ЛИДИЯ ГЛАДЫШЕВСКАЯ - http://proza.ru/avtor/lidiyagla - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В 128-М КОНКУРСЕ ПРОЗЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
(Рас-сказки про первого космонавта)
Утром, я как обычно, подбежала к двери, подставила скамеечку и посмотрела в глазок - Гагарин чистил ботинки.
Эту неприятную процедуру, которую по определению терпеть не может все остальное мужское население планеты, он делал ежедневно и с увлечением. Я бы сказала даже самозабвенно, при этом еще мурлыча себе под нос какую-нибудь веселую песенку для поднятия настроения, типа:
«Заправлены в планшеты космические карты
И штурман выверяет в последний раз маршрут...»
Для меня всегда оставалось загадкой - зачем первому космонавту нужно так тщательно каждый день натирать до сияющего блеска обувь. Он же не кочегаром работает? И по грязным лужам, как я, не шляется... Армейская привычка? Или просто очень собранный и аккуратный человек? Повзрослев, поняла, что не может иначе – он должен быть эталоном во всем, потому что всегда на виду, и на него равняются миллионы людей.
После чистки обуви, Юрий Алексеевич крепко-накрепко завязывал шнурки, которые, как известно, имеют обыкновение развязываться в самый неподходящий момент.
История про то, как у Гагарина 12 апреля 1961 года уже при сходе с трапа самолета развязался шнурок, облетела весь мир. Нахальные западные журналисты и операторы, словно нарочно, наводили камеры на болтающуюся «вредную» тесемку, будто злорадно ждали, что космонавт на нее наступит, споткнется и упадет... Но он шел по красной ковровой дорожке, как ни в чем не бывало, с высоко поднятой головой, по-военному чеканя шаг. А затем уверенно отрапортовал главе нашего государства - Первому Секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву, что первый в истории человечества космический полет выполнен успешно! Вот так! И никак иначе.
В ту минуту, когда «карты уже окончательно были заправлены в планшеты», шнурки завязаны, и Гагарин готов был отправиться на повседневную службу, появлялась я... как бы невзначай... случайно. Ну... так совпало... Не знаю, догадывался ли он, что малолетняя соседка подглядывала за ним и подкарауливала, но на нашу якобы внезапную встречу всегда реагировал с улыбкой.
- О..., привет! Какая приятная неожиданность! В школу?
- Ага. Здрасьте, Юрий Алексеевич.
- Ну, тогда пошли...
Он торопливо, как озорной мальчишка, сбегал по ступенькам. Видимо, обычным шагом отважный летчик-космонавт просто ходить не мог. Я тоже старалась не отставать и бежала, как хвостик следом.
А наша первая встреча состоялась в символический день 1 сентября 1961 года, когда я пошла в первый класс, осваивать свой, новый неизведанный мир, и для меня это было тоже событием планетарного масштаба. Я готовилась к нему основательно, наверное, не меньше, чем космонавт к полету. Строгая коричневая форма, белоснежный нарядный фартук, портфель-планшет с ручками, карандашами и тетрадками, и гигантский букет гладиолусов были приготовлены заранее, с вечера.
Однако ночь спала плохо – волновалась... и встала чуть свет. Старательно вплела белые пышные банты в жиденькие косички-баранки, подхватила портфель и букет, который был ростом с меня, и на всех парах вылетела из квартиры.
И тут нос к носу впервые столкнулась с самим Гагариным. Летом гостила у дедушки с бабушкой, и видеть первого космонавта еще ни разу не доводилось. От неожиданности я растерялась и хотела прошмыгнуть мимо, но он меня остановил.
-Постой, у тебя бант развязался...
- А у вас шнурок... - брякнула я с расстройства вместо приветствия. Я так тщательно собиралась..., но, оказывается, что скользкие шелковые бантики тоже имеют противную привычку развязываться, не хуже шнурков, особенно, когда торопишься или опаздываешь.
Он с удивлением посмотрел на свои ботинки.
- Все в порядке... А-аа. Так это ж давно было... По телеку видела?
- Ага... Извините... Здрасьте.
- Давай, помогу. Мои дочки еще маленькие, и косички у них не выросли. Но пора мне эту сложную науку осваивать. Они ведь быстро растут – и дочки, и косички. Двойной морской узел подойдет?
- Спасибо. Сама справлюсь.
Я бесцеремонно сунула ему в руки портфель и неподъемный букет, и завязала непослушный бант.
Первый космонавт. Первое сентября и девчонка-первоклашка. Волшебная магия цифр.
Мне было семь, ему - 27. А через 7 лет его не стало... Летчик-космонавт погиб 27 марта..., вскоре после своего для рождения, при выполнении очередного полета, при так и невыясненных до конца обстоятельствах. Какая страшная... магия цифр... и дат...
Но тогда, в шестьдесят первом, мы беспечно вышагивали по утрам, каждый по своим делам, иногда - вместе, иногда поврозь, если у него случались ночные полеты. Шли обычно молча. Каждый - в своих мыслях. Иногда он спрашивал:
- Ну как дела в школе, отличница?
