Корешки календарей
Выясняют кто важней.
Спорить стали и рядить,
Как хозяину польстить.
Вспоминают, кто мудрей
И хозяину родней?
Исхудав и потускнев,
Вздорят, источая гнев.
Собрались все налегке,
Крики, как в боевике.
Гвалт стоит, всех не унять.
Все хотят других подмять.
Спор идёт до хрипоты,
Ор стоит, хоть нет нужды.
Став и легче, и стройней,
Всё же спорят, кто главней!
Первый, выпятив живот,
Рот раскрыв, навзрыд ревёт.
СловА-то он не произносит,
Лавры на свой счёт относит.
- Первый Я! Обидно так!
Вне любви мне жить-то как?
Первенца всегда возносят,
На руках по жизни носят!
Во-о-т какие ставит в ряд
Мысли первенец подряд!
СлОва не произнося,
Себя к небу вознося!
Корешок в ряду второй,
Первому – вопрос прямой:
- Ты же был настолько мал,
На ноги ещё не встал!
Не прополз и пол версты,
Как утеряны листы!
Первый – прям-таки герой:
- Ну, никак я не второй!
- Сам-то начал говорить?
И не ползать, а ходить?
Рёвом всем даёт понять,
Что второго надо смять.
Третий чуть ли не проспал
Взобраться на пьедестал.
Он ведь как к себе домой
В детский сад привёл. Родной!
И четвёртый не молчит,
От досады лишь мычит.
- Взрослым, пусть и напоказ,
Надел брюки в первый раз.
Седьмой, с наглостью, взашей,
Оттесняет малышей.
Славу сам себе вершит.
Убеждён, что знаменит!
- Если б в школу не привёл,
Босс грамоты бы не обрёл.
Не прибавилось ума,-
Жизнью правила бы тьма!
Спор не тлеет уж, горит
Вокруг слова "знаменит".
В шуме слов не разобрать,
Где здесь правде ликовать?
- Ты забыл, что в мой-то час,
Перейдя в четвёртый класс,
Вознося на пьедестал,
Тебе я галстук повязал!
Сколько лет носил ты гордо
Алый галстук, зная твёрдо:
Ставится всегда в пример
Гордый ЮНЫЙ ПИОНЕР!
- Слышен крик издалека.
Руки уперев в бока,
Голос корешок сорвал
Ожидая вал похвал.
Тут десятый корешок,
Приподнявшись на вершок,
Листом – обложкой машет,
Уверен, всех он краше!
Пятнадцатый, обнаглев,
Дерёт горло нараспев:
- Осмелела мелкота?
В угол схлынь, как пустота!
- В мой пятнадцатый годок,
Неокрепший тенорок,
Вслух Устав произнеся,
В комсомол аж подался!
Комсомол – не Ёжкин кот!
Знает всё он наперёд.
Как, кого и чем занять,
Возвеличить, иль подмять.
Жизнь бурлит, и мы растём.
Трудности нам нипочём!
На воскресники – гурьбой.
Как стада на водопой.
Пыль стряхнув, не оробев,
Дисканта не пожалев,
В спор вступает с братцами
Корешок шестнадцатый.
Всех задвинув по углам,
Словно выброшенный хлам,
Наш шестнадцатый герой
За себя стоит горой.
- В год, когда родился я,
Кто девиц влюблял в себя?
Выпятив грудь колесом,
Себя мыслит светским львом.
Не успев озвучить вслух,
Схлопотал ряд оплеух.
- Ну, куда тебе, сморчок?
Зелень ты ещё, стручок!-
Молвил громкой правотой
Восемнадцатый герой.
- В углу молча посиди,
За словами проследи!
Старших надо уважать,
Окружающим не врать!
Как огня боялся ты
Юной женской красоты.
Потому молчи, сморчок,
Рот закрывши на замок!
Топнул восемнадцатый
Окатив прохладцею.
