Один человек вздрогнул посреди ночи: снаружи настойчиво стучали.
– Кто там! – свирепея, багровея, трясясь, оглушил он тишь.
Тишь обмерла от такого ора и свалилась контуженная на пол.
– Да я на секуду-терцию… ну, самое большее на кварту-квинту, сексту-септиму… и пару-тройку-четвёрку октав, – нехорошим голосом с больной хриплостью отозвался снаружи то ли Тенор, то ли Бас, то ли сорванное колоратурное сопрано, то ли ходячий контрабас.
– А чего, самого доброго нашёл? – победоносно заорал польщённый человек, выстуживая себе внутренности.
Его глаза полыхнули дичью. На этот раз Тишь умерла и возникла хлябь из звуков – потрескивало, похрюкивало, зловеще хихикало что-то и подтявкивало.
– Холодно снаружи. Я погреться. Вот, у тебя соседи напротив – все злые, а ты добрый, не дашь примерзнуть к земле рылом, залитым слезами…
Человек резко поставил уши как антенки, сдвинул соколиные брови низко, к ноздрям, от негодования на злых соседей. Его лицо ухмыльнулось, словно по чарусе пошли пузыри. Своя доброта опьяняла и била и в бровь, и в глаз.
– Входи!
Гость вошёл, связал, кляп вставил. Поселился.
Злые соседи поутру пришли к бедолаге, тот только мычит изнутри, не пускает. А гость гавкает из окон, хрюкает, кукарекает.
Соседи давай выкуривать гостя ими одними ведомыми молитвами. Сидели у дома сорок сороков. Гость стал задыхаться, орать. В итоге вылетел препоганейшей летучей мышью через форточку.
– Как он тебя обманул?! – спросили соседи измученного хозяина.
– Сказал, что я добрее вас.