С Саней я познакомилась в очереди на прием к врачу. Сначала он был, конечно, Александр. Так он представился, взглянув на меня коротко и почти испуганно. Тут в очереди все выглядели испуганными. Очередь такая специфическая, за номерком на небеса.
Саня был щуплым как подросток, хотя можно было предположить, что ему около 30, ну, от 27 до 32. Волосы не скрывали шрама, сверкавшего серпом по голове, пару месяцев назад или чуть больше обритой наголо. Большие водянисто-серые глаза растворялись в худом, чересчур затянутом кожей лице. Крупный рот, очерченный когда-то полными, а теперь провалившимися бледными губами, наводил на мысль о пережитой драме. Однако пушистые светлые ресницы были очень хороши. Они делали взгляд особенно мягким и волнующим. Детские пальцы рук с чересчур коротко обрезанными ногтями усиливали вызывающее жалость впечатление от моего соседа.
Мы с Саней оказались в некотором отдалении от основной очереди. Скорбные женщины и мужчины разного возраста являли собой группу обреченных поблизости от страшной двери судьбы, скрывавшейся во врачебном кабинете. Пользуясь этой удаленностью: возле двери заговорить вслух казалось кощунством, я повернулась к своему соседу. Поймала его расфокусированный взгляд, дернула подбородком в сторону непонятно откуда взявшейся на стене онкологического диспансера рекламы туристической компании - на плакате были изображены отливавшие золотом пирамиды под голубым небом и над неразборчивым мелким шрифтом ярко выделялась надпись красными буквами: «Станьте бессмертными! Коснитесь магии загадочных пирамид, возведенных богами!» - и спросила, нервно хохотнув:
- Актуально, правда? Реклама, бьющая в цель… Место, точно подходящее для размещения…
Мой сосед вздрогнул, испуганно скользнул своими прозрачными глазами с охапками ресниц по моему лицу и уставился на рекламный плакат.
Мне показалось, что я слышу скрежет вдруг начавших движение заржавевших колесиков в его голове. Он напряженно вглядывался в пирамиды некоторое время, а затем повернулся ко мне, но в лицо не смотрел, куда-то мимо, словно приходил в себя, осознавая, что рядом есть кто-то еще...
- Вы бывали в Египте? – не унималась я.
Он мучительно сглотнул и приоткрыл рот.
- В Египте? – повторил хрипловатым голосом, прорвавшимся из глубин, - Почему в Египте?.. Что вы хотите сказать?.. Вы имеете в виду исцеляющую силу пирамид?.. Вы верите, что можно?!.
Последний вопрос он не проговорил. Прошептал. Его взгляд отразил пугливую заинтересованность. Я улыбнулась: в точку. Он мне сразу вдруг так понравился! Как он это все сказал, его мысль, которую я мгновенно поняла. Ведь я вроде просто так про Египет спросила, из-за плаката, а выходило, не просто, выходило, где-то в глубине меня это зрело, и картинка на стене не была случайной, а сосед неожиданно легко поймал мою мысль и выразил ее.
Я даже ответить не успела, а он, так же пряча глаза с лохматыми ресницами, куда-то мне в живот говорит:
- Я Александр.
Я тоже назвалась. Первое подобие улыбки на его лице. Губы скривились, словно вот-вот улыбнется. Или мне показалось. Постепенно он будто по кускам себя складывал, возвращался в реальность. Выражение отстраненности отступало. Волосы попытался ладонью взъерошить, забыв, что они очень короткие. Ссутуленную спину расправил. Восковое лицо его стало цветом наполняться, начало походить на лицо живого человека. В глазах смысл появился.
И тут пошло-поехало. Из нас прямо хлынуло. Наболевшее. Прорвало. А вся суть этого моментального сближения то, что мы оба пациенты диспансера, оба обречены и оба еще не готовы смириться. Когда мы друг друга встретили, приговоренная к смерти в каждом из нас жизнь резко взбрыкнула. Я даже не ожидала такого порыва от себя. А уж от Александра! Он ведь совсем потерявшим надежду выглядел.
Минут через десять, когда на нас, ведущих слишком оживленный разговор, начали оборачиваться и смотреть осуждающе из очереди у двери печали и скорби (им было трудно воспринимать грубые проявления жизни), мы без слов встали и вышли из здания.
Я сейчас не могу вспомнить, где мы с Саней провели этот день. Кажется, мы проходили через парк или сквер, останавливались у озера (или это был пруд?), сидели в кафе за чашкой кофе (или чая), потом шли по улицам - по каким?- прятались от дождя под навесом… Помню: мне хотелось его обнять, прижать к себе, защитить. Он такой худой, на полголовы меня ниже, насквозь печальный…
Мы говорили, говорили, говорили… Оказалось, что мы очень много знаем про пирамиды, про их необычайные и загадочные свойства,.. В это время люди, сидевшие в очереди в диспансере, не узнали бы нас. Мысли о возможности избежать смерти придали нам обоим сил и вдохновения: мы решили ехать в Египет.
Долго собираться и откладывать поездку мы не могли: у Саши и у меня безнадежная ситуация, оперировать уже нет смысла. У него боли, у меня кровотечения. Примерно одинаковый прогноз по оставшемуся времени. Что ж медлить?..
На четвертый день после знакомства мы уже прилетели в Каир. Доехали до маленькой гостиницы возле Старого Каирского рынка, заглянули в свой номер, оставили рюкзаки и отправились поесть и поискать проводника в пирамиду. Было чуть после полудня.
