Осенняя любовь
1.
Когда в листве сырой и ржавой
Рябины заалеет гроздь, –
Когда палач рукой костлявой
Вобьет в ладонь последний гвоздь, –
Когда над рябью рек свинцовой,
В сырой и серой высоте,
Пред ликом родины суровой
Я закачаюсь на кресте, –
Тогда – просторно и далеко
Смотрю сквозь кровь предсмертных слез,
И вижу: по реке широкой
Ко мне плывет в челне Христос.
В глазах – такие же надежды,
И то же рубище на нем.
И жалко смотрит из одежды
Ладонь, пробитая гвоздем.
Христос! Родной простор печален!
Изнемогаю на кресте!
И челн твой – будет ли причален
К моей распятой высоте?
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
– «Когда в листве сырой и ржавой ...» – "Ржавый" цвет в сознании Блока соотносился с образом болота (ер. в стих. "Полюби эту вечность болот ... " (1905): "Эти ржавые кочки и пни") и с Представлениями о "лирических ядах" (СС-85 • С. 164). В письме к Андрею Белому от 1 октября 1907 г. Блок говорил о своем устремлении "из болота – в жизнь, из лирики – к трагедии": "Иначе – ржавчина болот и лирики переест стройные колонны и мрамор жизни и трагедии, зальет ржавой волной их огни".
»
Блок. Из письма Андрею Белому от 6 июня 1911 года:
«…таков мой путь, что теперь, когда он пройден, я твердо уверен, что это должное и что все стихи вместе — «трилогия вочеловечения» (от мгновения слишком яркого света — через необходимый болотистый лес – к отчаянью, проклятиям, «возмездию»…»
И напомню происхождение термина «вочеловечение» (из Символа веры):
«Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася».
Но истинным примером жизни для Блока «Тома I» был все-таки Моисей (Купиной – явственным призывом Господним к исполнению кармического долга – была для него Л.Д.), хотя и с Христом на своих «каменных дорогах» он пересекался:
«Мы странствовали с Ним по городам.
Из окон люди сонные смотрели.
Я шел вперед; а позади — Он Сам,
Всепроникающий и близкий к цели.
Боялся я моих невольных сил,
Он направлял мой шаг завороженный.
Порой прохожий близко проходил
И тайно вздрагивал, смущенный…
Нас видели по черным городам,
И, сонные, доверчиво смотрели:
Я шел вперед; но позади — Он Сам,
Подобный мне. Но — близкий к цели.
Февраль 1902»
И вот – очередной этап на том пути…
(А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
8 Я запрокинусь на кресте
»
«Опрокидывание» – термин Блока характеризующий переход меж реальностями. Сейчас его закинуло в реальность «Пузырей земли» и «Ночной Фиалки».
)
…пути вочеловечивания – распятие. Но в отличии от «Тома I» – теперь поэт сомневается в себе:
Христос! Родной простор печален!
Изнемогаю на кресте!
И челн твой – будет ли причален
К моей распятой высоте?
Мотив распятия во втором томе у Блока стал навязчивым кошмаром.
«Разные стихотворения»:
«Я буду мертвый – с лицом подъятым.
Придет, кто больше на свете любит:
В мертвые губы меня поцелует,
Закроет меня благовонным платом.
18 марта 1907»
«Она пришла с заката.
Был плащ ее заколот
Цветком нездешних стран.
…Сияли ярко очи.
И черными змея'ми
Распуталась коса.
И змеи окрутили
Мой ум и дух высокий
Распяли на кресте.
8 ноября 1907»
«Маски»:
«И взвился костер высокий
Над распятым на кресте.
Равнодушны, снежнооки,
Ходят ночи в высоте.
…В снежной маске, рыцарь милый,
В снежной маске ты гори!
Я ль не пела, не любила,
Поцелуев не дарила
От зари и до зари?
…Так гори, и яр и светел,
Я же – легкою рукой
Размету твой легкий пепел
По равнине снеговой.
13 января 1907»
Меняются книги, меняются описанные в них реальности, а эта судьба – быть распятым, то есть преданным, повторить не судьбу Моисея, а Христа – остается. Но у Христа у креста его стояли верящие в него женщины, а здесь рядом та, из-за которой он на нем – искусительница, предательница. Да и сам крест – не в подобие, а в издевку, в кощунство…
2.
