П в квадрате побуждения и предопределения

Александр Тараканов
Задолго до начала пути.

"Одиночество - это временное состояние души на проторенной тропе сплетения судеб, стремящееся через людской страх к самодеструкции."
Из словаря Дика Крезова.


В начале XXI века человеческие знания и умения, дали толчок к молниеносному развитию множествам научных направлений. Только за первые десятилетия были развиты нанотехнология, биотехнология, ядерный синтез. В последующие года произошла революция в роботехнике, в синтезе донорских органов и биомеханических имплантантах. Люди добились лечения рака, открыв и совладав с его геном. Но у всего этого была и обратная сторона. По мере того, как развивались и приумножались человеческие знания, земные ресурсы в это время продолжали нещадно истощатся. Человечество за многие годы так привыкло к бездумному потреблению, что никак не могло, насладившись, остановится.
Каждый день человечество, в угоду своих желаний, требовало всё новое и новое, что можно было взять, одеть, съесть. И всё ради того, чтобы потешить свои низменные инстинкты, всё ради потехи и удовольствия.

Всегда было известно, что каждому человеку, чтобы получить существенные блага жизни, для начала следовало создать условия для их получения. Но когда человек получал то, что в первую очередь поддерживало бы его жизнь, насытившись оным и почувствовав себя в тепле и безопасности, то он начинал задумываться о чем-нибудь не существенном. Желания росли несоизмеримо с созданными условиями получения благ, которые порождали спрос, спрос разгонял двигатель производства и создавалось предложение. Создавались новые условия, насытившись которыми, желание возникало вновь. И двигатель снова раскручивал свои шестеренки, для создания, в итоге, более сложного спроса. Поэтому, там, где царствовала наука и знания, человечество в основном своём составе развивалось, как желающее все новых и новых условий для утешения своих потребностей. Сытые разум и тело их были слепы и глухи. Сначала просто стали иссякать природные ресурсы, как нефть и газ. Но человек почти уже не нуждался в них и поэтому более не придавал значения всему, что было связано некогда с "черным золотом". Но когда, из-за страшной технократической ошибки пришла в негодность большая часть гидросферы, тогда человечество в едином порыве в панике стали носится по планете, давя своих сородичей на пути миллионами, выискивая всё ещё живую воду и плодородные земли. Словно паразиты, пытаясь выжать последнее из агонизирующего, но всё ещё живого организма. Но многие воды были отравлены, как и многие земли постепенно превращались в необитаемые пустыни. Потом стал сгущаться сам воздух, от которого несло смрадом смерти. На человечество обрушилась страшная хворь.
Сначала люди решили, что это тот рак, который уже давно никого не пугал. Но, когда стало известно, что  лечение более не спасает, а люди продолжают болеть и заболеваний становится ото дня в день больше, тогда вернулся страх. Но вернулся он окрепшим, вернулся из самых глубинных уголков подсознания. Это был первобытный страх. Потерявшие рассудок люди, сбивались в разные общины, едино провозглашая всех страдающих от новой болезни виновными во всех грехах рода людского. Остальная часть человечества, пытаясь теперь ужиться в новых условиях разоренной планеты, так же теперь  предстояло ещё и биться за остатки разумного, что оставалось у них; биться за, разрушающийся под ногами мир; биться против пробуждающегося изнутри зверя и против тех, кто уже не сладил с ним.

Так, раз за разом перед желаниями и страхами разум претерпевал поражения. И настал тот день, когда эти поражения заставляли человека, горячо страдающего за благополучие своей дочери, принять судьбоносное решение.

***

Застывший тяжелый воздух, поднявшийся с самых грязных уголков мегаполиса и окутав взлетную площадку на вершине небосреба, разрывали лопасти конвертоплана, вырывая на волю и разнося по округе плач тысячи обреченных и лишенных спасения жителей каменных джунглей. Мужчина, ожидая отлета, пытался себя успокоить, твердя не переставая, что этот плач, который ему слышится среди шума работающих двигателей машины - злая игра его утомленного разума, следствие многомесячных стенаний и борьбы за сам смысл существования, откуп за оправдание своей жизни. Ему было тяжело. Особенно сегодня. Даже зная о всех трудностях, что его уже постигли на пути и могли бы ещё встретится, ему было как никогда тяжело. Сегодня он, спасая жизнь одному человеку, не знал, как поступить с судьбой другого.

