Инновации

                Предисловие

   Последние десять лет, после демобилизации с флота, я волей случая провел на предприятии, которое ранее, еще будучи на военной службе, курировал почти четверть века. Желания идти на него работать у меня не возникало.

   Концерн «Гидроприбор» уже давно и прочно лежал на боку. Прежнее руководство довело его до ручки. Однако после увольнения из «Авроры», по причине инсульта, устроиться на другое место было невозможно. Ни на легкую работу, ни на тяжелую.

   Помогли московские друзья. Конкретно Валера Кобылинский. Он приехал к нам домой, узнал о моем бедственном положении и попытался определить меня в питерский филиал «Агата». Но что-то там не заладилось и тогда, благодаря его стараниям, меня направили в отдел стратегического развития Концерна «Гидроприбор».

  Тем более, что замом директора Концерна по науке тогда был мой давний товарищ по 28-ому институту Соколов Володя. Собственно, он мне первым и пригласил, предложив место во вновь создаваемом отделе.
 
  Я конечно сразу же согласился. Как говорят дареному коню в зубы не смотрят. Так я стал сотрудником Гидры, отвечающим за программу инновационного развития.

  Работалось нам с начальником инновационного сектора Евгением Ивановичем хорошо и дружно. Ранее Евгений Иванович был начальником противоминного управления и подчиненных у него было человек двести.
 
   А вот теперь, когда возраст уже не позволял быть большим руководителем, его как ценного кадра перебросили в отдел стратегического развития. Теперь он являлся моим непосредственным начальником, а я был его единственным подчиненным.

   Мы как могли помогали друг другу. Ведь мы оба ранее были техническими специалистами. В новомодных западных течениях и теориях по управлению предприятием понимали слабо.

   До нас волны и передовые веяния в заграничном менеджменте доходили с трудом. Особенности кластеров, технологических платформ, продуктовых и организационных инноваций, суть налогового маневра, рентабельности, и прочих ебидтт, чаще всего в трактовках бывших советских функционеров, воспринимались нами как сведенья из потустороннего мира.
   
   Однако мы старались. Скрупулезно, до боли в глазах и мозгах, вчитывались в пространные многостраничные методические рекомендации всяческих комитетов и рабочих групп правительства, изложенные, по причине скудоумия чиновников, кондовым казенным языком.
   
   Словесного изящества и глубоких мыслей от этих людей ждать не приходилось. Но постепенно до нас доходило куда мы попали. Как оказалось - в отстойную яму, пропагандирующую успехи Концерна и России на пути к капитализму.

   Где-то к середине первого года работы мы поняли, что наша повседневная деятельность лежит больше в экономической, а не в технической области. К исходу этого же года стало очевидно, что наши усилия на самом деле нужны Концерну лишь для галочки.

   Документами нашего отдела, (а он рос как на дрожжах) топ-менеджеры, а тем более дирекция Концерна, никогда не руководствовалась. Они даже не видели этих документов, кроме разумеется подписных листов, не то что читали их.

   Помню грустное лицо начальника отдела, после попытки объяснить генеральному необходимость развития в Концерне гражданской тематики. Зачем? Нам и так хорошо!!!

   Поэтому считаться с инновационной программой, а тем более со стратегией, долгосрочной и инвестиционной программами никто не собирался. Как говорится, если стратегией не занимается первое лицо, то ею никто не занимается.

   Такое же отношение сохранялось и к другим документам отдела. Было очевидно. Дирекция Концерна занята разруливаем финансовых потоков, очередными сокращениями и реорганизациями. Короче - имитацией бурной деятельности.
 
   Что касается топ-менеджеров, так те и вовсе жили сегодняшним днем. Они хотели лишь красиво тусоваться перед начальством, чтобы получать премии за выполнение программ. Реальным проектированием и производством никто из руководителей заниматься не желал. Все кивали друг на друга и получали большие и маленькие деньги ни за что.
   
   Нам конечно было очень обидно. Мы никак не могли смириться, что наш стариковский героический труд рассматривается как бессмысленная возня добросовестных, но бесплодных пчел-маразматиков, выполняющих никчемную работу.

   Я до сих пор убежден, что эта работа по добыче мнимого мёда, лишь придавала видимую респектабельность нашей конторе и способствовала вытягиванию из Концерна денег, для клерков из департаментов Минэкономразвития Минпромторга и Минобразования. Их в стране расплодилось великое множество.

   Причем эти клерки по каждому из проектов документов нашего отдела ухитрялись сделать бесчисленное число «высокоумных» замечаний, явственно намекая на необходимость оплаты их услуг и умений на договорной основе. Желательно в валюте. Нам же хотелось понять.

   Неужели ничего невозможно выудить из этих западных теорий, насильственно навязанных России, после ненароком брякнутых Дмитрием Медведевым (тогда он замещал Путина на посту президента) слов про модернизацию экономики нашей страны?

   Каждый из нас понимал и оценивал деятельность отдела и в целом Концерна по-своему.

   Но главное было понятно и без нудных семинаров, вялых мозговых штурмов и стратегических сессий. Концерн, а вместе с ним, выстроенные Путиным вертикально-интегрированные структуры, ведут в лучшем случае в никуда. А в худшем, приносят вред нашей экономике.

  Они приближают наш Концерн к падению в пропасть кризиса. Как говорил уволившийся в прошлом году Евгений Иванович: «Реальную работу в путинской России подменили её видимостью»!

   А наш и подобные ему отделы так и вовсе представляли собой ненужные в концернах и корпорациях дублирующие службы. Они лишь увеличивали накладные расходы на не выпускаемую продукцию.

 Долго так продолжаться не могло. Попробую показать это на примерах рождения и затухания инноваций в моей голове и в моей жизни.
 
                Глава 1. Рождение идей

   Еще в раннем детстве я, вместе с познанием мира, ощутил непреодолимую тягу к техническому творчеству. Жили мы тогда в школьных мастерских, где ученики занимались поделками по столярной части и слесарными работами.
   
   Меня эти убогие и несовершенные предметы учебного производства, теперь я бы сказал низко технологичные вещи, мало интересовали. Какие-то там рамки для фото и подковы для подошв?! Научно-технический прогресс на дворе! Белка и Стрелка только что объявились в космосе!

   Репродуктор день и ночь вещал об американских бомбардировщиках, что скоро появятся над нашей деревней Гнезно с запада со стороны соседней деревни Мстибово! Я даже однажды сбежал из мастерских, разбив окно, от атомной бомбардировки, где нас с сестрой заперли до вечера, пока родители были в Гродно на сессии, в школьный подвал. За разбитое окно меня особо не наказали, что только подогрело необходимость развития моих компетенций в технической, а конкретно в оружейной области.
   
   Первая продуктовая инновация досталась мне в наследство от фашистов. Помнится, еще в семь лет я рисовал на листочках в клетку мину в разрезе. Зачем? Сам не знаю! Наверное, пытался спроектировать такой крутой агрегат как мина, заново.

   Немецкую мину – аналог проектируемого объекта, я принес из карьера в близлежащем лесном массиве и спрятал в сарае. Несколько недель хранил ее, а потом попытался разобрать. Выкрутил взрыватель, о котором не имел тогда ни малейшего представления, (но все же обезвредил мину, подобно партизанам в кино) и заглатывая каплю под застывшим носом, начал ковыряться в мине.
   
   Раз двадцать я пытался зацепить клещами, по белоруски абцугами, за внутренние скобы, что скрепляли верхнюю и нижнюю тарелки мины, но ничего не получалось.
За этим занятием, меня и застукал батька.
   
   Лицо его побелело. Он выдохнул. Дал мне сгоряча пинка. А потом бесконечно долго (я сейчас думаю, что мне это показалось) сек мою голую задницу крапивой. Нехорошо, не педагогично поступил тогда, как его называли местные поляки, пан школьный директор.
 
   Но отец был отходчив. Поэтому после экзекуции в сердцах отбросив крапиву, он еще немного поругал меня для острастки и спустил мину в нужник, который был за картофельным полем. Куда батька дел взрыватель? Не знаю!

   Экзекуция конечно возымела своё действие, но не на долго. Руки у меня продолжали чесаться. Однажды наш заводила и мой соперник по верховенству у деревенской ребятни Коля Лыткин достал из кармана и с явной угрозой показал мне пистолет, отлитый их какого-то блестящего металла. Я ахнул! Такой вещи я раньше не видел!

- Калюк! Дай подержать?

- На! Только не урони. Тяжелый. Хотя, по-моему, вещь бесполезная. Ни одна деталь не двигается. И потом, он же не черный и не похож на вороненную сталь! Никто не поверит.

   Я взял неожиданно увесистую игрушку в руки и повертел её. Другая, тыльная сторона рукояти, ствола и затвора были более грубыми и имели неровности. Было ясно, что отливали это изделие в самодельной глиняной форме. Отсюда и шероховатость на поверхностях.

- Вот если бы кастет? Тогда другое дело. – сказал я и сплюнул, - а откуда олово?

- Это не олово, а баббит - процедил Калюк, - Этого добра в мастерских всегда навалом, Попробуй-ка кастет из него сделать.

   В те далекие шестидесятые годы на машинном дворе скопились горы размороженных аккумуляторов. До сих пор не знаю, почему водители и трактористы не восстанавливали их, а выписывали новые. Наверное, наша Родина была мифически богата. Из пластин-сеточек этих аккумуляторов прямо на костре и выплавлялся этот чертов баббит.

   Я и моя команда из четырех человек живо занялась добычей серебристого металла. Все лето в лесу в землянках мы разводили костры, возле которых разбивали аккумуляторы, отделяли оплетку и из баббитовых сеточек плавили жидкий металл, заливая его в различные пресс формы.

   Но все попытки получить предмет похожий на пистолет окончились полным провалом. Поверхности пистолета из-за мягкости сплава забивали напильник. Краски к баббиту не приставали.
   
   А изготовление кастета методом литья, закончилось тем, что у меня и Мишки Шпилева были серьезно обожжены руки. После чего знакомство с технологическими инновациями пришлось прекратить.

   После этого случая, интерес к разного рода хлопушкам, самопалам – поджигам, взрывпакетам на основе порошков магния, селитры, бертолетовой соли, окислов серы и прочему мальчишескому добру, в моей команде сильно упал.

   Тем более, что у многих из нас имелось и настоящее оружие. Так сказать, эхо войны. У меня, например, был сломанный немецкий шмайсер, а у Аллы Дубовой - даже маленький револьвер системы Нагана.

   Однако ремонтировать найденное оружие в совхозных мастерских, где каждая гайка учитывалась, было не безопасно. Можно было получить подзатыльник и лишится его.
После таких явственных проявлений продуктовых инноваций в моей технологической деятельности наступил перерыв.

    Пришло время, когда возникла необходимость заняться производством так сказать серийной продукции и принять участие в масштабных организационных инновациях и мероприятиях, проводимых на республиканском уровне.

   Надо было принимать посильное участие в них, помогать родителям по хозяйству, ну и учиться, если получится. В моей родной «Бульбашии» - основной сельскохозяйственный продукт, как водится, картошка, ну и еще, пожалуй, сахарная свекла.

   Это на самом деле изначальная основа для корма скота, людей, ну и также, для выгона моря спирта и водки.

   В особое восхищение меня приводили организационные инновации по способам привлечения на поля дополнительной рабсилы. Суть этих способов в СССР была проста.

   Хозяйствами засевались огромные дополнительные поля, например, картошки, свеклы, кукурузы хлопка и т.д.

   По районам составлялись подушные списки семей. За семьями закреплялись различные участки полей в 30-40 соток (т.н. «Сотки»).

   На эти семьи, независимо от возраста, места работы членов семьи, и других причин возлагалась обязанность: - прополоть и подкормить, а также убрать выросшую на «Сотках» с/х продукцию. Хозяйствам оставалось только перевезти выращенную продукцию на сборный пункт и далее в город.

   Расценки за работу на «Сотках» были мизерные. Вот нам подросткам и приходилось сначала обрабатывать участки - сотки в школе, затем лето и осень работать в совхозе, потом поздней осенью убирать «Сотки» своей семьи, «Сотки» престарелых бабушек и дедушек, практически за копейки.

   Когда же наступала жаркая пора уборки урожая на полях, в те годы широко привлекались и городские жители – школьники и студенты, сотрудники НИИ и КБ, рабочие заводов и другие граждане.

   Само собой, что летом местные подростки в своем большинстве официально работали в совхозе.

   Короче, от поздней весны до ранней осени мы были плотно загружены. В основном сельскохозяйственными работами. Посевом кукурузы квадратно-гнездовым способом, посадкой и сошкованием подросшей картошки, прополкой свеклы или морковки, спасением урожая бульбы от колорадских жуков, перелопачиванием «сгорающего» зерна на элеваторе, перетаскиванием мешков с зерном, комбикормом и селитрой и т.д.
 
   Короче, рабский труд, при котором не до новых идей!!!

                Глава 2. Накопление компетенций

Моя первая детская мечта о своем предназначении в жизни – мечта о море. Для её проявления не было абсолютно никаких оснований. Беларусь - край лесов, полей и болот. Самое большая водная поверхность озеро Нарочь, которое я увидел уже в зрелом возрасте, да реки Днепр, Припять, Неман и Двина. В детстве больших рек в Беларуси я и вовсе не видел. Но начитавшись книг о морской романтике, выбросить из головы славный путь и трудную судьбу моряка, долго не мог.

Мое воображение подогревали и многочисленные морские фильмы. От «Восстания моряков в Киле», до «Тайны трех океанов». Бывало лежу на берегу речушки под названием Нетупа. Смотрю в небо, где плывут похожие на корабли облака, и мечтаю о дальних странах. Затем прижму голову к траве, и вот мне уже кажется, что это не легкая рябь на мелкой воде, а могучие волны, которые набегают на песчаный берег.

В детстве на меня сильное впечатление произвела книга «В морях твои дороги». Эта книга о детях войны, первых нахимовцах. (Сейчас посмотрю в Гугле фамилию автора. - Да. Книга Всеволожского.) С течением времени моя детская мечта о морских просторах несколько потускнела. Она вспоминалась мною лишь эпизодически.

Помню, например, случай, когда я поссорился с матерью. Из-за чего, уже не помню. Видно довел её. Она в сердцах запустила в меня тяжелый чугунок. Тогда я, не увернувшись от чугунка, получил удар между лопаток и задыхаясь от обиды убежал из дому, держа путь прямиком в Нахимовское училище.

Дойти мне удалось только до райцентра под наименованием Волковыск. Там на центральной площади в гастрономе №1, я утащил с витрины банку рыбных консервов. По дороге в Ленинград, надо же было чем-то питаться?

Потом я долго пытался вскрыть эту банку на лугу где, наша речушка Нетупа сливалась с рекой Россь. Банку я здорово расплющил найденными камнями, но вскрыть её так и не сумел. Оценив ситуацию, что с такими запасами продуктов мне до Ленинграда не добраться, я поздно вечером вернулся домой. Не объяснив ничего матери. Отец меня не ругал.

По утру я написал письмо в нахимовское училище, с просьбой принять меня в 5 класс этого легендарного учебного заведения. И был страшно удивлен, когда мне через две недели ответили. Мол так и так дорогой друг, сообщаем что принимают ребят в нахимовку начиная с 9-ого класса.

А в числе вступительных экзаменов оказался английский язык. Это обстоятельство меня ничуть не смутило. Я взял из заработанных в прошлом месяце денег два рубля, и купил в том же Волковыске русско-английский словарь. Намереваясь за четыре года к немецкому и польскому добавить еще и английский язык. Моя мама смеялась до слез.

- Сынок. Я тебе как могла, дала разговорный немецкий. Основы польского ты схватил у соседей сам. Но, для того, чтобы серьезно изучать иностранный язык надо прочитать много книг по грамматике, фонетике. А главное - разговорная практика. У нас же в деревне никто английского не знает. Так что, это все не серьезно.

- Мама, а Вы? Вы не могли бы меня подучить?

- Я тоже английского не знаю. Так, что не дури мне голову!

Я не сдавался. Все клянчил о помощи в изучении английского, но она не стала продолжать беседу со мной, заявив – хватит с тебя и немецкого, у тебя вон и по белорусскому то тройка! Одним словом, мама была непреклонна.

Отец же к выбору моей будущей профессии, как, впрочем, и всему на свете, что делал я, относился снисходительно. Через месяц после тупого самостоятельного заучивания английских слов, которые я и прочитать то толком не мог, я убедился в тщетности своей затеи.

После этого случая, мое внимание переключилось на технику. Наверное, в пику отцу, который как раз был настоящим гуманитарием. Мне надо было доказать ему, что я тоже не лыком шит. С возрастом, т.е. переходом из класса в класс, как мне представлялось, автоматически должна была возрастать и моя техническая компетентность.

А как же? К девятому классу я научился у учителя труда Зайчуковского, кое каким приемам работы с деревянными изделиями и основам слесарного дела. Кроме того, в свободное время прочел массу литературы по ядерной физике, ускорителям, элементарным частицам и почему-то по радиорелейным линиям связи!

Как сейчас помню книги: «Летающая трапеция» - Оппенгеймера, «Вихрящаясяся вселенная» - Парнова и даже «Антенны излучают» - Долуханова. Понимал ли я что было в этих книгах? Конечно не буквально, но все-таки частично понимал.

Да таковыми были все сельские мальчишки в 60-ые годы. Я уж не говорю о ребятах из Волковыска, Минска и Москвы. (Много лет позже я поинтересовался у Евгения Ивановича техническим уровнем ленинградских школьников и студентов. Его оценка – уровень запредельный!). А как же?
 
Ведь завтра им предстоит управлять космическими кораблями, проводить ядерные исследования на токомаках, и осуществлять наведение межпланетных звездолетов на Марс, а через «мышиные норы» и на Альфу Центавра!

Кому чуть не повезет могут стать летчиками, моряками и журналистами, но уже на нашей планете. Тем же, кто учится похуже – учителями, строителями, шофёрами, трактористами, операторами машинного доения в нашей необъятной Родине, а тем, кто находится совсем в стороне от научно-технического прогресса, – пастухами, осеменителями коров и наконец разнорабочими в родном совхозе.

Я искренне так и считал, но был в целом скромнее остальных продвинутых мальчишек с Зеленой улицы, потому что видел свое будущее не в борьбе с кровожадными бестелесными роботами-пауками на далекой ледяной планете, не космонавтом и даже не летчиком. Проблемы со зрением (90% на правый глаз), и со слабой координацией (я посредственно играл в футбол и волейбол) не позволяли мне претендовать на эти вожделенные профессии.

Но уж мечты о профессии ученого ядерщика мне были вполне доступны. Я ведь кое-что помнил из упомянутых книг про «глюоны» и знал почерпнутое оттуда же замечательное слово «антисигмаминусгипперион».

 Я даже хранил в тайнике за этажеркой полученный к тому времени ответ из Долгопрудного, а конкретно из Физико-технического института с перечнем экзаменов. В моем тайнике находился так же направленный, по-моему, же запросу, толстый пакет из Ленинграда, а именно из Военно-морского училища подводного плаванья, с правилами приема и программой подготовки к вступительным экзаменам.

Поступать в подплав по началу я и не думал. Эту мысль, сам того не зная, мне подбросил Ваня Супрунович, приехавший в нашу деревню в отпуск из Риги. Деревенские пацаны целых две недели не выпускали его из виду. Заинтересовался Ваней и я.

Еще бы. Он как черт из табакерки появился поздней весной 68-ого на Садовой улице в плаще из болоньи, неся в руке маленький магнитофон, из которого доносилась хриплый голос, как я потом узнал голос Высоцкого:
 
- Спасите наши души, мы гибнем от удушья ….

Я робко расспросил Ваню об этой песне. И он поведал мне душещипательную историю о подводниках, которые погибли при погружении во время похода. Когда они начали задыхаться без воздуха, то крепко обнялись перед смертью. В таком положении тела советских моряков потом нашли в поднятой подводной лодке.

На меня рассказ о подвиге этих людей произвел большое впечатление. Впечатление усилили два заграничных глянцевых журнала в которых жило множество белокурых красоток с соблазнительными формами, снабженных заголовками и надписями не на немецком и даже не на английском языке.

- На шведском, - на мой вопросительный взгляд снисходительно сообщил Ваня, и чуть понизив голос, – ты же знаешь, что такое шведская семья?
 
Я, к своему стыду, этого не знал!

Вообще то Ваня был романтиком. Он уехал из нашей деревни в Прибалтику кажется года два тому назад. За это время он успел поступить в универ в Ленинграде на факультет филологии, через месяц бросить его и наняться в Риге матросом. То ли на сейнер, то ли на траулер.

Но не на шаланду местного рыбколхоза бороздящую Рижский залив и другие прибрежные воды Балтики в погоне за салакой. Консервов из нее и так было достаточно даже в нашем гнезновском магазине. А на настоящий, океанский траулер.

В эпоху распада мировой колониальной системы правительство Союза оказывало всяческую помощь молодым африканским странам. В том числе и продовольственную. Для этого на наших верфях была заложена целая флотилия рыболовецких судов океанского типа.

Одни были призваны рыбачить как в Атлантике, так и Индийском океанах. Например, у берегов Адена, Сомали, Гвинеи и других всяческих берегов слоновой кости. Другие - перевозить и выгружать улов в портах стран, ставших на социалистический путь развития.

Это было необходимо для пропитания освободившихся народов из этих развивающихся стран, так сказать на пути их движения в нужном направлении. Как вам такой проект?
 
Но мечта о героях подводниках, каким я должен быть стать, в моей голове пока еще не оформилась. Решение созрело через год в июне месяце, после проигрыша нашей деревенской команды по футболу городским ребятам из 1-ой школы с позорным счетом 1:5.

Дело было так. Я возвращался на велосипеде из города самостоятельно. В мрачном настроении. Никого не хотелось видеть. По одному возвращались и другие наши футболисты. Команда перессорилась между собой и нашими так сказать играющими тренерами. Да еще как! Многие в тот момент тоже не хотели видеть никого, кто бы был причастен к такому позору!

Ведь в этом сезоне мы никому не проигрывали. Не далее, как на прошлой неделе у себя в деревне мы разнесли городскую команду из 4-ой школы. И я, в общем посредственный игрок, даже забил прекрасный гол. И вот теперь поражение - как горькое похмелье. Казалось всё рухнуло.

Я приналег на педали, так как шоссе тянулось в гору, но сил, потраченных на футбольном поле, почти не осталось. Я еле ехал и размышлял о вкладе каждого из наших игроков в позорное поражение. Мой вклад уже не казался мне слишком большим. Я застыдился этой мысли, понимая, что это не так. Мой велик между тем катился все медленнее и наконец почти остановился.

И в эту секунду из моих глаз хлынули слезы, а меня осенила простая мысль. Почему наша школьная команда так легко сдалась? А они, эти советские подводники из 50-ых, которые тоже составляли единую команду, умерли, но не сдались? В чем дело? В чем слабость нашей команды. Я решил исправить положение прямо сейчас, чтобы встать в один строй с ними. И если понадобиться, то умереть, но не подвести своих будущих товарищей!

Через пять минут я уже представлял себе, как в отпуске, будучи студентом, а еще лучше курсантом, без пяти минут подающим надежды ученым или знаменитым подводником, сижу с какой-либо умной книгой, на скамеечке возле нашей школы. И тут по дорожке пройдет наш учитель физики Толстых по прозвищу «С ускорением». Он остановится возле меня и скажет.
 
