Рыжий тщедушный Женька был похож на готовый взорваться вулкан: внутри у него всё горело и клокотало. Горело от обиды на мать. Варюха, как и все на селе, знала, что тётке Лукерье под горячую руку не попадайся – не пощадит. Вот и сына не пожалела. Задала ему трёпку по первое число, когда явился домой не в новой белой рубашке, какую надел куда-то вечером, а в мокрой замызганной тряпке. И ещё молчал, стервец, где изгваздался так!
А клокотала в Женькиной душе ненависть к Варьке. Ишь, цаца городская, обиделась, что цветы не ей предназначались! Рубаха-то при чём?! Зачем букетом-то да по рубахе? Нет, этого он ей не простит!
Женька уже три дня думал, перебирая в уме сотню вариантов отмщения. Он знал, что кара Варьке должна быть ужасной, такой примерно, как её поступок. Наконец, придумал и поспешил к другу поделиться задумкой.
Сашка во всех начинаниях его поддерживал, хотя иногда высказывался отрицательно по поводу его придумок. Женька с разбега перепрыгнул через довольно глубокую траншею – на «этом краю» села такие траншеи вырыты перед каждой хатой: трубы для водопровода кладут.
Он зашёл на подворье друга и, помня, что тётя Лена – женщина сурового нрава, спросил у Сашки:
– Ну что, досталось тебе от матери?
– Досталось, – нехотя подтвердил друг. – Заставила самого рубаху отстирывать. А эти зелёные полоски от листьев никакое мыло не берёт. Два часа мучился. Чуть кожу до костей не стёр. – Он сжал ладонь в кулак и внимательно осмотрел костяшки пальцев. – Только заживать начинают.
– Моя тоже с ума сошла. Молотила меня рубахой, как Варька букетом, – Женька тяжело вздохнул.
– Что с них взять?.. Бабы! – хмуро подытожил Сашка.
– Ну нет! – вскипел Женька. – Я этого так не оставлю. Я этой «прынцессе» отомщу! – имея в виду Варьку, грозился друг.
– Да ладно тебе. Брось!.. Не связывайся, – примирительно сказал Сашка.
– И не подумаю! – Женька разошёлся не на шутку. – Я ей… Я её!.. – потом резко затормозил перед тем, как описать придуманную кару. – Так, ты со мной или нет?
– С тобой, куда же тебя денешь, – вздохнув, сказал Сашка без энтузиазма.
– Тогда срочно вспоминай, куда дел череп. Ну тот, что возле Черкашиных отрыли, когда копали траншею. Где он? Тащи его сюда!
– Зачем он тебе? Череп как череп, самый обычный. Ничего интересного, – удивился Сашка.
– Это для тебя ничего интересного. А наша городская цаца точно в обморок упадёт, когда увидит такую игрушку под самым носом.
– А может, и не упадёт. Ты же знаешь, она не такая, как все.
– Упадёт, упадёт, я знаю! Ты что думаешь, у них там в Харькове черепа каждый день на тротуарах находят?.. Упадёт, как миленькая. А потом, когда глаза откроет, я ей снова черепушку по нос… и ещё так сделаю, чтоб череп зубами поклацал!.. Точно заикаться станет! Я тебе клянусь!
Сашка представил Варюху заикающейся, и ему почему-то сразу расхотелось идти на поиски черепа. Друг настаивал. В конце концов, видя, что сопротивление Сашки не сломить, Женька предпринял последнюю попытку убедить его и задал провокационный вопрос:
– Та-а-ак! Что-то я не пойму. Ты случайно не втюрился в эту маленькую ведьму?
И Сашка вынужден был согласиться на Женькину авантюру. Череп был найден в сарае, под коровьими яслями и на время сунут Сашкой за пазуху. Договорились, что все переговоры будет вести Женька. Мальчишки пошли к Варюхиному двору, по пути обговаривая детали.
Услышав, как Сашка с Женькой кличут её, вызывая на разные голоса, девочка удовлетворенно подумала: «А вот и вы, голубчики! Недолго паузу держали! Ишь, заливаются, как коты мартовские!» Варюха была уверена, что мальчишки пришли просить прощения.
Надев на лицо маску равнодушия, девчонка независимой походкой вышла во двор. Не спеша она подошла к белому наливу, сорвала крупное недозрелое яблоко и уселась на забор. Забором это сооружение можно было назвать с натяжкой – так, две рогатины и между ними длинная перекладина, брошенная в зубья рогатин. Усесться на перекладину, не свалив забор и не опрокинувшись самому, считалось шиком.
