По материалам дневников детей блокадного Ленинграда.
- Где же папа? Ведь сегодня мой день рождения! Восемь лет!
Ника кружилась по комнате, мешая раздражённой гувернантке Лизе:
- Всё! Всё! Хватит уже меня украшать. Надоело. Я же не кукла.
В детскую вошла мама:
- Доченька, какая же ты у меня красивая! Как светлый ангел! Но непослушная. Остановись, сейчас же. Дай Лизе причесать тебя. Скоро придут твои гости.
Ника резко остановилась перед большим зеркалом:
- Придут и придут. И посмотрят, какая я толстая.
Она скривила пухлые губки. Золотистые локоны, рассыпавшиеся по плечам, обрамляли пухлое личико с ямочками на щеках. Лёгкое белое платье, переливаясь перламутром в сборках юбочки и облегая плотную фигуру с небольшим животиком, делало её похожей на располневшую балерину.
Вдруг, услышав папин голос, выбежала из детской.
Папа разговаривал по телефону, расхаживая по коридору:
- Олег Петрович, пожалуйста, разрешите сегодня включить нашу капсулу перемещения во времени. Попытаемся просто установить связь с блокадным Ленинградом.
Его молоденький ассистент Виталий Дмитриевич тихо ходил за ним по пятам, прислушиваясь и нервно расстёгивая и застёгивая пуговицы на пальто. Мама тоже вошла и, слушая папин разговор, смотрела неодобрительно. Папа, увидев Нику, прижал палец к губам. Она поняла и притихла. Он улыбнулся ей и продолжал:
- Конечно, неофициально. Просто попробуем. Я понимаю. Нарушать не будем. Я обещаю. Понимаю, что людей оттуда перебрасывать сюда, в наше время нельзя – это вмешательство в историю, а вот с доставкой продовольствия порешать можно было бы.
В трубке кто-то ворчал неразборчиво.
- Понятно, что это глобальная проблема. Сам я, конечно, такие вопросы решать не буду.
Трубка опять проворчала несколько слов.
- Спасибо! Сегодня попробуем обязательно.
Ассистент Виталик безмолвно изобразил восторг. Мама нахмурилась. Но папа подхватил её и закружил радостно:
- Дал разрешение! Я так и надеялся!
Она высвободилась из его рук:
- Правильно, ведь в субботу день нерабочий. Если, что - то пойдёт не так, Олег Петрович вроде и не знал. И виновным окажешься ты.
Папа улыбнулся ей:
- Не переживай! Всё получится!
Мама недовольно закончила:
- А если у тебя всё получится, то тогда он окажется мудрым руководителем, а ты простым исполнителем. Боже, когда же ты поймёшь, что этот тупоумный начальник тебя просто использует?
Но папа обнял её и ласково спросил:
- Тебе, родная, чего-то в жизни не хватает?
Мама уклонилась от его поцелуя:
- Мы сейчас живём хорошо! Но на его месте должен быть ты! А не этот баран.
Папа вмиг стал серьёзным:
- У этого барана есть папа. А папа - высокий начальник. И в его руках власть и деньги! А мой папа был только хорошим механиком.
Он опять обнял жену:
- Но мы-то с тобой живём здесь, за городом! В удобном коттедже! У меня рядом во дворе хорошо оборудованная лаборатория, где я могу проверить свою теорию перемещения во времени. И сегодня уже переброшу своего ассистента в блокадный Ленинград! Я ждал этого так долго!
Мама не унималась:
- Дорогой, ты забываешь, что коттедж не наш! И коттедж при этой лаборатории! К, сожалению, как только у тебя что-то не получится, нам придётся выехать отсюда. А начальник, хоть он и баран, найдёт другого дурака - учёного и поселит его в этот коттедж.
Папа сказал твёрдо:
- Тогда мы переедем в свою квартиру в городе, и я буду инженером на заводе. С голода мы не умрём! Это я тебе обещаю!
И опять, расплывшись в широкой улыбке, попросил:
- Пожалуйста! Не порти мне праздник! Кстати, двойной! Нашей доченьке сегодня восемь лет! Вот и занимайся её гостями. Прости, что я тебе не помогаю! Ты же знаешь, я хочу установить связь с прошлым! Может, получится помочь людям, погибающим в холодном и голодном Ленинграде? Ведь там от истощения умерла моя бабушка.
Через час гости собрались. Ника пригласила весь класс. Папа отправил микроавтобус за теми, кого родители не смогут привезти в коттеджный посёлок.
Самый крутой мальчик их класса, Денис Морозов, сын банкира, скривил губы увидев, что среди гостей Митя Соловьёв, круглый отличник, но из бедной семьи.
- А этот ремок, зачем здесь?
Его подпевала, Тима Чашкин, объяснил:
- Так Ника приглашала всех.
- А у него ума не хватило додуматься, что ему лучше дома посидеть. Ему и в нашей школе-то нечего делать, а здесь и подавно. Отец у Ники учёный и богатый.