- Добрый день архаровец. Вот ты каким стал! Молодец. Не ожидал от тебя. Хвалю, - и затем без всякого перехода задаст вопрос с подковыркой, - Сережа. Поясни, мне «не свидомому». А то я не могу никак понять. Почему корпус тральщика делают деревянным? Ведь магнитные линии все равно пронизывают его, как картонную коробку! Таким образом поле все равно продолжает воздействовать на приемные каналы магнитных мин!

На что я отвечу ему с большим удовольствием и тоже с едва заметной издевкой, - дело в том, что при стальном корпусе корабля, масса его была бы значительно больше чем силовая установка, лебедка, винты и прочее оборудование вместе взятое. Магнитное поле корпуса, как раз и составляло бы в этом случае основной магнитный момент! - И взгляну на него победным взором, как раньше, на уроке, он смотрел на меня.

                Глава 3. Проза жизни

Дома я продолжил думать о своем светлом, но жертвенном, будущем. Мои мечты прервал показавшийся в дверном проеме батька, который с порога начал проверять выполнение моих повседневных обязанностей:

- Щавеля для мамы нарвал? А то обед будет невкусным.

- Нарвал, - отозвался я.

- Свиней накормил?

- Да. Конечно. И зелье им назавтра заготовил. Правда лебеда не очень молодая.

- Ладно, молодец, - и опять, почти без перехода, как учитель физики, - завтра пойдешь на работу в совхоз.

- Почему Вы папа устройством меня работу занимаетесь? Я могу и сам.

- Что ты можешь? На склад устроится? Не велика важность! Вон в прошлом году ты за два месяца заработал всего 45 рублей, за вычетом 96 копеек за вино. Помнишь небось, как я это пойло вылил?! Так вот, этим летом пойдешь помощником комбайнера к Демидику. Хоть прилично заработаешь!

Мое сердце забилось от радости! - Спасибо папа! Я давно мечтал о такой работе. Да вот не удавалось никак!

Тут надо пояснить. В совхозной страде, длящейся в наших местах полтора месяца, обычно участвуют трактористы и комбайнеры – высшая иерархическая каста на селе, у которых тоже есть свои сыновья. Они же как правило и помогали им, а затем занимали места отцов. Поэтому я осторожно спросил.

- А как же сын Демидика - Вова! Мы ведь с ним прошлым летом вместе работали на элеваторе. Его то что, не взяли?

- Не взяли. Не прошёл по возрасту. Сейчас с этим строго. Я как директор школы участвовал в согласовании списков. Вова ведь на год младше тебя. Кажется, он еще из 8-ого класса?

-Да.

- А ты уже 9-тый закончил. Вот я и попросил, что бы тебя взяли вместо него. Так что это вполне законно. Все, в том числе и сам Демидик, согласились. Завтра утром подойдешь к нему и скажешь, что ты его новый помощник на этот сезон. Кстати, Демидик только вчера новый комбайн получил. СК-4 называется. Так что вперед сын!

Я Демидика в лицо не помнил, но отцу ничего об этом не сказал.

На следующий день ранним июньским утром я отправился на настоящую работу. Сначала гордо прошел мимо конторы, где уже толпились совхозники в ожидании распределения на полевые работы. Затем миновал пока еще сонный зерносклад где на крытом току были выстроены транспортеры.

Рабочих на нем пока не было видно. И только Слава Лыткин копался в щитке одного из транспортеров проверяя электрику. Я же с достоинством проследовал дальше, на территорию МТС, обильно политую соляром. Прибыл наконец. Что здесь меня ждет?

Я беспомощно окинул взглядом машинный двор. Людей на машинном дворе не было. Автомобили сгрудились в центральной части двора. Сюда водителям было сподручнее пройти между лужами от диспетчерской комнаты, что располагалась в мастерских, с вновь выписанным путевым листом.

Весь наш автомобильный парк был на месте. И директорский газик, и грузовые машины ЗИЛ-ы и ГАЗ-оны. Отсутствовал только школьный автобус и грузовик главного инженера.

Комбайны же были раскиданы по двору, между колесными и гусеничными тракторами, сеялками, веялками, и картофелекопалками. Но большая часть комбайнов находилась у северного забора. Один из них выделялся яркой темно-красной окраской.
 
- Моя машина! - радостно подумал я, - направляясь к прямо ней и вдыхая полной грудью все усиливающийся запах краски, резины и солидола.

Мой комбайн выглядел просто великолепно. Широкая изящная жатка с шнеком и заправленными в пальцы жатки черными ножами. Вертикальная лестница на водительское место – место комбайнера.

Черный, будто эбонитовый руль с приборным щитком, и непонятными мне ручками управления. Многочисленные цепные и ременные передачи. Бункер для сбора зерна, ниже молотилка с веялкой, за ней копнитель осуществляющий набор и выброс копен соломы.

Венчал это техническое совершенство мощный дизель, который оживлял все детали этого комплекса – настоящего чуда техники, питающийся соляркой из огромного плоского бака!

Я забыл об формальностях, связанных с устройством на работу и буквально взлетел в верх по лестнице. Уселся на рабочее место комбайнера и потрогал первым делом руль и рычаги, погладил зачем-то переднюю фару, затем повернул голову на право, увидел и узнал сектор газа. Наверное, как на самолетах-истребителях, о которых я много читал, когда хотел стать лётчиком.

Затем я стал осматривать детали в задней части комбайна. И изо всех сил пытался угадать их предназначение. Машинный двор между тем постепенно заполнялся людьми. Но я их пока не замечал.

- А-а вот и мой помощничек! - Произнес подошедший к комбайну невысокий худощавый мужчина, - и затем уже резким хозяйским повелительным тоном, – ты только ничего там не трогай и давай-ка спускайся быстро в низ!

Я покраснел от смущения перед своим новым начальником и тут же спустился
на грешную землю.

- Извините, я ни к чему не прикасался, я только потрогал, - опустив голову произнес я извинительным тоном.

- Ладно! Проверю потом, что ты там натворил на мосту! А вот тебе я поручаю работу. Вот видишь эту штуку? – и указал на лежащий на траве продолговатый блестящий предмет с рукояткой.

- Вижу.
 
- Это шприц. С его помощью смазывают солидолом все детали комбайна. Надо найти и смазать все точки смазки. Солидол в банке. Найдешь.

- Смажу конечно, - произнес я неуверенно, - а как смазывать? – на всякий случай уточнил я.

- Смотри как это делается!

Демидок поднял шприц, подошел к комбайну. Конкретно к зубчатому колесу мотовила с натянутой на него цепью. Нашел на нем пупырышек маслоприёмника, подсоединил байонетным замком шприц и качнул рукоятку.

Ничего не произошло. Он качнул второй раз. Затем с видом кудесника провел пальцем по ободу колеса мотовила и показал свой указующий комбайнерский перст, поднеся его к самому моему носу. Палец хотя и был в солидоле, сильно пах сигаретами «Прима».

 – Вот видишь, солидол уже начал вылезать наружу. Значит точка смазана. Можно сказать, достаточно. Ищи затем следующую точку! – профессорским тоном произнес мой шеф.

- Где искать? - Спросил я, - точки должны быть указаны на чертежах? Хорошо бы эти чертежи получить?

Комбайнер посмотрел на меня, как на умалишенного.

- Где что-то крутится, ну как например звездочка или колесо, там ищи и точку смазки. Таких точек в комбайне более трехсот. Что б ни одной не пропустил!!! А я сейчас я пойду в мастерские разные вопросы решать, ну а ты принимайся за работу.


После чего Демидик исчез. Почти на неделю. Потом он стал появляться на пять - десять минут у других комбайнов находящихся в поле моего зрения и о чем-то беседовал с возившимися у них механизаторами.

Я честно смазывал находившиеся на виду точки комбайна, затем начал присматривать точки в труднодоступных местах, потом поймал себя на мысли, что надо бы отметить мелом смазанные точки, т.к. не каждую из них можно было проверить…. Короче проявлял рвение и старательность. Но без особого фанатизма.

Что бы не напекло голову я обзавелся широкополой ковбойской соломенной шляпой. Шляпа как признак полевой доблести постоянно была у меня на голове. Иногда на работе я, сдвинув ее на глаза просто отдыхал, глядя в безоблачное небо и мечтал о космосе. Особенно когда лежал в огромной камере от переднего колеса, дыру в которой я заделывал несколько дней.
 
Демидик появился у нашего комбайна только в следующий четверг под вечер. Он был слегка под «шефе». Дыша перегаром, с озабоченным видом и помятым от пьянки лицом он присел на облюбованное мною колесо и задумался. Наконец, произнес:

- Зараз будем разбирать…. Надо, не надо… Черт его знает…Звуки мне не нравятся…

- Что разбирать?

- Коробку. Давай сюда инструменты!!!

Я открыл ящик и поинтересовался, что конкретно нам надо для работы? (Хорошо, что я еще раньше нашел в комбайне ящик с инструментами и ключ от него).

- Тащи-ка все ключи. Сейчас мне нужны 17 на 19 и 13 на 15, разводной ключ и отвертки какие есть, ну и молоток конечно. А что еще, потом потребуется, я тебе скажу!

Снимать стали, как выяснилось, коробку передач. Слили из нее масло. Затем начали откручивать гайки на крышке. Провозились с крышкой до темна.

Внутрь коробки в ночной темноте не полезли. Продолжили разборку на следующий день, уже при солнечном свете. Вижу, как сейчас, сосредоточенное лицо Демидка, который аккуратно одну за другой вынимает шестерни и валы из коробки. При этом он в сотый раз напоминает мне, что надо разложить их именно в том порядке, в каком он извлекает детали из коробки на свет божий.

Я было пытался вставить в разговор свое понимание процесса. Мол есть же чертеж той самой коробки, где все детали пронумерованы и есть инструкция по её сборке и разборке. Документы эти просто надо где-то получить. На моё робкое замечание по этому поводу Демидок взвился от ярости, потом покраснел и надулся как индюк:

- Не надо меня учить! Помоги-ка лучше справиться с валом! Поддень его, блин, толстой отверткой или какой-либо железякой, а я надавлю на защелку! Мексик ****ый!

Словосочетание «Мексик ё----й», с этого момента стало моим именем нарицательным. Он меня иначе и не называл. Не важно, был я в залихватской шляпе или нет. А при посторонних я для него был просто «помощник». Это на случай если меня надо было похвалить или назвать нейтрально, без эмоциональной окраски.

Одну из шестеренок, для коробки, отличающуюся цветом, комбайнер, принес из мастерских и чертыхаясь, все же заменил старую, сообразуясь с обратным порядком сборки. Мы несколько раз пытались понять причину механических повреждений на зубчиках старой шестерни. Но ничего путного придумать не могли. Собрали коробку заново. Получилось на удивление быстро.

- «М - ё» запусти двигун! Послушать надо – скомандовал комбайнер, встав у коробки и приложив к уху слуховую трубку.

Я взлетел на место комбайнёра, включил зажигание и только тогда вдруг понял, что запускать дизель я не умею. Поэтому упавшим голосом пробубнил:

- А как запускать то его, этот дизель?

- Блин! Не этот, а наш. Наш блин, наш дизель! «М - ё»! Ты ничего, бл….ь, не умеешь делать! Там пускач стоит с верху. Заведи пускач кнопкой, что на его щитке, а затем рычагом соедини валы пускача и дизеля! – прокричал в сердцах Демидок, сквозь лязг проезжающего трактора.

Я еще несколько секунд пялился на агрегат, именуемый пускачом, увидел на панели две кнопки «ВКЛ» и «ВЫКЛ» и сразу нажал кнопку включения. Пускатель завелся, и как мне показалось, начал набирать обороты. А я судорожно стал искать в низу агрегата упомянутый рычаг. Наконец нашел его и дрожащей рукой перевел в положение, указанное стрелкой. Дизель чихнул, выпустив струю сизого дыма и сразу мощно заработал.

Демидок прижимал трубку к уху еще несколько минут вслушиваясь во внутренние звуки и наконец на его лице застыло подлинное наслаждение, - Музыка…, - удовлетворенно произнес комбайнер, - помощник, иди-ка сюда послушай! Вот это настоящий ремонт!!! А то присылают из Ростова всякую дрянь!

Я отключил ненужный теперь пускатель, чтобы не смущать комбайнера посторонними звуками, спустился к Демидку, неловким движением перехватив у него трубку и поднес к своему уху. Но кроме оглушительного грохота мой слух ничего не обнаружил. Я был рад тому обстоятельству, что ремонт все же удался. Потом Демидок уселся на место комбайнера и торжественно объявил:

- Ну с богом! Сейчас поедем. Сделаем пробный круг. На всякий случай спрашиваю у тебя. Ты «М - ё» все гайки протянул?

Мое сердце похолодело.

- Надо же. Ведь ничего подтягивать он меня не просил! Никаких гаек. Он же сказал просто набить масленки!

Но вслух я ему сказал глухим голосом, - конечно, все нормально, можно ехать!

И мы поехали! По дороге ровно и плавно осторожно переключая скорости! Ничем не гремя! До самых Тимохов и обратно! По пути мы опустили жатку и проверили комбайн в целом, срезав и обмолотив у дороги немного овса. Демидок удовлетворенно произнес:

- Вот е мое! Смотри помощник. Что значит новая машина! Работает как часы! А главное, вот что значит вовремя произведенный нами ремонт!!!

Нами! Демидок похвалил и меня! Моя душа ликовала!!! Но потом, уже будучи дома, я задумался. Почему новый комбайн, только что с завода, нам надо было ремонтировать? Разве он не проходил проверку в ОТК? (Теоретически я знал, что такие отделы существуют.)

А может коробку передач от комбайна запороли в одном из хозяйств области и всучили его нашему совхозу? Только в нашем совхозе – миллионере, по крайней мере для таких случаев были мастерские. В других хозяйствах, скажем в колхозах Тальковцы или Мстибово, комбайны вообще стояли на колхозных дворах. Никаких мастерских там и в помине не было.

О протяжке гаек и повторной смазке машины мне уже и не думалось. Все это воспринималось как должное. Как ни будь подтяну их в поле!

                Глава 4. Результаты операционной деятельности и первые инновации

Комбайны нашей бригады, как танки, двигались по пыльной дороге в сторону Шеметовского леса. Наш комбайн в колонне был первым. Остальные три комбайна слегка отстали. Но также как наш - нещадно пылили.

Над нашей машиной гордо реял красный флаг, врученный бригаде сегодня с утра. Почему конкретно нам? Не знаю. Возможно просто попались под руку предпрофкома. А может от того что комбайнер, как и я, был на жатве первый сезон и не имел опыта.

Вдаваться в такие подробности мне было не по чину. Поэтому я молча укрепил флаг на машине, прикрутив к ограждению проволокой древко. Настроение у меня было боевое. Приподнятое.

- А что, может быть на самом деле займем первое место? – подумалось мне. Более того сквозь шум дизеля, (мое место было за креслом комбайнера), мне причудилось, как нас награждают на «дожинках». Как мы достигнем первого места, было не ясно? Но я уже представлял, как на танцплощадке оркестр гремит туш!
 
А я скромно, но с достоинством тракториста-механизатора, принимаю от председателя профкома подаренный мне костюм…. Картина маслом…. И наши красавицы девчонки, смущенно бросают на меня взгляды…Особенно одна…та самая.

Демидок же сегодня, был наоборот, с самого утра чем-то озабочен. Даже теперь, его руки на рулевом колесе нервно скользили между спицами. Они не находили себе места и даже слегка подрагивали. А от его затылка так и тянуло неуверенностью. Расспрашивать комбайнера, в чем дело я не решался.

И правильно сделал. Когда мы доехали до овсяного поля, Демидок повернул сектор газа, чтобы при съезде с дороги, преодолеть небольшой овраг и вырулить наконец на поле, дизель загремел со страшной силой. Демидок чертыхнулся и нажал на тормоз. Наш комбайн, словно подбитый танк, дернулся и застыл в раскоряченной позе.

- Слазь «М - е»! Почти приехали! Но до поля увы не дотянули! Снова блин чинить коробку будем!!! – в сердцах промолвил комбайнер и смачно сплюнул.

Задние комбайны, тем временем один за другим обходили нас, и начали выстраиваться уступом для жатвы.

С последнего соскочил мой одноклассник долговязый Витька и хитро улыбнувшись, участливо произнес.

- Дядя Ваня, мой шеф – бригадир Вам сказал: - «Шофер в кювете – это не на долго». Так что, на всякий случай давайте «сцяг» сюда! Целее будет!

Наверное, я слишком долго откручивал древко знамени, потому что уязвленный Демидок прикрикнул на меня, что бы я пошевелился и потребовал вновь те же ключи из ящика, что и позавчера.

И вот мы снова, понурив головы, снова начали снимать коробку передач. А тем временем комбайны выстроились на поле в строй «уступа», дружно закрутили мотовилами и начали жатву. То-есть битву за урожай!

Мы с Димидком ужасно торопились, но время всё равно тянулось медленно. Уже к комбайнам нашей бригады по очереди подошла первая автомашина. И комбайны опустошив бункеры наполнили её кузов. Затем подошла вторая, третья… Потом и солнце начало подобраться к зениту… Когда наступила полуденная жара, четверть поля на опушке, была сжата и уставлена золотыми копнами соломы…

А мы все мучились с этой злополучной коробкой. Опять слили масло. Заменили в коробке шестерню. Заполнили её маслом. Снова слушали проклятый дизель.

- Откуда у Демидка вторая шестерня? – мысленно задал я себе вопрос, - …а может все дело в стопорном кольце? Наверное, Демидок не был уверен, что правильно поставил её, и заказал в мастерских на всякий случай еще одну? - Продолжал я строить догадки.

Наконец, далеко за полдень, наши ремонтные работы были закончены. К этому времени на ПАЗ-ике из совхозной столовой комбайнерам привезли обед. К слову, обычно кормили нас в страду, как на убой. И все за счет совхоза.

- Столовка тоже запаздывает, -ухмыльнулся Демидок, - не мы одни срываем уборочную!

Бригадир, через Витьку дал команду на перерыв. Комбайны сгрудились возле леса. Витька персонально помахал нам рукой и позвал наш экипаж. Все разместились на лесной опушке в тени берез. Бывалые комбайнеры нахваливали обед повара Янинки. Нам же кусок не лез в горло. Было стыдно.

После обеда и наш комбайн начал наконец жатву. Однако пол дня в соревновании было упущено. Поэтому Демидок очень торопился.

Но ничего из этой суеты не вышло. Когда копнитель был до верху заполнен соломой, оказалось, что открыть его и оставить на поле персональную золотистую копну мы не можем. Наш комбайн опять встал.

Как всегда, выругавшись, комбайнер внимательно и сосредоточенно стал изучать щиток приборов, при этом про себя бормоча, – …так, так… лампочка давления одна, переключатель гидравлики тоже один, …не видно сигнализации потребителей, … где она?

А вот…есть…, значит так: верхнее – жатка, среднее – копнитель, ну и нижнее …сам дизель, или тормоз. Не - а, тормоз, наверное, как в машине – отдельно. По сему надо думать….
 
Затем я почувствовал, что Демидок перевел свой взгляд на короткую трубу, от которой, отходили тонкие и длинные трубки. Золотник – сообразил я.

- Так. Ё мое. Золотник здесь. – В ту же секунду в голос подтвердил мою догадку мой комбайнер, - от него четыре трубки, одна значит сливная, а три значит напорные…, - я внимательно с придыханием следил за мыслью шефа и за его колдовскими действиями.

Потом Димидок с шаманским видом слез с моста и обошел комбайн со всех сторон, непрерывно сплёвывая и цокая языком. После чего он начал дергать руками за какие-то тяги и трубы.

Я еще сосредоточеннее стал наблюдал за ним. Наконец Демидок сплюнул и выдал мне указание.

- Когда я сяду и поеду, ты по моей команде дернешь за эту тягу. А потом сам бегом на мост и на комбайн! Понял?

- Понял.
 
Тогда вперед! Все по местам! Ты остаешься на земле! – Велел мне Демидок и полез на свое место. Комбайн взревел пускачом, затем дизелем, окутавшись сизым дымом, и наконец тронулся.

Я немного опешил, затем очнулся и побежал параллельно комбайну, схватился и что есть силы дернул вперед указанную мне тягу.

- Получилось! - Радостно крикнул с моста Демидок, - давай «М-ё», залазь на свое место. Краем глаза я увидел, что красные вилы копнителя поднялись и из его чрева на землю скатилась первая копна соломы.

- Слава богу! Копну соломы убрали. Теперь бы хоть бункер зерна намолотить, подумал я с надеждой, трясясь на ухабах за спиною комбайнера.

Мне пришлось спрыгивать с комбайна на ходу по нескольку раз, прежде чем мы намолотили первый бункер ячменя. К нам также, как и другим комбайнам, подъехала автомашина и мы, не сбавляя хода перегрузили зерно по шнеку в кузов. Наше начало страде тоже было положено!
 
К вечеру мы намолотили уже несколько бункеров. Я все время спрыгивал с комбайна и дергал эту злополучную тягу. В результате мои ноги, обутые в легкие резиновые кеды, сильно заболели. Особенно ступни. Которые были к вечеру полностью отбиты.

Но наибольшую неприятность для меня представляла веялка комбайна. Она во время дерганья тяги находилась прямо перед моим носом. Из веялки плотным потоком вместе с земляной пылью, вылетали острые остяки ячменя, которые забивали мне нос и легкие.

Я периодически откашливался. Но это не помогало. К вечеру из носа сочилась кровь, которую я украдкой от Димидка вытирал грязной рукой. Хорошо, что было почти темно.

С наступлением полной темноты, бригада прекратила жатву. Поле на опушке было не ровным. Всё в буграх. Не ровен час, зачерпнешь жаткой такой бугор земли или корягу. Это только по телевизору показывают ударный труд без заминок, днем и ночью.

Ночевали мы прямо в поле. На брезенте. Ночь была ласковой и короткой. Небо - звездным. Млечный путь – длинным и туманным. Водка – хмельной, а еда - вкусной.

Комбайнеры делились своими впечатлениями и планами на жизнь. Смеялись и обсуждали возможность занятия первого и других призовых мест.

Мы с Демидком больше молчали….

Рано утром, роса не выпала, и жатва с рассветом началась вновь. Димидок был в хорошем настроении и даже дал мне немножко порулить. От нахлынувшего счастья и доверия комбайнера я впал в ступор.
 
Вместо того что бы управлять комбайном вращая так понравившийся мне эбонитовый руль, я старался следить за положением жатки, пытаясь сдвинуть рулевую колонку в право или лево. Мне это естественно не удавалось. В конце концов комбайнер рукой отодвинул меня от руля и раздосадовано произнес,

- Не получается у тебя! Ты уж лучше прыгай как раньше.

И я прыгал! Дергал за тягу, опять глотал носом и ртом остяки ячменя и снова взлетал на комбайн. Мои ноги к обеду и вовсе налились свинцом. Надо было что-то делать.
 
Я присмотрелся к действиям комбайнера. Он гонял меня на землю дергать тягу, каждый раз перед тем, как наполнялся соломой копнитель и требовалось переключить силовую гидравлику с жатки на систему копнителя. Решение проблемы пришло мгновенно.

В обеденный перерыв я отыскал в ящике запчастей тросик нужной длины, один конец его закрепил за тягу, протянул тросик вдоль комбайна внутри проушин, что бы он не задевался подвижными частями, а другой конец, снабдив кольцом, укрепил на правой приборной панели.

- Дядя Ваня. – Обратился я к своему шефу, - когда Вам будет нужно поставить копну, то перед тем как переключать золотник гидравлики дерните пожалуйста вот за это кольцо.

