Следователь убойного отдела Дмитрий Селезнёв нервно прохаживался по своему кабинету. Был уже глубокий вечер воскресенья, за окном стояла непролазная тьма, он провёл на работе тридцать шесть часов подряд, заправляя себя галлонами кофе, ему уже дважды звонил начальник отдела с требованием представить хотя бы предварительные заключения, а воз и ныне был там. Криминалисты работали не покладая рук, но каких-либо важных зацепок обнаружить не удавалось. Убийца не оставил ни отпечатков, ни следов своей ДНК, ни улик. Всего лишь несколько следов – от ботинок сорок четвёртого размера. Уже кое-что, конечно, потому что на местах предыдущих убийств даже этого не находилось. Но что могли дать эти ботинки? Сорок четвёртый размер – один из самых распространённых. По слепку эксперты смогли установить, что это довольно тяжёлая обувь с толстой подошвой; необычно для летнего периода, только что это даёт? Впрочем... если найдётся свидетель, заметивший человека в массивных ботинках... Однако свидетелей не находилось, несмотря на все усилия полиции. Пока не находилось, ибо Дмитрий не терял надежды. Рано или поздно преступник всё равно совершает ошибку, все её совершают. А одной-единственной ошибки порой бывает достаточно. Об этом он думал уже не раз. В такое уж его поставили положение, что приходится надеяться на случай.
Дверь кабинета открылась, и на пороге показался Сергей Долькин. Вид у него был до неприличия безмятежный. Очевидно, он успел как следует отдохнуть и теперь явился на работу полным сил и энергии. Впрочем, в отношении Долькина "полный сил" было выражением относительным. Всё-таки возраст давал о себе знать. "Каким-то я буду в сорок семь?" – мельком подумал Селезнёв, но тут же откинул эту мысль. Не до сантиментов было.
– Дмитрий Дмитриевич! – удивлённо поднял брови Долькин. – Вы... вы что же, голубчик, так тут всё время и провели?
Селезнёв пожал плечами.
– Провёл... – машинально повторил он. – Я всё думал, Серёжа... Думал, думал, думал, так что счёт времени потерял. Сколько сейчас?
– Половина одиннадцатого. Да право, вы совсем не спали?
– Не до того. Тут Катя звонила, знаешь, ругалась, – он по привычке называл своего старшего коллегу на "ты". – Ну что я мог сказать? Мы как врачи, всегда на посту, тем более, когда такое дело...
Долькин присвистнул и почесал затылок.
– Это, конечно, верно, но всё же... вы уже двое суток не спали. Этак голова пухнуть начнёт, оно вам надо? А начальство... пусть его. Оно всегда недовольно. Должны бы понимать, что от уставшего следователя толку, как от козла молока. Поехали бы вы домой, Дмитрий Дмитриевич, поспали. Глядишь, придут светлые мысли.
– Да, наверное, – пробормотал Селезнёв, в сотый уже раз окидывая взглядом разложенные на столе материалы. – А ты, Серёжа... ты что так поздно вернулся? У нас не завод, чтобы по сменам работать.
Долькин смутился и отвёл взгляд.
– Да мне совестно стало, Дмитрий Дмитриевич. Так и знал, что вы здесь сидите... один. Кстати, а где наш молодой да ранний?
Селезнёв вскинул на него воспалённые глаза.
– Денис-то? А что, ты его тоже молодым да ранним зовёшь?
Его коллега косо пожал плечами.
– Да как же его ещё называть? – отозвался он. – Он ведь нас всех обскачет... со временем.
– Может быть... – задумчиво согласился Дмитрий. – Впрочем, я не знаю, где он сейчас. Сказал, что ему нужно проверить кое-какую идею. Что у него появилась догадка, как можно связать все жертвы. И вот, ускакал куда-то...
– Догадка? – хмыкнул Долькин. – Важничает, поди. Мы который день над этим бьёмся, а у него – хлоп – и догадка? Строит из себя не пойми кого…
– Да ладно тебе ворчать, – махнул рукой Селезнёв. – Нам нынче любая помощь не помешает. К тому же парень талантливый, пойдёт далеко, это видно. Глядишь, и уцепится за что-нибудь.
– Ну, это как знаете, – вздохнул его напарник. – Если вы не против, Дмитрий Дмитриевич, я бы перекусил. Дома успел только поспать, а в животе… прямо как полк прошёл, пустым-пусто.
– Да пожалуйста, о чём речь.
Дмитрий устало опустился в кресло и обхватил голову руками. Долькин, осторожно отодвинув несколько документов, водрузил на стол тщательно завёрнутый в несколько слоёв бумаги бутерброд и неспешно, стараясь не шуршать, начал его распаковывать. Селезнёв машинально смотрел, как короткие белые пальцы его напарника прорывались сквозь бумажные хитросплетения, как показался сначала один край аккуратно сложенного сэндвича с ветчиной, затем другой, и как, наконец, весь бутерброд был извлечён на свет божий. Но даже в этот момент в нём не пробудилось ничего похожего на аппетит. Вид еды был ему сейчас отвратителен, и Дмитрий опустил глаза, стараясь не смотреть на то, как Долькин вонзает свои желтоватые, но ещё крепкие зубы в хлебно-мясную плоть. Личные дела жертв лежали перед ним, разверстые, полные в той степени, в которой досье вообще может быть полным. Но он – невиданный случай! – не мог найти в них ничего общего.
– Мне кажется, – произнёс Долькин, медленно пережёвывая сэндвич, – что рано или поздно... нам придётся это бросить. Нужно сосредоточиться на уликах, а характеристики... в конце концов, он вполне мог выбирать жертв случайно. Мало ли таких случаев было!
– Серийные убийцы всегда имеют критерий, – упрямо повторил Дмитрий. – Тебе это известно не хуже моего.
– Так-то оно так, только… Не всегда этот критерий помогает. Я бы сказал, почти никогда не помогает, но вы снова начнёте ругаться…
– Я? Ругаться? У меня нет на это сил, – вяло махнул рукой Дмитрий. – Сейчас я с чем угодно могу согласиться, лишь бы это помогло в расследовании. Но не уйду отсюда, пока хоть какую-то идею не выцеплю.
Долькин вздохнул, дожевал бутерброд, осторожно, двумя пальцами, снял с губ несколько крошек, аккуратно сложил их в развёрнутую бумагу, скомкал её и точным броском отправил в мусорное ведро под столом.
– Не дело это, Дмитрий Дмитриевич. Мы с вами уже пять лет работаем, и всегда друг друга подменяли. Я поспал, поел вот, и готов заступить на пост. А вы давайте домой и отоспитесь часов десять. Всё равно с такой головой ничего путного не надумаете.
Селезнёв некоторое время ещё колебался, но затем был вынужден признать правоту напарника.
– Ладно, будь по-твоему, Серёжа, – сказал он, отходя от стола. – Только держи меня в курсе, слышишь? Если появится что-нибудь новое, Денис там раскопает или ещё что, немедленно мне звони. Не бойся разбудить. Договорились?
И, получив согласие Долькина, он наконец отправился домой, чувствуя, что ни десяти, ни двадцати часов сна ему вряд ли хватит.