Не так давно снял я с полки, трепеща сердцем, одно из изданий любимого Уильяма Йейтса и стал листать. Билингва от замечательного издательства «Текст». Я искал другое стихотворение, но остановился мой взор на произведении «Solomon to Sheba». Здесь Йейтс вырисовывает нам беседу двух мифических авраамических персонажей о любви. Оригинальный текст показался слегка туманным, и я направил взгляд на перевод Г. М. Кружкова, расположенный на противоположной странице. Стал читать, сверять. Ну и, господа и дамы, в очередной раз испытал горечь разочарования и упал в пучину недоумения. Куда? Как? Почему? За что?
Глубину и суть беседы двух любовников трудно понять без хотя бы краткой биографической справки о самом Йейтсе. Это сборник «The wild swans in Coole» 1919 года. В это время Уильям Батлер уже женатый человек, что для него очень ново и необычно. С женщинами у него всё было непросто. Долгие годы он безнадежно был влюблен в волнующую Мод Гонн, которая никогда не отвечала ему настоящей взаимностью. Любовь для него была темой мучительной, так как Мод одновременно и отталкивала его, и не давала совсем уж о себе забыть. А тут, внезапно, он женится на девушке, которая и полюбит его, и будет ему верна, и родит детей и даже будет вместе с ним развлекаться оккультизмом и всяческой мистикой. Любовь для него теперь нечто нежное и гармоничное, что отражается и в современных событиям стихах. В данном случае, Йейтс превращается в Соломона, а жена его, Джорджи Хайд-Лиз, в Шебу, царицу Савскую.
По версии Библии, царица приезжает к Соломону, прослышав о его потрясающей мудрости. Она испытывает его в беседе и убеждается, что все слухи о нем не только правдивы, но даже и преуменьшают правду. О том, что они стали любовниками, основные религиозные книги не сообщают, но об этом есть параллельные легенды.
В стихотворении Соломон поет Шебе о том, что за весь день они только о любви и говорили, блуждали в ее узком пространстве как старые лошади в загоне (что, как кажется, звучит не особенно радостно?). Царица же отвечает, что, если бы тема беседы была другой, интеллектуальной (грубо говоря), тогда царь Израиля убедился бы, что это ее ум узок как загон (то есть, она может говорить только о любви, которая стоит вне учености). И на это Соломон ей говорит, что они вдвоем самые просвещенные люди на свете, и за весь день поняли только, что никакая вещь в мире, кроме любви не может этот самый мир превратить в “узкий загон”. Это буквальный пересказ текста.
Что же хочет сказать Соломон? Что любовь – это узкая тема? Или что любовь объемлет все остальные темы, превращая весь мир в тему любви? И говорит ли Шеба ему о том, что она такая несмышлёная и не может ни о чем, кроме любви, поразмыслить? Или она имеет в виду, что это как раз центральная и самая важная тема в жизни, включающая в себя остальные? Как любовь Йейтса и Джорджи (не отличавшейся особенной просвещенностью, но подарившей ему мир и любовь)?
Ниже мой перевод стихотворения, он не блещет литературностью, но зато довольно точно передает каждое слово английского текста. Хотя, стоит иметь в виду, что некоторые места можно переводить и даже трактовать несколько по-разному. По крайней мере, я не привнес туда, по моему убеждению, ничего инородного. Основная сложность, это повторяющиеся и центральные для произведения слова «narrow pound». Как перевести их, чтобы было поэтично и красиво? Я не знаю. Узкий загон, тесный загон, тесное стойло, маленький загон… Только так. Но и сам Йейтс, видимо, не старался сказать изящно. Тесная, ограничивающая (ум и умствование?) тема любви. У нас такие слова как «загон», «стойло», имеют скорее негативный окрас, а речь Соломона читается как речь разочарованного человека. Но, однако же, он именно «поет» об этом. Он, судя по всему, поражен тем, что любовь может затмить остальные темы, что о ней можно говорить весь день, не улучив ни минуты на что-то другое. Быть может и Йейтс был поражен своей новой жизнью с милой женой, где не было сложных тем, но было много любви?
Итак, теперь предлагаю прочесть мой дословный перевод, а потом сравнить его с тем, что я увидел на страницах вышеупомянутого издания.
Соломон Шебе
Пел Соломон Шебе
И целовал ее смуглый лик:
«Весь день, с полудня
Мы говорили об одном.
Весь день, с бессумрачного утра,
Кружили и кружили мы
В узкой теме любви
Как старая лошадь в загоне.
_
Соломону пела Шеба,
Устроившись у него на коленях:
«Предложи ты тему,
Знающему [ученому] приятную [подходящую, приличествующую],
Ты, до того как солнце бросило
Наши тени на землю,
Узнал бы, что мысли мои, а не она [тема],
Всего лишь маленький [тесный] загон».
_
Сказал Соломон Шебе
И поцеловал ее арабские глаза:
«Нет мужчины или женщины,
Рожденных под небесами,
Смеющих тягаться в знании с нами двумя.
И за весь день мы обнаружили
Что ничто другое, кроме любви, не может сделать
Мир тесным загоном».
У. Б. Йейтс
Перевод: Цененко Виктор
_
Теперь сравним первые строки оригинала плюс подстрочник с переводом Кружкова.
