Уральские бичи

Геннадий Кривилев
С утра разыгралась метель. Герман вышел из подъезда, плотнее затянул на шее шарф и окунулся в снежную круговерть. Про себя заметил, что в последнее время изменилась походка. Раньше передвигался быстро и легко, стараясь успеть, догнать, слиться со стремительным ритмом жизни. Теперь сорокалетнему безработному спешить было некуда. Уже вторую неделю он, как раньше, выходил в 8.30 из дома, и неторопливо шел пешком, куда ветер подует. В пути хорошо думалось. Он вновь прокручивал время назад, анализировал, где в чем ошибся, когда неверно просчитал ситуацию. Догадки были, ответа не было. Возможно, и не могло быть. Просто его величество случай. Так звезды расположились, так карты выпали.
Со стороны история была простая. Его биография вполне укладывалась в прокрустово ложе своего времени. Университет, срочная служба в армии, направление в одну из силовых структур. Надев погоны, человек не может не думать о карьере. Он активно работал, соответственно двигался вверх по служебной лестнице. Ближних не подставлял, всегда оставался открыт для друзей и порядочных людей, многим из которых помог, используя свой административный ресурс. Недругов старался убрать с дороги при первой возможности. Раздражался, когда ситуация выходила из-под контроля и рушилась продуманная схема. Но не отчаивался, искал новые варианты. Все складывалось удачно.
Три месяца назад обстановка изменилась. В контору прибыл новый руководитель. Совпало, что на ближайшей коллегии Герман в плановом порядке отчитывался за свое направление работы. Он любил выступать, не заглядывая в текст доклада. Со стороны это выглядело свободным владением складывающейся ситуацией, но, как говорил один великий актер, «каждый экспромт должен быть хорошо подготовлен». Народ слушал с интересом, однако в этот раз он не попал в струю мыслей и шаблонов нового руководителя. Когда у тебя три большие звезды, а у него одна, но без просветов на погонах, вопрос «кто прав» очевиден.
Через месяц его отдел был расформирован. Казалось бы, ничего необычного не произошло. Меняется оперативная обстановка, возникают новые приоритеты. Одни подразделения сокращаются, что-то создается вновь. Предусмотренные два месяца после ликвидации отдела Герман занимался сдачей документов и имущества. Устроил по различным структурам своих сотрудников. Большого труда это не составило, так как в свой отдел он отбирал тех, кто был в чем-то способнее и компетентнее его самого. Г ответственно, из его отдела сотрудники ухолили, как правило, только на повышение.
О себе не думал. До последнего времени был уверен: вызовут, предложат что-либо соответствующее опыту работы и званию. Предложений не последовало. Ходить и просить было не в его характере. Оставалось одно: достойно уйти, что и сделал. Хорошо хоть минимальную пенсию заработал.
Через два часа ноги вывели Германа в один из старых микрорайонов города. Бывшая заводская окраина. Трехэтажные дома, добротно построенные пленными немцами в конце 40-х слов прошлого века, давно не видели ремонта. За последние десятилетия город значительно вырос вширь, и микрорайон оказался недалеко от центра. Городские власти неоднократно ставили вопрос о сносе этих домов и возведении современных высоток, но вопрос с финансированием и расселением не двигался. Контингент здесь жил особый. Кто в жизни чего-то добился,  переехали в другие районы города. Здесь по большей части остались старики, необразованная молодежь либо просто те, кому не повезло в жизни.
Февральская метель, с утра заметавшая город, переместилась в дальние уральские просторы. Небо прояснялось, температура падала. Холодный воздух забирался под куртку, пощипывал уши.
- Пора возвращаться, - подумал Герман, но, зайдя за угловое здание, увидел красноречивую надпись «На посошок». Мысли повернулись в другую сторону.
- Почему бы нет. Мне сейчас все можно, заодно и отогреюсь немного.
Перешагнув порог забегаловки, он ощутил коктейль запахов, состоящий из спиртных паров, немытых тел и хлорки, которой периодически старались поддерживать гигиеничность помещения. Веселая самоирония подняла градус настроения.
