёд, и что-то хрустнуло у него под ногами. Мужчина отступил назад и увидел раздавленный использованный шприц. В этот момент крик повторился.
Сердце Уилсона забилось сильнее. Сам не зная зачем, он направился туда, откуда, по его разумению, раздавался крик. Джейк приблизился к подворотне и заглянул в неё. Сложно было понять, что там происходит, - несколько фигур кружились на месте, обхватив друг друга руками. Вглядевшись, мужчина понял, что это бандиты напали на какого-то несчастного или несчастную. Жертва преступления снова закричала, ещё сильнее и громче, чем раньше, и по спине Джейка прошёл озноб. Руки мужчины затряслись.
Бандиты отпустили жертву, и она, обессиленная, упала на землю. Грабители быстро подсоединили к ней провода и начали перекачку сознания. Уилсон, наблюдавший за происходящим с бешено колотящимся сердцем, пытался придумать, как помочь несчастному, но ни одной мысли не удавалось пробиться через стену волнения. Тем временем человек, лежащий на земле, перестал двигаться – бандиты добились своего и начали быстро отсоединять и сматывать провода чёрной металлической коробочки, прибора, который они использовали, чтобы выкачать из своей жертвы сознание. Джейк понял, что уже поздно, быстро скользнул в сторону и прижался к стене. Грабители выбежали из подворотни и, смеясь и переговариваясь на бегу, направились к метро. Выждав несколько секунд, Уилсон, с мутной головой, на подкашивающихся ногах, зашёл в подворотню. Он приблизился к человеку, ничком лежащему на грязном асфальте. Джейк перевернул неподвижное тело и увидел лицо с кровоподтёками, в разбитых очках. Рот ограбленного мужчины был приоткрыт, глаза чёрными дырами уставились в никуда. Уилсон не раз видел такое выражение, по визору, в программе «Улицы города». Этого человека уже ничто не спасёт – у него украли не кошелёк и не одежду, а сознание. «Скорая» не успеет подъехать, чтобы пересадить ему временное сознание, да никто и не станет этим заниматься, ведь подобных случаев происходит слишком много; если заниматься каждым, не хватит никаких государственных запасов. Конечно, напрямую никто так не говорил, но люди не дураки, они знали, что дорогое сознание для госорганов гораздо важнее дешёвой человеческой жизни. Столь же лживы были и заявления о «чёрном» рынке сознаний, который, благодаря усилиям госслужб, якобы перестал функционировать. На самом деле, он процветал, и сделки, провёрнутые на нём, исчислялись триллионами.
Джейк встал и зачем-то отряхнул свою одежду. Потом сделал несколько глубоких вдохов – что совершенно не помогло ему успокоиться, - достал мобильный и позвонил в полицию.
Полицейские явились примерно через полчаса. Сначала они долго выспрашивали у мужчины подробности случившегося, затем привезли его в полицейский участок, где ему пришлось по новой ответить на все вопросы и подписать кучу бумаг. Наконец, уже под вечер, Уилсона отпустили, и он отправился домой. Неприятные ощущения в груди и в голове, появившиеся вскоре после произошедшего, не отпускали его ни на секунду…
III
…На следующее утро Джейк еле поднялся с кровати; голову словно бы наполнили горячим воздухом; ужасно тошнило, и почему-то все предметы казались незнакомыми. Уилсон поймал себя на потом, что забывает некоторые слова. Как называется этот кусок хлеба с маслом? Что-то на «б». Как же… Ах да, «бутерброд»! А почему болит голова? Может быть, дело в этом… как его… вроде бы начинается на «д»… давление! Может, дело в нём?..
С заспанными глазами, плохо разбирая, куда идёт, Джейк добрался до кухни, упал на стул, опустил голову на ладони и сидел так минут десять. К головной боли добавилось головокружение, после чего на неокрепшее сознание – а Джейк догадывался, что оно всему виной, - навалилась депрессия, и всё в мире вдруг окрасилось в тёмные, неприятные, удручающие тона. Не хотелось есть. Не хотелось что-либо делать. Лишь одно вызывало в его душе более или менее тёплые чувства – желание лечь и не вставать. Но вот ведь парадокс: спать при этом он тоже не хотел. А как добраться до кровати? Ноги словно превратились в жидкий металл и растекались в разные стороны.
Ещё вчера, после того как Джейк рассказал жене о случившемся, она посоветовала ему позвонить на работу и попросить на завтра отгул. Но тогда он отмахнулся от её совета, сказав, что с ним всё в полном порядке. Это было не так: сердце болело, в груди саднило, руки потрясывались, и Уилсон испытывал жар, периодически сменяющийся ознобом. Джейк не любил жаловаться на свои неприятности; вот и сейчас он решил, что справится с этим состоянием – надо только лечь спать, и к завтрашнему дню всё само собой пройдёт.
На следующий день действительно всё изменилось – старые симптомы пропали, но появились новые.
Уилсон поднял голову и уставился на настенные часы: он уже порядочно опаздывал на работу. Мужчина попытался встать, но ноги тут же подкосились, и он рухнул обратно на стул. По всему выходило, что поработать у него сегодня не получится. Тогда Джейк взял переносной телефон и набрал номер босса. Тот был вначале недоволен, но, поняв, что Уилсону правда очень плохо, сказал, что день-другой автокомпания, в которой работал Джейк, обойдётся без него.
- Выздоравливай поскорее, но не особенно там рассиживайся.
- Хорошо, - глухо сказал Уилсон, говорить которому было очень сложно – это вызывало приступы головной боли и тошноты.
Джейк прервал связь, а затем набрал номер ЦПС.
- Вы позвонили в Центр Пересадки Сознания. Добрый день, - привычно-безразлично поздоровалась женщина в приёмной.
- Здравствуйте, - слабо проговорил Джейк. – Мне нужна помощь… Вчера мне пересадили сознание, но что-то пошло не так… по-моему, у меня синдром отторжения… Мне нужно проконсультироваться с тем установщиком… ну, с тем, который проводил пересадку…
- Как его зовут?
- Кажется, мистер Харрис… Да, Харрис.
- Подождите минутку.
Эта была, наверное, самая длинная минута в жизни Джейка. Приступы тошноты и боли, словно только того и ждали, усилились; мужчине даже показалось, что он может потерять сознание.
- Добрый день, - раздался из трубки знакомый голос.
Джейк поздоровался в ответ, а после с трудом, плохо шевеля языком, пересказал, что случилось вчера. Установщик слушал его, не перебивая. Однако, когда речь дошла до описания симптомов, он вежливо прервал больного.
- Можете дальше не описывать. У вас ярко выраженные симптомы отторжения сознания. Вы сможете приехать в клинику?
- Боюсь, что… нет. Мне кажется, я сейчас сдохну…
- Не волнуйтесь, ничего не случится. Назовите свой адрес.
Джейк назвал и, попросив, чтобы специалисты из ЦПС приехали как можно быстрее, прервал связь…
…Звонок в дверь раздался спустя полчаса.
Уилсон, покачиваясь, встал из-за стола. Сделал шаг, другой. Опёрся на стену.
В дверь снова позвонили.
Джейк оттолкнулся от стены. Взор мужчины застилал густой молочный туман, за которым не было видно практически ничего. Уилсон сделал ещё один шаг – и рухнул на пол. Последнее, что он запомнил, - это ощущение, будто бы мир распадается на кусочки. Как мозаика рассыпается составными частями. И долгий звонок в дверь. Джейк вытянул руку – это был жест борьбы. Никогда не сдавайся! Никогда!.. И потерял сознание.
А потом…
Часть 2. Внутри
I
…обнаружил себя в совершенно другом месте.
Голова перестала болеть, живот больше не скрючивало, и сознание прояснилось. Впрочем, сознание ли? Разве организм не отторг его? Но тогда почему Джейк всё ещё мыслит, почему ощущает себя?
И где он находится?
Уилсон с удивлением огляделся и увидел перед собой мир, наполненный чуждыми, непривычными красками. Этот мир был «выкрашен» в чрезмерно яркие и слишком тусклые тона, словно фотография, которой придал такие цвета неумелый пользователь компьютерной программы. А кроме того, всё выглядело каким-то неживым, ненастоящим. Как в мультфильме. И было расколото – в прямом смысле расколото, на части. Ярко-коричневые деревья с кислотной листвой состояли из нескольких кусков, которые некому было склеить. И весь окружающий мир выглядел так же – он был осколочным, будто кто-то по частям вырезал его из бумаги, неумело раскрасил и собрал, но не тщательно, как тот мир, к которому привык Джейк, а лишь приблизительно. Куски деревьев лежат рядом – значит, это деревья; мозаичное небо заменяет небо настоящее; земля выглядит, как наспех собранный плоский конструктор.
Уилсон поднёс к лицу ладони, хотел протереть глаза, но тут его взгляд остановился на руках – они тоже были расколоты, как и всё его тело.
- Да что это такое? – произнёс Джейк и удивился звучанию собственного голоса – ровному и безэмоциональному. То есть, эмоции-то мужчина испытывал и вкладывал в свою речь, но здесь они не звучали. Или просто не могли зазвучать?
Делать было нечего, и у Джейка не оставалось выбора, поэтому он, засунув «расколотые» руки в карманы, висевшие в воздухе на некотором расстоянии от «разбитых» штанов, побрёл по сложенной из кусочков дорожке. Она петляла между деревьями, уходя то вверх, то вниз. Уилсон осматривался по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из людей, но вокруг было пусто, и лишь туман мягкого фиолетового оттенка стелился впереди брошенной богиней-великаншей шалью.
Наконец дорожка привела Уилсона к большой поляне. Джейк рассмотрел в центре её свечение и несколько фигур. По мере приближения стало ясно, что это люди, греющиеся возле горящего в бочке огня. Только сейчас мужчина понял, что тут довольно холодно, и, запахнувшись в куртку, направился к бомжам – а выглядела эта компания именно как сборище бомжей. На ходу мужчина придумывал фразу, с которой начнёт разговор.
- Добрый вечер. Меня зовут Джейк Уилсон. Я тут недавно, - сказал Джейк, которому ничего лучшего не пришло в голову.
«Распиленные» надвое глаза бомжей впились в мужчину. Уилсон почувствовал себя неуютно под этими взглядами.
- Меня зовут… - попытался повторить он, но ему не дали договорить.
- Поздоровайся с нашим новым знакомым, - произнёс один из людей – высокий, с густой щетиной – надтреснутым голосом.
Другой «бомж», более приземистый и полный, вытащил из-за пояса острый длинный нож.
- Подойди сюда, дружок, - сказал обладатель ножа и гадко усмехнулся.
Джейк сделал шаг назад.
- Что, не хочешь? Ну, я сам подойду, я не гордый.
И «бомж» походкой вперевалочку стал приближаться к Джейку, а остальные тем временем разошлись в стороны, окружая Уилсона. Он почувствовал это и начал отходить назад, пока не упёрся в кого-то спиной. Обернулся и увидел высокого бородатого преступника, который, видимо, был лидером в этой банде.
- Конечная, - сказал он и толкнул Джейка. Тот отлетел прямо в руки другого бандита, который, недолго думая, «переправил» его к толстяку с ножом.
- Привет ещё раз. – Толстый одной рукой обхватил шею Уилсона, а другой приставил нож к его боку.
- Я такой же, как вы, - прохрипел Джейк, - я с той стороны.
- Это замечательно, - ответил толстый, - вот только мы с этой.
- Вы родились здесь?
- Да, мы родились здесь, - сказал за толстого главарь банды, выходя вперёд, - а ты родился там, и сейчас мы получим твоё сознание.
- Но ведь организм отторг его – так я очутился тут…
- Не отторг, а дестабилизировал. Так ты попал сюда, в мир расколотого – расстроенного, неправильно функционирующего – сознания. Сознание нельзя уничтожить, оно сильнее всего на свете, на том и этом, но можно лишить его связи с реальным миром. Когда это происходит, ты оказываешься здесь. Впрочем, в нашем разговоре нет смысла.
- Что вы…
- Сейчас сделаем? Выкачаем из тебя сознание и заберём его на веки вечные. В этом мире даже у людей с расколотым сознанием столько психических проблем… пересадка сознания, купленного на «чёрном» рынке, - единственный способ помочь им.
- Но…
- Он меня утомил. Прикончите его.
Джейк даже не успел испугаться или как-то ещё отреагировать на слова главаря – мощный толчок в спину повалил его и толстого на землю. Затем чьи-то руки подхватили Уилсона, и он услышал голос:
- Вставай. Быстрее.
Джейк поднялся на ноги и увидел своих спасителей: парня с девушкой. Девушка направляла на бандитов внушительного размера чёрный пистолет и молчала, а парень, державший в руке гранату, обратился к Уилсону:
- Пошли отсюда.
Джейк посмотрел на распростёртое на земле неподвижное тело толстяка.
- Вы его застрелили? Он мёртв?
- Мне не улыбается выяснять это. Пойдём.
- Тебе не удастся спасти каждого бедолагу, которого занесёт в наш весёлый мир, - крикнул им вслед главарь банды.
- А я попробую, - ответил парень.
Джейк оглянулся и увидел, что высокий человек стоит неподвижно и с безразличным лицом смотрит им вслед.
Разбитый на кусочки мир, отсутствие настоящих эмоций, охотники за вывернутым наизнанку сознанием… хотелось как можно скорее скрыться от этого – в своём, не более безопасном, но более привычном мире. Вот только как попасть туда?
II
Девушку звали Нора, парня – Мейсен. У первой были длинные рыжие волосы и зелёные глаза; второй, голубоглазый блондин, носил короткую стрижку. Они очень эффектно смотрелись бы вместе, если бы не выглядели нарисованными на витраже фигурами, сложенными из кусочков, как всё и вся в этом мире за гранью.
Двухэтажный дом пары располагался в паре миль от того места, где Джейк встретился с бандитами. Строение производило впечатление тёплого жилища и надёжного убежища, да таковым и являлось – в этом Уилсон убедился, когда оказался внутри. Дом был большой и уютный, а сторожевые псы и камеры наружного и внутреннего наблюдения помогали предупредить опасность, ведь одного металлического забора с колючей проволокой для этого было явно недостаточно. Например, в лице бандитов – охотников за сознаниями.
- Располагайся, - сказал Мейсен, снял куртку, повесил на крючок и упал в кресло.
Нора села рядом. Большой пёс с гладкой шерстью подошёл к ней, и она стала гладить его.
Джейк примостился в кресле напротив.
- Тебя, наверное, интересует, кто были эти бандиты? – предположил Мейсен.
Уилсон кивнул.
- Тебе «посчастливилось» встретиться с Худым Джо и его подельниками, - начал свой рассказ Мейсен. – Своё прозвище Худой лидер этих подонков получил, скорее всего, не из-за веса, а из-за многочисленных преступлений и отношения к людям, которых он воспринимает исключительно как носителей дорогого товара – сознания. Не удивлюсь, если он приказал подельникам извлечь сознание из своего мёртвого дружка (того толстого, которого я подстрелил), чтобы продать его на «чёрном» рынке. Да-да, у нас здесь всё так же, как в твоём мире. Когда-то он был и нашим, но после отторжения сознания мы оказались здесь, в мире вывернутого, отключённого сознания.
- А можно ли как-нибудь попасть обратно? – спросил Джейк.
Мейсен покачал головой.
- Я понимаю, с непривычки здесь не очень-то уютно, но, когда пообвыкнешься, ты научишься тут жить, зарабатывать, короче говоря, строить собственную жизнь.
- Но я хочу строить её там, на Земле, вместе с женой.
- Ты по-прежнему на Земле, просто с другой стороны её сознательного восприятия – восприятия, которое диктует людям их сознание.
- Нет, я… я хочу попытаться найти дорогу туда, в нормальный мир.
- У тебя ничего не получится – ты только зря поставишь под удар свою жизнь. Проживи её остаток счастливо здесь. На первое время можешь остановиться у нас, в комнате для гостей.
- Мейсен, ты же видишь, ему не это нужно, - сказала Нора и посмотрела на Джейка своими большими зелёными глазами.
Уилсон прочитал в них нечто невысказанное.
- О чём она говорит?
В ответ Мейсен покачал головой.
- Скажи ему, - почти потребовала Нора.
Блондин какое-то время колебался, а потом сказал:
- Хорошо. Говорят, Худой Джо знает, как попасть обратно, в мир обычных людей.
Джейк подался вперёд – он весь обратился в слух, боясь пропустить хотя бы слово.
- Если тебе удастся выяснить, где это и не умереть, ты навеки станешь моим героем. – Шутка получилась вымученной, и Джейк сразу понял, что за ней скрывается серьёзное опасение за его жизнь.
Около минуты длилось молчание: Уилсон размышлял о новой возможности и о своих шансах на то, чтобы вырваться отсюда.
- Как выглядит это место? – наконец спросил он.
- Говорят, это какой-то разлом, - снова вступила в разговор Нора. – Что-то вроде прохода, образовавшегося природным образом. Всеобщее сознание, состоящее из пересекающихся друг с другом сознаний, нельзя полностью отделить от мира, который оно осознает, - это говорит в пользу того, что «дверь» обратно всё-таки существует.
- Так же как и «дверь» сюда, - сказал Джейк. – Верно?
- Возможно. Ходят слухи, что Худой Джо работает на два мира, что он проник в этот мир оттуда. – Мейсен сложил руки на груди. – Ты действительно хочешь рискнуть?
- Я слишком сильно люблю жену и чересчур много оставил там.
Теперь настала очередь Мейсена понимающе кивнуть.
- Но ты хотя бы попьёшь с нами кофе?
- Не откажусь от чашечки. – Джейк улыбнулся.
Нора поднялась с кресла.
- Я поставлю чайник.
III
…Несколько часов провёл Джейк в небольшой рощице на краю поляны, прячась от банды Худого Джо. Мужчина рассчитывал, что преступники очутились здесь неслучайно, что они время от времени наведываются сюда, чтобы погреться, обсудить планы, похвастаться друг перед другом успехами. Ему повезло – он оказался прав.
Банда в полном составе окружила бочку. Один из преступников разжёг огонь, и яркий язычок пламени загорелся в сгустившейся тьме. Ночь расколотого мира скрадывала фрагментарность всего сущего, но не уничтожала её окончательно.
Поедая бутерброды и запивая их водой – нехитрый ужин, которым его снабдили Мейсен и Нора, - Джейк наблюдал за происходящим. Ему пришлось прождать ещё пару часов, прежде чем бандиты затушили огонь и направились в свой штаб. Уилсон предполагал, что если Джо действительно известно местонахождение разлома, то и базу он должен был организовать неподалёку от него, чтобы было удобнее связываться с преступниками из земного мира.
Джейк находился достаточно далеко от бандитов, но ему всё время казалось, что сейчас, вот сейчас, они оглянутся и заметят его. Однако преступники шли, не оборачиваясь, уверенно и быстро – было ясно, что дорога эта им очень хорошо знакома. Скоро впереди выросло несколько деревянных зданий. Что-то вроде города, решил Джейк.
Бандиты прошли в ворота, Уилсон же остановился на некотором отдалении от них. Вход охраняли два вооружённых человека.
Неужели в «городе» живут одни преступники? Знают ли об этом Нора и Мейсен? И подозревают ли они хотя бы, как это рискованно – строить дом в нескольких милях от центра криминального мира? А уж после того как Мейсен застрелил члена банды, Джо наверняка захочет ему отомстить. Или их столкновения неизбежны и уже привычны обеим сторонам?..
За этими размышлениями Джейк не заметил, как кто-то подкрался сзади и приставил ружьё ему к голове.
- Привет, умник. Решил пошпионить за нами? Это ты зря. – Голос был хриплый и неприятный.
Решение пришло само, неожиданно, спонтанно. Джейк, не задумываясь о том, правильно ли он делает, резко присел и провёл подсечку. Человек с ружьём упал на землю. Джейк выхватил ружьё и направил на противника.
- Ты проведёшь меня внутрь. Есть возражения?
Лежащий сплюнул кровь.
- Какие могут быть возражения…
…Они без проблем миновали патрульных. Джейк не держал на прицеле преступника, но предупредил, что при малейшем подозрительном действии с его стороны вышибет ему мозги. Угроза сработала: бандит вёл себя естественно, не оглядывался на идущего сзади Джейка и не подавал никаких знаков своим корешам.
- Веди меня к Худому, - полушёпотом сказал Джейк.
- Ты спятил…
- Слышь, я не для того всё это затеял, чтобы выслушивать от тебя глупые штампы. Веди.
- Как скажешь… шеф.
Он поднялись по грязной лестнице ко входу в один из домов.
- Открывай.
Преступник открыл дверь и зашёл внутрь.
- А-а, Гарри, - услышал Джейк знакомый голос. – Ты что-то забыл?
- Гарри привёл с собой хвост, - произнёс кто-то ещё, после чего раздался выстрел.
За полсекунды до этого Джейк упал и перекатился в сторону. Боковым зрением он увидел, как Гарри медленно оседает на пол. Стрелявший – жирный, похожий на борова тип – опять направил пистолет на Уилсона, но тот оказался быстрее. Выстрел из ружья, и «борова» отбросило к стене.
Джо кинулся к столу, выдвинул ящик и уже намеревался вытащить из него пистолет, когда услышал окрик Джейка:
- Эй. Не делай этого, если ты хоть во что-то оцениваешь свою жизнь.
- М-м-м… это же мистер «мне-повезло-и-рядом-очутился-Мейсен».
- Да. И одновременно это мистер «я-направляюсь-домой-и-ты-поможешь-мне-туда-попасть».
Джо рассмеялся.
Уилсон поднялся с пола, продолжая держать главаря под прицелом.
- Это совсем несмешно. Это настолько несмешно, что я в любой момент могу расхотеть общаться с тобой и выстрелить.
- И что это тебе даст?
- Ещё одного мёртвого ублюдка. И возможность найти вход в другой мир самому.
- Какой ещё вход?
- Не строй из себя дурачка – ты наверняка знаешь, где разлом. Ты парень неглупый, иначе бы не смог организовать такой «бизнес». За сознания ведь гораздо больше платят «у нас», чем «здесь», не так ли?
Джо усмехнулся.
- Да и ты неглуп, как я посмотрю… Ну что ж, хорошо, я покажу тебе разлом. Только готов ли ты к тому, что ждёт тебя по ту сторону?
- Ты забываешь – я уже был там.
- Нет-нет, готов ли ты к тому, что я и мои люди будем преследовать тебя всю жизнь, чтобы…
- В этом нет смысла, - перебил главаря Джейк. – Всем наверняка и так известно о твоих делишках. Невозможно так долго скрывать существование перехода из мира в мир, если только ваши делишки не крышует правительство. Попытайся я рассказать о них кому следует, тут же попаду за решётку или распрощаюсь с жизнью.
- Да-а, ты определённо неглуп.
- Поэтому ни тебе, ни мне нет смысла заниматься ерундой. Мы – люди деловые, и на ерунду у нас просто нет времени.
- А на месть?
- Ну, если тебе захочется расквитаться со мной, я к твоим услугам. Но сомневаюсь, что между зарабатыванием миллионов и жалкой жизнью одного человека ты выберешь второе. Тем более что я подстрахуюсь и всё-таки оставлю информацию о твоих делишках, которую в случае моей смерти получат мои друзья из полиции, - я не теряю надежды, что эта инфа всё-таки попадёт куда следует. А ты не станешь из-за какой-то банальной мести рисковать предприятием, которое, как я подозреваю, уже годами приносит тебе огромную прибыль.
Джо поднял взор к потолку и громко рассмеялся.
- Пойдём, - сказал он затем и прошёл в соседнюю комнату.
Джейк следовал за главарём, ни на секунду не опуская ружья. По дороге им встретилось несколько преступников, каждому из которых Джо говорил «Нет», - таким тоном, которого нельзя было не послушаться. Бандиты убирали только что вытащенное из-за пояса оружие обратно и пропускали Джейка.
В конце концов они пришли в секретную комнату, располагавшуюся за одним из книжных шкафов в библиотеке. Как в старых фильмах, Джо нажал на спрятанную за стеллажом кнопку, и шкаф отодвинулся в сторону. Спустившись по ступенькам, они оказались в наполненном пылью и полумраком помещении. На противоположной его стороне находился разлом – косая и кривая дыра в камне высотой около семи футов и шириной фута в полтора. Из «дверного проёма» сыпались на пол синие искры.
- Мне туда? – спросил Джейк.
Джо кивнул – и неожиданно бросился на мужчину.
Джейк выстрелил – это произошло автоматически, ведь у Уилсона практически не было времени на то, чтобы принять решение. Джо упал на колени и закатил глаза; тоненькая струйка крови стекала из дыры в его голове и, пройдя путь ото лба до носа, капала на пол. Безжизненное тело упало ничком.
В этот момент в секретную комнату ворвались подельники Джо – но Уилсон был уже в разломе. Исчезая, он выдернул чеку из гранаты, которую ему отдал Мейсен, и бросил смертоносной металлический шар в основание разлома. Граната засела там, и Джейк стал отсчитывать про себя секунды. Раздались выстрелы. «Четыре…», - подумал мужчина, и в этот миг расколотый мир исчез. Секунды растянулись до бесконечности, всё перевернулось – и путешествие завершилось так же внезапно, как и началось. А взрыв, навсегда уничтоживший разлом между мирами, раздался где-то там, в сотнях и сотнях миллионах миль от Джейка и его сознания…
Финальная черта
- Он пришёл в себя, - сказал врач.
- Дорогой!
Жена прижалась щекой к его щеке. По её лицу скатилась слеза, затем ещё одна…
Джейк огляделся – он находился в больничной палате.
- Давно я здесь?
- С того момента, как мы тебя нашли.
- Нашли? Где?
- В какой-то подворотне. Ты лежал, недвижный и бездыханный. Как ты там оказался? Где ты был?
- Мисс Уилсон, я думаю, вам лучше пока выйти. – Врач взял его жену за плечо.
Та кивнула и, продолжая плакать, вышла в коридор, перед этим сказав Джейку, чтобы он поправлялся.
- Как думаете, доктор, - произнёс Уилсон, когда они с врачом остались наедине, - есть ли в нашем мире ещё разломы?
- А? Что? О чём вы?
Джейк слабо улыбнулся и сказал:
- Я говорю, как там разлом моего сознания?
- С вашим сознанием всё в порядке.
- А отторжение?
- Никакого отторжения нет. Но обследование обнаружило у вас небольшую психическую травму – сейчас мы пытаемся определить, откуда она взялась.
- Это серьёзно?
- Пока не могу сказать определённо, но, вероятнее всего, самое серьёзное, что может вас ждать, - это плохая память на цифры и редкие головные боли… Знаете, это уже второй случай на моей практике.
- Какой?
- Когда неизвестно как и куда пропавший человек возвращается в наш мир почти здоровым.
- Всё-таки второй… Спасибо, доктор.
- За что?
Но Джейк не ответил.
Врач решил, что лучше мужчине побыть одному, и покинул палату.
Уилсон закрыл глаза и постарался заснуть.
Под шум работающей медицинской техники человек возвращался в новое бытие. В своё бытие, и это было совершенно определённо.
(Март 2011 года)
Автобус
В закрывающиеся задние двери автобуса вбежал запыхавшийся мужчина. Он носил грязную куртку тёмно-коричневого цвета, потёртые голубые джинсы, замызганные чёрные ботинки и чёрную вылинявшую шапку. Он обвёл салон автобуса злобным взглядом пепельных глаз и, сквозь зубы произнеся: «Ненавижу этот мир - и ненавижу опаздывать!», - смачно сплюнул на пол.
- Что вы себе позволяете?! – взъерепенилась, словно потревоженная курица-наседка, толстая, противная и одышливая бабка, сидевшая по правую руку от вошедшего. – Вы знаете, что плевать на пол неприлично? – нравоучительным тоном всезнающей мамаши, понукающей своё провинившееся чадо, поинтересовалась она.
- Да? – удивлённо переспросил мужчина. – Может, вы просветите меня по поводу других неприличных вещей?
- Просвещу, будьте уверены, - гордо вздёрнув напоминающий недоеденную картошку нос, сообщила бабка.
- Ну и? – безразлично бросил мужчина.
- Так со старшими не разговаривают, - с интонацией хозяйки, тыкающей кота мордой в только что сделанную лужу, попрекнула бабка.
- Ну и, пожалуйста? – с таким же безразличным выражением в голосе и на лице поправился мужчина.
- Вот так-то! – удовлетворённо, словно она выиграла какую-нибудь битву, проговорила бабка. – А по поводу вашего вопроса могу сказать, что пререкаться с теми, кто старше вас, крайне неприлично.
- Что-то ещё? – полюбопытствовал мужчина.
- Неприлично не мыть руки перед едой, говорить с набитым ртом, рыгать за столом, - точно держа перед глазами каталог неприличия, перечисляла бабка, - браться жирными пальцами за что бы то ни было, класть локти на стол, кричать в общественном месте, влезать в чужой разговор и высказывать сугубо личное мнение…
Из глубины вагона раздался смешок, вызванный последним наставлением бабки.
- …лезть без очереди…
Смешок повторился.
- …читать ненужные нравоучения…
Смешок усилился.
- …замечать в чужом глазу соринку, а в своём не видеть бревна…
Смешок превратился в откровенный хохот.
- …сплетничать…
Хохот, подобно грому, разнёсся по автобусу, и показалось, что в ответ беззвучно затряслись стёкла и стены.
- Ну, ты, я тащусь, чувиха с юмором! Такой прикол отколола! Я балдею!.. Не, без понтов!
- Молодой человек, прекратите ругаться! – раздался с одного из передних сидений возмущённый старческий голос.
- Чё за базар? Я не вникаю!
- Вот из-за таких, как вы, - наставительно произнесла всё та же пожилая женщина, - постепенно деградирует молодое поколение.
- В натуре?! – не поверил хохотун. – Оба-на, ну и дела! – в сердцах воскликнул он, хлопнул ладонью по коленке – и на некоторое время затих.
- Материться тоже очень неприлично, - дополнила свой список бабка.
- А он что, матерился? – с искренним интересом во взгляде спросил мужчина.
- А вы разве не слышали? – вопросом на вопрос (любимый приём всех бабок) ответила бабка.
- Нет, - честно признался мужчина.
- Вот в этом – один из главных пороков нашего общества: мы не видим то, что не желаем видеть, или то, что нам видеть не выгодно, - выдала бабка.
- Да она ещё к тому же, блин, и философ! – раздался изумлённый возглас хохотуна.
- Я же просила вас, молодой человек!.. – оскорблённо сказала пожилая женщина (видимо, обиделась за «великий и могучий»).
- Завял, завял! – заверил хохотун.
На это пожилая женщина только неодобрительно хмыкнула.
- Теперь вы поняли, что такое «приличие»? – с ехидной ухмылкой на лице осведомилась бабка.
- Понял… - спокойно ответил мужчина. – А можно мне задать вам вопрос?
- Задайте, - величаво, словно королева, разрешила бабка.
- Если я ткну вам в лицо пистолетом, это будет неприлично?
- В первую очередь, это будет негигиенично, - откликнулся сидевший где-то в середине автобуса дедок.
- Да, неприлично, - не обращая ни малейшего внимания на реплику дедка, ответила бабка.
- Тогда заранее извините, - положив правую руку на сердце, прочувствованно сказал мужчина – а затем левой мгновенно вытащил из-за пояса пистолет и наставил его на бабку.
- А-а-а! – раздался откуда-то спереди одинокий женский крик, и дама в красивой чёрной шляпе с широкими полями в обмороке свалилась на пол.
- Поглядите, до чего вы довели бедную девушку! – указала своим кривым толстым пальцем бабка (похоже, она не знала, что показывать пальцем неприлично). – Посмотрите, как вы её расстроили! Немедленно извинитесь! – потребовала бабка.
Во время всех вышеописанных событий автобус не трогался с места, а его водитель с интересом прислушивался к тому, что происходило в салоне. И вот наконец он поднялся с сиденья и осторожно вышел из кабины. Картина, которую он увидел, потрясла его: какой-то (вероятно, буйно-помешанный) пассажир держал полную низкорослую женщину под прицелом пистолета и грозился вышибить ей мозги, а она со спокойным, самодовольным видом объясняла ему правила поведения в обществе и ругала его манеры. Следующая её фраза повергла водителя в шок:
- Вы настолько неопрятны, что даже пистолет не почистили, - хотя наверняка знали, что вскоре его увидят добрые полсотни людей!
- Я… - начал мужчина.
- Свинья! – прервал его хохотун и зашёлся в дебильном смехе.
Мужчина не выдержал и, подняв пистолет над головой, выстрелил в воздух – вернее, в крышу автобуса.
По левую руку от мужчины вздрогнул от испуга элегантно одетый худой бизнесмен. Больше в салоне не шевельнулся никто.
- Ах, какой негодяй! – заволновался кто-то в передней части автобуса. – Испортил общественный транспорт!
- А со своим он, наверное, так не обращается, - вставил другой пассажир.
- Ничего, он оплатит нанесённый ущерб, - отозвался третий.
- А если не оплатит, то милицию позовём, - добавил четвёртый.
Бабка взглянула на трясущегося от страха худого бизнесмена.
- И вам не стыдно пугать людей? – ядовито осведомилась она у мужчины.
- Нет, - бесшумно трясясь от ярости, ответил тот. – Потому что как раз за этим я сюда и пришёл.
- А зачем тебе это нужно, дяденька? – звонко пропищала маленькая четырёхлетняя девочка, сидевшая на коленях у своей матери.
- Затем, дочушка, - вместо мужчины слащаво прогнусавила в ответ бабка, - что он, да и вообще всё его поколение, вся эта так называемая молодёжь привыкла жить на средства родителей и бабушки с дедушкой. У них и в мыслях нет устроиться на работу. Они думают, что их жизнь-малина продлиться вечно. Но они, доченька, и не подозревают…
- Я хотел ограбить автобус и заработать таким образом деньги – вас это устроит??? – завопил мужчина.
- Помолчите! – прикрикнула на него бабка.
Водитель подумал, что сходит с ума.
- …не подозревают, что их вскоре ждёт самостоятельная жизнь, - резво продолжала бабка. – А когда она наступит, выяснится, что эта молодёжь ничего не умеет, кроме как пререкаться со старшими и, размахивая туда-сюда пистолетами, грабить автобусы. Вот так! – закончила свою пламенную речь бабка.
Водитель пошёл в кабину за валидолом.
- Слышь, пацан, она тебя уделала! - крикнул на весь салон хохотун.
- Дяденька, не грусти, - сказала маленькая девочка. – Хочешь конфетку?
- Да не хочу я никакую конфетку!!! – заорал мужчина. – Я хочу ограбить собравшихся здесь дебилов!!! Так что - деньги!!! Быстро!!!
- Перестаньте орать и попросите повежливее – тогда к вашим словам скорее прислушаются, - посоветовала бабка.
Водитель не выдержал и с воплем выбежал из автобуса.
- Деньги, я сказал, - прошипел, словно удав, мужчина.
- Не обращать внимания на советы старших – очень неприлично, - указала бабка.
- Что за чё-ёрт!!!???
Мамаша молниеносно заткнула сидящему у неё на коленях ребёнку уши.
- Не слушай его, моя сладенькая, - просюсюкала она, - это плохой дядя.
- А что он сказал? Что? Ну, что?? Скажи. Скажи! – пыталось вырваться из цепких материнских объятий любопытное чадо.
- Какой пример вы подаёте ребёнку? – возмутилась пожилая женщина.
И пока мужчина высаживал в крышу автобуса семь пуль подряд, бабка, точно аварийная сигнализация, вещала о том, что его поведение не выдерживает никакой критики, что он нахал, грубиян и невоспитанный хам.
- Ему и за это придётся заплатить, - сказал кто-то уверенным тоном (наверное, это был налоговый инспектор).
Водитель нетвёрдой походкой вернулся в кабину, слабым, надтреснутым голосом объявил следующую остановку и под одобрительные гудки столпившихся за автобусом в кучу машин повёл общественный транспорт по пустующей дороге.
Мужчина застыл, держа в поднятой руке пистолет, и бессильно опустил голову.
Автобус прибыл на очередную остановку.
- Сначала он орал – а теперь молчит! – не выдержала бабка. – Что вам, вообще, мужчина, нужно?
«Мужчина» приставил пистолет к виску и нажал на курок. Послышался негромкий щелчок - и больше ничего, - патроны закончились.
И тогда «мужчина» закричал что есть силы. Надрывая глотку, он выбежал в открывшиеся двери и понёсся по дороге к домам, что располагались напротив автобусной остановки. Ещё долго слышались вдали его дикие вопли.
- И, конечно же, не заплатил за проезд! Всё они такие! Молодёжь, одним словом, - недовольно фыркнула бабка.
(2002 – 2003)
Вторжение (песнь о погибшей земле)
Г е н р и К а т т н е р у
Пусть память о вас живёт.
Искусственное соединение континентов было ошибкой.
