Приказной язык. Упущенная возможность
Как возникали литературные языки стран Европы? Практически, одинаково.
Как пример, я приведу историю создания литературного языка Испании. Начало этому процессу положил король Кастилии Альфонсо X Мудрый (1221-1284), любитель поэзии, философии, астрономии. В своей столице Толедо он организовал так называемую Толедскую школу переводчиков, в которой переводились научные трактаты с различных языков на народный кастильский язык. В результате этой переводческой работы кастильский язык был упорядочен, приобрел точность и обогатился терминами, необходимыми для передачи правовых, философских, астрономических и медицинских понятий. Именно этот язык и был положен в основу испанского литературного языка. Впоследствии он был закреплен в словарях.
Почти подобным образом шло формирование и литературного языка Англии. Но, в отличии от испанского, английский язык в течении нескольких веков активно насыщался латинскими, греческими и французскими словами, служившими терминами технических, религиозных, правовых и философских понятий. В XVI веке процесс формирования английского литературного языка в целом был закончен, и наступил период бурного расцвета литературы. В 1604 г. был составлен и первый словарь английского языка, что окончательно закрепило его как литературный язык.
Ранний русский литературный язык в своем становлении прошел почти такой же путь. Но, с одной существенной оговоркой - в нем не было заимствований из иностранных языков. Кроме греческого. Но эти греческие слова относились, большей частью, к религиозной сфере и широкого употребления в обыденной жизни не имели. Этот литературный язык получил название "приказного языка", и его окончательное оформление относят к концу XVII века.
Во время усиления и централизации Великого княжества Московского, а затем и Московского государства, были созданы особые органы управления - приказы. Приказы ведали многими делами – административными, хозяйственными, военными, торговыми и дипломатическими.
К концу 17 века в стране насчитывалось около 80 приказов, главными из которых были:
Челобитный,
Посольский,
Приказ Большого Дворца
Поместный,
Стрелецкий,
Пушкарский,
Бронный,
Разбойный,
Печатный,
Сокольничий
По своей сути , это были тогдашние министерства и главки, в ведении которых было решение хозяйственных, финансовых и правовых вопросов для обеспечения успешной работы как отдельных отраслей хозяйственной деятельности страны, так и всего государства.
Насколько эффективными были эти учреждения и насколько быстро они обеспечивали решение важных государственных задач – эти вопросы для данной статьи не столь важны. Мы рассмотрим деятельность приказов с иной точки зрения – с филологической.
В каждом приказе содержался большой штат сотрудников. Руководитель приказа, судья, как правило, назначался из наиболее грамотных и пригодных для данной работы членов Боярской Думы. Далее шли руководители отделов – дьяки, у которых в штате числились подьячие, т.е. старшие писцы. Именно подьячие и выполняли всю рутинную канцелярскую работу: вели учет расходам и доходам, хранили архивы, вели переписку по различным вопросам. Это были очень грамотные для своего времени люди, умевшие не только красиво писать, но и излагать логично свои мысли на бумаге.
Кроме этого, они обладали и другими способностями. Иллюстрацией к этой статье помещена копия одного из листов сочинения Григория Катошихина, подьячего Посольского приказа, который написал замечательный труд - «О России в царствование Алексея Михайловича». Свое сочинение Катошихин не только переписал каллиграфическим почерком, но и собственноручно украсил виньетками и цветными буквицами, превратив ее в образец писцового мастерства.
Примерно за два- три века существования приказов, приказной язык подвергся серьезной обработке. Основой этого языка была русская разговорная речь (московский диалект), но речь, регламентированная своими правилами и насыщенная техническими, военными, правовыми терминами, взятыми, большей частью, из русского языка. Но это не был сухой канцелярский язык позднейшего времени. Это был необычайно выразительный, гибкий и очень точный язык. Он шлифовался в течении длительного времени: шел постоянный отбор технических терминов, шел отбор наиболее благозвучных слов, оттачивались словесные обороты для исключения двоякого понимания смысла сказанного.
Особая ясность и точность выражений нужна была в Посольском приказе, поскольку там приходилось переводить на русский язык важные дипломатические документы, а так же, вести переписку с иными государствами. И семантика слов и выражений, т.е. их смысловое значение, должны были быть очень конкретными и однозначными. Ну, и конечно, логика изложения мыслей должна была быть безупречной.