Первые строки оригинала:
SANG Solomon to Sheba,
Пел Соломон Шебе
And kissed her dusky face,
И целовал ее смуглое лицо
_
Кружков:
Так пел Соломон подруге,
Любимой Шебе своей,
Целуя смуглые руки
И тонкие дуги бровей
_
Откуда здесь четыре строки, дуги бровей, подруга, смуглые руки, любимая и своя? И откуда взялась эта… неизящная… рифма? Рифму оригинала вы можете оценить, прочитав его полностью, он дан ниже.
Во второй стансе, концовка:
Discovered that my thoughts, not it,
Открыл, что мои мысли, не она [тема],
Are but a narrow pound.’
Ничто иное как тесный загон.
_
Кружков:
Он догадался б, увы,
Что привязь ума короче,
Чем вольная связь любви».
_
Что?? Соглашусь, что фраза у царицы Савской здесь трудная. ‘If you had broached a matter | That might the learned please.
had broached a matter — поднял вопрос, предложил тему, внес тему.
That might the learned please — вот это фразочка, да?) Если я правильно понимаю, то ближайшим переводом будет — «Которая может быть приятна ученому», «Которая приличествует ученому».
Шеба говорит: если Соломон с самого начала обозначил бы умный вопрос, вопрос, для ученого (знающего), тему для знающего и мудрого/мыслителя, он бы уже давно обнаружил, что ее (царицы) мысли, ничто иное как тесный загон. То есть ее мышление не справится с вопросом для ученого, она больше по теме любви (которая в свою очередь является самой большой темой в мире). У Кружкова «привязь ума короче вольной связи любви»…
_
И далее мое любимое в третьей части:
Said Solomon to Sheba,
Сказал Соломн Шебе
And kissed her Arab eyes,
И поцеловал ее арабские глаза
‘There’s not a man or woman
Нет мужчины или женщины
Born under the skies
Рожденных под небесами
Dare match in learning with us two,
Которые сравнились (которые дерзнули бы) бы с нами двумя в знании
And all day long we have found
И за весь день мы поняли (обнаружили, открыли)
There’s not a thing but love can make
(Что) ничто, кроме любви, не может
The world a narrow pound.’
Сделать мир узким загоном.
_
Кружков:
Так пел Соломон царице,
Целуя тысячу раз
Ее арабские очи:
«Нет в мире мудрее нас,
Открывших, что если любишь,
Имей хоть алмаз во лбу,
Вселенная — только лошадь,
Привязанная к столбу.
_
«Имей хоть алмаз во лбу» – это просто шедеврально… Спасибо мэтру за этот лал поэзии… Как видим, взята строчка просто с неба. И далее несколько нарушается общая логика. Насколько понимаю текст я, Соломон говорит о том, что «мы с тобой, Шеба, самые умные, а за день только и поняли, что любовь вот такая – превращающая весь мир в загон (не в лошадь, и никакого столба нет)». У Кружкова получается иначе. Да, из его текста можно понять, о чем речь, но это не слова Йейтса. Это слова самого переводчика.
Я привел выше не все примеры расхождений, но самые замечательные.
В результате получаем странную дешифровку вполне ясного текста Йейтса, созданную трудами наиболее известного в России его переводчика. Да, литературный перевод. Да, нужно не просто перевести, но и сделать красиво. Понимаю. Но, на мой взгляд, суть стихотворения не должна меняться, в нем не должно появляться новых образов, смыслов, целых конструкций. Да и рифма… У Йейтса в стихах рифмы своеобразные. Кружков их постоянно скругляет.
В целом данная работа нашего соотечественника похожа на приблизитеьный пересказ и интерпретацию, на РЕМЕЙК стихотворения Йейтса. Переводом это назвать ну очень трудно. Опять же, неправильно будет, наверное, не сказать о том, что трудами Г. М. Кружкова Йейтс в каком-никаком виде, а предстал нашему читателю в хорошем объеме. Но и о вольностях обращения с текстами тоже нельзя не сказать, лично мне такой перевод кажется недопустимым. Полный текст Кружкова не публикую, вы легко можете найти его в интернете, полюбопытствуйте.
Таким был мой очередной экскурс в мир переводов Уильяма Батлера Йейтса. Видимо, мир все еще ждет переводчика, способного передать слова поэта на нашем языке так, как он бы того желал сам. Впрочем, лучше давайте осваивать языки любимых текстов и читать в оригинале. Ибо никакой перевод его не заменит никак.
Оригинал стихотворения:
Solomon to Sheba
SANG Solomon to Sheba,
And kissed her dusky face,
‘All day long from mid-day
We have talked in the one place,
All day long from shadowless noon
We have gone round and round
In the narrow theme of love
Like an old horse in a pound.’
_
To Solomon sang Sheba,
Planted on his knees,
‘If you had broached a matter
That might the learned please,
You had before the sun had thrown
Our shadows on the ground
Discovered that my thoughts, not it,
Are but a narrow pound.’
_
Said Solomon to Sheba,
And kissed her Arab eyes,
‘There’s not a man or woman
Born under the skies
Dare match in learning with us two,
And all day long we have found
There’s not a thing but love can make
The world a narrow pound.’
W. B. Yeats. The wild swans in Coole. 1919.