У нас имелся план: найти бывалого местного проводника, араба, который бы понимал по-английски. Мы хотели, чтобы он как-нибудь тайно провел нас в пирамиду (мы выбрали пирамиду Хеопса), оставил там на время в отдаленной от посещений туристов камере, а затем вернулся за нами, чтобы вывести наружу. Честно говоря, мы даже не представляли, возможно ли это. Есть ли в пирамиде такие укромные места… По сроку, на который мы хотели остаться в пирамиде, у нас не было согласия. Я думала, что это может быть пять ночей. Боже, какая дурочка!.. Саня считал, что мы сможем остаться ровно столько времени, сколько нам позволят те, кто нас туда проведет. Мы планировали взять с собой воду, немного орехов и сухарей. Для физиологических нужд приготовили два плотных непромокаемых мешка с завязками. Телефоны решили оставить в гостинице: они как-то не вязались с древними пирамидами, кроме того, мы слыхали, что электронные устройства внутри барахлят. Планировали купить ручные и головные фонари и пледы.
Вечером вернулись в отель разочарованными. На рынке люди, которым мы объясняли, что нам надо, нас не понимали или делали вид, что не понимали, и просили уйти. Саша сел на кровать и разрыдался. Я ему сочувствовала: у него боли страшные. Сколько он еще вытерпеть сможет, неизвестно… Села рядом, обняла, как ребенка, которого у меня никогда не будет, по голове с колючими короткими волосами гладить принялась. Саша постепенно затих, уткнулся тяжелой головой мне в грудь и заснул. Устал он очень. Сил у него поменьше, чем у меня. Я его раздела, под одеяло уложила. Сама пошла душ искать. В этой гостинице душевая одна на весь этаж.
На следующий день прямо с утра мы снова отправились на базар. Нам не везло. Никто не хотел помочь с проводником. Я видела, что на лице у Сани все явственнее проступает отчаяние. Что делать? Все бросить и улететь назад? К спасительным обезболивающим, больничным палатам и безразличным пустым взглядам докторов и медсестер? Как это у них называется? Эмоциональное выгорание?.. Я пыталась сопротивляться. Я говорила самой себе: «Нет, шанс еще не использован до конца. Не сдамся». Другая рассудочная часть меня мне же отвечала: «Эта идея – полный бред. Ты хочешь умереть среди пыльных камней в темноте? Без ухода, без лекарств, рядом с парнем, у которого мозг пожирает большущая опухоль?.. Домой, назад, в комфорт и медицинское окружение! Очнись! Опомнись!»
Около трех часов дня решили вернуться в отель. Санька едва стоял на ногах. Я тоже очень устала. Нацелились на выход. Проходили мимо лавок с ювелирными изделиями. С витрин бросались в глаза удивительной красоты украшения: ожерелья, браслеты, перстни. Они напоминали украшения фараонов из Каирского исторического музея. Видимо, хорошие подделки. А может, где и подлинники. Археологи в Египте почему-то почти всегда находили захоронения, из которых кто-то до них уже все хорошее забрал. Вполне вероятно, эти украшения оттуда. Интересно… Да нет, не интересно. Мне не интересно. Мне больше не нужны никакие украшения. Мне вообще ничего не нужно… Санечку жалко… У него надежда затеплилась… А тут…
Неожиданно кто-то схватил меня за рукав. Я оглянулась: смуглый, темноволосый, очень красивый мужчина среднего возраста с правильными чертами лица, местный, в национальной одежде смотрел на меня в упор и манил в сторону пальцами свободной руки.
- Это вы искали проводника в пирамиду? Дорого… Дорого,- проговорил он по-английски, не сводя с меня взгляда.
Я кивнула: мол, согласна платить.
- Идем со мной, - незнакомец мягким кошачьим движением устремился вперед, легко минуя на своем пути многочисленных встречных, пробираясь через группы и скопления разношерстной публики большого базара. Он шел красиво. Его свободные одежды развевались в легких потоках воздуха. Мы с Санькой, сначала немного опешившие, устремились следом с новыми силами и надеждами.
Через несколько минут мы оказались в одной из лавок. Полумрак придавал помещению таинственный вид. Электрические лампочки были расположены на уровне витрины с ювелирными украшениями, а лица людей оставались в тени и выглядели внушительными и загадочными. Наверное поэтому старик в белом традиционном одеянии, неподвижно сидевший на стуле с высокой резной спинкой, казался сошедшим с древнеегипетской фрески. Медленно двигались только его рука и глаза. У него на коленях лежала палевая кошка с узкой мордой, длинными ушами и раскосыми изумрудными глазами. Старик гладил ее и смотрел на нас, переводя взгляд с Саньки на меня и обратно. Его темное, словно вырезанное из дерева, лицо выглядело значительным, внушающим уважение и даже страх. Он разглядывал нас некоторое время в молчании. Потом заговорил, вероятно, на арабском. Наш проводник перевел.
Старик спрашивал, для чего и на какое время мы хотим остаться в пирамиде. Услышал переведенный ответ. Впился глазами в Сашу. Помотал головой туда-обратно. Нет. Две ночи. Больше, мол, нам не выдержать.
- Почему? – спросила я.
Наш проводник перевел. Выслушал ответ. Повернулся к нам:
- Он говорит, что вы не представляете, на что идете… Если выдержите две ночи, боги вас исцелят.
- Боги? Разве боги существуют? Те древние боги из мифов? Они живут в пирамиде? – я понимала, как нелепы мои вопросы, но не могла сдержаться. Конечно, эти люди не египтяне. Но они много веков живут на чужой земле и знают гораздо больше нас, туристов и непрошеных гостей. Но какие боги могут быть в современном Египте XXI века? Мы с Санькой рассчитывали на физические возможности пирамид, на одиночество, на силы собственного организма в экстремальных условиях… Но боги…
Старик не отрывал от меня взгляда, смотрел тяжело и пристально. Даже сощурил глаза. Словно оценивал. Долго. Затем что-то сказал приведшему нас человеку. Проводник резко повернул ко мне голову. Мне показалось, в его глазах мелькнул испуг. Но он тут же взял себя в руки:
- Три. Он сказал, что вы можете остаться на три ночи в пирамиде.