- Вот бы сейчас кто-то из знакомых увидел, до каких злачных мест я опустился!
Средних размеров зал вмещал десяток столиков и барную стойку, за которой угадывалось подсобное помещение с кухней. Выщербленная старая кафельная плитка на полу и покрашенные масляной краской стены дополняли общее впечатление. С трудом воспринималось, что всего в паре километров шумят центральные улицы, сверкают витрины дорогих бутиков, ходят толпы прилично одетых людей. За стойкой скучала полноватая женщина средних лет.
- Будьте любезны, сто пятьдесят хорошей водки и что-нибудь закусить.
- У нас пирожки свежие. Сами печем.
Герман расположился за столиком в дальней части помещения.
Вскоре к нему подошел высокий худой мужчина лет шестидесяти. Знавший лучшие времена плащ был похож на «шинель с третьего убитого», как говорил один ротный старшина. Несмотря на внешний непрезентабельный вид, держался он с достоинством.
- Мужчина, у вас не найдется пятидесяти рублей на опохмелку для старого алкоголика?
Суровая прямота и весь облик старика невольно заставили откликнуться на просьбу. Пятидесятирублевой купюры в бумажнике не оказалось, и он протянул сотенную. Старик посмотрел на купюру, взял ее и несколько театрально произнес:
- Да, это честно. Это благородно.
Герман отхлебнул глоток, взял с тарелки теплый хрустящий пирожок. Хозяйка оказалась права, ее пирожки могли бы сделать честь приличному дорогому заведению.
- Вы позволите составить вам компанию, - услышал он знакомый голос. Старик расположил на столике кружку пива и вяленую рыбку, которую стал с удовольствием разминать длинными пальцами.
- Почти по Хемингуэю, старик и рыба, - молвил он как бы про себя.
Герман не стал поправлять собеседника в названии культовой повести. Он почему-то был уверен, что старик намеренно исказил его. Вскоре уверенность нашла подтверждение.
- Удивляюсь я, - продолжал старик, - Хэм всю жизнь колесил по миру, был на войне, участвовал в сафари и океанских рыбалках, с завидным постоянством опустошал подвернувшиеся по пути бары. Когда еще и писать успевал.
- При этом ему очень повезло - стал классиком мировой литературы при жизни, - поддержал беседу Герман.
- И даже где-то в 50-х годах получил Нобелевскую премию по литературе.
- В 1954 году, - сказала кучка тряпья у батареи.
Герман с удивлением взглянул в сторону кучи, но в полумраке ненастного дня и отсутствии освещения в этой части зала ничего не рассмотрел.
- Не удивляйтесь, это Колюнчик, - упредил вопрос старик. - Зашел с холода, присел у батареи и пригрелся. Извините, я и сам забыл представиться. Лев Сергеевич, бич.
- Бич - это бывший интеллигентный человек, насколько я знаю.
- Да, вы не ошиблись. Среди завсегдатаев этого заведения примерно треть бичей, остальные просто ханыги. Вот и Колюнчик тоже бич. Память у стервеца отменная. В прошлой жизни он работал в каком-то «почтовом ящике». Оборонное конструкторское бюро, которых у нас на Урале было множество. Дальше история нехитрая. Вложился в строительство нового дома, свою квартиру продал. Руководство строительной фирмы разворовало деньги и растворилось в мировом пространстве. Жена с сыном уехали к родне в деревню, а Колюнчик ушел с работы и бичует уже третью пятилетку.
- А вы, Лев Сергеевич, как в этой славной когорте оказались?
- Я преподавал в техническом училище. Встал как-то солнечным майским утром и подумал. Каждый день встаю в одно время, бегу на работу. Хорошо, если бы одним обучением заниматься. Большая часть времени уходила на планы, никому не нужные методические разработки и прочую бумажную волокиту. Жалко стало на это жизнь гробить. Послал все к черту, уволился и уже десять лет как свободен. Никому не подчиняюсь. Есть приватизированная комната в общежитии, пару лет назад пенсию оформил. Плюс кое-что собираю, сдаю. Жить можно.
