Светловолосая сероглазая хохотушка Ниночка нравилась многим, Круглое личико и высокие скулы выдавали, что в ней течёт толика бурятской крови. Но, вообще многие славянки имеют такую внешность. В восемнадцать лет она вышла замуж за Валентина – Валика. Чем этот верзила её привлёк непонятно. Ростом ли в два метра или тем, что играл на трубе в оркестре? Похоронном. В шестидесятые годы прошлого века всех хоронили с оркестром. Престижно! Умерла ли древняя старуха (как маму без оркестра?), умер ли друг -забулдыга – всех только с оркестром. Забулдыга – не значит – бомж. В 60-десятые никаких бомжей не было. У всех были квартиры, частные, пусть старенькие, но свои дома, или комната в бараке, были семьи, друзья детства или друзья по работе. И никаких похоронных бюро не существовало. Хоронили родственники, а гроб строгал рабочий коллектив. Хоть городок и маленький, но два-три оркестра звучало в городе каждый день. Покойников несли или везли по улицам, и два старых кладбища почти в черте города принимали своих жителей на ПМЖ.
Валик без работы не сидел. Когда-то он после кратковременного обучения работал слесарем на рем. заводе. Друг научил его играть на трубе, потом на барабане и тарелках. Он стал незаменимым многостаночником; и каждый день, провожая в последний путь, поминал усопших. Кроме похоронного марша, оркестр освоил Гимн, несколько популярных песенных и плясовых мелодий. С годами Валик, и так-то не красавец, превратился в то, что определяют как: краше в гроб кладут. Бордово-синие круги вокруг глаз (никто его не бил, понятно, кто бы мог дотянуться), голубоватые тонкие губы, длинный нос, редкие всклоченные волосы пугали уже не только детей. Семью он любил, как умел. Нина родила ему сына Володю и дочку Ниночку. С похорон он всегда приносил им конфеты. А Нина, работая в отделе снабжения крупного предприятия, из любой командировки привозила (оббегав все магазины) своему Валику обувь 46 размера. Ну, а он её поколачивал (иногда она приходила на работу с синяком под глазом) и детей гонял.
Однажды в день рождения Нины Валик выдал ей крупную по тем временам сумму, и Нина смогла купить себе ярко-зелёный плащ из модной ткани. День рождения у Нины был 6 мая, и она очень радовалась, что весной будет ходить в обновке. В тёплый солнечный день они отправились на выборы. Она в новом плаще, он в новых туфлях и с сильного похмелья. Активно что-то обсуждая, споря и ругаясь, они не заметили большую лужу перед собой. Нина опомнилась первой –«Куда, куда – хватала она Валика за рукав – в новых туфлях!!» Валик подхватил Нину на руки, донёс до середины лужи и бережно посадил в жидкую грязь (не спорь, мол, с хозяином по пустякам), а сам пошлёпал дальше. А-а-а-ах!! Какой позор, какой стыд! На глазах у прохожих она, плача выбралась из лужи и вернулась домой стирать плащ, но ткань впитала в себя краски весенней грязи, и радостный цвет погиб навсегда.
Нина и сама была склонна к авантюрам. Так часто в компаниях вспоминали, как в один июльский жаркий день, они, работая ещё расчётчицами и изнывая от жары в тесном душном помещении, вчетвером наметили план на завтра: сбегать в обеденный перерыв искупаться в Амуре. До городского пляжа было три квартала, рассчитали, что успеют. А до завтра приготовят купальники. Это уж так по привычке говорили про купальники. Купальников в 60-х годах никаких не продавалось. Шили сами, как умели. А, если у кого-то был бюстгалтер чёрного цвета, что тоже было дефицитом, то к нему шили трусики чёрного цвета, и это уже был «купальный костюм».
У Нины ничего такого не было, она взяла большущую голубую майку Валика, зашила её снизу по середине сантиметров на десять и получился закрытый купальник. В этот же вечер она покрасила это произведение. В те годы многие перекрашивали вещи дома. Продавались пакетики с краской «для домашнего крашения». Новую вещь трудно было купить, а из старой и выцветшей кофты, перекрасив её, обновив новыми пуговицами и какой-нибудь отделкой можно было получить вполне сносную вещь на два сезона.