Старик мягко столкнул кошку с коленей и встал. Вышел в другое помещение и вернулся, неся в руках маленькую деревянную шкатулку. Протянул ее мне, так же глядя в глаза, и вернулся на свое место.
- Он хочет, чтобы ты надела эти серьги, когда останешься в пирамиде.
Я осторожно взяла футляр, он был старинным, и открыла: внутри лежали две довольно большие серьги в виде золотистых извивающихся кобр с яркими камнями на месте глаз. Выглядели они как музейный экземпляр. Но сама не знаю, почему, мне сразу захотелось их надеть. Я вытащила одну и поднесла к уху, но наш проводник остановил меня:
- Нет, не сейчас.
Старик смотрел на меня, ничего не говорил, кошка снова запрыгнула на его колени, и сухая морщинистая рука заскользила по ее шерсти. И вдруг он улыбнулся мне: меня окатило волной какого-то первобытного ужаса. Такая это была улыбка… Потом старик опустил голову на грудь и махнул рукой – знак нашему проводнику – разговор закончен. Я забыла поблагодарить за серьги, мне было очень не по себе. Нас выпроводили из лавки.
Красавец сказал, что на следующий день доставит нас в пирамиду, деньги нужно отдать заранее. Вечером он подойдет к нашей гостинице. Тысяча долларов.
- Тысяча? – я переспросила, ошарашенная цифрой.
- С каждого, - мужчина кивнул, указал нам рукой в сторону выхода с базара и вернулся в лавку.
На следующий день в девятом часу утра, расплатившись и сдав номер, мы вышли из отеля. Ненужные нам в ближайшие дни вещи оставили на хранение у портье.
Выпили кофе, съели по арабской булке в небольшом грязном кафе по соседству и стали ждать нашего проводника в другой мир. Он приехал в стареньком разбитом автомобиле. В дороге мы с Санькой молчали. Каждый ушел в себя и не хотел делиться сокровенными надеждами и опасениями. Саша был мрачен. Может, голова сильно болела. Он мне вообще-то на боль не жаловался. Я иногда замечала, как он украдкой глотал таблетки. Не знаю, о чем он думал. Возможно, жалел, что отважился на такое рискованное предприятие, хотел оказаться в Москве в привычных условиях... Или представлял, как выходит из пирамиды после проведенных в ней ночей. Шатается на ослабевших ногах, щурит глаза, отвыкшие от света, наполняет легкие чистым воздухом и не может надышаться. И новая жизнь, которая продлится, несомненно, долго, распирает невыразимым восторгом все его существо.
Я сама думала об этих вещах и еще о том, что если даже ничего не получится с нашей затеей по исцелению, все равно хорошо, что мы предприняли такое путешествие. Не сидели в очереди в онкодиспансере, не ездили на каталках, накрытые по горло простынями на тяжкие процедуры, не теряли сознания от химиотерапии, не видели отчаяния и слез родных, не думали о близком дне смерти. Не зацикливались на мысли: как это всё будет в последний день? А потом вообще ничего?.. Мы были заняты, мы свихнулись на идее, которая может изменить нашу жизнь. Или не может. Все равно свихнулись. Мы отдавали себя на волю судьбе. Будь как будет. Мы сделали всё, что смогли.
Как-то незаметно доехали до Гизы. Но наш водитель не повернул в зону пирамид. Мы оставили машину на импровизированной стоянке среди других таких же старых колымаг возле какого-то убогого здания. Встали у обочины и поймали попутку. По другой дороге мы обогнули комплекс и направились в сторону пустыни. По дороге нас пару раз останавливали полицейские, но наш Упуаут – проводник в иной мир - что-то говорил им, показывал какой-то пропуск, и мы беспрепятственно продвигались дальше. Автомобиль доехал до какого-то склада или мастерской – там были навалены мешки и ящики и стояла грузовая машина - и нам пришлось выйти. Дальше продолжили путь пешком.
Было жарко. Спасали панамы и одежда из хлопка, закрывающая руки и ноги. Шли около получаса. Оказалось, путь наш лежал в небольшую деревню. Прошли между домами. Встретили женщину в темном платье, тянувшую в дом за рога козу. Женщина косо взглянула на нас и отвернулась. Затем на нашем пути попался подросток в старой и рваной одежде, пытавшийся вернуть к жизни полуразвалившийся велосипед. Мальчик с удивлением посмотрел на нас, оттащил велосипед в сторону и снова ушел с головой в ремонт «транспортного средства». Перед домом, к которому направлялся наш проводник, сидела старуха в выцветвшем балахоне. Она была погружена в свои думы и не обратила на нас ни малейшего внимания. Красавец проводник подошел к ней, заговорил, что-то вложил в руку. На ее лице не отразилось никаких эмоций, она даже не шевельнулась. Я предположила, что она слепая.
Мужчина махнул нам, приглашая зайти в дом, Это была, скорее, какая-то глиняная хижина, как и остальные в деревне, темная и полупустая. У меня давно уже вертелась в голове мысль: куда мы попали и что с нами собираются сделать? Мы километрах в двух-трех от пирамиды, в какой-то непонятной деревне… Что вообще происходит?..
Наш таинственный вожатый оставил нас в клетушке возле двери, которой по существу и не было. Был только проем для входа-выхода. И такие же окна. А сам прошел за занавеску во вторую половину этого убогого жилища. Там он долго возился. Что-то двигал, гремел, скрипел, ронял с грохотом тяжести. Занавеска чуть ли не ходуном ходила… Кино и немцы… Ну, мы попали!..