- Ладно давай попробуем, - самодовольно, после сытного обеда, произнес Демидок, - а то что бы устранить этот люфт, надо хрен знает куда лезть, и х . й знает что, регулировать, - отозвался шеф, - и тут же забыл об предложенной мною инновации.

Простое устройство в виде тросика не могло не работать. Когда Демидок снова послал меня на землю, а после моего напоминания, всё же «дернул за веревочку», произошло чудо - золотник с легким щелчком переключил гидравлику и красные вилы послушно поднялись в верх. За комбайном стояла копна соломы.

- Гляди ты? Работает. Молодец «М-ё»! Можешь ведь, когда хочешь, - хмыкнул Демидок.

На третий день пришла другая беда. У нас чуть было не отвалился бункер. Потому что винты, которыми он крепился изнутри ослабли, а я при подготовке комбайна к выходу в поле их не подтянул.

Пришлось заниматься этим следующей ночью.

На четвертый день выяснилось, что у нас в жатке тупые ножи. Ну вот тупые и все. Пришлось менять их на острые. Замена осуществлялась в росистое утро, уже перед тем когда надо было приступать к уборке ржи.

Ясное дело, я и в недостаточной остроте ножей, был тоже виноват. Как потом оказалось, Демидок был уверен, что именно я должен был перед выходом в поле запастись заточенными ножами.

Когда я вспылил и напомнил Демидку, что ножи затупились, когда он с пьяну срезал в поле жаткой пару бугров, т.к. эту самую жатку частенько забывал приподнимать, он обозвал меня неумёхой, лезущим не в своё дело.

Больше конфликтов у нас с ним не возникало. Я смирился, с тем что Демидок просто такой особый человек и подстроится под него никак нельзя.

Как я понял, механизатор, шофёр, тракторист и вот теперь комбайнер в лице Демидка, с одной стороны обладал недюжинными техническими компетенциями, позволяющими ему мгновенно находить самый простой выход из положения.

С другой стороны, он толково объяснить, что-либо такому не понимающему человеку как я, не мог, да и не хотел.

Зря видно мой папа нажал на него и заставил комбайнёра подчиниться.

Хотя, наверное, и своего сына Вову, Димидок тоже не жаловал. Но про это мне остается только догадываться. В бригаде мы в тот сезон заняли последнее место, а в совхозе – предпоследнее.

Во всяком случае через два года, когда летом, я уже будучи курсантом, пошел в лес за черникой, то по пути встретил знакомую мне бригаду комбайнов, убиравших рожь.

На одном из них, уже изрядно потрёпанном, сидел Демидок и как ни в чем не бывало перед каждой постановкой копны соломы дергал «за веревочку». Устранить люфт за два года он так и не удосужился. А что? Лучшее – враг хорошего.

                Глава 5. Накопление компетенций и первые инновации в
                радиоэлектронной области

Мы тогда начинающие курсанты, еще почти лысые, в синих холщовых робах и грубых ботинках сидели в курилке напротив своего корпуса и отдыхали после перетаскивания тяжелых ящиков.

- Бэсм четыре мыслете, - произнес Юра Ларин на военно-морской манер.

- Что, что…не расслышав, - переспросил Юрку я.

- Что тут не понятного. Глянь на маркировку ящиков. Грузы, который мы два часа затаскивали в корпус, на второй этаж, это вычислительные машины БЭСМ-4М. Две штуки. Вычислительный центр училища переоборудуется на новые ЭВМ.

- Надо же. Почему тогда третий фак не таскает?

- По кочану! Третий факультет, это вычислители и программисты. Они элита нашего училища Попова. Сыновья начальников. А для разгрузочно-погрузочных работ есть такие как мы. Первый фак. Гидроакустики не доделанные!

- Откуда ты знаешь?

- Ребята со старших курсов говорили. Большинство курсантов с третьего фака пойдут в штабы флота, ну и в НИИ разные. Ну а мы, на корабли. На железо.

- Хорошо, что не в штабы! Хоть море увидим.

Курсантов третьего факультета я впервые увидел в стенгазете. В коридоре, где он размещался. На рисунке были изображены два нестриженных курсанта в неимоверно расклешенных брюках. Их, подобно змеям Лаокоона, обвивали и душили две огромные перфоленты.

Я подошел по ближе к стенгазете и рассмотрел, как льющийся со злостных нарушителей воинской дисциплины пот, превращается в большую лужу из «двоек» и «троек».

- И как они учатся? - Подумал я, - наверное, очень трудно стать вычислителем.

Наши политработники, полгода ездили нам по ушам, напоминая об «Асгардии» и курсантах третьего факультета Блехмане и Шполянском. Что такого они совершили, я не знал, но заранее презирал их. Вот и курсант нашей роты Перельман с первого фака тоже перешел на третий факультет. А еще набивался в друзья!

Меня вполне удовлетворяла участь выпускника первого факультета - будущего пахаря морей. Возможно, даже что на подводной лодке. Своим предназначением я в тайне гордился.

Учеба шла своим чередом. На первых двух курсах давали в основном обыкновенные предметы: общеобразовательные, такие как математика и физика, радиотехнические – электрические цепи и сигналы, электронно-ионные приборы, а также морские - кораблевождение, теория корабля, боевые средства флота и др.

Предметов было много. Выучить досконально их не было никакой возможности, но несмотря на это я со второго полугодия стал отличником учебы.

Лабы по физике и электронике мы делали в составе группы. Володя – собирал схемы, Николай – проводил измерения с заданным шагом, я – делал общее описание работы, формулировал выводы и пояснял практические результаты…

…Впервые серьезно об новациях я задумался на втором курсе, когда стал работать один. Наш класс проводил практические занятия по радиоизмерениям.

 На конечном этапе этой дисциплины мы осваивали радар тестеры. Сейчас уже я плохо помню, как выглядели радиоизмерительные приборы для наладки РЛС, но нас заставляли уметь пользоваться ими.

Радар-тестеры – это большие серые ящики с присоединёнными волноводами и коаксиальными кабелями. В них всегда присутствовали кристаллические детекторы, делители входных напряжений, встроенные осциллографы и эхокамеры. На лицевых панелях размещалось множество переключателей и верньеров настройки.

Моей задачей, в этот день, было сравнение двух методов измерения частоты магнетрона. С помощью осциллографа - по «фигурам лиссажу» и по результатам подстройки эхокамеры вплоть до получения биений.

Мне вдруг стало понятно, что универсального аналогового метода измерения частоты в природе не существует. Тогда я задумался, а как можно в принципе привлечь к процессу измерений цифровую технику. О существовании цифровых решений я тогда не знал. А ЭВМ до этого - только разгружал. Не более того.

Моя первая инновация основывалась на убогих представлениях основ радио и импульсной техники. Мне показалось, что если усилить, ограничить и продифференцировать синусоиду, то потом остается только подсчитать число импульсов в единицу времени и вот вам частота!

Сведений о компараторах, счетчиках, регистрах сдвига, дешифраторах в то время у меня еще не было.

От этого открытия у меня даже захватило дух. Это надо же! Какие возникают богатые возможности! Но связно объяснить суть своего «открытия» я не мог. Вернее, не умел. Тем не менее мне не терпелось донести своими соображения до друзей и преподавателей. Но я страшно стеснялся. Вдруг засмеют?

Мой лучший друг Володя, когда я после отбоя донес ему впервые открытую для себя цифровую технику, повернулся в узкой койке и сказал:

- Ты чего Волошин? Завтра будет неожиданная тревога. Спи уже, - и немного подумав, добавил, - твоя правда, этой лабы мы раньше никогда не делали. Прикажут – сделаем. Мы же команда!
 
Целую неделю я записывал в тетрадь те выгоды, к которым мог привести переход на цифровые устройства. При этом взять и почитать книги на эту тему, я не удосужился. (Правда таких книг тогда не было). Я был и так уверен, что именно я сделал открытие! И до всего додумался сам.

На следующей неделе у нас в классе вовремя самоподготовки было собрание. На котором наш куратор от кафедры гидроакустики Грушин знакомил с его преемником, молодым офицером капитаном 3 ранга Шпилевым. В конце собрания я, захватив свои измышления, протиснулся к первому столу и просящим взглядом уставился на офицера.

- Что Вам, - тут Шпилевой заглянул в журнал, - курсант Волошин, э…э. Сергей Александрович? Правильно?

- Да. Я тут предложения написал!

- Какие?

- Ну, это чтобы в «цифровых построениях» можно было осуществлять различные радиоизмерения? Например, частоты. А то радар-тестеры, которые применяются для настройки РЛС не очень удобны. И точность измерение ограничивается шагом лимба. А при «цифровых построениях» точность можно задать любую.

- Так и шаг лимба можно сделать любым, - парировал педагог, не вникая в суть вопроса.

Я хотел было возразить Шпилевому, но он взял мою тетрадку и быстро пробежался глазами по моим корявым буквам и формулам.

- Так, так…. Ничего. Молодец, однако. Но почему только в радиолокации? А в гидроакустике? Вы могли бы применить предлагаемые Вами «цифровые построения» в гидроакустике? Вот выступили бы, например, с докладом в научном обществе курсантов (НОК) кафедры.

- Наверное мог бы. Только Афанасьев Владимир Петрович на своей лекции сказал нам, что: «если гидроакустика — это кусок хлеба, то радиолокация — это масло на этот хлеб!».
 
- Он прав. Да и практическая гидроакустика у вас начнётся с третьего курса. Гидроакустические измерения в частности. А до этого времени – теория поля, паскали, децибелы… Ладно. Мне пора. А вашу тетрадку я возьму с собой. Посмотрю на досуге, - и вышел.

Две недели я ждал встречи с Шпилевым. За это время исписал еще одну тетрадку, где изложил возможные практические применения теперь уже «цифрового метода». Изучая литературу, я понял, что надо пользоваться привычной терминологией и заменил в ней слова «цифровые построения» на «цифровой метод».

И вот настал день, когда в наш класс должен был опять прийти Шпилевой. Я специально подменился в наряде, чтобы увидеть его.

Пока распекали двоечников нашего класса и обсуждали мелкие дисциплинарные взыскания нарушителей, я сидел как на иголках. Наконец Шпилевой дал понять, что все свободны и ребята направились к выходу.

- А Вы Сергей, задержитесь на минутку, - указал на меня рукой преподаватель, - переговорить надо.

Я с готовность подошел к столу и уже было начал более свободно и уверенно излагать свои соображения по применению «цифрового метода» в гидроакустических измерениях, но преподаватель прервал меня.

- Сергей. Вам надо посмотреть книгу Покровского, начальника нашей кафедры. Она вот-вот должна выйти в издательстве «Судостроение». Правда эта книга вам вряд ли поможет. Насколько я знаю, в ней речь пойдет об аналоговых измерениях. А вот по цифровым измерениям Вы находитесь на ложном пути.

В моих глазах застыло удивление и немой вопрос. – На каком пути?

- По неправильному пути идете, - отрезал преподаватель. Да. Да, - продолжал Шпилевой, - теория вопроса в стране уже более-менее разработана. Не до конца конечно.

Однако основы самой теории уже заложены. Например, в отдельных статьях по цифровым фильтрам. Рекомендую вам обратиться к преподавателям и курсантам третьего факультета. Они подскажут, что к чему, и помогут с литературой. Ну а цифровые схемы и схемотехника вообще, в ЭВМ, например, на ферритовых ячейках, у нас вообще самая лучшая.
 
Немая сцена. Я даже поперхнулся. Мне больше сказать было нечего. Продолжать разговор с таким квалифицированным человеком не имело смысла. Слишком низким был уровень моей подготовки.

Что бы поднять его, я первым делом я метнулся к своему земляку с третьего факультета Олегу, родом из нашего Волковыска. Он учился на пятом курсе. Здоровенный парень, член сборной по гребле. В промежутке между Марусями, он изучал БИУС ПЛ, под наименованием «Туча».

Олег долго рассказывал мне про регистры сдвига, какие-то шифраторы и дешифраторы, арифметические и логические устройства памяти. А затем, поскольку он уже писал диплом, перешел к описанию нового способа определения параметров движения цели, путем измерения бесконечно малых величин.

Из его рассказа я понял, что любая прямая, в бесконечно малых, то есть в точке проведения касательной к окружности, может быть представлена кусочком длины этой окружности значительно большего радиуса. Сказанное им меня не заинтересовало.

Затем я обратился к Курышеву, пожалуй, самой легендарной и экстравагантной личности на третьем факультете. Он плотно общался с курсантами гидроакустиками, пытаясь что-то с ними совершить. Что на самом деле он хотел сделать, было мне не понятно.

В дни, когда он приходил выпившим из увольнения, то первым делом заходил в ротное помещение нашего факультета и изнеможённый алкоголем минут пять висел на перекладине вниз головой и ныл, завывая:

- «Ой, как мне плохо! Хочу, хочу…!», - а когда у него спрашивали, - чего же он хочет, - курсант делал бешеные глаза и орал на весь коридор, - чего, чего? -…Водки…!

Путем опроса Курышева и его друзей с первого фака, мне удалось выяснить, что имярек «подвинулся рассудком» на почве складывания килобайтов шума от подводных лодок в узкополосной части спектра. Что это такое? На втором курсе, я понимал весьма смутно.

После этих случаев, к цифровым новациям я долго не прикасался. Разве, что иногда соединял подошву ботинка с контактами проводной разводки, ведущими к усилителю.
 
Через него мы, гидроакустики, транслировали отстающим курсантам ответы на экзаменационные вопросы.

Жизнь между тем шла своим чередом. На третьем курсе и правда к гидроакустическим измерениям добавилась дисциплина теоретические основы гидроакустики – (ТОГА). И ничего цифрового. Поэтому я благополучно забыл о своих инновационных потугах.

                Глава 6. Дальнейшее развитий компетенций
                и первое разочарование в гидроакустике
 
На четвертом и пятом курсах началось изучение конкретных радиолокационных, гидроакустических, связных и телевизионных систем, а также основ их боевого использования. Материала было много. И не всегда он хорошо усваивался.

Например, когда я сдавал экзамен по боевому использованию гидроакустического комплекса «Керчь» со мной произошла смешная история.

Комплекс смонтированный в трех помещениях, содержащий более сотни приборов и представляющий из себя несколько станций, объединённых общими системами управления, питания и контроля, был запущен с самого утра.

«Жёлтое чудовище», как этот комплекс называли курсанты, уже два часа сверкало экранами, пахло канифолью и пайкой, пыхтело и жужжало сельсинами. От потоков воздуха в системе его вентиляции, помещения пронизывались сквозняками.

Вокруг пультов и стоек со множеством ручек, кнопок и переключателей, всегда суетились курсанты и инструкторы, выполняющие различные практические задания и профилактические работы.

Экзамен состоял из двух частей. Теоретической и практической. Я был в середине списка, и зашел в помещение, где сдавался экзамен, ближе к его окончанию. Мой ответ на теоретические вопросы был не безупречным. Поэтому, чтобы получить отличную оценку, преподаватель предложил мне произвести проверку усилителей плоской системы (ПС) с контрольной стойки.

- Сделаешь. Получишь свою пятерку, - заявил он и оставил меня один на один с «желтым чудовищем».

Я подошел к контрольной стойке, напряг мозги начал манипулировать кнопками и переключателями на ней. Но стимулирующие сигналы, которые должны были проходить через усилители ПС, на маленьких экранчиках пульта не отразились.

- Как дела? – Спустя пару минут отвлекся на меня преподаватель.

- Что-то не проходят контрольные сигналы, ответил я, в сотый раз проверяя положение переключателей.
 
- В чем затык? – Заинтересованно спросил он.

- Что-то нет питания. Сейчас проверю его наличие с помощью тестера.

- Проверяй, - сказал педагог, - и вновь потерял ко мне всякий интерес.

Почти час я двигался от точки к точке по приборам на пути прохождения контрольных сигналов, но нигде их не обнаруживал. Питания на них все не было. Положение было отчаянным. Мне светила четверка, а может быть и тройка. Многие курсанты, сдав экзамен покинули помещение, и только я упрямо искал пропавшие сигналы в нескольких вскрытых приборах ГАК.

Мои мучения заметил старший мичман – инструктор кабинета. Сначала он подошел к контрольной стойке, проверил включение и коммутацию сигналов на плоскую систему (ПС). Затем подошел к основному пульту управления и почесал затылок.

Потом он стал внимательно следить за моими бестолковыми действиями. Время не шло, а уже бежало. Однако сигналы, несмотря на все мои старания, так и не появились. Наконец инструктор подошел ко мне и презрительно на ухо, что бы не заметил преподаватель:

- Нажми на основном пульте кнопку «ВКЛ. ПС», - мудак.

Я обомлел, – не уж то плоская система с самого начала экзамена не была запитана! Неужели она включается отдельно? Не может быть!

Я ткнул пальцем на эту кнопку. И тут же на основном индикаторе пульта управления появилась неприметная метка ориентации плоской системы и зажглась какая-то лампочка. Одна из многих. А на малюсенький экранчик пульта гурьбой высыпали искомые сигналы! Та же картина была и на контрольной стойке.

- Ё моё, - прошептал я, - чудны твои дела господи! Действительно, как часто включается на подводной лодке активный тракт? Ну конечно же редко. А я забыл. Блин…

Свою пятерку я все же получил. Но преподанный урок запомнил на долго.
Честно скажу. Гидроакустика мне никогда не нравилась. В основном из-за большой доли неопределенности в получении конкретного результата. Например, по дальности обнаружения. А еще из-за громоздкости гидроакустических станций. И из-за невнятных и не упорядоченных единиц измерения.

Например, преподаватели кафедры гидроакустики натаскивали курсантов на децибелы. Причем относительно нескольких уровней сразу. Какие из них надо было использовать в каждом конкретном случае, знали не многие.

Бывало попадешься в коридоре на глаза, скажем, Гутнеру с нашей кафедры. Он тебя приобнимет и так ласково, по-отечески, спросит:

- Децибелы любишь?

- Люблю, товарищ капитан первого ранга. Очень люблю, - и так умиленно и преданно, прямо по собачьи, смотришь на него глазами, не отягощенными интеллектом.

- Тогда скажи мне дорогой друг, какое давление больше? Четыре бара или 50 децибел? – И далее такие же вопросы…

Я вот в прошлый раз тоже сказал, что люблю. И даже то, что давление в децибелах кажется больше! – Думал отстанет.

А он тогда развивает мысль дальше, - относительно какого уровня?

- Какого уровня? - переспрашиваю я.

- Скажем относительно двух дин на квадратный сантиметр?

Я молчу и недоуменно хлопаю глазами….

Короче запутывал меня еврейская душонка, Гутнер, окончательно и бесповоротно. И всегда оставался недоволен моими знаниями.

Об инновациях я вновь вспомнил лишь на пятом курсе. После стажировки на подводных лодках. Когда пришло время писать диплом. Надо было выбрать научного руководителя.

                Глава 7. Обретение компетенций в
                области подводного телевидения

Преподавателей с нелюбимой кафедры гидроакустики я отверг сразу. Пошел прямо к парторгу факультета, капитану 2 ранга Акимову, который читал нам телевиденье. И с порога попросил его стать руководителем моего диплома.

Сергей Петрович нахмурился и спрашивает.

- Тезка. Почему не на своей кафедре диплом пишешь?
 
- Не люблю гидроакустику. А по телевиденью у меня пятерка.

- Бывает и хуже. Где ты практиковался, где стажировался?

- На подводных лодках северного и тихоокеанского флотов. Сейчас, если короче, в Промысловке.

- В Приморье тебя перенаправили после того залета?

- Да, - отвечаю, - после того.

- Ладно, не дрейфь, - рассмеялся парторг, сам служил в Павловском - и извлек из ящика стола диплом выпускника прошлого года. - Держи. Полистай. А я пока покурю. Ну и тебе можно отравиться.

Хороший был мужик Сергей Петрович. Четкий. Демократичный. Не выпендривался и не напускал ученый вид, как другие профессора. Правда с лентяями строгий и даже беспощадный.

Я наискось просмотрел каракули в данном мне дипломе. Особое внимание, обратил на рисунки и функциональные схемы. Минут, через десять мне удалось сформулировать своё резюме.
 
- Что-то не до конца понял. Но основная мысль ясна. Мой предшественник разработал схему приставки к телевизионной системе позволяющую измерять размеры объектов. Конкретно, для телевизионной системы подлёдного наблюдения подводных лодок - МТ-70.

- Молодец. Что разобрался. Скажем, нужно измерить длину полыньи. Например, чтобы в ней всплывать. А у нас уже есть, вернее будет, устройство для измерения. Например, визир. Его длина показывает расстояние. Вот погляди как измеряется длина этого визира в метрах! Что скажешь? Хорошая работа?

- Нормальная. Мне подходит. Правда, когда измеряется только длина полыньи. А что делать с её шириной, или, например, когда надо измерить расстояние между двумя точками наискось, мне пока не ясно.

- Тогда бери этот диплом и думай. Не придумаешь ничего. Нестрашно. Тоже нормально. За основу возьми эту работу. Что бы в твоём будущем дипломе были отличия, приведи в нём расчеты и принципиальные схемы других узлов. Например, узлов строчной и кадровой развертки. И с тебя достаточно. Найдёшь меня через неделю другую. Обсудим.

Работа над дипломом захватила меня. Она оживила моё воображение. Дала пищу уму. Научила связывать различные объекты и процессы. Отшлифовала системность мышления.
Первым делом я прочитал инструкцию по управлению подводной лодкой при всплытии.

Представил себе, как это делается на практике. В центральном посту всплывающей ПЛ я к этому времени был несколько раз. Но конкретно процесс всплытия во льдах не наблюдал.

- Ничего себе! Как сложно командиру и боевому расчету управлять лодкой при всплытии в полынье, - размышлял я. - Особенно если это не маленькая лодка, а большая. Такая как стратегическая «букашка».

Это же атомный ракетный монстр! Согласно рисункам, проект «Мурена» обладал длиной 140 и шириной около 12 метров! Эти лодки только, что появились на флотах. Как раз на них и устанавливалась ТВ система, которая должна быть усовершенствована мною. Вот бы притянуть еще и эти лодки в свой диплом:

- Если главная боевая задача такой лодки стрелять со стартовой глубины баллистическими ракетами, то зачем ей всплывать в надводное положение? Надо ли осложнять подводникам жизнь дополнительными проблемами. Такими как измерение полыньи?

Её, то есть жизни, после старта ракет у моряков останется не много, – думал я, - может следует ограничить мою проектную задачу просто обеспечением процесса стрельбы?

Эта мысль все не давала мне покоя. Я просмотрел кучу атласов и морских карт, чтобы найти районы, где возможно образование полыней.

И нашел! Почти все кромки льдов и даже некоторые районы под арктическим паковым куполом, оказались покрыты не сплошным, а были заполнены разрушающимся, как я его назвал - «битым» льдом.

- Тогда, - соображал я, - зачем командиру втискивать лодку в обнаруженную или пробитую торпедами полынью, пользуясь визиром, который что-то измеряет в метрах?

- Не лучше ли будет просто нанести на ТВ-экран «площадку», в пределах которой, стартующие из лодки баллистические ракеты, будут пересекать поверхность моря в момент нажатия кнопки «Залп».

От предчувствия удачи, у меня пересохло во рту и участилось сердцебиение. Я даже представил, как командир на среднем ходу всплывает на глубину старта ракет и косит глазом на ТВ-экран.

Оператор МТ-70, например, докладывает, - «наблюдаю по ТВ в зоне обзора камеры верхней полусферы, битый лед»! На экране сумрачное марево, полосы от волн, здесь и там на поверхности моря темнеют пятна от льдин.
 