У крыльца молодой, кудрявый ассистент папы, Виталий Дмитриевич, направлял ребят в холл, где их встречала гувернантка Лиза, помогала раздеться, причесаться и отправляла к Нике в зал.
Затем пригласили в столовую, где их ждали накрытые столы: салатами и закусками. И чайный стол с печеньем, конфетами, пирожными и выпечкой, под лимонад и кока-колу. Подали горячее и, наконец, вкатили огромный торт.
Скоро все наелись, и гувернантка Лиза повела их на улицу покататься на горке. Ника вышла на солнечный двор, где солнце слепило, отражаясь в многочисленных снежинках. Девочки сразу охнули: на ней был дорогой спортивный костюм для зимнего спорта ярко - синего цвета с белыми вставками, о котором мечтала каждая из них.
Все играли, только Митя, которого не принимали ни в одну команду, тихо прогуливался по двору. Он уже привык, что одноклассники игнорируют его везде, а в классе только терпят.
Вышла мама Ники и спросила, не хотят ли они пить чай с пирожными и тортом.
Денис недовольно скривился и проворчал:
- Надоело уже жрать!
Остальные, глядя на него, дружно и вежливо отказались. Всем было жарко.
- Может, мороженого!
- И водички!
Лиза принесла мороженное и газировку, а ещё мама приказала положить в большой пакет бутерброды, печенье, запаковать пирожные, и другие вкусности.
Пакет Лиза вручила имениннице:
- Угощай гостей.
Ника спросила:
- Кто хочет перекусить? Здесь бутерброды, печенье, пирожные и выпечка?
Денис опять решил за всех:
- Отдай вечно голодному Соловью. Он убогий и нищий! Слаще морковки ничего не ел! Слушай! А, правда, что твой папа изобретает машину времени.
- Не машину времени, а капсулу перемещения. Но я её сама ещё не видела.
Мальчишки восхищённо уставились на неё:
- Вот бы посмотреть! А твой папа может нам её показать?
Она вмиг загорелась, почувствовав вдруг свою значимость:
- Пойду и договорюсь!
Повернулась и, понизив голос, проговорила, как мама, приподняв бровки:
- Но, не знаю! Вообще-то, туда доступ посторонним закрыт!
С удовлетворением отметила, как все на неё уважительно посмотрели, и гордо пошла к небольшому зданию лаборатории. Дёрнула ручку. Дверь открылась.
Ника осторожно пошла по длинному коридору, стены которого, белые и блестящие, мягко светились изнутри, плавно переходя в потолок. Двери, со строгими чёрными табличками, были все закрыты.
Никого. Ведь сегодня суббота. Выходной.
Вдруг одна поддалась. Ника осторожно заглянула. Эта комната была пуста. Только стояли два стола. На них разложены какие-то чертежи. А в стороне увидела дверь лифта.
Точно, папа, наверное, на втором этаже.
Руку оттягивал пакет с бутербродами, пирожными и другими сладостями. Надо было во дворе оставить, а здесь нельзя: вдруг там мороженое? Оно растает, и от папы жди нагоняя. Папа хоть и добрый, но всегда требовал аккуратности.
Значки какие-то непонятные! Ничего, разберёмся. Ага, получилось. Створки двери медленно разошлись. Ступила на стерильный белый пол и ужаснулась: точно от папы получит!
Ладно! Теперь, уж всё равно.
Створки медленно закрылись. Загорелся зелёный огонёк на белой стене. Вот рядом кнопка. Ника ткнула в неё пальцем, лифт не поехал. Рядом замигал синий. Нажала на кнопку рядом. Стоит. Неужели застряла?
Вспыхнул красный глазок. Правильно говорит мама: всё у этих учёных, не как у людей!
Но дотронулась до кнопки с опаской: не хватает ещё в свой день рождения в лифте застрять.
Закружилась голова! Ника спиной привалилась к задней стенке. Вздрогнула всем телом. Постояла немного, открыла глаза: мигал зелёный огонёк. С трудом подняла онемевшую руку, глубоко вздохнула и дотронулась до кнопки. Двери поплыли, освобождая путь. Ноги тоже не слушались. Но шаг вперёд она заставила себя сделать.
Где же белый коридор лаборатории?
Она стояла в полумраке покосившейся дощатой конуры - сарайчика. Под ногами валяются дрова, дощечки и всякий хлам. У дальней стены огромной кучей набросано какое-то тряпьё. Толкнула дверь, болтающуюся на одной петле и прижатую снаружи наметённым снегом, и оказалась на заснеженной дворе. В домах, вместо выбитых стёкол фанерки, тряпки, торчат подушки. И тишина. Увязая в сугробах, вышла на улицу.
Вокруг горы снега, обломков и мусора, висят порванные, заиндевевшие провода, тихий, примолкший город. Нет машин, трамваев, автобусов. Чуть волоча ноги и закутавшись в разное тряпьё, идут люди по протоптанным в снегу тропинкам. Идут, падают, кое как поднимаются и опять волокутся дальше.
Везде тишина. Только свист ветра.
