Семь ступенек, площадка, дверь. И родные стены. Количество ступенек, конечно, в памяти не осталось, это подсчитал, поднимаясь на знакомее крыльцо. Когда-то более полувека назад, в юности мы преодолевали это крылечко в два приёма, особенно, когда опаздывали. После последнего звонка, возвещавшего конец уроков мы сигали, на радости, сразу через все ступени.
Читатель, видимо, уже понял, что речь пойдёт о школе. Да, о моей родной школе. Я всегда знал, что она моя родная, но применять стал слово родная после учёбы в самом престижном училище ВВМКУ им. Фрунзе, ныне Морском кадетском корпусе Петра Великого. Там, когда мы возвращались с очередных отпусков-каникул, наши командиры всегда приветствовали нас: «С прибытием в родное училище». Так и привили нам эту мысль и моё училище так на всю жизнь тоже стало родным.
Я же поднимался по ступеням крыльца родной школы. В памяти сохранилось всё: вот на втором этаже окно – это кабинет директора, на третьем этаже кабинет физики с нашей милой классной воспитательницей Верой Михайловной, четвёртый этаж – кабинет химии и тоже с милейшей и добрейшей Александрой Андреевной, завучем школы.
Да, это школа № 219, (ныне 122) что находилась на Пролетарском переулке. Позже, уже после нас, переулок в подарок вождю всех народов, к его столетию, переименовали в переулок Марии Ульяновой. И вот, в 90-е годы он приобрёл своё изначальное название – Графский.
Дело в том, что напротив нашей школы находился особняк графа Головина и его участок тянулся до нынешнего Владимирского проспекта.
При нас в этом особняке размещалась английская спецшкола. Да нет, не разведчиков она готовила, просто там язык изучался углублённо. Мы, несколько, завидовали им и иногда дрались, благо далеко идти не надо.
Итак, вхожу в вестибюль родной школы, как будто перенёсся на полвека назад. Охраны у нас тогда не было. Мы сами дежурили. Сейчас школьникам, наверное, покажется смешным: при входе проверяли чистоту рук, ногтей и наличие носовых платков. Такие были времена. А разве плохие? В школе нам прививали: культуру, уважение к старшим, любовь к Родине. Прививали нам и честь, и достоинство, и патриотизм.
В вестибюле встретила меня заведующая библиотекой Светлана Борисовна, и мы поднялись на второй этаж. Вторая дверь в коридоре, и мы в неё входим. Да это же мой класс. Вот это сюрприз. Но в школе многое перестроили и наш 10-б и 10-в объединили и получился очень уютный актовый зал. Вскоре в зал начали входить школьники со своими классными руководителями. Шли явно с интересом и это было приятно отметить. Поприветствовал учеников словами А. Пушкина : «Здравствуй племя молодое…». Дальше предложил продолжить, но в ответ было молчание. Выручила Заведующая учебной частью Наталья Александровна, добавив «незнакомое». Пришлось всю фразу произнести вновь и полностью. Посоветовал читать и любить Пушкина, ведь это наше всё. Далее пояснил, что племя-то всё же вполне знакомое, упомянув внуков их возраста. По ним я и знаю, что сегодня читают мало, разговорная речь суконная, и слишком много смотрят в «Смрадфоны», (Смардфон) но это было правильно понято.
Поделился с ребятишками, как мы учились, во что играли. Наши игры в фантики и пёрышки не были, видимо, поняты. Что такое пёрышки пояснять не стал и, конечно, не пояснил игру в пристеночек.
Потом захотелось пояснить молодому поколению, почему же школа стала родной. В школе в моё время не было ни спортзала, ни актового зала. Устраивали нам один раз в год вечера. Это обязательная самодеятельность, а потом танцы, в коридоре. К тому времени мы уже знали, что существует рок-н-ролл, но пластинок с ним не было и мы приносили записи на «костях», на рентгеновских снимках. Самым популярным был «Стамбул». Учителя шли нам на встречу и ставили, эти шипящие, записи и мы что-то пытались плясать.
Школа, конечно отличалась от Купеческой гимназии ныне школы 206, откуда меня удалили за бунтарский характер. Учителя некоторые в памяти остались, но о них вспоминать не хочется. Там вечно ругали и жаловались маме. В этой же родной школе я стал просто ершистым и это воспринималось легче.
Вот и подошёл я к тем, кто так меня воспринимал, учил, воспитывал. И это вовсе не было оказанием услуг, как, какой-то умник сегодня придумал. Что ни учитель, то личность. Далее рассказал о некоторых из них.
Сергей Петрович Протопопов. Старый, плешивый, седой, но стройный, как гвоздь. Преподавал, и сам бесконечно любил, историю. Сам он выходец из старинного дворянского рода. Иногда он подходил на переменке к ссутулившемуся ученику и спрашивал, видит ли он, какой перед ним немолодой, но подтянутый учитель. Потом пояснял, что он был гусаром. Вот это да! Иногда, кого-то подводил к окошку, разжимал кулак и спрашивал, что это. На ладони лежала какая-то монетка и дальше шёл рассказ сколько лет этой монетке и откуда она родом. Это был Историк с большой буквы, можно только сожалеть, что в том возрасте он не смог заразить историей. Это пришло значительно позже. А ведь история наука всех наук.
