История гогландской принцессы

 
    Перед тем, как защитить Санкт-Петербург от наводнений дамбами,  было предусмотрено дублирование Кронштадтского футштока. Именно на него опиралась все нивелирные классы высотной сети страны. С этой целью проводились большие гидрологические, гидрографические и геологические работы в восточной части Финского залива.
    Решили строить новый футшток в  поселке Шепелёво, на Южном берегу Финского залива.  Все изыскания удачно  подсказывали  и сходились в этом месте.
Для получения наиболее точных научных данных, необходимо было создать по периметру всего побережья залива сеть мареографических постов, для  одновременного снятием уровней. (Кронштадтский футшток оставался, но для чистоты научных наблюдений требовалось разработка пункта вне зоны влияния защитных сооружений).
    Вот на создание одного из них на острове Гогланд,  я и отправился, давно хотел там побывать, из-за его труднодоступности и уникальности.
    Попасть туда, в то время, можно было только на военном судне, по морю, миль 90. Десять часов хода от Питера.  Поход превращает  тебя  в пассажира, на весь переход, с капитаном в рубке мне не сиделось, его дело нас доставить на остров, а больше вряд ли увидимся.
     Поэтому я спустился на ют, где расположились остальные пассажиры.  Компания состояла из двух капитанов III ранга, которые должны были вести наблюдения, дело ответственное, поэтому было такое расточительное распределение кадров. По - хорошему, эту работу мог выполнить и старшина 2-ой статьи.  Короче, эти  офицеры ехали на месячный отпуск наблюдений, что и подтверждали рыбацкие снасти, ящик водки и  два ящика пива. Работа ответственная, так и подошли.
     Господа офицеры упивались свободой и пивом, поэтому ни они мне, ни я им  не с какого боку не был нужен.   Все возможные мои претензии или  предложения предполагалось урегулировать на месте, рядом с одним из ящиков.
    А, еще к нам в команду пассажиров прикладывался мужичок, не мужичок, паренёк не паренек, вот если все сложить и разделить, нечто мужского рода, весьма среднего роста, небритое, не стриженное, мятое и не «шанель№5». Получалась – встреча по одёжке.  При всех минусах, прекрасные умные глаза, правильная речь, жесты и манеры все  это было на высоте, что и привлекало. И не сразу, но склонялось первое негативное впечатление в положительную сторону. Странным было еще и то, что багажа при нем был минимум, небольшая спортивная сумка. Плаванье неблизкое, знакомства как такового не состоялось, поэтому я не помню ни его имени, ни тем более фамилии, а в судовую роль смотреть не стал, это дело старпома, не мое.
    Там же на юте, все располагало к общению, тепло, за надстройками не дует,   плещет  вода за бортом, да чайки вьются за  кормой. Из неспешной, ни к чему не обязывающей беседы выяснилось.
    Родился он в Таджикистане. До школы жил с родителями на гляциологической станции  Ледника Федченко на Памире, куда распределились его родители после окончания Ленинградского Государственного Университета (ЛГУ), в Душанбе и квартиру дали,  да там же на «Крыше Мира» и пропали родители, год назад.
    Он  там и рос,  на ограниченном скалами и льдом пространстве, среди практически отсутствующего человеческого общества,  до школы, Потом интернат, и только на каникулы к родителям, да редкие отпуска с ними же, среди людей, на черноморских курортах, что очень их всех утомляло.   После школы,  поступление и окончание  физ-мата ЛГУ, распределиться не успел, да его и не было.
    А тут после 1991 года и страна распалась, денег нет, помчался в Таджикистан, на квартиру родителей в Душанбе. Родители пропали. К нему с ножом к горлу пристали местные националисты – продавай квартиру –  вокзал – Россия. Дали несколько дней, за гроши продал, что было. Да и те деньги  отобрали. Ничего не осталось, ничего. С огромным трудом, без денег, без багажа добрался до Питера, до родного общежития. Кто-то его помнил, приютил, пока были каникулы, находились и койки. Но ближе к осени абитура стала теснить и вытеснила на улицу без денег, без документов.
    Как-то вечером,войдя в положение, один из старых приятелей предложил послушать историю, рассказанную  ему родственниками. Есть у его дяди брат, который всю жизнь проработал и работает смотрителем маяка на острове Гогланд. Жену он привез с материка, потом еще и дочка появилась, так они и жили. Маяк, смотритель, жена, дочь и корова. Вокруг на двенадцать  километров ни души, только погранзастава на другом конце острова. Пограничники редко заходили, далеко.  Автомашин на острове не было, все ножками.
    Регулярной связи с островом  никакой, финский берег ближе, ночью с маяка  Котку видно, светится, ну по расписанию иногда вертолет прилетает, да какой-нибудь пароходик зайдет. И, что интересно, снабжение было на высшем уровне  – промтовары: электроника, книги, одежда, мебель - всё  в спецобслуживании - по каталогу,  да и зарплата не маленькая. Хозяйство не на кого оставить.  Вот в такой природной изоляции, практически в заключении и жили, плюс еще погранзона.