Именно подьячие Посольского приказа украсили русскую словесность наибольшим количеством своих сочинений.
Еще одна интересная деталь – приказной язык был очень сдержанным языком, в котором не было место просторечию и вульгаризмам. В конце XVII протопоп Аввакум, один из лучших стилистов своего времени, писал народным языком – почти тем же приказным языком, но который допускал просторечия и, даже, крепкие народные выражения. В его сочинениях можно встретить такие выражения: бл..дин сын, рожа говенная и т.д. Приказной язык подобного не допускал.
Приказной язык был выразительным и точным языком , с хорошим и обширным глоссарием, в который вошла благозвучная лексика. Язык этот был пригоден не только для казенных указов и распоряжений, но был способен передавать и философские мысли, и тонкие душевные порывы. Без преувеличения можно сказать, что подьячие московских приказов создали русский литературный язык. Единственное, что они не успели – не составили словарей этого языка. Это была основная причина того, что приказной язык не стал литературным языком.
Кроме официальных казенных документов, подьячие оставили нам немало и других текстов, написанных приказным языком- это и письма, и их сочинения на различные темы, и, даже, стихи.
Сформировался этот язык, вопреки распространенному мнению специалистов, не в конце XVII века, а на сто лет раньше, в конце XVI века. В этом меня убеждает одно интересное сочинение, получившее в истории русской литературы название "Послание дворянина к дворянину". Автором этого сочинения является некто Иван Фуников, о котором никаких документальных сведений не сохранилось. Все, что известно о нем, известно из скупых авторских упоминаний, которые он оставил в своем единственном литературном сочинении.
Написано "Послание", как можно предположить, вскоре после освобождения Тулы от вольницы Ивана Болотникова, примерно в конце 1607 или начале 1608 года. Фуников, предположительно, занимал какую-то административную должность в Туле, поэтому был схвачен бунтовщиками и подвергся заточению и пыткам. Свое бедственное пребывание в Туле он и описывает неизвестному адресату.
На "Послание" Фуникова специалисты по истории русской литературы незаслуженно не обращают внимание. Хотя оно является очень ярким сочинением своего времени.
Когда я впервые ознакомился с ним, подбирая материал для своего исторического романа "Смутное время", то оно показалось мне маловыразительным, и я долго сомневался в том, можно ли его использовать в сюжете. Дело в том, что выразительность "Послания" значительно снижается из-за его неправильной записи. Записано оно, видимо, в целях экономии бумаги, сплошным прозаическим текстом, при чтении которого не акцентируются рифмы. После первого прочтения этого текста показался он мне маловразумительным и малосодержательным.
Но потом я проделал некоторую редакторскую работу: отделил прозаический текст от рифмованного, а последний разбил на строфы... И "Послание" зазвучало словесной изысканностью! И еще как зазвучало! "Послание" оказалось замечательными стихами, а Иван Фуников в моих глазах вырос до значительной литературной величины!
(Тех читателей, которые захотят ознакомиться с полной версией "Послания", я отсылаю на ПРОЗА.РУ на мою страницу. Там помещен материал "Иван Фуников", в котором я попытался в художественной форме представить и душевный настрой, и мучительный процесс написания Иваном Фуниковым своего стихотворного произведения).
Хотя сочинение Фуникова и не относят к «приказному творчеству», но оно, вне всякого сомнения, таковым является. Самое интересное в этих стихах то, что Иван Фуников применяет силлабо-тоническое стихосложение. То самое силлабо-тоническое стихосложение, которое, как считается, впервые применил в русском стихотворчестве сто пятьдесят лет спустя Михайло Ломоносов!
Виртуозно использует Фуников и "словенский" язык, т.е. церковно-славянский язык в своих стихах. Он пишет тем самым "высоким штилем", который, как считается, первым предложил полтора века спустя Ломоносов.
Видится мне очень удачным и прием перебивать стихотворную речь прозой, который применяет Фуников.
Несомненно, это был очень одаренный литератор своего времени. Литературный новатор, незаслуженно забытый и незаслуженно отвергнутый. Своими стихами он намного опередил свое время.
Привожу небольшой фрагмент его сочинения:
«Благих подателю
И премудрому наказателю,
Нашего убожества милосерде взыскателю
И скудного моего жительства присносущу питателю!