- «Что наблюдаете в зоне выхода ракет на поверхность? – запрашивает командир.

«Трудно понять» - отвечает оператор. Тогда командир приказывает, - «Включить визир МТ-70!».

На экране МТ-70 появляется моя «площадка». По началу она мала. Есть или нет в пределах крохотной «площадки» льдины, не видно. Размеры «площадки» по мере всплытия лодки всё возрастают. Изображение, несмотря на малое количество света воспринимается суперортиконом подводной камеры, проясняется и становится четче.

Командир решает под всплыть и командует, - «боцман! всплывай на глубину сорок метров с дифферентом три градуса на корму»! - А затем командует механику, - «обоим турбинам вперед малый, ход 6 узлов»!! - И моя «площадка» плавно перемещается в корму.

Напряжение в центральном посту все возрастает. Получено разрешение на применение ракетного оружия. Командир объявляет по кораблю «Боевая тревога. Ракетная атака! Стрельба залпом», - и начал предстартовую подготовку ракет.

Наконец, назначенные в набор залпа ракеты, заправлены топливом. Команда: - «Открыты крышки шахт №№ 1 - 8. До старта первой ракеты одна минута»! – Доносится из ракетного отсека в центральный пост, как приговор из загробного мира.
 
- «Глубина 40 метров! Начальные условия старта соблюдены»! «Крен ноль, дифферент ноль», - вторят ракетчикам боцман и механик!

Ракетчик, сглотнул слюну и по боевой трансляции начал отсчет секунд до залпа, - «десять!», «девять! «восемь»! …)

На цифре «пять» прозвучал доклад оператора МТ-70, - «зона выхода ракет на поверхность чиста»!

Тогда командир, откинул крышку вожделенной кнопки «ЗАЛП» и нажал на неё! Лодка вздрогнула и несколько раз сотряслась, как в конвульсиях. Это «Турмалин» после выхода каждой ракеты изо всех сил стабилизирует заданную глубину!
 
И вот уже по отсекам лодки звучит гимн СССР! Все встают по стойке «смирно» и мысленно готовятся к смерти. Потому что за нашим ракетоносцем бесшумно крадется вражья тень американской лодки...
 
Через неделю, при очередной встрече с Сергеем Петровичем, я рассказал ему свой замысел диплома. И даже замахнулся на то, чтобы приставку к телевизионной системе выполнить в виде учебно-действующего макета.

- Идея хорошая. И проект может получится отличным! Только не очень зарывайся. Много на себя не бери. Думаю, что до практического воплощения дело не дойдет, - оценил идею научный руководитель и добавил, - кстати я согласовал с кафедрой гидроакустики твой диплом.

- Спасибо. Буду стараться, - поблагодарил его я, и окрыленный вышел из кабинета.

Мне казалось, что путь от замысла, до его реализации, при моих скудных ресурсах должен был быть долгим. А на самом деле он оказался короче, чем я думал.

У Акимова была группа людей, преданных телевиденью. В нее входили два курсанта с третьего и четвертого курсов и инструктор кабинета телевиденья. Все мастера золотые руки. Они починили и переделали не по одному десятку телевизоров, каждый.

Ко мне, как к автору идеи проекта, сначала отнеслись снисходительно. Мол, что может подсказать какой-то гидроакустик, специалистам по телевиденью? Но когда я через две недели принес принципиальные схемы блока синхронизации и объединённого устройства они оттаяли.

А когда я тут же предложил изменения в блоки строчной и кадровой развертки, а еще через неделю подсказал мастерам голубого экрана схему сопряжений с датчиками скорости и глубины. Мои будущие коллеги меня зауважали и охотно приняли в свою команду.

Моего научного руководителя наши изыски не очень интересовали. Его больше волновали плакаты и схемы, по которым можно было докладывать суть проекта. Я их как мог быстро и изготовлял.

Кстати, Сергей Петрович, прекрасно разобрался в проекте визира. Он даже предложил использовать режим настройки визира, при калибровке датчика глубины, в качестве резервного режима работы. На случай выхода из строя основных схем. До чего я сам не додумался.

Потом пошла проза. Подбор корпусов, разъёмов кабелей сопряжения, с основной ТВ-системой, выбор датчиков скорости и датчиков давления, травление сборочных плат, припайка и сопряжение сборочных модулей, разводка сигнальных и синхронизирующих цепей… Словом я узнал много нового, ранее мне неизвестного.

Наконец наступил долгожданный месяц май! Работа над приставкой приближалась к концу. Сергей Петрович долго оттягивал процесс сверления дырок в блоке управления ТВ-системой, но потом махнул рукой:

- Делайте что хотите. Но если загубите кабинетную МТ-70, порву вас, как тузик грелку! Кстати Волошин, а как у Вас дела с пояснительной запиской к диплому?

- Не написал еще Сергей Петрович. Вот две тетради в чемодане. Чемодан под столом. И листы, засекреченные, я тоже приготовил
.
- Что! – Повысил голос мой научный руководитель. У тебя хотя бы тактическая часть диплома имеется?

- Нет. Но я напишу, завтра, вернее…в среду…, - пообещал я, испугавшись его бешенного взгляда.

- Вот что, товарищ старшина 1-ой статьи, - перешел на официоз научный руководитель проекта, - кончайте баловство с приставкой!!! Кончайте, я Вам говорю! Мичман Потемкин справится и без Вас! В лабораторию с этого дня - ни шагу! Каждые день предъявляете мне по десять листов. Сначала по тактической, а потом и по технической части. И выводы по каждой главе и по работе в целом тоже!

С этого дня к практической части работы я не прикасался. Устанавливал датчики и сопрягал их с блоком управления МТ-70 мичман Потемкин. А я сосредоточился на написании пояснительной записки. К среде тактическая и гидрометеорологическая части записки были готовы.

Акимов встретил меня хмуро и не здороваясь бросил, - ну что принес?

Я выложил перед ним папку с исписанными мною листами, и не спрашивая разрешения присел на краешек стула.

Сергей Петрович, хмыкнул и углубился в чтение. Читал он минут двадцать. С большим вниманием. Ничего другого на его лице не отражалось. Буквально ничего. Наконец он откинулся в кресле и приподнял очки.

- Ты что, это всё сам написал?

- Да.

Хорошо излагаешь. О…ого, и выводы есть!  Слов нет, писать ты умеешь. Правда делать не очень можешь. Что ж, по написанному у меня лишь одно замечание. Пиши, генеральный секретарь с большой буквы, а такие аббревиатуры, как ВМФ и ПЛ – маленькими.

- И все?

- Остальное сгодится, - стал смотреть на меня помягче, мой руководитель.
На следующей неделе я представил Акимову и техническую часть пояснительной записки с выводами по главам и по работе в целом. Благо все плакаты и эпюры напряжений были сделаны заранее.

Сергей Петрович поправил все мои выводы сведя их в единую систему и сказал какие листы и как нужно переписать, после чего прищурился и доброжелательно произнес:

- Готовь доклад Волошин! И кроме того, напиши краткую аннотацию твой дипломной работы. Вот образец. Включим её в сборник лучших работ училища. Уверен, ты справишься!

                Глава 8. Защита сплошь аналогового дипломного
                проекта, тогда как мечталось о цифровом

Выпуск из училища приближался как курьерский поезд. Пояснительная записка была написана. Только вот собрать ко дню моей защиты, приставку - «визира» к ТВ – системе, наша команда так и не сумела.

Курсанты младших курсов уехали на практику, а мичман Потемкин ушел в отпуск. Моя приставка лежала в кабинете телевиденья в полуразобранном виде под пультом МТ-70, но пылью не покрылась!

Я по ночам самостоятельно пытался завершить создание своего детища. Протянул через просверленные дырки, (без разъёмов) нужные кабели, сделал временную разводку, припаял сетевые и сигнальные концы цепей к необходимым платам. И даже разместил в корпусе приставки датчик скорости, подключив его.

Однако процесс настройки визира затянулся. Поскольку мне надо было работать как с приставкой визира, так и непосредственно с ТВ-системой, я постоянно ломал их. Поэтому бесконечное число раз отключал и подключал камеру, вызванивал цепи, перепаивал транзисторы, менял сопротивления и микросборки.

Тогда я понял цену своих компетенций и степень доверия к моим теоретическим расчетам. Они была практически нулевыми. Параметры схем, отличались от расчетных в несколько раз. На экране ТВ-системы, из-за сбоев синхронизации бежали и ломались кадры, а иногда этот экран и вовсе ничего, кроме бледного света, не показывал.

В конце концов путем невероятных усилий мне удалось получить на экране МТ-70 прямоугольник. Но заставить его расширятся и сужаться, а также двигаться в перед и назад, было не в моих силах.

Одним словом, демонстрировать мне было нечего. И я смирился, что буду представлять то что есть. То есть голую теорию без практики.

А вот мой кореш главный старшина Борисов Боря, например, будет представлять свою модификацию селективного вольтметра. Для большего эффекта он собрал его в анодированном корпусе. А что? Дизайн модный и современный. В качестве фишки - просвечивающиеся кнопки выбора частотного диапазона. Молодец Боря. Ему есть что показать!

И вот наступил день защиты моего проекта. Лично я к этому времени теоретически был полностью готов. Погожий июньский день в тот вторник был жарким, но свежим.

Из приоткрытых окон тянуло запахом сирени. Я выступал одним из последних. В большом зале за длинным столом в полном составе сидели члены государственной комиссии. Прием дипломных работ близился к завершению.

По этому случаю госкомиссия собралась в полном составе. В середине стола возвышался начальник нашего училища вице адмирал Рулюк в полной парадной форме.
 
Председатель госкомиссии, начальник радиотехнического управления ВМФ, контр - адмирал Чемерис, - напротив, в кремовой рубашке, без галстука, скромно примостился на стульчике в холодке возле окна, положив нога на ногу.

Мои помощники, курсанты младших курсов, заранее развесили подготовленные мною плакаты. Я вошел в зал, не строевым, а обычным шагом. Спокойным голосом, без волнения доложил, что к защите готов!

- Ну что ж. Приступайте с молодой человек, - неожиданно тихим голосом, произнес Чемерис. Что там у Вас?

Я, набрал в грудь воздух и бойко начал. – Коммунистическая партия и советское правительство…, но начальник управления прервал меня.

- Мы в этом зале все коммунисты. Политику партии понимаем и претворяем в жизнь…, давайте ближе к теме, - устало произнес Чемерис.

Я сглотнул и продолжил, - действия советских подводных лодок в Арктике…, но Чемирис опять меня опять прервал.

- Мы тут все офицеры. Тактику знаем. Вот Анатолий Антонович даже эскадрой на Камчатке командовал, - и посмотрел на увешанного наградами, и истекающего потом Рулюка, - так что не Вам нас учить…, - добавил он уже с легким раздражением.

Тогда я выбросил из головы заученный доклад и начал просто рассказывать суть моего проекта:

- Передо мной была поставлена научно-техническая задача. Разработать визир для телевизионной системы МТ-70. Визир должен помогать просматривать площадь на поверхности моря, пересекаемую баллистическими ракетами, выпущенными со стартовой глубины подводного крейсера стратегического назначения, - начал я, и оценил не готовится ли начальник управления снова прервать меня.

На этот раз Чемирис внимательно слушал. Взоры комиссии так же сосредоточились на мне. Акимов, сидевший на самом краю стола, госкомиссии, поощрительно кивнул головой.
 
Осмелев я продолжил, - работа позволит расширить общую площадь зон пуска ракет подводными лодками 667Б, за счет включения в них областей, покрытых «битым льдом».

Окончательно успокоившись я начал излагать доклад ещё более простыми словами, - визир — это прямоугольник на экране ТВ-системы, окаймляющий площадь выхода ракет.

Для формирования визира используются служебные импульсы. Они поступают из…, - продолжал я, водя указкой по плакатам по плакатам со схемами и эпюрами напряжений.

Увлекшись, я уже не следил за лицами членов комиссии. Меня понесло. Я пытался донести до присутствующих результаты не только своего труда, но и труда всей нашей группы…

…- импульсы, в свою очередь, формируются спусковыми схемами в момент сравнения треугольных напряжений компаратора с напряжением уставки. Напряжения уставки в блок строчной развертки, поступают от датчика давления, то есть глубины ПЛ.
 
Напряжения уставки в блок кадровой развертки – от датчика скорости, связанного с лагом ПЛ. Поступление импульсов «черного», в каждую конкретную точку экрана МТ-70, обеспечивается системой синхронизации…

Странно, но я уложился в пятнадцать минут, отведенные для доклада. После последних произнесенных мною слов, Чемерис тут же встал и вступил со мною в полемику. Он даже не стал дожидаться предложения председательствующего в комиссии Рулюка, задавать вопросы.
 
Чемерис, в отличии от многих других, сразу понял суть проекта. Его возражения сводились к тому, что визир надо было делать на основе цифровых преставлений, а не на аналоговых схемах. (К тому времени вышла на русском языке популярная книга Голда и Рейдера «Цифровая обработка сигналов»).

Слегка ознакомившись с этой книгой, начальник управления, недоумевал, как можно в наше время создавать проект «Визир» на аналоговой технике. Мои доводы о том, что, модернизируемая мною ТВ система МТ-70 сплошь аналоговая, его не убеждали.

- Можно ведь спроектировать аппаратуру сопряжения для них, так сказать интерфейс, между цифровой и аналоговой системами, напирал Чемирис.

- Конечно можно! Только во что это выльется аппаратурно, - не сдавался я, - и потом, как будет выглядеть? Одна система аналоговая, к ней блок цифровой аппаратуры и еще ящик аппаратуры сопряжения? Не красиво. Вот Вы бы одобрили такой проект?

- Не переходите на личности, товарищ старшина 1 статьи, - неожиданно вспылил Чемирис. Если очень надо было бы, то и одобрил. А вот в вашем проекте много изъянов. Например, что будет если увеличится глубина старта до сотни метров?

- Увеличатся размеры зоны вылета. На сколько? Я не знаю. Нужны расчеты гидродинамики. Другое дело хватит ли на такой глубине чувствительности суперортикона?

- В дневное время, и в прозрачной воде – да. Сам видел у ледовой кромки Баренцева моря. А в ночное время? А в мутной воде?

Остальные члены госкомиссии прислушивались к нашему спору, но в разговор не встревали, давая возможность Чемирису напомнить, что и он бывалый моряк. Не хуже Рулюка, понимаешь. Он ведь не покладая рук заботится об оснащении флота в том числе и импортными магнитофонами, и стереосистемами.

До меня конечно доходили обрывочные слухи о скандалах с приобретением импортной техники из фирм «Грюндиг» и «Сони». Но сейчас было не самое удобное время для осмысления фактов коррупции во властных структурах РТУ.
 
После начальника управления меня, для приличия, еще пять-семь минут слегка потрепали два наших профессора. И все остались удовлетворенными.

Затем в течении минуты выступил мой научный руководитель. Сергей Петрович зачитал акт о внедрении на кафедре телевиденья в кабинетный стенд ТВ-системы МТ-70, приставки под названием «Визир».
 
Начальник управления подвел по моему проекту окончательный итог, - отличный проект старшина, все расписано, вплоть до принципиальных схем и эпюр напряжений.
 
Молодец. Мы выпускаем отличного инженера. Ну, а если судить по акту, то ты и воплотил данный проект в жизнь.

- Так? – переспросил он у меня. Проверять не будем?

Я попытался было раскрыть рот, но Акимов посмотрел на меня таким взглядом, что я промолчал, и только кивнул зачем-то головой.

Когда я уже заталкивал в тубус свои плакаты, начальник управления подошел ко мне, еще раз. Пожал руку и на ухо сказал,

- Учти, что будущее за «цифрой»! – будто я этого не знал раньше!
 
                Глава 9. Начало эксплуатации. Гидроакустика,
                это хлеб. Радиолокация - кусок масла на этот хлеб

Вот и вновь Промысловка, поселок Тихоокеанский. В Приморье я, после залета, был уже в третий раз. «Ну, и за что тебя сюда сослали?» Здесь служат только ссыльные товарищи, говорили мои знакомые. Меня, как провинившегося выпускника, направили не в дивизию, не в распоряжение отдела кадров ТОФ, а прямо на лодку. Что бы не выпендривался.

Гвардейская лодка 675 проекта. Названа в честь военной предшественницы, С-56. Впрочем такая же как все лодки этого проекта прозванная «ревущей коровой». Почти глухая. Я назначен на неё инженером РТС. А заодно и командиром гидроакустической группы. На этот раз на долго.
 
Моё заведование – старье, какого в других дивизиях нет. Система морского радиолокационного целеуказания МРСЦ-1 -- «Успех-Н», на миниатюрных пальчиковых лампах и вместо единого ГАК, множество отдельных гидроакустических станций: МГ-10, МГ-200, МГ-23,  МГ-15, МГ-13, МГ-33 и т.д., на обыкновенных лампах: типа 6Н1П. Всё аналоговое.

Правда в приборах МРСЦ есть цифровые следящие системы, которые работали через пень колоду. Что бы ввести систему в «синхронизм», надо было стукнуть ногой по одному из приборов. Этому глав старшина Давыдов меня уже научил.
 
На второй день после назначения я был уже в море. Сижу себе на пеньке. Пенек — это планшет БИП – боевого информационного поста. Принимаю доклады от гидроакустиков и радиометристов. Решаю на планшете штурманские задачи по определению КПДЦ. Выдаю номера, курсы и скорости целей на мостик. Наношу на планшет обстановку.

Сильно штормит. Мы идем наискось волне. Лодку так мотает, что иногда вода заливается через верхний рубочный люк. Романтика. Красота!
 
На БИП заглядывает мичман Повелица. Наш старшина команды радиометристов. Его звонкий голос и четкая артикуляция звучит в центральном уже с четырех утра.
 
И вдруг облом, - товарищ лейтенант. Подменитесь пожалуйста на Сардинова и подойдите ко мне. У меня Альбатрос барахлит.

Ранее на практиках я вдоволь насмотрелся на экраны различных РЛС. И боевых, и навигационных. Мне были привычны их яркие изображения при положительной рефракции, и тусклые при отрицательной, туманные - в отдельных районах у береговой черты из-за переотражений от неё.

Мне на экране явно не хватало цифровых формуляров цели, с указанием номера, курса и скорости. Бывшей и будущей трасс целей, ожидаемой дистанции расхождения с каждой по отдельности и со всеми вместе.

Всего этого цифрового великолепия на типовых РЛС 60-ых ходов не было, хотя для них уже были решены штурманские задачи и появились различные реализующие их технологии, например, трубки характроны.

Подхожу в рубку. Из-за плеча Повелицы смотрю на экран радара. Вижу размытое, как в тумане, да еще и негативное изображение.

- Когда-нибудь ранее сталкивались с таким? - Спрашивает озабоченный Повелица.

- Нет.

- И я не сталкивался, - соглашается он, - что будем делать?

- Сейчас попрошу разрешения закрыть вахту на РЛК. На верху и так видимость хорошая. Пока суть да дело, что ни будь придумаем.

Закрыли вахту. Вскрыли станцию. Принюхались. Из угла верхнего блока слегка несет гарью.

- Смотрите товарищ лейтенант. Нам везет. Похоже трансформатор блокинга накрылся!
 
- Сейчас поищу его по ведомости ЗИП.

Через десять минут Повелица приходит и сообщает, - в ЗИПе «Альбатроса» такого нет.

- Поищи похожий трансформатор в ЗИПе от «Успеха».

- Да я и сам хотел посмотреть, но ящики с запчастями от «Успеха», мы при погрузке регенерации сложили рядом с выдвижными.

В это время в низу, в трюме раздается треск. А на верхней палубе отсека мат. Оказалось, что во время опускания зенитного перископа, его выдвижное раздавило чей-то ящик и застопорилось.

Бежим в трюм четвертого отсека. Так и есть. Раздавлены наши два ящика ЗИПа от «Успеха». Как только выдвижное от перископа подняли в верхнее положение, мы выхватываем ящики и тащим их в агрегатную. Смотрим в укладочные листы. Надо же?! Трансформаторы! Два из них по параметрам вроде бы подходят. Но конечно не по форме и не по габаритам.

- Приберите все тут, - кричит испуганному матросу Повелица и с обоими трансформаторами поднимается вновь в рубку радиометристов.

Вслед за ним захожу и я. Повелица пытается воткнуть не родные трансформаторы в блок. Оба трансформатора на старое место не влезают.

- Черт с ними! – говорю я, - попробуйте закрепить трансформаторы на какой ни будь пластине из гетинакса.
 
- Гетинакса нет, но есть твердый картон! Повелица отрывает обложку от старшинской тетради. Их у него целая стопка. Он крепит на обложке изолентой оба трансформатора. Затем каждый из них, по очереди подключает к схеме.

- Вот товарищ лейтенант! Приспособление готово! Будем испытывать?!

Мы вновь подаем «высокое» на остывший «Альбатрос». Изображение на экране становится четким. Но вместо одного, появляются несколько подвижных импульсов дальности. Экран разрисован кругами.

- Вот черт, невезуха! – восклицает мичман, - как, и главное, от которого импульса, вести отсчет?

- Шкала не поменялась, - говорю я, - так что отсчитывай от центра, а отмеряй чем хочешь. Хоть циркулем!

- А что, и попробую! – отозвался Повелица, - и счастливо, по-ребячески, рассмеялся.

И попробовал. Получилось!

Так три дня мы провели, в штормовом море, в надводном положении. Голос старшины команды радиометристов звучал в центральном так же уверенно, четко и ясно. На четвертый день мы вернулись в базу. Повелица отремонтировал станцию и впредь действовал самостоятельно.

На утро, меня вызвал командир боевой части, - Волошин, сходите на ТТБ. Отнесите магнитофон с записями шумов нашей лодки. И проверьте, чтобы шумы в МГ-14, тамошние торпедисты записали аккуратно. Пленку возьмите у Овчарова.

- У какого Овчарова, - спросил я не поняв.

Бычок рассмеялся, - так у Вити же, старшины команды гидроакустиков, вы что Волошин? Подчиненных Вам гидроакустиков не узнаете?

- Знаю, конечно, только всех не упомнишь, - покраснел я.
 
- А пил ты с кем, когда большой бэмс был в РТС, по поводу твоего прибытия?
Я снова пошел на лодку. Рубка гидроакустиков размещалась во втором отсеке. Спустившись на нижнюю палубу, я из-за двери рубки услышал характерное пиканье в воду. С послезвучанием, то есть с реверберацией.

Вхожу. В рубке двое. Подключили какой-то старинный осциллограф к гнездам на желтой панели и измеряют. То ли частоту, то ли период следования импульсов.

- Чем заняты? - Спрашиваю.

- Производим, - отвечают, - калибровку ГАС «Плутоний» с помощью прибора ПК-1.

- А, станция «Плутоний», она что? Это она сейчас излучает импульсы в воду?
- Конечно в воду. А как иначе?
 
- Немедленно прекратить излучение! Вы что, старшина команды!!! Не знаете, что излучение радиоэлектронных средств в базе категорически запрещено? Прекратите немедленно, – велел я строгим голосом.

- Слушаюсь, лейтенант, - произнёс кудрявый подводник, по-видимому Овчаров, намеренно опустив слово товарищ.

- Овчаров, - сменил я тон на более примирительный, - передайте мне пленку, которую я должен сейчас отнести на ТТБ. И не пылите. Если у Вас принято излучать в воду, то я разберусь и, конечно, разрешу.