– Привет! – безмятежно поздоровалась девочка и вонзила зубы в яблоко. Брызнул сок, ароматный, кисло-сладкий. Капли попали на щёки. Варюха засмеялась, вытерла брызги тыльной стороной ладони и сосредоточенно занялась яблоком.
Мальчишки промямлили приветствие. Образовалась пауза. Сашка подтолкнул Женьку локтем.
– Сейчас, сейчас…. Не могу просто так, ни с того ни с сего… – зашипел ему в ухо Женька, ища предлог к атаке.
И правда, не станет же он с бухты-барахты совать череп под нос девчонке! Сашка смирился, с любопытством наблюдая, что предпримет Женька.
– Яблоки грызёшь? – наконец начал тот. – Зелёные же!
– Ну и что? Самые мои любимые. Обожаю, когда ещё незрелые. Люблю, чтоб не просто сладкие, а с кислинкой. Чтоб сочные!.. – с аппетитом похрустывала белым наливом Варюха, начиная понимать, что мальчишки и не собирались просить прощения.
И как она вообще могла подумать о них такое?! Да они просто выжидали, пока улягутся страсти. А теперь пришли сюда по привычке, будто ничего и не произошло, будто это и не они вовсе предали её!.. От этих мыслей Варюха наливалась гневом, готовым вот-вот вырваться наружу.
– Дай яблочко, – попросил Женька как ни в чём не бывало, – угости!
– Ага. Сейчас, – блеснула девчонка зелёными лягушачьими глазищами, не двигаясь с места. – Такие вкуснющие в этом году, – расхваливала она, – а сочные… М-м-м! Соком прямо заливаешься! Вообще-то я не очень люблю белый налив. Он сладкий. Очень! И… такой рассыпчатый, как… Как арбуз!.. Крупинки на зубах ощущаются. Потом станет как картошка, позже, – уже откровенно дразнилась Варюха, похрустывая яблочком и сверкая зубами и смеющимися глазами. – Но, знаешь, сейчас… самое время для белого налива. Слышишь, как пахнет! Чувствуешь?.. Ах, объедение!
Женька, почти захлёбываясь слюной, повторил:
– Дай яблочка, говорю! Не жадничай! – и понял, что вот он – повод. Нашёлся!
– Яблочка? Ах, яблочка! – ехидничала Варюха. Обычно совсем не жадная, на этот раз она и не думала угощать мальчишек, наоборот. Улыбаясь, девочка медленно и старательно скрутила из пальцев дулю, полюбовалась ею, как произведением искусства, а потом плавно, но решительно, направила её, как револьвер, в сторону Женьки.
– А на-кося, выкуси! – произнесла она фразу, недавно вычитанную в какой-то книге и очень понравившуюся ей.
Эти слова, произнесённые тихим и спокойным Варюхиным голосом, произвели эффект разорвавшейся бомбы. Сашка, ничего подобного не ожидавший от обычно вежливой девочки, изумлённо вытаращил глаза, а потом громко захохотал.
Женька, возмущённый до глубины души, аж взвился весь, но, вынужденный сдерживать себя и от этого усилия покрасневший до корней волос, начал словами завлекать-заманивать Варюху в ловушку.
– Ну ладно. Не хочешь просто дать, давай поменяемся, – вкрадчиво ворковал он. – Ты нам по яблочку, а мы тебе… – он придвинулся поближе к Сашке, а вернее, к черепу, спрятанному у того за пазухой. – Иди сюда! Иди, посмотри, что у нас есть!..
Любопытство сгубило кошку – говорят англичане. Возможно, и с Варюхой оно когда-нибудь сыграет злую шутку. Но не сегодня.
Девчонка сорвала с дерева одно яблоко белого налива, потом долго выбирала второе яблоко, чтоб побелее да подушистее, и, легко перепорхнув через траншею, бесстрашно направилась к мальчишкам. Они к тому времени отошли подальше от двора – по настоянию Сашки, потому что, зная Варюху, он не исключал, что им придётся давать дёру.
Череп из-за пазухи перекочевал в Женькины руки и был спрятан за спиной, пока она тщательно выбирала им яблоки. Теперь девчонка подошла почти вплотную к мальчишкам и заговорила:
– Ну? Что там у вас?
– Ну – баранки гну! – ехидным голосом заорал Женька, достав кости из-за спины и направив руки с черепом прямо на Варьку. Девчонка от неожиданности ойкнула, выронила яблоки, но не грохнулась оземь, как спрогнозировал Женька. Вместо этого она восторженно закричала в ответ, протягивая к черепу руки:
– Оооо! Это с раскопок, да? Из траншеи? Дай-ка, дай-ка мне посмотреть, скорее!