Не прошло и десяти лет с того момента, как Восток и Запад подписали вечный мирный договор. С того момента, как все материки планеты срослись, точнее, были собраны воедино благодаря достижениям науки. Наука шла вперёд так быстро, что порой обгоняла саму себя. И первым, что вытеснило научное сознание из голов тех, у кого оно поселилось, был разум.
Искусственное соединение континентов было ошибкой – но только для обычных людей. Для остальных оно носило чисто утилитарный характер. Президенты могли отхватить куски от стран, которые раньше были заокеанскими, военные – почувствовать себя героями и заработать пару орденов, а учёные – в полной мере проявить свои научные познания, показать свою гениальность.
Мировая война не заставила себя ждать. Была ли она Третьей – не столь важно. Каким бы ни был её порядковый номер, она может стать Последней…
* * *
Восток был готов к отражению удара.
Тысячи и даже миллионы камер ползали, ходили, карабкались и бегали. Хлопали искусственными крыльями, стучали ногами из металла, вращали на 360 градусов орбиты телескопических глаз –
– и то, что камеры увидели, запечатлели и передали, отображалось в штабе Восточной Армии на прозрачных мониторах с трёхмерным изображением. Этим мониторам было несть числа. Каждый уголок, каждая крупица земли находилась под наблюдением, неусыпным и надёжным.
А в окружении камер и под их прицелами расположилось блестящее, хромированное войско: лучемёты и пулемёты, лазерные установки, пушки с невообразимо огромными дулами. Плазменные «ходуны» топтались на месте и нетерпеливо взрывали землю гигантскими трёхпалыми лапами. Танки выстроились в полукольцо и замкнули в нём бронемашины и вездеходы, «прыгунов» и «жирафов», взяв их под прикрытие. На левом и правом фланге стояло по великану – из тех, что выше любой башни, шире любого здания. На шеи великанов были надеты башни с торчащими во все стороны стволами орудий. Руки великанов могли сокрушить любую стену, вызвать землетрясение, перевернуть Землю вверх дном. Их глаза испускали смертоносные лучи…
Оставалось только ждать.
Главнокомандующий Восточной армии посмотрел на один из мониторов. Впереди, всё дальше и дальше, расстилался серо-коричневый, изъеденный войнами ковёр суши. Но эта война не чета прежним: речь шла о судьбе мира.
Главнокомандующий недовольно поморщился:
- Они всегда опаздывают.
* * *
Запад не застать врасплох: закалённая веками смекалка и непоколебимая в ней уверенность помогут перехитрить врагов.
Стоит ли ждать удара с суши? Конечно, нет. Ведь на это Восток и рассчитывает. Соединение континентов, знаменитая сухопутная мощь противника – всё вроде бы говорит в пользу наземной атаки. Вроде бы…
Но Запад был уверен: в нынешней войне Восток пойдёт на самые большие хитрости, на самые большие жертвы. Раньше война означала лишь смерть и потерю территорий. Тогда как Битва, которая предстоит сейчас, сопоставима с библейским Армагеддоном. Силы Света и Тьмы сойдутся в безжалостной схватке, и результат будет таков: одна из сторон обретёт бессмертие и все блага мира, а вторая удовольствуется тотальным уничтожением и полным забвением.
И в этой Битве Свет и Тьма наконец найдут ответ на вопрос, вопрос, положивший начало их длящемуся с начала времён противостоянию: кто из них – Свет, а кто – Тьма?..
Вся мощь и все силы Западной армии обратились к морю шипами, бомбами, психотронными излучателями, генераторами землетрясений. Катера, управляемые тяжеловооружёнными роботами, со свистом взрезали водную гладь, рождая снопы брызг. Маяки, умеющие ультразвуком дробить скалы в мелкое крошево, ждали. Тяжёлыми сапогами взбивали песок солдаты – люди, не видимые за бронированными касками, за импульсными винтовками и электромётами, за гроздьями гранат, осколочных и биологических. Киборги со светящимися глазами вышагивали здесь же, безликие и беспощадные. Невидимые разумные самонаводящиеся мины сновали повсюду, жаждая обрушить свою мощь на всесильных вражеских роботов и на сидящих внутри них немощных людей…
Главнокомандующий Западной армии усмехнулся и потёр руки.
Победа в Последней Битве? Да. Ради этого стоило и жить, и мучаться.
Но где же враг?
Ладно, подождём ещё немного…
Главнокомандующий был в хорошем настроении. Он даже позволил себе выкурить сигарету.
- Они всегда проигрывают из-за своей недальновидности, - проговорил главнокомандующий Запада, предвкушая скорую и неизбежную победу.
* * *
Армии Запада и Востока приготовились к бою. Два чудовищных зверя застыли, напрягли мускулы и вперили взоры туда, откуда должен был прийти страшный, смертельный и последний враг.
Вот только смотрели они в совершенно разных направлениях…
* * *
А в это самое время в ещё одном направлении – от стратосферы к Единому материку – спускался космический корабль.
- Они нас не замечают, - телепатировал капитан боевого крейсера главнокомандующему.
- И не заметят, - сказал главнокомандующий. – Они слишком увлечены сознанием собственной хитрости.
- И к тому же смотрят не в ту сторону.
- И к тому же… всегда допускают одну и ту же ошибку.
Капитан спросил:
- Как будем действовать дальше, чхин? Дождёмся флота?
- Зачем? Наш крейсер превосходит размерами и мощью обе их армии, вместе взятые. – Зелёная лапа главнокомандующего опустилась на приборную панель, и длинные, гибкие, похожие на червяков пальцы стали отбивать необычный ритм. – Ну же, - неожиданно резко произнёс инопланетянин. Его взгляд был направлен на монитор, на несколько искусственно спаянных между собой континентов, на западе и на востоке, точно густой сыпью, покрытых точками людей и созданных ими машин. – Посмотрите на нас. Прекратите думать друг о друге как о разных частях мира – подумайте о себе как о целом. И посмотрите вверх, на нас.
Капитан покачал трёхглазой безносой головой.
- Бесполезно.
Главнокомандующий продолжал барабанить пальцами по панели.
- Мы ведь никак не можем им помочь? – зачем-то спросил он.
- Думаю, что в данной ситуации, - и капитан снова покачал головой, - нет.
На плоском лице главнокомандующего отразились совсем не подходящие ситуации чувства.
Затем он установил телепатический контакт с артиллеристами и отдал им мысленный приказ:
- Огонь.
Орудия, равных по силе которым никогда не было, нет и не будет уже на Земле, грянули одновременно. Разрушительные светящиеся пучки устремились к безмятежному, застывшему в ожидании хрустальному шару, третьему по счёту от Солнца.
- В любом случае, это лучшее, что мы могли для них сделать, - заметил капитан боевого крейсера. – И для себя. Не забывайте об этом.
Сжав мутно-зелёного цвета губы, главнокомандующий смотрел на монитор: неясное мистическое свечение обволокло собой Землю. Яркость свечения постепенно усиливалась и усиливалась, и усиливалась – пока свечение не превратилось в сияние. Чистое и белое. Всепроникающее. А потом…
Главнокомандующий Космоса молча выключил монитор.
(2007)
Соавторы: Леся Шишкова, Ксения Владимирова,
Дара, Таня Финн и Валентин Гусаченко
Усыпите генетическую память!
Евгению Лукину посвящается
(рассказ в миниатюрах)
Григорий Неделько [1, 7], Леся Шишкова [2], Ксения Владимирова (Лара) [3],
Дара (DaraFromChaos) [4], Таня Финн (Finn T) [5], Валентин Гусаченко (Flyingtost) [6]
1. Необратимые последствия экзотических способов лечения
Эта история, подобно многим, началась с плода. В случае Эйма – с кокоса.
Дело было так: экипаж пересёк океан и несколько морей, уничтожив все запасы продовольствия, но не выплыл из безбрежного простора. Перешли на подножный корм, то есть питались дарами вод, находящихся прямо под ногами. Надеялись, что продержатся, а когда приплывут, не знали, ведь впервые люди отправлялись в столь рискованное путешествие.
Минула неделя, и солёная безбрежность перестала делиться обитателями. Пища иссякла, не думая возобновляться. Эйм успокаивал матросов, говорил, что сложности временные, что не может в огромном участке влаги закончиться абсолютно вся живность.
Логика – великая вещь, до тех пор пока в противоборство с ней не вступает природа. После сказанных командиром слов не поймали ни одной рыбёшки, даже самой мелкой. Вначале был голод, потом пустота в желудках родила возмущение, за которым логично следовали более крупные неприятности.
Вмешалась судьба: через пять дней вынужденной голодовки показался берег, а через миг раздался невероятный по децибелам возглас радости. Капитан ненадолго оглох, счастливый и спокойный, главным образом потому, что его не съели собственные подчинённые. Итак, крик счастья, корабль пристал к берегу, люди, покинув борт, с трудом передвигали ноги в поисках пищи. И нашли её.
Не избежал этой участи и лидер. Кокос висел слишком высоко, ствол пальмы – чересчур ровный и длинный. Эйм стоял, опёршись на дерево, щурясь от яркого, не скрываемого облаками солнца, и обдумывал проблему. Дальше события развивались шаблонно, то есть стремительно. Спустя миг, без чувств, с шишкой-холмиком на голове, под той же пальмой лежал человек, повергнутый в беспамятство коварно упавшим кокосом.
Туман сна занавешивал сознание. Вереница образов, перевоплощаясь друг в друга, плыла перед внутренним взором, совсем как он недавно шёл по глади из водорода, кислорода и соли. Вдруг дымчатая картина рассеялась, и Эйм очутился… где? На лежанке, в хижине из веток и коры. Но откуда возникла хижина?!
Тесное помещение заволакивали серые клубы. Наверное, благодаря им появился сладковато-горький запах.
— С добрым утром, — прохрипел кто-то рядом.
Капитан обернулся на голос, вызвав довольно сильный, но краткий приступ головокружения. В двух шагах сидел размалёванный тип, увешанный и утыканный перьями. Вынырнув из дымки, тип явил почтенный возраст, белый гребень волос, коричневую кожу, устрашающее лицо. Он явно не внушал доверия. С другой стороны, к благонадёжным нельзя отнести и физиономии матросов. Любых.
— Хорошо себя чувствуешь? – осведомился незнакомец вежливым тоном, что ничуть не вязался с голосом простуженного медведя.
— Нормально, — осторожно ответил Эйм.
— Тошнит?
— Несильно.
— Хвала Таронхайавагону.
— Кому-кому? – ошалело переспросил травмированный.
— Не обращай внимания, привычка. В основном табаку хвала.
— Чему-чему?
— Нашей смеси. Из-за знакомства с кокосом ты пребывал не в лучшей форме. Чтобы помочь разуму, а значит, усилить и работу тела, тебя обкурили табаком.
Эйм озадаченно почесал макушку и поморщился, когда коснулся шишки. Следующая реплика капитана прозвучала неизбежно, словно удары склянок:
— Стойте! Вы знаете мой язык?!
Разряженный субъект одарил гостя бесстрастным взглядом.
— Какой ещё язык? Хватит городить чушь. Оклемался? Прекрасно, выметайся. Не то скво вернётся, устроит скандал. Чужаков она на дух не переносит, даже считает, что нельзя никогда разговаривать с неизвестными.
— Странное мнение: я-то вряд ли вам вредить стану. По крайней мере, в таком состоянии.
— Вождю объяснять излишне, а женщину переделывать бесполезно… Ладно, уходи уже.
Эйм поблагодарил местного начальника – видимо, статус помог найти общий язык. Пошатываясь под воздействием остаточных миазмов, мужчина вынырнул из похожего на купол жилища. Солнце топило безмятежную поляну в бело-жёлтых лучах. Команда, в полном составе, ждала перед входом в чудную хижину-палатку.
— Вы в порядке, капитан? – взял слово возглавлявший отряд морской волк.
— Жить буду.
Эйм бегло осмотрелся: кругом треугольные домики и темнокожие люди, в перьях, с разукрашенными лицами. Опять повернулся к экипажу.
— Как нашли-то меня?
— Двинулись вашим курсом, — отозвался инициативный матрос. — Оказались у пальмы, где натоптано было, - по следам и отыскали.
— Ясно. Ну что ж, пора за работу!
— Нет смысла: все дела переделали, покуда вы почивать изволили.
— Это что, ирония?
— Никак нет, командир. Мало того, тутошние загорелые ребята снабдили нас провизией на три поездки вперёд.
— Да? Хм.
Вот так история и началась. А продолжилась на корабле, по пути в родную страну капитана.
Однажды, проснувшись в каюте после беспокойного сна, Эйм обнаружил, что превратился в амёбу. Вначале, конечно, испугался, не представлял, что делать, захотел вернуть прежнее тело. Бац! Стоило помыслить – вновь обратился человеком. А-га-а…
Он ещё чуть-чуть попрактиковался с перевоплощением туда-обратно, вслед за чем принял два решения. Первое – никому не сообщать о новой способности, а второе – извлечь из потрясающего дара максимум выгоды. Причину случившегося Эйм углядел в дыме, который заставлял работать не только мозг, но и тело. Тот, наверное, разбередил память о далёких предках. А что, вполне реалистичная версия… если забыть о возможности беспрепятственно, безнаказанно менять форму.
Сейчас просто необходимо сделать отступление и уточнить: догадка попала в цель, однако с безнаказанностью он погорячился.
Беда, точно в какой-нибудь жуткой истории, подкралась незамеченной. Хуже сборщика податей.
Сперва Эйм развлекался, получал удовольствие. Избежать нежеланной встречи? Незаметно миновать охранников? Проникнуть куда-либо без приглашения? Легко! Разум, к счастью, всегда оставался в неизменности. Веселье прекратилось внезапно, когда владелец необычайного тела стёк амёбой между досками: надумал, позвав матросов на совещание, попугать их коронным трюком «где же командир?!».
В тот день они пересекали очередное море. Щель, куда угодил почти невидимый бесформенный капитан, вскоре заделали, тоненькую течь ликвидировали. Только шутнику это не помогло: вывалившись из днища в открытое море, крохотное создание упало в воду. Природа, по стародавней привычке, взяла своё, вернув дитя в естественную среду. Иными словами, Эйм запер себя в обличии амёбы.
2. Человек без внутреннего стержня
Амеба проснулось с ощущением легкого удовлетворения сном и отдыхом. Ему было тепло и уютно в этом темном и вязком месте, где можно расслабиться и отдаться прихоти погружения в чрево окружающей обстановки.
По закону, придуманному не им, амеба поняло, что снова хочет есть.
Не в силах бороться с этим, все более нарастающим, желанием, оно огляделось в поисках пищи. Вокруг в изобилии кружились бактерии, простейшие, мелкие одноклеточные и водоросли.
Оставалось только приложить минимум усилий и, вытянув одну из псевдоподий в сторону ближайшего лакомого кусочка, аккуратно взять обед и поместить в пищевую чашечку, откуда вакуоль, насытившись, вернется в центр его тела и снова можно будет погрузиться в сладостные объятия сна. Именно в момент передвижения пищевой вакуоли по его телу, когда, независимо от него самого, в противоположной стороне от места, где образовывался рот, появилось впячивание, и туда проникла жидкость, вытянутая из окружающей среды, нечто неосязаемое и эфемерное пронзило все его микроскопическое сознание и заставило ощериться множеством ложноножек. Это было что-то новенькое в его заурядной, в общем-то, жизни. До настоящего момента оно не подозревала, что может исторгнуть из своего тела больше, чем десять псевдоподий.
Почему-то очень захотелось взглянуть на собственное я со стороны. Дабы не мучиться извечными вопросами – за что, почему и кому на Руси жить хорошо, оно плавно и, стараясь не торопиться, направилось туда, где расположилось склизкое пупырчатое существо.
Потрудиться пришлось немало, да, к тому же, возникла необходимость в переходе из одной среды, вязкой и теплой, в другую, переменчивую и холодную, одним словом, вода…
Пупырчатое существо находилось в состоянии анабиоза или попросту в спячке, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, не говоря уже о взбалмошных микроорганизмах.
Амеба боязливо вытянуло одну из ложноножек или, скорее, ложноручек и слегка протерла глянцевое брюшко существа, освобождая его от слизи, мешавшей отражательной способности этого участка.
Амеба сфокусировало зрительный орган и решительно взглянуло на собственное отражение…
- М-да, - возникло нечто в ядре его протоплазмы, и хаотичные движения внутренностей начали набирать сумасшедшие обороты, пытаясь систематизировать происходящее.
Амеба слегка изменило положение, и на месте шарика с торчащими в разные стороны антеннками псевдоподий появилась форма, поразившая все ее существо и чувство прекрасного ровными линиями и прямыми углами. Оно собрало все ложноножки на одной из сторон образовавшегося кубика, потом раскидало пучками по верхушкам острых углов и снова вернуло обратно.
- А если вот так, - в недрах его существа возникло нечто, что не давало покоя разбушевавшимся нервам.
Оно вновь приобрело форму шара, но все ложноножки были собраны в пучок и высоко возвышались над телом. Внезапно шарик стал прогибаться внутрь и зеркальное отражение показало пару прозрачных пузырей с перемычкой посередине. Ложноножки, перестав нервно содрогаться, спокойно улеглись назад, прикрыв оба шарика.
- А я ничего, - молниеносный раздражитель сверкнул в его прозрачном теле, - вот если бы…
Нижний шарик увеличился в объеме, а четыре ложноножки скатились и пристроились на нем.
Внезапно, острое чувство голода захватило целиком все существо амебы. И оно лихорадочно стало захватывать ловкими манипуляторами псевдоподий все, что попадалось на пути. Пищеварительная вакуоль, словно потеряла ограничитель, заставляла снова и снова бросать новую пищу в емкость, в которой бурлящим месивом кружили пищеварительные соки и перемалываемая еда.
Объем цитоплазмы неумолимо увеличивался, и тело амебы росло пропорционально тому, что в него попадало.
Оно с яростью выбрасывало многочисленные щупальца вокруг себя и уже не тащило, а просто загребало питание и заглатывало его целиком. Презрительно и высокомерно взглянуло оно на пупырчатое существо, совсем недавно пугавшее своими размерами и опасностью, исходившей от его длинного и липкого языка.
Слегка поднатужившись, амеба сковало существо парой десятков ложноножек и разверзло каверну пищеварительной воронки, не забыв произвести и впячивание в паре мест своего уже необъятного тела. Пупырчатое существо даже квакнуть не успело, а уже было поглощено амебой целиком.
На этом все силы и резкие телодвижения прожорливой особи, которую никак нельзя было больше называть микроорганизмом, иссякли. И оно, удовлетворенное и сытое, как удав, бросилось в объятия Морфея, вольготно расположившись в одном из болотных бочагов, раскинув в стороны все свои многочисленные псевдоподии…
Она проснулась в чем-то липком, вязком и обладающем запахом, раздражающем обонятельное восприятие.
- Кто я? – появилась первая оформленная мысль. – Где я?
Она резко села и огляделась. Вокруг было сумрачно, тепло и влажно. В слуховые мембраны настойчиво проникал тонкий противный писк, издаваемый многочисленным гнусом, закрывающим весь небесный свод.
Она попыталась смыть часть болотной тины со своих длинных, почти прозрачных волос и пышной обнаженной груди.
- А я ничего, - подумала она, когда увидела свое отражение в зеркальных чешуйках собственного хвоста, плотно прилегающих друг к другу.
На нее смотрело миловидное лицо с огромными органами зрения болотного цвета, красивой резко очерченной формой ротового отверстия и курносым обонятельным органом.
Очень хотелось пить…
- Странно, - подумала она, - как я сюда попала?
В памяти всколыхнулось что-то, отдающее страшным перееданием и излишним принятием жидкости…
- Эк меня угораздило, - мелькнула мыслишка, - даже память отшибло.
Теперь же ей предстояло преодолеть некоторое расстояние до чистой воды. Она уже смогла сфокусировать зрение и разглядеть блики солнечных лучей, отражаемых от поверхности водоема.
- Нет, а все-таки, кто же я, - размышляла она неловко, но весьма шустро, передвигаясь по хлюпающей трясине болота.
Но обалдевшая генетическая память не хотела раскрывать собственные секреты, оставляя их для дальнейшего перспективного развития…
3. Луна и водоросли
Айне не видела врагов поблизости, но была уверена, что они существуют. Затаившиеся где-то под корягой и молчаливые, как воды океана. Неслышные твари с щупальцами и острыми зубами. Она знала, что охота на русалок ведется днем и ночью. Но луна, разлитая на водной поверхности, грозный союзник морских дев, предупреждала об опасности, и приходилось искать новый дом, место, где они наконец смогут насладиться тысячелетним сном.
Отбиться от стаи, остаться одной — худший кошмар для любой русалки. Айне плохо помнила, как оказалась близ кораллового рифа. Первое воспоминание после очередной трансформации — погружение в воду. Небо над головой, непривычно голубое; палящее солнце, испаряющее влагу с бирюзового хвоста. Руки беспомощные, как водоросли, обездвиженные и почти мертвые. По поверхности век пробегает холодный ветер, а затем глаза заполняются водой. Мир становится привычным и таким знакомым. Стук. Сердце остановилось. Мышца вытолкнула последнюю порцию крови из камер и впустила туда морскую воду. Больно только поначалу. Неокрепшие сосуды принимают бедную кислородом жидкость в свои пещеры с опаской, но вода, не спрашивая разрешения, заполняет все свободное пространство.
"Я пропускаю через свое сердце океаны", — улыбнувшись, подумала Айне. Волосы магического серебряного цвета обвили стройный стан. Обычно русалки вплетали в них похоронные венки, бережно относясь к последнему дару суши. Вот только маргаритки наверное унесло течением; где-то в пылу битвы она забыла о них, и вместе с крошечными цветными растеньицами ушли все воспоминания. Найти цветы в бесконечном мире так же сложно, как отыскать слезы. А опасность все приближалась.
Айне чувствовала себя так, будто находится в раковине моллюска. Створки вот-вот захлопнуться, и тогда плыть будет уже некуда. По ночам снились клетки и сети, звон корабельной сирены, громкие раздражающие голоса монстров, живущих по ту сторону. Русалка не помнила, видела ли она их когда-нибудь воочию, но неясные фантомы постоянно кружили в памяти. Бледные призраки, вонзающие острые палки в русалочьи хвосты.
Иногда русалка выбиралась из потонувшего корабля и недолгое время путешествовала с косяком рыб бога. По ночам продолговатые обитатели вод собирались в кружок вокруг огромных костей древних морских животных. Разноцветные кораллы, приводимые в движение течениями океана, впитывали в себя морские истории, чтобы потом передать другим обитателям.
Айне не сразу поняла, как опасны океаны. Кровь, растворенная в воде, остается самой собой совсем недолго. Потом, очень быстро, бурая жидкость сливается с морским миром и приобщается к сердцу океана. Возможно, это необходимо. Возможно, моря и океаны желают гибели монстров, рыб и русалок, чтобы жить и дышать дальше. Собственные воды, запертые в стенах русалочьего тела, уже изменились, в них было гораздо больше питательных веществ, чем до того, как они попали внутрь.
— Там. Наверху, — шептала Луна. — Наверху.
Но русалка перестала верить словам бесплотных богов. Что нового могут предложить вода и ветер? Что осталось у них, чтобы выманить души из тел? Память, вернее, то немногое и разрозненное, что от нее осталось, подсказывала: океану нужно ее сердце и внутренние воды. А значит, враг повсюду. Земля уже забрала душу, вода впитала кровь, оставив до поры до времени только то немногое, что поддерживало жизнь. Время пришло. Кровавые океаны не оставляли шанса остаться в живых.
Русалка попыталась скрыться в морских глубинах, но и там смерть дышала ей в лицо. Жуткие темные рыбы со светильниками слепили и пытались впиться острыми длинными зубами в хвост. Течения не было, тишина пугала сильнее. Вчера стиралось из памяти быстрее, чем успевало сесть в океане солнце. Каждый день начинался с неравной битвы за жизнь, пока однажды Айне не приняла решение выплыть на поверхность.
Солнце единственный враг, но и единственный бог, не дававший советов и не вступавший в молчаливый диалог с морским миром. По мере приближения к нему, свет становился все ярче и ярче. Гибкое русалочье тело прорвало темную поверхность океана. Небо, заболоченное тучами, скрывало светило. Мольбы русалки не прорывались сквозь дымчатые сгустки воздуха.
— Услышь меня, Солнце! — русалка подняла руки к небесам. Океан негодовал, бурлили и злился на Айне, но она все равно продолжала взывать к помощи. А морское божество вздымало к небесам волны, полные жизни. Яростное шипение заглушало шепот ветра. "Не отпущу! — кричал океан, пытаясь дотянуться до облаков и утащить русалку обратно. — Ты моя!"
Но сердце Айне искало другого мира. Где-то, в пещерах памяти, просыпалось неясное доселе желание опереться на нечто незыблемое и почувствовать под ногами твердыню. Земля только снизу, вода же повсюду и даже внутри нее. Океан протягивал к шее Айне щупальца, но русалка уже развернулась, чтобы уплыть. Куда? Зачем? Она не понимала. Вокруг рушились целые замки подводного мира. Водоросли хватали за руки и утягивали на дно, но девушка смогла перегрызть их крепкими зубами.
Плыла все дальше и дальше, отбиваясь от врагов. Кусаясь, рвя невидимые нити, связывающие с океаном, тянулась к солнцу, как единственному непредвзятому участнику битвы. Серебряные волосы превратились в стальные пики, готовые вонзиться в любого, кто посмеет подплыть ближе.
— Прошу, забери меня к себе! — кричала русалка из последних сил.
Шея все сильнее вытягивалась вперед, и вот уже она видела воды океана как бы сверху. Боль разодрала руки до самых плеч. Их покрыла плотная зеленая чешуя, отливавшаяся перламутром. Створки лишь несколько секунд напоминали хвост. Затем броня стала единой, закрыв границы для воды. Сердце, совсем уже застывшее, снова начало биться. Толчок выбросил девушку вперед. Сильная мышца раздалась в размерах, оттеснив остальные органы к краю. Тело увеличилось, кожа растянулась. Айне закричала, пытаясь сорвать пленку с живота, но он был слизким и неприятным. Затем что-то рассекло хвост пополам. Кости прорвали чешую и превратились в камнеподобные когти, ступившие на землю.
— Нет, — прорычал океан, пытаясь из последних сил утянуть монолит в свои морские чертоги. Но было уже поздно. На берегу стоял гигантский динозавр. Длинная шея вознесла овальную головку на одну высоту с кронами деревьев.
— Слышишь ли ты меня теперь? — прошептала Айне, уже чувствуя, как вновь начинает забывать.
— Слышу, — ответило солнце, найдя верный путь между коварных туч.
Мощным движением хвоста русалка вырвала из земли дерево. Схватив зубами гиганта, быстро зашвырнула в воду. Невероятная сила, опьяняла ее. "Заполню все пространство. Высушу океаны", — думала Айне, принимаясь за второе дерево. Урчание в гигантском животе заставило отвлечься, затем взгляд русалки несколько секунд блуждал по дереву. Суша даровала покой. Увидев аппетитные сочные листья, морская дева впилась в них зубами и блаженно прикрыла глаза. Рядом бушевал океан, но соленые воды более не беспокоили Айне, перевоплотившуюся в диплодока. Она была в безопасности.
4. В желтой жаркой Африке
На этот раз башка трещала просто невыносимо.
«Чёртова трава! А еще говорят, с нее приход хороший. Приход-то, может быть и ничего, но вот как выход найти?»
Диплодок попытался повернуть шею: в мозг впились раскаленные иглы.
«Не-э-э… если выберусь, завязываю с наркотиками! Однозначно!»
Маленькая птичка, спокойно спавшая на широкой спине, испуганно вспорхнула на ветку.
— Привет, — прощебетала она. – А я думала, ты – дерево!
— Я не дерево! – возмутился ящер и попытался грозно стукнуть хвостом. По голове словно ударили молотом, а хвост запутался в колючем кустарнике. Диплодок взвыл и неуклюже затоптался, пытаясь высвободить конечность.
Кусты затрещали, дерево, на котором сидела любопытная птичка, закачалось.
Перебравшись на ветку повыше, пернатое какое-то время наблюдала за мучениями диплодока. Потом сочувственно посоветовала:
— Ты хвостом-то не дергай, еще больше запутаешься!
— И чё мне теперь, цельную вечность тут стоять? – пробурчал ящер.
— Постой минут несколько, я за соседками слетаю. Колибри быстренько эти колючки слопают.
— Неужели им действительно эта пакость нравится? – полюбопытствовал ящер после того, как колибри, завершив вкусный завтрак и рассыпавшись в благодарностях, улетели.
— Ага! Они тут все извращенки — бдсм-щицы! Слушай, а ты откуда такой взялся? Диплодоки вроде вымерли давно.
— Я – последний из могикан.
— А я – птичка Тари. Приятно познакомиться.
— Мне тоже, — диплодок попытался вежливенько склонить голову, но при этом вроде бы невинном движении его так замутило, что он вынужден был прислониться к баобабу, который начал угрожающе потрескивать и накрениваться.
Ящер с трудом принял почти вертикальное положение.
— Ты что, перебрал вчера, что ли? – сочувственно поинтересовалась Тари.
— Было дело, — диплодок с трудом сдерживал тошноту: блевать в присутствии очаровательной дамы ему почему-то казалось неприличным.
— Тогда пошли, тут неподалеку растет марула. Здоровье поправишь.
— Ма… Кто растет?
— Пьяное дерево.
— Ну пойдем.
Спустя два часа диплодок и птичка сидели на земле под ветвями марулы и рассуждали о том, как несправедливо устроена жизнь.
— Вот смотри, ик, — диплодок попытался для убедительности махнуть правой передней лапой, но потерял равновесие и чуть не свалился на спину. – Я – ископа… испапа… тьфу, черт, безвременно померший ящер. Короче, ты меня поняла. Вот почему меня так устроили…
— Х-х-хто устроил? – перебила Тари, доковыривая сладкую сочную мякоть валявшегося на земле почти пустого фрукта. – Кстати, ты еще парочку марул не достанешь?
— Да не вопрос, — диплодок стукнул хвостом по стволу дерева, и на маленькую птичку обрушилось минимум десяток плодов, часть из которых раскололась, а остальные попадали прямо на Тари, заживо погребя ее под чем-то, отдаленно напоминающим майянскую пирамиду или скифский могильник. Испуганный ящер попытался сконцентрироваться, хотя бы временно восстановить координацию и откопать подружку. С немалым трудом ему удалось мордой раскидать марулы в разные стороны.
— Ты, ик, в порядке? – поинтересовался диплодок, глядя на мокрую от сока птичку, вылезавшую из-под кучи фруктов.
— Да ничо так себе… Так ты говорил…
— Я говорю… меня так хреново устроили, что башка маленькая, шея длинная, туша здоровая. В общем, не гармоничный я какой-то, нескладный…, — ящер тяжело вздохнул.
— «Башка маленькая, шея длинная, туша здоровая», — Тари попыталась включить мозговую деятельность. – Так, может быть, ты – жираф?
— Нет, — после мучительных раздумий заявил диплодок. – Жираф – он в пятнышках.
— Точно. А ты – розовый. Гламурный, что ли?
— Не. Это точно нет. Слушай, а, может быть, я – слон?
— Почему?
— Ну помнишь… «Где баобабы вышли на склон, жил на полянке розовый слон…» — диплодок вошел во вкус и допел песню до конца. Несмотря на величественные размеры ящера, голос у него оказался писклявым и временами срывался на фальцет.
— Какая душевная песенка, только грустная, — всхлипнула Тари. – И поешь ты хорошо, нежно. Только голос у тебя немножко высоковат. Совсем немножко, — прибавил птичка, чтобы не обижать товарища. – Извини, а ты случайно не гей?
— Кто, я?! — возмутился диплодок, принюхиваясь. От заляпанной соком птички пахло в буквальном смысле слова опьяняюще. – Слушай, можно я тебя оближу?.. Ты вся в соке.
— Ну оближи, — похоже, предложение пришлось Тари по душе. Она кокетливо стрельнула черными глазками и подвинулась к диплодоку поближе.
— О, как приятно! А теперь левое крылышко! И правую лапку! Ты такая душка, хоть и ископаемая. И такой сексапильный. Можно, я тебя поцелую?
— Мррр… конечно.
Ящер уже собрался было доказать своей очаровательной подружке, что он нисколько не гей, а совсем даже наоборот, когда из-за кустов выскочили три карнотавра. Зелёные, вытянутые, весьма угрожающего вида и с коротенькими лапками, как и положено карнотаврам.
— Полиция нравов! – рявкнул старший. — Немедленно прекратить!
— Да мы ж ничего… — начал было диплодок, но «полицейский» строго перебил его.
— На месте разберемся, чего или ничего! Пройдемте, граждане!
В камере – тесной пещере – царил приятный прохладный полумрак. А если бы не круглая дырка в потолке, то пришлось бы сидеть в тьме тьмущей. Диплодок, которого по дороге до участка обдуло свежим ветерком и подмочило неслабым тропическим ливнем, уже окончательно очухался, а, выпив воды из большой глиняной лоханки в углу, даже начал что-то соображать.
«Итак, я два дня шлялся по этим чертовым джунглям в поисках хоть какой-то травы, которая помогла бы мне избавиться от ненавистного розово-мелового обличья и стать кем-нибудь другим. Спрашивал местных, но ни одна доисторическая собака мне так ничего толком и не сказала. Ага! Значит, разговаривать с тварями земными и водными я умел с самого момента перевоплощения… Поехали дальше.
Помнится, плезиозавры, топор гуманоида им в жабры, посоветовали попробовать «вон тот колючий кактус». От него, дескать, приход крутой. Да… приход был реально крут – еще несколько дней просто выпали из памяти. Потом… потом появилась птичка Тари, — ящер тяжело вздохнул, с сожалением вспомнив о так некстати прерванных нежностях. – Вот только что мне теперь делать? Травы бы, травы! Полцарства за траву!»
Динозавр огляделся: единственной травой в поле зрения оказались листья пальмы, что склонилась над крышей и проглядывала сквозь «окно» в потолке. Категорически не веря в успех начинания, ящер вытянул длинную шею, пролез головой в дыру и цапнул разлапистый лист. Тяжело вздохнув, травоядный начал меланхолично жевать еду.
— Ты что делаешь, наркоман чертов?! – в дверях хижины возник служитель порядка.
Но диплодок уже почувствовал, что клеточки его тела начинают физически ощутимое перемещение, словно амёбы в воде (при воспоминании об амёбе его передернуло). Как увеличивается голова, а шея начинает клониться под ее тяжестью, аки кипарис под ветром. Как удлиняются и слабеют лапы – ящер срочно плюхнулся на пятую точку, чтобы ненароком не сломать новые конечности, чуть не придавив при этом дальнего доисторического родственника. Как тело становится более компактным и пропорциональным. Голова выскочила из отверстия обратно в пещеру.
«Человек, неужели я снова стану человеком?!» — промелькнуло в мозгу.
На этой оптимистической ноте ящер отключился и уже не увидел насмерть перепуганного карнотавра, галопом несущегося куда подальше. Хищник настойчиво ревел коллегам. Те, наконец, послушались, и стадо в полном составе рвануло прочь от проклятого, а может, заколдованного враждебными духами места.
Башка по-прежнему раскалывалась. Открывать глаза не хотелось, но буквально ввинчивающийся в мозг скрежет, в сочетании с омерзительным скрипом не оставляли никаких шансов поспать еще хоть наносекунду.
«Наносекунду?»
Он открыл глаза, поднялся с пластикового кресла-кровати и, пошатываясь, подошел к металлическому зеркалу странной формы. Из зеркала на него смотрело существо ярко-зеленого, кислотного цвета, с шестью пальцами на верхних и нижних конечностях. Смотрело всеми тремя глазами: огромными, черными, без зрачков и ресниц.
— Вхождение в атмосферу на подобной скорости может привести к автоматическому отключению двигателя и возгоранию наружной обшивки, — сообщил механический голос.
— Активировать функцию экстренного торможения! – рявкнул он, выскакивая сквозь стенку каюты и летя по длинному коридору к центру управления.
«Похоже, система гравитации отказала!»
— Функция экстренного торможения не работает.
— Включить аварийный генератор!
— Аварийный генератор поврежден.
— Пипец!
— Данная команда отсутствует в базе данных. Выберите другую из общего списка.
Он на мгновение прервал полет; приклеившись двумя пальцами к стене, посмотрел в иллюминатор.
За высокопрочным стеклом росла и приближалась сверкающая всеми оттенками голубого и зеленого незнакомая планета. Вот она уже полностью закрыла обзор. Превратилась в аналог Google-map.
«Странное слово. Где я мог его слышать раньше?»
Корабль с визгом снижался. За окном замелькало сначала черное, потом насыщенно синее, потом просто синее небо, облака, облака, зеленые квадратики лесов и голубые – озер, узкая горная речушка, высокие сосны и кедры…
— Где я?
— Солнечная система, планета Земля, континент Евразия, государство Российская Империя, Сибирская губерния, река Подкаменная Тунгуска. Добро пожаловать на новую планету, — бесстрастно сообщил искусственный интеллект.