    Школа для дочки –  интернат, институт – общага.  На материке работы не нашлось. Прошло несколько лет дочери пора семью строить, «погранцы» -  не глянулись.
    Вот бы Вам с ней встретиться, получается рассказчик – сваха, и ничего в этом плохого.
    И вот мы подходим, бросили чалку, еще немного и пришвартуемся, к этому  хлипкому причалу.
    Встали, спустили трап и начали сходить на берег, выгружаться. Сошли и мы  все четверо бывших пассажиров  с судна, суетимся.
    От маяка с горы спускается  смотритель маяка  с женой, встречать пришедших – традиция, а впереди по-девчоночьи вскидывая ноги, бежит девушка. По-летнему яркое нарядное платье, модные босоножки, в такие взмахи рук, ну, летний мотылек порхает. Она знала, она ждала. Ей не терпится.Она томилась. Она знала, что где-то далеко есть особый мир радости и наслаждений, для нее возможных, но пока не доступных, и нетерпеливо ждала случая, чтобы войти в этот мир. Такой случай представился.
    В её мечтах вырисовывался образ принца совершенно других характеристик – высокий, стройный, мускулистый, с шапкой густых каштановых волос – таких же, как и у неё. А, не таких как у Володьки – русых и жидких, отвергнутого ухажера на третьем курсе.
    Принц, само собой, должен обладать всеми материальными благами и, осыпав её лепестками роз, должен был взять легко, как пушинку, на руки и унести в чертог любви.
    И вдруг интуитивно угадав, кто есть кто. Это не те с ящиками и котомками, и не тот, который, что- то доказывающий капитану у борта. К ней приплыло вот это взъерошено -  небритое с одной сумой.  Она даже взмутила облачко пыли, резко остановившись перед стеной рухнувших  обломков сотворенного образа и казалось  вот сейчас брызнут слезы.. Настолько велико было разочарование.
    Все это было уже у меня перед глазами, потому как  мы с капитаном договорились о том,  когда они вернуться забрать меня по окончании моих работ и завершении девиации. И я стоял простым свидетелем, посвященным в тайну прибытия далеко не принца и даже не трубадура.
    Мне нужно было спешить, солнце уходило за горизонт, но явление белых ночей еще не покинуло наши широты. (Кстати «Белые ночи» есть и Хельсинки и в Таллинне, просто ни там, ни там не было Пушкина).
    К рассвету я закончил передачу высоты для создания мареографа и поднялся в избушку маячников. Была договоренность, меня ждали. Постучав в дверь, я вошел.  За столом и  давно остывшим чаем сидела семья смотрителя маяка и прибывший с Памира  пока гость.  Разговор, который сразу же прервался, и было видно, что он  шел по спокойному, рассудительному руслу.
    Мы подписали заранее припасенные акты и я пошел  к новоиспеченным гидрологам, передать им отметки высот, документы и распить припасенную мною бутылочку пива. На горизонте показалось идущее за мной судно.
     Прошло лет пять, и как-то раз, мне пришлось зайти на учебный военный корабль «Перикоп», который стоит на приколе в Кронштадте.  При проходе к штурманам я столкнулся со знакомым боцманом, он раньше часто и много раз, ходил на одном из судов по разбросанным вдоль побережья  маякам и другим навигационным знакам и пунктам.  Разговорились. Я спросил о семье маячника с острова Гогланд. И он поведал мне продолжение этой истории.
    Михаил, как звали этого «принца» прижился на острове и много трудился со смотрителем маяка в обслуживании его сложного оборудования, да и приусадебное хозяйство требовало большого количества рук. Пограничники помогли ему оформить документы, через Кингисеппские административные органы. У Михаила появился паспорт и гражданство, что сразу же повысило его статус, позволивший ему перейти из "принцев" в женихи.
    Прошло полгода и там же на Гогланде сыграли свадьбу. А перезимовав пару лет  на острове,  всей семьей перебрались на «большую землю» в новую квартиру, которую удачно успели приобрести до «дефолта» в Сестрорецке, недалеко от залива.
Работа для Михаила нашлась в школе, где он стал преподавать  математику и информатику, принцесса занимается воспитанием двухлетнего наследника, где  и кем она будет работать, и будет ли, боцман не знал. Он рассказал, только, то о чем  разговаривал со своим старинным другом – маячником, по телефону.
    Вот так, наверное, счастливо закончилась эта история девушки с острова Гогланд.
    Через десять лет я принял участие в мемориальной экспедиции по возложению венков на места гибели судов в Таллиннском переходе августа 1941 года, с заходом на остров  Гогланд. В доме у маяка жили другие люди, которые мне ничего не могли сказать о предыдущем смотрителе и тем более о его семье. Более того, что рассказал боцман я не узнал, да и не нужно было.
    Я  вспомнил свой предыдущий заход на этот остров и мне захотелось, рассказать эту историю.