- Магнитофон и пленка готовы. Можете забирать. Только вчера с приемника собственных шумов ГИ-102 записали. Лодка была на среднем ходу, под обоими турбинами. Записка, под кассетой магнитофона. Оформлена по всем правилам. Подпись флагманского Соколова имеется.

- А «Плутоша», - добавил Овчаров, назвав станцию уменьшительным именем, - это по сути английская станция миноискания. Её параметры тысячу лет, как известны. Так, что товарищ лейтенант разрешите нам продолжить регламентные работы.

- Разрешаю, - буркнул я, и прошел в 1-ый отсек, чтобы выйти из его люка и не встретить, кого ни будь ещё, знающего меня.

Дорогу на ТТБ я помнил. Поэтому уверенно поднялся по тропинке, ведущей в распадок между скалами. Прошел через КПП, сдал вахтенному сигареты и спички и спустился в капонир.
 
На ТТБ копошился народ. Торпеды, как огурцы, лежали на столах и на запасных стеллажах. Возле нашего прибора ГПД МГ-14 уже подключенного к проверочному пульту, находились трое специалистов, которые проверяли готовность прибора.

- Кому отдать бобину с магнитной записью 56-ой? - Спросил я.

- Давайте сюда! Сейчас её перепишем, и магнитофон с пленкой, сразу же Вам вернем.
Мне очень понравились проверки торпед. Особенно проводимые с помощью проверочного стенда – АКИПС.

Все четко, по регламенту. Иначе нельзя. Оружие все же. Не шутки!
Не то что у нас в РТС! Когда в эксплуатационных документах одно, а на самом деле, совсем другое. Я даже, по-доброму, позавидовал оружейникам.

Когда запись шумов была завершена, мне дали прослушать шумы лодки.

- Похоже? - Спросили у меня торпедисты?

- Вполне, - отозвался я солидным голосом, хотя до этого момента, своей лодки не слышал ни разу.

Напоследок они чиркнули ногтем по головной части прибора. Прибор тут же отозвался ответным оглушительным свистом. Как Соловей-разбойник.

Вот это по мне. Я был удовлетворен, и расписавшись в приемном листе, пошел к выходу из ТТБ. Жизнь, как показалось мне, была прекрасной.

Не успел я вернуться в расположение части, как меня разыскал дежурный по части.

- Товарищ лейтенант! Командир приказал. Бегом на лодку Горохова. Вы и старший лейтенант Сардинов, прикомандированы на семерку. Выход дня на три, может на четыре. Сардинов пол часа как ушел туда. А Вас вот найти никак не мог. Уф… Отлегло.

Прибежал на причал. Командир БЧ, начальник РТС семерки – лейтенант Платов встретил меня на пирсе. Его я помнил еще со времен стажировки.

- Ну что лейтенант. Повоюем?

- А что надо делать?
 
- Пойдешь как обычно офицером БИП. Как инженер РТС ты в ракетной стрельбе не задействован. Если потребуется привлечь расчет МРСЦ – то ты подыграешь. Ну и расчеты дальности обнаружения сделаешь. Как командир группы гидроакустиков. Смотри, чтобы по всем правилам!

А ты? Вернее, Вы?

- С меня и связи будет достаточно. И работы с личным составом тоже. И потом ты не забывай. Я еще и вахтенный офицер. Так что, вперед лейтенант!

                Глава 10. Продолжение эксплуатации. Торпедная
                стрельба и приобретение жизненного опыта.

Командир К-7 по фамилии Горохов был немногословный капитан 1 ранга маленького роста. Ему, чтобы стать у перископа, ящик под ноги подкладывали. Сардинова, нашего командира группы старта, как офицера БИП, он знал. Меня - нет.

Горохов поймал меня на третий день у командирского пульта 1Н-15 системы «Успех-Н», что за «лировской» площадкой.

- Волошин! «Омегу» считать умеешь?

- Умею, но надо вспомнить!

А что тут вспоминать? Смотри как это делается! Мой юный друг! Поменяйся вахтой с Сардиновым. Старпому скажи, что я приказал!

Таким образом Горохов в свободное время, по ночам, чтобы развлечься, начал было учить меня расчетам «омеги» и другим премудростям торпедной стрельбы.

Его лодка, как и наша, была оснащена ТАС «Ленинград». Но не доучил. На пятый день он забыл про меня.

В тот день мы потеряли место, и командир изо всех сил учил задницы штурмана и штурманенка. Я даже запомнил их фамилии. Бельский и Лисовик. А может он захотел, чтобы я его науку усвоил сам? Кто его знает?

Кроме того, я заметил, что он не очень доверял торпедному электрику. Он был тоже с 56-ой. Поэтому хотел, чтобы как можно больше людей в его экипаже, а конкретно в КБР, умели считать элементы торпедного треугольника. Как я понял, он хочет взять и меня с собой на боевую службу.

В море на его лодке я провел в общей сложности чуть больше недели. Что-то не складывалось в планах этой подводной лодки. Мы то погружались, то всплывали. И после каждого всплытия производили условные ракетные атаки авианосно-ударной группы.

Каждые четыре часа я вскакивал как ужаленный и слышал одно и тоже. Боевая тревога! Ракетная атака. Стрельба ракетами П-6М по групповой цели. Расчету МРСЦ по местам стоять! Принять целеуказание от АВНП! Поднять контейнеры №№ 1 - 4! Антенны системы «Аргумент» развернуть в плоскость стрельбы! Залп! Ракеты вышли! Ракеты в плоскости стрельбы держать! Принять целеуказание от командирского пульта: Цель №1 - главная цель, в низу с лева!

Я сбил ноги бегая по тревогам. Казалось гул от колоколов громкого боя и ревунов навсегда запечатлелся в моем мозгу. Но вот на восьмой день Горохов с мостика неожиданно спросил.

– БИП! Волошин! Ты расчет дальности обнаружения одиночного СКР на МГ-10 и МГ-200 для торпедной стрельбы торпедами 53-65К, сделал?

- Так точно товарищ командир! Расчет выполнен. Под перископом и на ходу 5 узлов предварительная дальность обнаружения станцией МГ-200 эскадренного миноносца на ходу 16-18 узлов составляет 24 кабельтова, а станцией МГ-10 – 18 кабельтовых! – отрапортовал я.

- Смотри Волошин! Не подведи меня! А то Юрий Иванович (имелся в виду конечно Юра Платов) вечно дальность завышает.

Я лишь пожал плечами, и пробубнил в «Каштан» что-то не уставное, - типа по ПРТС и графикам всегда так и выходит.

Но командир мой доклад уже не услышал. Он был весь увлечен подготовкой к торпедной атаке. Наверное, цель и торпедолов, планировщики ему выделили в самый последний момент.

- Метристы! Цель №1 по пеленгу 72 градуса - главная. Сейчас сколько до неё?

- Есть метристы! Понял. Цель №1 по пеленгу 72,5 -  главная. Дистанция до цели №1- 36,4 кабельтова!

- По-моему цель №1 начала движение! – Сообщил с мостика командир.

- Ну конечно! - вмешался старпом, -вон дымит как! Все в низ! Перенести управление в центральный!

- Товарищ командир! Торпедолов в дрейфе. В правом углу района, – успел доложить на мостик штурман.

И тут же все люди с мостика посыпались вниз. Зазвенел звонок тревоги. Матросы и офицеры побежали на боевые посты.

Зазвучали доклады старпому из отсеков по «Каштану» и от «люксов» по громкоговорящей связи.

- Есть первый! Есть второй!.. Есть штурман! Есть акустик!.. Есть десятый.

- Задраен верхний рубочный люк!

- Товарищ командир! Лодка к бою готова!

- 45-ый! Заполнить среднюю! Боцман! Погружайся под перископ с дифферентом 3 градуса на нос!
 
- «Товсь» на «быстрой»!

- Товсь на быстрой выполнил, мичман Колобов!

Щелкнули клинкеты вентиляции. Заработал ревун, сигнализируя о приеме балласта.
Боевая тревога! Торпедная атака! Атака надводной цели залпом, двумя торпедами 53-65К. Магнитофон включить!

- Пеленг 73, -прокричал Горохов и чуть не поскользнулся на своих подставках, - да, пеленг 73 градуса, - добавил он уверенно, и скомандовал! – Первый замер! Т о в с ь! Ноль!

- Первый замер введен! ТАС на автомате, - доложил торпедный электрик Кирдяков, который, как я уже говорил, был из нашего экипажа.

- Добро. - Произнес командир, вращая перископ и перебирая ногами по подставкам.

- Эх, ничего не рассмотреть, - посетовал Горохов, махнул рукой и снова выдал серию команд:

- Опустить выдвижные!

- Боцман! Задержаться на глубине 11 метров. Курс 76 градусов.

- Механик! Держать ход 5 узлов.

- Штурман, БИП, ТАС! Корректируем курс цели №1, на дистанцию 35 кабельтов!

Первым отреагировал штурман Бельский! - Курс цели 260 градусов, на скорость 16 узлов! Вторым – торпедный электрик Кирдяков! - Курс цели 265 градусов, на скорость 16 узлов!

У БИПа, то есть у меня выходило целых 270 градусов, и я на всякий случай промолчал.

- Акустики! Наблюдаете ли цель №1? Расчетный пеленг 77,5 градусов!

- Доклад из рубки гидроакустики, - 3-я минута. Акустически горизонт чист! По пеленгу 77 градусов горизонт чист!

Проходит минута томительного ожидания. Затем снова следует доклад из рубки гидроакустики, - 4-я минута. Акустически горизонт чист!

Истекают еще несколько минут. Ситуация не меняется. Акустики по-прежнему не слышат цель.

- Штурман! Доложить расчетный пеленг на цель №1? – слегка волнуется командир.
 
- Пеленг 80 градусов! Предполагаю дистанция до цели 25 кабельтов, - кричит штурман.

- Автоматные данные по цели! Пеленг 81 градус. Дистанция 24 кабельтова! – невозмутимо докладывает Кирдяков.

У меня те же данные, что и у штурмана. Даже усреднять ничего не надо. Но командир оценил позицию залпа, даже не взглянув на мой планшет.

Мне стало ясно! Корректировать дистанцию и скорость он не будет. Будет закалять мой характер.

Горохов презрительно посмотрел на меня, - Волошин, где же цель? Вы кажется рассчитывали, что дальность обнаружения будет 24 кабельтова?

Я опять молчу. И только виновато соплю носом.

- Право на борт! – сокрушенно вздохнув, произносит командир, - боцман! Ложится на курс 130!

- Руль право на борту. Циркуляция в право на курс 130, - репетует команду боцман и, спустя минуту, докладывает, - на румбе 130.

- Так держать! Акустики! Что там у Вас? – уже без особой надежды интересуется командир.

Товарищ командир! Акустики! Шум надводного корабля по пеленгу 115 градусов! ВИП резко в право. Предполагаю – цель №1 увеличила ход!

- Ну, наконец, акустики! Дождался всё же! Но всё равно вы молодцы, - и тише уже для меня, - это офицер БИП не может дальность обнаружения определить, - и подмигнул.

- Акустики! Замерить дистанцию до цели №1!

- Дано три посылки по пеленгу 110! Эха нет.

- И не надо! – заключил командир, - но тут же на связь вышли штурман и торпедный электрик, - расчетная дистанция 15 кабельтов! автоматная - 18 кабельтов!

- Утверждаю данные стрельбы: омега медианы залпа – 10 градусов в лево, Дс – 10 километров. Лямбда 1 и 2 - по данным ТАС. Торпедные аппараты № 1 и 2 Т о в с ь !!! – торжественно, голосом как у Левитана, не кричит, а вещает командир.

- Торпедные аппараты №1 и 2 к стрельбе готовы. Данные введены! «Товсь» выполнено, - звучит доклад из первого отсека.

- Торпедные аппараты №1 и 2 - «ПЛИ»!!! ВИПС ДУК - ПЛИ!!!

- Торпеды вышли. Боевые на месте! Остаточное в норме! – бодро докладывают торпедисты!

- Акустики! Следить за целью и за торпедами! Режим доклада – десять секунд!

- Цель 116, торпеды э…120 градусов!

- Цель 117, торпеды э…э…119 градусов!

- Шумы цели и трассы торпед на слух и на самописцах слились по пеленгу 118 градусов! – Не менее торжественно, доложили акустики.

Через четверть часа мы всплыли. Горохов, старпом и вахтенный офицер-минер тут же выскочили на мостик.

- Радистам доложить об успешно выполненной торпедной стрельбе! Минер сейчас спустится в низ и поможет вам заполнить таблицу.

Когда мне удалось пробиться к перископу, то я увидел, что СКР, выполнявший роль цели №1, все еще лежит в дрейфе. Из его трубы по-прежнему валит черный дым.
 
- Наверное, труба раскалилась от перегрева, - сострил я про себя, - шутка ли, дать полный ход, чтобы успеть подставиться под наши торпеды.

В окуляре на дальнем плане торпедолов поднимал нашу торпеду. Другая - едва виднелась на его борту...

Мы шли в базу. Уже прозвучала команда: «Клинкеты вентиляции главного балласта на стопора и замки». На лодке во всю громкость по линии ЛХП гремела музыка песни Пугачевой «Завтра, ты ко мне вернешься завтра…»!
 
Я шарил, а простыми словами, производил приборку, на своем боевом посту, в БИПе за площадкой «Лиры». В центральный пришел командир. После удачной стрельбы, Горохов был в хорошем расположении духа.

Сначала он по-отечески пожурил механика. За то, что у него опять потекла холодильная машина. И если он за следующую неделю не устранит течь, то придется нам в автономке питаться горохом и крупой, а сгнившее мясо выкидывать на корм чайкам.

Потом Горохов подошел ко мне:
 
- Ну, как дела на БИП-е? Как с Вашей торпедной подготовкой! «Омегу» и «Лямбды» научились считать?
 
Отвечаю, - элементы торпедного треугольника считать научился. Но перекричать других операторов КБР, и настоять на своем, пока не могу! Уверенности нет.

- Ответственность на себя надо потихоньку принимать. Вот мы с вами, пару раз попадем в цель, как сегодня. Уверенность и придет. И я буду принимать в расчет Ваши данные. Это с опытом приходит, - наставлял меня командир.

- Так точно товарищ командир! Буду стараться! А в автономку Вы меня возьмете?

- Возьму конечно, - отвечает Горохов, - куда я денусь, и рассуждает далее, - народу в дивизии и так маловато. Я вот Волошин о другом думаю. Почему так не достоверны Ваши акустические прогнозы? Да и у Платова и у других специалистов РТС тоже. Я давно об этом думаю.

Я ждал этого вопроса и заранее подготовился, - товарищ командир, предполагаю, что большая неопределенность возникает из-за увеличенных гидродинамических помех, которые, возникают в газоотбойниках контейнеров.

Горохов посмотрел на меня как на неразумное дитё, - я ведь раньше на 659 проекте служил, а еще раньше на «резинке» - дизельной лодке в Ракушке. На них контейнеров не было, а чехарда с прогнозами была.

- Тогда может быть дело в «окнах акустика», - отчаянно защищался я, положив ладонь с растопыренными пальцами на планшет, - вот, к примеру, диаграмма направленности нашей ГАС. Она вращается. Куда указывают пальцы, там «окна акустика». А в промежутках между «окнами», ожидаемая дальность действия будет значительно меньше!

- Так и мы с вами, мой «юный друг», вращались как мандавошки на стекле. Сколько раз мы меняли курс во время атаки? – Терял терпение Горохов.

- Один, - ответил я, не ожидая подвоха.

- А при поиске цели?

- Много.

- Так во время всех этих эволюций цель я бы её уже сто раз обнаружил. Разве не так?

- Так, - согласился я, не зная, что еще придумать.

- Вот, вот, - размышлял командир, - может все дело в том, что ГАС-ы и документы к ним ПРТС-ы к ним, у нас разрабатываются без должного учета шумов и помех конкретных носителей. И гидрология в море тоже конечно разная?

- Не может быть, - защищал я честь всей радиотехнической службы ВМФ, - гидрология в Японском море из года в год одна и та же. Летом шестой, тип, зимой изотермия. А когда на верфях сдают очередную лодку, её несколько раз обмеряют и шумы в формуляр заносят. Да и мы сами как специалисты РТС следим, за помехами, так сказать.

- Тогда, Волошин в чем дело? Я тебя спрашиваю….

Мне крыть было нечем.

Командир махнул рукой и прекратил, по его мнению, бесполезный разговор. И со словами, - темная наука, эта ваша акустика, - покинул БИП.

А я, пристыженный, и прибитый прямо к палубе «лировской» площадки, весомостью его аргументов, продолжил натирать медяшки на ней.

                Глава 11. Продолжение эксплуатации.
                Крушим все подряд

Наш гвардейская лодка, тем временем готовилась осенью отправиться в док. Ремонтная ведомость составлялась механиками. Изредка к её заполнению привлекались командиры боевых частей «люкс».

В том числе и командир боевой части связи - начальник РТС. Затем бычок был отправлен на учебу, старшина команды гидроакустиков Овчаров - в отпуск. А я остался за старшего, чтобы руководить нашим личным составом: радиотелеграфистами, засовцами, акустиками и радиометристами при ремонте лодки.

Переход в Чажму на судоремонтный завод и постановка корабля в док, прошла для меня незаметно. Я нес вахту вахтенным офицером на якоре. А при постановке лодки на кильблоки, т.е. при погружении и всплытии дока, всем процессом руководил док-мейстер. Я только транслировал его команды в отсеки лодки. Чувствовал себя при этом нужным человеком.

В доке я продолжал изучать корабль и сдавать зачеты на допуск к самостоятельному управлению заведованием. Но мне этой нагрузки было мало. Мои руки чесались. Их надо было к чему ни будь приложить. Случай представился быстро.
 
Как-то, во время проворачивания оружия и технических средств, я заметил, что указатель глубины станции измерения скорости звука МГ-23 показывает 20 метров. Самописец станции, как раз находился на БИПе.

- Непорядок, - решил я, - наверное, станцию забыли выключить и выключили её только во время заполнения дока.

Включаю станцию, чтобы устранить досадный дефект. Станция прогрелась и перо самописца побежало в верх, чтобы занять нулевое положение.

- То – то, - усмехнулся я, - сознавая себя великим специалистом!

Но перо самописца вопреки моей воле и моему пониманию, вдруг начало движение в низ, прочертило весь диапазон до 100 метров и затем опять пошло в верх к нулю.

Я выключил станцию. Теперь перо застыло на отметке 70 метров. Опять включил. Все повторилось! Еще, и еще, и еще…Звук от синхронной пары сельсинов  - будто пилим дрова. Ж-ж-ж, ж-ж-Ж…

- Что за хрень? - Подумал я и переключил диапазон глубин на 400 метров. Та же картина. Ж-ж-ж, ж-ж-Ж…

- Вызвал матроса, заведующего станцией. Показал ему. Спросил в чем дело?

- Не знаю. Кто-то сломал. Починить её теперь только мичман Овчаров сможет. А я что? Я только включаю станцию перед погружением, снимаю кальку и передаю.

- Кому?

- Как кому, - недоумевал матрос, - раньше Клементьеву или Абрамову. Но они погибли в прошлом году. А теперь вот Вам.

- Типун тебе на язык Филиппов! Иди.

На завтра я отыскал в рубке акустиков папку с инструкциями по эксплуатации и со схемами МГ-23. И начал их с умным видом изучать.

Матросы внимательно следили за действиями своего непосредственного начальника. Я даже виду не подавал, что не смогу справиться с неисправностью. Инженер я в конце концов или нет!

Ознакомление с инструкциями, особенно в части «Устранение возможных неисправностей», ничего нам не дало. Подобный случай в инструкции был не предусмотрен.

Вождение грязными пальцами, по длинным, как портянки, синькам схем, натолкнуло меня на мысль.

- Для чего это микроконтакты в верху и в низу шкалы самописца? А… Правильно. На эти микрики подается переменное напряжение.

Но не от датчика глубины, а из схемы питания!!! …Тогда это демпфер. Так на крайний случай. Наверное, что бы каретку в крайнем положении не закусило!
 
- Тогда, - думал я, - что бы настроить самописец, надо согласовать синхронную пару сельсинов.

Но это легко сказать! Согласовать! А сделать как? Что и где отключать? Что застопорить. И что надо вращать?
 
Тогда я решил действовать методом «тыка». Нашёл эту синхронную пару и поочередно снимая питание с одного из сельсинов, начал согласовывать пару. Однако пара не желала мне подчиняться.
 
Она жужжала, хрипела, визжала… Но указатель глубины упрямо не хотел останавливался в заданном положении.

Когда же я запитывал оба сельсина, пара опять выходила в аварийный режим и «пилка дров» снова продолжалась. Ж-ж-ж, ж-ж-Ж…

За этим занятием меня застал трюмный машинист центрального поста Паша Колобов. Он проник на БИП, из-за подозрительных звуков в центральном, - товарищ лейтенант что тут у Вас. Уже второй день дрова пилите. Раньше мичман Овчаров пилил, теперь вот Вы.

- Да вот Паша, синхронную пару пытаюсь настроить.

- И как успехи?

- Не очень.

- Не мучайтесь, товарищ лейтенант. Мы же в заводе. Так сказать, в ремонте находимся. На днях будет 10 процентная корректировка ремонтной ведомости. Давайте я включу эту станцию в ведомость. ЭРА придет и починит. Кстати я еще и клапана от «Арктики», вместо Вашего бычка, в ремонтную ведомость включил.

- От какой «Арктики», - сначала не понял я.

- Клапана от МГ-200, что в трюме первого. Знаете? А эта Ваша станция, как называется?

- Тогда запиши в ведомость: «Береста», настройка сельсинов, - сдался я…

...Для меня этот доковый ремонт закончился неожиданно, как и начался. В четверг, после обеда, аккурат перед новогодними праздниками, по трансляции объявили.

- Инженеру РТС прибыть в центральный пост!

Прибыл. Вопросительно смотрю на вахтенного. Тот, не отрываясь от журнала, пробубнил, - к Вам товарищ лейтенант рабочие пришли!

Смотрю. На «лировской» площадке четверо заводских специалистов. У двоих на новеньких куртках надпись - «ЭРА».

- Электро-радио аппаратура, - расшифровал я.

Двое других, в промасленных ватниках. Как как видно, это местные маслопупы с СРЗ-30.

Я представился и поздоровался, - вы ко мне товарищи?

Первыми разговор начали щеголеватые ЭРА-вцы.

- Вот. Мы настроили на вашей лодке МГ-23! Принимайте работу товарищ инженер.

- Что ж, давайте посмотрим.

- А мы? Нам чего ждать? – Заволновались маслопупы, - нам нужно клапана «Арктики» сдать! Сегодня обязательно. Годовая премия горит!

- Не волнуйтесь, работу у Вас примем, а значит и вы тоже сдадите. «Но ЭРА все-таки была первой, с неё и начнем», - произнес я и потянулся к включателю МГ-23.

- Не надо. Мы сами. Засуетились ЭРА-вцы. Мгновенно подключили к клапану «Бересты» колонку регулируемого давления с манометром, установили на нем 2 кг, включили МГ-23 и ткнули пальцем в самописец, - видите? Двадцать метров показывает.

- Качни-ка еще Володя! – скомандовал старший ЭРА-вец.

Володя качнул, установив на манометре 4 кг. Указатель глубины самописца послушно переместился на отметку 40 метров.

Я сравнивал показания манометра и пера самописца до сотни метров. Все было идеально! А на второй шкале, что до 400 метров? – Спросил на всякий случай я?

