Казалось бы, что после бесчисленного количества общежитий, военных городков и, проще говоря, походного и просто неустроенного образа жизни, моя мама должна была на ура принять долгожданное новоселье. Разве можно расстраиваться: пускай, и небольшая, но все-таки собственная двухкомнатная квартира. Вот же, идеальный повод, чтобы, наконец, окончательно устроиться, действительно пустить в землю "корни", привязаться хоть к чему-нибудь основательно, но... В первый вечер, когда все вещи были внесены в квартиру и пока без особого порядка расставлены по комнатам, она сидела на кухне и плакала. Стоило мне только подойти к ней, не говоря уже о расспросах, как она тут же начинала отмахиваться, говорить, что, мол, всё в порядке, у нее всё хорошо, а я в силу своего малолетства все равно ничего толком не пойму. И я отходил.
Только поздно ночью, когда мои родители наивно думали, что я спал, удалось краем уха услышать их краткий диалог:
- Служил-служил ты двадцать лет, а в итоге вместо Москвы нам дали это...
- Лена, ты же прекрасно знаешь, что выбирать не приходилось... В конце концов, это всё равно лучше, чем бесконечные переезды. Да, и Лешка уже большой, ему тоже надо как-то устраиваться...
- Да, но я думала...
- О чем?
- Да, нет.... Это я так. Не бери в голову... может, это у меня временное.
На этом их разговор закончился. Мой папа, надо полагать, остался доволен исходом это полуночной беседы. А вот мама... мне почему-то до сих пор кажется, что она так до конца и не полюбила наш новый дом. Вернее, для меня он до сих пор был и остается Домом...
* * *
Наверное, одной из причин такой нелюбви было его расположение. Наш дом стоял на окраине города, притом, на не самой благополучной окраине. Внешне совершенно одинаковые, ничем друг от друга не отличающиеся, кроме номеров, дома стояли плотной группой на краю оврага, который, казалось бы, тянулся в бесконечную даль. На самом деле, этот овраг был не таким уж глубоким и длинным, вряд ли даже его протяжённость превышала километр, но из-за того, что он плотно зарос кустарниками и всевозможными породами деревьев, неопытный глаз толком и представить не мог реальные размеры этого природного объекта.
Мамы всегда боятся оврагов. Кажется, что эти страхи тянутся со временем дремучего крестьянского прошлого - уверен, что моя мама была убеждена в том, что в нашем овраге живут не только дикие собаки, но и самые настоящие лешие, а в болоте, которое располагалось в самой темной и заросшей его части, наверняка живут русалки и водяные.
Она пыталась запретить мне там гулять. Наверное, то же самое пытались сделать и другие мамы нашего микрорайона, но ничего путного всё равно не выходило. И дело было даже не в нашем непослушании, а, скорее, в некой... безысходности. Кроме оврага поблизости не было ничего интересного, ничего такого, что может взбудоражить воображение любого мальчишки и девчонки. Торговый центр вместе с фудкортом появится здесь только через десять лет, когда детство наше безвозвратно уйдет...
Да, и опять же, разве может любой торговый центр мира заменить все те радости, находки и приключения, которые мы испытали и пережили в овраге? Ранней весной, когда трава только-только начинала пробиваться сквозь прошлогоднюю опавшую листву, мы строили плотины, притом основательные, которые полностью перекрывали ручей и его крошечные, казалось бы, практически не существующие притоки. Образовывалась самая настоящая чаша, глубина которой подчас приближалась к двум метрам. Если всё получалось идеально, если не было слишком уж сильных и разрушительных дождей, то эта плотина, а, следовательно, и наша купальня могла просуществовать до самого лета. И не было на наших улицах такого мальчишки, либо девчонки, которые хоть раз, хоть с разбега, хоть еле-еле спускаясь и окунаясь в зеленоватую воду, не купались в этом рукотворном водоеме! Знали ли о нем наши родители? Конечно, но... всё равно ничего не смогли с нами сделать. Но и не разрушали, не протыкали нашу плотину ломами или палками - хоть и нехотя, но ценили наш нелегкий пруд.
Мы излазили овраг вдоль и поперек, изучили каждый кустик, каждую ямку и каждый сантиметр его осыпающихся берегов, самые смелые даже побывали в центре болота. И, конечно же, никаких сверхъестественных существ и созданий нами обнаружено не было. Кладов, к сожалению, тоже не было найдено. Казалось бы, мистические истории, небылицы, сказки и страшилки должны были кануть в небытие, но, более того, они вышли на совершенно иной уровень! Если наши родители придумывали абстрактные, совершенно не связанные с реальным положением страшилки, чтобы отвадить нас от оврага, то мы сочиняли куда более интересные и информативные истории, которые должны были отпугнуть незваных гостей. Так, например, болото выделяло какие-то неведомые, то ли угарные, то ли еще какие отравляющие газы, нанюхавшись которых человек вначале засыпал, затем впадал в кому, а, в конце концов, непременно умирал от разрыва сердца. Так же в нашем фольклоре находилось место то ли птицам-стервятникам, то ли мутантам, у которых почти нет перьев, клювы их чуть ли не мраморные и способны почти насквозь пробить человеческий череп, а птенцов этих птиц вскармливают еще теплой кровью и полусгнившей плотью...
