- Эй, Катюша! – Воззвал я к своей жене Кате, - наплюй-ка!
- Прямо на тебя?
- Пока лучше сюда, в пробирочку. Пять миллилитров нацеди, будь ласкова!
- Это ещё зачем? – Она подозрительно прищурилась, - снова, небось, пакость какую-нибудь замышляешь?
(Было это ещё в доковидную пору, так что никаких вопросов о вирусах, титрах, антителах и прочей медицинской хрени не возникало).
- А как же! На чистую воду вывести хочу. Разведать: нет ли в твоём организме хоть капли еврейской крови? А в моём – славянской?
- По слюням, что ли, отгадаешь?
- Угу. Компания такая открылась – ДНК изучает. Я им, кровопийцам, 200 долларов уже отслюнявил, как одну копеечку. Они в ответ выслали вот эти пробирки. Сейчас наплюём и отправим, a там, в лаборатории, генетики выделят нашу ДНК и много кой-чего про нас разузнают. Откуда мы есть пошли, как глаголили твои предки-славяне. Лично я ещё и родственников неизвестных надеюсь отыскать (забегая вперёд, скажу, что и вправду нашёл: целых четверых, троюродных).
На следующий день супруга вернулась с работы оживлённая:
- Слышь, a Шурик уверен, что он еврее тебя!
- Какой такой Шурик?
- Да Левит же! Они с Олькой, оказывается, месяц назад ещё отправили. Он, реально, из этих ваших каких-то там, типа главных священников, которые никогда ни с кем не смешивались. Говорит, он еврей на все сто!
- Ну и пожалуйста, я за лаврами не гонюсь. Только, если он о процентах, – это навряд ли! Стопроцентно чистокровных вообще не бывает, разве, может, у китайцев. Наши предки, конечно, очень религиозными были, но всё ж таки не святыми! И жили тоже не среди святых. Чтоб за много веков – ни единого смешанного бракa, измены, изнасилования, усыновления? Ладно, чего гадать, подождём - узнаем...
* * *
Ещё не загорланили петухи, едва забрезжил рассвет, и лимонная долька луны вовсю золотилась на тёмно-сиреневом небе. Но в доме реб Мойши дер коваля, что на Пробойной улице, жизнь била ключом. Хозяйка, Фейга-Тема, щупленькая, подвижная женщина с лицом, изрезанным тонкими морщинками, и острым, хрящеватым носом, ссутулилась над столом, при свете одинокой свечи выбирая косточки из большущей, разрезанной напополам щуки. К вечеру ожидали гостей – не каждый день случается такой праздник! Сам Мойшe, широкоплечий и заматерелый, молился в углу, прикрыв волосатой рукой прозрачно-голубые глаза, а заодно и крупный, картошкой, нос. Буйная, рыжевато-серебряная борода росла от самых его глаз; круглая лысина выглядывала из-под чёрной кипы. Белый талес с двумя широкими синими полосами, наброшенный на плечи, и пара чёрных кожаных тфилинов на лбу и на левой руке довершали молитвенное облачение.
- Шма Исраэль Адонай Элохэйну Адонай эхад! – бормотал старик, - Барух Шем кевод малхуто леолам ваэд. Пинхеле, - обернулся он к малышу, сновавшему от матери к отцу и обратно, - угомонись уже, наконец, довольно тебе носиться взад и вперёд, ахин ахэр! Бесишься, словно телёнок на лугу! Не дашь папе сосредоточиться! Веаавта эт Адонай… Иди лучше ко мне, запоминай молитву! Элоэха бехоль левовеха увхоль нафшеха увхоль меодэха.
- А я и так знаю! – гордо сказал Пинхас. - Вешинантам леванэха ведибарта бам бешивтеха беветэха увлэхтеха!
- Нет, вы поглядите на этого ребёнка! – Умилился Мойшe, - только пятый пошёл, а он уже знает святой язык! Быть тебе раввином, или, на худой конец, мелaмедом!
- А скажи-ка, ингэле, - спросила Фейга, - ты и вправду всё понял, что сейчас произнёс?
- Пока не всё, мамеле, но я же расту!
- Ты уже достаточно вырос, чтобы соображать: нельзя мешать папе молиться! А ну стань рядом и слушай молча!
Некоторое время в комнате раздавался только шёпот молящегося. Наконец, Мойше умолк, вышел из угла и, размотав тфилины, принялся укладывать их в чехольчик.
- Фейга, - спросил он погодя, - а почему Малка не помогает?
- Она пошла доить.
- А Маня – она что же, придёт тебе помогать?
- С таким пузом - пусть уж лучше лежит, донашивает нам первого внука! Они с Янкелем зайдут вечерком полакомиться. Как-нибудь сами управимся.
- А сколько будет гостей?
- Двенадцать, ты же знаешь.