Женька растерянно попятился. Она бросилась к нему. Он – от неё, она – за ним.
Началась погоня. Женька метался и петлял, как бешеный заяц. Варюха стремительно неслась вслед, повторяя его траекторию. Сашка следил за девочкой восторженным взглядом.
Вдруг на каком-то из поворотов Женька не справился с собственным центром тяжести и, потеряв равновесие, со всего маху грохнулся на кучу земли из траншеи. Он выронил череп, и тот распался на верхнюю и нижнюю челюсти.
Варюха, летевшая за ним след в след, затормозить не успела. По инерции она перелетела через его тело, как через бревно, и остановилась у одной из половинок черепа. Девчонка присела на корточки, быстро осмотрела кости и вскочив на ноги, брезгливо сказала:
– Фи, кошка! – а потом прокричала, чтоб и Сашке было слышно. – Кошка сдохла, хвост облез, кто заговорит, тот её съест! – сделав реверанс, молча прошла мимо мальчишек, гордо неся голову и держа спину. Ни дать, ни взять – балерина!
Сашка восторженно хохотал. Женька бросил ей в спину:
– Ведьма!
– Я же говорил тебе, что… она не такая… как все, – запинаясь от смеха, повторил Сашка.
Женька поднялся с земли, отряхнул брюки и всю дорогу до дома злобно бормотал:
– Ну всё, Варька, ты попалась! Всё, допрыгалась! Теперь тебе конец!..
– Убьёшь? – деловито поинтересовался Сашка.
– Хуже! – пообещал Женька. – И ты мне поможешь.
На следующее утро перед работой бабушка собрала несколько бурых помидоров, чтобы положить их во дворе на оконном наличнике для дозаривания. Этот нехитрый приём позволял ускорить созревание тех плодов, что оставались на кустах.
Возвращаясь с огорода, она прошла мимо двух яблонь белого налива, уже постаревших, но ежегодно радующих богатым урожаем яблок. Заметив неладное, она подошла к ним поближе. Осмотрела любимые деревца, ещё мужем посаженные.
Иван их специально искал и выбирал из множества других сортов. Несколько раз с пустыми руками возвращался с харьковского базара. Наконец, привёз. «Теперь, – сказал, – наши дети будут есть самые ранние яблоки. Никому в рот заглядывать не станут».
Холил яблоньки и лелеял. А они на заботу дивными урожаями отвечали. Ни у кого ещё на селе яблок не было, а у него уже всё подворье яблочным ароматом благоухало. Это белый налив созрел. Всегда хватало и своим детям, и соседским – когда в гости заходили…
И вот у кого рука поднялась обнести яблоню? Ладно бы только яблоки оборвали. На ветках ещё остались плоды, ещё всем хватит полакомиться. Но тут варварски с деревцами обошлись – ветки обломали, листьями землю, как покрывалом, устлали. Обидно. Кто же так зверствовал?
Бабушка вернулась домой расстроенная. Села за стол и задумалась, изредка прерывая тишину тяжёлыми вздохами. Зашла к Висковатовым, о чём-то переговорила с племянником и пошла к конторе за нарядом на работу.
Обычный летний день для Варюхи тянулся и тянулся, как бесконечная нить из бабушкиного клубка. Ближе к обеду на улице появились Сашка с Женькой. Мальчишки решили провести разведку: разузнать, что происходит во дворе «врага».
А там ничего не происходило. Тишина. Полное спокойствие. «Прынцесса», увидев друзей, показала им язык и ушла в дом. Казалось, инцидент исчерпан. Но Женьку бесило такое равнодушие.
– Ах, так? Ну ладно, я тебе ещё устрою, – шипел он яростно.
– Да чего ты там собрался устраивать? Угомонись, – урезонивал друга Сашка.
– Сам знаю, чего собрался. Не угомонюсь, пока все яблоки не обнесём. Ни одного не оставим. Посмотрю я тогда, что кусать она будет… С кислинкой любит? Вот и пусть один крыжовник грызёт!
Вечером, едва стемнело, Женька заявился к Сашке. На нём, не смотря на духоту, был надет школьный пиджак.
– Куда это ты нарядился? – недоумевал Сашка. – Или приболел? Морозит тебя, что ли?
– Я сам кого хочешь заморожу, – огрызнулся Женька. – Соображай, для чего пиджак.
– Не знаю. Так для чего? – удивлялся Сашка.
– Ох, и туго же ты соображаешь! Расстелем пиджак на земле, нарвём и натрясём в него яблок… Пиджак новый, большой. Мамка на вырост купила – в него много яблочек поместится. Всё дерево обнесём… А дня через два можно так же и второе дерево очистить. Понял, голова – два уха?