И эти истории мы почти без перерыва пересказывали друг другу на школьных переменах, во дворах, вечерами, гуляя по оврагу (это был самый высший класс!), приукрашивая и дополняя их совершенно фантастическими деталями, которые постепенно воспринимались как нечто само собой разумеющее.
Много всего происходило в этом овраге. Однажды один мальчик привез из деревни домой небольшой тряпичный мешочек, который непрерывно извивался и шевелился. На резонный вопрос бабушки, что это такое, что это значит, мальчик совершенно буднично ответил, что в мешочке чуть ли не десяток ужей, которых он с легкостью наловил, будучи в деревне. Более того, он уже хотел показать бабушке свою находку, уже даже начал развязывать мешок, как вдруг раздался такой пронзительный то ли визг, то ли крик, который услышала вся наша округа. И как только прошло первоначальное шоковое состояние, бабушка приказала внуку немедленно избавиться от его "трофея", иначе домой он может не возвращаться. Мальчик пожал плечами, вылез из-за стола, вышел из квартиры. Долго ему думать не пришлось. Он отнес мешок, развязал его и вытряхнул всё его содержимое в нашем овраге.
Надо полагать, что те пресмыкающиеся у нас не только прижились, но даже и стали размножаться, так как впоследствии мы не раз находили и старую змеиную кожу, да, и совсем крошечных, только совсем недавно народившихся ужиков, встречавшихся, как правило, на теплых, основательно прогреваемых солнцем берегах болотца...
Конечно, в овраге происходили не только детские игры, но и вещи куда более сложные, неприятные. Временами здесь складывали шалаши бродяги, пьяницы, цыгане, а иногда и просто наркоманы. Разбитые бутылки, использованные шприцы и кое-какие растянутые и прозрачные изделия, назначение которых мы узнали только в старших классах школы, с периодической частотой хрустели и разбивались у нас под ногами. В иные дни дым коромыслом стоял над нашим оврагом - компании взрослых людей жгли огромные и жаркие костры, так громко включали музыку, хохотали и кричали, что подчас целый микрорайон боялся на улице показаться. Они уезжали и затихали только под утро, оставив после себя пепелище и горы мусора, который постепенно развеивался ветром по округе.
Да, и мы тоже не отставали, тоже взрослели, тоже постепенно начинали пробовать на вкус взрослую жизнь. И, как правило, те её составляющие, которые не любят и не терпят свидетелей. Наверное, все мальчишки и девчонки нашего микрорайона выкурили первую сигарету, выпили первую бутылку пива, первый раз поцеловались именно в зарослях нашего оврага. Угрюмый и безмолвный, он знал все тайны, все грязные делишки окрестных жителей, но, на их счастье, продолжал молчать, продолжал всё так же радушно нас встречать, даря укрытие от посторонних глаз...
* * *
Город продолжал расти, а потребности его населения возрастали в геометрической прогрессии. Так у нас появился торговый центр, зеленый и приятный сквер, новые детские площадки. Улицы одевались в новый асфальт, дома облицовывались новыми панелями. Нежданно-негаданно наш район из глухой и не самой благополучной окраины превращался в относительно благопристойный "спальник". Наверное, это постепенно меняло наше мироощущение: мы становились культурнее и цивилизованнее. Теперь овраг стал для нас местом, где могут тусоваться только маргиналы. Мы его начали презирать, он стал восприниматься, как глубокий, уродливый, не заживающий шрам. Мы стыдились его. Когда к нам приезжали гости из других районов и городов, то мы им старались не показывать овраг - нам было неприятно, что он почти вплотную подступает к нашим домам, что склоны его завалены бытовым мусором, что там живут бродячие собаки и бомжи.
А потом, когда осень начала переходить в зиму, когда ударили первые морозы, когда начал падать снег, рано утром на наших улицах мы обнаружили строительную технику: экскаваторы, тракторы, самосвалы. Они прорывались, прорубались сквозь непролазные кустарники, крушили, выкорчевывали их, и всё ради того, чтобы свезти сюда несчетное количество тонн песка, которым в течение нескольких месяцев заполняли овраг.
Вначале пропало болото, потом наш ручей заключили в трубу. А потом дело пошло быстрее, и к весне на месте оврага получилось ровное-ровное поле. Теперь горизонт был прекрасен, теперь бы маме точно всё понравилось...
А мы, теперь уже не дети, но всё еще не взрослые, не самые смышленые и опытные молодые люди и девушки, пока еще прохладным весенним утром потеряли детство. Как-то не сговариваясь, мы примерно в одно и то же время высыпали из своих квартир, проводили строителей, их технику, а потом долго бродили по этому "полю", друг с другом не разговаривая. Но уверен, что почти каждый из нас думал примерно об одном и том же.
Возвращаясь домой, я надеялся, что ужи успели уползти, успели найти пристанище на каком-нибудь другом болотце, в каком-нибудь другом лесочке...
Через два года на этом месте появился бизнес-центр с парковкой, совершенно тривиальным названием и совершенно стандартными офисными клерками и начальниками...