- Тоже совпадёт, - засмеялся ЭРА-вец, - только колонку надо на большую глубину до 400 метров. Правда она и по больше будет. Но в люк пролезет. Сходить, что ли за ней?

- Не надо. Давайте документы, - и я размашисто подписал все три экземпляра.

- Теперь перейдем к Вам сэр, - обратился я к старшему маслопупу из Чажмы, -пойдемте в первый отсек!

В первом отсеке присутствовал минер Лукин. Поэтому торпедисты были сдержаны. Ничего не говоря они открыли пайолы ведущие в трюм, и подсветили его фонарем.

- Вон там в правом углу торчат, товарищ лейтенант. Восемь черных маховиков. Сам смотрел, как их устанавливали и изолировали, сообщил мне Кирдяков.

- Ага. Вижу. Сейчас спустимся и проверим.

Спустились все втроем в трюм. Мешая друг другу пролезли к клапанам. Клапана как грибы. На верху только шляпка (маховик). Все остальное, важное и ценное, внутри технологического отверстия.

Командир дивизиона живучести, старшина команды трюмных и на худой конец старшина торпедистов, наверное, могли бы разобраться. Зачем в трюм полез я, сам не знаю.

Смотрим. Клапана новые. Иссини черные. Покрытые смазкой. Под юбкой полно солидола. Ходят маховики (открываются и запираются) легко. Что тут еще смотреть?
Вылезли. Старший маслопуп наседает.

- Видел? Крутил? Замечания есть? Подписывай!!!

- Ты что? А антенной МГ-200 повращать? Вдруг из-под этих клапанов, гидравлика в трюм первого будет сочится?

- В чем дело лейтенант. Пошли в рубку. Повращаем твою антенну, - соглашается старший маслопуп.
 
На пути в рубку гидроакустиков внезапно погас свет. Щелкнули батарейные автоматы.

- Блин! «Опять питание с берега док снял», - говорю я. – Это на долго. Скорее всего нам не удастся сегодня проверить вращение антенны. Сейчас по кораблю пройдет команда, чтобы личный состав отключил лишние потребители от батарей.

Как я предполагал, так и оно и вышло. Станция МГ-200 приняла питание, но лишь частично. Приводные устройства вращения подключить так и не удалось. На пульте управления зажглась лампочка - «Нет давления».

По «Каштану» принимали доклады из отсеков об отключении ненужных потребителей. Командир 1-ого отсека уже доложил об отключении, и старпом добивался доклада из второго.

Я обесточил МГ-200 и тоже доложил, что и во втором отсеке все лишние потребители отключены.

- Приехали! – констатировал я. Опять электрическое бедствие. -Сегодня уже ничего не получится! Приходите завтра! – предложил я.
 
- Завтра 31 декабря! Весь завод, из-за тебя останется без премии!

-Так уж весь завод! Я думаю, что даже не цех, а подразделение какое ни будь, по меньше!

- Не твоего ума дело. И вообще, зачем тебе инженер нужно это «вращение». К клапанам претензии есть? - Нет. Тогда подписывай. Гарантирую тебе, все будет нормально!

Я сжалился и подписал. А зря!!!...

                Глава 12. Продолжение эксплуатации.
                Устранение недостатков

К акустической аппаратуре я больше не прикасался. Меня завертела заводская жизнь в доке. Я ходил на планерки, стоял дежурным по части и по дивизиону.

Меня с командой матросов выделяли для чистки выгоревших котельных отделения парохода «Бирюса» старшим на огнеопасные работы. Я даже я дважды съездил в поселок Тихоокеанский, чтобы судом припугнуть своих распоясавшихся недисциплинированных бойцов.

Но львиную часть рабочего времени у меня занимали изучение устройства лодки и сдача зачетов на допуск к самостоятельному управлению боевой частью. По ночам я и еще трое лейтенантов до самого утра ползали по общекорабельным и ракетным системам, учились пользоваться аварийными, водоотливными и пожарными системами.
 
И вот наконец все ремонтные работы в заводе закончились. В марте пришло время нашей лодке выходить из дока. Док погружался весь рабочий день. Все это время я нес вахту на ходовом мостике. Как только вода в доке приблизилась к ватерлинии на мостик выскочил старшина команды торпедистов и уведя меня в сторону, забормотал.

- Товарищ лейтенант. Там у нас в трюм первого вода поступает! Где-то в районе ваших клапанов.
 
- И что, сильно поступает? – съехидничал я, - а по душе заскребли кошки.

- Да не очень, озабоченно произнес старшина, - но на четверть трюм заполнен. Клапана Ваши можно закрыть?

- Давно бы сам закрыл и помпочку Гарда включил на осушение трюма.

- Да я так и сделал, но Вам всё же доложить надо было. Вдруг, что ни будь не так?

- Все так. Придем в базу - разберемся, - самоуверенно заявил я, - тем более, что как только я слышал, механиков в 10-ом отсеке, во время заполнения дока, уже два раза топило. Вопрос, кого из нас больше?

Лодка вышла из дока только затемно. Ходу в бухту Павловского всего час с небольшим. Я, как мне положено, несу вахту на БИП-е. Включили радиолокацию – обнаружения РЛК-101 и ответчик опознавания Хром-КМ.

Из гидроакустики использовали по переменно – то активный режим «Плутония», то шумопеленгаторную станцию МГ-10.

Основную гидроакустическую станцию МГ-200 я запретил использовать, сославшись на отсутствие оператора. Пришвартовались ближе к полуночи.

По утру я зашел в рубку гидроакустиков. Мои бойцы завтракают на баке в первом отсеке. В рубке только наш новый мичман Максимов. Прибыл из школы мичманов, что во Владике. Наверное он, уже перекусил.

Спрашиваю. - Что у нас с двухсоткой!

На меня уставились недоуменные глаза мичмана, - так Вы товарищ лейтенант сами вчера приказали её не включать!

- Помню. Но давайте все же с Вами посмотрим, что с ней, - и послал Максимова в трюм первого, открыть клапана.

Мичман докладывает по «Каштану», - клапана открыты!

Я включил станцию. Запустил вращение. И слежу за указателем… антенна повернулась градусов на 70 и опять встала. На пульте управления вновь загорелась лампочка «Нет давления», - и я думаю, - ё-к-л-м-н бабай, что за хрень со станцией МГ-200?

Неужели маслопупы чажминские нам клапан не отремонтировали?

Тут опять запищал «Каштан», и я услышал еще одну радостную «новость», - это мичман Максимов из первого. В трюм первого из-под нашего клапана вода поступает!

- Так закрой его немедленно!

- Закрыл. Вода вроде больше не идет.

- Осуши трюм. Воды много?

- Не – а. Минут за пять управлюсь.

Внутри у меня окончательно похолодело, - так и есть, придется сдаваться и принимать на себя вину! Но виду не подал, а сказал молодому мичману, - после проворачивания пойдем с тобой с Арктикой разбираться.

Разбирались вначале не долго. Когда осмотрели приборы, то выяснили, что в компенсаторе забортного давления, приборе №29 – к этому времени была голимая вода. Причем вода и до мембраны, и после неё. Гидравлики нигде нет!

- Ничего себе! Какой я после этого инженер? Засолил систему! А в ней тонкие золотниковые устройства гидропривода и магнитные усилители блока управления! Если золотники закиснут, или усилители «сдохнут», мне – кранты, - переживал я, - да начальники меня сожрут и не подавятся. Еще и ремонт за мой счет организуют. Я подозревал, что для ремонта гидросистемы не хватит зарплаты всей РТС!

Мичман Максимов, отслуживший срочную службу на нашей дивизии, и только что прибывший из школы мичманов, тоже страшно переживал.

Мы оба, как и все молодые специалисты, чувствовали себя во всем виноватыми. Я предложил, - пойдемте товарищ мичман искать, где гидравлика вытекает, и водичка затекает. Иначе нам несдобровать.

Потом разбирались долго. В первый день влезли под обтекатель, где были установлены антенны и затерялись на его палубах. Выгородки огромные. Под обтекателем темно как в гробу.

Сбегали за аварийными фонарями. Снова под обтекатель. Спустились вплоть до ватерлинии. Вода чистая. Без намеков на наличие гидравлики.

Нашли и осмотрели антенну МГ-200. С фонарями пролезли по всем её трубопроводам, вплоть до запрессованных в прочный корпус сальников кабельных вводов. нет нигде потеков или следов гидравлики. Осмотрели трубопроводы других ГАС.

На них тоже все чисто. Вылезли, отдышались.
 
- Что дальше делать будем дальше, - спросил у меня мичман.

- Искать, а что нам еще остается, - ответил я.

На следующий день опять полезли под обтекатель. На этот раз вооружились мощными фонарями. Обнюхали каждый трубопровод. Осмотрели каждый уголок огромных выгородок. Чисто. Ничего кроме электродов от сварочных работ. Мы приуныли.

- Время идет, - говорит мичман, - вторые сутки силовой привод в морской воде, надо как-то обессоливать гидравлическую систему.

- А чем обессоливают, - поинтересовался я, хотя прекрасно знал.

- Спиртом конечно, - отвечает мичман, - но нам надо литров сто не меньше. А на всю службу РТС выдают всего пять литров. Не разгонишься.

Я подумал и предложил, - давай снимем размеры трубок у МГ-200. Изготовим красномедные перемычки для напорных и сливных магистралей. Зальем в гидросистему свежую гидравлику. Запустим привод и отмоем, - а что, как вариант сгодится, - подвел итог молодой мичман.

Через три дня в судоремонтных мастерских, за три литра шила, были изготовлены две красномедные трубки с накидными гайками и прокладками. Всё тютелька в тютельку, прямо по моим чертежам.

В тылу была выписана 250 литровая бочка гидравлики. Да не простой, а особой, дорогой. Именно из нефти Доссорского месторождения у которой альфа = 0,77. И никак не меньше. Все как было указано в технических условиях на гидравлику.

Бочка была доставлено автомобилем на пирс. А затем потащили ведро гидравлики на лодку. Мы поставили перемычки в гидросистему МГ-200. Долили гидравлику. Перекрестились и запустили гидропривод.

Антенна плавно развернулась на 70 градусов и встала. Уже привычно и издевательски загорелась лампочка «Нет давления». Молодой мичман онемел, а я готов был заплакать от безысходности.

Мы рванули в первый отсек. Смотрим в компенсаторе давления, приборе №29, какая-то коричневая жижа. Слили немножко. Попробовали на вкус, - нет, это не вода, но и не гидравлика – заключил Максимов.

Я молчал. И думал, - откуда гидравлика. В обтекателе антенн всё чисто, а в гидросистеме вода. Но мои раздумья прервал мат, который донёсся из трюма первого.

- Товарищ лейтенант! Опять Вы нас на хрен топите какой-то вонючей жижей! В прошлый раз хоть вода была! А сейчас черт знает, что. Блин! Трюм не отмыть!
 
- Тише Кирдяков! И без тебя тошно.

- Да, я примерно понял, что у вас не порядок. Так у других не лучше. Лукин сказал, что китайцы (по-нашему ракетчики) и механики, уже два дня суетятся.

Бегают как оглашенные с кислыми рожами. Я даже из нашего трюма их не раз замечал.

- Не утешай. Подскажи лучше к кому с моей проблемой обратиться?

- Командира нет. К старпому не ходи. Уроет, но и не поможет. К меху и комдиву три, точно ходить не надо. У них своих проблем выше крыши. Не знаю даже к кому? Может к флагманскому РТС?

- Может и к нему. Соколов мужик отходчивый и понимающий. Ведь без двухсотки можно плавать. Стрелять только без нее плохо. Так до стрельб еще месяца два. Устраним.

- А зачем мы на следующей неделе в море выходим? – прикинулся непонимающим я.

- Так это типа вторую задачу сдавать. А на самом деле, чтобы очухаться после ремонта. И посмотреть не течет ли что-либо еще? – хохотнул Кирдяков.

После обеда я остался на базе. Готовился заступить дежурным по части. Надо было придумать повод. С чем обратиться к Соколову. В голове не было дельных мыслей. Один сумбур…

…Точно не помню, как я оказался в штабе. Пять минут постоял перед дверью флагманского специалиста не решаясь войти. Соколов сам неожиданно показался в конце коридора.

- Привет бойцам невидимого фронта. Как прошел ремонт?

- Здравия желаю товарищ капитан второго ранга. Вот как раз пришел Вам доложить.

- Ну заходи. Докладывай, - и флагманский уселся, закурив папиросу.
 
- Мат часть в порядке. РЛК исправили. Мичмана Повелицу прошу поощрить. Тренировки у мыса Гамова проводятся регулярно. Только вот от вертолетов сигнал часто замирает. Потому что Успех-1 часто в «синхронизм» не входит.

- Эка невидаль! С вертолетами всегда так бывает. Летают низко.

- Еще, мы отремонтировали МГ-23.

- А что с ней было?

- Канал глубины барахлил. Да! У нас еще и МГ-200 не работает?

- Как не работает? Вы же только из завода!

- Да мы МГ-200 даже в ремонт не подавали. Работала как часы. Вышли из дока, а в гидросистеме вода.

- Что!!! Какая вода???, - чуть не выронил папиросу Соколов, - да понимаете ли Вы лейтенант, чем это грозит.

- Владимир Петрович. Не волнуйтесь. Я уже принял меры, - и начал рассказывать про изготовленные в СРМ красномедные перемычки и бочку гидравлики… и, что этой заразе антенне постоянно не хватает давления. Горит понимаешь лампочка.

По мере моего рассказа, лицо у флагманского серело, глаза округлялись, а узловатые пальцы начали выстукивать по столу нервную дробь.

Я же, увлекшись рассказом на собеседника внимания не обращал, чем приводил его во все более возбужденное состояние.

Флагманский специалист неожиданно прервал меня словами, - не умничайте лейтенант, а делайте, что Вам надлежит!

- Вот я и делаю, вернее Вам докладываю. Трое суток еще не прошло. На лодке докладывать некому. Все заняты.

- Хватит. Мне все ясно. А я-то думаю, почему Зам. по ЭМЧ долбает Вашего механика за то, что цистерна главного балласта, номер первый, травит, и лодка все время проседает. Вот в ЦГБ 1, наверное, и дыра. Придется помочь гвардейскому экипажу.
Ваш новый командир Губин прибыл?

- Нет еще. Но на борту старпом и механик!

- Прекрасно. Встретимся на пирсе, - и флагманский стал названивать на нашу лодку.
 
- Товарищ капитан 2 ранга, - вклинился я в перерыве между звонками. Как насчет моего повышения? В нашей дивизии, через год службы, инженеры в командиры боевых частей выходят!

Флагманский как-то странно посмотрел на меня и произнес, - работайте лучше молодой человек! Работайте и Вас заметят.

                Глава 13. Издержки плохой эксплуатации.
                Маленькие подвиги

Когда я утром прибыл на пирс, то увидел, что наша лодка присела на корму приподняв свой нос. По палубе бегали матросы швартовой партии ослабляя и затем закрепляя швартовые концы.Дифферентованием лодки руководил старпом.


Я скользнул в надстройку в носовой части лодки. Увидел, что возле отдраенного люка, ведущего ЦГБ-1, сгрудились: механик со своим мозговым центром Мишей Райским и мичманом Злобиным, а также минер и ракетчик. Чуть поодаль в шинели стоял флагманский Соколов.

- Ну что? Рассуждал механик, - запустим людей и дунем?

- Только надо что бы мы были в снаряжении ИСП. И тросом лучше привязаться к кницам на пайолах. Мало ли что? – добавил Злобин.

Минер, - так я вам лучшие фонари дам. С вечера поставлены на подзарядку.

- Конечно. А каким давлением дуть? – спросил механик Дорожко?

- Можно низким давлением, с сомнением в голосе выразился Злобин. Только долго это. Два часа люди не выдержат.

- Дуть ВВД! – не выдержал я, - это и быстро и в отсек его подают при авариях. И ничего.
 
- Завянь лейтенант. Ты уже дел натворил, - ехидно пробурчал Соколов.

- Так, -  скомандовал механик, сейчас я Вас помирю, - эй мостик! Прошу дать команду на 45-ый пост. «Продуть первый номер»! Только не долго.

Воздух под давлением 300 атмосфер мгновенно наполнил цистерну и с оглушительным ревом ринулся в открытый люк. Мы отпрянули от люка. Из него полетели комья сухой грязи и пыли.

- Нет. ВВД действительно не подходит, - упал духом механик, - остается воздух среднего давления. И не спорить. Так будет лучше.

- А лейтенант Ваш, Владимир Петрович, не опытный, - мы тоже эти клапана просмотрели. Но он по характеру он действительно экстремален. Только и знает, что про ВВД. И то понаслышке.

- Лейтенант и мой. И Ваш. Но хватит о нем. Кто пойдет? Я думаю мичман Злобин — это понятно. Ему сам бог велел. А от акустиков кто?

- Я сам пойду! Сам напортачил, сам и исправлю! – рванулся я на амбразуру.

- Нет! Мы тебя прибережем для разбора полетов и залетов. А вот мичман Максимов вполне подойдет.

- Согласен Максимов?

- Если Родина прикажет. Согласен.

- Родина в моем лице уже приказала, - устало произнес механик, - вот уже и гидрокостюмы с ИДА - шками принесли. Давайте ребята их жгутовать.

Злобин и Максимов облачились в гидрокостюмы и тяжело дыша по очереди спустились в люк. Собравшиеся в надстройке начальники до самого момента задрайки люка, тысячу раз донимали их советами. Как будто мичманы не помнили, что и как им надо делать.

Механик дал команду продувать ЦГБ-1 воздухом среднего давления. Я прислушивался к шорохам и стукам, доносившимся из цистерны и представлял, как мичманы вслед за водой спускаются в низ. Через каждые два метра удар по корпусу.

А они цепляются за осклизлые уголки и трубопроводы. Освещают свой путь фонарями. Протискивают в узкие щели сумки с инструментами. Наконец от них раздался условный сигнал. Три удара - Тук, тук, тук, - обозначающий сигнал «Стоп дуть!».

Слава богу добрались до трубопроводов МГ-200! Собравшиеся в надстройке облегченно вздохнули. Пол дела сделано. После чего прошло еще добрых сорок минут томительного ожидания. Всё это время до нас доносился лишь лязг инструментов да скрежет металла.

Наконец мичмана закончили работы и начали подниматься снова в верх. Когда они добрались до люка, то дали условный сигнал - «Можно сравнять давление!» и минуту спустя - «Можно отворачивать гайки на крышке люка!».

Мы вытащили их обоих из цистерны. Одного за другим. Наши мичмана - ремонтники выглядели грязными и измученными.

- Работа закончена. Всё, что можно, было сделать – сделано! - доложил мичман Злобин механику, - ЦГБ-1 больше не травит и поддувать её я надеюсь не надо будет.

И уже после этого доклада Злобина, находясь в крайне возбужденном состоянии, Максимов делился впечатлениями со мной и Соколовым.

- Представляете! Добрались мы до  антенны и трубопроводов "Арктики". Повисли на них. Выглядят они вроде хорошо. И тут смотрю, фланец на одном из них будто бы длиннее. Чуть нажал на него, чувствую шатается!

- Мичман Злобин, вися рядом со мной присмотрелся к фланцу, и и одним поворотом ключа отсоединил его. А затем показывает мне знаками. Что он, то есть фланец, оказывается вовсе не был прикручен. Прижимная гайка, была наживлена лишь на одну нитку!

- Ну мы все разобрали, - продолжал Максимов, - все поверхности спиртом обработали, циатимом покрыли, новые прокладки поставили и закрутили всё намертво. Хорошо, что резьба была не сбита, и не зажевана. Ясное дело. Работяги виноваты.

- Каков завод, такие у него рабочие, - говорю я.

- И поверяльщики всякие, - уточнил Соколов и продолжил, - а теперь Вам гидросистему надо отмыть от соли, да золотники, закисшие расходить. Как отмывать, ты знаешь. Как расхаживать, - на семерке узнай.

- Я думаю они не закисли, - неловко оправдывался я.

- Так! – жестко произнес Соколов, - ты, умник, запоминай, что я сказал! – Отмыть, расходить, доложить! И ни шагу с лодки. Как понял?

- Есть!

Всю неделю перед выходом в море мы отмывали гидросистему. Сначала я, потом Максимов. Хорошо, что буквально на следующий день прибыл из отпуска старшина команды мичман Овчаров.

- Товарищ лейтенант! За золотники не переживайте. Я их сам притру. Опыт имею. Работал раньше в Кургане. На инструментальном заводе. Максимов дальше сам отмывкой с гидросистемы справится.

- Спасибо Витя, поблагодарил я, - а с магнитными усилителями, как быть? Они то хоть исправны?

- А вот Вы товарищ лейтенант, пишите заявку на усилители. Да и езжайте за ними в Находку. В Партизанске их нет. Выпишите по крайней мере два магнитных усилителя. А то наши, по-моему, сдохли.

Наутро я пришел в каюту к бычку подписать накладные. – Привет Миша!

- Здорово Сергей. Я вот вернулся с обучения, а на лодке работы непочатый край! Не ожидал от тебя такого.

- Да я и сам не ожидал. Понимаешь…, - но Бычок перебил меня, - знаю, я только что от Соколова. Значит так. Акустиков я у тебя забираю. Помогут радистам Иву сушить. Тоже изоляция затекла. А без этой антенны, связи с берегом точно не будет. Да и еще двоих акустиков на камбуз надо выделить. Наша очередь подошла.
 
- Ну раз знаешь подписывай накладные и утверждай их у командира. Только очень прошу оставь Максимова на отмывке гидросистемы.

- Инженер! А ты чего тут раскомандовался? И почему обращаетесь ты? Запомни -  командир БЧ я! Я теперь нахожусь на лодке. И я все решаю. Кстати, никуда ты в ближайшие дни не поедешь. Не до того! На пока вот возьми журнал боевой подготовки БЧ, - Миша протянул мне какой-то «талмуд» в коленкоровом переплете, - займись-ка документацией. Подбей ЖБП и проверь старшинские тетради в боевой части. И подумай о своем поведении. Все!

Я был уязвлен неожиданно низкой оценкой моего ратного труда, со стороны командира БЧ. Такого же как я лейтенанта, который окончил училище всего на год раньше. Но виду не подал.

- Что ж. Субординация, так субординация, - мысленно вздохнул я.

Этим собственно все и закончилось. Драконовских мер со стороны командования лодки не последовало. Даже командир БЧ мне официального выговора не сделал. Ограничился устным внушением. Отношение ко мне со стороны других офицеров было по прежнему благожелательным. Все готовились к выходу в море.

И вот мы снова выходим из бухты сквозь «боновые» ворота. Как доложил бы я, будучи помощником оперативного дежурного: «56-ая пересекает боновые ворота медленно, кормой!».

Я, как обычно, на БИПе! Мичман Повелица, фальцетом докладывает на мостик обстановку по надводным целям. Я – условия расхождения с целями. Минуем Путятин. Докладываем о занятии района погружения. Наконец звучит команда, - «Мостик и надстройку к погружению приготовить!»
.
Мне звонят торпедисты по корабельному телефону, весом 15 килограмм, не убиваемому и изготовленному лет 40 тому назад.

- Товарищ лейтенант. Будем погружаться. Подойдите в первый отсек, чтобы клапана Арктики вовремя, когда Вам надо, закрыть.

-А нельзя закрыть клапана по нашей команде, из рубки гидроакустиков, - шепчу я.

- Не…, каждый должен сидеть возле своей дырки проделанной, этим каждым, в прочном корпусе лодки. Дыры не у тебя одного, - уже не шепчет, а кричит в трубку минер Лукин.