— Пипец!
— Данная команда отсут…
5. Поналетело! Трудности космических эмигрантов
- Попался!
Сковорода со звоном отскочила от зелёной головы Ой’Ли. Яйцевидная макушка инопланетянина тихо хрустнула, тощее тельце шлёпнулось в грязь.
Испуганный Ой’Ли инстинктивно подтянул зелёные лапки под живот, перевернулся на спину и открыл рот пошире. Старательно вывалил язык и перестал дышать.
Стройные, благородных очертаний, конечности инопланетянина, результат длительной эволюции чешуйчатых существ, в убедительной судороге скрючились на тощей груди. Выпуклые глаза затянулись белесой плёнкой, средний, самый большой, жалобно заслезился.
С самого начала высадки всё шло не так. Предварительное сканирование местности показало, что аборигены примитивны. Бортовой компьютер выдал вероятную модель поведения местных существ, обладавших зачатками разума. Для инопланетянина, вооружённого трансглюкатором последней модели и всеми знаниями продвинутой цивилизации, аборигены выглядели вполне безобидно.
Вскинув на плечо своё оружие и насвистывая песенку бывалых космопроходцев «Как много зелени в твоей груди, родная», Ой’Ли направился к ближайшей деревне аборигенов, найденной им на карте. Он желал поскорее проверить новый экспресс-метод обучения туземным языкам прямо во время разговора.
Любознательный Ой’Ли даже не стал надевать свой усовершенствованный скафандр, чтобы быть ближе к природе. Он всегда хотел полного слияния с планетой, на которую забрасывала его судьба. На всякий случай он всё же взял с собой трансглюкатор, чтобы отгонять водящегося в окрестных лесах хищника, называемого Тигр д’Амур, о котором заботливо сообщил ему бортовой компьютер.
Глупая машина. Практика показала, что сковородка в руках аборигена женского пола, сейчас склонившегося над бедным, зашибленным инопланетянином, по эффективности не уступает ядерной гранате. Ой’Ли едва успел открыть рот, чтобы поприветствовать первого встреченного им землянина, как получил удар по голове, из глаз его посыпались искры, а аборигенка разразилась шумным потоком слов. Он даже не ощутил радости, что придуманный им метод обучения туземным языкам отлично работает.
- Попался, жабий сын! Я тебе покажу, как молоко в крынках портить. Ишь, ползёт, гадёныш, пасть жабью разинул. Вот я тебя по маковке!
Ой’Ли слегка приоткрыл крайний левый глаз. Кругляш сковороды угрожающе качнулся в последний раз, и уплыл из поля зрения.
- Тьфу, пакость. Лопату надо, да в мусор сгрести… — Женщина-абориген отвернулась, зашуршала колоннами ног в сторону своего примитивного жилища.
Инопланетянин подождал, пока страшная женщина отойдёт подальше. Осторожно перевернулся на живот. Яйцевидная голова Ой’Ли, скрывавшая высокоразвитый мозг, кружилась, тонкие ножки подкашивались. Он приподнялся, утвердился на четвереньках – о, великие чешуйчатые предки, какое унижение! – и торопливо пополз к зарослям высокой местной травы, куда откатился его верный трансглюкатор.
- Муррр. Му-у-уррр. Мяв-ву!
Тяжёлые лапы мягко стукнули о землю за его спиной. Жадное дыхание хищного зверя обожгло зелёный затылок инопланетянина.
- Мр-рры.
Он обернулся и увидел прямо над собой круглую мохнатую голову, с которой на него смотрели огромные жёлтые глаза с вертикальным зрачком. По сторонам жуткой зубастой пасти топорщились длинные усы. О ужас, это он, страшный зверь Тигр д’Амур!
Когтистая лапа сшибла наземь едва успевшего подняться на ножки межпланетного путешественника. Бесполезная палка трансглюкатора лежала совсем рядом, зарывшись дулом в заросли травы. Ой’Ли вытянул руку, попытался ухватить оружие. Ой! Тысяча иголок вонзилась в нежную кожу межпальцевых перепонок. Бедняга затряс обожжённой ладошкой, на которой уже выступали уродливые пузыри. Это ядовитая трава! Он обречён!
Мохнатый зверь, плотоядно урча, прыгнул на Ой’Ли, подушечки лап придавили инопланетянина к земле. Он почувствовал, как страшные когти царапнули его округлое тельце, зацепились за складку на боку – атавизм, пережиток земноводного прошлого – и в выпученных от неожиданности глазах инопланетянина всё закрутилось.
Ой’Ли пискнул от ужаса, а страшный зверь подбросил его в воздух, ловко поймал на лету, подбросил и опять поймал. Потом инопланетянина уронили на траву и принялись катать с боку на бок. Когда бедняга окончательно вывалялся в местном грунте и прилипшей к влажной коже растительности, зубы зверя зацепили зелёную кожу на шее, поддёрнули вверх, и он беспомощно затрепыхался в воздухе, ожидая неизбежного конца.
- Мурка, кого тащишь?! – взвизгнул тоненький голосок.
Бедный Ой’Ли приоткрыл зажмуренные в ужасе глаза и увидел детёныша аборигена – едва прикрытого тряпичным платьицем и перепачканного чем-то липким.
- Мурка жабу поймала, деткам понесла! – отозвался ещё один голос.
Маленькие аборигены запрыгали возле зверя, названного Муркой, тыча в бедного инопланетянина прутьями местных растений.
- Жаба, жаба! Дохлая жаба!
Этого Ой’Ли вынести уже не смог. Он почувствовал, как его тощее тело раздувается, пухнет в невыразимой жажде превосходства. Жажде выйти из этой жалкой, ничтожной оболочки, в которую тычут палками, и которую треплет в зубах бессмысленная хищная тварь. В его бедной, ушибленной чугунной сковородой голове что-то лопнуло. Мозг – плод миллиона лет эволюции – засиял, словно кристалл чистейшего разума.
Он уже не слышал, как с тихим «чпок!» распалась его бренная зелёная оболочка. Он продолжал расти, он ширился, поднимался над землёй, он взмывал в небо невесомым эфиром. Прощайте, жалкие аборигены. Прощай, грязь и пошлость примитивного существования. Вы послужили последним толчком на лестнице эволюции. Ой’Ли, венец творения, завершает свой жизненный цикл. Нет больше Ой’Ли. Есть высшее существо. Бог, великий и всемогущий.
Он поднялся ещё выше, всплыл над верхушками деревьев, закачался над лесом. Его новый, совершенный в своей безмятежности разум заклубился лёгким туманом, вплетая в потоки ледяного ветра струйки непостижимых в своей затейливости мыслей. Потом он окончательно растворился в атмосфере планеты, засияв в синеве чужого неба мириадами бриллиантовых искр.
6. Биективное отображение
Разноцветная пыль от мела прилипла к рукам.
Хлопок в ладоши стал для мира отправной точкой. Эта самая отправная посреди вселенной вскипела яркой лучистой звездой и моментально раздулась в эннмерном пространстве, будто жареная кукуруза. Дырявый ноль сменился одинокой единицей, и бесконечный во все стороны и направления поток времени хлынул в пространство вязким кленовым сиропом. Пространство, заполненное «ничем» от и до, пустое, угрюмое и мертвое, взорвалось на всю вселенную пестрой разноцветной жизнью. Радуга из конфетти, подхваченная резвым новорожденным ветром, опустилась на третий шарик от звезды клубком озер и рек, россыпью гор и оврагов, стаями птиц и счетным многообразием разумных букашек. У этих букашек, справедливости ради нужно сказать, вмиг завелись свои таракашки.
Карманные часы на золотой цепочке успели отсчитать первые минуты нового мира. Суматошная секундная стрелка растерянно носилась от цифры к цифре. Единица, двойка, пятерка, даже десятка – тут единица с нулём поменялись местами – проносились под стрелкой, ведомые мистической окружностью с замысловатым и непонятным числом Пи. Все это напоминало вечный танец на тесной сцене. Так, по крайней мере, чувствовала себя стрелка. Тоненькая, худенькая и вечно спешащая.
Мир получился бесконечным, но в то же время строго ограниченным и необыкновенно замкнутым. Творец вложил Душу. Душа взглянула на мир счастливыми глазами.
Обернутый в пестрый плюшевый халат, он радостно выпорхнул на веранду деревянного домика в лесу, дрожащими руками поддерживая бесформенную чашку какао с молоком. В двух шагах от кресла-качалки замер, уставился на солнышко, забравшееся по высокой стремянке в воды бескрайнего перевернутого моря, сладко зажмурился и, что есть силы, чихнул снежной задорной вьюгой. Небо заволокло метелью.
Напиток, так бережно хранимый еще секунду назад, сейчас же расплескался миллиардами крупных бело-коричневых капелек в разные стороны. Мгновение, и, успев лишь коснуться лапками о деревянный пол веранды, стая крохотных коричневых птичек с белыми хохолками и белыми же полосками вдоль тельца взмыла вверх.
– Ну, вот, – с нескрываемым восторгом промолвил мужчина, – вторая чашка улетела! Не хватало, чтобы и пирог уполз!
Звуки из пространства пропали, и вьюга стихла.
«Чего-то в этом мире не хватает» – задумался он, но размышления без предупреждения прервали. В доме будто нарочно что-то тихо громыхнуло.
С небес хлынул дождь.
Стряхнув с халата добрый десяток божьих коровок, Творец быстрее света рванул на звук. Божьи коровки полетели на небо. Одна из них задержалась и прокричала своим тонким коровьим голоском:
– Мы за хлебом!
Творец впорхнул на кухню, по пути перепрыгнув через сонного енота. Еще минуту назад тут лежала старая вязаная шапка.
«Странно» – подумал он, и тут же вспомнил о пироге.
Яблочный творожник в форме идеального кубика гордо восседал на тарелке, задумчиво мотыляя своими яблочными лапками из стороны в сторону.
– Уже отрастил лапищи! – воскликнул мужчина, необыкновенно легко подхватил тарелку с бубнящим что-то себе под нос пирогом и швырнул в окно. Быстро эволюционирующий параллелепипед кубарем грохнулся в траву, но тотчас задорно присвистнул, шушукнул и почесал по зеленому лугу крохотным колючим ежиком.
Кинув вслед зверьку красное спелое яблоко, что лежало на подоконнике с начала времен – то бишь целую неделю, он затворил окно. Затем задумчиво поскреб бороду, сотворил мигающую лампочку над головой, после небольшой паузы щелкнул пальцами – лампочка превратилась в грушу и немедля плюхнулась в загодя раскрытую ладонь. Он с нескрываемым наслаждением хрумкнул спелым фруктом и вмиг облачился в строгий костюм с элегантной бабочкой, что как по команде принялась непринужденно хлопать крылышками в такт его дыханию. Золотые запонки на рукавах без разрешения начали пускать солнечных зайчиков по комнате. Прежде чем подглядывающее за творцом Солнце спряталось за рыдающей тучкой, на троих с запонками они сотворили десяток косоглазых ушастых беляков.
– А, ну, брысь! – он топнул ногой. Ушастые одновременно мяукнули и вереницей сиганули в окно. Самый маленький беспомощно топтался на месте – пришлось подсадить кроху. От божественного прикосновения малыш посерел, отрастил задние лапы и мускулистый хвост, и уже, как настоящий кенгуру – одним махом на два метра – скрылся за окном.
По крыше мелодично застучали горошины града.
Яркая комета прокатилась по небосводу жужжащей пчелой.
Мужчина нехотя отмахнулся от полосатого насекомого огрызком груши.
– Эй! Ты кто такой, зверь? Я тебя не создавал!
Пчела, направившая свое мохнатое тельце по одной ей известной траектории, моментально скрылась за окном. Не зря же там ароматами тысяч цветов дышит луг.
У входной двери раздались детские голоса.
«А что это еще такое?» – подумал было творец, но тут же осекся. Светлая мысль колыхнулась в голове крохотным маятником: «Новый вид? Что-то быстро они…»
С каждым мгновением, что он медлил, амплитуда колебаний маятника увеличивалась, а голоса на улице становились все звонче и радостней. Не в силах сдерживать любопытство, он в комнатных тапочках да под строгий костюм выскочил из дома, очутившись аккурат посреди длинной асфальтированной дороги.
Бетонные и сплошь стеклянные высотки обрамляли эту разлинованную белыми линиями бесконечную полосу по краям. В паре метров от Творца, весело гомоня, обосновалась стайка ему подобных существ, вооруженная цветными мелками.
«Какие-то они маленькие. Недозревшие что ли?» – невольно подумал мужчина и тут же расхохотался от своих глупых мыслей.
Ребятня же суматошно топталась на дороге, жужжала, тарахтела, будто рой жучков и кузнечиков. По дороге без конца и края сновали чудные существа, в мутной дымке призраками летали кособокие домишки с редкими заборами, гигантские неповоротливые птицы неуклюже взмывали в воздух, протяжно хрюкая. Дети – как назвал он их про себя – создавали свой мир, свои деревья неправильных странных форм, своих многоногих животных, свои молочные реки и компотные озера, города для имбирных человечков.
Раскрыв рот от удивления, осторожно присел на лавочку, которая каким-то необыкновенным чудом появилась из воздуха, как только он подумал о ней.
Чудеса, что проплывали сейчас по воздуху, ничем не уступали чудесам, которые сделал Творец за прошлую неделю. Чересчур пушистые коты, необыкновенно смешные коровы вперемешку с бесхвостыми крокодилами и покосившимися замками проносились мимо него ураганом, волнуя трепетные крылышки бабочки на костюме.
Дети творили! И эти разноцветные мелки – те самые, что он вчера забыл на веранде – материализовали все, о чем смели помыслить маленькие создания в своих задорных фантазиях.
– Вот что я забыл! – стукнув себя по лбу, он растянулся в счастливой улыбке. – Дети! Создатели! Маленькие творцы!
Возможно, он произнес это слишком громко, отчего ребятня, шуршащая на пару с осенней листвой, разом поднялась с колен и хором прокричала: «Чего Вам, дядя?»
Детские слова вырвали из сладкой полудремы, засасывавшей внутрь, словно старое матерое болото. Молодой профессор биологии мумией застыл у окна, уставившись на детей-первоклашек, разрисовывавших двор колледжа цветными мелками. Как он оказался в таком положении – спиной к аудитории – для него вот уже несколько секунд оставалось загадкой. Ему причудилось необычное видение, а может и воспоминание, природу которого даже он – профессор, биолог, генетик со стажем – не мог себе объяснить, продолжая молчаливо таращиться на школьный двор. Видения и образы были настолько яркими и живыми, что мысль о галлюцинациях стала лидировать в гонке вариантов, обгоняя главную конкурентку – фантазию на половину корпуса.
– Профессор! Что с Вами? – раздалось с первой парты.
– Задумался, прошу прощения, – мужчина ловко развернулся от окна, обогнул свой рабочий стол, на ходу поправил бабочку и выжидательно замер у доски, обводя группу вопросительным взглядом.
– И кто расскажет нам о генетической памяти? – он подмигнул огненно-рыжей студентке, у которой способности к генетике проявились еще на подготовительных курсах. – Может Вы, Ева?
– С удовольствием! Позвольте мел?
Он и не заметил, что все это время нервно вертел в руках крохотный кусочек мела, найденный на автобусной остановке утром.
– Конечно, – он протянул мелок, уселся на свой стул и приглушенно хлопнул в ладоши. Белая взвесь роем подпрыгнула над столом и вместе со сквозняком ускользнула в открытое окно.
В висках у профессора застучали стальные молоточки.
Над головой загорелась стеклянная стоваттная лампочка.
Дунул ветерок, и лампочка со скоростью света обратилась в грушу. Оставшись без опоры, рухнула вниз. Профессор ловко поймал утянутый гравитацией фрукт и торопливо сунул в карман пиджака.
Эта особенность обнаружилась еще в детстве. Мысли и идеи непонятным образом материализовались в одинаковые жёлтые груши. Появление лампочки в момент серьезной умственной работы говорило об одном: появилась лампочка – созрела идея. Весь мир, окрестивший «Богом в пеленках» тогда еще крохотного карапуза, сейчас уже принюхался к чуду и оставил беднягу в покое. Тем более, наука никаких разумных ответов давать не собиралась. Ибо, не могла.
«Чудо» – твердили все.
«Мелок» – подумал мужчина и, что есть силы, зажмурился. Видимо, это прикосновение к нему вызвало такую ярую бурю незнакомых образов и картин. А быть может, эти видения всего лишь старые воспоминания, затертая поколениями генетическая память, которая случайным непостижимым образом очутилась в его голове этим утром?
Ответов, к сожалению, не было заготовлено.
Профессор достал из кармана часы на золотой цепочке. Секундная стрелка суматошно носилась по кругу. Ребятня в аудитории возбужденно затарахтела. Профессор снова зажмурился и спустя пару секунд широко открыл глаза, уверовав, что мужчина с живым пирогом – совсем не фантазия сходящего с ума учителя. Груша в кармане подтверждала эту идею.
Необыкновенно сильно захотелось яблочного пирога с какао.
– До следующего урока, дети, – громко произнес он. – Ева, спасибо за прекрасный доклад!
А затем запустил руку в карман и протянул грушу раскрасневшейся от похвалы девушке.
– Это вам, Ева.
Она взяла плод. Надкусила.
7. Необратимые последствия экзотических способов лечения
Эйм открыл глаза.
— Очнулся, Америго? – участливо поинтересовался вождь ирокезов всё тем же рычащим голосом.
— Моё имя?! Но как…
— Бредил ты в беспамятстве, вот и знаю.
Протерев глаза, Эйм сел на лежанке, потряс головой, отгоняя табачные грёзы. На этом история бы и завершилась, если б путешественник, встав, не заметил кое-что боковым зрением. Вернее, кое-кого: на лежанке в окружении знакомого горьковато-сладкого дыма возлежал… он. Смежив веки, мореплаватель спал.
«Весь мир – рассказ, а люди в нём – герои», — подумалось капитану.
Эйм тронул себя за плечо, однако не смог пробудить от крепкого сна. Тогда, безразлично пожав плечами, Веспуччи вышел из вигвама.
И вот тут рассказ закончился.
Или это было только начало? Что ж, коли так, начало уже совсем другой истории.
(Осень 2013 года)
Имя для Люси
…ВЫОМУЩШМОУЩМУЩШОМЩКШОУЗЩВЫКМСССССССССССССША ни шиша – не надо, не надо обвинять, обвинять США, при всём желании, неправильно, неправильно именовать нашим главным врагом. Вот вы наверняка помните вышедшую недавно странную книгу, роман, если можно так сказать, с непонятным, на первый взгляд, названием «Drug this blood river out there!». Этот шедевр, и не только шедевр, а ещё и бестселлер, проданный миллионными тиражами в нескольких странах, написал автор не менее странный, чем его текст. Название – соответствующее. На деле же всё становится ясно из контекста, едва вы раскрываете книгу. Если повествование о торчках, то и титул должен вызывать острое желание заторчать. Правда, речь о метафорическом желании. Для настоящего писателя – считает тот писатель – важно не столько эпатировать, сколько сознательно вдалбливать в голову читателя необходимые ему же, писателю, факты. Вот и название выбрано не с бухты-барахты. Застрявший в атмосфере семидесятых, но ни разу её не видевший, не пропитавшийся ей, однако её почувствовавший, взрослый лохматый, носящий очки мужчина, с секущимися, отдающими в рыжину волосами, чёткий представитель типажа «неформал» с неортодоксальным отклонением в сторону прикладной философии и житейской психологии, этакий вот субъект, создавая русскоязычную версию собственного суперхита, перевёл шесть несочетаемых, абсолютно, казалось бы, бессмысленных слов следующим образом: «Отнаркуй этот кровавый транспорт куда подальше!» И, поскольку речь – мы помним – ведётся о наркошах, дальше можно не объяснять. Сложная, немного безумная и, вероятно, лишь отчасти творческая словесная игра предельно образна…
Издательства, естественно, 400 стр. шрифта Times New Roman 12 кегля восприняли в штыки. Точнее, их содержание. Встали на дыбы – разом, в едином порыве, словно защищающие родной город отважные воины… или столпившиеся на узкой горной тропинке, где-то в Средней Азии, архары. Печатная солидарность возымела бы эффект, серьёзный-пресерьёзный – если бы автору было не наплевать. Что он и продемонстрировал: смачно выстрелил слюной под ноги уже второму (!) человеку, отказывающемуся публиковать контркультурную эпопею в 102 главах, даже по частям, - выстрелил в основном потому, что мокрота из-за болезни отходила, - развернулся и вышел вон.
Те восприняли поступок по-своему. Они ждали – и дождались: наконец появилась возможность встать на пути у кого-то значимого… а то ведь скучно каждый день бодаться рогами с себе подобными.
Автор вернулся домой, швырнул отпечатанную рукопись куда попал – а угодил в настольную лампу, вот незадача! ещё и разбил! – рухнул скошенным кукурузным стеблём (в кресло) и нашёл вену. Насчёт продолжения догадаться нетрудно. Жаль, пневмония: как бы осложнения не вышло…
…Второй строил из себя музыканта. Что смешного?! У него и музыкальная школа за плечами, и в консерваторию экзамены сдал, да потом в армию загремел – не спасли преподаватели. Зря – не зря, а после службы он изменился. Говнистость – из-за которой его и сдал «сапогам» один толстый олух-препод – никуда не делась. Хотя нет, правильнее – увеличилась. Раздулась соответственно природному качеству эго, что стремится расти и расти, и расти, и расти, и расти… Знаете ужастики про жутких монстров-гигантов, питающихся страхом/энергией/кровью/людьми, чтобы раздаться ввысь и вширь, до неимоверных размеров? Неизвестно для чего. С эго та же фигня: штука сильная, но заставляет не делом – мурой заниматься. Питаешь её (штуку), питаешь, а на выходе – шлак. Или боль. Или безысходность. Нередко и три по цене одного.
Гитару второй покупать не стал, потому что играл на барабанах. «Стильно, модно, молодёжно». Придумал пару вещиц – неорэп или что-то вроде, - записал в домашней студии шибанутого дружка, с которым в казарме познакомился и на пару от «дедов» спасался, и вывесил инет.
>10000 скачиваний в первый же день.
Во второй звонок от владельца небольшого, но активно развивающегося лейбла.
На третий – удачное прослушивание.
И уже на четвёртый попойка; далеко не девственная по счёту, тогда как по качеству явно авангардная = смелая + оригинальная… Утро. Будильник. Рекорд-компания в лице своего начальства ждёт. Нагло бьющий в окна свет режет глаза мачете. Проделывать такое неудобно, поэтому глазные яблоки, наверное, вынули. Лезвие пропитано ядом кураре, солнечные лучи – тоже чем-то заражены. Мозг выжигают вопросы: кто эти валяющиеся без сознания или блюющие люди вокруг? что за непривлекательная незнакомая девка называет меня любимым? какого я тут делаю?.. Однако не время для философских размышлений, пока – не время. А значит, наплевать на кураре, наплевать на излучение карлика, наплевать на людей – впрочем, тут-то не привыкать, - и вместо риторических измышлизмов грязный стакан тёплой водки, чья-то зубная щётка с горой твоего «Колгейта» на «умной щетине» и помятая, но, по крайней мере, виденная раньше одежда. В чём же оригинальность? Да записываться пора – а ты релаксируешь по полной…
…и вдруг умудряешься вызвать снисходительную, слегка сочувственную, почти отцовскую улыбку твоего благодетеля от шоу-бизнеса. Описываю: владелец лейбла с непроизносимым названием, похожим на то, книжное, только без наркотических аллюзий, водворяет тебя в тесную комнатку – неизвестно откуда взявшийся, сидящий за пультом и за стеклом звукорежиссёр наговаривает в микрофон слова, размывающиеся в не до конца протрезвевшем сознании второго прежде, чем владелец (теперь уже сознания) ухватит суть за хвост, - и, тем не менее, музыкант записывает партию отменно. Шарашит по барабанам с удалью Яна Пейса, помноженной на удаль Джона Бонэма и с добавлением чёрт знает каких навыков чёрт знает кого другого. Бизнесмен в восхищении! Звукорежиссёр в восхищении! Королева в восхищении! А второй, оттарабанив десятиминутное, без сомнения, гениальное соло, выпускает из рук деревянные палочки и, выматерившись, падает, обессиленный… …Скоро, очень скоро свежезаписанный трек войдёт на дебютный альбом «Второй. Первое пришествие» и станет на диске заглавной вещью. Успех ожидается кошмарный, в смысле, пугающе-громкий. Оно и случится. Несмотря на матерную реплику, сымпровизированную ударником перед отключкой и оставленную в качестве вступления к «открывашке»… да что значит «несмотря»?! Благодаря! Благодаря ей!
Что дальше? Попойка. Опять. Снова. Вновь. Ещё. Ещё и ещё, и ещё, и ещё… Но покровитель-бизнесмен всё равно не рассчитывает на второго. Группы у запойного бедолаги нет, а диску нужно время, чтобы, точно свежий зелёный росток сквозь засохшую асфальтовую реку, пробить себе путь в закостенелые умы слушателей. Сравнение с элементом истинной Природы чисто для виду, для понтов – придумавший «красивость» рекламщик сознавал, что делает, потому и будет по-прежнему немало зарабатывать в течение достаточно долгого, перманентно наступающего будущего…
Ну, и на троих, как водится. А куда без этого? Кто? А кто, по-вашему, с вами беседы беседует!..
Судьба или что иное… короче, нечто свело-таки первого и второго вместе. Оба испорченные, оба «звёзды», крутятся рядом, просто первый – неудачник, а второй – наоборот. Кажется. Встретиться – дело времени. Небольшой подгон событий, использование общего пристрастия (к неправильному образу жизни) – моё участие.
Знакомство произошло в баре. Перекинулись парой слов. Вроде приятный собутыльник. На деле: родственная душа!
- Колешься?
- Пью!
- Да без разницы.
- Брат!..
Я подкидываю идею насчёт квартирки. У второго оказался ключ – он однокомнатный клоповник снимал; у первого нашлись нужные вещи, о чём ниже; я не вмешиваюсь – присутствую, но в стороне… наблюдаю… и подбрасываю идейки.
- Ну чё, давай вштыримся?
- Хотели же песню записать. Ты – текст, я – музыку, и понеслась…
- Да помню, помню. Но без допинга я сам не свой.
- Ломка?
- Пока нет, а доводить до неё неохота.
- Я не ширялся.
- Никогда?
- Травку курил.
- Пф-ф! Всё равно что сигарету с ментолом и без никотина!
- Знаю… Не моя вина: компании подходящей не попадалось.
- Отыскалась же?
- Резонно.
- Логично!
- И это тоже…
Я встреваю в их милый диалог и напоминаю пай-мальчикам, что наиболее интересное происходит, когда превращаешься в плохиша. Они, скажем так, вкурили с полуслова.
- Ты что любишь?
- Многое пробовал: героин, кокаин, экстази, опиум, морфин, амфетамины, аскорбиновую кислоту…
- Прям в таком порядке?
- В обратном. Да не суть.
- А что, с аскорбинок прёт?
- Зависит от количества.
- Ты хоть выбрал, чем праздновать будем?
- Многовато вопросов.
Я соглашаюсь с первым. И подкидываю главную на сегодня идею.
- О, точно!
- Да нет, бред!
- А вдруг?
- А?..
Я объясняю, что героин и кокаин – скучно, обыденно; остальное – для детей; про аскорбинки лучше же вообще не вспоминать.
- Чё? Чё ты говоришь?
- Я?
Я ничего не говорю. Они догадываются сами.
- Как, ты сказал, называется?
- Нарк. Один безвестный писака о нём рассказал.
- В произведении?
- А где же ещё? Кто сейчас пишет тексты ради художественных образов и прочей ерунды?! Все требует секс, наркотики и рок-н-ролл!
- И побольше, побольше!
- Ха-ха-ха! Ага!
- А как же сверхзадачи?
- Это и есть сверхзадача – написать дерьмо о дерьме и впарить его уйме народу под видом конфетки.
Они были готовы, но медлят. Я поторапливаю их.
- Но его же не существует.
- Нарка?
- Угу. Может, хлопнем?
- Чего ты хлопать собрался?
- Виски? Или водку? Или пиво? Или джин? Или текилу? Или…
- Хватит. Если план удастся, это будет как крутые «колёса» плюс отменное бухалово.
Тот не понял, что за план, и его друган объяснил – опять же мою idea.
- Смесь то ли герыча, то ли кокса с водкой класса люкс… какое там, альфа!
- Но где мы возьмём ингредиенты? Плутониане пока Землю не захватывали… к сожалению?
- Не ссы в компот! Придумаем чё-нить…
- Мысль!
А вот это уже я. В конце концов, они научились действовать без меня.
- Его же добывают из выделений пришельцев?
- Ну?
- Читал я статью – там описывается крутой наркотик, получаемый из жидкости скунса!
- Она воняет!..
- Освежим: и воздух, и жидкость.
- А пульверизатор?.. Хотя постой… вынем из шприца иглу!
- И «скрестим» шприцик с сифоном!
- Это как?
- Смотри.
Быстро нашлись бумага и ручка, не менее стремительно появился на листе неровный, что неважно, так как для обоих до нужной степени информативный чертёж. Учились в школе и вузе хорошо. Образование!..
- Потребуется пара дней точно.
- А мы куда-то торопимся?
- После ожидания ещё прикольнее будет!
- Но… где взять скунса?
Скунса второй приволок из зоопарка: забашлял сторожу, и тот втихаря, ночью, открыв калитку, вручил зловонного зверька щедрому, «настоящему мужику», не жалеющему денег для старшего поколения. А сторож ведь воевал! А ему ведь здоровье поправить надо!.. Второй не слушал. Сунул вырывающегося, изворачивающегося, скалящего зубы, пытающегося кусать скунса за пазуху – и смылся.
В метро бы «настоящий мужик» натерпелся – тем лучше, что развелось автомобилистов в городе: второй был из их числа.
После крайне непростой, длительной процедуры по собиранию пахучей скунсовой жидкости они молча, будто мысленно отряхиваясь от продолжительных матерных экзерсисов в адрес животного, сели в единственной комнате. Недовольный чёрно-белый бегал из угла в угол, таращился на пустые книжные полки. Когда же началось действо, забился под кровать.
Первый вытащил штуковину, странную, как его роман, - смесь из шприца без иглы, части от сифона, разноцветных верёвок (не набралось нужного количества одинакового колора), прочих бытовых предметов-деталей и чего-то неописуемого, как музыка второго.
- А вдруг враньё?
- А вдруг не подействует?
Я убеждаю: подействует.
- Это же всего лишь скунс…
- Но тот авторишка мог читать статью того наркоманишки!
- И создал рассказ по мотивам?
- Они постоянно крадут! Не признаются в этом, а тем временем…
- Не продолжай – ты прав.
- Тогда…
Второй первым вставил в ухо кончик самодельного мутанта-впрыскивателя и, образно выражаясь, надавил на «Пуск»; первый вторым совершил эти же нехитрые действия. Странная жидкость странно разлилась по уху, потекла в голову… к мозгу… ближе, ближе… ближе… отворила калитку… и мыслью резко скользнула внутрь!..
Ну а затем оба переживали самые… настоящие… мгновения своей жизни.
Так им думалось. Так им желалось.
Мечталось.
Комната медленно двинулась, поплыла – картинкой в поворачиваемой оператором камере… вертеть в надежде на эффектное появление финальных титров, перечня «звёзд», который ползёт вверх, лишь вверх, вверх и никуда больше, сопровождаемый хитовой музыкой.
Автор текста – второй.
Автор музыки – первый.
А вдруг – наоборот?
Они сидят в огромных, нереально удобных креслах, обнимают за талию макаронообразных полуголых девиц, что просто так не встречаются в обыденном мире, и слава-деньги-влияние, несуществующие – не существующие в принципе и в истинной жизни в частности, - окружают их со всех сторон, прибывая, прибывая, прибывая… замыкаясь, зацикливаясь… перекрывая – вход и выход… и, обещая безграничные радость, счастье, сжимают нерушимое кольцо квазитворческого всевластия… чтобы в конце…
…в конце…
…чтобы в конце вы узнали о странном следствии, о кошмаре столь эмоционального финала, ведь текст закончится, а изменённое им сознание останется, и вы не прочтёте моего подлинного имени, имени рассказчика, имени, воспетого и проклятого многими, многими до безумия, лаконичного до безумия, сконцентрированного в трёх буквах, но при этом что ты делаешь, не смей, не мешай мне, вы не можете бороться, вы не можете, вы не авторы, ты не автор, не сметь, не сметь, не сметь ЛСДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДФУЗШЫВАОРЩШУФТМЩ УТФЫЩМКФЩМУЦШЩСЙТ…
Муз. и сл.: Дж. Леннон, П. Маккартни, Г. Неделько
(Июнь 2013)
Делайте ставки!
(рассказ-сказка)
Ложь сладко потянулась и поудобнее устроилась на ветке дерева. Дул приятный июльский ветер, свежий и не холодный, обманчивый: недостаточно сильный для того, чтобы спрятать её, ложь, от миллиардов и миллиардов потенциальных ушей всех живых существ, но и не настолько слабый, чтобы её не слышали ясно, отчётливо… С таким ветром она могла пробраться в любые уши.
Неправду говорят, будто бы ложь не имеет отношения к животным. Ложь и борьба с ней – сила, управляющая Вселенной. Ложь, поскольку была ложью, хорошо знала правду.
Ложь размечталась. Вот бы слететь с ветки, всосать в себя весь ветер со всей его силой, набухнуть, объять собой Земной шар, подчинить его своей воле, набраться энергии ото всех тех, кому не повезло жить на планете, - и устремиться дальше, в космос, чтобы…
Но ложь понимала, что такого никогда не случится. Ложь, поскольку была ложью, знала и неправду.
Но ведь люди-то способны заблуждаться даже на этот счёт…
И только тёплая волна самолюбования и самопоклонения обволокла её, как чей-то приглушённый и заторможенный голос раздался над самым её нематериальным ухом:
- Эээ. Не помешаю… а?
Ложь обернулась и увидела сидящую рядом глупость. Эта встреча не доставила лжи удовольствия.
- Нет, конечно, всегда тебе рада, - привычно соврала ложь; краснеть она никогда не умела.
- Знаешь… ммм… эээ… знаешь?
- Знаю, - снова обманула ложь.
- А я нет, - быстро сказала глупость и отрывисто, дисгармонично загыгыкала.
Ложь почувствовала себя неуютно. Сидеть рядом с глупостью, которая врала не ради высокого искусства, а по природной и достойной величайшего сожаления глупости, было очень, очень противно.
«Ладно, у каждого свои недостатки, надо с ними мириться», – подумала ложь – себе она тоже не любила признаваться в правде. Особенно себе. Хоть и хорошо, как известно, правду знала.
- Докажь, я умная? – ни с того ни с сего ляпнула глупость.
- Нет, это я дура, - в тон ей ответила ложь.
- Гы-гы-гы. Гы-гы?
- Гы.
- Гы... Эээ…
Глупость умолкла, исчерпав на время темы разговора. Она стала прислушиваться к Окружающему – вдруг оно подскажет что-то, чему можно безоговорочно поверить и что можно выдать за своё. Окружающее молчало, занятое более важными делами, чем глупость. Его было слишком много, чтобы оно ещё тратило себя на всяких глупостей.
- Я тебе… того… не надоела? – глупость была в ударе.
- Разве ты можешь надоесть? – умно и уклончиво ответила ложь.
- Нуу… ээ… конечно… нет! – почти выкрикнула радостная глупость.
- Ну вот, видишь…
- Что?
Лжи захотелось оказаться в другом месте.
«Какой ужас, - подумала она. – Я всегда была сама себе кумиром и считала, что хуже меня лжи быть не может. Но враньё глупости, глупое враньё… даже мне от него становится не по себе. Вот бы она улетела туда, откуда явилась, и поскорее».
- О… смотри… Это…
- Что ты говоришь?
- Этот… ну… идёт к нам…
- Этот?
- Ну, эта… живая. Не такая, как мы.
- Женщина?
- Да не, летит!
- Ты сказала, идёт.
- Ну, по воздуху в смысле… Летит. Вот.
Ложь повернула голову.
- Сорока?
- Всем прривет! – поздоровалась сорока.
- Привет, сорока.
- Ээ, привет.
«Ещё один весёлый компаньон», - грустно и лживо подумала ложь, но на этот раз неправда была оправданной – ведь за иронию редко кого упрекают. Ирония свойственна жизни, какой смысл упрекать жизнь в том, что она жизнь?
- Присаживайся, - ложь указала рукой на свободное место.
- Я уже, - сказала ворона.
- А тебя разве приглашали?
- Конечно. Я всегда прриглашена.
- Тебе это кто-то передал?
- Зачем мне передавать – я сама прринесу всё, что мне надо. На хвосте.
- Ты молодец, - без какого-либо сарказма заметила ложь, и сейчас ей, родившейся одновременно с умением врать, действие это не доставило никакого удовольствия.
- Эээ.