Наконец, он выглянул из-за занавески и пригласил нас войти. Посреди этой комнатушки была откинута крышка погреба. По-другому не назовешь. Деревенский погреб. Вниз уходила крутая деревянная лестница без перил и терялась в темноте. Мы заглянули в пропасть и отшатнулись. И тут только я заметила, как переменился наш проводник. Он был в белых одеждах. Как жрец. Да, я забыла сказать, что когда он приехал за нами в Каир, он спросил, не забыла ли я серьги. Не поздоровался, ни о чем другом не спросил, а именно про серьги. Так вот, стоя над разверзшимся подземельем, он велел мне надеть эти серьги.
И мы начали спуск.
Наш «жрец» в белых одеждах шел первым. За ним я, потом Саня. Спускались спиной вперед, держась руками за ступеньки. Не знаю: метров семь-восемь или пятнадцать? Трудно сказать. Мы вообще не в себе были в это время. Мне вдруг стукнуло в голову: до чего нелепая идея! И что мы тут делаем?! Насмотрелись фильмов, начитались дурацких книжек. Так то было иллюзией. А мы вот тут. Настоящие в настоящем темном не туристическом Египте. Что с нами будет? Сможем мы вернуться? И куда идем?..
Наш проводник, который уже не выглядел как проводник, даже непонятно, как его теперь называть, спустился с лестницы и зажег фонарь. Мы оказались в узком прокопанном в грунте коридоре, похожем на трубу. Голову пришлось вжать в плечи и согнуться, иначе не пройти. Мы тоже включили фонари. С ними было еще страшнее: будто мы в бесконечной могиле. И запах был соответствующий.
Шли медленно и долго. Тоннели менялись. Сначала этот бесконечный, прорытый в земле, затем начались с каменными стенами. Несколько раз по знаку человека в белом мы садились на землю и отдыхали. Пили воду. Молчали. Не знаю, сколько мы шли: не меньше пяти часов. В конце концов приблизились к каменной лестнице. Она вывела нас наверх. Но не под открытое небо, а в пирамиду.
Проход стал шире. И мы шли по нему практически не пригибая головы, пока не добрались до следующей галереи, или, скорее, шахты. По ней пришлось двигаться вниз согнувшись пополам. Саня дышал как умирающий кит. Жрец вытащил из небольшой матерчатой сумки, висевшей на его плече, три пары грубых брезентовых перчаток и наколенников. Я сначала и не поняла, зачем они…
Оказывается, нас ожидала самая сложная часть пути. Высота следующей шахты, которую надо было преодолеть (сколько же их еще впереди?!), была меньше метра. Нам пришлось снять рюкзаки и тащить их по каменному полу за собой. Хорошо, что плиты были ровные. А ползти нам приходилось на четвереньках. Вот для чего перчатки и защита коленей…
Хотелось спросить: долго еще? Нет, хотелось завыть: не могу больше!.. Но я молчала, хотя вся кожа головы под волосами была у меня мокрой. Пот стекал в глаза и уши, раздражая и щекоча. Но мы ползли, изнемогая от тяжести казавшихся многопудовыми рюкзаков, И у меня не было возможности забиться в истерике. А очень хотелось… Казалось, мы попали в бесконечный каменный саркофаг, где и останемся навсегда. Разве отсюда можно выйти?.. Что мы наделали!.. Упросить проводника за дополнительную плату вывести нас?.. Рыдать, валяться у него в ногах… Я не хочу здесь оставаться… Есть еще Саня… Уверена, он так же напуган, как и я… Реальность сильно отличалась от наших глупейших романтических представлений… Потерпеть, пока не дойдем до места, а потом…
Свет фонаря выхватил кусок высокой и широкой галереи. Мы вползли в нее и смогли разогнуться. Тело гудело. Голова кружилась. Я увидела в неверных отблесках окаменевшее лицо Сани. Это было лицо мертвого человека. Только глаза на нем жили. Я себя увидела в этом лице.
Проводник дошел до конца галереи и осветил поднятым над головой фонарем огромное открывшееся нам пространство:
- Тут, - сказал коротко.
В тусклом свете я разглядывала место, где мы оказались. Это была большая зала со стенами, теряющимися в темноте. Как стадион, ну ладно, пол стадиона. Потолка не видно. Высоко, наверное. Посредине что-то наподобие колодца, какая-то темная дыра в полу, дальше, там, куда указывал проводник, видны стены-перегородки нескольких отдельных камер.
- Где мы? – прошептала я.
- В пирамиде. Под.
Я обернулась к проводнику. Боже! Как он изменился! Теперь это уже точно не проводник, а настоящий древнеегипетский жрец, пусть и довольно молодой. Лицо суровое, жесткое, отрешенное.
- Все время оставайтесь внутри камеры, снаружи опасно. Выйдете, заблудитесь, пропадете, - глухо произнес он, наблюдая, как мы обреченно вошли в камеру и затащили свои рюкзаки.
Я нашла Санину ладонь. Сжала ее.
- Ты хочешь тут остаться?
Он мелко затряс головой: не хочет.
- Простите, так бывает, наверное, - мой голос был непривычно высоким и дрожал. - Мы раздумали. Выведите нас обратно. Мы заплатим. Мы переоценили свои возможности…
Он поднес фонарь к нашим лицам, посмотрел на нас без всяких эмоций. В его зрачках отражалось золото змей в моих ушах:
- Нет.
- Нет?! – отчаянно пискнула я. – Мы заплатим. Мы не хотим тут одни оставаться…
- Нет, - повторил он и опустил фонарь. – Вы обещаны.
- Что?.. Что вы говорите?! Кому обещаны?
Он не стал объяснять.
Достал из недр своего облачения крохотную серебристую фляжку. Протянул по очереди каждому из нас:
- Пейте. По глотку, не больше. Это поможет успокоиться.
Последнее, что он нам бросил, закручивая фляжку:
- Здесь. Оставайтесь здесь… Я вернусь через трое суток. Ближе к полуночи. У вас есть часы.