Государь и отец мой! Не много довелось мне очей твоих зрети светлых, хотя и милосердием твоим и ласкою питаем и спасаем в бедах. А посему пишет к тебе
Фуников Иванец,
Твой прежний рабец,
Греха своего ради бесприютный старец…
Оскудел за многими бедами разум мой, и злая фортуна сердце томит, и сколь не устремляюсь помыслами к сладости словесной, а все ж, государь, не сравнюся, как прежде, с твоим величеством и благородством. Не отринь же этих слов спроста, а я повторю, как встарь, вслед за тобою: «Буди, государь, храним десницею высшаго Параклита!»*
*Параклит – греческое параклет, т.е. утешитель. Один из синонимов Христа.
А по милости своей, государь, аще изволишь о нашем убожестве слышати, так укрепись сердцем и чти:
Я, милостью Творца и зиждителя всяческих благ,
С апреля по нонешний день жив, хоть сир и наг.
Бедно и скорбно дни пребываю,
Но милосердия твоего, государь, не забываю.
А тяжко, ей, государь, как тяжко Тулу вспоминать! Тамошние воры мне
Выломали на пытке руки,
Сделали их что крюки,
Да вкинули в тюрьму.
И лавка, государь, была узка,
И взяла меня великая тоска.
Постлана рогожа,
Да спать на ней негоже.
Сидел девятнадцать недель
И вон из тюрьмы глядел,
А мужики что ляхи,
Дважды приводили к плахе,
За старые шашни
Хотели скинуть с башни.
И на пытках пытают,
Руки железом ломают,
Правду им скажи,
А ничего не солжи.
Аз им без счета божился
И в ноги валился,
И на бок в истоме ложился.
Немного у меня ржи,
Нет во мне лжи.
Истинной веры они не знают,
Больше того меня пытают.
И надо мною муку чинили,
Двожды кнутом меня били…»
Стоит обратить внимание на ту легкость, с которой воспринимаются стихи Фуникова даже в наше время. Лексика, за редким исключением, не отличается от лексики наших дней, церковнославянские слова и обороты употребляются умеренно и не мешают пониманию текста.
Спустя шестьдесят лет, Симеон Полоцкий, белорусский просветитель, приглашенный царем Алексеем Михайловичем в Москву для обучения царских детей латинскому и польскому языку, написал вирши в честь рождения царевича Петра. Язык этих виршей перенасыщен "словенской" лексикой и архаичными глагольными флексиями, тяжел и неуклюж. По сравнению со стихами Ивана Фуникова стихи Полоцкого воспринимаются как значительный шаг назад в стилистике и в искусстве стихосложения.
Симеон Полоцкий «Вирши на рождение царевича Петра Алексеевича»
Радость велию сей месяц май явил есть,
а преславный царь Алексей царевича Петра родил есть.
Вчера преславный Царьград от турок пленися,
ныне избавление преславно явися.
О, Константине граде, зело веселися,
и святая София соборная церкви просветися.
Преславный родися ныне нам царевич,
великий князь московский Петр Алекссевичь.
Тщится благочестием вас укрепити "
и всю бусорманскую ересь низложити.
И ты, царствующий граде Москво, просветися,
ибо радость велия в тя вселися.
Оукрепит и твоя стены окрест огражденный,
багрянородный царск сын, богом вожделенный".
Среди наиболее значительных русских литераторов XVII века, писавших после Фуникова приказным языком, следует назвать подьячего приказа Новой Чети Тимошку Анкудинова. Это был человек необыкновенных способностей и необыкновенной судьбы. Он владел, примерно, десятком иностранных языков - польским, татарским, турецким, итальянским, сербским, шведским, немецким, латынью. Свободно писал на этих языках. После себя он не оставил сочинений, и известен лишь по многочисленным письмам и посланиям.
Четвертован в Москве в конце 1653 года.
Уже упоминавшийся подьячий Посольского приказа Григорий Карпович Катошихин, автор сочинения «О России в царствование Алексея Михайловича».
Казнен в Копенгагене в 1666 году.
Стольник Петр Андреевич Толстой (1645-1729), предок всех известных писателей и поэтов с такой фамилией, описал свое путешествие по Европе в 1697-1699 гг. Хотя он в приказах не служил, но язык его сочинения является образцом хорошего московского языка культурных сословий.
