Из цикла ДЕДУШКА ПО ПРОЗВИЩУ АЙВА.
Быль-беседница.
– Было или не было... Было. Точно было!
– Что там – «помню – не помню». Рассказывай, и всё тут!
– Да и дело-то было ни недавно, ни давно.
– Воистину мы готовы внимать тебе, о великий и могучий сказитель!
– Ну, что же, что же. Начну, что ли...
– Начни, что ли...
– Послушай, у твоего осла слишком длинные уши!
– А назойливых мух как отгонять прикажешь?
– Хвостом! Поехали! Их-их! «Жили-были...»
– Не так. Ну ладно...
Знавал я деда одного, по прозвищу Айва. Так его звали немногие: только старушка-жена, все семь детей...
– Восемь! – донеслось с Суфы.
...внучата (сколько их там – не помню), да соседи по махалле – от мала до велика.
Дала бедолаге это неласковое прозвище его собственная бабка (занак, стало быть), по мнению которой (а разве существуют другие мнения, кроме жениных?..) супруг её – человек на редкость бестолковый. И приговаривала так:
– Э, муйсафед, из тебя компот или варенье разве что сварить? Ни на что ты не годишься!
Суфа не унималась, хотя зелёный чай и не думал остывать:
– Ещё можно тесто начинить!
– В суп с говядиной, чесноком и райхоном добавить!
– Да-да, продолжайте налегать на лепёшки с хурмой. Вот и халва. Плов-то не скоро будет.
– Да уж мы поняли! – ответствовало слюнобитное возвышение.
Ну бестолковый – что же. Жить-поживать всё равно приходится.С какой стороны ветер не дуй – беду-не беду, да надует, поздно или рано.
Не поздно было. И не рано. К обеду дело было. Ветер – с какого-то боку (с левого, вроде). Попросила кампир своего укоби кухи проверить яички у домашних несушек. Шёл-пошёл дед Айва. Одно яичко – в курятнике, стало быть, нашёл (с курятника и начал), другое – в траве у молодого тутовника, а третье – на крыше сарая, в соломе.
Как – не знаю...
– Опять не знает! Ха-ха-ха! – прыснула Суфа.
...но со всех трёх мест ухитрился Бобо достать яички целыми. Такими же невредимыми и понёс он их своей Биби, по доброте и простоте своей душевной не чувствуя, что ветер дул, да-да, с того самого левого (или, всё-таки, правого?) бока.
! ! !
– Ах, Аллах! – послышалось с Суфы.
И за что, за что горемыка запнуться-то мог?!
– Да такой и на полу своего же халата наступит!
Может, так оно и было.
Упал... Лежит... Звук падающего тела и бьющихся яиц привлёк внимание хозяйки. Выбегает она во двор... И верит своим глазам, и не верит. И хочет что-то сказать, да от злости не придумать ничего поязвительнее-то. Первым заговорил Айва:
– Нимпухтахо. – спокойно сказал он.
Старуха так и села. Как наседка. А дед встать пытается. Когда во всю свою малорослость вытянулся – позор! позор! – яичная смятка по всему чапану размазалась, на белый румол вместе со скорлупой налипла – хой, хой! Тюбетейка немыслимым образом за голову держится, да крепко, как бабка.
– Говорила я тебе, старый, говорила – не годишься ты в сыром виде, не годишься!..
Суфа приумолкла...
Вот вам и Бобо Бихи!..