Он медленно пошел прочь.
- Постойте! Мы не хотим оставаться… Вы не поняли… Мы заплатим… Мы с вами…
Он остановился и не оборачиваясь сказал:
- Не ходите за мной. Погибнете.
Я остолбенела. Следила за удаляющимся огнем и молчала. Потом сползла спиной вниз по стене. Услышала, как рядом глухо шмякнулся на пол Саня. Мы были в полной темноте. Но я слышала, что Саня всхлипывает.
Мы обнялись, сидя на каменном полу, и долго плакали, пока слезы не кончились. Потом ощупью достали из рюкзаков пледы, закутались в них и заснули держась за руки.
Проснулась я глубокой ночью. Саша не спал. Он прижал палец к моим губам. И я услышала.
Кто-то ходил поблизости... Неужели все-таки жрец вернулся за нами?.. Шаги были тяжелыми и медленными. Нет, это не он… Меня парализовал страх. В кромешной темноте в пирамиде кто-то был. Его шаги то приближались, то удалялись. Я сунула руку в карман в поисках фонарика. Саша схватил меня за локоть и сдавил. Шаги приближались.
Я попыталась встать. В голове стучало. Перепуганное сердце выпрыгивало из груди: думало, что можно убежать. Я достала непослушными пальцами то и дело ускользающий из них фонарик. Вспышка света разорвала темноту. Шаги затихли. Ночной посетитель пирамиды остановился. Потом раздались вдруг странные звуки: хлопанье крыльев большой птицы и клекот. Все эти звуки были усилены акустикой помещения и производили чудовищное впечатление. Затем наступила пронзительная тишина. Я распласталась спиной по стене, все тело обмякло… Ногу обожгла горячая струйка мочи… Неожиданно, заставив меня дернуться как от ожога, истошно замяукала кошка, Я уронила фонарик и рухнула вниз на пол к Саше. Удивительно, но в полной темноте я увидела его глаза: они были переполнены ужасом. Его взгляд застыл на проеме между стенами. Я взглянула туда. Только глаза были способны еще подчиняться мутнеющему сознанию. Всё остальное парализовал страх… В проходе стояла кошка. Под пирамидой!.. Кошка ли? Каждый волосок на ее теле издавал тусклое свечение. Черная. изящная, с тонкими длинными лапами, с узкой мордой и большими треугольными ушами. Грудь светящейся кошки украшал крупный то ли крест, то ли ромб из цветных камней. Они переливались. Их было хорошо видно, Круглые крыжовниковые кошачьи глаза сияли в темноте. Кошка медленно зашла в нашу камеру и села напротив нас, закрутив себя хвостом. Долго так сидела, тускло светилась и смотрела. Стало тяжело дышать… Потом встала, подняла хвост трубой и вышла. Я нащупала Санину руку в сомкнувшейся темноте: ледяная. Мое сердце бешено колотилось в ребра.
Мы не спали до утра. Хотя для нас утро ничем не отличалось от ночи: вокруг была кромешная тьма. О смене части суток мы могли узнать по Сашиным часам… Лишь присутствие рядом товарища по несчастью не давало впасть в безумие и сорваться с катушек окончательно. Мы были на грани. И это только первая ночь из трех нам предстоящих.
День прошел спокойнее, чем ночь. По крайней мере, никаких посторонних звуков мы не слышали. Мертвая тишина ощутимо давила на барабанные перепонки. Я немного поела, Санька отказался, даже от воды.
Разговаривали шепотом, И только на бытовые темы. Самочувствие, аппетит, медленный, очень медленный бег времени… На самом деле нас обоих интересовали два вопроса: кто ходил и издавал звуки ночью, и кому мы обещаны. Возможно, на них был один общий ответ. Но ни я, ни Саня не касались этих вопросов: слишком страшными могли быть ответы на них. Напуганные и беззащитные, мы даже думать себе запрещали о следующей ночи. Теперь мы понимали, что имел ввиду старик из ювелирной лавки.
Следующей ночью пришли боги.
Уставшие после первого испытания мы заснули только под вечер. А проснулись одновременно: поблизости слышались звуки: шаги. Идущих было много. Я подумала: это какая-то секта. Наш проводник – ее представитель. Нас хотят принести в жертву. И сейчас это свершится. Прижалась к Саниному плечу. Саню колотило, я слышала, как стучат его зубы.
Шаги приближалась. Но что-то изменилось. Появился свет. Сначала тусклый, затем чуть ярче. Как в сумерках. Как большой прожектор вдали… Откуда в этом огромном помещении общий свет?.. Пум…Пум… Пум… Ближе, ближе… И вот они появились в широком проеме камеры. Сначала мне показалось, что это ряженые. Но через миг я осознала, что перед нами не люди. Они были очень высокими. И это не потому, что мы сидели на полу… Не знаю, два метра или выше… Красивые полуобнаженные человеческие фигуры, с блестящей золотистой кожей, едва прикрытые странной одеждой, сверкающие от переизбытка драгоценных камней на украшениях. Но головы… Почти у всех из них были головы животных и птиц. Это производило устрашающее впечатление: над нами с Саней явно нависла угроза. Причем угроза смертельная.
