Полустанок 280км я тебя не забыл

   

  Достоянием нашего села был маленький полустанок «280 км», там останавливались пассажирские поезда, грузовые шли на проход. Отсюда можно было доехать до райцентра, расположенного в десяти километрах и вечером возвратиться обратно. До полустанка четыре километра. Летом по пшеничному полю шла узкая тропинка, натоптанная жителями. Деревенские ребятишки ездили в район, чтобы в знойный денёк искупаться в речке Бурла, полакомиться мороженым, которое продавалось в центре села в одном месте, где постоянно скапливалась очередь. Газированной водой за три копейки с сиропом и без сиропа за одну копейку, насладиться было проще.
    На велосипеде до райцентра двенадцать километров  далековато, да ещё при езде под рамой. Мы с дружком ехали на полустанок, оставляли у сестры велосипеды и на крыше вагона добирались в райцентр.  Вечером возвращались обратно. Когда созревала земляника, тогда на крышах вагонов было многолюдно. Ехали ребятишки со Славгорода в Чуман за земляникой. Городских ребятишек больше чем сельских, среди них были задиристые «жиганы», которые верховодили над нами и  отбирали ягоды, а  иногда непокорным и тумаков поддадут.
    Об этом узнал наш деревенский здоровяк Славик. Собрал ребятишек, и поехали мы за ягодами дружной компанией. На разъезде Чуман, Славик учинил разборки славгородским.  Одним словом одержали мы верх над городскими. Зачинщикам, которые отбирали ягоду, расквасили носы. Каждый раз такой оравой не поедешь.
   Узнал о нашей проблеме мой отец, прошедший войну. Внимательно посмотрел на мой синяк под глазом, поинтересовался:
  - За дело синяк?
  - Мы с городскими подрались, так получилось батя.
  - А мы вот на фронте ценили друг друга. Земляк на войне, сравним с братом, а вы дети фронтовиков синяками украшаете друг друга. Не дело это сынок.
   Долго я обдумывал слова отца, поделился с дружком Вовкой, который был старше меня.
  - Ты огрызаешься с ними, вот и получил.
  - Так что, по-твоему, дали подзатыльник, надо спасибо говорить? Подошёл ко мне верзила, пнул под зад и так грубо: « Что расселся колхозник, кыш отсюда». Я и врезал ему в живот.
   Собрался с нами поехать отец. В этот раз мы сели в вагон. По такому случаю, я одел сандалии, и майку. Правда, до полустанка шёл как всегда босиком, при посадке в вагон прифрантился. На разъезде Чуман, орава высыпала на перрон, крыши вагонов опустели. Батя собрал всех в кучу, подозвал к себе. Его изувеченная рука, наглядно подтверждала о том, что прошедшая война не обошла стороной и оставила свой след.
  - Ребятишки, поднимите руку у кого отцы воевали.
    Все подняли руки.
  - А теперь поднимите те, чьи отцы не вернулись, погибли, защищая нашу землю.
   Опять лес рук. Все смотрели растерянно на отца с каким-то недоумением.
  - Смотрю я на вас и мне стыдно, что дети фронтовиков, с которыми я воевал, теперь, в мирное время, дерутся между собой. Встали бы ваши отцы, они бы вас выпороли фронтовыми ремнями. Не за то мы проливали кровь, чтобы наши дети после войны ставили друг другу синяки. Не озлобляйтесь сынки, у вас вся жизнь впереди.
   Что тут было. Ребятня стала пожимать друг другу руки, знакомиться. Отбросили обиды, забыли про синяки. Батя ушёл  в гости к однополчанину, а мы разбежались по берёзовым  колкам собирать ягоду. Находили такие поляны, красные то ягод. Быстро заполняли тару, помогали другим. Обратно возвращались на полустанок, подъедали запасы хлеба. Паровоз извещал своим гудком округу. Ребятня разбегалась вдоль состава, чтоб забраться по лесенке на крышу вагона, с обратной стороны перрона.
  Проводники не обращали на нас внимания, понимали, что не от хорошей жизни мы ездим на крышах. Послевоенная нужда и работа родителей в колхозе за палочки, заставляли находить выход. Сейчас трудно представить, что такое было. Полуголодные ребятишки, в штанах на лямках крест на крест, застёгивались на пуговицах, зачастую без рубашек. Никто не роптал, понимали, что зимой, высушенные ягоды, станут неописуемым лакомством для семьи. Помню, кто-то из ребятишек рассыпал из ведра ягоды, забираясь на крышу. Вне гласно  все поделились с пострадавшим.
  Уставшие, искусанные комарами, с цыпками на ногах, худые - кожа да кости. Городские – одни скелеты. У всех было общее: это заплаты на штанах и рубашонках, даже спорили у кого больше заплат. Деревенские  пацаны выглядели сытнее, ловили сусликов, пили молоко хоть и не вдоволь. Какая радость была на уставших лицах ребятишек, по возвращению домой. Пели песни: «Юный барабанщик», «В степи под Херсоном».
     После смерти вождя народов Сталина в 1953 году, убрали план сдачи молока, яиц. Народ вздохнул, воспрял духом.                Страна поднималась с колен. В магазинах стал появляться ситец, сатин, который продавали по паевым книжкам. В школах не хватало учебников. В шестом классе в учительской установили титан, в котором грели кипяток для чая. На большой перемене давали булочку и стакан сладкого чая. Шли годы. Вырос я из нищеты, только жизнь забрала отца.
   Однажды, будучи в отпуске с семьёй на своей машине, в райцентре Бурла, я увидел босого мальчугана. Из одежды на нём были одни заношенные трусики. Он стоя у того самого места, где как и в далёком детстве продавали мороженое. Жадно смотрел на покупателей. Особенно на тех, кто наслаждался прохладой. В нём я увидел себя в далёких пятидесятых, своё обездоленное послевоенное детство. Я замер на некоторое время, разглядывая мальца. Вытащил рубль и протянул ему, он насторожился и попятился от меня.
  - Возьми на мороженое, сынок.
  - Меня мама заругает, нельзя брать у чужих.
  Сзади услышал хриплый голос:
  - Мужчина! Что вы пристаёте к ребёнку?
  - Я не пристаю, а даю денег на мороженое.
  Одежда женщины была ветхая, но чистая, в руке сигарета. Тогда покупатели пропустили меня без очереди. Купив мороженое для мамы и её сынишки, догнал их:
  - Возьмите, угощайтесь, пожалуйста!
  - Чудной ты какой-то, не наш видимо.
  - Простите, я не вас угощаю, я угощаю себя в далёком нищем детстве.
  - Скажи дяде спасибо, Гриша.
  Меня словно окатили кипятком или пропустили электроток. Женщина назвала сына моим именем. Я резко повернулся и, не оборачиваясь, заспешил к машине, вытирая непрошенные слёзы, где меня ожидала жена и дочь.
  - Ты где это был отец? На тебе лица нет. Что случилось? – спросила жена.
  - Всё хорошо, Тоня. Просто Господь предоставил мне возможность увидеть себя в далёком детстве…