- Это вчера было двенадцать. А сегодня - следует, пожалуй, ещё и реб Шлойму дер сойфера пригласить с женою. Вполне возможно, наши будущие сват и сватья!
- Не кричи, Мойшe, - сказала Фейга, - разбудишь мальчика! Грех, конечно, но я рада, что ты не поднял его на молитву. Довольно он намаялся вчера, пусть поспит подольше. – Она призадумалась. - Что ж до реб Шлоймы, хотела б я иметь его в семью, такого почтенного человекa. И приданое роскошное: двадцать рублей серебром и все эти платья с перинами! Однако, мне показалось, Абрамеле был не рад...
- Кто ж тут будет рад? Только приехал, только в дом вошёл, родных расцеловать не успел, – и нате вам, является эта шадхен! Она, то есть сваха, немножечко-таки себе обнаглела. Или они так уже мечтают сбагрить свою Фруму? Сколько ей, девятнадцать? Не перестарок ещё…
- Фрумочке двадцать стукнуло, на три года моложе нашего сыночка. И она вполне даже ничего из себя! - Фейга тяжело вздохнула. - Всему местечку известно: Фрумеле давно на Абрашу запала, о других и слышать не хочет. Бедная девочка таки имеет хороший вкус! Но я видела, хоть он рта не раскрыл, мальчик негодовал на эту настырную шадхен!
Помолчали.
- Ну, ладно. Станут они родственниками или не станут, пусть вечерком все узнают, какая ты у меня стряпуха! Полезу сейчас в наш книпл, сколько денежек тебе достать?
- Не волнуйся, Мойше, не нужно ни гроша! Абрам уже дал пятиалтынный на угощение – ещё и останется! Видел, какую щуку я прикупила – это же не рыба, это Левиафан! А днём пойдём с Малкой в лавку, наберём всякой всячины.
- Целый пятиалтынный? – изумился Мойшe. – Гляжу, он-таки прилично себе подзаработал за три года, раз позволяет так кутить. Гляжу, они неплохо платят за эту работу – строить корабли!
- Он даже интересовался, не продаётся ли какой дом в местечке! Вот как он прилично заработал! – Гордо сказала Фейга.
- Дом? – задумчиво переспросил Мойшe. – Дом? Сдаётся мне, он-таки не на шутку собрался обзаводиться семьёй!
Послышался шум в сенях, и, лёгок на помине, в комнату вошёл старшенький, Абрам, коренастый крепыш с коротким, прямым носом, карими, как у матери, глазами и густыми каштановыми кудрями, переходящими в курчавую бородку.
- Гутен морген, тате, гутен морген, маме.
- Ой, - Фейга выронила нож, - а мы думали, ты дома, спишь в своём закуточке.
- Слишком много дел, чтобы спать! Забот по горло! Слушайте, мне срочно нужно переговорить с вами, с вами обоими. О чём-то очень важном!
- Ну так говори, - настороженно предложил отец.
Абрам целую минуту набирался храбрости.
- Тате, я ведь хочу жениться! – Он глубоко вдохнул и решительно продолжал. - И не нужно никакого приданого, сам буду содержать семью! Научился кой-чему в порту, открою своё дело!
- Так на ком же ты надумал жениться, если не секрет?
Абрам долго молчал.
- Заходи! - Решился он наконец и широко распахнул дверь. - Вот на ком!
Она вошла и застыла, скромно опустив очи долу, – и родительские сердца тоже застыли, а потом упали, рухнули ниже земляного пола. Она была совсем молоденькая – и решительно не похожа на еврейку! Честно говоря, она вообще не походила ни на кого из известных им людей. Её можно было, наверное, назвать хорошенькой, – если только немного привыкнуть сперва…
После долгой паузы Мойше открыл, наконец, рот.
- И где ж ты её этакую откопал?
- Тате, она готовила нам на верфи. Ты только не подумай дурного: я объяснил все законы, и тогда она стала варить кoшерное в отдельном чугунке, специально для нас с Вульфом.
- Откуда она взялась?
- По морю приплыла, с дальнего берега, из чужих краёв. Она и на корабле тоже кашеварила. Она строго блюла себя с матросами!
- Кто её родители?
- Отец был моряком, там, в южных странах, в Неаполитанской земле. Он плавал по всему миру, по разным морям. И привёз себе жену с другого конца света - с Востока. Его жена была очень красивая.
- Почему «был», почему «была»? - Нахмурилась Фейга.
- Так они померли оба, от холеры. Вот тогда она и нанялась варить на корабль.
Все долго молчали. Видно было, как Мойшe тяжело собирается с силами.
- Ты что же, - начал он зловеще, - замыслил жениться на гойке? На шиксе? Вздумал навсегда опозорить меня, мамeле, всю нашу семью? Всех своих дедов и прадедов, да блаженна будет их память?
- Тате, я её люблю!