- Прошу вас.
- Ээ… только после вас, - сострила глупость и вдруг почувствовала себя неуютно – шутка на сей раз скорее удалась, а всё умное глупость смущало и казалось ей ужасно глупым.
Сорока презрительно каркнула, но глупость её не поняла, а ложь сделала вид, что ничего не услышала. Решив покрасоваться, сорока перелетела на соседнюю ветку, где уселась напротив лжи и глупости – создавался эффект трибуны: знаменитый оратор сорока произносит свои пламенные речи перед преданными слушателями.
- Слышали последнюю новость? – противно каркнула знаменитый оратор.
- Какую? – уточнила ложь.
- Эээ.
- В мирре все живут счастливо, прросто не подозрревают об этом. Вот так!
- Это кто тебе сказал? – поинтересовалась ложь. – Я не говорила.
- Я же объясняю, мне никто ничего может и не говоррить…
«…я сама всё придумываю и приношу, - мысленно закончила за сороку ложь. – Это что же получается: ложь глупости достойна сожаления из-за глупости, а глупая сорокина ложь, её сплетни и слухи, которые она распускает, будучи совсем не глупой, вызывает омерзение?»
Ложь подумала, что слишком частые размышления на эту тему заставят её возненавидеть саму себя, и решила порассуждать о чём-нибудь другом.
Сорока тихонько – чтобы никто не заметил – помахивала хвостиком, распространяя аромат своей бессмысленной, не обосновываемой даже глупостью лжи по свету, пользуясь безотказностью парящего тут и там летнего ветра.
«Чёрт знает как занесло меня сюда, а теперь уже не выбраться…», - ложь потянуло на пространные философские рассуждения, и это было самым ясным сигналом призадуматься: может, действительно что-то не так?
Но сегодня найти решение было не суждено.
- Какая тёплая компания. Как я рад всех вас видеть. Моя милая глупость… моя лучшая подружка сорока… о, ложь, дорогая, как давно я тебя не видел. Здравствуйте, дамы, поклон вам.
«Чёрт! Только тебя здесь и не хватало. Сук обломится, а мне рано становиться героиней анекдота», - зло подумала ложь, но произнесла совсем другое:
- Привёт, чёртик, как поживаешь? Дай чмокну тебя, что ли, в щёчку. Так давно не виделись. Как ты? Выглядишь превосходно!
«Урод уродом», - не унимались мысли.
- Ты всё такая же веселушка и шалунья, моя маленькая ненаглядная ложь. – Слова чёрта звучали елейно и лицемерно, но при этом – искренне, и ложь подумала, что это, наверное, наихудшая разновидность обмана.
- Да и ты не отстаёшь, рогатый ты мой.
«Кем-то оброгаченный. Когда же ты заткнёшься, и я от тебя, а заодно и ото всех прочих отдохну?»
«На том свете отдохнёшь», - лукаво подумал чёрт и подмигнул лжи.
Ложь не смутилась. Она знала об этой его особенности, но в обществе правдой было не то, что думалось, а то, что сказывалось. Условности в коллективе намного важнее здравых рассуждений.
«И безопаснее, кстати говоря», – мысленно заметил чёрт и опять заговорил вслух:
- О чём беседуете?
- Да вот, только что тебя вспоминали. 100 лет проживёшь.
- Эээ. Или больше, - добавила молчунья глупость.
«Это точно», - мысленно согласились ложь и чёрт, переглянулись, но как всегда ничего друг другу не сказали.
- А где же ваши подружки лицемерие и трусость? Я по ним соскучился.
- Какая… ээзелёная листва.
- Ээпрравда.
Беседа зашла в тупик.
Ложь выглядела потерянной.
Однако никто, естественно, не замечал ни того, ни другого. Обычное дело…
- Ладно, я, пожалуй… - ложь привстала и приготовилась взлететь, но что-то её остановило. – Эй, что это?
Её собеседники, кто пытливо, кто любопытно, кто бездумно, уставились на приближавшуюся к дереву чёрную точку.
- Бу-бу-бу, - сказала точка.- Бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу.
- Это… - промолвила ложь.
- ...И это сюда, - с этими словами точка, превращаясь из чёрной в разноцветную и из точки – в овал, слегка сместилась в сторону и что-то выпростала из себя.
- Ээто…
- Так… не то… фоне дерева… почему бы… передвинуть… камеру… - Точка неумолимо наращивала гуманоидность.
- Это журрналист! – громко вскаркнула сорока, но чёрт тут же зажал ей клюв.
Ух. Кажется, её не услышали.
Ложь с ужасом смотрела на человеческую фигуру и понимала всю свою бессмысленность. Даже если она исчезнет из Мира, останется ОН…
- Сиди тише, может, не заметят, - шепнул чёрт сороке.
- Раньфе не зафефяли, - ответила та сквозь фиксировавшую ей клюв чёртову руку.
- Рядом с ложью всегда надо быть начеку.
Ложь насторожилась, но внезапно с изумлением поняла: имели в виду не её.
Неужели она – ненастоящая? И все те, кто сидят рядом и лгут, каждый по-разному и все лучше друг друга, - тоже? Неужели настоящая Ложь – иного рода?
- О-ё-ёй…
- Эээ. Мама.
- Ррвём когти!
«Так вот почему я ненавижу и боюсь их столь сильно! А я-то ломала голову. Так вот почему…»
«Эй, ложь, кончай философствовать, бежим отсюда на счёт “три”».
«Посидим тихо, - мысленно отмахнулась ложь, - может, нас и не заметят».
«Ты не понимаешь: там не один – там два журналиста», - голос чёрта, даже мысленный, был чересчур вкрадчивый и тихий.
Ложь напряглась. Она боялась услышать продолжение.
«И они снимают репортаж! Представляешь, что будет, если мы попадём в кадр? Как они всё извратят! Выставят нас уродами, чудовищами!..»
В один миг ложь, глупость, сорока и чёрт сорвались с места.
Запахло сенсацией, и журналисты, со всяческим оборудованием наизготовку, это почувствовали. Сработал один из древнейших рефлексов. Журналисты вскинули головы и стали высматривать свою цель – ложь…
Если повезёт, они не заметят четырёх старых друзей. Если повезёт, они соврут насчёт чего-нибудь менее важного.
Делайте ставки, господа!
Но помните: зрение развивается быстрее разума.
(2004)
Осколок 1-2. Скеллеттино и овощной суп
- Пошевеливайся, бесовское отродье! - Погонялка ткнулась в спину Скеллеттино, больно уколов между лопаток.
У человечка появилось желание резко обернуться и показать ненавистному стражнику, что он выучил за пять лет, проведённых в средней школе для магов-боксеров. Однако делать это было запрещено: в Государстве всем заправляло лишь бездумное повиновение, а любой ослушавшийся и решивший пойти против правил и традиций непременно отправлялся в Яму. Яма располагалась на самом краю земли: она была такой глубокой, что при взгляде вниз кружилась голова. Конечно, сам Скеллеттино Яму не видел: увидеть её можно было лишь раз, увидеть - и не вернуться. Но всё же ходили невероятные рассказы о том, что внутри дыры стоит грандиозная то ли соковыжималка, то ли тёрка, то ли невообразимое в своей кошмарности и нелепости устройство, сочетающее в себе и то, и другое. И все провинившиеся медленно превращались там в...
Скеллеттино хотел было вздрогнуть от ужаса, но этому помешала погонялка стражника, вновь врезавшаяся человечку в спину.
- Уй! - Скеллеттино не выдержал и оглянулся назад. - Вишенка, я, конечно, понимаю, настало великое событие, Праздничный Банкет, но зачем же людей уродовать ради эт...
- Молчи, о несчастный! - провозгласила та, которую называли Вишенкой.
Вот уж кто и без всяких погонялок был уродом, так это она: две головы, соединённые тошнотворным каналом, по которому, как поговаривали, мозги Вишенки перетекали из одной черепной коробки в другую, такое тощее тельце, словно бы его обладательница уже раза два-три побывала в Яме, очки...
Скеллеттино передёрнуло, но он не подал виду: ещё объявят его разжигателем межвидовой розни - все правила во время Праздничного Банкета сильно ужесточались. А всё было связано с тем, что простой рабочий люд, дело которого - своим нечеловеческим трудом обеспечивать правительству счастливую жизнь, так и порывался залезть своими немытыми физиономия и грязными до отвращения телами в Первое - или, как ещё его называли, Замечательный Суп. И это при том, что их кормили не меньше, чем по два раза в неделю! К тому же глупые крестьяне не знали, что этим Супом нельзя наесться, ведь он готовится совсем не для этого... Чтобы кое-как сдерживать глубых работяг в узде, и существовали Ужесточённые Правила.
- Что значит, молчи? Правила правилами - я против них ничего не имею, - тут же добавил Скеллеттино, чтобы не вышло никакого недопонимания. Здесь оговорки очень дёшево стоят: что такое для правительства очередная рабоче-крестьянская жизнь? - Но ты же своей погонялкой можешь лишить государство ценного помощника, благодаря которому наши повелители живут ещё лучше! - Куда уж лучше, хмыкнул про себя Скеллеттино.
- Ух! - пригрозила погонялкой Вишенка, которая всегда не любила Скеллетино. Ещё с ранних классов.
Она была по натуре девушка злобная и с хорошей памятью, а Скеллеттино как-то раз не дал ей списать контрольную по Кулинарии. Ну ничего, теперь, если повезёт, он проверит ошибки в своей контрольной на личном опыте. Несчастный двоешник! Он даже ни слова не мог сказать о правильной жарке лука!..
Скеллеттино пригладил свои модные, стоящие торчком зелёные волосы. Зато ей никогда не обзавестись такой великолепной причёской! Такие причёски делает только специальный стилист: Адский Труд называется. Пусть так и ходит со своим одиноким лавровым листиком...
Скеллеттино ухмыльнулся, за что снова получил между лопаток. Но, мысленно плюнув на Вишенку и ей подобных, продолжил своё дело: эту двухголовую всё равно никак не переубедить, а Празднечный банкет скоро закончится. И если он будет много и хорошо работать, его, может, наградят Напутственным Словом - самой большой наградой для рабоче-крестьянина!
Погрузившись в свои сладкие мысли, Скеллеттино снова налёг на тележку с овощами - бывшими бездомными, которым для удобства транспортировки на Кухню сделали усекновение членов.
- Тыквы на тебя нет! Вот уж этот зверь научил бы тебя думать своей бесцветной головой!
Тыква - легенда среди стражников! Изверг из извергов! Не было в Государстве того, кто не знал бы о его Домике Для Гостей, куда Тыква приглашал самых достойных и вёл с ними беседы. А когда беседа заканчивалась, больше гостя никто не видел - и не хотел видеть - по крайней мере, в том состоянии, в котором он сейчас пребывал.
Впереди замаячила Кастрюля, извергавшая в небо столбы смертельного пара. Когда его отца Скеллоттоджо... или Скеллеттонио?.. Прошло так много времени - Скеллеттино забыл даже это. Так вот, его отца попросили Ассистировать на Кухне... Он никогда не забудет тот вопль. И всё для чего? Чтобы Синьор Помидор, их правитель и злейший колдун в истории, мог пополнить запасы своей маны.
Скеллеттонио в ярости сжал кулаки.
Вдруг впереди показались две кареты - жёлтого и красного цвета, запряжённые крестьянами. Погонщик немилосердно хлестал "скакунов", отвечая на их слабые стенания, что овса им давали давече утром.
Двери карет отворились, и из них одновременно вывалились две толстые фигуры: Синьор Помидор и Лимон - его давний наставник, тот, кто на самом деле заправлял всем вокруг.
Вишенка, обозлившись сильнее обычного, истыкала, наверное, всю спину Скеллеттино, но тот даже не шелохнулся. Человечек стоял как вкопанный.
Наконец, послав этого панка с его параличом к завхозу Хрену, Вишенка в гневе бросила погонялку на пол и пошла жаловаться.
А Скеллеттино стоял: его посетило видение! И не простое видение, а такое, которое видит каждый забитый чуть ли не до смерти жизнью герой перед тем, как его судьба резко изменяется. Видение было так реалистично, что на секунду Скеллеттино показалось, будто всё им увиденное уже давно случилось. Скеллеттино ощутил внутри себя неясную Силу; она скапливалась там годами, но пока не могла найти выхода. И вот он узнал, что она есть! Он не обычный крестьянин, один из тех, чьё предназначение - Садоводство и Вкусная Еда. Он был особенным. Он был Избранным. Но кем он был избран?
Скеллеттино вспомнил своё видение: Синьор Помидор, захлёбываясь собственным криком, падает в Первое. Лимон в Яме превращается в Лимонад. Народ ликует... Были и другие образы, но менее чёткие.
- Эй, Скеллеттино, что за дела!
Голос вывел человечка из оцепенения.
Он обернулся - и увидел вместо своего мира другой, где гигантские медлительные существа с розовой кожей аккуратно собирают их, овощи, с грядок, потом моют под струёй прохладной воды, с любовью нарезают и красиво выкладывают на тарелке. А рядом лежат Кетчуп, Горчица, Соль!.. И Скеллеттино так захотелось туда, в этот мир, к этим большим, необычным, но добрым существам!..
Тогда-то у него впервые и появилось чувство, что весь мир - нереален.
- Эй, Скеллеттино, что за дела!
Голос вывел человечка из оцепенения.
Он обернулся - и увидел грозно выкатывавшую глаза Вишенку и жандарма-лимона, одного из приближенных Великого Наставника. Оба они, естественно, выглядели недовольными. Но не это сейчас так интересовало Скеллеттино. Он увидел майку жандарма. И это при том, что все жандармы всегда носили лишь свою клоунскую форму. А поверх формы этого жандарма была натянута майка. На которой крупными чёрными буквами значилось: "Следуй за цветной капустой".
Скеллеттино понял, что мир уже никогда не будет прежним.
- Ты что, сознание потерял от страха? Может, тебя по голове треснуть, чтобы ты очухался? - Жандарм вопросительно помахал алебардой.
Скеллеттино подавил вскипавшие в душе порывы и с улыбкой обратился к лимону:
- Да? В чём дело, начальник?
(2004)
Скеллеттино и Мультисок
- Да, начальник, в чём дело?
Эту фразу, которую Скеллеттино сказал неслышно подошедшему к нему полицейскому, и начало истории разделяло от силы полчаса, однако такие полчаса, что за них реальность успела удивиться, поменяться, распасться и собраться вновь, чтобы…
А вот тут многое зависело от Скеллеттино. Наверное. В любом случае, сперва надо всё выяснить.
Тощий, немного отдающий сушёным луком субъект внимательно и доброжелательно посмотрел на пузатого лимона в полицейской форме. Похлопал глазками, перевёл взор на некрасивую, плохо одетую Вишенку с двумя головами.
«Впрочем, - не согласился сам с собой Скеллеттино, - если ей добавить макияжа и над стилем поработать, то результат стал бы налицо. То есть, на лица. Ну, по крайней мере, она не пугала бы одинокого Тыкву по утрам или невыспавшихся, любящих заложить за воротник крестьян».
Скеллеттино тоже относился к рабоче-крестьянскому классу, трудился в поте лица, возил овощи в тележках, чтобы из них получался вкуснейший (вероятно – поскольку его никто из обычного люда не пробовал) Овощной Суп. Суп этот, источник энергии для принца Лимона и его верного друга и главного советника синьора Помидора, говорят, служил чем-то вроде реки маны, что одновременно, как Стикс, дарила забытье и, как нектар, будила невероятные возможности. Но Скеллеттино на подобные сказочки не покупался: он был реалистом.
- Что «да, начальник»? – строго и с некоторым сомнением, потому что не до конца понимал собеседника, поинтересовался коп.
- Обычная фраза, господин, - честно ответил Скеллеттино. – Извините, если в чём-то ошибся.
- Вишенка сообщила, что ты отлыниваешь от работы. – Полицейский приблизил к овальному лицу допрашиваемого своё круглое лицо. – Это верно?
Молодой крестьянин вмиг посерьёзнел.
- Никак нет. – И для убедительности он даже повертел головой. – Не верите – спросите у той же Вишенки.
Полицейский хмыкнул и вновь обернулся к двухголовой даме.
- Жду от вас ответа, мадам.
- Мадемуазель, - машинально поправила та. – Хотя неважно, неважно. Вы понимаете, интересная штука получается…
- Чуть конкретнее, пожалуйста, - не отступал коп.
«Сразу видно, профессионал», - успокоившись, понял Скеллеттино и, пока Вишенка отговаривалась придуманной на ходу причиной, вернулся к работе.
Стеблеволосый перевозил выращенные на грядки овощи и фрукты или те плоды, что уже устарели и были отданы на переработку. Первые колосились, подкармливались и воспитывались, чтобы стать независимыми, а затем, если получат соответствующий приказ, отправиться в Овощной Суп. Для контроля и регулировки флорного общества существовали различные структуры; все они были подведомственны нынешнему правительству.
Если верить слухам (а может, легендам, а может, правде), народ требовался деспотичным правителям лишь в качестве почти неиссякаемого источника энергии и развлечений. Версия, конечно, неприятная и грустная, однако Скеллеттино подозревал, что не всё так просто, что есть какой-то уровень «над». Названия же уровню он придумать не мог. Кто чинил препоны простому люду и использовал его? Кто манипулировал манипуляторами? И кто отдавал команды Главным? И ещё…
Хотя ладно, тут легко запутаться, а потому Скеллеттино предпочёл не баловаться лишний раз с открывшимся знанием, тем более что оно проще пареной репы могло оказаться ненастоящим.
Когда юный рабочий, вполголоса насвистывая медленную, умиротворяющую мелодию, проходил мимо Вишенки, та поманила его пальцем.
- Да?
- Освободишься – подойди.
- Хорошо. Надеюсь, не доставил тебе проблем? – уточнил всегда корректный Скеллеттино.
Вишенка задумалась: может, катала мозги из одной головы в другую, чтобы лучше мыслилось, хотя в отношении неё также ходило немало недоказанных сплетен.
- Нисколько. Никаких проблем.
Скеллеттино кивнул, подтверждая свои намерения, и покатил тележку дальше: до темноты, бессменной границы его рабочего дня, оставалось ещё довольно много времени…
…Овощи и фрукты для Супа отправились в большой контейнер, откуда на громоздком, пышущем выхлопами и издающем скрипы перевозчике – модель старая, но никем не отменённая – поедут на проверку, чистку, переработку и так далее. Умаявшись, Скеллеттино решил отдохнуть, но вдруг вспомнил о просьбе Вишенки. Хлопнув по коленкам и затянув ради разнообразия что-нибудь повеселее, хоть и негромко, чтоб надзорные не приставали, Лук, как его называли некоторые, зашагал к домику двуглавой знакомой.
Приземистое одноэтажное строение отличалось от прочих построек разве что меньшей скособоченностью. Основу составляли брёвна с досками, а дальше шли одни только доски; крышу, по просьбе Вишенки и с разрешения Лимона, сделали покатой формы. Вообще же крестьяне проживали в угловатых, очень похожих друг на друга домах, и разрешение выделиться, пускай и несильно, - великая привилегия для работников лопаты и граблей. Вишенка, например, заслужила её многочисленными знаниями и необычными способностями. Тыква же, напротив, возможностями не разбрасывался, отчего и оказался власти неугоден. А Скеллеттино выбрал иной путь, нечто среднее между двумя упомянутыми точками зрения: не светиться зазря, а если и светиться, то где надо и как надо, в смысле, не слишком сильно, заинтересовывая и оставляя простор для фантазии.
Соглядатаи выполняли важную, созидающую, положительную роль в Государстве, однако, чем дожидаться, пока родина попросит о помощи, лучше самому попытаться ей помочь. Конечно, обыкновенный житель ничего не смыслит в градоустройстве, да и не должен понимать его; задача горожанина – трудиться и общаться. Скеллеттино надеялся, что удачно с этим справляется, и всегда старался принести пользу любимой стране. Где родиться, не выбирают. Да и зачем выбирать: пусть жители живут, правители правят, а небо с землёй остаются на своих местах.
Однако нельзя не заметить, что недавнее видение – руки странных, непонятных, непривычных существ, аккуратно их, овощи, собирающих и моющих, и выкладывающих на стол, - всё это ненадолго смутило Скеллеттино. Зародилось что-то наподобие сомнения, которое он тотчас отбросил, но, раз уж Вишенка хочет с ним переговорить, не грех воспользоваться возможностью: глядишь, объяснит, что к чему.
«Тук-тук-тук», - отстучал кулачок по деревянной двери.
Скрип, и она отворилась. На пороге, в домашнем халате с нарисованными краской листочками (малиновые, клубничные, берёзовые, крапивные и ещё двадцати-тридцати сортов) стояла хмурая Вишенка.
- А, Скеллеттино, - бросила она - и скрылась на кухне, правда, бросив не оглядываясь: - Проходи.
Юноша пожал плечами, зашёл, затворил лёгкую дверцу, вновь огласив округу бодрым скрипом, и, ориентируясь на запах свежезаваренного чая, прошлёпал в кухню (ведь на нём были надеты характерные для большинства крестьян дешёвые шлёпанцы). Он не ошибся: хозяйка дома уже ждала его.
- Садись, - строго, почти что холодно предложила она.
«Нет, не предлагает, а требует…» - с изумлением подумал Скеллеттино, пытаясь вникнуть, что же он натворил.
Плохо работал? Но испокон веков все плохо работают – так уж заведено. Кому-то нагрубил? Не в его привычках. В чём-нибудь случайно ошибся? Сомнительно, иначе бы наказание последовало незамедлительно, а любому дураку известно, что если тебя не наказывают сразу, то не за что; значит, ты всё делаешь правильно, просто, может, непривычным методом.
«Ей что, моя методика разгрузки-погрузки не приглянулась?»
Скеллеттино озадаченно почесал макушку.
- Да садись, не ломай голову. – Вишенка ещё и улыбнулась: улыбка у неё была непривлекательная, но сам факт того, что более высокий чин оказывает ему расположение, поставил Скеллеттино в тупик.
Он пододвинул стул с обитым материей сидением, присел и немедленно получил от Вишенки вопрос в лоб, сопровождённый внимательным взглядом колких глаз:
- Что ты видел?
Теперь уже Скеллеттино опешил.
«Откуда ей известно?.. Да нет, ничего ей не известно. Её напрягло моё странное, задумчивое поведение на разгрузке, потому и “допрашивает”».
- Где видел? – спросил юноша-крестьянин.
- Не отлынивай! – проявила наконец подлинный характер девушка и стукнула сухоньким кулачком по столешнице.
Чашки с чаем подпрыгнули, янтарная вода с запахом мелиссы плеснулась в цилиндрических ёмкостях.
Скеллеттино извинился и прочистил пальцем ухо: «недовольный» стук вышел у Вишенки очень уж громким.
- Я чуть не оглох, Виш. Так о чём ты? Разве я что-нибудь видел?
- Во-первых, уменьшительно будешь меня называть, когда сама того попрошу. А во-вторых, вот я и спрашиваю! – едва ли не процедила недобрая знакомая.
- Да некогда мне по сторонам глазеть – надо работать. Сегодня вот овощи с фруктами перевозил, а ты на меня почему-то ругалась. Почему же? Я ведь неизменно хорошо тружусь, да? – Скеллеттино не хвалился – он на полном серьёзе интересовался.
- Да, - пробурчала Вишенка. – Всё понятно. Иди.
- Спасибо, - снова проявил изысканные манеры гость. – Сейчас, только чаю попью.
- Обойдёшься.
- А…
- Уходи, тебе сказали. И завтра на работу не опаздывай.
Скеллеттино безропотно поднялся из-за стола и, внезапно призадумавшись, выдал:
- Тяжёл, наверное, труд надсмотрщика.
Результат, пожалуй, тоже получился из ряда вон.
- Ты не представляешь, иногда жутко тяготит, - пожаловалась (!) Вишенка. – Впрочем, ладно.
- Ага, ладно.
И он, оставив погрустневшую соглядатая, которой, честно говоря, сердечно сочувствовал, вышел на прохладный воздух поздней весны.
А потом, мельком, вспышкой молнии, озарением напополам с неверием, впереди мелькнула чья-то заметная фигура, и, прежде чем бесшумно скрылась в напоённых темнотой высоких кустах, Скеллеттино увидел на этой фигуре футболку: вспыхнувший «по расписанию» фонарь помог.
«Следуй за Берёзовой Корой», - отпечаталось на сетчатке.
А после таинственный образ мигом пропал.
«Э-э-эм-м… Какая Берёзовая Кора? – силился вникнуть Скеллеттино. – Или Цветная Капуста, про которую на футболке полисмена было написано? Если это жители, то никогда раньше о них не слышал. Или… – Он поразмыслил с минуту. – А что если тот, кого я сейчас видел, и есть Цветная Капуста? Впотьмах да при столь скудном освещении не разглядишь хорошенько. Хм-м… Так что же, мне теперь ждать Берёзовую Кору? Или искать? Что вообще происходит?»
Разные догадки, одна другой смелее, всплывали в сознании, пока он брёл домой; на ходу он заодно прокручивал короткий диалог с Вишенкой, надеясь там найти ответ. Однако пока мир хоть и подмигивал ему, не спешил раскрывать секретов.
Ломать голову было бессмысленно. Посему Скеллеттино сбросил рабочие робы, переоделся в домашний сношенный костюм и попил тонизирующего чайку с лимончиком. Прочитав на сон грядущий пару глав «Книги приключений» (свежеотпечатанный экземпляр, с автографом, недавно подаренный гражданским автором Арбузом), труженик почвы и грядок завалился спать.
Сон не шёл, и Скеллеттино выпил разрешённую по такому случаю успокаивающую таблетку. Всего их насчитывалось несколько видов: оранжевые улучшали пищеварение, зелёные расслабляли мозг, фиолетовые – тело. Белые приводили в норму «уставшие» органы. Были ещё чёрные – для приятных снов, красные – для придания мускулам потерянной эластичности, серые – обычные успокоительные. Именно серую Скеллеттино и проглотил, запив водой из термоса, который он когда-то купил на случай, если придётся вставать ночью, а силы после трудовых подвигов оставят его.
Юный крестьянин опять закрыл глаза – и услышал голос. Скеллеттино распахнул веки и поискал взглядом источник звука. Кто говорил, понять сложно; одно ясно: источник голоса находился снаружи. Испытывая волнение перед неизъяснимым, Скеллеттино оделся и вышел в остужающую ночь.
Постояв какое-то время и не услышав повторного оклика, он уже совсем было собрался уходить, когда под фонарём, в том же самом месте, что и вчера, мелькнула плотная фигура в светлой одежде с поперечными полосками.
«Берёзовая Кора! – вспыхнуло в мозгу. А затем: - Нет, невозможно, просто я не выспался».
Он отмахнулся от видения, как отмахиваются от беспокойного сна, и направился обратно в дом. Только и этого совершить не удалось: зычный, в чём-то даже повелительный глас прокатился по округе, вспугнув ворон и заставив Скеллеттино содрогнуться при мысли, что о нарушении порядка станет известно высоким чинам.
- Эй, Скеллеттино, - громыхнул тот самый голос, - я с тобой разговариваю. Подь сюды.
Человечек замер в нерешительности.
Тогда, вздохнув с оттенками грусти и раздражения и что-то пробубнив себе под нос, крепко сбитая фигура приблизилась к неподвижному, настороженному рабочему.
Здесь уже Скеллеттино не сдержал возгласа, разглядев подошедшего:
- Цветная Капуста!
Цветная Капуста степенно кивнул.
- Можно и так. Но я предпочитаю другое имя.
- Какое? – не понял Скеллеттино.
Цветная Капуста, или кто бы он ни был, улыбнулся.
- Ты ведь сегодня пил таблетку?
Подозрительный интерес… поэтому Скеллеттино, ради собственного спокойствия, занял умеренно-оборонительную позицию.
- Ну, может, и пил. Многие пьют… да все! А что? – Столкнувшись с неизведанным, сложно было сдерживать эмоции; сразу наплывали вопросы: «А кто этот тип? Что ему надо? Зачем он обращается ко мне?» И тому подобные смущающие разум загадки без решений.
- Ты пил таблетку, и не раз. Однако самое интересное, что ты волен этого не делать. – Цветная Капуста сейчас не улыбался – ухмылялся, причём с явной долей добродушной иронии.
- А? А-а!.. – кажется, догадался Скеллеттино. – Если вы начнёте рассказывать о тотальном…
- Не начну. Да и бессмысленно… Хочешь совет?
- Э? – окончательно потеряв уверенность, переспросил крестьянин.
- Не волнуйся, бесплатный. А совет такой: забудь про таблетку. Её не существует. Прими лучше вот это.
Скеллеттино немного боязливо опустил взор, чтобы на мощных раскрытых ладонях Цветной Капусты увидеть… клубнику и чернику! Настоящие клубнику и чернику! Только маленькие-премаленькие и, похоже, неживые; во всяком случае, ягоды не разговаривали.
- Э… это что? – выдавил ошарашенный Скеллеттино.
- Привет, - практически безразлично отозвался Цветная Капуста, продолжая держать руки ладонями вверх.
- Привет мне?
- И тебе тоже.
- А… от кого?
Цветная Капуста кивком указал на крошечные плоды.
- Что вы предлагаете? – Скеллеттино инстинктивно отшатнулся. – Не знаю ваших планов, да и знать не хочу, и мне без разницы, искусственные клубника с черникой или нет, но подобного издевательства над своим народом я не потерплю! Немедля пойду…
- Эх. – Цветная Капуста осторожно сжал пальцы и убрал кулаки в карманы. – Они останутся у меня, а ты, если захочешь, сможешь увидеть кое-что новое.
- И не предлагайте!..
- А я и не предлагаю. – Цветная Капуста не удержался – рассмеялся, заставив расчирикаться и разлететься всех здешних обитателей крон. – Предлагать нечего, потому что и плодов не существует.
- Ну да, - Скеллеттино саркастически покивал, - конечно. Знаю я эту философию…
- Ты прав насчёт философии. Однако разве есть что-либо сильнее неё?
И пока молодой крестьянин обдумывал очередной ответ, случайный знакомый абсолютно сбил его с толку:
- Кстати, разреши представиться настоящим именем – Морфейус. Да, и ещё: мир не то чтобы никогда не будет прежним, как тебе показалось, - он давным-давно не прежний. Угу, ага. Ну, и если ты закончил пялиться и удивляться, предлагаю обговорить ситуацию подробнее: у меня есть длинная любопытная история, которая, не сомневаюсь, заинтригует тебя в высшей степени. С чего я взял-то? – Морфейус дружески хлопнул Скеллеттино по плечу. – Да ведь ты один из главных её героев, дружище…
(Сентябрь 2014 года)
Прогулка в неизвестность
Семья Будвайз жила за городом, в небольшом, но аккуратном домике. Вокруг раскинулись поля, леса шелестели листвой, парили в небе птицы. Небольшая речка плескалась между каменными берегами. Медленно и терпеливо несла она свои прозрачно-голубые воды на север. В этой речке водились лососи.
Хэнк держал маленького Джимми за руку и показывал ему окрестности. Они впервые гуляли так далеко от дома, и Джимми приходил в восторг буквально от всего, что видел. От высоких и величественных деревьев со странными зелёными листьями. От белок и бурундуков, которые, завидев людей, быстро прятались в свои норки. От покрытых зеленью, невероятно высоких холмов вдалеке. От кочек и ям под ногами. Джимми, как сын фермера, в раннем детстве познакомился с природой, подружился с ней, и они стали жить в мире и согласии. Иногда Джимми и Хэнк гуляли в маленькой рощице за коровником. Они собирали грибы – с белыми ножками и коричневыми шляпками, - из которых Сэльма готовила вкусный обед. Она жарила грибы на сковороде, вместе с овощами. Посыпала всё специями и приправами. И подавала с мягчайшим мясом. Джимми в жизни не ел ничего вкуснее.
Хэнку нравилось гулять вместе с сыном.
Порой на Джимми находили приступы любознательности. Тогда он бросал руку отца и мчался куда-то с бешеной скоростью. Сегодня Хэнк поймал его на самом краю оврага.
А один раз отцу пришлось отгонять очень красивую, но злую лису. Видимо, лиса жила неподалёку. Она боялась, что люди могут причинить вред ей или её лисятам, которым она ушла искать еду. Хэнк поднял с земли небольшой камень, чтобы бросить его – но не в лису, а в куст, из которого она вынырнула. Лиса обнажила длинные белые клыки и рычала на Джимми. Впечатлительный мальчик испытывал одновременно и страх, и восторг. Затаив дыхание, он смотрел на острую рыжую мордочку, на горящие мистическим огнём глаза, на обнажённые клыки. Джимми замер и старался не дышать. Но их с лисой общение продлилось недолго. Камень, который бросил Хэнк, попал в куст – и лиса, испугавшись внезапного громкого шума, скрылась в чаще.
Хэнк подошёл к мальчику и обнял его за плечи.
- Сынок…
- Всё нормально, пап. А ты видел, видел, какие у неё здоровенные… зубы!
- Клыки.
- Да. Клыки.
- Ну, теперь она убежала…
- Мы её напугали. – Джимми стоял на том же самом месте и смотрел перед собой, словно их с лисой бессловесный диалог продолжался.
Хэнк взъерошил сыну волосы, потом пригладил и прижал Джимми к себе.
- Ой, пап…
- Что, опять лиса?
- Нет, пап… не думаю.
- Не волнуйся…
- Паап! – закричал Джимми.
Хэнк вскочил, но не успел даже обернуться – что-то большое и тёмное разрезало воздух с тяжким свистом и обрушилось на него. Плечо пронзила вспышка боли. Хэнк отшатнулся и споткнулся о какую-то корягу. С трудом, но он удержал равновесие. И оказался лицом к лицу с чем-то громадным, лохматым и свирепым. Это была не лиса. Это было в несколько раз крупнее лисы. И злее её. И сильнее…
- Йети! Это йети, пап! – Мальчик тыкал в существо пальцем и повторял: - Это йети! Йети!
- Джимми… - выдавил Хэнк, - беги.
- Йети, пап! Это йети, йети!
Джимми просто стоял на месте и повторял эти слова, показывая на монстра пальцем. Мальчик не мог пошевелиться – словно непостижимая сила исподволь, незаметно проникла в него и подчинила себе. Лишила всякой воли, превратила в живую статую.
Что тут говорить… Хэнк тоже был под впечатлением.
Йети это или нет, Хэнка не особо волновало. Мужчина размахнулся и от всей души отоварил существо ногой по мошонке. Судя по тому, как существо тут же скривилось и сгорбилось, удар пришёлся в цель.
Хэнк схватил Джимми за руку, и они рванули вглубь леса.
Отец и сын не оборачивались, но для того, чтобы услышать разъярённый рёв монстра, это было не нужно.
Хэнк мысленно молился всем святым, которых помнил. А мальчик пребывал в какой-то потусторонней прострации и двигался, словно механическая игрушка. На его лице не отображалось эмоций. Он не кричал и не издавал никаких звуков. Дышал глубоко и беззвучно, а бежал быстро – очень быстро. Возможно, быстрее Хэнка. Но двигался Джимми не как ребёнок, а как маленький робот.
Хэнк взмок и дышал глубоко и часто. Он посмотрел на сына: Джимми бежал с идеально ровной спиной, устремив взгляд вперёд. Казалось, мальчик вообще не моргает.
«Что с ним? – Хэнк понимал, что сейчас не самое подходящее время для размышлений, но ничего не мог с собой поделать. Помимо его воли, мысли проникали в голову, втекали в сознание. – Это ужасный стресс даже для взрослого, не то что для ребёнка. Но Джимми изменился, необычным, непостижимым образом. Рядом со мной бежит не мой сын. Оболочка его, тело его, и одежда тоже… Но это всё внешнее. А внутри Джимми сидит кто-то другой – кто-то чуждый и непонятный. Кто-то завладел Джимми и управляет им… Или… он всегда, с самого начала сидел в мальчике?..»
Как и следовало ожидать, долгие размышления ни к чему хорошему не привели: Хэнк врезался в толстую ветку. В глазах у мужчины вспыхнул яркий свет, потом всё померкло. Это заняло какую-то долю секунды. И Хэнк рухнул на землю. А Джимми выпустил его руку, прошмыгнул под веткой – она росла на высоте добрых шести футов – и побежал дальше.
Хэнк лежал на земле, а его сознание находилось где-то далеко. Погружённое в яркие, мерцающие волны, оно никак не могло всплыть на поверхность. Глаза Хэнка были открыты, но он ничего не видел – только бесконечно переливающийся поток света. Поток без начала и конца. Змея, съевшая собственный хвост…
Чёрная тень, расправив свои жуткие крылья и ощерив клыкастую пасть, упала на Хэнка. Это было похоже на солнечное затмение. Все краски неожиданно потускнели, растворились, а затем и вовсе исчезли. Осталась лишь тень. Как грозовое облако, она сгущалась, набирая силу, становясь всё темнее и темнее, и давила на Хэнка кошмарной, сверхъестественной массой. Это была тень из другого мира. Нет, не тень – тьма.
