Nel mezzo del cammin di nostra vita
Mi ritrovai per una selva oscura,
Chе la diritta via era smarrita.
Dante Alighieri La Divina Comedia
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу.
Божественная комедия Данте Алигьери
Пер. М.Лозинский
Итак, в середине своей жизни я очутился в темном лесу.
Весьма, впрочем приблизительная аллюзия к началу Божественной комедии. Если уж уточнять, то мне было тогда лет несколько за середину жизни, окончательные границы которой никому достоверно неизвестны. Лет полсотни пять было мне, когда я, действительно, оказался в лесу, и в самом деле не прозрачном.
Что-то торкнуло тогда в душу, готовое вот-вот сорваться в перефраз:
Земную жизнь пройдя за половину
Я оказался в голоустненском лесу
И поплыл:
… вокруг меня уже был лес. Тёмный. Мрачный. Неприютный. Мощные стволы его воздымались вверх из мшистой субстанции. Мох клочьями свисал и со стволов, и веток деревьев, а широкие их листы казались цепкими ладонями бесчисленных рук, готовых схватить и тотчас же поглотить прохожего, оказавшегося в их власти. Да и кому же тут быть, кому прокладывать путь в этой чаще, среди павших некогда стволов? Теперь они почти истлели да закрылись мшанным покровом; и только гнилые пни торчат тут и там, как зубья, ждущие себе в пищу ненароком объявившегося доброго человека. Да откуда - даже и недоброму - ему взяться, когда и кикимора болотная не отыщет здесь себе места для постоянного проживания. Ужас! С чего бы это? Разом сознание вернулось пришельцу и он обнаружил, что лес этот давно уже треплет мощная буря. Это она срывает докучные твои заботы и, обратив их в жухлые листья, уносит прочь, навсегда.
Однако же - никакой бури. А лес этот на самом деле оказался хоть и густ, но составлен из одних только лиственниц сплошь полувекового возраста. Можно было бы теряться в догадках, почему сложилась такая монотонность здешнего лесного бонитета, если бы не чередующиеся в крест простирания массива глубокие рытвины, давно заросшие травой. Однозначно, рытвины эти образовались в период сплошных здесь лесозаготовок на месте действия тросовых установок трелёвки хлыстов в первые послевоенные годы. Если в предшествующие годы и людей-то не жалели, то уж теперь-то чего жалеть дикую природу. Свалим весь лес подчистую – так новый нарастёт. Всё равно либо сгниёт, либо сгорит.
И вот теперь я здесь. Как ни густ молодой лесок, а всё равно с горней вышины видно, как внизу широко простирается Байкал. А на ближнем его берегу приметна церквушка. Отсюда она смотрится как на картинке не современного художника. Так вот куда кто-то:
«Бежал из тюрьмы темной ночью,
За правду он долго страдал –
Бежать больше не было мочи,
Пред ним простирался Байкал.»
Не зря значит:
«По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.»
Если же нам бродяга не авторитет, то вот же протопоп Аввакум. Не лишне будет ещё раз сказать о том как он пришёл с воеводою до нерчинских мест: В дороге
«Люди стали мереть с голоду, а приставы немилостивые, палки большие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие, огонь да встряска. Люди голодные, только начнут бить, ан он и умрёт, и без битья насилу человек дышит. Работай, никуда на промысел не ходи. И сбродит бедный нащипать вербы в кашу – и за это палкой по лбу: - не ходи, мужик, умри на работе»
( по-нашенски называется: своение приобретённых дипломатическим путём сибирских и приамурских краёв).
Откуда то с попутчиками по реке обратно и до Байкалова моря доплыл Аввакум.
«У моря на русских людей наехали – рыбу промышляют и соболя. Рады нам, миленькие, дав нам передохнуть, всего надавали много. Лодку починив и парус скропав, пошли мы через море. Окинула нас на море погода, так мы на веслах перегреблись: не больно широко в том месте, или со сто, или с восемьдесят верст.
Чуть только к берегу пристали, поднялась буря с ветром, насилу и на берегу укрытие нашли от волн вздымающихся. Около него горы высокие, утесы каменные и зело высокие. Двадцать тысяч верст и больше я волочился, а не видал нигде таких гор. На верху их – шатры и горницы, врата, столпы и ограда, все богоделанное. Чеснок на них и лук растет больше романовского и сладок добре. Там же растет и конопля богорасленная, а во дворах травы красные, цветущие, зело благовонные. Птиц зело много, гусей и лебедей, по морю, как снег, плавает. Рыба в нем – осетры таймени, стерляди, омули и сиги, и прочих родов много; и жирна гораздо, на сковороде жарить нельзя осетрины: все жир будет. Вода пресная, а нерпы и зайцы великие в нем».
Да только сейчас не то что «конопли богорасленной» но и гусей да лебедей глазу не увидать, а уж что там в во глубине вод – какие там осетры, таймени, стерляди да омули – пойди проверь.
Но и без того – какие-то силы действуют повсюду, да вот хотя бы и на меня. Замечено что облик мой изменчив: то благобразен я и где-то даже красив, а то – обормот обормотом – на людях лучше не показываться. От чего происходит такая метаморфоза – не пойму. Да и по правде сказать – не очень –то и задумывался в пору активной своей социализации. А теперь-то уж и подавно – не к чему. Если бы только не одно беспокоящее обстоятельство: накатит какая-то блажь сочинительства, что только держись. Хорошо хоть, что нынче всё больше примитивная проза прёт преимущественно публицистического характера, а то ведь бывало и поэтическое – да так, что только держись. Увидишь ненароком себя в зеркале – ну все признаки болезни на лице. Не буду здесь уточнять какие – не в клинике же на осмотре.
К чему бы мои сейчас откровения? Ведь ни похвалиться, ни порицать нет всё-таки оснований. И можно было бы эти минуты посвятить праздности, или с какой-то пользой занять себя.
Так-то оно так. Да только вот две эти фотографии.
На одной – портрет самого творца мирового шедевра Данте Алигьери. А на другой изображён я на фоне байкальских пространств в Большом Голоустном. Угадайте – кто где. Не правда ли - существенное сходство?
Я так думаю, что природа тогда в очередной раз напряглась в трансформировании моего образа по лекалам уж семисотлетней давности, рассчитывая возбудить меня для изготовления поэтического шедевра.
Но затея не удалась.
И я думаю, что это природная моя лень так оказалась на высоте, что даже в случае разительного сходства двух разного уровня поэтов уберегла будущие поколения людей от появления на свет ещё одного артефакта истории.
09.05.2022 18:38