- Ладно до погружения лодки прибегу. Только сначала зайду во второй к гидроакустикам. С мичманом Овчаровым посоветуюсь.

Перехожу из четвертого во второй отсек. Протискиваюсь в рубку. Все бойцы находятся на местах по боевому расписанию. Овчаров хмурый сидит за двухсоткой. Лицо озабоченное.

Спрашиваю, - как дела Виктор Павлович?

- Одна пара магнитных усилителей вышла из строя.

- Из канала вращения по горизонту? – уточняю я.

- Конечно.

- А вторая пара из канала управления по углу наклона цела? – снова допытываюсь я.

- Да, цела.

- Тогда выставляем нулевой угол наклона, а затем перекидываем исправные блоки в канал вращения по горизонту. Согласен?

- А какие у нас варианты? Конечно согласен!

- Тогда решено. У меня другой вопрос. Когда перекрыть клапана Арктики при погружении?

- Погрузимся метров на пятьдесят, тогда можно перекрывать. А я здесь в рубке пересяду на гидроакустическую станцию МГ-10. Она на глубине и при малом ходу нормально показывает.

Тут зазвучал звонок боевой тревоги для погружения, и я метнулся в первый отсек, чтобы успеть попасть в него, до закрытия переборочной двери.

В первом прямо у переборочной двери меня встретил минер Лукин.

- Прибыл. А мы уж не ждали. Добро пожаловать в трюм. Рули, вернее так сказать, управляй своей дыркой. Когда будем перекрывать гидравлику на Арктику?

- Когда дойдем до глубины 50 метров!

- Добро! - Усмехнулся Лукин.

Пока мы трындели и обсуждали наши болячки, крякнули ревуны, свидетельствующие о приеме главного балласта. Вахтенный первого отсека начал докладывать в центральный пост глубину.

- Глубина 10, - 11, - 12 - 13…40 метров.

Я спрыгнул в трюм и приготовился закрыть клапана Арктики, как вдруг пронзительно прозвучал звонок «Аварийной тревоги».

- Я 10-ый! Поступление воды в районе упорного подшипника!

- Насколько большое? – спокойно спросил механик.

- Не очень, но дальше погружаться опасно! Как поняли центральный? Предлагаю всплыть и уплотнить сальник упорного подшипника, - предложил командир дивизиона живучести Кусаков.
 
-. Поняли Вас. Всплываем! – с неохотой и недовольным голосом из центрального ответил 10-ому отсеку, только что назначенный командир.
 
Из Каштана - динамика громкоговорящей связи, подключенного к 10-ому отсеку, доносились мат, ругань в вперемежку с командами.

Я даже не успел перекрыть гидропривод "Арктики". Как мы уже всплыли. Механик, судя по голосу, уже перешел в 10-ый отсек и чихвостил там всех.

- Повезло мне, - подумал я. Первая «бомба» прилетела к механикам. Мы же пока находимся в их тени.

Еще дважды наш лодка пыталась погрузиться. Но всякий раз на глубинах от 50 до 70 метров упорный подшипник подтекал и приходилось всплывать и снова обжимать, и укреплять сальник в десятом отсеке.

Тем временем я покинул на короткое время, своё «дежурство» возле своей же дыры. Мене даже выпала минутка зайти в рубку акустиков и поинтересоваться.

- Как дела с гидроприводом МГ-200?
 
- Так себе, - уклончиво отвечал Овчаров, - видите ли товарищ лейтенант, я заметил, что угол наклона нашей антенны из нулевого положения 0о в течение 20-30 минут доходит до минус 15 градусов. И в результате антенна смотрит в низ.

- Так задирай её повыше! Ставь угол наклона в верх. Тогда и опускаться в нижнее положение она будет дольше.

- А как же гидрологию учитывать?

- Наплюй на гидрологию. Тут бы самим на нашем решете в ящик не сыграть!

На второй день, после бессонной ночи, наша лодка продолжила попытки погрузиться на глубину 100 метров. В 10-ом отсеке вроде бы все было нормально. Сальник обжали. Но на этот раз беда пришла, с другой стороны. Очередная аварийная тревога поставила всех нас на дыбы.

Неожиданно прозвучал истошный доклад из третьего отсека! - Большое поступление воды в приборный отсек!

Все бросились в который раз герметизировать свои отсеки. Командир тут же отдал команду, - продуть главный балласт!

Лодка, как пробка, выскочила на поверхность. С креном на правый борт. И закачалась на волнах.

- Третий! Откуда вода поступает? – в ответ тишина.
 
- Третий! Откуда вода и сколько? – вновь запрашивает центральный.

- Не поймем даже! Похоже, что через съемный лист, - кричит сквозь шум воды, расплескиваемой ногами подводников воды, Сардинов, - трюм и агрегатную уже залило!

- Вырубились батарейные автоматы! Темнота! Кажется, что вода больше не поступает. Работает водоотливная система приборного отсека! Запах хлора не ощущается, – уже спокойнее докладывает ракетчик.

Я сижу в трюме первого. Клапана гидросистемы Арктики опять не успел перекрыть.
Так, - думаю я, - вторая «бомба» опять мимо. Ракетчикам досталась. Хорошо, что я сам в первом отсеке. Здесь хотя бы люк для эвакуации есть! Ну, когда же кончится этот кошмар?!

Из центрального поста подключили еще одну помпу на осушение третьего отсека. Хорошо, что вода пока не проникла в аккумуляторную батарею. После столкновения с «Академиком Бергом», два года назад, электрики особенно заботились о герметичности аккумуляторных ям. На этот раз яму успели герметизировать.

- Все, - подумал я, - теперь наш выход в море завершится. Осушить бы третий отсек да доползти до базы.
 
И осушили отсек и не наглотались хлора и ранним предрассветным утром прошли боновые ворота бухты Павловского. Стоял густой туман. На пирсе нашу лодку вопреки заведенному порядку никто не встречал.

Даже дико как-то. Швартовые концы и то некому принять. Моему матросу акустику Миронову, пришлось прыгать с борта лодки на причал, чтобы принять концы. Что и о чем докладывал командир о нашем выходе, я разумеется не знал. Никого из нас не наказали.

Через несколько дней меня прикомандировали снова к 7-ке. Жизнь пошла своим чередом. Мы дважды выходили в море, чтобы выполнить ракетную стрельбу и сдать полный курс задач. Побывал еще в одной аварийной ситуации при возгорании электрического щита в восьмом отсеке. Автономку семерке опять отложили.

У Горохова я ощущал себя бывалым офицером, которого якобы ценят и уважают. Случайно узнал от друзей, что в штабе дивизии и в техупре Владивостока, был какой-то разбор по 56-ой. Вроде бы, нашей лодке запретили погружаться на глубину более ста метров. Так ли это, меня не очень интересовало.

Я думал, что нашему гвардейскому экипажу вновь предстоит период сплачивания. По моему мнению, утомленный длительными ремонтами экипаж, очень сложно превратить в единый монолитный боевой организм. Опыт отдельных выдающихся личностей значения конечно востребован, но особого значения не имеет. Особенно не низовых звеньях.

Через 2 месяца в казарме Горохова, меня отыскал мичман финансист с нашей лодки.

- Вот денежки Вам принес! Распишитесь!

- Почему так мало? Всего то 170 рублей!!!

- Так должность инженера РТС, товарищ старший лейтенант, на наших лодках 675 проекта сокращена. Уже как полтора месяца тому назад.

- И ты молчал? – Спрашиваю я.

- А что я? Во-первых, сам узнал об этом всего месяц назад. До Вас эту новость должны были довести кадровики или отцы командиры. Забыли, наверное.

Во-вторых, Вы все время на 7-ке. То в боевом дежурстве, то в море. Где Вас найти?
Я расписался в ведомости и пошел на этаж где размещался гвардейский экипаж. Бычок Миша о моём сокращении ничего не знал. Наш старпом - тоже.

Когда я подошел к нашему новому командиру Губину, он только развел руками.

- Не переживайте Волошин. Пристроим Вас куда ни будь.

- Так я плавал почти два месяц на семерке, а атомные, морские и прочие надбавки мне судя по всему не выплатят?
 
- Надбавок не будет. Зато вон какой опыт приобрел! А теперь извини. Меня в штаб вызывают на совещание.

Горохова я поймал на трапе казармы тоже на пути в штаб.

- Товарищ капитан 1 ранга, меня сократили. Теперь в автономку Вы меня не возьмёте?
 
- А как же тебя взять? Ты же сам говоришь, что тебя уже сократили? Тебя на самом деле, как бы и нет!
 
Так я все уже зачеты на командира БЧ сдал, и старшего лейтенанта получил! Экипаж Ваш знаю. Сработался с людьми. У Вас вон Платов в учебный центр переходит. Может быть я вместо него?

- Не могу. Я пытался взять Вас к себе, перешел на Вы Горохов, - но не сложилось. Вместо Платова теперь у нас будет капитан-лейтенант Клюев. Соколов настоял. Так что поговорите с флагманским.

На следующий день я пришел к флагманскому РТС Соколову с тем же вопросом, - где мне далее служить?

- Места инженеров РТС на твоих лодках сократили, а штатных мест командира БЧ-4 - начальника РТС, в дивизии пока нет. Появится - назначим. А пока суть да дело отправляйся к флагманскому минеру. Он у нас завтра заступает оперативным дежурным по дивизии. Заступишь с ним помощником.
 
- Скажите, товарищ капитан 2 ранга, а на других соединениях тихоокеанского флота мест нет? Например, на Новом Пирсе, в Улиссе, Ракушке, ну и в других воинских частях?

- Не знаю. Я Вам не отдел кадров. Идите уже Волошин, - завернул меня Соколов.

                Глава 14. Дальнейшее развитие компетенций
                в гидроакустике и вычислительной технике

Соколов включил меня в списки нового экипажа, формирующегося на лодки 671РТМ проекта тихоокеанского флота. Часть лодок строилась в Комсомольске на Амуре. Базирование этих лодок предполагалось на Камчатке.

Не возымели действия мои попытки перейти на новейшие надводные корабли Тихоокеанского флота. Белоснежные красавцы с шарами, которые занимались слежением за космическими аппаратами.

Хотя с комбригом бригады этих кораблей, стоявших на 19 пирсе, мои документы и были согласованы. Но космос остался в стороне. Подводный флот победил...
 
...И вот я уже в Обнинске. Обучаюсь в учебном центре. На мне зеленая форма старшего лейтенанта внутренних войск. Я по-прежнему командир гидроакустической группы.

Изучаю современнейший аналого-цифровой гидроакустический комплекс - «Скат-КС».
Буквы КС означают это комплексная система. В эту систему входила большая часть гидроакустического вооружения лодки. Каждая станция - отдельной подсистемой.

У меня в группе числятся два офицера и несколько мичманов и матросов. Мичмана и личный состав срочной службы подъедут через полгода. А пока в РТС всего девять офицеров, семь из которых выпускники училищ с красными дипломами. Они усердно грызут гранит науки и техники.

Радиоэлектронная техника на нашей лодке были совершенно другого уровня! Новая ступень в развитии радиотехнических средств. Прошедшая если не полную, то все же частичную цифровизацию! Мы были полны желания освоить её.

Начальником РТС в наш экипаж был назначен опытный офицер капитан-лейтенант Костерин Александр Васильевич. Он имел солидный опыт службы на дизельных лодках. Прошел обучение и на офицерских классах.

Саша методически правильно руководил нами и вселял в нас уверенность. Я, благодаря приобретенному ранее опыту службы, был его штатным заместителем.

Еще в первые дни обучения я уяснил, что ГАК «Скат-КС» оказывается обслуживают, аж четыре ЭВМ «Карат» киевского института «Квант».

Ядро боевой информационной системы (БИУС) Омнибус было собрано на двух больших ЭВМ «Атака» из московского «Агата» и нескольких цифровых периферийных приборах. Аппаратура спектральной узкополосной обработки «Напев», также была построена на этих ЭВМ. Какая мощь!

Правда моя радость была не долгой. Как оказалось, в последствии, три из четырех ЭВМ типа «Карат», были пока не задействованы в обслуживании ГАК. В основном из-за проектных и заводских недоработок подсистемы классификации, и подсистемы выпускной антенны для пеленгования иностранных ПЛ по дискретным составляющим в низкочастотной части спектра их частот.

А когда в учебном центре я воочию увидел закупленную в Дании аппаратуру спектрального анализа 3348, 2031 и другую, и сравнил её по массогабаритным характеристикам и эксплуатационным возможностям с отечественным анализатором спектра СК-4-72, мне стало даже немного грустно.

А если сравнивать с установленными на лодке шкафах аппаратуры «Напев», то просто печалька. Например, по габаритам мы уступали датчанам в несколько раз.

Опять и снова наш потенциальный противник по техническому уровню промышленного производства и по схемотехнике нас опережает!

Наши радиоэлектронные средства были собраны в основном на интегральных схемах 132 и 133 серий. А лучшие вычислительные средства - на больших интегральных схемах 240 серии. Они уступали зарубежным средствам по плотности монтажа и требовали хорошего охлаждения.

Но меня все же порадовали учебно-тренировочные средства Обнинского учебного центра. В нем был установлен тренажер - КАЧА «Рубин», предоставляющий возможность задавать несколько целей и осуществлять практически полную имитацию действий гидроакустиков на комплексе МГК-300.
 
Прекрасно был оборудован и тактический кабинет торпедной стрельбы. Он был создан на базе системы управления торпедной стрельбой МВУ-112 «Ладога» и той же МГК-300. Вывод развития тактической обстановки осуществлялся на большой, во всю стену, экран.

Несколько особняком от технического прогресса стояла радиолокационная техника лодки. Основная навигационная и боевая РЛС нашей лодки - МРК-50, представляла собой обычную, только несколько видоизмененную РЛС - РЛК-101.

Корабельные офицеры шутили, что вращающийся волновой переход на заводе по-прежнему могут изготовлять один-два специалиста. И если дядя Ваня вдруг запьет, то все производство встанет.

Доплеровская РЛС МРК-57 прикрывавшая кормовой сектор лодки была сырой и не произвела на меня впечатления.

Однако больше всего мне нравилось чертить функциональные схемы приставок к МРК-50, которые позволили бы цифровизировать эту РЛС. Наподобие того, что я проделал (но не до конца) с ТВ – системой МТ-70 в своем дипломном проекте.

Увы. Я давно убедился, как справедлива поговорка. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Решение подобной задачи оказалась мне не по плечу. Я не смог даже подобрать модули, из которых надо было составить элементы приставки.

Поэтому с приходом в РТС нашей лодки выпускника ТОВВМУ, назначенного командиром радиотехнической группы, и ответственного за радиолокацию, я это пустое дело забросил.

Но мне еще долго снились экраны РЛС, покрытые отметками целей. Но не обычными «дужками». А формализованными значками целей! С нанесенными на них номерами и векторами скоростей, а также дистанциями расхождения с лодкой.

Я не сомневался, что реальный научно-технический прогресс, уже в ближайшие годы, перегонит убогие мысли в моей голове. Предчувствие меня не обмануло. (в конце 90-ых такие РЛС появились. Типичные представители «Нева» и "FR-1500").

Последнее что я сделал, по этому случаю, это примерный расчет памяти объёма памяти построенной на регистрах сдвига для приставки к телекамере, обеспечивающей запоминание трех фиксированных изображений спортсмена, преодолевающего планку, при прыжке в высоту.

Зачем я это сделал и правильно ли? Сам не знаю. Много позже, уже на склоне военной службы, мне все же удалось воочию увидеть свою мечту о цифровизованной РЛС. В виде одного из кадров индикатора системы телеуправления торпедами в АИУС «Лама».

К тому времени выпускник ВВМУРЭ, Леня Фоминских, перешел из нашего минно-торпедного института в НПО «Аврора». Он думал примерно так же, как и я. А ранее много работал на лодке с планшетом обстановки ПНП-1М. Теперь же эти навыки ему пригодились. Особенно когда он перенимал от Макарова из «ЦНИИ АГ», основы и особенности телеуправления торпедами. Им то и был реализован этот кадр! Однако это событие стало настолько рядовым, что никто даже не пытался установить его авторство....

…Изучая особенности пеленгования целей гидроакустикой с помощью схем Гванеллы, порядок автоматизированного обнаружения гидролокаторов схемой магнитного запоминания, организацию ввода в синхронизм псевдошумовых последовательностей в тракте связи и другие особенности ГАК, я задался целью познать «Скат-КС» до сменного модуля. Потом правда я умерил свой пыл. До модуля решил освоить пока лишь абсолютно новую матчасть - 5-ую подсистему с буксируемой антенной.

Приборов в ГАК «Скат-КС» было более ста. Они размещались в четырех отеках и в капсуле основной антенны. Модулей - более двух тысяч. Но я не терял надежды стать опытным специалистом по данному ГАК.

Правда ни одной железки от него в учебном центре тогда не было. Только горы  документации и синек! Да! Еще был деревянный пульт ГАК «Скат-КС», на котором любовно были воспроизведены колер пульта и имеющиеся на нем кнопки, экраны и органы управления.

Поэтому моя цель в глубине познания ГАК, мало чем отличалась от цели «изучения английского языка по русско-английскому словарю», о невозможности достижения которой, меня предостерегала мама.

Но я уж очень хотел стать лучшим гидроакустиком Тихоокеанского флота. Поэтому внес данную цель в свои социалистические обязательства к очередному 18 съезду ВЛКСМ, наряду с другими офицерами. Это обязательство в соцках я обозначил так:

- Изучить ГАК с точностью до блока, а 5-ую подсистему - до сменного модуля. Срок 15.09.78г. Ответственный ст. л-т Волошин, - сдал их замполиту и забыл о них.

Цель подготовки была сформулирована! И я планомерно двигался к ней. Но не прошло и двух месяцев, как мне напомнили об моем опрометчивом решении. Дело было так.

Я спокойно дремал на очередном собрании экипажей посвященных парт политработе. И тут как гром среди ясного неба:

- … «Кто тут Волошин! Кто! Встаньте! Встаньте я Вам говорю!!!, - гневно обличает меня, еще не проснувшегося, начальник политотдела учебного центра.

Я встаю и громко, что бы другие начальники не заподозрили, что я спал, докладываю, - командир ГАГ старший лейтенант Волошин. Экипаж Денисова!

- Ага! Вот Вы где! Вы же командир ГАГ, - кричит начпо, - как будете воспитывать Ваш личный состав?

- Мой личный состав? – переспрашиваю я, - э…в духе преданности к советской Родине и коммунистической партии!!!, - и задаю ему встречный вопрос, - а как же иначе?

- Да! Как Вы будете воспитывать их, - продолжает шуметь начпо, - если в Ваших соцобязательствах про это ничего не написано!!! А написано про какие-то субблоки, понимаешь! Вы что? Издеваетесь над нами!!! А где войсковое товарищество? Где дружба? Где взаимопомощь?

- Так я хотел…, - пытаюсь я выкрутиться, - но начпо прерывает меня.

- Чего от нас, офицеров, - опять визжит начпо, - требует директива ДФ-114? Доложите нам!!!

- Так в директиве, там всё про дисциплину и извращения всякие на флоте, - лепечу я, - но мы этого не допустим!

В зале хохот, начпо окончательно потеряв выдержку кричит, – Командир! Замполит! Накажите этого офицера! И доложите о принятых мерах...

...в помещении нашей казармы замполит с моими соцками разобрался быстро. Правильно ты Сергей все сделал! Наказывать тебя не за что.

Твои соцобязательства на трех страницах. На первой, то что ты принял на себя. В плане повышения лично твоего профессионального уровня. На второй и третьей - все что требуется согласно директивы.

Начпо не дочитал до конца. Вот и взвился. Наткнулся, наверное, на твои непонятные слова про субблоки. Не понравились ему. Жертва была нужна. Вот ты и попался под раздачу. А соцки твои хорошие. Слова «субблоки» только замени другими.

Я зачеркнул слова «субблоки» и надписал с верху «модули», - так сойдет?

- Хрен, редьки не слаще, - пробормотал замполит….

…И вот мы принимаем лодку в Большом Камне. Наша лодка, как красивая блестящая рыбина. Как сейчас помню - 247-ая. Она лоснится черными боками на солнце. С гондолой на хвосте. Прямо сказочный «Черный принц»!

Протискиваюсь за рыжим инженером сдающего экипажа, в люк центрального поста. Внизу с надрывом работает вытяжной вентилятор. Потоки воздуха обтекают моё тело.

Первое, что я вижу, как спустишься по трапу в центральный: с права - пульт «Вольфрама». С лева, за выдвижными - пульт «Омнибуса» со 189-ым, 164-ым и 119-ым приборами. Под пультом Омнибуса, на средней палубе выгородка, с приборами 163 -  вычислительными машинами «Атака».

Справа в углу отсека - пульт управления рулями «Шпат». За ним сидит наш боцман. Осваивается.

Нам, в рубку гидроакустиков. Боевой пост 32. Вход в рубку - квадратная дверь в носовой части отсека. Рыжий звенит ключами. Входим.

- Располагайся, будь как дома. Чаю хочешь? – Спрашивает рыжий.

- Нет, - отвечаю я, - чай не буду, вкратце посмотрю состояние ГАК в целом. А завтра приведу весь личные состав проверять комплекс поприборно. Ну разумеется те приборы, где есть неисправности отметим. Наш командир велел. После составляем акт. А после акта уж чай. Вернее, «чаепитие».

- Как скажешь. Можно и так, я, - улыбнулся рыжий, - ни разу не передавал матчасть второму экипажу. Но предупреждаю. Многое, из того, чего ждем, не получится. А многое, наоборот, уже выявлено. По нашим замечаниям постоянно работают заводчане. ЭРА-вцы и наладчики «Океанприбора» и «Водтрансприбора». Вот перечень замечаний!
Посмотришь потом.
 
- Понял тебя. Так что? Посмотрим работу системы в целом?

- А чего не посмотреть. Врубай «Скотину»!

Моя рука потянулась было к красной кнопке включения комплекса, но рыжий остановил её со словами, - сначала вентиляцию!

- А разве она не включается, с пуском системы?

- Нет. Включается отдельно. Вот смотри эти четыре пакетника, что смонтированы внизу на стенке рубки.

- Я там вижу семь пакетников. Какие включать?

- Первые четыре. На «Арфу», на «Подсистему измерения дистанции» и на «Генератор связи» - отдельные пакетники. Они пронумерованы.

- Понял, - а про себя подумал, - твою мать! Семь месяцев учился, а комплекс включить не могу…

…Приняли лодку. Первое проворачивание. По кораблю звучит команда.
 
- Оружие и технические средства провернуть вручную, гидравликой воздухом!

Радиометристы радисты и штурмана начали по очереди поднимать и опускать свои выдвижные устройства.

Нам гидроакустикам проворачивать гидравликой было почти нечего. Разве что, антенну «Арфы». Так, во-первых, её не видно. Установлена под обтекателем. И во-вторых, я её сканирование ещё вчера проверил. По углу наклона ходит нормально. По горизонту же в ней, как и в других гидроакустических антеннах, предусмотрено электронное сканирование.

Выпускная буксируемая антенна пятой подсистемы законсервирована, - думаю я, - а вот «Жгут» поднять, можно было бы. Только надо бы посмотреть, как старшина команды отрегулировал его кулачковый механизм…

Не успел я предупредить своих бойцов про этот механизм, как акустик Родионов, уже кричит из центрального, - Мостик внимание! Поднимается «Жгут»!

Зажужжал электромотор, и через червячную передачу, антенна «Жгута», находящаяся на лбу рубки, поползла в верх.
 
