Море я полюбил давно, с самого детства. Сразу и навсегда! Мне нравилась безграничная даль, где воображение рисовало острова с необычными растениями и загадочными животными, постоянно меняющийся цвет, то игривый нежно голубой, то сердитый грозно серый, запах, насыщенный ароматами солёных водорослей, рыбы и корабельных канатов.
Я впервые увидел море семилетним пацаном в далёком одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году.
В тот год я всю зиму проболел и всё-таки на отлично окончил первый класс. Родители решили оздоровить меня, худого и бледного и отправили на природу подальше от пыльного города, подышать свежим воздухом. Моя родная тётя, педагог младших классов, каждый год отдыхала на побережье Азовского моря, где проживала её давняя подруга – вдова Прасковья Кузьминична по прозвищу «Майорша». Местные жители прозвали её так потому, что была она замужем за майором, который погиб в сорок пятом под Берлином, чуть-чуть не дожив до победы, а она, сохранив ему верность, так о осталась для односельчан вдовой майора – «Майоршей».
Вот к ней-то, в небольшое рыбацкое село, прилепившееся у двух холмов на самом берегу моря, мы и поехали, сперва – на рейсовом автобусе, а потом в кузове полуторки среди возвращающихся с базара рыбачек. Я стоял у борта грузовика и всю дорогу смотрел по сторонам – где же оно, море? Вокруг простиралась раскалённая на солнце степь с жёлтыми полями пшеницы, да клубилась пыль на просёлочных дорогах. Даже когда тётка, дёрнув меня за рукав, тыкнула пальцем куда-то вдаль, – «гляди, вон море», – я не сразу узнал его. Просто небо у горизонта оказалось чуть-чуть синее. Скоро эта полоска синевы стала расширяться, потом по ней запрыгали солнечные зайчики, сквозь зной палящего солнца дохнуло свежестью и на очередном повороте, прямо передо мной, раскрылось вовсю ширь оно – моё море! Бескрайнее, голубовато-зелёное, украшенное белыми гребешками волн. Я стоял как завороженный и не мог оторвать глаз от этого чуда. Казалось, меня уже качает в шлюпке на волнах, и мимо проплывают необитаемые острова с высокими пальмами, а из глубокой воды выглядывают раскрытые пасти огромных акул…
Прошло немало лет, я видел разные моря – Чёрное, Красное, Жёлтое, любовался величием океана, но это первое свидание, как первый поцелуй девчонки, запомнил на всю жизнь. Восторг от встречи с морем охватывает меня до сих пор, и всякий раз я стараюсь уловить этот момент, увидеть ту заветную полоску синевы на горизонте, чтобы самому себе крикнуть, – «море»!
Рыбацкая деревня встретила нас тишиной и спокойным размеренным укладом жизни, который не был нарушен ни шумом пионерских лагерей, ни толпами праздно слоняющихся отдыхающих, которые заполнили здешнее побережье только лет через десять. Пыльные улочки сбегали двориками домов, по большей части крытых камышом и соломой, к глиняным обрывам, за которыми похожий на муку белый песок отделял берег от лениво плескавшегося на солнце моря. Изредка среди жаркого дня на улице можно было встретить загорелых, просоленных морем рыбаков в трикотажных майках и широких штанах из грубой ткани, подпоясанных куском рыболовной сети. «Работали» они в основном ночами, уходя на своих широких, неуклюжих с виду лодках далеко в море, где по каким-то, только им ведомым ориентирам умудрялись находить и выбирать заранее расставленные сети. Рыбы было полно! В каждом дворе на длинных бечёвках сушилась, истекая жиром, знаменитая азовская тарань. Балыки из осетра припрятывали в сараях, а бычки из-за низкой цены и вовсе не имели товарного значения. На жарку шёл судак. Местные хозяйки прожаривали его на огромных сковородках до румяной корочки, под которой открывались сочные нежно-белые куски тающей во рту рыбы. Отказаться от такого угощения не было никакой возможности, тем более наша хозяйка преподносила его с поистине обезоруживающим радушием.
Каждое утро, позавтракав, я босиком шлёпал по пыльной дорожке к морю. Оно ожидало меня, тихое и немного сонное, простелив навстречу ковровую дорожку из белоснежного прохладного песка. Берег был совершенно пустынным, но мы с тёткой всё равно уходили подальше под обрывы, где пахнущий степными травами воздух смешивался с солёным морским ветром, создавая уникальную целебную композицию, подобно которой не встретишь больше нигде в мире. Натянутая на тонкие прутики простыня, защищавшая от солнца, да самотканый коврик, составляли весь наш скромный интерьер. Нас окружало только бескрайнее море, бездонное небо и тишина, изредка нарушаемая пронзительными криками низко пролетающих чаек.