«Так вот что чувствует человек перед тем, как смерть заберёт его, - подумал Хэнк. – Запрячет в своё логово, из которого нет возврата».
Но это был лишь набор слов. Значения их Хэнк не понимал.
Страх поглощал его изнутри. Выхватывал тощими, узловатыми лапами его мысли, словно рыбок из аквариума, и пожирал. С невыносимым, омерзительным чавканьем поглощал их одну за другой. Давился, изрыгал потоки ненависти и снова тянулся к нему с отвратительной гримасой на безобразном лице…
Сознание возвращалось к Хэнку обрывистыми фразами и воспоминаниями. Но это было уже неважно: существо, которое преследовало Хэнка, нависло над ним и приготовилось нанести удар. Последний удар для Хэнка, последний для его жизни…
«Хоть бы Джимми спасся, - думал Хэнк. – Хоть бы он убежал… Нет, не для того, чтобы спасти себя. Но он такой маленький… беззащитный… Он не должен погибнуть сейчас. Ему ещё столько надо увидеть в жизни, столько испытать…»
Монстр что-то держал в лапах. Он замахнулся этим и бешено заревел:
- Аааааааррррххх!
Хэнк зажмурился, хотя всё равно мало что мог разглядеть сквозь заволакивавшую взор тьму. Он ждал удара – ждал, когда яростный и беспощадный кулак обрушится на его голову и превратит её в месиво. Лишит его жизни. Семьи. Заберёт у него мир. Заберёт всё…
Но произошло нечто совсем другое.
Что-то просвистело в воздухе, а потом раздался глухой удар. Существо схватилось за голову и отступило. Оно дёргалось, кричало, и крик его разносился по всему лесу.
- Аааааааааррррррхххххххааааа!
Оглушительный, ужасающий крик, перешедший в хриплый вопль, полный ярости и жажды смерти.
И сквозь эту всепоглощающую звуковую волну пробивался чей-то едва различимый голос. Он был очень тихим, звучал урывисто, иногда пропадал, и сначала Хэнк подумал, что ему кажется. Что он слышит голос, который очень хотел услышать.
Но кто-то действительно звал его, изо всех сил пытался до него докричаться.
- Папа! – Это был Джимми. – Папа, вставай! Беги!
Хэнк перевернулся на бок и открыл глаза. Где-то впереди, за полосой мысленного тумана, бежал Джимми. А за ним гналось чудовище – порождение извращённой реальности.
Джимми нёсся вперёд, не оглядываясь, и громко кричал:
- Беги, папа! Беги!..
Но в этом крике не было страха.
Хэнк поднялся на ноги. Сначала он мог только идти. Но движения разогнали тьму и неизвестность, вернули ему силы. Его взор прояснился. Хэнк бежал всё быстрее и быстрее, боясь не успеть. Боясь, что случится самое страшное. И единственная мысль беспощадно вонзалась ему в мозг, впрыскивала ядовитую заразу и, сводя мышцы, растекалась по всему телу.
«А что, если я не успею? Что, если Джимми уже… мёртв? Мёртв… Я опоздал, он – мёртв… Джимми мёртв…»
Оглушительный крик разрезал тишину леса – и у Хэнка внутри всё оборвалось. Он замер.
Он не знал, что делать.
Окружавший его мир заволокло ледяное одеяло беззвучия. Время текло мимо, обходило мужчину стороной. Оно не хотело принять его в свои тёплые, дарящие спокойствие воды.
Хэнк ждал, ведь больше ему ничего не оставалось. Он ждал и вслушивался. Любой, даже самый слабый звук: треск веток, звук шагов… Он надеялся услышать хоть что-нибудь. Он ждал, и ждал, и ждал. Пока…
- Папа! Иди сюда! Паап, где ты?
Хэнк сорвался с места. Он не знал, где Джимми, понятия не имел, в какую сторону бежать, и поэтому доверился чутью.
Мальчик выбрался из оврага и отряхнул штаны. Совершенно спокойный, он стоял на краю оврага и рассматривал какую-то вещь, которую держал в руке. Периодически Джимми звал отца, но ни волнения, ни страха в его голосе слышно не было.
Хэнк упал на колени и обнял Джимми. Уткнулся в его щёку.
- Папа, ты корябаешься, - сказал Джимми и немного отстранился.
- Джимми… - выдохнул Хэнк. В горло точно влили раскалённого олова, но мужчина не замечал этого. – Джимми… - повторял он. – Джимми…
- Папа, смотри…
Джимми протянул отцу какую-то круглую, похожую на браслет штуковину. Хэнк взял её, а Джимми тем временем принялся рассказывать:
- Бегу я, значит, от этого чудища… Я в него булыжником запулил. Попал ему в голову. А оно, конечно, разозлилось и погналось за мной. Слышишь, пап? Вот… А тут передо мной – овраг. Ну, помнишь?.. Тот, в который я чуть не загремел. – К Джимми вернулась его обычная эмоциональность. Он тараторил без умолку и размахивал руками. – И я подумал… Нет, не так… Я просто бежал, бежал, а оно гналось за мной… Он… В общем, мы бежали, и тут я вдруг остановился. На самом краешке оврага – ещё бы чуть-чуть, и… вот. А он, ну, тот монстр, как прыгнет на меня. Хотел меня поймать. Но я успел отпрыгнуть. Немного ударился ногой. Видишь? – Джимми показал ссадину. – Болит. Да… А чудище свалилось в овраг. Оно так орало, когда падало. Я думал, оглохну. Я постоял на краю, покричал ему, но оно не ответило. Тогда я спустился к нему… Да не волнуйся ты, пап. – Джимми вывернулся из объятий Хэнка. – Лучше посмотри… Эту штуку я нашёл на нём. Была пристёгнута к руке.
Хэнк снова посмотрел на «браслет». Сделан из металла, с циферблатом, вокруг циферблата – много маленьких кнопочек, того же цвета, что и само устройство. Да, судя по всему, это – какое-то устройство. На циферблате горело число 90021378 и несколько непонятных значков. Сбоку на устройстве находилась ещё одна кнопка, узкая и длинная. Повинуясь неконтролируемому порыву, Хэнк потянулся к ней. Но его остановили слова Джимми:
- А ещё… - говорил он, - ещё я приподнял ему бороду, и… знаешь, что? Это человек, пап! Просто он давно не мылся и не стригся. Но это человек. Точно. Он даже… по-моему, он чем-то похож на тебя.
- На меня? – переспросил Хэнк.
Джимми кивнул.
- Хочешь, сам посмотри.
Хэнк встал, отдал Джимми устройство с кнопочками и сказал, что сейчас вернётся.
Овраг был неглубоким, но с отвесными стенами. Хэнк аккуратно спустился на дно и оказался у распростёртого тела. Невысокая мускулистая фигура, вся покрытая волосами. Две ноги, две руки. Одна из рук сжимает палицу. Может, это всё-таки животное?
Хэнк подошёл ближе и наклонился к морде чудища. Джимми убрал волосы – и ничто не мешало Хэнку рассмотреть свирепое, дикое, сведённое судорогами ненависти человеческое лицо. И глаза… Такие глаза могут быть только у человека. Пусть даже у пещерного.
Чудище не было чудищем. Неизвестным, необъяснимым образом в их лес попал доисторический человек. Неандерталец, австралопитек… Как он оказался здесь?
А устройство, пристёгнутое к руке? Откуда оно взялось? Это что-то вроде часов, но таких часов Хэнк никогда раньше не видел.
Да какие часы?! У доисторических людей не может быть часов. В те далёкие времена, когда они жили, не существовало технологий, люди жили, как звери, - в лесах и пещерах.
У Хэнка закружилась голова. Он присёл на корточки, стал массировать виски и думать. Но если в голове и появлялись мысли, то только на миг. Хэнк не успевал разглядеть и понять их. Навалилась ужасная усталость.
А затем сознание разомкнулось, и мысли потекли во всех направлениях. Теперь их было не удержать.
Наверное, этот человек из параллельного мира, решил Хэнк. Там эволюционировали еноты: вымахали метра под два, научились строить подводные лодки. Часы, вот, делают. И продают пещерным людям – в обмен на мясо животных. Только недоразвитым людям и невдомёк, как обращаться с техникой. Поэтому они носят часы на руке – как украшения.
Или…
Или… да. Он – из будущего. Хэнк вспомнил число на циферблате «часов». 90021378. Это год, из которого пришёл «первобытный» человек. А что? Вполне может быть. Ещё Герберт Уэллс писал, что в далёком-далёком будущем люди опять превратятся в зверей. Человекоподобных обезьян. Но как эта «обезьяна» попала в прошлое?..
- Уух тыыы!
Хэнк вскинул голову и увидел свечение. Ярко-голубой шар висел над оврагом и сверкал, как новорожденная звезда. И откуда-то издалека, словно из бездны времён, доносился голос Джимми.
- Ничего себе… Пап! Ты только посмотри! Вот это даа…
Стены оврага были не только крутыми, но и скользкими. Хэнк схватился за пучок травы, поставил ступни горизонтально и подтянулся. Он освободил одну руку и стал искать что-нибудь, за что можно зацепиться. Его пальцы шарили по влажной и гладкой земле, но ничего не находили.
Как же Джимми смог так быстро вылезти отсюда? Ведь он – всего лишь маленький мальчик.
Свечение делалось всё ярче, нестерпимее. А голос Джимми неудержимо отдалялся, затихал и скоро мог навсегда…
- Нет!
Ярко-голубой свет бил по глазам. Хэнк лез почти вслепую. Один раз он с корнем вырвал пучок травы и снова очутился на дне оврага. Ему пришлось начинать всё сначала. Наконец, Хэнк ухватился за небольшую корягу. Он вцепился в неё так, как утопающий цепляется за спасательный круг. Он ни за что не отпустит её, ни за что…
Наверху что-то глухо заурчало. Низкий гул, от которого дрожала земля и всё внутри переворачивалось. Свечение перестало усиливаться и замерцало.
Мир мелькал перед глазами и распадался на части.
Хэнк сжал зубы. Капля пота скатилась по лицу, пробежала по шее и скользнула за воротник.
Последнее усилие…
И вот он наверху.
Хэнк поднял голову и, превозмогая боль в воспалённых, обожжённых глазах, вгляделся в центр гротескного, ирреального свечения.
И увидел, как сын смотрит на него из самого сердца свечения. И улыбается ему, и что-то говорит. Но слов уже не слышно. Фигуру Джимми обволакивает молочно-белый ореол, и два цвета – белый и голубой – смешиваются. Рождается новое свечение. Живое. Оно разрастается, увеличивается. Оно дышит: вдох… выдох…
…вдох… выдох…
…вдох.
И вдруг всё прекращается. Свет исчезает, растворяется в небытии. И вместе с ним бесследно исчезает Джимми.
Хэнк чувствует, как где-то внизу разверзается бездна. Пустота заполняет тело. Сцепившись в один клубок, чувства и мысли падают в яму, из которой нет возврата. Что-то столь же глубокое, как сама смерть, поселяется внутри Хэнка. Но он не хочет верить в то, что произошло. Он не верит. Не верит!
Хэнк приподнимается на локтях, встаёт и сначала идёт, а потом бежит к тому месту, где только что стоял Джимми. Что-то лежит там. Хэнк нагибается и поднимает его – устройство, которое перенесло Джимми… куда? Куда-то далеко-далеко. В кошмарную неизвестность.
Хэнк надевает устройство на руку и застёгивает – как браслет. Вначале он просто смотрит на этот «браслет». Затем осторожно дотрагивается до длинной узкой кнопки сбоку. Она тёплая. Значит, Джимми нажимал её. Нажал и не отпускал… пока не исчез.
Хэнк думает о Сэльме. Одна в их небольшом домике. Наверное, готовит обед. В полной тишине. В окружении лесов и полей. Сэльма – его жена, мать Джимми.
Джимми…
Он думает о сыне.
И принимает решение.
Кроны деревьев тихо зашуршали, когда их коснулся первый порыв ветра…
(Июнь, 2009 г.)
Соавтор: Тимур Ховдей
Посвящается всем, кто нам верит и кому мы верим;
нашим родным и друзьям, которые были с нами в трудную минуту;
и спасибо группе Queen за их прекрасную, вдохновляющую музыку.
Последний рассвет
Заходящее солнце устало освещало руины. То, что когда-то было прекрасным городом, являло собой груду битого кирпича, железобетонные остовы да осколки стекла. Раньше здесь жили люди, был слышен детский смех, шумели машины, играла музыка... Теперь тут живут пустота, уныние и тишина, изредка нарушаемая печальным пением ветра.
Последние лучи света яркими бликами отражались от кусочков разбитого стекла, в которых было видно небо. Если вглядеться, можно было разглядеть уголок неба и в стёклах очков человека, сидящего на поваленной статуе. В глазах его читались необъятная боль и безмерная тоска. Тоска по чему-то безвозвратно утерянному застыла в неподвижных зрачках, глядевших на осколки. На осколки неба.
* * *
- Стакан виски... со льдом, - заказ прозвучал чётко и сухо.
- Со льдом? Хм... на тебя не похоже, - удивлённо проронил бармен. - Держи. Со льдом... Ты всё ещё ходишь в Старый Город, да? Брось ты это дело. Добром оно не кончится, помяни моё слово. Ну, как ты не поймёшь, Странник, это же глупо. Зачем жить прошлым?
Тот, кого назвали Странником, молча осушил стакан. Безразличие и усталость сквозили во всех его движениях.
- Спасибо, Гансыч, - сказал он. - Спасибо тебе за виски и за совет. За всё. Но мне пора.
Пустой стакан с глухим стуком опустился на стойку.
- Удачи тебе, дружище, - произнёс Гансыч вслед уходящей фигуре.
В ответ лишь хлопнула входная дверь.
- Вот чудило! - рассмеялся парень, сидящий около входа. - И где таких идиотов откапывают?
- Где надо, там и откапывают, - сердито проворчал Гансыч. - Ты, сопля, сам не знаешь, что болтаешь. Сразу видно, не местный.
- Да кто он вообще такой, этот ваш Странник? - недовольно буркнул парень. Похоже, обиделся.
- Странник-то? - переспросил Гансыч. - Он легенда при жизни и жизнь при легенде. - И в словах бармена почему-то послышалась грусть. - Странник - единственный, кто выжил после Взрыва...
- Да не может быть, - запротестовал было парень, но завсегдатаи бара прикрикнули на него, и он замолчал.
- Так вот, - продолжал Гансыч. - Во время Взрыва он находился в эпицентре. Все, кто был в городе, погибли. Просто исчезли. Остался только он. Ходят слухи, что он потерял в том Взрыве невесту, вот и бродит по руинам...
* * *
Осколки неба. Осколки человеческих судеб. Все мечты и чаяния людей вмиг исчезли в яркой вспышке.
- Помнишь? Я знаю, ты помнишь. - Странник сидел на обломке скалы и, склонившись над кулоном, шептал. - Помнишь, как мы были счастливы...
Поднялся ветер и стал играть пылью, занося ей осколки.
Покрытые мозолями руки нежно сжимали кулон, в который была вставлена фотография молодой девушки. Её прекрасные карие глаза искрились счастьем, навеки застывшем на маленьком клочке фотобумаги.
- Помнишь, как мы любили гулять в парке? Там мы покупали мороженое. Ты любила тот парк.
На его глаза навернулись слёзы. Две солёные капли упали на кулон и медленно потекли к его краю - чтобы вскоре сорваться вниз и разбиться о мёртвую серую почву.
Странник встал. Его глаза, полные слёз, глядели вперед. Он направлялся вглубь руин - настало время исправить ошибки прошлого...
* * *
- Ходит по руинам и ищет, - сказал бармен, наполняя стаканы посетителей. - Эх, если б Взрыва не было...
- А вдруг это Странник его устроил? - произнёс какой-то лысый старичок.
В баре сразу стало тихо.
- Да-да, вдруг это сделал он? - хитро повторил дедок. - Ведь Странник был из Учёных.
- Что-что?! - возмутились посетители.
- Не может такого быть!
- Да врёт он всё!
- Он был из Учёных, - не отступал дедок.
Но люди в баре не спешили верить ему. В их голосах слышались недовольство и насмешка.
- Если хотите, я расскажу вам о нём, - предложил старичок.
Наступило молчание. Потом кто-то выкрикнул:
- Ладно, пусть рассказывает.
Его поддержали:
- Да.
- Давай.
- Говори, дед.
Старик пару раз кашлянул и начал рассказ.
* * *
Это случилось шестьдесят лет назад. В то время мы с ним работали в лаборатории при Институте альтернативной физики. Мы занимались опытами с материей: концентрировали её в специальных контейнерах при помощи установки.
У него была невеста, красавица, одна на миллион. Они были идеальной парой.
Однажды он решил сделать невесте свадебный подарок: он хотел использовать её кулон вместо контейнера. И, чтобы осуществить задуманное, ему была нужна установка. Если бы мог, я бы отговорил его от этой затеи. Но я был в командировке...
В тот день они гуляли по парку - они любили там бывать. Дождавшись подходящего момента, он вручил ей подарок. Как он потом рассказывал, когда она попыталась надеть кулон на шею, произошёл Взрыв. Нестабильность материи привела к страшным последствиям. Вспышка света - и кругом ни души. Все люди и звери исчезли, как будто их и не было. Здания обратились грудами бесполезного камня. И только Странник стоит посреди этого огромного пустыря, в который превратился Город, и сжимает в руке кулон...
Я приехал, как только узнал о случившемся. Руины и пустота - вот всё, что я увидел, когда вошёл в Город. Жуткое зрелище.
Со Странником тогда что-то произошло, но что, я понял лишь через много лет. Я состарился, а он нет. Нестабильная материя способна на многое. Вот так.
* * *
- Вот так, - старик сделал глоток и поставил стакан на стол.
- Выходит, это по его вине погибли люди! - нарушил тишину чей-то гневный голос.
Но старичок не обратил на него внимания.
- И, мне кажется, он нашёл способ всё исправить. По крайней мере, я впервые за долгие годы видел, как он улыбается.
- М-да... - Бармен поскрёб в затылке.
Старичок передал ему опустевший стакан.
- Плесни-ка ещё.
* * *
- Любимая... теперь я знаю, как всё вернуть. Сделать так, как прежде. - Его шёпот становился всё тише и тише. - Я всё исправлю. Я вернусь к установке.
До Взрыва Город был прекрасен. Это был научный центр, всегда полный учёных, туристов и студентов.
Взрыв разрушил все наземные строения.
Но, как в любом научном центре, тут было множество подземных лабораторий. Исследовательских комплексов.
Все входы в лабораторию, где он работал, наглухо запечатало Взрывом. Но существовал тайный ход, не указанный ни на одной карте комплекса. Старый канализационный коллектор. О нём знали всего несколько человек, в живых из которых остался лишь Странник...
* * *
Прошло столько лет, а лаборатория совсем не изменилась. Разве что толстый слой пыли покрыл всё оборудование.
Кругом ни души, только шаги Странника нарушают тишину.
Поворот, ещё один, и вот он у служебной лестницы - руки на автомате перебирают стальные перекладины... Пара мгновений, и начинает работать генератор резервного питания. Его рёв врезается в тишину, как острый нож в кусок плавленого сыра. Осталось дойти до центра управления... Генератор, платформа и излучатели - всё готово к работе.
- Слышишь, дорогая? - генератор заглушает его шёпот. - Скоро, уже совсем скоро...
Он не спеша кладёт кулон на платформу: ему уже некуда торопиться.
- Почти, - говорит он в пустоту помещения.
Поворот ручки выключателя - и яркий свет заполняет лабораторию...
* * *
Странник сидел, склонившись над кулоном, в котором была собрана первородная энергия - чистая, ужатая материя. Её мощь завораживала. Он держал в руках абсолютную силу. То, ради чего велись войны, страдали люди, он сжимал сейчас в кулаке. От осознания этого голова шла кругом.
Дрожащей рукой он повесил кулон себе на шею.
- Всё... теперь - всё.
Вспышка сильнейшего света выжгла ему глаза и спалила его кожу, мышцы и кости. А взрывная волна, зародившаяся следом за ней, разметала его прах на много миль вокруг.
Его жизнь оборвалась, но умер он гораздо раньше. Тоска - неизбывная тоска по любимой убила его.
Всходило солнце. Его яркие лучи плясали на блестящем кулоне. Капельки росы искрились солнечным светом.
Это был рассвет, который так и не увидел Странник.
Его последний рассвет.
(2007, 2008)
Потрясный синдром камикадзе
Soundtrack: Slade “The Amazing Kamikaze Syndrome” (слушайте…)
ЗАГАДКА
Наполненное темнотой помещение. Лишь яркий луч зелёно-голубого цвета пересекает помещение, как бы перечёркивая его и стремясь разделить всё надвое. По крайней мере, одного. Он сидит, одетый в строгую одежду, в ту самую, что дресс-код, что есть пропуск к его работе. Пиджак, штаны, галстук. Очки. Короткая стрижка. Восточное лицо. Если знать название, можно предположить, что он японец. Что, впрочем, неважно – опять-таки если не принимать во внимание название. Любой другой, такой же, как он, мог бы так же сесть на колени, так же сложить руки ладонями друг к другу, так же в беззвучной молитве просить тех, что в запредельной тишине, смилостивиться и – что?.. позволить ему нажать на кнопку? Чтобы решить всё раз и навсегда… Но как же луч? А даже если забыть про него, что случится, когда кнопка будет нажата? Стены помещения, похожие на микросхемы, холодны и безмолвны: может, у них есть уши, но нет рта. Сверху написано несколько слов, но это не имеет значения. Потому что решение загадки останется непроизнесённым, ненаписанным, неназванным. Пол в клетку, в красное и чёрное, блестит и молчит. Молчание продолжается, длится. Нажми на кнопку. Кто нажмёт на кнопку?..
УТРОМ
Нет смысла описывать обычный день, поэтому он, пропустив момент пробуждения, водные процедуры, завтрак и всё в таком духе, остановился сразу на старичке. Он назвал его Старичком – возможно, дело в недостатке писательского опыта, но, скорее всего, Старичок был слишком ярким, образным и книжным, потому к нему, с лёгкой руки автора, и прилипло это прозвище. Старичок.
Седой.
Редкие волосы.
Мутноватые карие глаза.
Маленькие губы.
Уши врастопырку.
Невысокий, даже низкого роста.
Горбится.
Голос приглушённый, но уверенный.
В видавших, и видавших давно, лучшие дни курточке, штанах и ботинках.
Нельзя с определённостью сказать, в первый ли раз они встретились. Во всяком случае, в первый из тех, что имели значение. Они вполне могли видеться и раньше, но когда и где – никто из них не помнил. Автор-то уж точно; насчёт Старичка никто не знает, у него об этом никогда не спрашивали, в том числе и Автор.
Роль которого тем утром была сведена к нескольким банальным фразам.
- Доброе утро.
- Доброе.
(Вторым, как вы понимаете, говорил Старичок.)
После этого обмена любезностями Автор внезапно призадумался.
- А вы ведь живёте этажом выше? – спросил он. У него была такая возможность, потому что Старичок не уходил – судя по всему, он никуда и не торопился.
- Двумя.
- Это же у вас кошка воет по вечерам?
- Вы путаете меня с Джентльменом. – (Конечно, Старичок назвал имя, но Автор решил, что человеку, о котором говорит Старичок, больше подойдёт другое имя, отстранённое и менее определённое, - Джентльмен. Для истории не имеет особого значения, как зовут Джентльмена, поэтому опустим и этот момент и перейдём сразу к основному, тем более что Автор хотел написать своё произведение именно в таком ключе.)
- Да, возможно. Но я уверен, что помню о вас какую-то вещь. Мне кажется, мы виделись раньше.
Старичок неоднозначно пожал плечами.
- Ох, извините, я, наверное, вас задерживаю.
- Да, мне уже пора домой.
И хотя при Старичке не было никаких сумок, пакетов или авосек, он, попрощавшись с Автором, бодрой походкой поспешил в подъезд. Кто знает, какие дела гнали его прочь или, напротив, возвращали обратно?
Автор обошёл этот внесюжетный, по его мнению, оборот и отправился на работу.
ДНЁМ
Таким же образом он поступил и с работой Автора-персонажа. Кем он был, какими делами занимался – нам неизвестно. Зато мы абсолютно точно знаем, во сколько произошла вторая встреча, - в 12:03.57.
Автор шёл по улице и неожиданно натолкнулся на какую-то сморщенную фигурку.
- Извините.
- Да ничего.
- О, здравствуйте. – Автор назвал Старичка по имени, так как во время первой встречи они представились друг другу, но этот эпизод за ненадобностью тоже был отброшен.
- Приветствую вас.
У Автора появилось сразу несколько мыслей: как Старичок оказался здесь? что он здесь делает? и как так получилось, что они опять встретились?
Пока Автор размышлял над этим, Старичок обогнул его, как корабль – мель, и уплыл по своим делам.
В таком задумчивом состоянии наш Автор вернулся на работу. В процессе работы, что важно, он имел возможность смотреть в окно – и что же он там увидел? Знакомый ему старичок, а вернее, Старичок, прошёл под окнами и удалился в неизвестность. Подобная картина повторилась несколько раз: Старичок переходил двор под разными углами к окну. Автор потряс головой, постучал по ней, как в мультфильмах, но это не помогло – всё опять повторилось.
А когда Старичок стал мерещиться ему в офисе, Автор сходил к начальнику и каким-то невероятным образом упросил того отпустить его пораньше, сославшись на переутомление, признаки которого прослеживались очень чётко. Только к переутомлению всё вышеописанное не имело совершенно никакого отношения.
ВЕЧЕРОМ
Как минимум пару-тройку раз наш герой Автор обошёл того самого Старичка – произошло это на пути к автомобильной стоянке. Затем, когда он уже сел в машину и тронулся с места, ему пришлось объехать знакомую фигурку, пропустить вперёд небольшой красный автомобиль, за рулём которого сидел Старичок, и… Тут наш Автор обрывает повествование и переходит к перечислениям – возможно, такой ход обоснован и логикой произведения, и следствием происходящего. Как бы то ни было, вот они:
Старичок за рулём «Нисана»; Старичок за рулём «Форда»; Старичок на пешеходном переходе; Старичок у светофора; Старичок в кафе; Старичок у магазина; Старичок на детской площадке…
Дальше – больше, и Старичок превратился в Старичков: группками по несколько человек они роились то там, то там. Сгорбленные, в поношенной одежде, с их неизменными редкими седыми волосами они постепенно заполняли собой земной шар, ну, или земной шар Автора в автомобиле. Это важно для отдельно взятого человека, но не для повествования. Видимо, потому крупный эпизод, в котором описывалось возвращение Автора домой, пропущен (но мы можем догадаться, как всё было, - надо лишь немного постараться, продлить и приумножить творящееся на страницах). Один только добродушно улыбнувшийся ему Старичок у двери в подъезд упомянут как нечто небывалое и неизбежное.
- Здравствуйте.
Но, наверняка, ответа не последовало, и он, Автор, межгалактической ракетой устремился домой, в свою квартиру.
НОЧЬЮ
…Далее следует… очень отрывистое… описание увиденного в светлое время суток… Старички и Старички… что-то бормочущие себе под нос… толпами разгуливающие по городу… заполняющие его и все окрестные города… есть даже ассоциация с Палмером Элдричем…
Автор откладывает книжку – не свою, другого Автора, возможно, ту, в которой он вычитал об этом Элдриче, а может, совсем иную, это не имеет значения… многоточия растут… и даже разрастаются… …множатся… заполняют собой пространства… подобно Старичкам… подобно всему странному… необычному… непривычному… неприродному в нашем мире… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …
Наверху завывает кошка. Хоть один звук, не связанный со всем этим. И всё-таки это не мяуканье, а вой. Но это – знак?..
Глаза слипаются. Нет сил выключить бра. Голова поворачивается на бок. Веки опускаются. Сон подступает. И завоёвывает пространство. Бра выключается – становится очень темно. Ночь. И из темноты…
ЗАГАДКА (REPRISE)
…пол в клетку, техногенные стены, яркий луч и человек в строгой одежде. Мольба-просьба-желание. Мольба!.. И что-то очень знакомое в чертах лицах. Узнал ли он их? Сделал ли выбор? Сделал ли правильный выбор? Мир… Сделал ли мир правильный выбор?.. Тишина. Ответа – нет. Кто нажмёт на кнопку? Нажми на кнопку!..
И рефреном песни, припиской мелим шрифтом в аннотации, чем-то незаметным и плохо различимым: «…чтобы навсегда потерять возможность узнать ответ». Таков мир.
Таков мир, ссохшийся до единственной комнаты.
Таков мир перед стартом.
Безумный мир перед стартом.
Потрясный синдром камикадзе.
Нажать на кнопку?
(Март 2011 года)
Чудо
[I-1]
Какой же он всё-таки дурак!.. И за что только я его полюбила?.. Сегодня я битый час ему доказывала, что вытирать лицо полотенцем для рук негигиенично. И неправильно. Но в первую очередь негигиенично, ведь не он один пользуется этим полотенцем... Кто знает, где побывало его лицо... Грязь на лице не чета грязи на руках... Тем более на моих... И что, дало это какой-нибудь результат? Дало – какой обычно: мы поссорились. Я думала, ему это занятие надоело; но я ошиблась: человека, который никак не запомнит, что ножи должны сушиться в сушилке, а не на раковине, переубедить невозможно. До чего он меня довёл... раз я пишу такими длинными предложениями... Так о чём я?.. Полотенце. Да. И что он мне на это ответил?.. Это не трагедия, сказал он. Да что ты знаешь о трагедиях?, резонно заметила я. Это драматическое произведение, ответил он, завершающееся смертью многих действующих лиц, и в том числе – главных героев. Жанр трагедии возник ещё в античности. Трагедия – это пьеса, то есть литературный труд, ориентированный на постановку в театре... И как с таким человеком общаться?!.. Ты ничего не знаешь о трагедиях!, весомо указала я. Прости меня, дорогая, с фальшивой улыбкой на лице отозвался он, но я доцент литературы. Я сдержалась и не сказала, что ему нужнее доктор. Доктор! Врач!.. Что ты знаешь о трагедиях, повторила я и продемонстрировала ему сломанный ноготь. А потом второй... Это из-за тебя, не забыла сообщить я, потому что это была прада... Я ждала реакции... Но он молчал и смотрел на мои ногти с каким-то странным выражением лица. А потом выдал... Я же говорил, отвечает он мне, что тебе не идёт розовый... Как я могла связаться с таким человеком!?.. А тут ещё этот чёртов высокий порог. У входной двери. Сто раз твердила ему: давай уберём его (порог), давай уберём... Но он же весь в своей литературе... То есть не в своей – в том-то и дело! Хоть бы своё что-нибудь написал, а то всё копается в чужих бумажках и о них трактаты ваяет... Сто раз ему твердила, сто раз... Ох, чувствую, подвернула я правую ногу... и ноготь на большом пальце треснул... За что мне всё это?? (Когда-нибудь я соберусь и напишу мемориальный роман под таким заглавием, раз уж от него литературных подвигов не дождёшься.)
; ; ;
[II-1]
Почти закончил работу.
Она всё ещё ругает меня, говорит, что мне и с литературой не справиться, так я ещё зачем-то взялся за науку. «И вообще, литературовед и учёный – вещи несовместимые. Взрывоопасные». Конец цитаты. Несомненно, с плохими учёными-литературоведами так дела и обстоят, но мой случай – совершенно иной. И она забыла: наукой я занимался до того, как переключился на литературу. Я имею в виду, частично переключился. Или, скажем так, законспирировался.
Она ждёт от меня чуда.
Зачем зря разочаровывать женщину? Разочарованная женщина – самый страшный зверь.
Чуда...
И что она понимает под словом «чудо»?..
; ; ;
[I-2]
Чтоб его черти взяли!.. Пришлось полчаса проторчать голодной, прежде чем он соизволил покинуть свою псевдонаучную каморку и накормить меня ужином... Да к тому же посмел назвать меня «малышом» и «майским цветочком»!.. Ему прекрасно известно, что я родилась в июне... Я зарабатываю деньги на пропитание нашей семьи. Не больно-то обширной, но семьи. И, думаю, имею право на любовь. Хотя бы выраженную во вкусной и своевременно приготовленной еде... За ужином я спросила: над чем он работает? А он, как всегда, уставился на меня своими стеклянными блюдцами и пробормотал что-то невразумительное... Наверное, занят очередной диссертацией. На тему «Роль тяжёлого машиностроения в творчестве Шолохова». Или что-нибудь вроде того... Перед ним сидит любимая женщина – сказал бы ей что-нибудь приятное: что ему, там, премию выдали или он выгодный контракт заключил... Так он опять за своё: милок-мылок (обмылок); солнышко, планетка, звёздочка, галактичка... Надоело... А этот проклятущий ноготь на большом пальце – отломился. И коррекция только через неделю. И волосы вылезают с бешеной скоростью... Что делать, ума не приложу...
; ; ;
[II-2]
«Дорогая, откушай мясо по ресторанному рецепту» – нет, дорогой опять не угодил. Может быть, я в чём-то неправильно себя с ней веду? Столько лет подряд.
Но вот она, наконец, легла, причитая о своих морщинах, и я вернулся в «псевдонаучную каморку».
Невероятно, но скоро я закончу свой труд... Впрочем, почему невероятно? Это не более невероятно, чем космический корабль сотню лет назад.
; ; ;
[I-3]
Мои бедные волосики (почему вы вылезаете?, что вам на месте не сидится?)... Мои бедные щёчки (кроме морщин, ещё и прыщички)... Моя бедная попка (чёртов целлюлит!..)... Ещё и этот... муженёк... Бросил меня, и я осталась наедине с моими проблемами. Похоже, сколько ни страдай, этим мужчинам всё по одному месту!.. Какая я несчастная...
П р и п и с к а :
О нет! У меня два кривых зуба, слева, внизу. Что мне делать?.. За что мне это?
; ; ;
[II-3]
Последний тест: если он пройдёт удачно, то всё будет работать как нужно.
[Может быть, передумать? Я ведь, кажется, ещё её люблю... Она не такая уж плохая... А я вовсе не такой жестокий...]
; ; ;
[I-4]
Как меня это достало! Всё это!.. Больше ни о чём его не попрошу... Неужели так сложно было оторваться от своих железок или писанины, или что у него там и позвонить моему мастеру? Я не поленилась и написала ему на листочке список того, что нужно ей сказать. (Одной коррекцией ногтей теперь не обойдёшься. Божечки!..) Договорился бы о встрече, учитывая мои новые потребности, если бы у неё не получалось, перенёс бы на другой день, поинтересовался бы о цене, о процессе, о том, какие средства используются для необходимых мне процедур... Ведь я не могу идти к мастеру с закрытыми глазами – не на плаху же я отправляюсь... Я ему всё подробно расписала... Так нет, он стал извиняться. Отпираться. Потом вообще сослался на свои исследования... Ему самому надо бы исследоваться! Какой-то он... не нормальный... Пришлось мне вылезать из ванны, заматываться в полотенце, звонить и битый час болтать с Ольгой Александровной... Кроме прочего, я подхватила простуду, по его милости... распаренная, на сквозняке, форточка не закрыта, целых два часа в одном полотенце...
НЕНАВИЖУ ЕГО!!!
; ; ;
[II-4]
Я сделал это. Но радости от этого не испытал. Не ожидаемой – никакой. Даже напротив, теперь мне ещё хуже. Мне жаль её: она пытается доказать, что не любит меня, но не способна справиться со своим чувством. И это её злит.
А я... Я тоже её люблю... И ненавижу себя.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я сейчас просмотрел свои записи и... Кошмар! У этого – двусторонний эффект! Нельзя сделать абсолютно несчастным только одного человека – это обязательно отразиться на другом! И процесс необратим!..
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Ненавижу себя! И ненавижу её! За то, что она сделала со мной! И с собой! А значит, и со мной! Ненавижу!..
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я не знаю, что делать...
А делать, похоже, нечего.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Не понимаю... Финальный тест был успешным. Но создаётся впечатление, что процесс не пошёл... по какой-то причине. По крайней мере, я не вижу подтверждений обратному.
Либо... он настолько глубоко проник в реальность, что стал частью не только настоящего – но и будущего, и прошлого... То есть можно сказать, что он был в с е г д а ...
; ; ;
[I-5]
Я толстею... Я толстая и некрасивая... Из-за жизни с ним я стала такой. Терпеть его не могу! Он всегда вызывал у меня омерзение, но я и не представляла, насколько сильное!.. Не желаю его видеть!.. Буду сегодня ночевать у Нади, после работы сразу поеду к ней...
У меня на лице шелушится кожа...
(Это конец.)
“We’re having a miracle on earth –
Mother nature does it all for us…
It’s a miracle we need – the miracle”.
(Queen “The Miracle”)
(27.08.2005)
Секс, драгс, рок-н-ролл
(картина из трёх зарисовок)
1-1.
Вниз по реке («Она пришла ночью…»)
Она пришла ночью.