– Сам ты – два уха. Без головы. Додумался: воровать у своих. Явно не головой думал, – бурчал всю дорогу Сашка. – А поймают нас – тебе вообще не жить. Ты же сын бригадира. Ты мне примером должен быть. А ты?
Из этой тирады Женька услышал лишь то, что хотел услышать и потому задиристо ответил:
– Какая она мне своя? Она городская. Пусть едет в свой город и там живёт. И вообще, хватит её защищать. Ты мне надоел со своими нравоучениями. Кстати, закрой рот, нам пора огородами пробираться.
Они спустились по склону оврага вдоль Аксютиного огорода примерно на треть – там по их расчётам должны были находиться яблони на огороде Варюхиной бабушки. Дальше продрались через густой кустарник, служивший изгородью, чтоб скотина не попортила огород Аксюты.
Наконец размашистым шагом, по картошке, прошли поперёк трёх огородов и вышли как раз к Манюшкиным яблоням. Женька заранее снял пиджак, не желая терять ни минуты.
Тем временем огромный чёрный Боцман, на время выпрошенный у Висковатовых и специально не кормленный с вечера – чтоб не спал после сытной вечери, а исправно службу нёс – обрадованно вышел из-за дерева, где лежал в ожидании еды.
Сашка, увидевший огромного зверя ростом по грудь, замер, не в силах сойти с места. Он хотел предупредить друга об опасности, но вместо голоса из его горла вырвался какой-то хрип.
А Женька ничего не слышал. Он хрустел ветками, шуршал травой и листьями, расстилая новый пиджак. Вот он прекратил возиться и собрался повернуться к Сашке, как вдруг почувствовал чьи-то тяжёлые мохнатые лапы на плечах.
Отвратительно запахло мокрой шерстью. Где-то возле уха зверь открыл пасть и, обдав воришку горячим пёсьим духом, протяжно, с подвыванием,, зевнул. «Волк, – понял Женька. – Всё, мне конец».
Ноги мгновенно ослабли и согнулись в коленях. Едва не теряя сознание от страха, воришка услышал шум и шлепки картофельной ботвы по брюкам – это удирал от смертельной опасности его дружок Сашка. Поняв, что, если он сейчас же не даст дёру, Женька просто свалится замертво от ужаса. Мальчишка из последних сил рванул за другом…
Утром бабушка занесла в дом новенький пиджак.
– Что это? – удивилась Варюха.
– «Гости» в саду были. Яблоки воровали. А может, обменяться хотели: нам – одёжку, себе – яблоки. Не знаешь, чей? – показала одёжку внучке.
– Нет. В первый раз вижу, – искренне ответила девочка.
Днём мальчишки снова пришли к её двору. Варюха увидела их в окно, но и не собиралась выходить. Однако, Сашка и Женька не уходили. Покрутившись, они решились вызвать её.
– Чего надо? – хмуро спросила девочка, решив с ними не церемониться.
– Варьк, отдай пиджак, – умоляюще попросил Женька. – Новый же совсем. Мать узнает, что пропал – убьёт.
– Пиджак? Какой пиджак? – удивилась Варюха. – Ах, пиджак! – будто вспышкой озарила её догадка. Так вот кто был «ночными гостями»! Ну что ж, ребята, поделом вам!
– Отдай, Варь, отдай! Пожалуйста, – присоединился к просьбе друга и Сашка. – Зачем он тебе? А мы не будем. Честно, не будем больше.
– Ну-у-у-у… Я не знаю, – тянула Варюха, наблюдая, как лица воришек мрачнели на глазах. – Отдать? Не отдать?.. Слушай, я вот думаю, а может, мне отдать пиджак твоему отцу? – делая вид, что размышляет, проговорила она.
Потом, увидев, как до синевы побледнел Женька, почувствовала, как в глубине души просыпается жалость. Не желая ей подчиняться, сказала быстро и жёстко, как взрослая:
– Нет у меня никакого пиджака. Он у бабушки. Перед нею будешь извиняться и у неё свой пиджак просить.
Варюха развернулась, крутнувшись на ноге, и убежала в хату.
Вечером, когда стемнело, кто-то постучал к ним. Открыв дверь, девчонка увидела на пороге притихшего Женьку.
Не заходя в дом, он попросил бабушку выйти во двор. Варюха видела в окно, как они долго о чём-то вдвоём говорили. Позднее бабушка зашла в хату, взяла найденный утром пиджак и молча вынесла его Женьке.
С тех пор случаев воровства в бабушкином саду больше не было.