Ника стояла, оглядываясь вокруг и не могла ничего понять. Где она? Куда попала? Где папа? Как вернуться к нему?
Около соседнего дома толпа понурых, оборванных людей. Они просто стояли, иногда переминаясь с ноги на ногу. Девочка вернулась во двор, заглянула в сарай, но в сгущающихся сумерках там было уже темно и ничего не видно.
Решила подойти к людям и спросить, как ей попасть снова в свой коттеджный посёлок. Ведь там у неё гости, а она их, получается, бросила!
Но тут в толпе послышались громкие и злые крики, ругань
Выскочил мальчишка примерно её возраста. Его догоняли и били сумками, бидончиками и чем попало взрослые тётки.
- Вор! Карточки на всю семью хотел украсть! – завывала одна из них, пытаясь догнать.
Он упал, вскочил и со всех ног бросился на другую сторону.
Затем выбросили ещё одного, помятого в стареньком пальтишке. Этот упал, попытался поднять голову, с которой упала облезлая шапка. Но опять уронил обросшую голову на снег. И лежал неподвижно.
А народ в очереди возбуждённо гудел:
- Вишь, расплодилось ворья! Из рук всё вырывают. И этот, видать, вместе с ним!
Ника подбежала к мальчишке. Склонилась. Лицо бледное, губы тонкие, синие. Глаза полуприкрыты.
Она в ужасе смотрела на толпу взрослых, которые чуть не убили ребёнка. Такого же, как и она.
Подошёл мужчина в грязной куртке, из которой клочками торчала вата. Крикнул в очередь:
- Нет, этот не вор. Просто сомлел парнишка в очереди.
Потом обратился к Нике:
- Живой братка твой. Тащи его домой. Потом прибежишь, я очередь вашу сохраню. Только быстро давай! Далеко живёте?
Мальчишка поднял худенькую руку и пальцем показал на двор, откуда только что пришла Ника.
- Хорошо, что рядом, – обрадовался дядька, - тогда доведёшь доходягу. Дай, поднять помогу, - и рывком поставил мальчишку на ноги.
- Сестрёнка, хватай его, да плечо подставь, а то опять мешком упадёт.
Ника подставила плечо и повела, почти потащила.
Мальчик смотрел перед собой полузакрытыми глазами и чуть передвигал ноги. Опять тонким пальцем указал на дверь подъезда. В подъезде было совершенно темно и почему-то скользко. Они ощупью поднимались по бесконечной лестнице, пока не подошли к двери, обитой старым одеялом.
Ледяные пальцы мальчишки выронили ключ. Ника прижала его вялое тело боком к стене, кое как нашла на грязном полу среди мусора, звонко звякнувшую железяку.
Нащупав скважину замка, отперла дверь. В коридоре квартиры тоже было темно. Также темно и холодно, как на улице. Только ветра не было.
Мальчишка по стеночке дотащился до кровати, стоявшей в маленькой комнатке и, прямо в пальто и ботинках, завалился на кровать. Только прохрипел:
- Укрой меня, полежу, и опять в очередь пойду. Есть хочу.
Тут Ника вспомнила про пакет с едой в руке и хотела закричать, чтоб ел, сколько захочет. Но в книгах читала, что после голода, сразу много есть нельзя. В темноте сунула руку в пакет и вытащила бутерброд с колбасой. Отыскала под одеялом ледяные пальчики и сунула еду:
- Вот, поешь немного. Спички у тебя есть?
Он молчал. Вышла в коридор, постучала в соседнюю дверь.
- У вас спичек не найдётся? - спросила она у кого-то, кто открыл дверь.
- Заходи, только быстро! Ишь, что! Спичек! Давно не бывало. А уголёк дам!
Вытащила из кругленькой печки дымящийся уголёк и положила на черепок.
- Бери, чего уж! Помогать надо. Живой еще Колька-то?
- Почти, – хмуро ответила девочка.
- А ты, кто такая будешь? Наверное, сестра Колькина из деревни. Ишь, какая гладкая, да полная! Мотя, пока жива была, говорила, что у неё родственники есть где-то в пригороде. Хотя какой дурак сейчас в Ленинград поедет, когда вокруг немцы. А хуже немцев - голод!
Ленинград? Немцы? Война? Голод? Неужели она в блокадном Ленинграде? Папа же говорил, что связь будет устанавливать! А её понесло в лабораторию к нему.
Ника вернулась в тесную комнатенку, где, притаившись под одеялом, тихо лежал и посапывал Коля. Так его назвала тётка.
В печурке было много золы. Ника вспомнила, как папа учил её разжигать мангал. Выскребла всю золу, положила бумагу, оторвав из уже изорванной книги несколько страниц. Уголёк быстро охватил их жаром, заплясало пламя. Сунула щепочки. И несколько тонких полешек.
Вдруг вспомнился сарай во дворе. Там она видела дрова. Сходила несколько раз, скользя и запинаясь на тёмной лестнице.
Часть вторая: http://www.proza.ru/2020/02/08/889