Хотя язык и стиль изложения всех перечисленных людей и достойны похвалы, но вряд ли они в чем-то значительно превзошли уровень словесной выразительности Фуникова. Не надо забывать, что они писали спустя несколько десятилетий (а Толстой писал спустя сто лет) после Фуникова. Это еще раз подтверждает то предположение, что приказной язык сформировался к концу XVI века. Как и в других европейских странах, этот язык при небольших усилиях мог стать литературным русским языком. Но не стал...
Причин тому я вижу несколько.
Во-первых, на этом языке не было создано значительных художественных произведений. Или, что более вероятно, они просто не сохранились в хаосе гражданской войны XVII века. "Послание" Ивана Фуникова свидетельствует о том, что грамотные приказные люди, пережив ужасы смутного времени, пытались оставить потомкам свои воспоминания о днях русского лихолетья. Но многочисленные грабежи и пожары уничтожили большую часть написанного. О смутном времени остались лишь сочинения, написанные несколько позднее. Это и "Временник" Ивана Тимофеева, и сочинение князя Катырева-Ростовского, и "Сказание" Авраамия Палицына. Но все эти произведения написаны "словенским" языком, что делает их трудным для понимания. Легкости и понятности сочинения Ивана Фуникова в них уже нет. Если бы сохранились произведения, подобные "Посланию" в большем количестве, то они послужили бы образцами для следующих поколений пишущих людей, что способствовало бы развитию русской литературы. Но, к сожалению, этого не произошло...
Во-вторых, приказной язык не был закреплен в словарях. Что и послужило причиной того, что широкого распространения среди грамотных людей он не получил.
В-третьих, в Московском государстве закрепилась традиция в качестве специалистов в области словесности приглашать монахов из Греции (Максим Грек, братья Лихуды), киевских и белорусских книжников (школа боярина Ртищева, славяно-греко-латинская академия). Но они русского разговорного языка, практически, не знали, и все свои сочинения писали языком "словенским", тем самым навязывая своим авторитетом малопонятный и тяжеловесный церковнославянский язык в качестве литературного.
В-четвертых, культурная катастрофа, постигшая Россию во время царствования Петра, коснулась и русского литературного языка. Я не оговорился - именно катастрофа. Хотя это время и воспринимается многими как время культурного подъема страны, но для русской словесности (и не только словесности!) это было время больших утрат. Я уже неоднократно высказывал свою точку зрения относительно личности Петра. Я убежден в том, что русский трон занял голландский плотник. Совершенно не образованный и презиравший тот народ, которым ему пришлось повелевать. Такое же презрение этот плотник на троне испытывал и к культуре русского народа. Поэтому с легкостью от нее отказался, заменив каким-то суррогатом европейской культуры. С таким же неумным презрением он отказался и от приказного языка, предав его полному забвению. Русская письменная речь переполнилась голландскими словами и оборотами, потеряв и живость, и точность, и ясность. Более того, приказной язык был за короткое время просто забыт, оставшись где-то в старых документах, которые уже мало кто читал.
Когда Ломоносов приступил к написанию своей "Грамматики", то он даже и не вспомнил о приказном языке! И это вызывает многие вопросы: почему первый русский грамматик со вниманием отнесся к тяжеловесному "словенскому" языку, почему он приложил много усилий для совершенствования народного языка, но полностью проигнорировал приказной язык, который долгое время шлифовался в московских приказах и достиг замечательной выразительности и ясности?
Ответить на этот вопрос не так просто. Скорее всего, это произошло не из-за забывчивости или неприятия этого языка Ломоносовым, а в силу того, что он просто его не знал и не был знаком с произведениями, написанными этим языком. Родился он в 1711 году, в Славяно-греко-латинскую академию был зачислен в 1731. Приказной язык к тому времени был полностью забыт и вытеснен петровским неуклюжим административным новоязом. В академии преподавание велось исключительно на "словенском" языке, греческом и латыни. Преподаватели из Малороссии и других южно-славянских земель приказного языка просто не знали. Возможно, что Ломоносов даже не предполагал, что в России уже существует (точнее, существовал) литературный язык. Даже в своей теории "штилей" он не упомянул приказной язык. И потратил огромные усилия для того, чтобы заново начать трудный путь создания русского литературного языка.
