Мы помним

               

 Течёт река, бурлит поток. Река течёт бесконечная, людская. Идут потомки тех, кто собой защитил нашу Родину.
Идёт Бессмертный полк.
Идут седовласые дети героев, помоложе –  внуки, и внучки и совсем небольшие детишки – правнуки и правнучки, тех, кто когда-то принёс для них Победу. И потомки бережно хранят память героев-предков. Звучат песни военных лет, и ты уносишься с ними в далёкие, военные годы, и слёзы наворачиваются на глаза от слов «Идёт война народная, священная война», и «Тёмная ночь, ты у детской кроватки не спишь», и «До тебя мне дойти не легко, а до смерти четыре шага.»
 
Вот и я иду с портретом моего отца, гвардии майором, заместителем начальника штаба артиллерии корпуса. Как же ты отец лихо воевал, если за два с небольшим года ты достиг этой должности, начиная войну лейтенантом. Как много ты успел получить наград: два ордена «Красная Звезда», два ордена «Отечественная война», медалью «За боевые заслуги» и медалью «За оборону Сталинграда». Наверное, и за «Освобождение Киева» была медаль. Ты же успел освободить и столицу нашего братского народа. Был представлен к ордену «Суворова», но получить его не успел. И всего-то тебе было тридцать лет. 
   Иду по Невскому и мысленно разговариваю с отцом.
Папа! Папка! Дорогой папулька! Почему ты не выполнил своего обещания? Ты же обещал мне…
   Храню я твою открытку, адресованную мне. На ней и дата стоит: 15 января 1944 года, мне уже пять лет.
   Ты же пишешь, что скоро разобьёте фашистов, ты приедешь домой, и мы с тобой будем ездить на Кировские острова, на пароходике.
   В ЦПКО ты будешь катать меня на каруселях, а зимой мы будем кататься на лыжах.
   Ты же обещал мне!
   Так почему же? 
   Ах, да! На открытке стоит дата: 15 января 1944 года. Пока письмо шло до меня, 25 января 1944 года тебя не стало. Ты остался на той войне.
   И я никогда в жизни не произносил слово «папа».
   Как же так? Как же так получилось? Но и на этот вопрос я могу ответить сам. 
   Двадцать семь миллионов людей осталось там, ушли в вечность, защищая свой дом, свою Родину. Одни сложили свои головы на полях сражений, другие в тылу от непосильного труда и лишений. Слишком большая была вероятность, чтобы и тебе не вернуться.
   Но я помню тебя, папа. Мы ходили с тобой в парк, ты катал меня на каруселях. Было это в Саранске, где ты лечил раненую ногу. Как повезло нам тогда, хоть это и нелепо звучит. Ты же был ранен, но ранен не очень тяжело. Поэтому мы встретились, – поэтому и повезло.
   Вот я и помню тебя. Помню, как бежал за поездом, когда ты возвращался на фронт. Бежал пока он не обогнал меня и не скрылся за поворотом. Я долго видел тебя, ты махал мне фуражкой. Не знал я тогда, что провожаю тебя ещё живого, но в последний путь.
   Но почему именно ты не вернулся?
 Да потому, что каждый четвёртый остался там, как пел Высоцкий в одной из своих песен.
 Но почему же, так много там осталось?  Что же случилось с нашей Россией? 
 Мы всегда считали, что Россия особенная страна – Святая Русь, хранимая свыше. Пресвятая Богородица хранит нашу землю. Так почему же так всё случилось?
   И на этот вопрос я, пожалуй, могу ответить сам. Я чуть ли не в три раза старше тебя, папка.
   Как много моих друзей не произносили этого тёплого и простого слова – папа.
   На Кировские острова на пароходике мы ездили с мамой. Иногда ездили с нами твои двоюродные сёстры, тётушки мои. Они выжили в нашем блокадном городе и помогли выжить твоей маме, моей бабушке. Как многим я обязан этому человеку, прошедшему со мной до окончания школы, до поступления и окончания, лучшего нашего Высшего военно-морского училища имени Фрунзе. Дошла она вместе со мной до моего звания капитан-лейтенант. Мы же с бабушкой вдвоём остались.
 