- В этот год босс повзрослел,
Подрос, школу одолел.
Я молчу про аттестат.
Вот чему хозяин рад!
Тем горжусь, что в мой-то год
С женских губ сорвал он плод.
С губ девичьих, ПО-ЦЕ-ЛУЙ!
Мелочь,-сгинь и не балуй!
Поутихли по углам:
- Может быть, и есть мы – хлам?
У всех мысли набекрень,
Всё, что спето – дребедень?
А двадцатому в уме
Просветление во тьме!
- Как же так? Лёжа в углу,
Я себе ведь тоже лгу?
Не живи при мне, герой
Был бы пылью наносной!
Образованным не стал бы,
И надежды потерял бы.
Слыл бы неучем всегда.
Это бы была беда!
Ни карьеры, ни ума,
Настоящая чума!
Жаль, листок не сохранил,
Он бы датой всех затмил!
Этот год оставил след:-
Принят в университет!
Остальные в тупике,
Лежат в пыльном закутке.
Высказавшимся под стать,
Срочно принялись искать,
Что и как преподнести,
Чтоб у босса быть в чести.
А лести покрывало,
Чтоб славой накрывало.
Двадцать третий что есть сил,
Очереди не спросив,
Сам себя хвалит,
Всё в одну кучу валит.
Двадцать первого толкнул,
Пыль вдохнув, громко чихнул.
Начав в памяти петлять,
Приступил перечислять:
- В год мой начался прогресс,
Босс вступил в КПСС.
Только он это сказал,
Сразу слово потерял.
Вместе все затопали,
Связки в крике лопались!
Двадцать первый засвистел.
- Кукурузный хлеб ты ел?
Старшие привстали,
Кулачищи сжали.
- Ты забыл ту пелену,
Рядном накрывшую страну?
Все страшно завизжали,
Припомнив все печали.
Вспоминали всё подряд,
Кто, чему, в кавычках, рад.
Пошли в ход аргументы,
Мгновенья и моменты.
- Был застой, а не лахва,
Горькою была халва!
Ларькам всем вспоминалось,
Когда всё прогибалось
Под банками с икрою.
До времени застоя.
Истинной, не кабачковой,
Русской, чёрной, осетровой.
Вновь затихли по углам.
Мозг сушили мысли в хлам.
Двадцать первый всё молчит,
Под нос сам себе бурчит:
- Я ведь тоже знаменит!
А кто больше всех кричит?
Тот, кто в тряпочку молчал,
Дефициты уплетал!
А я уши распушил,
Слушать - больше нет уж сил!
- Но, были ведь и радости,
Жизненные сладости.
В свой год босса я женил.
Тем он многих поразил.
Недруги всё склочили.
Все развод пророчили.
А про'жили сколько лет?
Страшно даже дать ответ.
За пятьдесят-то семь годков
Съели столько пирогов,
Что супружница ворчит:
- Вон, живот уже торчит!
Ели, ублажая плоть,
Голод ведь не побороть!
Не всегда с начинкою,
Иногда с горчинкою.
Куда-то схлынули года,
Как сквозь пальчики вода!
Было в жизни всякое,
О плохом не вякаем.
Дочь давно вошла в лета.
Внуки выросли. Когда?
Даже не заметил,
Уж правнучку приветил!
Честно жил, по жизни плыл.
Сильно-то и не тужил.
Жизнь прошла, каков итог?
Не таков уж он и плох…
Никакого спору нет,
Светлому – зелёный свет!
Вдаль канули годочки,
Вот и почти у точки.
А последний? Он родней!
Он всё знает, он мудрей!
Поразмыслив, он молчит,
Потихоньку только зрит.
Он ничем не угрожает,
Никому не возражает.
Семьдесят да ещё семь,
Сколь забыто насовсем?
Жизнь могла быть без тревог.
Вспять не повернуть дорог!
Рассудив всё по-мужски,
ДОРОГИ ВСЕ корешки!