Как будто не было ссор. Ни слов, ни расставанья.
Мы гуляли весь вечер. Ныряли в листья и проплывали под облаками. Мы ни о чём не договаривались: просто встретились и взялись за руки. Как будто не было ничего, что обязательно было раньше.
Мы расстались молча. Она ушла вперёд, её платье развевалось на ветру. Я пошёл назад, и ветер тут же стих.
Я вернулся домой, сел на кровать и стал ждать, зная, что никто не придёт.
Наступила ночь. Раздался звонок в дверь. Он разрушил тишину мира и тишь мыслей.
Это была она.
Её мягкие ноги переступили порог, дверь закрылась, и всё утонуло в сумраке, как в сбитых сливках. Её лицо исчезло, смазалось. Её фигура наполовину растворилась в теле полумрака. Я дотронулся до её лица и почувствовал, как дышит в черноте четырёхугольного помещения смазанная непрозрачностью кожа. Она приблизилась – порыв ветра скользнул по полу и убежал в вечность.
Её быстрые пальцы расстегнули пуговицы моей рубашки и сбросили этот белый, ненужный парус. Она наклонилась и языком коснулась мочки моего уха. Я провёл рукой по её обнажённой груди. Как жадная волчица, она впилась в мои губы. Я почувствовал приторную сладость её слюны. Я сглотнул и ощутил самый приятный вкус. Она обняла меня, прикоснувшись своими сосками к моим.
Неожиданно мы оказались в комнате. Время отодвинулось, уступая дорогу чему-то более чувственному. Я забрался к ней в трусики и сжал её ягодицы.
Она опустилась на колени. Язык липкой змейкой переполз с шеи мне грудь и стёк по животу. Она стянула мои трусы. И заглотила меня. Её слюна сочилась из меня.
Она снова встала и что-то сделала с собой. Потом легла. Она была обнажена, но видеть этого я не мог. Плывя в густоте первородного мрака, я плавно опустился вниз. Я провёл рукой по её волосам – их густота фотографией запечатлелась в моём распадающемся сознании. Она запрокинула голову, прикрыла веками глаза. Уголки её губ расползались в стороны.
Гусеницы с затвердевшими сосками, с изгибающимися в вечном призыве телами.
Моя рука перебрала на ней несколько струн. И сжала их. Она вздрогнула, подобная моему движению, - резкая и горячая. Она согнула в коленях ноги, но молчала. Она была влажной, словно после дождя. Я гладил и водил рукой по нежным чёрным спиралькам – чернее окутывавшего и убаюкивавшего нас невидения.
Она приподнялась, а может, что-то приподняло её. И я оказался внутри.
Меня погрузило в томную бархатистость существования, и что-то блеснуло в моём сознании. А потом взорвалось осколками. Меня осыпало с ног до головы: осколки впивались в кожу, жалили, кусали раскалёнными иголками. Её дыхание, ставшее необычно громким, обволокло меня, и время отступило окончательно.
Вселенная билась в уготованном самой собой ритме. Раз – два.
Раз – два…
Раз – два… три, - темнота на миг рассеялась. Прошло невообразимо много времени. Темнота сжалась в комок, упругий, сочащийся соком, - и вторглась в нас. Я услышал голос и запомнил его. Мольба, вопль, благодарность. Трещины раздирали мой мир на части – на много мелких, неровных частей.
Я упал на кровать. Что-то стало разливаться вокруг нас, а мы погружались в это. Неподвижной рукой она касалась меня. Мы тонули, со счастливыми улыбками, которых нельзя было увидеть.
Нас превратило в чувство, в одно большое ощущение. И через капилляры Вселенной во вздымающиеся тела перетекала жидкость. Вечная.
Начинался дождь…
…Мы очнулись рядом.
Дождь прекратился. Пальцы наших рук переплелись виноградной лозой.
Я увидел её глаза, живые и яркие. Их острые огоньки светили сквозь полумрак, который не будет тьмой, а станет рассветом.
Её нежная, гладкая грудь опустилась, чтобы подняться. Её предплечье пошевелилось, как зверёк в норке. Я схватил зверька, одними губами.
И стал гладить.
Реальное и нереальное выгнулись. В экстазе, в древней, излюбленной пляске.
Она перевернулась и перетекла ко мне. В меня.
Разные миры вливались друг в друга. Объединяясь. Навсегда или нет. Люблю или нет. В то время безвременья не было вопросов, потому что вопросы – суть время. А вне времени – всё неважно…
Всё неважно.
Я закрыл глаза, и мысли потекли по пересохшим руслам, наполняя их мокрым и жизненным.
Любим или нет? Мы никогда не задавали этого вопроса.
Я погрузился в реку, и она сказала мне: это неважно. Всё неважно.
Я закрыл глаза. Мой рот освободил дорогу потоку. Реке, соединяясь с которой, я понял, что всё – неважно.
Я погружался глубоко. В водную спираль – в водоворот. Глубже, глубже и глубже…
И пережил всё вновь.
1-2.
Нарказм
Вчера я впервые попробовал наркотики.
Толстая длинная игла раздвинула кожу и вошла в мою руку, но не было никаких ощущений.
Я лёг на кровать и закрыл глаза.
Сначала ничего не происходило.
Потом я открыл глаза и понял – сделать этого не могу. Я попытался снова, но глаза не слушались меня. Я подумал, что сейчас испытаю страх. Но вместо этого какая-то странная, сладкая, влажная дрожь проползла по телу. Обняла позвоночник, распространилась по груди.
Я напряг веки и приподнимал их, миллиметр за миллиметром. Я хотел смотреть на мир. Но внезапно понял, что это бесполезно. Я и так видел мир – мои глаза уже были открыты.
Тогда я стал смотреть вперёд, на стену. Я наблюдал, как размываются её очертания. Они стекают со стены разложившейся плотью. Остаётся только прямоугольный силуэт – черный и неощущаемый.
Неосязаемый.
Невидимый.
И…
Вот начинает растворяться и он.
- А!
Что-то подбирается к моему горлу и хочет высунуться наружу. Я пытаюсь схватить это нечто, длинное скользкое нечто, но оно вертится так быстро, что его не поймать. Оно забирается обратно. Я просовываю руки в глотку, лезу внутрь и одновременно чувствую, что руки мои – уже не розовые конечности с пятью пальцами. Это мягкие, ленивые, осклизлые щупальца осьминога.
Огромного осьминога.
Но его самого, ни щупалец увидеть я не могу. Щупальца внутри меня.
А осьминог…
Он сливается с комнатой. Он вливается в силуэт, который когда-то был стеной, он окружает меня, он витает в воздухе, он становится молекулами и птицей.
Он летит.
Вперёд.
И я лечу с ним.
Я лечу…
И смотрю на свои руки. Руки-крылья-щупальца. Они раздваиваются, растраиваются – их становится всё больше и больше.
Я не могу… я больше не могу…
Мои конечности не умещаются в моём сознании.
Осьминог забирается в меня, чтобы тут же вырваться наружу. Неожиданно. Резко.
Что-то влажное сочится из меня. Снизу. Нет, не сочится. Тянется. Течёт. Брызжет. Я…
Я не знаю…
Комната сворачивается, как лист бумаги, и замыкается на себе. Теперь это – Земля. Это весь мир. Вселенная. Круглая и бесконечная. Она вертится, она вворачивается – в меня, в мой мозг. Она закручивает моё тело, хотя…
…хотя у меня уже нет тела, и я…
Внизу почти больно. Мокро, жарко и больно. Что-то по-прежнему рвётся из меня. Наружу. На волю.
Ещё и ещё…
Ещё…
Ещё…
ещё…
Тёплая и страстная волна оргазма одевает моё тело. Тело, которым завладела Вселенная. Эти руки, эти ноги, пенис, голова, живот – они выгибаются в едином порыве…
И падают.
Осьминог пожирает Вселенную, и всё сливается со стеной.
Силуэт, который есть я, сливается с силуэтом всех и вся.
Больше ничего, только покалывание. Сладкое и болезненное покалывание. Звёзды зажигаются и гаснут на моей коже.
Я сплетаю щупальца и засыпаю.
Мой мозг…
Выпускает извилины… щупальца…
и гаснет…
Я засыпаю.
Тёмный и неясный шар Вселенной-Земли крутится вокруг меня, а я в нём. Я – с ним.
Шар останавливается.
Я засыпаю.
Я засыпаю…
Я засыпаю?..
…И только пустой шприц не меняет формы. Пером мёртвой птицы лежит он на полу.
С металла капает яд…
1-3.
Пробуждение в ночном мире
Помещение было огромным и пустым.
Потонувшее в чёрной неизвестности, оно не двигалось, но всё же оно было тут. Оно ждало. Как ночной зверь напрягает свои мускулистые ноги, чтобы броситься вперёд и настигнуть добычу, - так выжидало оно момента, который был смыслом её существования.
Сгустки мрака летали по помещению вперемешку с песчинками пыли. Песчинок было много. Они падали и кружились, а потом облепляли мрак со всех сторон. Иногда пыль собиралась в клубы, но это происходило не так уж часто. Только если…
Если в помещении слышались звуки шагов.
Существа, много существ, много живых существ заходило внутрь. Их ботинки, их кроссовки, их сапоги, их туфли стучали по полу. Это было похоже на ритм. Он нарастал. Звук усиливался.
Звук шагов распространялся вокруг и повсюду. И вот кто-то шёл уже с другой стороны. Помещение делилось большой платформой на две части, и внезапно, но ожидаемо, вторая его часть, та, что находилась за платформой, - тоже ожила.
Щелчки, стук, шуршание. И шаги.
Помещение вздрогнуло. Спящий зверь разлепил один глаз, затем другой. Смутная картина мира подрагивала, спрятанная за завесой темноты. Но зверь знал. Он чувствовал, он помнил, он слышал… Шаги и шуршание. В обеих частях помещения начали двигаться. Это движение принадлежало тем, кто вдыхал в зверя жизнь, пробуждал его от спячки.
Ночной зверь – помещение, пустовавшее, казалось, бессчётное число бесконечностей, - встал. Распрямился. Он поднял голову, вдохнул воздух – и ощутил свежую воздушную струю. Врываясь, она пронзала мир, как ярко-оранжевый цвет пронзает темноту.
Жизнь…
Шаги становились всё громче. По всему помещению ходили, отбивая пробуждающий ритм, ритм действия. Ритм движения.
Ритм ради ритма.
Запахло духами. К этому аромату прибавился другой – свежевыстиранных вещей. Материя испускала свои обонятельные волны. Были и природные запахи. Запахов было столько, что помещение терялось в них, и это ощущение потерянности, падения в безграничность – лучшее из того, что оно когда-либо испытывало. Помещение существовало ради этого.
Природные запахи… Они долетали последними, но были самыми сильными. Запах волос, дыхания, кожи…
Кожи… людей.
Сотен и сотен людей.
Зверь не сдерживал себя – и откликнулся. Встал на задние лапы, а передние поднял вверх, к небу. Не было видно ни небесного купола, ни облаков. Но помещение знало и помнило: если всё происходит, то купол есть. Укрытый звёздами и луной, освещённый ими. А здесь своё небо. Чёрное и плоское.
Это мир. И он должен…
Пасть зверя раскрылась, и невероятный, первозданный вой исторгся из неё.
Загорелся свет. Он закрыл собой всё.
На секунду движение прекратилось. Никто не шевелился. Даже запахи замерли. Водовороты пыли замедлили своё вращение и почти остановились.
Но это лишь брало передышку помещение.
Для того чтобы заставить свет вспыхнут вновь. Ещё неожиданнее, ещё ярче.
Чтобы заставить толпу взреветь.
А снопы пыли, беснуясь, - метаться от одного сочащегося энергией тела к другому.
Сцена сгорала в языках света и чувств. Неясные образы, один за другим, вышли на этот прямоугольный помост. На границу между двумя частями, между здесь и там.
Все уже рвались прочь из собственных оболочек, готовые улететь ввысь, куда их звали звук и свет…
Они не понимали, что с ними творится.
Понимание, мысли, разум – эти слова перестали существовать.
Осталось что-то иное. То, что неслось из неведомого, пограничного пространства.
Сокрушительный всплеск.
Животный импульс.
Зов жизни.
Жизни, которая не принадлежала ни этой части, ни другой.
Жизни, принадлежащей сцене.
И когда один жужжащий, рвущийся наружу аккорд заглушил все остальные шумы…
Всё началось.
Усиленные стократ запахи; шаги, превратившиеся в топот; ритмы и движения начала времён. И сокращающееся им в такт помещение. Бьющееся сердцем. Живущее в этом запредельном, бескрайнем звуке.
Только звук был сейчас.
Только звук был всегда.
Неясный образ, стоявший на сцене впереди всех, прошёл вперёд. Приблизился к чему-то… к микрофонной стойке. Наклонился к микрофону. А когда открылся рот, одновременно с ним разверзлась глотка купающегося в ритме зверя-помещения.
И двуединый звук прокатился по залу!
Окружая собой. Увлекая за собой. Соединяя с собой.
И было понятно: его уже не остановить…
Звук.
Звук был…
…Но был и голос.
Он.
Пел:
- Spending long time
since I rock ’n’ roll…
…
(Декабрь 2007-го + Январь 2008-го + Январь 2008-го = Январь 2008-го)
Одним щелчком
Мастер мне сразу не понравился: небритый; руки грязные, и за всё хватается; говорит глупости, которые считает шутками; противно лыбится. И ещё заигрывает с Джессикой.
«Почему бы тебе не установить кабельное и не убраться на том мусоровозе, который тебя привёз?»
Я стоял, скрестив на груди руки, и хмурился. Меня никто не замечал. И неважно, что устанавливали кабельное на мои деньги, что, вообще-то, я кормлю всю семью. «Папа, мы хотим кабельное ТВ. Дай денег. Спасибо, а теперь отвали».
Вот я пишу это и злюсь, но не на электрика и не на Джессику с Браяном. Я зол на себя, причём очень сильно. Всего-то и надо было: не поддаваться на уговоры и отстаивать свою позицию. Да, может, немного испортились бы отношения с семьёй, но всего этого не случилось бы. А что делать теперь?
Что мне делать теперь?
…Вот как всё произошло…
Я сидел на кухне, смотрел футбол и потягивал кофе со сливками (две ложки сахара без горки). Англичане продували финнам, причём с крупным счётом. Как такое возможно – не представляю. Но это было лишь первым из чудес.
Тут дверь открылась, и вошёл Браян.
- Привет, па, - сказал он с миной непроницаемости на лице. У парня переходный период, и он думает, что ты тем круче, чем бесстрастнее твоё лицо. Ну, не знаю, мне все эти ужимки казались скорее смешными, чем серьёзными.
- Угу. – У меня на работе выдался неприятный денёк. Хотя правильнее было бы сказать: опять выдался неприятный денёк.
Чемпионат Европы проводится раз в четыре года, и мне хотелось в спокойной обстановке насладиться футболом.
А сын хотел ко мне поприставать.
- Смотри, па.
Он протянул мне какую-то разноцветную бумажку.
В штрафной англичан сбили финна – началось разбирательства. Игроки препирались с судьёй, судья хмурил брови.
- Па! – увидев, что я не реагирую, громко сказал Браян.
- А? Что?
- Чемпионат смотришь?
А что, не видно? Браян никогда не интересовался футболом – вряд ли он пришёл, чтобы обсудить игру.
- Чего надо?
- Смурной ты какой-то.
И, прежде чем я ответил, Браян снова сунул мне под нос ту бумаженцию.
- Вот, гляди.
Бумаженция оказалась рекламным проспектом. Пока я вертел его в руках, финны забили гол.
- Ну, и что? – раздражённо сказал я, бросая проспект на стол.
- Там больше ста каналов: спорт, комедии, ужасы, телешоу…
- Где там?
- Ты рекламку-то читал? Предлагают установить кабельное телевидение “Satellite Plus”. Больше ста каналов: спорт, комедии, ужасы…
- Понятно. И что, я должен дать денег?
- Да.
- Нет.
Я отвернулся и переключился на игру.
- Пап, - настойчиво сказал Браян.
- Ну?
- Ты задолжал мне подарок на ДР. Или спросить его с Санта-Клауса?
- Отстань, дай телевизор посмотреть.
- Кстати, насчёт телика: ты обещал маме починить видеодвойку в большой комнате.
- Чё ты ко мне пристал? Ты хоть знаешь, как меня мурыжили сегодня с отчётностями?
- Пап, - сказал Браян, принимая серьёзный вид, - ты обещал маме разобраться с видеодвойкой. Если она узнает, что ты соврал, тебе влетит.
- Ты как со мной разговариваешь? Кто тут, в конце концов, отец, а кто – сын?..
- Па, не надо вот этих вот детских разговоров. Ты не починишь телик, мама на тебе обидится и будет потом лет пять компостировать тебе мозги твоим пустобрёхством. Ну, помнишь, как после того случая, с газонокосилкой.
Вот уж о чём я не хотел слышать, так это о даче и обо всём, что с ней связано.
Я не отрывал взгляда от экрана, мечтая перенестись к англичанам и финнам, туда, где нет моих близких родственников. Но эта мечта, конечно, была из разряда неосуществимых.
- Сколько тебе надо?
- Там же написано…
- Кошелёк в кармане куртки. Возьми сам и дай посмотреть игру.
- Угу, - копируя меня, буркнул Браян.
И ушёл, не закрыв за собой дверь.
Я терпеть не могу, когда люди ведут себя некультурно. А если они к тому же подражают мне, это меня просто бесит.
Англичане закатили в ворота финнов мяч, первый за всю игру. Естественно, этот гол я тоже пропустил.
Я встал, налил кока-колы и до конца матча просидел, стиснув стакан в руке. Больше голов не было.
А на следующий день пришёл этот мастер – вечером, когда все уже были дома. Поздоровался с Джессикой, пожал руку Браяну и сдержанно, словно с неохотой, кивнул мне. Мне это не понравилось. И я ушёл на кухню смотреть хоккей.
- Ого! Что вы сделали с несчастной видеодвойкой! – крикнул электрик так громко, что наверняка услышали и на последнем этаже…
Потом он стал заигрывать с Джессикой, рассказывая ей разные байки.
- А вам все эти разговоры не мешают? – спросил я, нависая над ним, как утёс над морем.
Мастер возился с какими-то проводами.
- Нет, - сказал он беззаботно. – У вас есть что-нибудь горло промочить?
- Колы хотите? – тут же откликнулась Джессика.
- Ага.
- Джим, принеси.
Я зыркнул на жену так, чтобы она упала на колени и начала молить о пощаде. Вместо этого она кокетничала с электриком…
Когда он наконец убрался, оставив чернющие следы на ковре и ужасный запах во всей квартире, я был безмерно счастлив. Открыл все балконы и форточки – в надежде, что вонь когда-нибудь выветрится, - и спросил у домочадцев, довольны ли они.
- А видеодвойку ты так и не починил, - сказала Джессика, листая каналы.
Мне надо было выпустить пар. Я ушёл к себе, включил компьютер и стал разбираться с отчётностями.
В соседней комнате Джессика и Браян смотрели кабельное. Телевизор работал так громко, что, казалось, сейчас начнут рушиться стены.
Я разобрался с отчётностями – удивительно, как злоба и агрессия повышают работоспособность. Включил сапёра и успел сыграть пару раундов, прежде чем в комнату вошёл Браян и сказал:
- Пап, с теликом чё-то не так.
Я угукнул, не без удовольствия. А этот мастер-ломастер говорил, что починил видеодвойку, да ещё содрал с Джессики лишнюю десятку. Хорошо, что у нас раздельный бюджет: не люблю бессмысленно тратить свои деньги.
Я нарвался на мину и начал новую игру.
- Пап?
- Что «пап»? Не работает? Позовите того австралопитека – пусть ещё раз починит.
- Па, хватит строить из себя умника и нести чепуху. Пойди посмотри. С теликом реально какая-то фигня.
И почему я жёсткий и решительный только на словах? Почему я ни разу не влепил своему сынульке оплеуху? Если я буду лупить его время от времени, глядишь, из него вырастет что-нибудь путное.
Я нехотя поплёлся в комнату.
- Ну, что тут… О, чёрт.
Джессика сидела, закусив губу, с выражением потерянности и страха на лице. И её можно было понять. По телевизору показывали… ту самую комнату, в которой мы находились. Вот только всё, что было на экране, словно вывернули наизнанку. Стены из зелёных превратились в красные. Джессика стала толстой лысой старухой. Вазы с цветами исчезли с подоконника, а вместо них стояли жуткие фарфоровые куклы. Комната уменьшилась в размерах; окно, наоборот, увеличилось. Браян изменился до неузнаваемости, превратившись в сморщенного лилипута в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. А я…
Я отвернулся. Удивляюсь, как меня не стошнило. Я-в-телевизоре был на самом деле вывернут наизнанку. Почему после такого зрелища меня-настоящего наизнанку не вывернуло, понятия не имею.
Борясь с отвращением, я нажимал на пульте кнопки. Телевизор никак не реагировал. Я пробовал переключать каналы, делал звук тише и громче, копался в настройках… Нет, телевизор был мёртв. Или пульт. Или они оба.
Я попробовал выключить телевизор – безрезультатно. Тогда я отдал пульт Браяну и выдернул штепсель из розетки. Изображение замерло, как будто было нарисовано красками на мониторе, и через секунду исчезло. Я вставил штепсель обратно, забрал у сына пульт, нажал красную кнопку. Телевизор молчал. Я нажал ещё несколько кнопок, но экран так и не пробудился от своего сна.
Джессика сжалась в комок и была похожа на маленького испуганного зверька.
Браян сглотнул и произнёс – просто чтобы нарушить эту тягостную тишину:
- Хорошо хоть эту мерзость больше не показывает.
- Всё, конец бедняге, - сказал я, имея в виду телевизор. – Можно хоронить.
Я направил пульт на люстру и нажал кнопку выключения. Да, я люблю театральные эффекты – но не такие, которые меня пугают.
Свет в плафонах потух, и комната погрузилась в темноту.
Я выронил пульт…
Браян то увеличивал, то уменьшал громкость электрического чайника.
- Вот, теперь он работает бесшумно. Красота. А так кажется, что гейзер бурлит.
- Родной, сделай потише, - зажав уши, попросила Джессика.
Я помешивал чай ложкой, отстранённо глядя перед собой и пытаясь понять, что же всё-таки произошло…
…Когда Браян поднял пульт, направил его на люстру и нажал красную кнопку, свет загорелся.
- Выкинь его! – тут же сказала Джессика. Она считала, что в пульт вселился демон.
Я с выводами не спешил, но тоже чувствовал присутствие чего-то… жуткого, потустороннего. Словно бы нечто незримое проникло в комнату извне, издалека и нашло себе пристанище в пульте. Джессика боялась, что это подчинит нас своей воле, превратит в ходячие телевизоры.
Не знаю уж, какие демоны залетели в нашу квартирку, только не каждый день я вижу пульт, с помощью которого можно управлять реальностью. Моё любопытство оказалось сильнее осторожности.
Браян уже вовсю экспериментировал: включал и выключал люстры в коридоре, лампочки в туалете и ванной, компьютер. Подошёл к подсвечнику, нажал кнопку – и свечи загорелись. Ещё одно нажатие – и они потухли, тотчас, мгновенно.
- Обалдеть…
Я молча забрал у Браяна пульт.
Но сын не стал гундосить и не сделал обиженное лицо.
- Попробуй погасить фонари, па, - сказал он. Подбежал к окну, отдёрнул занавеску. – Давай! Вот будет круто, если получится.
Я поджал губы, посмотрел на пульт, на окно.
- Выброси его, дорогой, - тихо сказал Джессика.
Она дрожала, её лицо было перекошено от ужаса, но это не вызвало в моей душе ни малейшего всплеска жалости. Всего полчаса назад эта женщина обращалась со мной, как со своей игрушкой, которую можно заставить сделать что угодно.
Я подошёл к окну и прицелился в фонарь.
- Внимание. – Я даже улыбнулся. Нажал на кнопку.
Фонарь погас.
- Вау! Да, да, да! – Браян не находил себе места от радости.
Я включил фонарь. Повернулся к жене и, повинуясь бесконтрольному порыву, направил пульт на неё. Её глаза расширились и стали похожи на два бильярдных шара. Это меня позабавило. Я нажал красную кнопку, но на сей раз ничего не произошло.
Тогда я попробовал выключить сына.
- Эй, пап, ты чего? – Браян отшатнулся.
Немного поколебавшись, я всё-таки «выстрелил» в себя. Ничего.
Нет, похоже, на людей пульт не действует. Ну и хорошо.
- Дорогой, - сказала Джессика, с опаской глядя на меня, - что ты делаешь?
Теперь, значит, я «дорогой»?
- А знаешь что? – сказал я Браяну. – Давай посмотрим, что ещё он может.
Браян улыбнулся: он уже простил мне «покушение».
Как выяснилось, пульт умел не только гасить и зажигать (свет, там, или огонь).
С помощью кнопок изменения громкости можно было управлять любым звуком. И превратить, скажем, шум льющейся воды в грохот водопада, а рёв гитары с дисторшном – в тихое шуршание песка.
Я нажал “Mute” и выключил звук у холодильника. Наконец-то! Как же меня доставало это постоянное «брр, брр», от которого не скрыться ни в одной комнате и которое то и дело будило меня по ночам.
Кнопки переключения каналов переключали не только каналы (на работающем телевизоре), но и станции – на радио, и музыкальные треки – в Media Player’е.
Кнопки меню: используя их, я вызывал настройки электронных приборов и компьютерных игр, а также цветов, шумов, запахов – чего угодно.
Зум – он воздействовал на моё зрение, приближая и отдаляя любую вещь…
…Мой чай уже остыл, а я всё ещё размышлял – теперь уже о том, как бы мне повыгоднее использовать этот чудо-пульт. Конечно, внутренний голос говорил мне, чтобы я сломал эту штуковину и выбросил в мусоропровод. Нашёптывал мне, что я зря во всё это ввязываюсь, что меня ждут неприятности. Но я сказал себе: нет, во всём виноваты мои страхи. Я страдал от них всю жизнь – пора уже с ними разобраться. Я оказался в новой и очень необычной ситуации и не знаю, как поступить, но неужели я откажусь от подарка, которым наградила меня судьба? Все эти годы я жил не для себя. И вот у меня в руках – шанс, у меня в руках – пульт, подобного которому нет ни у кого. Неужели я готов выкинуть его на помойку, а вместе с ним – свою жизнь? Ну уж нет. Хватит с меня чужих проблем – буду, наконец, помогать самому себе.
Браян вовсю экспериментировал с пультом. Выключал проезжавшие под окном машины и долго смеялся, наблюдая за водителями. Те вылезали из своих металлических повозок, открывали капоты и искали поломку. У них ничего не получалось, они злились, матерились и били по шинам ботинками. Тогда Браян включал мотор и смеялся ещё громче, когда лица у водителей вытягивались и становились похожими на лошадиные. С помощью кнопки увеличения Браян мог в деталях рассмотреть каждую гримасу. Затем он стал разглядывать ножки девушек. Когда ему это надоело, он ушёл к себе в комнату и врубил на всю катушку рок. Но этого ему было мало, и он увеличил громкость с помощью пульта. Соседи, не сговариваясь, в едином порыве заколотили швабрами – кто по полу, кто по потолку, кто по стенам. Раньше Браян расстроился бы. Он любил шумную музыку, и ему нравилось слушать её громко. Другие, считал он, должны разделять его пристрастия. Соседи так не думали. Однако теперь у Браяна был пульт, и это его не особо волновало. Выключив стук швабр, он наслаждался воплями своего тёзки Джонсона.
Я вошёл в комнату.
- Представляю, какие у них лица! – проорал Браян, перекрывая хард-роковое грохотание. – Как думаешь, у кого-нибудь случился приступ? Надеюсь, что да.
Я его понимал: я сам когда-то был подростком и слушал “AC/DC”, “Van Halen”, “Iron Maiden”. Предкам такая музыка не нравилась, соседям – тоже. Чтобы накопить деньжат на плеер, я несколько месяцев расклеивал объявления и рассовывал рекламки по почтовым ящикам. Наконец, я его купил. В тот же день я уволился с работы. Пришёл домой, лёг в одежде на кровать, вставил наушники и весь вечер слушал на предельной громкости “Black Sabbath”. А утром обнаружил, что плеер накрылся…
- Дай мне пульт.
- Щас. – Браян устроил себе светомузыку: быстро включал и выключал лампочки.
- Не балуйся с электричеством.
- Па, не занудничай…
- Давай его сюда.
Браян сморщил нос, но отдал мне пульт.
- Лучше не баловаться с этой штуковиной – мы же понятия не имеем, что это такое.
Браян фыркнул.
- Пульт это. – Сын обиделся на меня.
- И сделай потише.
- Ты говоришь прям как мама.
Даже если бы захотел, Браян не смог бы придумать что-нибудь более обидное.
Я вошёл в спальню, открыл дверцу тумбочки и похоронил пульт под грудами бумаг. Пусть лежит тут. Пока не разберёмся с этой штукой, трогать её не стоит, подсказывал мне внутренний голос. И сейчас моё чувство опасности было с ним солидарно.
Мне вдруг стало нехорошо, как будто в голову налили ртути. Вставили воронку в ухо и залили горячий жидкий металл прямо в меня. Тело сковала странная слабость.
Я тряхнул головой, сделал несколько глубоких вдохов, досчитал про себя до десяти. Организм потихоньку успокоился, но предчувствие беды никуда не делось. Кто-то, живущий во мне и более умный, чем я, сказал: «Возьми пульт, сломай и выброси. Выброси его!» Этот «кто-то» говорил настойчиво и убедительно. Но ещё раньше я убедил себя, что этот пульт – мой единственный шанс изменить жизнь к лучшему.
И я сделал, как обычно: прислушался к себе, а не к своим ощущениям. Выключил свет и вышел из комнаты.
На следующий день пульт пропал.
Мы с Браяном перерыли всю квартиру.
Я повыкидывал с антресоли коробки, пакеты и ящички, побросал на пол пыльные игрушки, обветшалые постеры из музыкальных журналов, старую, никому не нужную одежду. Я чихал, как больная гриппом собака, но всё равно продолжал рыться в кучах пыли, глотать воздух, наполненный странными, непонятного происхождения запахами. Меньше всего мне хотелось копаться в этом мусоре. Я пытался забыть, что у нас есть антресоль, напоминающая заброшенный склеп. Если бы я о ней вспомнил, пришлось бы её разбирать, возиться в грязи, выбрасывать тонны мусора. Это работа дня на два – не меньше. Но, пока искал пульт, я справился с ней за два часа. Куда же он подевался? Я не имел представления, но помнил, что за штука этот пульт. Может быть, он переместился из ящика в какое-нибудь другое место? На антресоль, в галошницу, в холодильник. Или попросту исчез – из этой квартиры, из этого мира, и перенёсся… один чёрт знает куда. Никогда ещё мне не было так паршиво. Вам знакомо такое чувство: будто счастье, которого вы добивались годами, кто-то выхватил у вас из-под носа своими грязными узловатыми руками? И, раззявив рот, с потрескавшимися губами, со страшными обломанными зубами, рассмеялся прямо вам в лицо. Мне казалось, что я падаю в пропасть, из которой нет возврата. А кто-то внутри продолжал нашёптывать: не беспокойся, не ищи, всё хорошо… Но я не хотел его слушать – я хотел найти пульт. Вернуть его! Вернуть свои иллюзорные возможности!
- Пап, его нигде нет. – Бравада Браяна куда-то подевалась – ей на смену пришло уныние. Его глаза больше не горели и не блестели – они потухли и превратились в два тёмно-серых, залитых дождём уголька.
- В горшках смотрел?
- Я всю землю перерыл и потом полчаса вымывал грязь из-под ногтей.
- Меня не волнует грязь под твоими ногтями!..
- Пап! Я даже в мусоросборнике пылесоса смотрел.
- И что? – Мой голос дрожал; живот сводило в диких приступах – словно бы кишки и желудок вдруг сгнили, а кровь протухла. И то, что осталось от них, давило на меня, пытаясь вырваться наружу. Я попал в водоворот, и водоворот выкручивал, выворачивал меня изнутри.
- Его нет. Пап, успокойся. – Сын положил руку мне на плечо. Ему – всего шестнадцать, а он уже почти с меня ростом.
- Куда он мог деться?
- Пап… Если бы он был в квартире, мы бы его нашли. Если только он не переместился в тебя или в меня.
- Да, - сказал я. – Ко мне в мозги или к тебе в сердце.
- Или наоборот.
- Да, - повторил я.
И тут Браян хлопнул меня по плечу.
- Слушай! Мы ведь совсем забыли о маме! А что, если она…
- Нет, нет… - Я мотал головой – я не хотел этого слышать.
- …выбросила его?
- Нет…
- Давай позвоним ей.
Джессика была у своей подруги, которая жила на другом конце города. Я бы предпочёл, чтобы моя жена не просиживала джинсы (дома или нет – неважно), а работала бы, приносила пользу и деньги. Но она баловала Браяна, командовала мной и встречалась с подружками. Её всё устраивало. Ещё бы: кому не понравится такая жизнь?
Я пересилил себя и позвонил Джессике на сотовый. Мне нужно задать ей вопрос, всего один вопрос. Злость разрывала меня, как тёмное существо с длинными когтями. Джессика была тут ни при чём. Но кого ещё я мог ненавидеть? Судьбу – нечто эфемерное и безликое? Или пульт, бездушную штуковину? И я проецировал злобу на жену.
- Алло.
- Джессика, - проговорил я сквозь сжатые зубы.
- М?
- Я хотел спросить…
- Ты не мог бы говорить побыстрее – меня Сара ждёт. Мы выкройкой занимаемся.
Вот и появился повод разозлиться. Как мне хотелось закричать на неё – впервые за девятнадцать лет. Но я сдержался. Пока что я сильнее своего подсознания.
- Джессика, ты брала пульт?
- Не трогала я вашу игрушку. – Это слово, «игрушка», вобрало в себя весь иррациональный ужас и чудовищное омерзение, которое вызывал у неё пульт.
- Ты выбросила его?
- Джим, успокойся.
- Ты взяла его, да? – Подсознание ухмылялось и подмигивало мне. Ну давай, говорило оно, ещё немного, и я освобожусь из плена разума.
- Ты бредишь.
Я молчал и пытался понять, откуда во мне взялась эта ярость. Ненавижу ли я Джессику? Или я ненавижу себя за то, что когда-то женился на ней? Или причина совсем другая – более глубокая, более сложная? Будь проклят тот день, когда пульт изменился и всё это началось. Нет, всё началось раньше… когда пришёл электрик. Да. Вот она, исходная точка. А может быть, так было предначертано с самого начала
Я сел на корточки, закрыл глаза.
- Я не брала пульта, Джим. А теперь иди, отдохни – тебе это нужно.
И, не попрощавшись, прервала связь.
Я отдал сотовый Браяну, пошёл в спальню и упал на кровать…
Джессика вернулась вечером, чуть раньше обычного, и в руках у неё был пульт.
Я подбежал к ней, выхватил чёрный пластмассовый предмет и прижал его к груди, как самую драгоценную вещь в своей жизни.
До этого глаза Джессики лучились сочувствием, но, как только я вырвал у неё пульт, её лицо ожесточилось. Она сухо сказала:
- Мусорное ведро у подъезда переполнено. Он лежал на самом верху. Я чисто случайно его заметила.
- Но ты ведь… ты ведь его не выбрасывала?
Джессика посмотрела на меня – отвращение, жалость и обида смешались в этом взгляде – и ушла на кухню.
Браян попросил у меня пульт. Я сомневался, стоит ли ему давать этот бесценный предмет. А что, если он его потеряет? Ведь в следующий раз нам может не повезти – никто не пройдёт рядом с мусорным ведром и пульт не будет лежать на самом верху, на горе мусора.
- Пап, я буду с ним осторожен.
Я кусал губы. С трудом я оторвал от себя эту чёрную искусственную частичку и отдал её сыну. Он улыбнулся – уголками губ – и ушёл к себе в комнату.
Джессика варила овощной суп. Я положил руку ей на бок, хотел обнять. Но она вывернулась и, даже не взглянув на меня, продолжила готовить ужин.
- Извини… - понурив голову, сказал я. – Я… я не думал, что это ты, просто…
- Просто больше обвинить было некого, так?
- Извини, - сказал я.
- В холодильнике остались котлеты – если хочешь, погрей. Вряд ли ты наешься одними овощами.
Я кивнул, хотя она этого не видела.
В дверях я обернулся.
- Но если это сделала не ты, то кто?
Руки Джессики механически орудовали ножом: резали сельдерей, помидоры, петрушку…
- Может быть, тот же, кто заставил тебя положить пульт в ящик?
- Но кто это?
Джессика не ответила. Могла ли она что-нибудь сказать?