   Да, на каруселях я катался, но без тебя. Тебя очень не хватало.
Тяжело было маме растить меня. Мало было сил у неё. А я был: ой, ой – безотцовщина, одни словом.
   Ездили мы в ЦПКО и позже, с твоей внучкой, дочкой моей, Маришкой.
   Да-да, ты же её не знаешь, ты её не видел.
   Не видела её и мама. 
   Наверное, бабушка тебе о ней рассказала. Она с ней успела встретиться.
   Не видели вы многого, но мне всегда казалось, что вы рядом со мной, ведёте меня по жизни и подстраховываете.
   Кстати, когда дочка была маленькой, она тоже называла меня папулька. Ей повезло больше, чем мне – не было войны.
   Неужели я уже дедушка? Как же быстро летит время…
   Иду я с тобой по Невскому проспекту, мы отмечаем семьдесят седьмую годовщину нашей Победы, вернее вашей Победы. Спасибо тебе за неё, папка. 
   Иду я в общем потоке Бессмертного полка и вижу себя маленьким, и будто бы всё сложилось по-другому, и ты идёшь рядом. Как же ярко это представилось. А ты и идёшь рядом. В этом нет никаких сомнений. Вот проходим мы кинотеатры: слева «Художественный», справа «Колизей», далее «Октябрь» и вот уже виден наш «Титан», наш «придворный» кинотеатр, до которого от нашего дома на Рубинштейна ходьбы было пара минут. А вот и дом, где мы все жили, он второй от Невского и хорошо виден. Пересекаем Фонтанку.
 
Кони, которых убирали во время блокады, давно уже стоят на своих местах. А вот и Сад Отдыха (Сад Дворца пионеров). Наверное, ты ходил туда с мамой потанцевать. И в мои школьные годы там ещё устраивали танцы. Звучал джаз Атласа, позже Голощёкина. Выступал здесь и Утёсов, но в Летнем театре. Пел в саду и Жан Татлян и другие знаменитости. А мы, совершенно бесплатно сидели в Екатерининском сквере и всё это слушали. Далеко разносилась и музыка, и песни.
Вот мы с тобой и дошли до Думы, где твоя мама, моя бабушка, всю войну охраняла Институт Советской торговли, который ещё долго, после войны, там размещался. Поднимаюсь я по ступеням Думы и делаю снимок этого бесконечного потока – Бессмертного полка.
 
 Я уже сам дед и у Думы «схожу с дистанции», опускаюсь в метро и направляюсь домой. Далеконько я живу теперь от нашего родного дома, но живу у прекрасного Парка Победы, о котором мечтали жители блокадного города.
Выхожу из метро у Парка и направляюсь к аллее Дважды героев. Подхожу к бюсту генерал-майора, Дважды героя, лётчику пикировщику – Василию Ивановичу Ракову, с которым посчастливилось быть знакомым. Приветствую героического лётчика, поздравляю с Победой и с чувством исполненного долга направляюсь к дому.
 
Иду, размышляю о внуках.
У меня два внучонка Кешка и Матвейка. Я им рассказываю и о тебе, и о той жестокой войне, и о вашем подвиге. Они внимательно слушают, задают массу вопросов.  Мальчишки милые, добрые и разумные подрастают. Растут без войны.
Что касается меня, то не стать офицером я просто не мог. Всю войну мы проиграли в войну, которая плавно перетекла в тридцатилетнюю службу в ВМФ. Мы тоже вели войну, но Холодную, практически без жертв. Мы сохраняли то, что вы защитили в Великую Отечественную. И я теперь полноправно считаюсь ветераном Холодной войны.
 Вы победили в горячей войне. Мы сохранили мир, ведя Холодную войну.
И, как жалко, что история многих ничему не учит. Фашизм проникает в сознание недалёких людей, возможно никогда не заглядывавших в историю. И как обидно, что эта бацилла проникла к нашим братьям, на Украину. И, как прискорбно, что мы снова стреляем, снова освобождаем братский, такой же русский народ. Освобождаем от фашизма, как и вы когда-то от этой мерзости спасли весь мир. Мы очистим нашу землю от фашизма, слишком хорошо у нас в памяти осталась минувшая Великая война.
   Вот папка, мы и прогулялись с тобой по нашем дорогим местам. Я пронёс твой портрет. Эх, если бы ты сам шёл рядом… Но на это можно рассчитывать только в следующей жизни. Там мы обязательно встретимся и всё будет так, как задумывалось в этой жизни.

В. Ширский