- Люблю, шмублю! Чтоб мне в синагоге никогда больше не читать вслух Торы? Чтобы Малка осталась без мужа? Чтобы Пинхеле не приняли в ешиву? Чтоб мамины подруги переходили на другую сторону, когда она пойдёт в лавку? Ой-вэй мне, зачем только дожил я до этого несчастного дня? Крихн ойф ди глайхе вент! Слушай сюда, мальчишка: или ты завтра же обручаешься с Фрумой, дочерью реб Шлоймы, или я тебя прокляну!
- И она тоже любит меня, тате!
- Вон из моего дома! – зарычал Мойшe и, мощным кулаком ухватив бороду, вырвал большой седоватый клок. – Вон из дома моего, я говорю!
Опять наступилo молчание. Девушка стояла бледная, словно фарфоровая статуэтка, и только переводила взгляд с одного говорившего на другого, не различая слов, но понимая, что пришла большая беда.
- Хорошо, мы сейчас уйдём! – Проговорил Абрам побелевшими губами, - покинем это местечко навек! Но сперва, - он обернулся к невесте и прошептал ей по-русски. - Сперва скажи ему! Скажи им обоим, Кьюнг-Сун!
- Я хо-чу прой-ти ги-юр! – Выдавила она заученную фразу на идише, невнятно и чуть слышно, но все поняли.
Снова повисла тяжёлая, долгая пауза.
- А что, по-моему, очень даже мило, когда у девочки такие раскосенькие глазки, - не слишком уверенно вымолвила Фейга.
- Сколько лет тебе, девочка? – спросил Мойшe.
- Тате, она плохо понимает идиш. Ей шестнадцать.
- Где она ночевала?
- У вдовы Брохи.
- Так отведи ж её поскорее обратно, пока совсем не рассвело, да прихватите побольше еды! И тотчас возвращайся, пойдём к рабби Велвелу за советом. И запомни: вас не должны видеть вместе, покуда не подписана ктубе!
* * *
- Эй, Катюша! – Известил я свою жену Катю, - е-мэйл поступил, результаты наши ДНК-овые готовы. Пошли, что ль, смотреть? С кого начнём – с тебя или с меня?
- С тебя давай! Скорей уже узнать, кто победил: ты или Шурик! Он на девяносто восемь процентов только евреем оказался. Вот тебе и священник!
- А больше, наверное, и не бывает. Нашла, понимаешь, из чего соревнование устраивать.
- Да открывай скорее, интересно же!
- Сейчас… Набираем пароль… Так... Теперь кликаем здесь… Долго у них открывается… Подождём… хорошо, сюда вот идём… потом сюда... тут! Вот, гляди! Видишь вертикальные полосочки – это 23 пары моих хромосом… Так, всe хромосомы почти сплошь светло-зелёные… a цвет сей обозначает… ашкеназим – то бишь евреев. Что и требовалось доказать! Ага, и у меня тоже еврейских генов - девяносто восемь процентов! Ничья у нас, стало быть, с твоим священным Левитом. Хорошо, поехали дальше… Эти вот голубенькие кусочки – восточно-европейские гены. Тут у них все чохом: русские, украинцы, белорусы – программа не различает. Двa процента моей ДНК… втёрлись, понимаешь, в доверие…
- А та вон синенькая финтифлюшка?
- Зараз побачим… ага, это у меня имеется южно-европейский сегмент. Испанцы, итальянцы и разные прочие балканцы. Крошечный кусочек!
- А тот, рыженький?
- Оп! А это вовсе уже что-то новенькое! Сейчас узнаем… ану-ка? Вот те раз!
- Да чего там, говори уж!
- Корейские гены, вот чего! Ноль целых одна десятая процента! Ну и сюрприз! Представляешь, значит в моём роду были корейцы! То-то ты удивлялась, с чего я такой охотник до восточной кухни! Дай сообразить… ноль одна процента… одна тысячная... это единица на два в десятой... – то есть за десять поколений до меня! Начало восемнадцатого века, так примерно выходит...
- Ни фига себе!
- Вот именно! Откуда в захолустном, изолированном еврейском местечке взяться корейцу? Или кореянке? Дорого б я дал, чтобы раскрыть эту тайну! Разведать, как оно всё случилось у них, у предков, десять поколений назад!
- Нешто теперь постигнешь?
- Мда... остаётся только мечтать и грезить: глядишь и померещится нечто правдоподобное. Зато уж в противоположном направлении - если этот мир проскрипит ещё десяток поколений - даже и вообразить невозможно: какое непредсказуемое, фантастическое будущее ждёт наших потомков? Тех неведомых отпрысков, которых мы с тобой породили? Столетия и катаклизмы смоют наши следы... и самую память о нас. Лишь твои русские гены, сцепившись с моими еврейскими, поплывут по реке времени, передаваясь правнукам, прапраправнукам, расщепляясь, сцепляясь, размываясь в океане людской ДНК...