Впереди оказался невероятно красивый юноша с человеческой головой ростом ниже других с длинным локоном иссиня-черных волос, свисавшим на грудь. Он смотрел на нас некоторое время, как и остальные. Затем протянул руку к Саше. Тот как-то судорожно вздохнул и закрыл глаза. Юноша оторвал руку от его лба и обернулся ко мне. Его рука уже приблизилась к моему лицу и вдруг отдернулась. Он так и стоял с протянутой рукой и смотрел куда-то на уровень моей шеи. Он смотрел на серьги! Я видела, что он опешил. Потом он развернулся к своим спутникам. Тот, кто имел голову птицы – сокола или орла – приоткрыл кривой клюв и произвел звук. Клекот или что-то вроде... Существо напоминало бога Гора с египетских фресок. Но не могло же оно быть настоящим богом… Это же мифы… сказки… выдумки… Однако птичья голова, перья, глаза выглядели очень натурально. Как и у остальных. За плечом похожего на бога Гора существа стояла женщина с головой кошки. Это же она! Та самая кошка, что приходила к нам прошлой ночью. Только теперь у нее гибкое прекрасное тело - женское, едва прикрытое тканью и блестящими ожерельями и браслетами. А на груди тот самый то ли ромб, то ли крест. Это существо похоже на богиню Бастет. С другой стороны стоит женщина с нормальной головой. Очень красивая, просто роскошная! Завернута в какую-то сетку. В высокой прическе большое пушистое перо. Так, наверное, должна выглядеть богиня любви. Рядом с ней атлет с собачьей головой. Узкая морда, острые уши. Может, это не собака, а... Как там в мифах звали бога, что провожал в царство мертвых? Кажется, именно у него была голова собаки или шакала... Из-за плеч первого ряда выглядывают головы других гибридов: бегемота, львицы, крокодила, быка, барана, ибиса, павиана… Жуткое зрелище!..
Все они серьезно и пристально всматриваются в меня! Чего они хотят? Может, это галлюцинация, навеянная местом, голодом и болезнью? Или напитком нашего проводника?
Существо с птичьей головой в высоком головном уборе, напоминающем папскую тиару сложной конструкции, шагнуло ко мне и склонилось, протянув руку с длинными тонкими пальцами к моему уху. Оно осторожно приподняло пальцами серьгу с левой стороны и чуть ли не клювом ее коснулось. Разглядывало пристально. Я почувствовала его запах – нечеловеческий… Смесь сладкого со звериным… Парализованная происходящим, неподвижная, тем не менее я увидела, что глаза золотой кобры, лежавшей на ладони существа, ярко засветились. Мне даже показалось, что она зашипела. Существо отпустило серьгу и левой рукой провело по моей щеке. Я даже прикосновения не почувствовала: во мне от ужаса и потрясения и кровь перестала течь по сосудам, и сердце остановилось.
Женщина в золотой сетке шагнула ко мне. Она вытащила из своих волос перо. Оно напоминало страусиное. Медленно повернула голову к существу с птичьей головой, затем снова ко мне. Перо в ее изысканной руке скользнуло по моим глазам. Я их даже закрыть не успела.
Потом всё пропало.
Проснулась я или, вернее, пришла в себя, когда вокруг была полная темнота и полная тишина. Был новый запах. Сильный запах ладана и мирры. Мне было тепло в коконе одеяла. Необъяснимо, но на мне не было одежды. Я была абсолютно голой. Когда я разделась и почему?
- Саня! – позвала я.
Он не отозвался, но всхрапнул. Наверное, намучился за ночь. Устал. Снова резкий короткий храп. Затих. Я не стала его будить. Уютно свернулась в своем коконе и задремала. Во всем теле я ощущала приятную тяжесть.
Мне приснился сон. В роскошном саду я ловила птичку. Она дразнила меня, перелетала с ветки на ветку. А я, разгоряченная, в азарте носилась от дерева к дереву, от куста к кусту за чудесной маленькой летуньей. В конце концов шалунья оказалась в моих руках. Я чувствовала ее тепло в ладонях, сложенных лодочкой, чувствовала, как она трепещет и бьется. Я вдруг поняла, как я люблю ее. Наши сердца бились в унисон.
Открыв глаза, потянувшись, я вытащила руку из кокона одеяла и дотронулась до Саши, привалившегося к стене. Рука коснулась его шеи и уха. И тут же я в ужасе отдернула ее: кожа была холодной и твердой. Я судорожно нашарила фонарь и осветила лицо Саньки: его остановившиеся глаза смотрели мимо меня. Саша был мертв.
Всё мое блаженное состояние в момент улетучилось. Я поняла, что это были за короткие всхрапывания: то был момент смерти. Несколько часов назад Саня умер. Я осталась одна. Теперь моя очередь. Я даже плакать не могла. Просто окаменела.
Итак, мне оставалась последняя ночь в пирамиде. И последняя ночь моей жизни. Теперь понятно, кому мы были обещаны. Прошлой ночью Они приходили за Саней, в следующую придут по мою душу. Некуда скрыться, бежать… Я смахнула пальцем набежавшую слезу и коснулась одной из серег. Она казалась теплой. Мало того, я ощутила некую пульсацию. Будто кобра сжимает и распускает кольца своего тела. Чего только не покажется после двух дней темноты, почти голода, появления страшных странных гостей и смерти товарища… Думать не хотелось. А зачем? Какой смысл?.. Вот что готовила нам судьба, приведя в пирамиду. Наши с Саней тела законсервируются здесь под воздействием особой атмосферы, превратятся в естественные мумии. И никто никогда не узнает, куда мы делись. Пора готовиться к смерти. Других вариантов нет.
Но я ошибалась.
Просидев в ступоре несколько часов, я включила фонарь и встала, чтобы одеться. Развернула свое одеяло и сложила его, стараясь не смотреть на Саню. Меня удивило, что на одеяле нет пятен крови. Это за целую ночь! Я все время пользовалась прокладками, иначе нельзя было. А тут кровотечение прекратилось. Странно! Но особо меня это не затронуло. Все эти проблемы оставались в уходящей от меня жизни. Там, куда я отправлюсь нынешней ночью, болезнь и ее симптомы не имели значения. Вот и у Санечки уже голова не болит. И у меня скоро всё закончится. Который час?.. Сняла дрожащими пальцами с Сашиной руки часы – неудобно было время смотреть – и застегнула у себя на запястье. Есть и пить не хотелось. Чем же мне заниматься в последние часы?.. Я решила вспомнить разные события из своей жизни, прокрутить в памяти в последний раз.