Двигатели конвертоплана уже ревели во всю мощь, выражая своё нетерпение к скорейшему воссоединению с небом. Своё место на пассажирском сидении, рядом со смиренно ожидающим пилотом, мужчина уже давно занял. Теперь всё, что раньше зависело от него сводилось к проявлению им терпения, теперь всё, что он мог себе позволить-это ждать.
Он ждал, с сожалением и любовью наблюдая за своей дочерью в объятиях её молодого человека, стоявших поодаль от ревевшей машины. Следовало бы их поторопить с прощанием, но внутренний червь, питающийся сомнениями и страхами не давал ему этого сделать.
               
"Всё это у них не может быть серьезно, - тешил он сам себя мыслями, которые бы оправдывали разлуку его дочери с её молодым человеком, - они ведь ещё совсем молодые! О, боже! А сам-то я уже наверное забыл, каким был в молодости? Как любить умел? Сколько мне было лет, когда я сам впервые полюбил? И скольких испытаний мне это потом стоило! Но их жизни-не моя жизнь. Однако, сомнения меня так или иначе не отпускают. Так как же поступить мне? Быть может я несправедлив? Возможно." - он запнулся. Мысли суматохой носились в его голове. Он облизал губы, обсохшие и слипающиеся от едкой грязи, поднятой гуляющим ветром с улиц города.

"Но самое отвратительное, - продолжал он, мысленно обращаясь к паре молодых людей, - это то, что вы считаете мои тревоги следствием простой усталости. Вы не знаете правды."

Пытаясь разрешить внутри себя дилемму, отец нередко представлял себя на их месте. Пытался думать так, как мыслили бы они и всё время приходил к одному и тому же решению, что правды им не скажет.

"Незнаю, как всё в итоге обернется, - в сердцах продолжал он, - но я обещаю, черт возьми, обещаю, что сделаю всё зависящее от меня, чтобы ей помочь! И этот юноша здесь ни причем. Из двух зол выбирая, как известно... Я не хочу его страданий! Поэтому он останется в неведении. Это моя ноша!"

Он вздохнул, думая о том, что болезнь его дочери ещё не проявляла себя и сегодня она выглядела, как и раньше, излучая радость и струясь жизнью. Но сколько так могло продолжаться, он не знал. Сколько ещё пройдет времени, когда её болезнь наконец подступиться, он не знал. Но он знал, что когда это случится, им следует держаться от города как можно дальше. Он и так долго скрывал ото всех истину. Даже его дочь, не догадывалась о том, что отец её рискует всем ради неё.

- Аля, девочка моя! Надеюсь однажды время меня рассудит? - последнее сорвалось с губ отца и мгновенно затерялось в шуме работающих двигателей конвертоплана, а слезы, сжав грудь ядовитыми тесками, не дали продолжить.

- Вы что-то сказали, господин Колгаров? - встрепенулся рядом сидевший пилот, решив, что обращаются к нему.

Отец, отвлекшись от мыслей посмотрел на пилота. Спасая глаза от неутомимого в своем желании светила в этот день испепелить в округе всё и вся, пилот опустил забрало своего шлема, отчего лицо его,  наполовину скрытое из виду под непроницаемым оргстеклом, рассмотреть почти не представлялось возможным. Видимыми были только нижняя часть лица - четко прорисованные на смуглой, загорелой коже тонкие линии губ и волевой подбородок. А тело мужчины, облаченное в темно-зеленого цвета летный костюм пилотов Северного Альянса, представляющих из себя остатки цивилизации, словно вылепленное по некоему эталону, было подтянутым и стройным.

"Сколько ему могло бы быть лет? - промелькнула в голове господина Колгарова несуразная мысль. - Да уж! Его различия слишком явно бросаются в глаза - его сделали идеальным для глаз человека!"