- Нормально, - односложно отвечала я, чтобы поддержать взрослую беседу и не показаться невежливой. Ведь итак было все известно... Зачем тогда спрашивать?
Не знаю, как ему..., но мне было просто хорошо... Хорошо, вот так, запросто, идти рядом. Хорошо – молчать, хорошо – дышать одним воздухом. Я не мечтала быть космонавтом, как мальчишки, я не была в него влюблена, как девчонки постарше. Но меня притягивало, словно внутри его был магнит, и хотелось навеки привязаться к нему какой-нибудь веревкой или пусть даже пресловутым шнурком. Сейчас бы, наверное, сказали, что это необыкновенная гагаринская аура или флюиды... или что-нибудь в таком роде...
Нам ничего не нужно было друг от друга, и ничего не связывало друг с другом... как и пару шнурков - каждый сам по себе и затянут в тугой узел. Странная пара, на которую оборачивались ранние прохожие. Но мы были радостны и беззаботны на этих утренних прогулках, и нам было просто по пути...
В те годы еще не было специально построенного Звездного городка. Гагарин и будущие космонавты тренировались в космическом центре на Чкаловском летном аэродроме. Там же располагался военный научно-исследовательский институт, где работал мой отец, врач-испытатель. Космонавты со своими семьями проживали на открытой территории небольшого жилого гарнизона Чкаловский, в двух блочных пятиэтажках–хрущевках, покрашенных в мерзкий грязно-желтый цвет, как шутили местные жители, - цвет детской неожиданности.
Мы шли по нашей крошечной улице Циолковского мимо убогого продуктового магазина-стекляшки с громким названием «Спутник» (а как же иначе...), параллельно главной широкой улице Ленина – всенепременного атрибута каждого населенного пункта нашей страны. Тут в красивых кирпичных домах, утопающих в зелени, проживало местное начальство и важные генералы. Улица была местом для проведения майских и ноябрьских демонстраций, а также военных парадов на День победы.
А по вечерам здесь прогуливались влюбленные парочки, собиралась золотая молодежь и битломаны, которые втихаря именовали улицу - Бродвеем, на американский манер.
Наша узкая дорожка проходила вдоль зигзагообразного большущего здания из мрачного темно-красного кирпича, построенного пленными немцами после войны, почерневшего от времени, и похожего на огромный каземат. Старожилами-остряками ему было дано прозвище – «Жилкомбинат», которое никак не укладывалось в моей детской голове. Ведь комбинат – это предприятие, где делают колбасу или производят промышленные товары. А тут в коммуналках в тесноте проживали сотни семей, как селедки в бочках. Может, поэтому и комбинат... только жилищный...
Когда-то в этой гигантской коммуналке, в одной комнате проживала и наша семья из четырех человек. Но после полета Гагарина, моему отцу, Виктору Ивановичу Гиненко, предоставили отдельную двухкомнатную квартиру, да еще напротив первого космонавта. И тогда мне стали понятны и причина, и следствие... – то есть таинственные папины поездки... на Иртыш. Слова космодром и «Байконур» в то время были засекречены и в нашем доме никогда не произносилось.
А может..., дело вовсе не в Гагарине, думала я, а генералам стало стыдно - не дать квартиру ветерану-фронтовику, военному хирургу, дошедшему до самой Вены, и спасшему жизни сотен людей.
А еще в нашем доме бывали разные научные знаменитости, в том числе и академик Кротков, который курировал работы моего отца в области радиационной медицины, и его кандидатскую и докторскую диссертации. Неудобно же известных личностей в коммуналке-то принимать.
Академик нахваливал белые грибы в сметане (моя мама была изрядной мастерицей по их приготовлению), вишневую домашнюю наливку, дружелюбно щелкал меня по носу в знак приветствия и тоже спрашивал, как дела в школе. Видимо, у взрослых не хватает фантазии на другие вопросы. Я отвечала ему также односложно - нормально, лишь бы отвязаться.
А меня тянуло к простому парню из Гжатска, с которым даже молчать было интересно. И мое «нормально» Гагарину звучало совсем по-другому. Мне казалось, он все понимал. Юрий Алексеевич покорил воздушное пространство и смотрел с космической высоты на нашу маленькую планету и на нас, людей, вообще невидимых оттуда существ. Смотрел так, как смотрят на нас звезды. Он и сам был яркой звездой. Но вернувшись на грешную Землю, звездой и остался. Звездой, без звездной болезни и мании величия. Обыкновенный парень со Смоленщины по имени Юрка. Мужественный и бесстрашный.
За «Жилкомбинатом» наши пути расходились. Я сворачивала с «орбиты» влево – в школу, открывать свой космос, Гагарин – направо. Он подходил к памятнику-самолету с вечным огнем. На минуту останавливался, затем шел налево по улице Ленина и дальше прямиком в военную часть - на аэродром.
Я оборачивалась и долго смотрела ему вслед... Наверное, возле огня шнурки проверял..., наивно полагала я. Там было светло и днем, и ночью, в любое время года и в любую погоду.
На 128-ой Конкурс прозы для начинающих http://proza.ru/2022/02/13/261 Международного Фонда Великий Странник Молодым