Замечу, что хотя Ломоносов и создал заново этот язык, но результат получился не совсем удачным. Язык Ломоносова, все же, значительно уступал по своему благозвучию и ясности приказному языку.
Высокий "штиль" (сочетание народного русского языка со "словенским"), предложенный Ломоносовым, так же не долго удержался в русской литературе. Русские литераторы быстро от него отказались, оставив "словенскому языку" место лишь в стилизациях под старину и в иронических описаниях старинного быта. Но, то же самое мы наблюдаем и в произведениях, написанных приказным языком. Московские подьячие, хотя и знали "словенский" язык, но относились к нему сдержанно, как к языку, давно пережившему свое время. Таким образом, Ломоносов реанимировал в своей "Грамматике" язык, от которого отказались еще лет сто пятьдесят до него.
Что же представлял язык и стиль Ломоносова?
Для примера я приведу отрывок из его оды "На взятие Хотина..."
Крепит отечества любовь
Сынов российских дух и руку;
Желает всяк пролить всю кровь,
От грозного бодрится звуку.
Как сильный лев стада волков,
Что кажут острых яд зубов,
Очей горящих гонит страхом,
От реву лес и брег дрожит,
И хвост песок и пыль мутит,
Разит извившись сильным махом...
Даже не надо быть тонким ценителем поэзии, чтобы почувствовать, что эти напыщенные строки значительно проигрывают стихам Ивана Фуникова. Проигрывают и в стиле, и в доступности понимания, и в ясности изложения мыслей, и в выборе лексики. Вроде бы, написаны они русским языком, но в этом языке слишком много тяжеловесного тумана.
Отсутствие естественной простоты в стихах Ломоносова было замечено еще Радищевым, но наиболее откровенно высказался по этому поводу Пушкин:
"В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения. Оды его, писанные по образцу тогдашних немецких стихотворцев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и надуты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности — вот следы, оставленные Ломоносовым".
Конечно, Пушкин высказался очень резко и раздраженно, и надо, все же, отдать должное Ломоносову за его титанический труд в становлении русского литературного языка, но, все же, некоторое горькое сожаление об упущенных возможностях остается. Упущены эти возможности частично и по вине Ломоносова, поскольку он прошел мимо значительного явления в отечественной словесности.
Усилия нескольких поколений русских приказных людей оказались вычеркнутыми из русской словесной культуры. Непростительная расточительность интеллектуального потенциала нации! Впрочем, эта расточительность и пренебрежение к предшественникам всегда наблюдалось в русской культуре.
***
Подводя итог, можно сказать, что к концу XVI в. полностью сформировался русский литературный язык в форме приказного языка. Но, русская словесность так и не успела им воспользоваться. Исторические бедствия, невнимание властей к этой важной духовной сфере, засилье среди книжников греков и выходцев из южнославянских земель и их незнание народного русского языка не дали возможности приказному языку занять в русской культуре достойного места.
Потом пришли немцы в качестве административных работников, ученых и наставников русской сословной элиты. И они внесли существенный вклад в деформацию русской культуры, в том числе и словесной. И самобытная русская культура окончательно исчезла под напором этих многочисленных внешних воздействий. Исчез и приказной язык. И тем самым была упущена историческая возможность более раннего начала становления русской литературы.
Началось почти вековое блуждание отечественной литературы в поисках своего пути, своего языка, своих идеалов. Было потрачено огромное количество творческой энергии на почти ничтожные цели. Достаточно вспомнить роман "Езда в остров любви", переведенный Тредиаковским с французского. Роман пустой, бессодержательный, не имеющий ни художественного, ни воспитательного значения. Это был худший образец для подражания русскому литератору. А сколько еще таких образцов появилось впоследствии! Русская творческая интеллигенция целый век бессмысленно распыляла свои таланты по пустякам.
Нечто подобное наблюдается и в наши дни. Начатое еще при Ельцине дикое разрушение русской культуры и русского языка не только не остановлено, но лишь набирает все большие темпы. Сейчас уже разрушена не только культура, но и образование, и наука. Бессмысленная расточительность духовного и интеллектуального потенциала нации просто ужасает! Мы стремительно скатываемся к варварству. Обратный путь - если история даст России этот шанс! - будет мучительным и долгим.