Даже скрывая из виду свои пустые остекленевшие глаза под непроницаемым забралом шлема, в пилоте легко угадывалась искусственная начинка. Это был не человек, а одно из автономных биомеханических устройств уходящей цивилизации. Робот.

Пассажир, изучив пилота, сообщил ему, что не стоит беспокоится и вновь обратил своё внимание на свою дочь.

Аля, отстранившись немного из объятий любимого, посмотрела в сторону бушующей машины, внутри которой находился сейчас её отец. Она не слышала слов отца, но она всегда чувствовала, когда он к ней обращался, когда зовёт её. Она встретилась с ним взгядом и улыбнулась. "Я здесь! - мысленно отозвалась она. - Всё хорошо! Я здесь, не беспокойся! Сегодня он сам не свой! - подметила она для себя. - Сам на себя не похож! Может это из-за предстоящего полета?"
Она вздохнула и вновь прильнула к груди любимого, обвив его на поясе руками и стараясь ещё какое-то время не расставаться взглядом с отцом.

"Всё пройдет! - продолжая улыбаться, мысленно повторяла она, как заклинание, слова выгривированные на кольце, которое было одето на её безымянном пальце левой руки. Сплетя за спиной своего молодого человека пальцы рук и поворачивая кольцо вокруг своей оси большим и указательным пальцами правой, она твердила слово в слово. - Однажды всё пройдет. И это тоже!"

Это кольцо для неё являлось особенным и представлялось чуточку волшебным. Оно было одним из двух во всей её жизни подарков, полученных от её усопшей матери. Это кольцо и образы из далекого детства были всем, что напоминало девушке о той, которая так же подарила ей и жизнь, обменяв на свою.

Но Аля помнила о матери совсем ничего: запах её тела, как запах миндаля, рыжие локоны её волос, как первые предрасветные лучи солнца и синий цвет её глаз, как бесконечно синего цвета небо. Всё остальное она тщательно собирала по крупицам из рассказов и воспоминаний отца. Он часто любил повторять ей, что мама никогда не уходила далеко и всегда была и будет рядом. Когда-то она спасла ему жизнь. Спасла она жизнь и ей. Но никуда не ушла! Ведь ангелы-хранители не уходят. Аля знала, что отчасти он повторял это и для себя!

Ещё она знала, что счастье двух её любимых мужчин сегодня, было сосредоточено в её руках. Она это чувствовала. Каким-то невероятным образом она это чувствовала и старалась, как могла, держать его покрепче.

"Всё будет хорошо, папа!" - сказала она напоследок и повернулась к любимому,  посмотрев ему в глаза. Глубокое синее море его глаз, отразило в себе синеву неба её глаз.

"Ванька-дурашка мой! За тобою я тоже буду присматривать! - В мыслях обращалась она к нему. - Как же так, мы ещё не расстались, а я уже скучаю!? Так бы и держала тебя, не отпуская! Но придётся! Видишь вон того мужчину? Он тоже меня ждёт и нуждается во мне!"

- Я знаю, знаю... - проговорил уверенно Иван, будто действительно знал, о чём думает его любимая. - Время пролетит и мы не заметим, как снова будем держать друг друга в объятиях! - говоря ей всё это, он неотрывно наблюдал за ней, ловя каждое движение её глаз, каждое движение головы, следя за движениями уголков её губ, когда они в очередной раз превращались в её улыбку, заставляя его сердце биться чаще. Он на миг улыбнулся ей, потом добавил более серьезно, но уже менее уверенно. Он нервничал. - Тем более твой отец сказал, что это не надолго. И я думаю, когда вы вернетесь, мы все вместе сможем посетить Долину Яблок! Знаешь, ты мне так много уже рассказала об этом городе, что я непременно...

- Да, да, да! - совершенно позабыв о самообладании, девушка запрыгала на месте от радости, даже не дослушав до конца о его решении и немного напугав своей реакцией. - Это замечательная, замечательная, классная идея! - кричала она.