Дни плыли за днями. С утра до вечера мы проводили на море, иногда уходили в степь собирать лекарственные травы. С наступлением ночи, когда становилось совсем темно, и выходила луна, тётка часто приводила меня на высокий берег к обрыву, полюбоваться лунной дорожкой. Мы усаживались на широкую лавочку и долго наблюдали за серебристыми бликами, танцующими на волнах. Они очаровывали, манили вдаль, туда, где чернота неба сливалась с чернотой моря. Тогда я научился по звёздам определять части света, пользоваться компасом и здесь, на этом берегу, я решил для себя – когда вырасту и стану взрослым, то обязательно поплыву по лунной дорожке на большом корабле далеко, далеко…
Много лет, спустя, всякий раз приближаясь к Азовским берегам, когда моему взгляду открывалась с моря береговая линия, я поднимался на капитанский мостик с безумной надеждой разглядеть за дымкой тумана то место с заветной скамейкой, где мы ночами сидели когда-то…
Видимо, что-то из нашего детства уходит безвозвратно.
Так прошла неделя, во время которой одно событие нарушило однообразное течение нашего отпуска. Это был день, когда с неба спустился «рукав». Правильнее сказать – это был самый настоящий смерч, который местные жители называли «рукавом». Где-то в середине очень жаркого дня наш импровизированный тент вдруг сорвало порывом ветра. За несколько минут с горизонта небо укрыли тучи. Море почернело и вздыбилось белой пеной. Волны стали захлёстывать полоску песка, отделявшую нас от крутого обрыва и я, не на шутку испугавшись, предложил тётушке немедленно карабкаться вверх, что мы и сделали, укрывшись в небольшой ложбинке среди зарослей полыни. Тут я впервые увидел во всей красе этот пресловутый «рукав». Огромный чёрный столб протянулся вертикально вверх от поверхности моря до самых облаков. Он слегка извивался всем своим упругим телом, словно гигантский удав, высматривающий добычу, а потом вдруг стремительно пошел прямо на нас! Небо сразу потемнело. Стало вдруг тихо, и в этой тишине чётко был слышен отдаленный гул, напоминающий звук приближающегося самолёта. Тётка, вероятно, тоже испугалась, потому, как приказала мне немедленно прилечь на землю, а я не мог оторвать взгляда от гигантского чудовища, которое опять резко изменив направление, стремительно понеслось куда-то в степь. Небо понемногу стало очищаться, кое-где блеснуло в просветах облаков солнышко, но море по-прежнему бурлило и шипело. Купаться мне расхотелось, и мы пошли домой. По дороге от встречных прохожих услышали, что «рукав» где-то разметал стога, у кого-то сорвал крышу, а кто-то даже не досчитался во дворе кур. В последствие я много раз видел штормы и тропические шквалы, но тот, увиденный в детстве смерч, до сих пор иногда снится мне в ночных кошмарах…
И всё-таки я заскучал. Одним вечером, когда мы все вместе сидели на хозяйском дворе и лузгали семечки, я вдруг отчётливо представил свой дом и грушу, что росла у крыльца, и мне нестерпимо захотелось домой, обнять маму и маленького братика, уткнуться в тёплые дедушкины колени. Я едва сдержал слёзы и с этого момента у меня пропал аппетит, и зелёная тоска не отпускала ни днём, ни ночью. Тётушка, опытным глазом педагога, сразу это заметила и, поняв в чём дело, предложила простой выход – написать письмо деду и попросить забрать меня домой. Письмо, естественно, я должен был написать собственноручно, что я незамедлительно сделал, и в тот же день отнес его на почту. Успокоившись, стал ждать приезда дедушки, прикидывая в уме, сколько времени понадобится, чтобы послание добралось до адресата.
Дед появился неожиданно, рано утром прямо на третий день, когда, согласно моим расчётам, я его ещё не ожидал. Мы только собрались идти купаться, как он бодрой походкой по-хозяйски вошел во двор. Через секунду я уже висел у него на шее и без конца задавал один и тот же вопрос, – «деда, как же ты меня здесь отыскал»?
Оказывается, получив накануне вечером письмо от любимого внука, он выехал ещё затемно и на попутных машинах с тремя пересадками сумел к утру добраться сюда. Мы все хором уговорили его остаться хотя бы на один день. Я даже мысли допустить не мог, что мы уедем, и он не увидит, как я научился плавать. Весь день я таскал дедушку по обрывам, показывал морские камушки и коллекцию ракушек, которую успел собрать и, конечно же, плавал перед ним «вразмашку», как учили меня местные ребята. К вечеру я готов был остаться отдыхать дальше, только вместе с дедушкой, конечно, но видимо это не входило в его планы…
Так, закончилось моё первое свидание с морем. Утром Майорша снабдила нас в дорогу, завернув в газету несколько больших кусков жареной осетрины. Дед договорился с водителем «Сельмага», а вечером мы уже были дома, где я в который раз подробно и красноречиво делился своими впечатлениями. Родители, отметив, что я посвежел, загорел и поправился, остались довольны и весело обсуждали мои морские приключения. Одна только бабушка ходила с непонятной для меня ухмылкой на лице и тихо ворчала в сторону деда. С чего бы это? Ведь я ей рассказал, как хорошо нам было с дедушкой, как мы все уговаривали его остаться, особенно Майорша. Он ведь ей успел заборчик поправить, замок на калитке починить и даже кота Федота помогал ловить, когда тот ночью в кукурузное поле сбежал…