Той ночью, когда опять появился свет, сначала пришел гигант с головой шакала. Очевидно, Анубис, бог мертвых. Он зашел в камеру и замер. Я могла рассмотреть его мускулистое темно-золотистое тело в набедренной повязке, яркий воротник-ожерелье, свисающий на грудь анкх и страшную голову. Он долго, бесконечно долго, как мне показалось смотрел на меня, потом опустился на колени. Вот оно! Вот мой последний миг… Мне не было страшно. Страх ушел из меня, посчитав, очевидно, что больше мне не пригодится. Страх – один из способов защиты от опасности, способ выживания. Для меня это было уже неважно. Я была готова.
Но Анубис протянул руки не ко мне, а к Сане. Резко качнулся анкх у него на груди, и тело моего друга взмыло вверх, словно пушинка. Плед сполз на пол, голова Саши откинута, невидящие глаз открыты, правая рука плетью свисает вниз. Анубис повернулся и вышел в проем со своей ношей, с моим дорогим несчастным Санечкой.
Смутный, непонятно откуда идущий свет постепенно погас. Я оказалась в полной темноте. Тело мое было тяжелым как пудовая гиря. Что все это значит? Почему меня оставили? Кто придет за мной?.. Замерла в ожидании.
Вот оно. Пятно света. Пожаловала богиня Бастет в обличье кошки. Села напротив меня. Поджидаем палачей?
Неожиданно кошка потерлась головой о мое колено. Так нормальные кошки делают, когда хотят ласки. Но дотронуться до богини?.. Не знаю… И все-таки я провела ладонью по ее шерсти. Что мне теперь терять?.. Кошка замурлыкала. Надо же!.. Подошла ближе и боднула меня головой в живот. Замурлыкала еще громче, чуть ли не запела. Блестящее украшение с ее груди из ярких камней в виде креста или ромба вдруг соскользнуло с сияющей шерсти прямо к моим ногам. Я испуганно смотрела на него, кошка, не шевелясь, тоже. Затем перевела взгляд с драгоценности на меня. И я почему-то сразу поняла: это дар от нее, богини Бастет. Я протянула к нему руку, а кошка мяукнула и ушла.
Потом я дремала, приходила в себя, снова дремала, пила воду, съела горсть орехов, опять дремала. Кругом царили темнота и тишина. Время близилось к полуночи. Я не знала, вернется ли проводник, обещавший вывести меня и Саню из-под пирамиды. Ждать оставалось недолго. Я не понимала, что произошло с нами в пирамиде в эти трое суток. Я была готова к смерти, но меня не забрали. Забрали Саню… Останусь я в этом каменном мешке навсегда, или Упуаут придет за мной?.. Как я буду жить, пережив эти три ночи, если выйду отсюда?.. Я чувствовала изменения в себе: что-то произошло со мной в пирамиде… Не знаю, что. Но в иные мгновения я думала: я это я или кто-то другой?.. Почему я чувствую себя такой живой, обновленной? Ведь такого не было долгое время. С тех самых пор, как я заболела. Ведь меня энергия переполняет, пульсирует в каждой жилке… И странно: нет во мне скорби по Сане, только тихая спокойная печаль… Словно он не умер, а ушел в какой-то прекрасный мир, где хорошо и нет боли.
Упуаут в белых одеждах вернулся, как и обещал, почти в полночь. Он вовсе не удивился, увидев в камере одну меня и лежащий комом пустой Санькин плед. Не говоря ни слова, освещал меня фонарем и пристально рассматривал. Заметив на коленях украшение Бастет, упал навзничь передо мной и стал истово молиться. Потом встал, склонился и подал руку. Я поднялась. Он взирал на меня как на богиню, с каким-то восхищением, словно в экстазе. Он не мог говорить от волнения. Глотал приоткрытым ртом воздух и не мог произнести ни слова. Да что с ним?.. За кого он меня принимает?.. Я вспомнила, как проводник-жрец вел себя, оставляя нас, трепещущих от ужаса, в пирамиде. Земля и небо. Что случилось?..
Я взяла свой рюкзак, а из Сашиного вытащила портмоне с нашими паспортами, деньгами и авиабилетами. Проводник взял в охапку пледы, Санькин полупустой рюкзак и все остальные наши уже ненужные вещи и отнес их к отверстию в центре помещения. Может, это местный мусоропровод…
Потом был долгий путь на землю из этого ада. Возвращались так же, как входили. И к семи часам утра мы подъехали на стареньком автомобиле проводника, сменившего в деревне свое белое платье на обычное местное одеяние, к Каирскому рынку.
В ювелирной лавке нас ждали. Старик и его палевая кошка не сидели спокойно на стуле с резной спинкой, они оба выглядывали из открытых дверей лавки. Когда я приблизилась, старик с сияющим подобострастным лицом поклонился мне и широким жестом пригласил войти внутрь. Он усадил меня на тот самый стул, а сам вместе с проводником и кошкой стоял напротив, почтительно склонив голову. Мне предложили кофе. Я пила обжигающий горький напиток, возвращаясь к жизни, а они наблюдали с благоговением. Потом старик стал о чем-то расспрашивать проводника, и тот ему отвечал. Старик был очень возбужден: не сравнить с тем, как он вел себя в первую встречу. Он весь светился от радости.
Я осмелилась задать тревожившие меня вопросы:
- Объясните мне, что случилось в пирамиде?.. Почему Саня умер? Почему меня оставили в живых?.. Вы всё знали заранее. Это ведь были настоящие боги. Чего они от нас хотели? Вы говорили, мы обещаны. Почему же меня отпустили?