Учительница литературы Марина Петровна Касторская, преподававшая и в педагогическом институте им. Герцена. Слушать её можно было бесконечно. Однажды она задала написать сочинение: Любимые страницы из книги Л.Н. Толстого «Война и мир». В ту пору прочитать всю книгу не было сил, и пришлось написать о Пете и о его гибели. Принеся сочинения в класс, Марина Петровна подняла моё сочинение и прочитала, что написала на нём: «Читать интересно». Потом добавила, что она такое пишет крайне редко. Исправили грамматические ошибки и отнесли это творение на выставку, наверное, в институт. Вот и думаешь, а не с тех ли пор я и стал писателем?
Как не вспомнить математика Василия Анисимовича очень скромного человека и прекрасного математика. Мне всегда было стыдно, гуляя по коридору, после моего выдворения и моих протестов после поставленной двойки – зачем я опять наговорил гадости такому человеку. Василий Анисимович воевал на Карельском фронте, раненым попал в плен. В плену, учитывая его слабое здоровье финны определили его писарем. Вот на этой то должности он и помогал подпольщикам, сообщая обо всём, что удавалось узнать.
К моему счастью, я отдал должное прекрасному человеку. Уже после службы на своём шестом десятке, дошёл слух что Василия Анисимовича уже нет. Грустно стало, что не успел искупить своей вины. Еду однажды на метро, года девяностые, очень даже не сытные. Вижу в другом конце вагона стоит очень знакомый человек. Думаю – если выйдет на Василиостровской, где он и жил, то подойду. И вышел он на этой остановке. Я подошёл, в нерешительности. А он, будто бы мы с ним вчера расстались: «Здравствуй, Валерий». Ну и память же была у него. При нём был тяжеленный рюкзак. Это его бывшие школьники со своих огородов набрали ему всяких овощей. Дотащил я этот гостинец до его дома и с тех пор стал приходить к нему в гости, принося всякие гостинцы и мои книги. Написал в одной из них рассказ «Последний учитель» - а он был последним. Рассказ его очень растрогал. И однажды перед уходом в мир иной он сказал: «Валера ты мне стал больше чем сын». Такие слова дорогого стоят. И я понял, что искупил свою вину перед моим учителем. Проводил я Василия Анисимовича и в последний путь.
Хочется вспомнить и весёлый и курьёзный случай. Пришёл в школу учитель испанского языка. Пришёл только что закончив институт. Невысокого роста худощавый, совсем молоденький – Георгий Георгиевич. Будучи дежурным по школе заглянул в мужской туалет. А там дым коромыслом стоит. Да, покуривали и в ту пору, но не все и немного. Решил Жора порядок навести, прихватил курящего. Остальные приняли его за школьника активиста, надавав тумаков выставили за дверь. Разобравшись, долго извинялись. Репрессий не последовало и позже все полюбили этого «испанца». Ходили с ним в походы и летом и зимой на лыжах. Походы организовывал наш географ Валентин Исидорович, о котором тоже хочется сказать пару слов.
Это высокого роста внушительная фигура, острого на язык, бывшего моряка торгового флота. Плавал на Севере во время войны. Устраивал он нам сортировки. Готовясь к ним, мы изучали тщательно карту мира и, надо сказать, знали её не плохо. Что же такое сортировка и кто, и когда это придумал. Однажды спросили учителя, и он просто ответил: это разделение на умных, не очень умных, полоумных и дураков. Да сейчас бы учитель вряд ли решился так высказаться. Нам же стало весело. Как же это делалось. Учитель садился за стол с указкой. Указка нужна была для удара по столу через пять секунд после заданного вопроса. Итак, начинается: встаёт ученик с первой парты и подходит к карте. Получает вопрос и в течении пяти секунд показывает на карте. Показал, садись, пять. Не показал снова вставай в очередь – следующий. И так на все оценочные цифры. Последние человека два-три шли на двойку и самые последние на кол. Кол ставился в дневник красными чернилами и на полстраницы. Далее писалось замечание для родителей, что учитель думает о их ребёнке. Да, забавно. Однако все любили своего географа и побаивались попасть на его язык.
Далее перешёл к своим книгам, к писательству. Рассказал, как я дошёл до «жизни такой». Рассказал с чего начинал и посоветовал это ребятам. Посоветовал побольше расспрашивать родителей, наблюдать за миром и в первую очередь за животными и птицами, так как они по повадкам очень напоминают человека. Привёл примеры и посоветовал записывать такие наблюдения. Посоветовал делать дневниковые записи, возможно, когда-то пригодятся.
В заключение прочитал несколько, вполне приличных морских баек.
Приятно было видеть, что ребятишки слушали с интересом и выдержали целый час моего выступления.
В заключение две девочки преподнесли букет гвоздик и коробку конфет. Принял. Не отказываться же. Завуч сказала, что эти две красивые девочки проводят меня. Я засмущался и сказал, что это совсем не нужно. Мне сказали, что проводят до выхода. Оставалось только со вздохом сказать: а я-то думал… Это вызвало здоровый смех. После чего, эти милые девочки, проводили мня до выхода и, вот я снова на знакомом крылечке. Преодолевать его, как когда-то через все ступеньки – не решился.