Утром Нина этот импровизированный купальник взяла на работу – «там и переоденусь». В обеденный перерыв, как и было задумано, все четверо помчались купаться. Окунулись, поплескались, поплавали, вылезли на берег и ужаснулись. Нина была вся синяя, грязно синя-серая. Купальник полинял, бурая вода стекала по бёдрам и ногам, и изделие из чёрного стало серым с голубыми пятнами. Они хохотали, сравнивали Нину с ходячей картой, долго обмывали её – на пляже переодеться было негде. Нина, смеясь, объяснила, что покрасила майку краской для шерсти. Другой в доме не было. Они и про время забыли, в результате все опоздали на полчаса, и все получили по выговору (в то время с дисциплиной было строго) и воспоминания на всю оставшуюся жизнь.
Валик умер внезапно. Пришёл домой после очередных «проводин», упал в прихожей, захрипел и затих. Семья большого горя не испытывала, но было как-то непривычно тихо в доме и даже скучно. Жизнь продолжалась, дети закончили школу, техникумы, стали жить самостоятельно; а Нина вышла замуж. На социальной лестнице этот муж стоял выше и ростом был поменьше и лицом приятней. Он работал проверяющим ревизором. Тоже вредная для здоровья должность, всех ревизоров хоть и не любят, но всегда поят регулярно. Из-за этой регулярности он уже не был женат, но зато с инвалидностью. Он ходил на костылях, т.к. сухожилия каменели и руки-ноги не сгибались. Но при этом он был бодрым и весёлым. Они с Ниной пели наперегонки частушки и при этом, улыбаясь, любовались друг другом. Как раз в это время Нинин сын Володя служил в армии и был направлен в Афганистан. Нина, переживая за сына, дала себе слово не стричься и не красить уже седеющие волосы, они выросли и свисали уже до плеч. А она шутила, что похожа на трёхцветную кошку, которая приносит счастье. Сын вернулся здоровым. Нина подстриглась и покрасилась… А муж умер.
Но, долго Нина одна не прожила. Видимо мужчин привлекала её жизнерадостность, её бескорыстие и умение никому не создавать проблем. Очередной «мужем» теперь был работник таможни и не рядовой, с которым её в своё время познакомил ревизор-частушечник. Он был вдовцом и ростом ещё ниже предыдущего. Какая-то странная закономерность – чем выше должность, тем ниже рост. У этого нерядового таможенника имелась трёхкомнатная квартира в центре города, машина и взрослые дети, живущие отдельно. Но, его дочь Нину не воспринимала. Жизнь с двумя алкоголиками внесла коррективы в фигуру, и Нина из милой стройной женщины уже превратилась в оплывшую с подпухшим лицом стареющую тётку. Работник таможни тоже не отказывал себе в весёлой жизни. В конце концов его уволили с таможни, проводив на пенсию. На пенсию жить стало трудно, и не попьёшь теперь «Hennessy» (хоть и китайского), и не поешь копчёного мяса, которое привозили из Китая. (Мясо было вкусным, хотя и не понятно какого животного закоптили). Пришлось продать квартиру и купить дом в близлежащем селе. Дочь таможенника возмущалась и требовала вернуть какое-то материнское кольцо с бриллиантом. Нина уверяла, что никакого кольца не видела, и я ей верила. В своём сельском доме они тихо жили, Нина занималась огородом и курами. А потом у Нины обнаружили неоперабельный рак груди. Ей было уже за семьдесят. Она отнеслась к этому спокойно, только и сказала – «значит такая у меня судьба».
Через пять месяцев – 6 мая я поздравляла её с днём рождения. Она спокойным голосом (не слабым, не хилым) мне ответила: – «Спасибо, доживаю последние дни», это было так необычно слышать, тем более голос был, как всегда. А другая её знакомая поздравляла её утром 7-ого, и Нина ей опять спокойно без слёз и истерик сказала – «Доживаю последние часы». Она и умерла 7 мая. Хоронили её 11, и все отмечали её мужество. Дай Бог всем нам так стойко встретить свои последние часы в этой жизни.
Посвящается Нине Васильевне Чижиковой.