Проводник что-то медленно стал говорить на своем языке, но старик жестом остановил его.
- Да, боги, - сказал он на английском языке. – Боги никогда не умирали. Но они слабы. Им нужна жертва. Получив ее, они набрались сил и осчастливили человечество.
Он замолк, преданно и восторженно глядя на меня.
- Уже осчастливили? – засомневалась я.
- Дали ему шанс, - тихая улыбка скользила на старческих губах, а глаза взирали на меня как на Святой Грааль. – Тот, кого Они послали, сможет указать новый путь всему человечеству. Великий лидер объединит народы и предотвратит гибель цивилизации.
- Ну хорошо, - сказала я, - ничего не понимаю, но вижу, что вы счастливы. Значит, всё неплохо. Только Сани больше нет… И мне пора в гостиницу за вещами и в аэропорт. Возвращаюсь домой.
Я потянулась рукой к уху, чтобы вытащить таинственные серьги из ушей и вернуть владельцу.
- Нет-нет, - взмолился старик, - ни в коем случае! Кобра защитит от ночных демонов… Можно мне взглянуть?
- На что? – спросила я. – Аааа… Секунду…
Я вытащила из кармана подарок Бастет и протянула старику. Но он не взял украшение в руки. Просто смотрел на него, а губы двигались в беззвучной молитве.
Ахмет, это имя проводника, отвез меня в гостиницу. Оплатил номер, объяснив, что мне стоит перед полетом помыться, отдохнуть, переодеться и поесть. Пока я принимала душ, он принес из ресторана еду, а из магазина сумку взамен моего рюкзака и новую одежду. Такую, как носят арабские женщины: большой платок и платье в пол с длинными рукавами, называется хиджаб. Ахмет сказал, что мне не надо снимать серьги, а украшение Бастет каким-то ему ведомым способом пристегнул мне на футболку на груди. Мое одеяние было черного цвета, мне это нравилось: будто траур по Сане. Ахмет уверил, что проверять меня в таком одеянии при вылете не будут. Серьги и драгоценное украшение – моя награда, я должна их сохранить. В сумке я обнаружила деньги. Их было гораздо больше, чем мы с Санькой заплатили проводнику. Ахмет остановил мои расспросы и возражения твердым взглядом.
Вечером Ахмет проводил меня в аэропорт и простился со слезами на глазах. Я улетела в Москву.
В почтовом ящике я нашла россыпь уведомлений из онкодиспансера с просьбой срочно явиться на прием к врачу, до этого я уже видела эсемэски с таким же содержанием в своем телефоне.
Четыре дня я провела в одиночестве, приходя в себя. И хотя меня не покидала печаль, в физическом смысле я чувствовала себя превосходно. Кровотечения прекратились. У меня появился зверский аппетит. Когда я полностью очистила холодильник, мне пришлось выбраться за продуктами в магазин.
Мой телефон звонил не переставая. Знакомые, родственники, диспансер. Я не брала трубку. Мне нужно было прийти в себя, окончательно выйти из того непонятного таинственного мира, в котором я побывала, в котором оставила Саню, чтобы вернуться к обычной человеческой жизни.
Наконец я поехала в диспансер. Через несколько дней после сдачи анализов мой лечащий врач смотрела на меня, не скрывая изумления:
- Я ничего не понимаю… Что происходит?! Даже следов от опухоли не осталось…
Она нервно листала мою пухлую карту:
- Но это же ни в какие ворота не лезет…
- Простите, кажется вас расстроило мое нынешнее состояние?
- Издеваетесь? Вы еще и издеваетесь? Вы знаете, что так не бывает? Это абсурд, это противоречит природе!
- О чем вы, доктор? – я оставалась на удивление спокойной.
- А вы не догадываетесь?! Вы беременны, моя дорогая! А такого просто не может быть!..
Да, она была права. Это невозможно. За последний год в моей жизни не было ни одного мужчины. Я вообще попрощалась с этой стороной жизни. Да и с жизнью собиралась проститься… Беременна?! Бред какой-то!.. Это что, непорочное зачатие?.. Ошибка. Надо повторно сдать анализы. Может, перепутали с кем-то другим? Такое в лабораториях случается.
Я сидела на кухне, за окном стемнело. Шаги узнала сразу. Он вошел, пригнув голову в дверном проеме. Странно было видеть его в маленькой московской квартире: такого большого, с сияющей темной кожей, в древнем одеянии, в искрах драгоценных камней на браслетах и воротнике-ожерелье. И особенно странно – его птичья голова на теле атлета. Изогнутый короткий клюв и хищные глаза, перья, прилегающие одно к одному. В этот раз он был без странного головного убора. Неудобно, наверное, путешествовать в такую даль с громоздким предметом на голове… Он не издавал никаких звуков, стоял напротив и молчал.
Вдруг наклонился и через стол дотронулся до моего живота. Выпрямился, поднял руки с тонкими длинными пальцами, и в них возник прозрачный шар. Я завороженно смотрела на мерцающий образ. Шар быстро крутился, внутри появилось изображение. Это был свернувшийся клубком младенец. Я видела очень четко его прекрасное лицо с закрытыми глазами, его совершенные пальчики на руках и ногах, его гибкую спину и узкие мальчишеские бедра… Шар продолжал крутиться… В какой-то момент мне почудилось, что у младенца не человеческая голова, а птичья… Мерещится… Галлюцинация… Какой кошмар!.. Я подняла потрясенное лицо и увидела голову отца младенца. Фантастический шар растворился в его ладонях. Гор поднял вверх свою птичью голову и издал клекот. Победный клекот… Повернулся, пригнул голову в дверном проеме и вышел. Не было стука закрывающейся входной двери… Он теперь с нами будет жить?..
(Из сборника "Сто рассказов про тебя")