Эту быль рассказал Киплингу один старый полковник, который после долгих боев и скитаний по Индии вернулся доживать свой век в родную Англию.
Случилось это, когда он не был еще полковником,а был только майором и только-только усмирил одно из многочисленных индийских княжеств и теперь занят был тем, что насаждал там единственно правильный британский порядок. Дикари, конечно, как и всякие дикари, порядку противились и особенно упорствовали в своей варварской языческой вере, как ни старались многочисленные проповедники. А майор был набожен, и особенно его раздражал дикарский обычай украшать алтари венками тяжелопахнущих цветов и возлагать к ним лучшие фрукты.
- Разве не видите вы, - восклицал он, разрушив очередное капище, - что ваши цветы вянут к вечеру, а ваши фрукты растаскивают наглые обезьяны или расклевывают дерзкие птицы? Почему же считаете вы, что делаете подношение вашим ложным богам, если все достается грязным тварям? - Но индийцы ничего не отвечали, а назавтра вновь восстанавливали свои богомерзкие алтари.
И вот дошел до майора слух, что в одном бедном селении появилась девочка - воплощение самой Парвати. И это было ясно всем, кто встречался с ней, ибо мгновенно овладевала она любым ремеслом и умением, какое ей показывали. Толпы паломников стали сходится к селению и поклоняться той девочке. Майор был взбешен. Очевидно же, что хитрый староста деревушки придумал эту басню, чтобы подношения потекли к нему рекой! И он выдвинулся к селению и, придя туда, повелел доставить девчонку к себе. Как он и полагал, это была обычная дикарская девчонка с намазанными маслом волосами и коровьими глазами.
Майор повелел принести заранее разобранный пистолет (Из хитрости своей - обычной солдатской хитрости - повелел он добавить одну лишнюю деталь и вынуть одну нужную) и приказал девчонке собрать из деталей необходимую ему вещь. Девочка принялась за дело на удивление споро и вскоре на походном столике перед ней лежал почти готовый пистолет и та самая, лишняя, деталь.
- Что же ты не нашла место, куда надо вставить эту деталь? - спросил майор через толмача.
Девочка подняла на него свои коровьи глаза и сказала на чистом английском, с произношением истинной леди:
- Она не годится. И толмач твой не годится, потому что он толком не знает ни твоего языка, ни языка моего народа. Принесите же мне нужную деталь и я закончу свою работу.
И майор почувствовал, как страх сжал его сердце, и деталь была принесена, и пистолет был собран, после чего девчонка протянула его майору и взгляд ее выражал отвращение.
- Что ты так смотришь? - недовольно спросил майор.
- Он грязный, - отвечало чудесное дитя.
- Это смазка, - механически ответил англичанин.
- Это кровь, - возразила девочка, и майор взбесился.
Он велел взять девчонку и отвезти ее в город, где стоял полк. Местные жители взвыли от горя, но майор был непреклонен.
Придя к себе домой, он первым делом пошел к полковому священнику и рассказал ему о сомнениях, одолевших его.
- Тут все просто, сын мой. Язычники хитры, и догадались, какое испытание ты им готовишь. Они выдрессировали девочку, как дрессируют слонов, а язык ее просто показался тебе таким правильным, на самом деле, скорее всего, она как попугай, умеет повторять только несколько фраз.
И девочку привели к священнику. Тот напряг свой мозг и произнес несколько слов на древнееврейском, который когда-то изучал, и знал также плохо, как латынь, французский и древнегреческий, которые также проходил в школе.
Девочка поняла его, улыбнулась и ответила ему, но он едва ли разобрал половину из того, что она говорила. Тогда потрясенный священник велел девчонке идти в дом, где стояло маленькое походное пианино. Одной рукой он наиграл мелодию - и я рада бы сказать, что это был священный гимн, но то была одна кафешантанная песенка, популярная в Лондоне много лет назад (и откуда только он мог ее знать!).
- Повтори! - велел он девочке. И та повторила.
А потом сказала:
- Вот так будет гораздо лучше, - и сыграла уже обеими руками, украсив незатейливую мелодию изящными переливами в духе своей страны. И музыка плыла по дому, все расширяясь и разрастаясь, и все слуги, и солдаты, и офицеры, бывшие поблизости сбежались и слушали, как дикарка играет на прежде неведомом ей инструменте.
- Кто ты, - в ужасе спросил майор.
- Я - отражение лотоса в ровной глади пруда. Я - тень сокола на снежном склоне горы. Я - блики солнца на глянцевой зелени магнолии. У меня тысячи имен на тысяче наречий, и ни одно из них не похоже на мое истиное прозвание. Но я вижу, что испугала вас. Это нехорошо, а потому вы сейчас забудете все, что касается меня. Но ты, - она подняла глаза на майора, - ты вспомнишь однажды.
И майор глядел в ее глаза, безмятежные и глубокие, совсем не похожие на коровьи, и испытывал трепет и одновременно умиротворение, какое бывает, когда долго терзавшая тебя боль отступает и дарит, наконец, покой.
И так и случилось. Майор благополучно закончил службу полковником, вернулся в Англию, играл в вист, курил крепкий табак, и жил себе поживал, покуда однажды ночью не проснулся от того, что вспомнил ту давнюю историю.
С тех пор не знал он успокоения и приставал к каждому новому знакомцу с рассказом, так что под конец прослыл среди своих родственников и друзей малость повихнутым.
- Наш полковник немного не в себе. Видно, солнце джунглей когда-то крепко напекло ему макушку, - говорили они и точно так же сказали Киплингу, когда на одном из званых вечеров полковник собрался поведать ему свою удивительную историю. Но писателя не испугаешь старыми безумцами, и рассказ был выслушан, но в дело не пригодился. Уж очень он выбивался из концепции той книги, что задумывал тогда Киплинг, и которую позже мир узнал под именем "Книги джунглей".