Подобно полотнам Феллини, картина Вендерса непереводима в литературную форму. Это чистой воды кино, отдаленно напоминающее без скидок великий фильм венгра Тарра «Сатанинское танго». Однако «Алиса в городах», как ни странно, фильм развлекательный, если под развлечением понимать временное освобождение от оков повседневности.
Несчастный, заблудившийся, погрязший на чужбине журналист Филипп, будучи прикованным к земле, утопает в песке и отчуждении. Его жизнь подчинена бессмысленному распорядку, в то время как душа тянется ввысь. Фотографируя, Филипп мстит миру, ибо издревле известно, что фотография есть маленькая смерть, а фотограф - маленький убийца. Однако снятие процесс диалектический. Снимая обрызглую реальность, фотограф жаждет увидеть не то, что снимал, смутно надеясь, что на готовом фото проявится чудо, доселе невидимое, сокрытое, подлинное. Камера будто повторяет движения мятежного, потерянного духа, то легко взлетая к небу, то опускаясь под натиском земного притяжения.
Шум расколотой реальности не в состоянии заглушить нестихаемую жажду со-бытия в душе разбитого индивида, смертельно уставшего от себя любимого. На одном из перекрестков судьба предоставляет герою шанс снова обрести цельность, гармонию и мир, охотно приняв правила игры, предложенные наивным детским сознанием, ведь только дети умеют играть бескорыстно, садиться в случайный трамвай, направляясь к случайной остановке в светлом ожидании чудес. В заботе о другом - едва знакомой девочке Алисе - Филипп обретает беззаботность, уподобляясь ребенку, который в отличие от занятых взрослых, существует вне дедлайнов и пространств (сразу в городах, а не в городе, сразу в мире).
В со-бытии Филиппа нет ничего фантастического, как нет и трагического. Трагическое остается за кадром, за океаном, в душном Нью-Йорке, где «отчим» Алисы отчаянно желает свести счеты с жизнью.
Фильм Вендерса душеполезен. Это фильм - отдушина. Тихое искусство, аккуратно извлекающее индивида из когтей реальности. Нет ничего приятнее для зрителя, чем наблюдение за блужданиями, казалось бы, праздных, но абсолютно счастливых людей, вновь обретших небо и землю.