- Да, неисповедимы пути господни, - произнес Герман, думая уже о себе.
- Так мы отклонились от темы, - подмигнул Сергеевич. - Жизнь и творчество Хемингуэя намного интереснее наших биографий.
Тут кучка тряпья у батареи зашевелилась и превратилась в Колюнчика, мужичка невысокого роста с рыжей всклоченной бороденкой. Его круглые удивленно смотревшие на мир глаза в придачу к похмельному выражению лица, делали его похожим на попугая, наклевавшегося перезрелого забродившего винограда.
- Сначала просишь в долг, а потом милостыню, говорил старый рыбак Сантьяго, когда третий месяц не мог поймать большую рыбу, - произнес он и вопросительно посмотрел на Германа.
Герман вновь достал бумажник, протянул купюру и доверительно добавил.
- Только возьми хорошую водку. Я еще тоже выпью.
В процессе распития полулитровой емкости под хрустящие пирожки они вдумчиво обсудили идеал хемингуэевского героя и его связь с исторической эпохой, проблему «потерянного поколения» и как это принято у русских, дошли до вопроса о смысле жизни. Герман поразился уровню знаний и суждений своих деклассированных собеседников.
- Грамотные вы, мужики, однако.
- Книжки читаем. У нас рабочий день ненормированный, свободного времени много, - скромно ответствовал Лев Сергеевич.
Колюнчик тем временем уже оправился от похмельного синдрома и стал наседать на коллегу.
- А знаешь ли ты, Сергеевич, что это отчасти про нас писал Хэм в своих фронтовых заметках: «Чем ближе к передовой, тем больше встречаешь замечательных людей».
- О чем ты говоришь, это мы с тобой на передовой? Да мы в обозе жизни тащимся.
- Ни в коей мере. Я, как буревестник свободного труда, на переднем крае борьбы за экологическую безопасность нашего города. Пустые бутылки, жестяные банки собираю. Сам даже окурок мимо урны не пронесу. Вчера иду по парку, впереди пацаны обертки от сникерсов раскидывают. Я им внушение сделал.
- А они в ответ, наверное, тебя грязным козлом обозвали.
- Да как ты смеешь, - разъярился Колюнчик. По причине малого роста, он подпрыгнул на месте и раскрытой ладонью ударил по уху Льву Сергеевичу.
В ответ Лев Сергеевич сверху занес кулак для удара по темечку, но в последний момент передумал и с силой обрушил кулак на стол.
Стаканы со звоном подпрыгнули стойкими солдатиками, а пустая бутылка упала и покатилась по поверхности стола. Герман успел подхватить ее, спасая от приземления на пол.
- Эй, - закричала барменша. - Опять разбуянились. Все, больше не наливаю. Опохмелились, пора и честь знать.
Мужики моментально присмирели, надели шапки. Колюнчик поднял свои глазки на Сергеевича и обреченно спросил.
- По ком звонит колокол?
- Он звонит по тебе, - ответил старый бич.
Они понуро двинулись к выходу. Проходя мимо барной стойки, Лев Сергеевич церемонно наклонил голову.
- Имеем честь отбыть. Ты уж прости нас, Михайловна.
- Идите уж, недотыкомки, - ответила женщина. - Бог простит.
Герман застегнул меховую куртку, надел перчатки.
- И часто они у вас так?
- Бывает, - ответила барменша. - Хорошо хоть сегодня из их компании третьего нет, Ломоносова.
- Он что у них, такой умный?
- Да может и умный, пока трезвый. А как в раж войдет, начинает кричать:
«Я тебе нос сломаю». Сегодня они себя еще прилично вели, видели бы вы, что на прошлой неделе было. Из-за Льва Толстого поспорили.
Герман улыбнулся, простился с женщиной и вышел на улицу.
Он бодро шагал по направлению к центру города. Напряжение последних дней спало. Ушло чувство обиды, неопределенности. Жизнь идет дальше. Один этап пройден, нужно начинать следующий. Найти объект приложения сил, обозначить мотивацию и вперед. В большем городе нельзя стоять на месте.