Я вошёл в комнату Браяна. Я думал, что он развлекается и безобразничает: выключает у соседей звук шагов или что-нибудь вроде этого. Но он сидел в кресле и, свесив голову на грудь, спал. Пульт он держал в руках. Браян никогда не любил темноты, в детстве он очень сильно боялся её, однако сейчас в комнате царил густой мрак. Поздний вечер… И только окна дома напротив боролись с чёрной мглой. Бесстрашно, но бессмысленно.
Я осторожно вынул пульт из руки сына. Браян даже не шелохнулся. Я вышел и бесшумно закрыл за собой дверь.
…- И чтобы отчитались мне за весь квартал. Ясно? – Мистер Стивенсон тряхнул пузом, поправил очки и направился к выходу.
Сегодня он устроил нам очередную выволочку. Ему было без разницы, что во всём банке мы – единственный отдел, который хоть чем-то занимается. И это – моя заслуга. Я весь день, без устали, порчу себе настроение, только чтобы эти бездельники делали работу, за которую им неплохо платят. При этом я не получил ещё ни одной премии, если не считать регулярные выволочки. Не знаю, надоело ли Стивенсону устраивать их, но выслушать его претензии мне надоело определённо
Я взял сотовый, набрал номер шефа.
Пульт лежал у меня в кармане. Какая удобная вещь – брюки с глубокими и широкими карманами. Я нажал кнопку увеличения громкости и очень долго её не отпускал.
У Стивенсона зазвонил телефон…
Никогда не забуду этого вопля. Дикого, нечеловеческого. Небось, Стивенсону показалось, что в его кармане зазвонило в унисон несколько церковных набатов. Все тут же выбежали из кабинета – спешили на помощь любимому шефу. Я уменьшил звук его сотового и неторопливо последовал за ними.
Стивенсон лежал на полу и трясся. Его потные руки елозили под рубашкой, как вымазанные в мазуте ужи. У него случился приступ.
Возможно, я перестарался. Но ведь он сам нарвался, не так ли?..
Я пару раз, в самый неожиданный момент, выключал в кабинете свет или увеличивал звук работающего принтера. Все так забавно на это реагировали: вздрагивали и вскрикивали, волновались. А я уже не чувствовал никакого опустошения. Упадок сил и нервное истощение исчезли, как вчерашний день. Вот почему мне был так нужен этот пульт. Но нельзя довольствоваться только этим, надо придумать, как ещё его использовать, как изменить свою жизнь…
…Автобус вёз меня домой.
Я смотрел в окно, на плывущие, словно в незримом потоке, деревья, дома, людей, машины… И вместе с ними в другое русло перетекли мои размышления.
Я мог бы купить автомобиль – тогда бы я не тратил на дорогу так много времени, не стоял бы в пробках. Но отчего-то я терпеть не мог легковушки. Я их даже избегал. Это был какой-то инстинктивный, необъяснимый страх. Возможно, персональная машина являлась для меня воплощением личной смерти. Я не хотел отрываться от общества – мне нравилось сознавать, что я в безопасности. А в автомобиле ты предоставлен сам себе, твоя жизнь зависит только от тебя. Мне казалось, что, если я куплю авто, произойдёт что-то непоправимое.
В любом случае, мне больше нравилось ездить на общественном транспорте, быть в контакте с окружающим миром, наблюдать за людьми. А теперь ещё и воздействовать на них.
Какие-то два пацаненка, чтобы повыпендриваться друг перед другом, матерились на весь салон. Я направил пульт на двери автобуса, вызвал меню, изменил звук открывающихся дверей на нестерпимый визг (задрал хорошенько высокие частоты), а потом увеличил громкость. Остановка. Двери открываются – шипя, как двести гигантских гадюк, и ударяются о бортики – с таким звуком ржавый «Боинг» врезается в землю, в то время как чья-то невидимая лапища разрывает его на части.
Видели бы вы этих пацанят! Они подскочили на месте, примолкли и вжались в спинки кресел. Они затравленно озирались и не могли понять, что же случилось.
Я нажал кнопку увеличения. Изменений, которые произошли с юнцами, никто, кроме меня, не видел, лишь перед моим внутренним взором их лица растянулись, раздулись, и стало видно дрожащие губы, мечущиеся, точно в припадке, зрачки. Гипсовые головы вместо настоящих.
Я снова воспользовался зумом, и два застывших от ужаса шара сдулись. Весь воздух вышел. Не настолько они интересные, чтобы разглядывать их так долго.
Перепуганные до смерти пассажиры перешёптывались, тыкали в двери пальцами. Кто-то подошёл к водителю и, заикаясь от волнения, рассказал о происшедшем. Зачем? Водитель сам всё слышал. Глупое у него, наверное, сейчас лицо. Можно увеличить отражение в зеркальце заднего вида…
Но мне хотелось отдохнуть от развлечений.
Отстранившись от остальных людей и их узкого мирка, я безразличным взглядом провожал лавочки, домики, деревца, а они бежали и бежали…
Я снял крутку, бросил её на пуфик.
- Дорогая, я до…
- Что на этот раз случилось с бедным телевизором? Может, вы его ненавидите и так ему мстите?.. О господи. Ну и ну. Это такая шутка, да? – произнёс незнакомый голос.
Хотя нет, не незнакомый – чужой.
Я быстро скинул ботинки и вбежал в комнату.
- А что такое? – спросила Джессика.
- Провода замкнуты друг на друге. Вы что, хотите, чтобы телевизор сам себя показывал? – сказал мастер.
Тот самый грязный мастер-грубиян, который ставил нам кабельное, сидел на коленях перед телевизором.
- Эй, - упирая руки в боки, сказал я, - вы чем тут занимаетесь? Ваши услуги нам не нужны.
- О, хозяин пришёл.
Мастер улыбнулся и протянул мне руку. Лучше я выпью отравленной колы, чем пожму её.
- Я сказал: нам от вас ничего не нужно. Уходите.
- А ваша жена говорила совсем другое.
- А мне плевать…
- Джим. – Джессика посмотрела мне в глаза. – Переоденься и иди поешь.
После сегодняшней поездки в автобусе я стал другим, и я хотел, чтобы она это поняла.
- Я не хочу, чтобы он копался в телевизоре.
- Да с телевизором ничего страшного, - радостно сказал мастер и кашлянул. Хрипло, мокротно. – Просто кое-что необычное.
Я взял жену за руку и отвёл в сторонку.
- Джесс, он может всё испортить.
Она смотрела на меня бесстрастно, почти безразлично.
- Что испортить?
- Ты знаешь!
- Что испортить, Джим?
- Пульт… он стал таким, когда отказал телевизор. Я не хочу…
- А я хочу. Я хочу, Джим, чтобы мы жили как раньше. Чтобы ты не был злым и неуравновешенным. Чтобы я могла называть нашу семью – семьёй.
- Чтобы ты командовала мной, как раньше!
- Тихо. – Её глаза впивались в меня острыми булавками. Пронзали кожу, погружались в плоть – и глубже. В самое сокровенное, самое податливое, беззащитное. Лишали меня воли.
Я понимал, что она пытается сделать. Я ведь совсем не изменился, остался таким же, как прежде, с одним лишь исключением: я сумел выпустить на волю всё то, что томилось во мне долгие годы, все мои страхи и комплексы, всю мою неуверенность. Дело в другом. Она привыкла быть лидером, а когда лидер теряет контроль над ситуацией, ему это не нравится. Джессика боится последствий и потому хочет вернуть всё на свои места, снова превратить себя в командира, а меня – в подчинённого.
Я сжал кулаки.
- Я хочу этого, Джим. А ещё я хочу, чтобы телевизор работал. Пусть мастер его починит – ты ведь этого так и не сделал. Хотя обещал.
«Ненавижу тебя» - эти слова вылетели из моего горла, ударились о сомкнутые губы, почти вырвались из плена непроизнесённости в мир звуков. Но нет: я опять промолчал.
Я сглотнул, и вместе со слюной туда, вниз, к сердцу, упали ненависть, злоба, обречённость, бессилие, покорность… Опустошённость вернулась.
Джессика откинула назад густые, вьющиеся, белые волосы. Когда-то она заставила меня постричься: ей не нравилось, что мои волосы красивее, чем её. Она любила привлекать внимание и считала врагами всех, кто его у неё отнимал.
- Иди поешь, Джим.
И она ушла в комнату, закрыв за собой дверь.
Мастер отпустил какую-то грязную шуточку, и Джессика рассмеялась. Картинно, неестественно. Электрик взгоготнул. Я услышал, как хихикает Браян.
Я изо всех сил стиснул лежавший в кармане пульт.
Аппетит пропал. Я ковырял котлету и с отвращением наблюдал за футболистами. Моя попытка спрятаться за экраном телевизора, убежать в другой мир, опять потерпела неудачу. Гнев, переполнявший меня, переродился во что-то липкое, тягучее, несуразное. Чёрная отвратительная масса.
В кухню вошла Джессика.
- Всё готово, милый.
Я отложил вилку, встал и пошёл в комнату. Я почувствовал на спине её взгляд, тот, который преследовал меня девятнадцать лет, но к которому я не смог привыкнуть. Она не смотрела на меня таким взглядом, когда мы только встречались. Паучиха порабощает самца, притворяясь, что отдаётся ему. После этого паук оказывается в полной её власти, и, если надо, она может откусить ему голову своими острыми клыками, чтобы он не вмешивался в её жизнь, не вредил её планам, не касался её мечтаний. У паука-самца лишь одна цель, считает самка-паук, больше он ни на что не годен.
Не годен…
Я встал посреди комнаты. Не отрываясь, минуту или две, смотрел на работающий телевизор. Запрокинул голову – мой взгляд остановился на люстре. Я вытащил из кармана пульт, поднял его, нажал кнопку…
Свет не погас.
Украинцы проигрывали немцам.
Всё было как обычно.
Всё было как обычно.
Красные стены кровавыми трупами обступили тесную, похожую на могилу комнатку.
Кошмарные фарфоровые куклы щерили зубы в жестоких улыбках.
В огромное окно позади них заглянул чей-то глаз: одна радужка, пепельно-серая, без белка, без зрачка.
Толстая лысая старуха ответила глазу взглядом, из которого, как из гнойной раны, сочилось что-то мерзкое, ненастоящее.
Рядом со мной стоял сморщенный лилипут в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. Он ковырялся в носу, поедал свои козявки и щурился – свет был ему неприятен.
Что мне делать теперь?
Я посмотрел вниз, на сгусток мышц, обливающийся багровой солёной жидкостью. На сердце. На желудок. На печень, на селезёнку и почки. На кишки. На половые органы. Лишь скелета я не мог увидеть – моего основания, моего центра. Только он был спрятан, тогда как всё остальное выставили на обозрение миру. Без стеснения, без зазрения совести.
Изображение дёрнулось. Пошло рябью.
Всё становилось на свои места.
Дурацкие, бессмысленные вопросы больше не занимали моих мыслей.
Пока оставалось время, я вгляделся в мир по ту сторону экрана. В этот мир я никогда не смогу попасть, как бы я ни хотел.
Свет погас, как умершая звезда, – и чудесным, благоухающим цветком расцвёл мрак.
Но меня не тянуло туда, ведь я не принадлежал тому миру. Хотя я завидовал…
.укнанзиан ьсолавичаровыв ёсВ
…Я завидовал им, живущим в другом, вывернутом наизнанку мире. Они ничего не делали, ничего не понимали. У них был пульт, и они могли бы… Но они лишь стояли и смотрели на нас. Как они были ужасны, как омерзительны. Вывернутый наизнанку мир. Если бы у меня был пульт, если бы только…
В колышущейся, неровной тьме я разглядел нечто чёрное с острыми углами. Моя надежда, моё счастье, мои мечты… Я разжал кулак. Спасение, оно лежало на раскрытой ладони.
Старуха и лилипут подошли; коснулись моего нутра. Что-то хлюпнуло. По моему телу прошла дрожь.
И, прежде чем всё исчезло и прекратилось, прежде чем оборвалось, перед самым концом, как всегда, было движение. Я опустил палец, настоящий, сочащийся кровью палец, и надавил на настоящую, не вывернутую наизнанку кнопку.
А существа по ту сторону экрана вели себя не так. Они оставались другими. Впрочем, совсем недолго…
Экран погас.
Примечание
Идея волшебного пульта родилась у меня в конце второго тысячелетия н. э., а фильм про пульт с Адамом Сэндлером вышел позже, в начале третьего тысячелетия н. э. И, как поёт Гиллан в “The Unwritten Law”: “I got the evidence” – вон оно, лежит вместе с другими литературными набросками в ящике шкафа.
Глава 1, стих 1
(теистический анекдот)
Однажды спустился Бог на Землю и явился к некоему человеку.
- Как Я слышал, - обратился к нему Бог, - ты самый умный среди всех людей, когда-либо созданных Мной. Говорят, ты настолько умён, что можешь положить начало следующему Завету – Сверхновому. Скажи, что ты считаешь самым главным в жизни?
- Самым главным в жизни, - отвечал человек, - я считаю долг за ипотеку. Я женился на самой лучшей девушке в мире, и она потребовала отдельную квартиру для нас с ней. Как минимум трёхкомнатную. Да не где-нибудь, а в центре столицы одного из крупнейших государств на планете. Я взял в банке огромные деньги под колоссальные проценты – и теперь боюсь, что не успею выплатить нужную сумму до своей смерти. А ведь, когда я умру, долг перейдёт на моих ближайших родственников.
Подумал Бог мгновение, а потом сказал:
- Пожалуй, Я найду кого-нибудь поумнее.
И ушёл.
(Июнь 2013 года)
Глава 1, стих 2
(гуманоидный анекдот)
Не мог Бог пройти мимо проблем и тревог того, кто создан по образу и подобию его, а потому вернулся к человеку.
- Хорошо, - сказал Бог, - давай Я помогу тебе.
- Да Господи, какие проблемы! – беззаботно откликнулся человек. – Я уже взял ещё один кредит...
(Сентябрь 2015 года)
(Шестой) Эскалатор, или Решение в движении
Открой глаза. Не думай ни о чём. Пройти сквозь мрак. К чему попытки. Металл дороги. Движение ступней. А может быть, ступеней. И скрыть от солнца. И скрыться в темноте. Движение ступеней. Плюс равномерный гул. Как саундтрек происходящего. Над лестницей и под. Тела. Конечности. Глаза. Душа. Душа под сердцем страх и истинные чувства. Безвольны и безлики. Механику тропы познав. Стремятся руки. Тех, наверху, к устойчивости. К норме. И поручень. И взгляд. И поза. Всё сходится в ментальность. В ментальности зерцалом отражаясь. Летит назад. И в мир. В глаза других. А те, что под «навесом». Какая им судьба? Тянуть, толкать, тягать. Сдвигая с мёртвой точки мир. Мир под землёй. Искусственно пленённый. Рождённый техногенно. Убежище и храм, шоссе и парк, алтарь и кладбище. Для всех, для каждого. Живой работы организмы. Как человек. Как твари подземельные. Как поднебесные созданья. Шаг – спуск – и снова шаг. Дорога – впереди, и выбор – по бокам. Ступай. Ступай. Ступай.
И пусть, пронёсшись ветром под отзвук сильного воздушного порыва, бездушный многочастный монстр тебе приветливо откроет двери и в путь возьмёт с собой, опережая тьму, туннели, тварей.
Огромное лицо. Раскрытый рот. И вдох, и выдох. И вот, гонимый волею Эола. Запрятанной в механике. Летящий на колёсах. Разрезав тишину своею формой. Как плоским ликом. Лбом из стекла. Разрезав тишь. Пускай несётся, пускай «летит». Пускай стремится, а в дар надежда. Деньги. Время. Что?.. Пускай летит…
Как много видишь. Как жить под панцирем? Сколь многое сокрыто. Как жить под панцирем? Побег от мира, а может, от себя? Как жить под панцирем? Но нет ответа. «Под панцирем» другой уклад…
Для многих – лишь забота. Работа. Лишь правда. Вынужденье. На станции сойти. Нет, сесть. Метро. Дождаться «…двери закрываются…». Услышать или нет. И вновь прийти в движенье. Привычное, логичное. Нехарактерно-несвоё.
Билет в метро.
Лежит на видном месте дома.
Что делать?
Выход где?
Как это «нет»?!
Вот чёрт!
И эскалатор там, за металлической преградой, за музыкой, охранником, он там, и для кого-то он другого…
(Ноябрь 2010 года)
Притча о камне
Совсем юным он встретил знаменитую провидицу - она сказала, что камень может сделать его бессмертным. Он поверил её предсказанию. С пылающей в сердце надеждой на вечную жизнь и с неоспоримой верой в свою удачу начал он поиски этого волшебного камня и продолжал их долгие годы.
Он женился и в любви родил на свет детей. С каждым новым днём счастье отцовства всё сильнее расцветало в его сердце и озаряло лицо его красками радости и блаженства. Заботу о детях и ласку, которую чада дарили своему отцу, ничто не могло ему заменить. Лишь камень так и не был найден, и это печалило его. Близкие видели его печаль, но не понимали её причины, ведь он никогда не рассказывал им ни о пророчестве, ни о дарующем бессмертие камне.
Его дети выросли. Они нашли свои призвания и обзавелись собственными детьми, но по-прежнему любили его, как в самом раннем детстве, когда они не знали слова "бог" и слово "отец" служило ему заменой. И его жена была рядом – судьба, помощница, друг. Но мысли его всё чаще обращались к камню, и он понимал: если он не отыщет камня, самые чудесные вещи в мире не пробудят в нём былого беззаветного восторга.
Он состарился. Как и раньше - и как всегда, его семья была с ним единым целым: жена, дети, внуки. Правнуки. Многие завидовали ему, не подозревая, что душа его десятилетия пустует вне истины, не познанной им, и без цели, им не достигнутой, - у него не было камня.
На смертном одре, недвижимый и угасающий, он принял решение. Тихим, хриплым голосом, в котором ничуть не чувствовались давние глубина и сила, он позвал жену и всё ей рассказал. Она слушала его внимательно, а когда он замолчал, улыбнулась и провела рукой по его редким, жёстким, седым волосам. Она хотела успокоить его не только улыбкой, но и словами. "Камней, дарующих бессмертие, не существует. Единственное и настоящее благо людское - это любовь к ближним и их любовь к тебе", - прошептала она, с неисчерпаемой преданностью глядя на мужа. Но её тёплые и мудрые слова не коснулись его ушей - к тому времени он был уже мёртв.
Под его подушкой жена нашла толстую рукопись и записку. "Издайте", - прочла она.
Родственники долго оплакивали его кончину. Как и все люди, они плакали глазами, но несравнимо больнее было их сердцам, слёзы из которых не переставили литься ещё очень долгое время.
Вышедший после его смерти роман читали по всей планете. Миллионы восторгались его творением - смеялись над его шутками и грустили над его бедами. Загадка камня изменила не только его самого, но и всех, кто прикоснулся к ней со страниц его романа. Однако у любой загадки есть ответ:
Скульптор сбросил покрывало с его статуи. Она была из камня.
(2005)
BONUS
Сергей Казиник, Сергей Верник, Григорий Неделько
Линия Экватора
(вариант с 1-й концовкой)
01
Скука… Оказывается, скука приходит даже тогда, когда границы возможностей отодвинулись куда-то за горизонт. Спорт-кар с тысячесильным мотором, горные лыжи на выходных, недельный дайвинг каждые два месяца, а также новые друзья, клубы, десятки готовых на все подружек с какого-то момента радовать перестали. А до этого перестала радовать спокойная семейная жизнь, с женой-красавицей и дочкой-ангелочком.
Нет, они вызывали самые теплые чувства (слова «любовь» Егор всячески избегал), но вот быт… Он посмотрел на телефон, раздумывая, позвонить ли Алене или нет. Но, представив, что она сейчас опять будет говорить о том, что ребенку нужен отец и Егору следовало бы вернуться, от этой мысли отказался. Жена его никогда не понимала, а точнее, не принимала его потребность часто оставаться одному. И относилась к этому как к какой-то блажи, а не как к самой что ни наесть потребности. Из-за чего они и разошлись, хотя Егору их с дочкой часто не хватало.
«Сорок лет, - думал он, лежа на кровати и глядя в белый четырехметровый потолок своего пентхауса, - а чего мне надо от жизни до сих пор не понял».
В голове всплывали картинки от раннего детства до недавнего времени: плохо запомнившаяся смерть родителей, жуткий детский дом, колония для несовершеннолетних, откуда он вышел никому не нужным и ничего делать не умеющим. В сытом и довольном мире ему было всего два пути: либо стать мелким уголовником и отправится опять на зону, либо устроиться на какую-нибудь низкооплачиваемую работу, не требующую специального образования и прожить жизнь на грани нищеты. Егор выбрал третий путь. Свой.
Он пришел в военкомат и, что называется, сдался. Военком, несмотря на просто катастрофический недобор рекрутов в тот год, такому рекруту был не рад. Но, тем не менее, отправил его в какую-то тмутараканьскую строительную часть, находящуюся недалеко от границы. Где Егору долго послужить не пришлось, так как этот приграничный регион быстро превратился в «горячую точку». В ту эпоху так называли все локальные войны и вооруженные конфликты.
Так как Родины у него не было, вернее, не было того, что принято называть и чувствовать Родиной, служба в стройбате быстро сменилась службой с оружием в руках за одну из воюющих сторон. Денег платили мало, но зато разницу между гонораром фактическим и желаемым щедро восполняли боевым опытом. Через пару лет, когда противостоящие стороны то ли исчерпали ресурс, то ли просто договорились, он остался без работы, но ненадолго, так как последующее предложение ввергло его в очередную войну. За что, во имя чего, ради какой цели идет текущая война, Егор предпочитал не знать, просто и честно выполняя свои контрактные обязательства. Явно требуя единственного – оговоренной оплаты, а тайно – нового боевого опыта, жадно его впитывая.
Наемник. Так называлась эта профессия. Иногда более мягко таких, как он, называли профессиональными военными, но сути это не меняло - наемник он и есть наемник. Официальные власти всех стран наемников очень не любили, с ними боролись и объявляли вне закона, неофициальные же, напротив, стремились прибегнуть к их услугам, что бы стать официальными и тоже начать их не любить. Но, так или иначе, данная профессия была широко востребована в определенных сферах, и ее представители подолгу без работы не сидели. Хотя собственную занятость и не афишировали.
К тридцати годам Егор имел определенный статус в данных кругах, командовал подразделением из пятидесяти человек, стрелял из всего, что может стрелять, умел водить все, что имело гусеницы или колеса, и даже умел летать на некоторых типах вертолетов и легкомоторных самолетов. Это не считая просто потрясающей физической подготовки: стокилометровое расстояние по пересеченной местности он покрывал в среднем за пятнадцать часов, после чего не падал трупом, а был готов стрелять и принимать судьбоносные решения. Того же требовал и от бойцов своего подразделения.
Все время ему сопутствовала удача: самое серьезное ранение, которым он сподобился обзавестись, – это пулевая рана бедра, чуть-чуть беспокоившая только к непогоде или после сильного переутомления. Хотя мелких шрамов на его теле было множество. А ближе к тридцатипятилетнему юбилею удача позаботилась и о его пенсионном обеспечении, приведя с собой финансовую фортуну, которая пришла к нему как обычно – в бою.
Проведя казавшуюся заурядной операцию по уничтожению полевого штаба неприятеля в африканской стране, которая никак не могла определиться с легитимностью собственного правительства, Егор совершенно случайно обнаружил одну из первопричин этой гражданской войны. Необработанные, весьма крупные алмазы, как потом выяснилось, с местных же рудников. Причем целый увесистый мешок. Все было как в русской народной сказке: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце и так далее. В данном же случае алмазы были в мешке, мешок в оружейном ящике, ящик в большом металлическом канцелярском шкафу, шкаф в комнате, а комната в здании, которое обороняли особенно рьяно. Именно это и насторожило Егора, потому что данное здание штабом не было, а визуально выглядело как заурядная хозяйственная постройка.
Так как каких-либо приказов и распоряжений на счет драгоценных камней Егор не получал, то он вполне резонно рассудил, что это справедливая боевая добыча его и его подразделения. Камушки были поделены, и служба у Егора кончилась. Но спокойная жизнь богатого человека тоже не удалась – скука, вот что его постоянно подтачивало.
- Так, - сказал он вслух сам себе, - чем же сегодня заняться? Тир? Спортзал? Пьянство?
Егор окинул взглядом комнату и уперся в монитор компьютера.
- Ладно, - продолжил он разговор с самим собой, - почту пока проверю, а там посмотрим. Может, письмо от Эдика насчет яхты пришло.
Сообщения от своего нового товарища Егор давно ждал. Должно было прийти приглашение на кругосветную регату под парусами на новом катамаране Эдуарда, который со дня на день планировалось спустить на воду на одной из верфей сытой южной приморской страны. Но именно этого письма не было, а было другое…
Егор вперился в экран монитора, силясь понять, шутка ли это неизвестного юмориста, розыгрыш товарищей по оружию, серьезное предложение, провокация каких-либо правоохранительных органов или еще что-то. Сообщение гласило:
«Уважаемый Егор (к сожалению, нам неизвестно Ваше отчество)! Наша организация заинтересована в ваших профессиональных навыках и способностях. Также нам известно, что в данный момент Вы не связаны никакими контрактными обязательствами. В связи с чем мы можем Вам предложить разовый контракт по Вашей основной специальности. Оплата гарантированно высокая, 50 процентов в случае согласия и 50 процентов в момент завершения контракта, вне зависимости от времени, затраченного на его выполнение. В случае Вашей заинтересованности просто ответьте на это письмо, если же предложение Вас не заинтересовало, удалите его. С уважением, Л.».
Кто такой Л. Егор не знал и представить себе не мог, но интуиция, как правило, предупреждающая его о всяких засадах и подставах, молчала. Из чего он сделал вывод, что непосредственной угрозы в письме нет. Но вот что бы все это значило? Эту его «гражданскую» электронную почту никто из прежнего окружения не знал, а из нового окружения никто не догадывался о прошлом Егора, чтобы так пошутить. Не сходилось что-то. Но в любом случае это было хоть какое-то действие, развеивающее липкую скуку, и Егор, не столько думая, сколько руководствуясь сиюминутным порывом, быстро набрал на клавиатуре «Да» и нажал на кнопку «Отправить».
Ответ пришел тут же, что тоже несколько его озадачило. Складывалось впечатление, что на том конце провода только и ждали его волеизъявления, а текст ответа даже не набирали, а просто отослали заранее заготовленный. Ему предлагалось через пару часов прибыть в офис, расположенный в одном из крупных бизнес-центров для личного знакомства, введения в курс дела и принятия окончательного решения. Такой прыти от возможных нанимателей Егору раньше видеть не доводилось, что заинтриговало его еще больше.
Хоть на это письмо от него ответа никто не ждал, он, тем не менее, ответил «Хорошо» и стал собираться. Толстый керамический нож с кастетной рукояткой занял свое привычное место в специальном чехле на правом предплечье, а больше никакого оружия Егор решил с собой не брать, справедливо полагая, что минуя металлоискатель внутрь здания проникнуть не получится. По крайней мере, привычным для гражданских способом.
02
- Здравствуйте Егор, проходите, присаживайтесь. Чай? Кофе? Какие-то особые пожелания? - выпалил одной фразой, не меняя интонации, хозяин кабинета.
Вообще Егор был хороший физиономист, но в данном случае о конкретном возможном работодателе он сказать ничего определенного не мог. Абсолютно серая и незапоминающаяся внешность, более похожая на фоторобот из полицейских сводок, чем на реального человека.
- Нет, спасибо, – ответил он, располагаясь в удобном кресле, - я не против перейти сразу к делу.
- Хорошо, к делу, так к делу. – Хозяин кабинета, казалось, ничуть не смутился и уселся в свое кресло. - Итак, - продолжил он, - нам нужны ваши навыки, и мы готовы их купить.
- А кому это – нам? – Егор предпочитал полную ясность.
- Нам – это нам. Прежде чем я по существу отвечу, позвольте я один приборчик включу.
И, не дожидаясь ответа, он, нырнув под стол, вытащил оттуда нечто, больше похожее на лётную рацию тридцатых годов, чем на какой-то современный прибор. С хромированными тумблерами и аналоговыми шкалами приборов.
- Что это? – напрягся Егор.
- Долго объяснять, но поверьте, никакого вреда Вам это не причинит, - работодатель говорил как бы между делом, полностью предавшись настройке прибора, - ни физического, ни какого иного.
Егор рассматривал это устройство, и чем дольше он на него смотрел, тем меньше беспокойства оно вызывало.
«Наверное, какая-то штука для противодействия прослушке. Оно и понятно, учитывая, чем этот парень занимается», - думал он.
В любом случае ничего угрожающего в приборе не было.
- Итак, - хозяин кабинета закончил настройку и переключил свое внимание на гостя, - меня зовут, м-м-м… пусть будет Лаврентий. И я предлагаю вам выполнить одну тайную миссию. За отличное вознаграждение, естественно.
- Поконкретнее, пожалуйста.
- Ну, давайте поконкретнее. Надо в составе малочисленного отряда из нескольких человек прибыть в одно место и устроить там диверсию. Взорвать кое-что. А потом другое кое-что добыть и доставить. Или в обратной последовательности – это неважно.
- Не слишком ли много для начала разговора всяких «одних мест» и «кое-чего»? Я привык оперировать поставленными задачами, а не недомолвками.
Лаврентий бегло взглянул на прибор и, удовлетворившись его показаниями, перевел взгляд на гостя.
- Так вы же еще не согласились, как я могу выдавать более детальную информацию? А, впрочем, ладно.
Он выдержал некоторую паузу, то ли подбирая слова, то ли фильтруя в голове, что сказать, а что нет.
- Я явлюсь представителем рекрутингового агентства. Неземного. На этой планете я пребываю по поручению своего клиента. Мне поручено подобрать небольшую команду профессионалов, которые способны без поддержки извне выполнить диверсионную задачу, добыть один предмет и с этим предметом покинуть плацдарм операции.
Егор слушал это как само собой разумеющееся, и «неземное рекрутинговое агентство» слух совсем не резануло, хотя про себя это он отметил.
- Извините, любезный, - небрежно сказал он, - а давно Земля контактирует с инопланетными цивилизациями?
- Земля и не контактирует, - не заметив сарказма, то ли демонстративно, то ли на самом деле, ответил Лаврентий, - это с Землей контактируют. Но не отвлекайтесь.
Он бросил взгляд на прибор, чуть подкрутил какую-то ручку и продолжил:
- Так вот, коридор на вход и на выход вам обеспечат, но в процессе миссии – полная автономность. Не будет ни то, что поддержки, но и связи. Специфика планеты.
03
- Кто командует операцией и формирует команду? Сколько человек, и кто эти люди? Мне нужно знать, с кем работать.
- Я рекомендовал заказчику назначить полевым командиром вас, если вы не против, конечно. В таком случае именно вам и формировать команду. Лучше из предложенных мной кандидатур, естественно.
Лаврентий бросил беглый взгляд на Егора, словно желая убедиться, серьезно ли он относится к разговору или просто решил подыграть в этой непонятной пока ему игре. Судя по всему, увиденное его удовлетворило. Он открыл ящик стола, достал оттуда несколько листов, скрепленных между собой, и протянул собеседнику.
- Вот, посмотрите краткую спецификацию места проведения операции.
Егор взял протянутые документы и углубился в чтение. Прочитав, он положил их на стол и посмотрел на хозяина кабинета.
- А скажите, вы правда считаете, что я, профессиональный военный, который больше делать ничего не умеет и, что существенно важнее, не хочет, должен был вникнуть в суть всего вот этого? - Егор постучал пальцем по лежащим на столе листам спецификации. - Можно своими словами? А то там половина терминологии мне вообще непонятна.
- Извините, но в данном виде информация предоставлена заказчиком, – Лаврентий как-то по-домашнему развел руками, - но я хорошо ориентируюсь в этой теме и могу объяснить именно «своими словами», так как планета, о которой мы говорим, в моем мире почти легенда, сродни вашему бермудскому треугольнику.
Он откинулся в кресле назад, закинул руки за голову и продолжил:
- Называется эта планета Экватор, по крайней мере, именно так на ваш язык можно перевести ее название. Она довольно… странная: вращается вокруг своей звезды примерно так же, как ваша Луна вращается вокруг Земли. То есть повернута к светилу всегда одной стороной. Отсюда вечная ночь и зима на одной стороне планеты и вечный день и лето на другой. Причем день таков, что ведро воды испарится минуты за две, а на ночной стороне это же ведро промерзнет насквозь секунд за пятнадцать. Белковые кислорододышащие существа способны жить только на узкой полосе сумеречной зоны, шириной примерно километров сто. На Экваторе, а точнее, в сумеречном поясе Экватора, ибо о планете в целом говорить бессмысленно, нет океанов, морей, рек или еще каких-то больших скоплений воды – только степь с низкорослым кустарниковым подлеском. Но при этом множество мелких озер и ручьев. Из-за того, что одна сторона планеты постоянно греется, а другая постоянно остывает, атмосфера в районе сумеречной зоны представляет собой непрогнозируемый кошмар, где с интервалом в пару минут полное безветрие может смениться горячим самумом, вслед за которым тут же придет ледяной ураган с метелью.
Лаврентий сделал паузу, посмотрев на реакцию Егора. Тот сидел и внимательно слушал, как будто с подобными задачами ему приходилось сталкиваться регулярно. Хозяин кабинета стал рассказывать дальше:
- Но, как вы, безусловно, поняли, не изучение климата является целью данной экспедиции. С климатом как раз все ясно. А неясно с тем, кто или что живет сейчас на этой планете…
Он выдержал почти театральную паузу, призванную сакцентировать внимание слушателя на данной части рассказа.
- Дело в том, что, кроме некоторых неразумных форм жизни, живущих в сумеречном поясе Экватора, других существ на планете не было. Тем более разумных. На нее совершались неоднократные высадки различных экспедиций, которые, отработав запланированную программу, спокойно возвращались обратно. Хотя и здесь надо отметить, что с собой они привозили больше вопросов, чем ответов, ибо планета когда-то давно была заселена могучей расой, которая исчезла в неизвестном направлении, не оставив после себя практически ничего.
Но однажды на большой эллипсоидной орбите этой планеты одна из возвращающихся экспедиций обнаружила некий артефакт. Что это такое, точно по сей день неизвестно, есть только описания и кое-какие характеристики этого предмета, проведшего в космосе, по всей видимости, не один миллион экваториальных лет. Артефакт, предварительно изучив на предмет радиации и прочих опасных излучений, взяли на борт исследовательского дальномагистральника. А через полчаса шлюп рухнул на Экватор, успев сообщить, что компьютер корабля перехватил управление и больше не подчиняется экипажу. От себя скажу, что подобного быть не может в принципе, ибо на дальномагистральных шлюпах этого класса мощности ЦК (центрального компьютера) не хватит не только на то, чтобы перехватить управление, но и на расчет курса без участия экипажа. Не может же ваша электробритва перехватить управление и самостоятельно вас побрить, не так, как Вы желаете!
Егор приподнял со стола руку, глядя в глаза представителя-нанимателя, прося слова, как в школе. Лаврентий, замолчав, кивнул.
- А в таком случае с чего вы взяли, что это был именно артефакт? Как я понял, мне именно за ним предлагают сходить?
- Да, за ним. А решили, потому, что он явно искусственного происхождения, и, не будучи артефактом, он не мог бы совмещать в себе столько несовместимых характеристик. Например, он и металл, и неметалл одновременно. Или он фактически сверхлёгок при достаточно большой расчетной массе. Много еще чего, но поверьте – это артефакт. Скорее всего, предмет принадлежал исчезнувшей расе Экватора: недаром он по удаленной орбите этой планеты крутился. Но мы отвлеклись на частности, давайте я пока введу вас в курс дела более широко
- Подождите, подождите, - чуть резко перебил его Егор, - не хотите же вы сказать, что корабль рухнул четко в сумеречную зону? Я хоть и не специалист в этих вопросах, но подобное совпадение, мягко говоря, странно…
- Именно это и хочу сказать, а иначе услуги вам подобных точно не потребовались бы. Я повторюсь: вне сумеречного пояса не выжить. И, да – это еще одна странность, ведь расчетно он должен был упасть совсем в другое место.
04
Перед воротами остановилась машина с шашечками на бортах, с пассажирского места встал такой здоровяк, что было непонятно, как он до этого помещался в автомобиле.
- Бульдозер! - Егор распростер руки. - Сколько лет, сколько зим! Проходи, не задерживайся!
Здоровяк кивнул водителю, отпуская такси, и шагнул навстречу Егору, заключая его в объятья.
- Ага, - прогудел он, ставя его на землю, - но там, где я был, никаких зим нет, только лето – не люблю, когда холодно.
- Знаю, знаю: ты с крайнего заработка виллу на Сейшилах прикупил - ребята говорили. И как жизнь в раю?
Бульдозер вздохнул.
- Как, как – скучно. Оказалось, что мулатки, солнце, океан и прочие радости жизни могут очень быстро надоесть при прочем ничегонеделании. А сам как?
- Такая же ерунда. Не умеет наш брат жить в скуке и достатке – с какого-то момента до зарезу хочется действия, адреналина и опасности. И я тебе могу сейчас предложить именно это. Пошли в дом.