- Но это ещё не всё. - продолжал Иван, плохо стараясь скрыть своё волнение. - Я хотел было сделать тебе сюрприз. Там, на месте. Но решил, что не буду откладывать и скажу тебе сейчас перед твоим отъездом. - он набрал побольше воздуха в легкие и на одном дыхании, высказал мысль, всё это время не дававшая ему покоя. - Там в городе, в родном твоему отцу, я попрошу у него благословения.

Всё ещё не отошедшая от прошлого сообщения, Аля, остановившись и перестав прыгать, замерла на месте словно вкопанная. Она была настолько ошеломлена, что чуть было не лишилась чувств. Когда оцепенение прошло, она ощутила странный прилив тепла ниже живота, щекочущими потоками расстекающееся по всему телу и выходящий легкими покалываниями в кончиках пальцев рук и ног. Всё её тело отозвалось на ранее неизвестное ей ощущения. При этом саму девушку, эта перемена не напугала, а наоборот, ей это доставило наслаждение. Справившись с волнением, Аля попыталась разрядить ситуацию:

- Ваня, сегодня уже никто так не говорит! - сказала она, намеренно копируя равнодушие и высокомерие светских дам, былых эпох. - Мне, наверное, стоит будет обдумать хорошенько, а давать ли мне свое согласие?!

- С чего это ты так заговорила? - в голосе Ивана, зазвучали нотки расстройства.

- Ну, понимаешь, ты такой старомодный! - протянула она, делая ударение на последнее слово и отводя взгляд вверх. И тут же снова одарила его лучезарной улыбкой, увидев, что Иван принял её невинный розыгрыш за чистую монету.

- Ну ты что пасмурнел так? Я же шучу! Ну! Где мой неунывающий Ванюха? Ну хочешь я тебе спою, чтобы тебе полегчало? Встаньте дети, встаньте в круг, встаньте в круг, встаньте в круг... - замотав головой из стороны в сторону, девушка набивала такт песне, изображая из себя какой-нибудь камертон или колокольчик.

- Хорошо, хорошо! Я уже в порядке, только не пой больше, пожалуйста! - скривившись и вжав голову в плечи, заумолял Иван.

- Хочешь сказать у меня нет голоса? - глаза девушки округлились. - Аааааа, какаааааая невезухааааааа! Нет ни голосаааааа, ни слухааааа...

- Ну, ладно, ладно я понял! Ты верно испытываешь меня!? Хорошо! Ща я те тоже что-нибудь спою! Знаешь ли, на каждое действие найдется своё противодействие!

- Ооо, не! Всё, я молчу! Молчу, как рыба! Вот смотри. - Аля сделала характерное выражение лица, вытянув губы трубочкой и втянув щеки. - Видифь? Я ыба! Я ооооосеееень молсяливая ыба! А знаефь ли ты ефё настолько молсяливую ыбу?

Она перестала кривляться, одарив Ивана очередной улыбкой.

- Я люблю тебя! - сказала она. - И тоже хотела бы тебе кое-что сказать! Знаешь, сколько бы времени ни прошло с этой разлуки и сколько бы нам ещё ни пришлось пережить впереди, знай, что любовь моя к тебе не иссякнет и будет такой же, как и сегодня через много-много лет.

- Если не придётся расписываться кровью под этими словами, - попытался отшутиться Иван, - то я под ними подпишусь!

- Дурак ты!

- Местами! - пожалев о сказанном, вставил Иван.

- Но я тебя всё равно люблю! - сказала Аля и, одарив Ивана поцелуем, побежала в сторону винтокрыла, выкрикивая по пути. - Мне пора, Ваня! Папа ждёт! А время, к сожалению, напротив - упрямо и неподступно! Люблю тебя...


Иван так и оставался стоять на своём месте, даже когда машина набрала высоту и ушла вдаль. Он всё боялся упустить то ощушения, полученное от первого в их с Алей жизни, хоть и вскользь, поцелуя.

"Чем скорее вы уйдете, тем скорей вернетесь! - повторял он про себя. - Чем скорее уйдете, тем скорее вернетесь"

Продолжение следует...