И вот уже ветром разбиты, убиты
Кусты облетелой ракиты.
И прахом дорожным
Угрюмая старость легла на ланитах.
Но в темных орбитах
Взглянули, сверкнули глаза невозможным...
И радость, и слава –
Всё в этом сияньи бездонном,
И дальном.
Но смятые травы
Печальны,
И листья крутя'тся в лесу обнаженном...
И снится, и снится, и снится:
Бывалое солнце!
Тебя мне всё жальче и жальче...
О, глупое сердце,
Смеющийся мальчик,
Когда перестанешь ты биться?
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
– «Кусты облетелой ракиты…» – Ракитовый куст – общефольклорный символ скорби, утраты.
– «... Смеющийся мальчик ...» – Образ возникает по ассоциации с Амуром. Ср. образ Амура ("голого мальчика") в стих. "Под масками" и "Бледные сказанья" (9 января 1907 г.).
»
– «И прахом дорожным // Угрюмая старость легла на ланитах» – стихотворение от 1907 года, Блоку – 27 лет, комсомольский возраст…
В первом стихотворении цикла герой говорит о себе: «Смотрю сквозь кровь предсмертных слез», в этом – описывает, что увидел помимо морока челна с Христом:
И вот уже ветром разбиты, убиты
Кусты облетелой ракиты…
И вздыхает:
О, глупое сердце,
Смеющийся мальчик,
Когда перестанешь ты биться?
(И, конечно, сейчас эти строки сразу вызывают в памяти строки Есенина из его "Персидских мотивов":
Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья...
Глупое сердце, не бейся.
)
3.
Под ветром холодные плечи
Твои обнимать так отрадно:
Ты думаешь – нежная ласка,
Я знаю – восторг мятежа!
И теплятся очи, как свечи
Ночные, и слушаю жадно –
Шевелится страшная сказка,
И звездная дышит межа...
О, в этот сияющий вечер
Ты будешь всё так же прекрасна,
И, верная темному раю,
Ты будешь мне светлой звездой!
Я знаю, что холоден ветер,
Я верю, что осень бесстрастна!
Но в темном плаще не узнают,
Что ты пировала со мной!..
И мчимся в осенние дали,
И слушаем дальние трубы,
И мерим ночные дороги,
Холодные выси мои...
Часы торжества миновали –
Мои опьяненные губы
Целуют в предсмертной тревоге
Холодные губы твои.
3 октября 1907
Ещё раз:
Мои опьяненные губы
Целуют в предсмертной тревоге
Холодные губы твои.
Все это стихотворение – «предсмертная тревога». Второе стихотворение оканчивалось вздохом: «…сердце, // Когда перестанешь ты биться?», а оно всё бьется и бьется. И змееволосая никак не оставляет его в покое, она и в его последние мгновения пытается обратить в животное. (В черновиках один из вариантов четвертой строки исходного стихотворения: «Я знаю – звериное сердце».)
И это стихотворение стало в книге своеобразным пророчеством, предвестием. Здесь цикл «Осенняя любовь», но придет зима, и загремят трубы, и сорвутся они со змееволосой в совместный полет сквозь - уж простите мне вьюгу родительских падежей- звезды метели звезд вселенной(«Снежная маска»):
«…Ветер взвихрил снега.
Закатился серп луны.
И пронзительным взором
Ты измерила даль страны,
Откуда звучали рога
Снежным, метельным хором.
И мгла заломила руки,
Заломила руки в высь.
Ты опустила очи,
И мы понеслись.
И навстречу вставали новые звуки:
Летели снега,
Звенели рога
Налетающей ночи.
3 января 1907»
*
В чем же сюжет этого цикла «Осенняя любовь»?
Ключевое стихотворение – первое: «Я закачаюсь на кресте». Герой распят. Необязательно во имя людей. Напомню, что распятие в Риме было обычной позорной смертной казнью. Герой и сам сомневается: “ Христос! …// челн твой – будет ли причален // К моей распятой высоте?” Герой смотрит «сквозь кровь предсмертных слез» первого стихотворения, видит (второе стихотворение) «Кусты облетелой ракиты» и молит о смерти: «О, глупое сердце,//Смеющийся мальчик,//Когда перестанешь ты биться?». И одна из его “предсмертных тревог” (третьего стихотворения) – снежная дева, явившаяся из “темного рая”. Даже умереть спокойно не дадут!