Они вошли в то, что Егор назвал домом, но по сути это была большая бытовка, где все удобства исчерпывались дизель-генератором и печкой-буржуйкой. Ее привезли в заброшенный пионерский лагерь, который находился далеко от посторонних глаз, в окружении десятка давным-давно умерших деревень. И Егором он был выбран временной базой подготовки к миссии именно поэтому.
Войдя внутрь, Егор по-хозяйски уселся на грубую лавку, жестом приглашая гостя последовать его примеру, и щелкнул тумблером устройства, напоминающего своим видом старую военную лётную рацию.
- Что это? – спросил бульдозер, усаживаясь напротив.
- А, - махнул рукой Егор, - подарок заказчика – раззомбатор, наверное, так его правильнее всего назвать. С ним в разы проще в курс дела вводить.
- Что? – Бульдозер вытянул в удивлении лицо.
- Понимаешь, если я лет семь назад сказал бы тебе, что плащ-невидимка существует, ты бы мне что ответил? Правильно, что я головой совсем потек или что-то в этом духе. И под руководством такого командира в бой бы точно не пошел - неизвестно, куда псих завести может. А помнишь японский спецназ, с которым нам в Индонезии схлестнуться пришлось? Нафаршированный электроникой маскхалат с тысячей микрокамер и микромониторов по всей поверхности, передающий противоположно расположенную картинку, - чем не плащ-невидимка? Денег стоит, правда, как чугунный мост, но функцию свою же выполняет: одетого в такую штуку спецназовца только по неуловимому движению заметить можно было. Или тепловизором.
Бульдозер молча кивнул.
- Или ту хрень в кузове старого пикапа вспомни, которую мы в ближневосточной кампании захватили. Передвижная рельсовая пушка, способная керамической болванкой пробивать шестиметровый бутерброд из стали и бетона. Или, при наличии соответствующей аппаратуры наведения, спутники на орбите сбивать. А ведь официально считается, что в силу огромной энергоемкости эта штука портативной быть не может.
- Босс, это ты к чему? – подал наконец голос Бульдозер. – Я всего лишь насчет этого антиквариата спросил.
Он кивнул на стоящее на столе устройство, выглядящее и правда не очень-то современно.
- Я тебе и говорю – раззомбатор. Прибор, позволяющий достучаться до тебя через эфемерные стены догматов, забивающие твой мозг всякими «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». То есть, если ты чего-то не знаешь, то не будешь утверждать, что это невозможно, а так и скажешь – не знаю. Другими словами, псевдоконстанта «этого не может быть, потому что не может быть в принципе» не работает рядом с этим прибором, если он включен.
- Все понятно. И что же за предложение, если его надо формулировать при помощи такой вот штуки?
- Есть работа по нашему с тобой профилю, - Егор бросил короткий взгляд на собеседника, - не на Земле.
05
- А ты знаешь, босс, а я ведь теперь новости по ящику смотреть не могу – воротит!
Бульдозер сосредоточенно полировал свой тесак, размышляя вслух. Слушатель в лице Егора был ему не особенно-то нужен. Егор поэтому и не счел нужным реагировать, ибо прекрасно понимал, что имеет ввиду его шкафоподобный приятель.
- Противно, - продолжил Бульдозер постучав ногтем большого пальца по лезвию и принявшись полировать дальше, - неужели никто всего этого бреда не замечает?
- Замечает, замечает. – В дверях стоял низкорослый худощавый парень и улыбался. – Привет служивые!
- Овод!
Спустя секунду визитер утонул в объятьях Бульдозера.
- Отпусти, громила!
Были видны только ноги вновь прибывшего, обутые в армейские берцы, болтающиеся в воздухе. Он был как минимум вдвое мельче своего товарища по оружию.
- Отпусти, слонопотам, тебе говорю, ребра мне сломаешь, и останусь я без экскурсии!
- Овод! Сколько лет, сколько зим! – Бульдозер радовался как ребенок. – Я даже не рассчитывал, что ты к нам присоединишься!
- Что это вдруг? Не вижу причин не тряхнуть стариной. Привет, босс! – проговорил гость, наконец-то освобождаясь от объятий своего товарища по оружию.
- Привет, привет Овод. Я тебя только завтра ждал, – Егор без лишнего панибратства протянул руку, - чего так рано?
- А что дома сидеть? Дела быстренько свернул, машинку захватил, и сюда.
06.
- Мы еще кого-то ждем? – Овод ласково, с нежностью собирал свою новую «игрушку» со специфическим названием «Винторез». Снайперская винтовка буквально на глазах принимала законченный вид.
- Ждем. - Егор налил в старый электрический чайник воды из ведра и щелкнул выключателем. Лампочка под потолком сразу потускнела, а рокот дизель-генератора за стеной стал натужным. – Только вот дождемся ли? Времени осталось не так много. Бульдозер, сходи за водой. Тут недалеко, за забором, колодец есть. И фонарь возьми, чтобы ноги не переломать - ночь как-никак на дворе.
- Босс, может, скажешь, кто из парней придет? – протяжным голосом спросил здоровяк, подхватывая пустое ведро.
Егор не успел ничего ответить. Снаружи сухо протрещала автоматная очередь. Стреляли совсем рядом. Резко вскочив, он едва не опрокинул чайник. Рука привычно метнулась к кобуре, отработанным годами движением выхватывая «Грача».
- Что за фигня? – Овод за долю секунды дособирал свой «Винторез», вставил обойму, передернул затвор. – Босс, что происходит?
- Пока не знаю, - тихо проговорил Егор, снимая пистолет с предохранителя.
Бульдозер замер возле двери, продолжая сжимать одной рукой ручку ведра, а во второй у него сверкнуло лезвие тесака. Тяжелое дыхание говорило о том, что здоровяк нервничал.
В следующую секунду Егор щелкнул выключателем, гася единственную лампочку, и помещение сразу погрузилось во тьму.
- Выходим на счет «три». Готовы?
- Так точно.
Дверь распахнулась, и две тени неслышно скользнули в предрассветные сумерки. Третья огромная фигура большим медведем вывалилась следом.
- Откуда были выстрелы? – едва слышно спросил Егор – и вдруг почувствовал, как неожиданно терпкий и наждачно-влажный воздух обжег горло. Он закрыл рот ладонью, чтобы сдержать кашель.
- Назад! – только и смог просипеть он, рывком затаскивая дергавшегося Овода обратно в дом. Бульдозера рядом не было, но за здоровяка Егор не особо беспокоился. Тот имел потрясающую способность выбираться из казалось бы совсем безвыходных ситуаций.
- Ты видел небо, босс? - сквозь свистящий кашель проговорил Овод. – Это небо… Оно полыхает…
- И лагерь исчез вместе с лесом, - тяжело дыша добавил Егор. – Это уже не Земля. Профессионально работают ребята, без лишних формальностей и предупреждений.
Чужой влажный воздух перестал казаться жгучим и вязким. Похоже, верным было утверждение, что человек еще та скотинка, которая привыкает моментально практически ко всему. Может быть, именно поэтому заказчик и выбрал для выполнения операции наемников с Земли.
В дверном проеме неожиданно возникли две человеческие фигуры. Та, что была похожа на двустворчатый шкаф, почти несла под мышкой вторую, менее выдающуюся.
- Так не годится, босс, - с обидой в голосе заявил Бульдозер, сгружая на пол живую ношу. Следом звякнул автомат. – Я его едва не завалил. Хорошие же у тебя сюрпризы…
- Дверь… Дверь закройте! - послышался сдавленный голос. – Быстрее же.
Бульдозер захлопнул дверь, и помещение сразу погрузилось во тьму. Окон в бытовке предусмотрено не было.
- Гвоздь, ты, что ли? – Овод щелкнул выключателем, но лампочка не зажглась. Почти полная тишина возвещала о том, что дизель остановился. – Это ты его позвал, босс? Какого черта…
- Я позвал, - жестко произнес Егор, нащупывая лежавший поверх одного из вещмешков фонарь. – Есть возражения?
- Тебе, конечно, виднее, босс, - неуверенно начал Бульдозер. – Но после того, что он устроил в Хошимине… Из-за какой-то бабы так парней подставил…
Егор включил фонарь, и яркий луч света высветил недовольные сморщенные лица. После чего проговорил:
- Согласен, порой его хочется вбить в землю по самые ноздри. Да, он чирей на солдатской заднице. Но, черт возьми, я не знаю никого, кто бы так интуитивно и мастерски ориентировался в незнакомой местности. Такой человек просто необходим в этой операции.
- Спасибо, что втянул меня в очередное дерьмо, хоть и хорошо оплачиваемое, - отозвался Гвоздь. Егор еще раз осветил его фонариком и заметил, что тот был весь перемазан чем-то белым. – Кто-нибудь наконец объяснит, что за хрень здесь творится? Почему мне едва не отрезали голову? И за какие грехи?
- Сначала дизель запусти, умник, - донесся раздраженный голос Овода. – Ты же в них разбираешься? А потом мы все тебе расскажем. Только вряд ли это тебе понравится.
07
- Итак, что мы имеем? – Егор достал большой, литров на сто пластиковый контейнер, который ему передал представитель заказчика. Электронный замок был запрограммирован на отпечатки пальцев наемника, и как только тот положил сверху ладонь, раздался громкий щелчок скрытых замков. Внутри Егор обнаружил весьма странные и не менее интересные предметы. На каждом из них имелась заметная наклейка с привычными глазу арабскими цифрами. Под номером один шел тонкий металлический планшет, который при прикосновении сразу включился. На экране возникло знакомое лицо Лаврентия.
- Вы правильно поняли, - донесся из крохотных динамиков его слегка квакающий голос. – Все предметы в контейнере пронумерованы для вашего удобства. Это минимальный набор вспомогательных средств, который мы смогли свободно предоставить. Когда кончится эта запись, планшет перейдет в режим поисковика и автоматически настроится на сигнал упавшего корабля. Если переход прошел без ошибок, то от вас до объекта около десяти километров. В контейнере, предмет под номером два, - комплект инъекций. Местная микрофлора весьма агрессивна, и не хотелось бы срыва операции из-за отсутствия у вас иммунитета к ней. Легкие защитные костюмы, способные уберечь от неожиданных перепадов температуры и прочих неблагоприятных факторов, пронумерованы тройками. Это все. По окончании операции возвращайтесь в капсулу - бытовку по-вашему, - тем самым вы запустите программу переноса. Но хочу предупредить: без Артефакта этого не случится. Уйти с планеты сможете только с ним. Удачи.
Лицо Лаврентия исчезло с экрана, сменившись темно-зеленым фоном, на котором спустя несколько секунд появилась жирная мигающая белая точка. Под ней указывались координаты.
- Вот гады, - выругался Гвоздь, распаковывая пачку с инъекторами. – Все пути обрубили. А если на самом деле нет никакого Артефакта?
- На вот. - Егор протянул ему планшет. – Это по твоей части. Заодно и узнаешь, есть там что или нет. Пятнадцать минут на сборы, проверку оружия и снаряжения. Затем выдвигаемся. И, это… Бульдозер, вколи себе двойную дозу химии. С твоими габаритами лишним не будет. Давайте, парни. Быстро сделаем, вернемся с деньгами и стоящими воспоминаниями.
08
Небо действительно полыхало. Но это скорее походило на невероятное по своей зрелищности северное сияние. Призрачный холодный огонь переливался замысловатыми волнами, и казалось, будто все тени вокруг живые. Мир, кишащий темными эфемерными тварями, которые готовы в любой момент наброситься на незваных гостей и поглотить их. И самое неприятное, среди этого хаоса невозможно было разглядеть настоящую опасность. Кромешный ад для профессионального солдата.
Бегло осмотрев местность, Егор с удивлением отметил, что их бытовка не одна перенеслась, а с довольно увесистым балластом. Немаленький по размерам участок земли, включающий в себя фрагмент забора, три старых ели и пару осин. И уже потом он заметил выглядывающий из-за бытовки добротный кусок лагерного сарая. Гнилые доски словно срезали острым лезвием. Тоже можно было сказать и о дорогущей «Валькирии» Гвоздя, передняя половина которой лежала у забора. При виде искалеченного мотоцикла Егора даже передернуло. Он со всей остротой осознал, как Гвоздю повезло, что тот остался в живых. Хотя можно ли назвать это везением?
Чужая земля оказалась сухой, как порох, и под ногами неприятно хрустела. Тонкие стебли какой-то рыжей растительности, похожей на торчащие вверх змеиные языки, едва доходили до колен, и как только к ним прикасались, тут же сворачивались в плотную «улитку». Егор вспомнил, что подобные свойства имели и некоторые субтропические растения, которые на время муссонов сворачивали листья. А ведь Лаврентий говорил про здешнюю резкую смену температур и прочие жуткие природные катаклизмы. Но безветрие расслабляло, и не хотелось думать о плохом. Вдруг обойдется?
Защитные костюмы делали людей похожими на каких-то фантастических киборгов. В утолщениях на плечах располагались непонятные сложные приборы, скорее всего, фильтрующие воздух. За счет них шея практически скрывалась, напоминая экипировку игроков в регби. Сама ткань костюмов была покрыта мелкими, но невероятно прочными зеркальными чешуйками, плотно прилегающими друг к другу, делая этот наряд отдаленно похожим на древнюю кольчугу. Голову закрывал похожий на каплю ртути вытянутый шлем, плавно переходящий в слоновий хобот, который тянулся к груди, раздваивался, а затем трубки уходили в плечевые утолщения. Даже при беглом рассмотрении бросалось в глаза наличие на перчатках одного лишнего пальца. Видимо, у тех, для кого разрабатывались эти костюмы, большие пальцы на руках были сдвоенными. Кроме того, радиоволны портативных передатчиков совершенно не проходили наружу, и от стандартных средств связи пришлось отказаться. Однако Гвоздь каким-то образом разобрался со встроенным в шлем инопланетным аналогом, и это оказалось ничем не хуже. Стоило только подумать о предполагаемом собеседнике, как между ними появлялся направленный канал. Подобным образом можно было подключать и остальных.
Но вполне земное оружие и вещмешки за плечами все-таки не давали забыть, что под сверкающей оболочкой скрываются люди. Чего только стоил Бульдозер, на котором костюм едва ли не трещал по несуществующим швам. В его ручищах увесистая «Гроза» казалась не тяжелее «Вереска», а серо-камуфлированный вещмешок уродливым наростом прилип к сверкающей хромом широченной спине. Чуть выше него открывались в такт дыханию две жаберные щели.
- Гвоздь, ты засек направление? – Егор посмотрел на идущего впереди товарища по оружию.
- Если верить планшету, объект на одиннадцать часов, на расстоянии семи с половиной километров. - Тот обернулся, демонстрируя прибор. – Полтора часа ходу. Если, конечно, не случится какой-нибудь фигни. Скажи, командир, а тачку твои заказчики не могли предоставить?
- Скажи спасибо, что вообще что-то дали, - Егор слегка толкнул Гвоздя в спину, заставляя его ускорить шаг. – В контракте допоборудование с их стороны вообще не предусматривалось. Так что костюмы, инъекции и прочие атрибуты – чисто благородный жест.
Гвоздь вновь обернулся.
- Им ведь самим выгоден успех операции,.
- Иди вперед, умник, - рыкнул на него Егор. – Хватит уже вертеться, - и только мгновением позже осознал, какую глупость сморозил, совсем забыв про особенности чужой системы связи. Но Гвоздь, руководствуясь субординацией, не стал упрекать.
- Похоже, у нас проблемы, босс, - ворвался в шлем встревоженный голос Овода. – Небо на три часа.
Егор повернул голову и на мгновение замер, всматриваясь в нечто огромное, черной тенью закрывшее часть объятого сполохами небосвода. Это могло быть все что угодно, от гигантской тучи до естественного спутника планеты. Но чутье заставляло готовиться к худшему.
- Вы ощущаете дрожь? – спросил Бульдозер. Он не слышал Овода и еще не видел опасности. Однако тоже почувствовал тревогу. – Земля под ногами дрожит. Что происходит, босс?
Земля действительно дрожала. И с каждым мгновением все сильнее.
- Давайте назад! – заорал Гвоздь, размахивая планшетом. – Еще успеем вернуться в бытовку!
- Стоять! – рявкнул Егор, обводя взглядом всех членов группы. – Без приказа никто не двинется! Понятно?!
- Ты нас всех угробишь! – не унимался Гвоздь. – Подохнем к чертовой матери! Все подохнем!
- Я вас когда-нибудь подводил? – спокойно спросил Егор. Бульдозер и Овод синхронно замотали спаренными «хоботами». - Так что доверьтесь мне и в этот раз. Назад нам пустыми лучше не возвращаться, поверьте.
- Упрямые ослы, - фыркнул Гвоздь. И тут же получил от Бульдозера легкий, но вполне ощутимый пинок. – Самоубийцы!
Егор глянул вверх и ощутил, как внутри него прокатилась давно забытая волна холода. Черная тень затянула собой уже треть небосвода и неумолимо приближалась. Первый порыв ветра был не такой сильный, словно предупреждение о грозящем катаклизме. Растительность вокруг нехотя сворачивалась в тугие клубки, прижимаясь ближе к почве. И процесс этот шел волной со стороны надвигающейся опасности.
Надо было что-то делать. И делать быстро.
Решение пришло само собой.
- Помоги мне, - быстро бросил Егор, глядя на Бульдозера. Затем подскочил к Гвоздю и подсечкой сбил того с ног. Здоровяк навалился на парня всем телом, не давая пошевелиться. И делал это, видимо, с удовольствием.
Егор притянул руку Гвоздя к одному из растений, и то быстро свернулось, при этом обвившись вокруг его запястья. Подергав живые путы, он убедился в их прочности. Затем повторил то же самое с другой рукой и ногами.
- Пустите, сволочи! – Гвоздь орал и извивался. – Какого хрена вы творите!? Это произвол!
- Зачем все это? – Бульдозер с сомнением посмотрел на командира.
- Для безопасности, - пояснил Егор, садясь на землю. Тугие стебли надежно обвились вокруг его лодыжек. – Делай так же, если не хочешь летать. Овод, это и тебя касается. Насколько я понимаю, на нас идет песчаная буря. Или что-то подобное. Костюмы-то защитят от песка и пыли, но на ногах мы вряд ли устоим. А так будет шанс уцелеть.
- Ух, не нравится мне эта затея, - проворчал Бульдозер, нехотя ложась на землю. Он перекатился на бок, цепляя сразу десяток стеблей. Те быстро свернулись, фиксируя ноги здоровяка. В руках он продолжал сжимать свою «Грозу». – Не выдержим без укрытия.
- Выбора нет. - Егор откинулся на спину. – У тебя есть другое решение?
Бульдозер не ответил.
Овод не стал задавать лишних вопросов и упал в самый последний момент, когда уже почти все растения свернулись. Теперь поверхность планеты напоминала густо усыпанный причудливыми рыжими раковинами пляж. И четыре сверкающие фигуры лежали на нем, словно выброшенные на берег странные морские животные.
Егор успел заметить, как мимо него проскочила пара похожих на варанов существ, имеющих по шесть длинных тонких ног и пестрые спинные гребни. Двигались они длинными синхронными прыжками. Гребни при этом распрямлялись, действуя на манер стабилизаторов. Одно из созданий на миг остановилось, глядя на человека блестящими бусинками глаз. Еще секунда, и существо исчезло. А спустя минуту мир накрыло гигантское облако пепла.
09
Все оказалось не так уж плохо. Никто не пострадал. Единственным неприятным моментом оказалась потеря Оводом своего «Винтореза». Он неплохо его закрепил, но чудовищный порыв ветра просто сорвал его, играючи сломав карабин крепления ремня.
- Что ты здесь ищешь? - Егор посмотрел на Овода, копошащегося в толстом слое черных хлопьев пепла. Вся видимая поверхность планеты теперь представляла собой гигантское пепелище. - Ищи километрах в пятидесяти отсюда, не меньше.
Овод поднялся. Лица его Егор сквозь шлем не видел, но чувствовал подавленность товарища. Еще бы, потерять любимую винтовку. Почти что пережить смерть близкого друга.
- Все в порядке, босс, - ответил он тихо. – В бою всякое случается. Ерунда.
Егор сочувствующе похлопал Овода по плечу, вспоминая откуда взялось его боевое имя - Овод. К насекомым прозвище не имело никакого отношения: Овод - Один Выстрел Одна Дырка, аббревиатура, и выстрел именно из «Винтореза». Подумав, что данная потеря может оказаться куда серьезнее, чем думалось вначале, он подошел к сидящему в стороне Гвоздю. Присел рядом.
- В следующий раз пристрелю и даже глазом не моргну. Неподчинение командиру, паника во время боевой операции… Ты совсем, что ли, страх потерял?
- Я ведь тебе еще тогда говорил. - Гвоздь повернул голову к Егору. – У меня проблемы сугубо личного характера. Ну, я с самого начала не хотел во всем этом участвовать.
- Ладно, не дрейфь. - Егор встал. – Отдай автомат Оводу. Ты нам сейчас с планшетом нужнее. Он, если что, прикроет.
- Не могу я без оружия, - заартачился Гвоздь, стиснув изрядно потертый М-4.
- У тебя ведь дедов ТТ всегда с собой, - напомнил ему Егор. – Так что выполняй. Живо!
На этот раз Гвоздь спорить не стал, и нехотя передал автомат Оводу. Затем достал планшет.
- Ну, сколько еще до объекта? – Егор глянул на покрытый слоем черной пыли экран. Белая точка по-прежнему пульсировала в его верхней части.
- Километров пять осталось. Думаю, вон за той возвышенностью, - Гвоздь указал рукой куда-то в сторону горизонта, - его можно будет уже наблюдать.
- Ну, тогда чего стоим? Ждем следующей бури?
10
Это была самая огромная борозда, какую Егору приходилось в своей жизни видеть. Вывернутая наизнанку земля возвышалась неровным гребнем на высоту двухэтажного дома, а дальше начинался настоящий каньон. Идеально ровной линией он уходил до самого горизонта в одну сторону, а с другой неожиданно обрывался. Но то место, где по всем законам должен был лежать упавший корабль, пустовало. Ни обломков, ни еще каких-либо следов, указывающих на разрушение оного, тоже не наблюдалось.
- Мистика, - пробормотал Гвоздь, указывая на мигающую во весь экран планшета белую точку. – Так разве бывает?
- Плащ-невидимка, - посмотрев на товарищей, уверенно произнес Егор. – Большой плащ. Просто огромнейший плащ. Это самая идеальная из виденных мной маскировок. Куда тут японцам…
- Думаешь, его замаскировали, босс? – недоверчиво спросил Бульдозер.
- Есть только один способ узнать, - ответил Егор. – Идем незаметно. Если что, уходим под прикрытие насыпи. Открывать огонь только в крайнем случае. Все ясно? Тогда вперед.
Гвоздь, шедший впереди, вдруг резко остановился и предупреждающе поднял вверх руку. Егор подошел к нему, посмотрел в указанном направлении и остолбенел.
Метрах в двухстах от них, на краю котлована, приютилась до боли знакомая бытовка. Рядом с ней на пятачке пожелтевшей от воздействия чужой атмосферы травы выгнулся лишенный опорных столбов кусок забора. Чуть позади - несколько зачахших деревьев и груда досок от старого сарая. Половинка «Валькирии» тоже лежала на своем месте.
Но заставило Егора почувствовать ледяное прикосновение страха отнюдь не это видение. Нет, он уже давно перестал чего или кого-либо бояться. Люди – они в принципе все одинаковые и в меру предсказуемые. Любого, даже самого хитрого противника, так или иначе возможно переиграть. Это он понял еще в детдоме. Он любил азарт, уважал сильного соперника, иногда признавая его превосходство. Он с кулаками отстаивал право на жизнь в том обществе, где обитал. Под одной крышей с двумя сотнями голодных и оборванных мальчишек и девчонок. Став постарше, он узнал, что такое первая настоящая дружба и первая искренняя любовь. А с ними и первый отчаянный страх их потерять... Это был страх, проникший глубоко в сердце и поселившийся в нем навсегда. Страх не за себя, а за близкого, дорогого человека. Любовь и дружба – две чрезвычайно хрупкие субстанции, и тебе становится больнее всего, если они вдруг ломаются. Иногда они стоят того, чтобы за них умереть.
Четыре одетые в сверкающие костюмы фигурки по ту сторону котлована пробудили в сердце Егора давно забытые чувства. Ужас, отчаяние, паника - истинные враги профессионального солдата - липкими щупальцами вынырнули из глубин подсознания. Это были пока лишь смутные тени, легко сдерживаемые силой воли. И для себя Егор открыл еще один из вариантов страха – страх Неизвестности.
Кто они на самом деле? Люди? Или иные существа, облаченные точно в такие же защитные костюмы. Тогда почему самая крупная из фигур сжимает в руке даже с такого расстояния хорошо различимую «Грозу»? Американский М-4 у другого тоже ни с чем не перепутаешь. И уж совсем дурак не узнает потерянный Оводом «Винторез» на плече третьего. Четвертый из группы стоял чуть в стороне и смотрел прямо на него. Тяжелый внимательный взгляд пронзал подобно раскаленному пруту.
- Кто ты, черт возьми? – одними губами прошептал Егор, чувствуя, как ползут по спине холодные капли пота.
- Кто ты? Кто ты? – глухим эхом вернулся голос. Отчего Егору стало совсем нехорошо.
Рядом замер Бульдозер, нервно поигрывая невесть откуда взявшимся в руке тесаком. Интересно, дошло ли до здоровяка, с кем предстоит иметь дело?
- Это…мы? – медленно повернув голову, спросил он.
- Мы – по эту сторону, - ответил Егор. – А кто там, я понятия не имею.
- Надо идти к ним, - встрепенулся Овод. – У того парня моя «машинка»...
- Они сами сюда идут, - произнес Гвоздь, пряча планшет и доставая раритетный ТТ. – Всегда хотелось иметь брата-близнеца. Хотя в данных обстоятельствах…
Егор смотрел на медленно идущих в их направлении двойников, и страх все сильнее рвался наружу. Кто мог сыграть подобную шутку? А главное, зачем?
- Я отучу тебя бояться, - неожиданно раздался в шлеме такой знакомый и в то же время до жути чужой голос. Холодный, лишенный всяческих эмоций.
Егор сильнее сжал рукоятку пистолета, коснулся пальцем предохранителя.
11.
По жилам потекли соки. Жёлто-белая волна, похожая на волокна, но не являвшаяся ни тем, ни другим, скользнула по внутренностям. Органы заработали, и с каждой миллисекундой их активность повышалась. КПД, если это можно так называть, росло.
Он чувствовал. Он ждал. Но ждать оставалось недолго. Были пущены в ход все ресурсы, и победа непременно будет на его стороне. Иной выход невозможен, если отстранённо, логично взглянуть на ситуацию, а по-другому он и не мог мыслить. Да и само слово «мыслить»… нет, неподходящее, совсем неподходящее.
Он впитывал – и возвращал. Он сооружал. Просто мыслить для него было мало.
Но довольно ждать, ведь ещё миг, и будет поздно. И тогда он принялся за дело. Жилы, напитавшиеся жёлто-белым, принялись отдавать накопленное.
12.
Егор шагнул вперёд. На мгновение всё происходящее словно бы подёрнулось плёнкой, пошло рябью, затмив все прочие чувства. Осторожность и страх остались где-то в стороне, интуиция отключилась, будто бы кто-то нажал на пульте кнопку. В голове поплыло. Егор поднял руку, собираясь приложить её ко лбу, и тут наваждение прошло или, по крайней мере, немного ослабло. Что-то толкало его дальше, хотелось сделать ещё один шаг и ещё один, чтобы преодолеть разделявшую два мира границу и узнать, что скрывается там, за зеркалом. Он так представлял для себя происходящее, чтобы проще было вникнуть в суть и сжиться с ней.
«А что, если это не они? – вдруг посетила голову мысль. – Что, если это… мы? – И тут же вслед за этим: - Сумасбродство! Я должен идти, просто должен идти, должен всё выяснить – за этим же я и прилетел сюда вместе с ребятами».
Он медленно обернулся и увидел, что его товарищи тоже замерли, не решаясь шагнуть, но и не отступая.
- Не бойся, - прокрался в голову неизвестный голос. О нет, отнюдь не чужой – просто Егор почти никогда не слышал его со стороны, если только на записи. Его собственный голос. Но как он очутился в его же голове? То не было внутреннее общение с самим собой – стоявший напротив человек, очень, чертовски, нереально похожий на него, произносил слова прямо в мозгу наёмника.
- Я не боюсь, - подумал Егор.
- Вот и отлично. Мы не причиним вам зла.
Взгляд Гвоздя был направлен прямиком на двойника, и взгляд этот помутился. Крупные капли пота собрались на лбу и потекли в низ. Защипало глаза. Гвоздь затрясся – сначала мелко, как в припадке злобы, затем «злоба» перешла в «ярость», а после – в припадок. Мужчина заорал – во всю силу своей лужёной глотки, - вскинул оружие и начал стрелять. Выстрел за выстрелом раздавались-расходились по округе. Пули вспарывали пространство и летели дальше, пущенные точно в «Гвоздя», находившего там.
Овод и Бульдозер сперва замешкались, но потом одновременно бросились к другу, схватили его за руки, попытались отобрать ТТ. Гвоздь вырывался, сыпал проклятиями и ругательствами – и не мог отвести взгляда от двойника: выворачивал голову, вперялся расширенными зрачками в неподвижную фигуру.
Двойник и правда не двигался: он стоял и спокойно ждал своей участи. А участь эта была бы незавидной, учитывая мастерство Гвоздя, - вот только… то ли стрелок промахнулся, то ли костюм защитил двойника от пуль, то ли произошло нечто совсем уж невообразимое.
Егор был уже на полпути к «границе». Незаметно для себя он шёл к ожидавшей его, странно знакомой компании. Он решил для себя, что непременно, во что бы то ни стало «доберётся дотуда и вытрясет, если понадобится, из этих типов правду».
Гвоздь щёлкал гашеткой, но ТТ молчал: патроны закончились. Тогда, что есть силы рванувшись прочь из объятий Овода и Бульдозера, он побежал к Егору.
Ему не хватило совсем чуть-чуть времени: именно в тот момент, когда начальник «экспедиции» подошёл к своему двойнику на расстоянии вытянутой руки, что-то сверкнуло ослепительным жёлто-белым светом. У всех наёмников, находившихся по эту сторону, мир загорелся и мгновенно истлел. Глаза обожгло болью. Овод и Бульдозер инстинктивно отвернулись в момент зарождения вспышки, и только это спасло их. А слепой, с выжженной сетчаткой Гвоздь, бешено матерясь, предпринял последний рывок – и нырнул в смертельно обжигающий шар такого же, как недавняя вспышка, бело-жёлтого цвета.
13.
Гвоздя – вернее, то, что от него осталось, - Бульдозер взвалил на плечо. Овод тем временем, вскинув M4, осматривал место, где совсем недавно стояла хибарка, так похожая на их капсулу. Но и она, и забор, и половина мотоцикла исчезли, оставив после себя лишь обугленную траву. Её и труп Гвоздя, превратившегося в кусок чёрной, покрытой коркой плоти.
- Куда они подевались? Где босс? – ничего не понимая, восклицал Овод.
- Надеюсь, ему повезло больше, чем нам, - тихо проговорил Бульдозер. – Надо похоронить Гвоздя. Найдём озеро и предадим тело воде.
Овод устало опустил руки.
- Ты прав. Пойдём.
- Но куда?
- А не всё ли равно. Там, - Овод показал винтовкой назад, - нас не ждут. Вернее, ждут, но только с артефактом, которого мы не добыли и, боюсь, так и не добудем. А там, - мах в противоположную сторону, - что мы найдём? Корабль-то был здесь… Если он действительно был.
Бульдозер согласно кивнул.
- Да, если он действительно был.
14.
На столе у Лаврентия зазвонил телефон.
- Какие новости? – спросил он не здороваясь.
- Операция завершена, - ответил на том конце невыразительный, словно не принадлежавший человеку голос.
- Есть проблемы?
- У нас – нет.
- А как поступим с теми?
- Нам всё равно. Решай сам. Что хотели, мы уже получили.
- Как Артефакт?
- Жив-здоров, так, кажется, говорят на Земле.
- Он о чём-нибудь догадывается?
- Как он может догадаться?
- Да, действительно.
- Так какое будет решение насчёт этих?
- Я подумаю.
Лаврентий положил трубку.
Для человека очень сложно воспроизвести некоторые последовательности. Например, давнее задание – столкновение с неземными силами – попадание в виртуальную реальность – пленение этими самыми гостями из иных миров.
Людям ещё есть чему научиться, в частности смотреть вперёд, видеть не только прошлое, но и настоящее с будущим, и – предугадывать. Однако им повезло: если бы Егор в процессе своей службы наёмником случайно не наткнулся на капсулу-корабль энерго и не вступил с ними в контакт, то те никогда бы не узнали, какие возможности открывает симбиоз энерго и людей. Не пришлось похищать людей, ставить на них опыты, как это делали менее дальновидные иномирцы.
Энерго привыкли всё прибирать к своим рукам, и симбиоз этот означал для Егора плен на всю жизнь – не больше и не меньше. Возможно, когда-нибудь пленители наёмника научатся сотрудничеству, в конце концов, им тоже есть куда расти. В образном смысле. Высшие энергетические сущности вели совсем иной образ жизни, нежели люди, да и жизнью это называть неправильно. Для существования в искусственных носителях, для оборота энергоцикла на Земле ещё не придумали слова, поскольку не подозревали, что в обычном телефоне или в чайнике, или в раззомбаторе может жить, не видимый и не ощущаемый для человека, энерго. Энерго, который, воссоединившись со своим собратом, может создать вспышку огромной силы, способную зарядить его для мгновенного перемещения в другой уголок Вселенной. В этом и состоял план. Надо было только усилить проводимость, чтобы энерго могли унести с Экватора нужного человека, - перемещать разумную материю не так-то просто. Поэтому людей облачили в «специальные костюмы» и выдали им раззомбатор, где прятался агент иномирных гостей.
Да, людям есть чему поучиться у энерго. Но последние ничуть не преуменьшали заслуги землян: если бы человек не обладал таким качеством, как Смелость, то никогда бы не стал Артефактом. Тем самым, который был так нужен энерго, которого им настолько сильно не хватало. Смелость ведь это не только решительность, но и внутренняя сила, ум, рвение, преодоление опасностей и… любовь. То есть, нечто подспудное и необъяснимое для электрических сущностей, привыкших на всё получать чуткие, взвешенные ответы.
Лаврентий подумал, что за годы, проведённые на виртуальной земле замаскированным под человека, он стал слишком много размышлять. А что, если… если таким образом он раскроет секрет, ради которого затевалась вся эта операция, и им не понадобится ни Егор, ни кто-то ещё из людей, чтобы быть Смелыми, чтобы любить жизнь столь сильно, что это перевешивает все прочие иксы и игреки? Тут было над чем поразмыслить.
«Рука», уже занесённая над пультом управления голомиром и готовая нажать на кнопку выключения, замерла и вернулась на место.
«Тут есть над чем поразмыслить, - повторил он про себя – ещё одна человеческая привычка. – Мы хотим переделать их, но сами изменяемся, вступая с ними в контакт. А может, я уже стал человеком?..»
Мысль была насколько смешной, настолько и беспокойной – но она всё-таки была. И, откинувшись в кресле, Лаврентий заказал по интеркому кофе.
15.
Жилы замерли в ожидании. Весь организм замер. Прежде он не испытывал такого – контакт с абсолютно чуждым да к тому же слившимся с ним сознанием существом. А если ещё он научит существо сотрудничеству – пусть вынужденному, но всё же – и приобретёт его возможности…
Застыв в сладостном предвкушении, Главный, состоявший из миллионов и миллиардов более мелких сородичей, на секунду ослабил хватку.
Этого было достаточно.
Егор, ещё не до конца потерявший ощущение реальности, к которому его принуждали «хозяева», рванулся и встал с кресла. Мутная волна нахлынула и, будто ударившись о скалу, отскочила. Тошнота скрутила живот и подступила к горлу. Егор отдышался.
Они его не привязали. Они сообщили ему всю информацию. Они даже не стали отнимать у него оружие. И они ослабили хватку. Похоже, эти ребята слишком самоуверенны да, кроме того, не знают, что такое настоящий наёмник… Ну что ж, он им покажет. Где, говорите, тут находится пульт управления?
Энергетические сущности, значит? Вы ответите за то, что сделали с Гвоздём! И возродите его – вы же так и уничтожили парня, с помощью энергии, - выходит, вам ничего не стоит вернуть его к жизни. И вы возвратите на Землю Овода с Бульдозером. А если нет… во всяком случае он, Егор, покажет братьям по разуму, как это неразумно – недооценивать землян. У него уже созрел план действий.
Итак, им нужна его Смелость? Что же, они получат её. По полной программе…
(Зима 2013 года)