Я выскочил из рубки в центральный пост как ужаленный и через открытый люк услышал, как антенна со стуком уперлась в ограничители.

- Акустики! Опустить «Жгут»! – скомандовал помощник, находившийся на мостике.
Родионов перевел гидроэлектроманипулятор в положение «опустить». Но ничего не произошло. «Жгут» не опускался.

- И кто тебя просил проявлять не разумную инициативу, а Родионов? – устало спросил у него я, - теперь начальство будет думать, что ты хороший матрос, а вот старшина команды и я заодно, плохие!

- Мостик! Прошу добро подняться на верх и осмотреть антенну «Жгута» в поднятом положении, - запрашиваю я. В ответ прозвучало, – «Добро»!

Вылезли с инженером ГАГ на верх. «Жгут» - в поднятом положении. Что с ним? Не ясно. Надавили на «Жгут» с верху. Стоит крепко. Как детородный орган у молодого жениха в день свадьбы. Прошу у помощника разрешения, выйти в надстройку, чтобы проверить и отрегулировать привод «Жгута».

Помощник разрешает. Мы с ним перекуриваем, ожидая пока инженер ГАГ закончит возиться в надстройке. Наконец он вылезет и отзывает меня в надстройку, - Серый, помоги справиться.

Лезу с ним вместе в надстройку. Вижу. Шток червячной передачи заклинило в верхнем положении. Говорю инженеру, - Саня, сбегай в низ за ломиком. Кажется, у торпедистов есть такой небольшой ломик. И Родионова предупреди, чтобы манипулятор, опять перевел в положение «опустить».

Инженер ГАГ приносит ломик. Докладывает, я Родионова предупредил. Вставляем ломик в кардан, что на конце штока. И наваливаемся на него вдвоем. Шток сдвинулся с места и начал сначала медленно, а потом все быстрее вращать червячную передачу в низ.

Я еле успел выдернуть ломик и прокричать на мостик, - «Опускается «Жгут»! Но помощник уже покинул мостик, и отправился на пирс встречать командира лодки.
Из центрального позвонил на береговой камбуз. Старшина команды как раз сдавал дежурство по камбузу. Поэтому оказался на месте. Он поднял трубку.

- Вова! Сменишься и бегом на лодку!

- А что там на лодке?

- Увидишь сам.

Пока мичман сдавал дежурство, мы с инженером ГАГ нашли кулачковое устройство, которое старшина команды регулировал. Оно размещалось на внешнем подволоке рубки акустиков.

- Блин! - Произнес инженер, - да тут целая система управления приводом, причем на разных скоростях!

- С астатизмом второго порядка! Не меньше, - пошутил я, - и мы рассмеялись.

- Передай старшине команды и остальным нашим бойцам, что бы сами никаких ремонтов не производили и матчасть своего заведования, почем зря, не крутили. А то первому экипажу обратно передавать будет нечего!

- Понял тебя Серый. Все манипуляции на приборах заведования по сложности равных и выше регламентным работам, проводить только с твоего, ну и моего, разрешения. И точка.

Старшина команды настраивал кулачковый механизм еще двое суток. Но справился на этот раз на отлично.

Офицеры - специалисты электронно-вычислительной группы, в основном были заняты обслуживанием БИУС МВУ-131 - «Омнибус». БИУС был сырой и часто ломался. Его программное обеспечение было до конца не проверено и все время корректировалось.

Поэтому обслуживание состояло в постоянной перепрошивке кассет долговременных запоминающих устройств, их залачивании (попросту в покрытии кассет лаком), их тестировании и установке кассет на рабочие места. Работы проводились силами промышленности.

Я отслеживал ход этих работ и ежедневно докладывал их результаты флагманскому бригады. За ходом работ было организовано наблюдение и со стороны военной приемки и многочисленных проверяющих из флотских НИИ.

Они всегда что-то записывали, интересовались у наших специалистов результатами решения контрольных задач. Не раз бывало, что они оставались на ночь и обеспечивать их ночные работы приходилось нашим офицерам.

Когда нашим ЭВГ-шникам такой тотальный контроль надоедал, они записывали на чистые страницы алфавитно-цифрового табло, какое ни будь матерное слово, например,

- «ЗАЕ…ЛИ!».

И когда, очередной «умник» из проверяющих и наблюдающих, к исходу третьего часа ночи, уже вынимал всю душу из бедного вычислителя, тот незаметно переключал табло в видимый режим, чем повергал этого умника в священный трепет.

- Разве не видите? Мы с БИУС-ом устали! Отложим решение Вашей задачи до утра!
Редко кто из «умников» не соглашался.

                Глава 15. Проверка морем наших компетенций в
                ракетной и вычислительной технике

Я на лодке во время выхода в море. Точнее, прикомандирован начальником РТС к 502-ой лодке. Идет тренировка. По утру мы должны стрелять ракетой. Ракета называется 81р. Ракетная стрельба, это вам не торпедная. Здесь тупой технологический процесс, там же, искусство и импровизация. Из ракетчиков –  нет никого. Одни лишь торпедисты. У этих торпедоболванов голоса дрожат и руки трясутся.

Командир ЭВГ с 502-ой тоже почему-то нервничает. Боится ошибиться. А что тут ошибаться? Весь процесс предстартовой подготовки и стрельбы автоматизирован. Нажать ему надо то, всего на четыре кнопки. Последняя «Залп».

Я в группе записи №2. Передо мною блокнот и секундомер. Смотрю на пульт «Омнибуса» - 101-ый прибор и в который раз записываю обмен командами между БИУС и макетом ракеты.

…40с – команда: Приготовить ТА, 45с – отклик: Крышка ТА открыта, 50с – отклик: ТА готов! 55с – команда: Приготовить БЗ, 60 с - отклик: ИСУ исправна, 65с – команда: Ввести данные, 68с – отклик: ИСУ готова, 90с – отклик: АБ-взведена, 98с – отклик: Отказ БЗ! 102с – отклик: Сброс залпа!!!

В центральном посту вздох разочарования. За ним повисает мертвая тишина. Как будто все члены КБР набрали в легкие воздуху, а выдохнуть забыли. За невольно образовавшейся вынужденной паузой, раздается рык комдива.

- Да я Вас торпедистов …, - а ты начальник РТС, чего таращишься, как «х..й на лапах»? - это уже прямое обращение ко мне, - ищите в чем дело! На простых «Ведиевских» лодках, все было нормально, а на этих «РТМ-ах», с их гребаным «Омнибусом», черт знает, что! Сверяйте еще раз циклограмму! Пока не пройдем макет, ракету нечего загружать!

- Так она уже загружена в ТА №2! - уточняет минер, рискуя получить валенком по голове, - согласно плана еще вчера.

Комдив подавленно замолкает, и снова разряжается на нас, - разыскать и устранить!

Подключаем к БИУС имитатор борта «Спектр». Опять снимаем циклограмму. Сверяем циклограммы предстартовой подготовки с имитатором борта и макетом ракеты.
 
Циклограммы полностью совпадают.
- В чем дело, - думаю я, - почему нарушается прохождение команд.

Дрочим долбанные циклограммы и сравниваем их уже в течении двух часов. Всякий раз в конце циклограммы от макета ракеты приходит отклик «Отказ БЗ». Скоро рассвет. Истекает время, назначенное нам для ракетной стрельбы. В 08 00 нам придется всплывать и докладывать о полном половом бессилии.

И вдруг командир ЭВГ с 502-ой лодки шепчет мне на ухо:
- Товарищ капитан-лейтенант! Прошла команда «Приготовить БЗ». Глазам своим не верю! Прошла!

Шепот командира ЭВГ фиксируется командиром 502-ой, который только что вроде бы дремал в кресле. Командир лодки в свою очередь, обращается к механику.

- Миша. Какие переключения в энергосети были за последние пять минут?

- Перешли на правый борт, - устало отвечает механик, - только и всего. Успокойся Женя. Наша ракетная стрельба от этого не зависит. Все питание на АПС-ах с борта на борт переходит.

- Ну-ка, - повелевает командир лодки оператору БИУС, - проведите мне ребята, еще раз предстартовую подготовку с макетом ракеты!

- Так тревогу же надо объявлять товарищ командир! – Почему-то тоже шепотом, заныл ему вычислитель, - и съёжился.

- Ты что? Не понял? Не надо сейчас никакой тревоги! Тревога будет потом. Просто нажми на эти три кнопки дорогой. Поглядим, что будет.

Вычислитель нажал их. Все три одновременно. В БИУС-е включился секундомер, на алфавитно-цифровом табло промелькнули знакомые команды «Омнибуса» и отклики от макета ракеты на них, после чего обмен БИУС-а с макетом, закончился долгожданной надписью - «Залп разрешен»!

- Что и требовалось доказать, - удостоверился командир 502-ой, и распорядился, – Вычислитель! Отмените «Залп» на макет ракеты! – Старпом! Пригласите в центральный пост комдива! Скоро будем стрелять ракетой.

И напоследок упрек механику, - а тебе Миша надо бы знать, что не все у нас с тобой на АПС-ах! Разбирайся, черт побери, с питанием схем стрельбы!

Электрики и торпедисты в течении получаса выяснили. Оказывается, электрощит ГЩ-1Е, с которого питание подаётся на ракету, на случай большой задержки, между временем проверки ИСУ ракеты и собственно залпом, подключен лишь к правому борту.
 
Вот так! Если запитан правый борт лодки стрелять можно, а если левый – нельзя! Чудеса в решете, да и только!

Вскоре прозвучали долгожданные команды.
 
- Боевая тревога! Ракетная атака! Стрельба ракетой 81Р в настоящее место цели…
 
…Стрельбу мы выполнили успешно. Старт и полет ракеты наблюдали зрители с обеспечивающей лодки.

Но вот акустики с 502-ой, записали только её шум до выхода на поверхность. А шум всплеска от последующего падения ракеты в воду - не сумели. За что и получили вместо отличной, только хорошую оценку.

Правда акустики с 502-ой хотели схитрить. Спрашивают у меня с невинным видом,- Товарищ капитан-лейтенант, Вы сами то слышали шум падения ракеты в воду?

-Ну слышал, раза два или три, а что?

- Да вот прослушайте пожалуйста, и скажите, на что похож этот звук? - и включают мне на громкоговоритель подготовленную запись с магнитофона "Маяк-202".

- На плевок в микрофон, - говорю я им презрительно, понимая что братва задумала фальсифицировать падение ракеты, - не вздумайте дурачить начальство! Себе дороже выйдет!
 
В результате на 502-ой ЭРА-вцы в течение целого месяца привязывали злополучный электрощит к обоим бортам подводной лодки. Как? Через АПС-ы вестимо…

…Я на лодке. Три дня как вышли в автономку. Я снова прикомандирован начальником РТС к 294-ой лодке. На этот раз, вместо Макарова, великого знатока гироскопов. Он неожиданно заболел. Меня выдернули из общаги в самый последний момент. Еле успел получить от него листок с сигналами зрительного и технического опознавания.

Потихоньку движемся на северо-восток. Справа на карте острова Беринга и Медный. Я на вахте. Подводных целей нет. Сам задал в БИУС две фиктивные подводные цели и решаю задачи по определению их координат и параметров движения. Дистанция до них большая. Обе цели пока на обрамлении экрана. Параллельно решаю задачи по этим же целям на планшете обстановки БИП-а.

Мы устали. Так как уже провели тренировки на боевых постах и корабельные боевые учения, сделали большую приборку, сменили вахту и поужинали, а командиру в кресле всё неймется. Его сердце хочет настоящей подводной войны.

Командир проходит мимо меня. Хмыкает неопределенно, заметив на экране БИУС две фиктивные цели. И заходит в рубку гидроакустиков. Через открытую дверь слышу, как командир давит на нервы Паше.

- Ищи сверх старательно! Очень внимательно ищи вражьи лодки. В прошлый раз именно здесь мы засекли «Лос-Анджелес». Я точно знаю, что за островом Беринга, они нас и теперь поджидают!

Паша увеличивает усиление и напрягает слух. Мне кажется, что даже уши у него приподнимаются. Плавно вращает штурвалы управления. Шарит в океане всеми характеристиками направленности. Бросает косые взгляды на датский спектроанализатор. Переходит на различные диапазоны частот и докладывает командиру.

 - Нет ничего, товарищ командир! Горизонт чист!
 
- А ты поищи внимательнее! Вдруг она уже в корме? Вот ты её, то есть «Лося», не слышишь?

- Право на борт на курс 350 градусов, для осмотра кормовых углов, - командует он.

Лимб пеленгов на моем планшете покатился в право. Паша добросовестно осматривает кормовые углы по левому борту, но никакого подходящего звука, который можно было бы принять за лодку, не слышит.

- Лево на борт на курс 290 градусов! – снова командует из акустической рубки командир.

- Руль лево на борту! Лодка циркулирует на курс 290 градусов! Глубина сто метров! Скорость по лагу - семь узлов, - докладывает боцман, - и подмигивает мне боцман.

- Ну сейчас начнется, -ухмыляется боцман, - нынче будем всю ночь гоняться!
Паша накручивает усиление до максимального и кажется сам превращается в слух. На индикаторах ГАК зеленый «лес» от шумов. Паша внимательно скользит каналом прослушивания то с лева то справа от каждой «сосны». Но ничего не слышит и по правому борту.
 
Медленно текут минуты томительного ожидания, - и по правому борту, нет ничего, товарищ командир! Горизонт по-прежнему чист! – роняет Паша.

Тогда командир тычет пальцем в экран ГАК и спрашивает, - а вот эта зеленая загогулина! Что значит?

Паша протягивает командиру запасные наушники, - послушайте товарищ командир. Кажется, командир похлеще Паши, обратился в слух. Он прилип ухом к динамику и командует, - поверни-ка канал вон на ту отметку, с права 20, ну может 25 градусов. Да вот, вот, же она подводная цель!

Невозмутимый Паша внимательно прослушивает «пальцеуказание» от командира. Командир на лодке хозяин. Ему повиноваться надо.

Но спектры сигналов и шумов все же должен сравнивать опытный специалист. Знающий досконально окраску шумов цели, умеющий выделять и подсчитывать число оборотов её винтов, отличающий шумы цели от их переотражений от берегов. Короче, Паша, лучший гидроакустик Тихоокеанского флота. И вот он то, отличий в спектрах не находит. Наличие подводной цели тоже не подтверждает.

Разочарованный командир выходит из гидроакустической рубки и опускается в кресло, стоящее рядом с моим боевым постом.

Спрашиваю у него, - что, товарищ командир, ждете встречу с «лосями»?

- Да. Ожидаю. Ведь остров Беринга проходим. Но Паша их пока не видит. Не слышит вернее. А что у вас по этой цели? Какова вторичная классификация? Надеюсь, что вы уже сопровождаете её в БИУС, - интересуется командир.

- Сопровождаем, - вмешался в разговор оператор БИУС, - эта цель на АСЦ-3. Вот, видите, она пока находится на обрамлении ИКО. Эта цель явно дальняя. Пеленг на цель практически не меняется. В формуляре курса нет. Предполагаю, что это наше отражение от береговых скал.

- Надо бы еще минут двадцать накапливать пеленга на неё. Глядишь курс цели в формуляре и проявится. Тогда можно будет сказать по ней, что-то более определенное, - добавил я.

Когда на лодке на вахту заступала третья боевая смена командир лодки снова заходит в рубку гидроакустиков и кладет ладони на плечи командира ГАГ Гриценко. Паша рядом с ним. Сдает вахту. Акустики очень живо что-то обсуждают и о чем-то спорят.

- Что слышите акустики? Остров то уже прошли, - и добавляет шепотом, - далеко, с лева градусов 40 - порт Усть-Камчатск!

- На румбе? – по привычке запрашивает командир у боцмана, хотя прекрасно видит наш курс на экране ГАК.

- 10 градусов, - одновременно отвечают ему штурман и боцман, - глубина под килем 780 метров!

Гриценко не выдерживает командирского давления, - да вот товарищ командир, три минуты назад перед сменой вахты мы обнаружили новую цель. Когда кормовые углы просматривали.

- Цель №4, - и хриплым от волнения голосом добавляет, - цель очень подозрительная. Обнаружили её со стороны берега, с права на траверзе. Пеленг 282  градуса!

- Классифицировать контакт по пеленгу 282 градуса! –Уцепился за этот контакт командир.

- Цель №4. Пеленг 281,5. Пеленг меняется медленно на корму. Прослушивается гул турбины и чавканье винтов. Скорость по числу оборотов восемь узлов! В спектре шумов наблюдаются две дискреты: 400 и 800 Герц! Предполагаю подводная лодка!

- Московское время 19 часов 55 минут. Цель №4 - считать целью №1. Цель №1 на АСЦ-1. Данные - в БИУС! Боевая тревога! Первый замер Товсь! Ноль! Включить магнитофон! Начальник РТС, произвести вторичную классификацию цели №1!

Я прокукарекал то, что и ожидал от меня командир, - дескать, цель №1, по пеленгу - 281 градус, по данным первичной классификации - подводная лодка, Курс цели - 0 градусов, скорость цели - 7 узлов. При всплытии на последний сеанс связи, на станции «Залив - П» наблюдали со стороны Усть-Камчатска, одиночные сигналы РЛС подводной лодки. По типу радиолокационных сигналов и характеру действий предполагаю: цель №1 - иностранная лодка, типа «Лос-Анджелес».

Мы в это же время, стремительно, с ходу проскочив глубину опасную от таранного удара, всплываем под перископ. Командир заранее дает команду поднять выдвижные РЛС МРК-50, радиоразведки, связи и навигации. По данным радиоразведки, как оказалось, тоже наблюдались двое суток тому назад, вызовы лодки, со стороны авиации потенциального противника.

Открываем вахту на станциях пассивной и активной радиолокации. На активных средствах - в скрытных режимах секторного одно обзора. Но ни каких сигналов от цели не получаем. Поэтому констатируем Цель №1 – иностранная подводная лодка.

- Утверждаю, - торжественно объявляет командир, - цель №1 – иностранная подводная лодка!

Мы снова уточняем свое место и передаем «радио», об обнаружении «Лося» в Москву!
Теперь нам следует продолжать слежение, находясь на перископной глубине. Все. Назад ходу нет. Сейчас из Елизово вылетят наши противолодочные самолёты. Они обычно вылетают на все «обнаружения». И истинные, и мнимые. Тоже будут искать иностранку. Надо, что бы они видели нашу лодку. И понимали, где примерно находимся мы, а где - «иностранка».

Примерно через час, мы уходим на глубину. То на оптимальную - глубину поиска, то на рабочую. Мы пытаемся продолжать слежение за «иностранкой». Периодически под всплываем на связь с Москвой, и снова ныряем. «Лось» же все время держится со стороны берега. А до него осталось порядка пятидесяти миль. А «Лось» ли это? Кто знает.

Самолеты на подтверждение контакта вылетали дважды. Они в первый раз контакт подтверждали, во второй - нет. Мы же хранили радиомолчание. Так как находились на боевой службе.
 
Мы выписывали в Камчатском заливе огромные петли. Метались разными курсами, скоростями и глубинами. Наша лодка то пыталась оторваться от «иностранки», то вновь установить с нею контакт.

Слежение продолжалось около полутора суток. Каждые два часа мы под всплывали, и доносили о координатах и действиях «иностранки». Люди не спали более двух суток и были крайне измотаны.

В конце концов наша лодка в очередной развернулась, пытаясь зайти «Лосю» в корму. Маневр, как сказал командир, был неожиданным для «иностранки». И поэтому удался.

Теперь, уже мы, всё увеличивая ход, гнали «Лося» в залив в сторону берега. Наш штурман, не надеясь на карту, включил эхолот и следил за глубиной моря.

Я, как и штурман, боялся на что ни будь не напороться. Неожиданно акустики меня позвали в гидроакустическую рубку.
 
- Серый, смотри! - Заговорил взволнованно Паша, зыркнув на меня воспаленными глазами, - отметка от «Лося» сначала раздвоилась, потом расстроилась, а сейчас вот распадается на несколько частей. Смотри же! И за кем гнаться? Мне теперь не понятно?

- Классифицируй каждую отметку, так тебе любой командир скажет, - возразил я. И дело в шляпе.

- Легко команду отдать. Классифицировать правильно трудно. Подсистема классификации в строй не введена. Вручную приходится. Тем более, что я за эти полтора суток, несколько раз «Лося» терял. И снова восстанавливал с ним контакт. А может быть уже и не с ним. Так что за чем сейчас гонимся, я твердо не уверен.

- Штурман, а штурман, -тихо, что бы не слышал командир, - запросил я, - какая глубина под килем?

- 300 метров! – и более озабоченно, - глубина постепенно уменьшается. Сейчас доложу командиру.

- Так может хватит гоняться за тенью? Тем более, что наши акустики контакт с «Лосем» уже потеряли?

- Давай доложим одновременно?

- Давай.

Товарищ командир, - толкнул его в бок в штурманской, старпом, - я думаю не стоит гнаться за «Лосем» в сторону берега. В том направлении глубины уменьшаются.Опасно.

И тут же доклад из рубки акустиков.

- Товарищ командир! Контакт с целью №1 потерян по пеленгу 264 градуса.
 
- Ну, что, сговорились черти? – Улыбнулся, измученный более чем мы, командир, - я так думаю Паша, что мы потеряли «Лося» еще пять часов тому назад. Уверенность, понимаешь пропала.

- Боцман! Право руля на курс 30 градусов! Штурман доложить курс и скорость в точку 6 рекомендованного пути.

- Старпом! Отбой боевой тревоги! Готовность 2 подводная! Второй смене приготовиться на вахту. Режимы работы технических средств - в соответствии со штатным расписанием...

На следующее утро командир вызвал меня в штурманскую рубку и поставил задачу.

- Надо Волошин по прокладке на момент потери контакта с «Лосем», изобразить наши действия, по его восстановлению. Как это мы, следуя тактическому руководству искали его? Какие мероприятия выполнили?

Примерный ресурс времени на всё – 4 - 6 – часов. Потом покажешь расчеты мне. Внесем параметры поиска и действия в Вахтенный журнал и Журнал боевых действий подводной лодки.

- И что? Будем искать его фактически? – изумился я.

- Ты что с дуба рухнул? – удивился командир, - мы и так на сутки опаздываем! Я же ясно сказал – изобразить. А нам еще предстоит обеспечить ближнее охранение стратега. Понял?

- Так точно! Разрешите выполнять!..

                Глава 16. Против лома нет приема или проверка
                наших компетенций в гидроакустике и вычислительной технике

…Середина автономки. Я на той же 294-ой лодке. За час до под всплытия лодки на сеанс связи меня будит командир ГАГ - Гриценко.

- Тов. капитан-лейтенант! Проснитесь, - трясет меня командир группы, - у нас экраны на пульте «Ската» погасли. Мы уже два часа бьёмся. Пока безрезультатно. Всплытие будет затруднено. И потом, завтра встреча со стратегом! Вот будет номер!

Номер – это нехорошо! Академия может накрыться! Поэтому молча встаю. Облачаюсь в синее одеяние подводника с буквами РБ. Поёживаюсь и выхожу из каюты. Хочу пройти в центральный пост.

- Нам в первый, - дергает за рукав Гриценко, - все уже там. В генераторной. Над схемами колдуют. Один Паша за потухшим пультом в рубке акустиков. Хорошо, что слуховой канал работает! А то нам кранты.

Бреду в первый отсек. Захожу в генераторную. В ней слышны ожесточенные споры. На полу разложены синьки схем. По ним водят пальцами гидроакустики, показывая свою осведомленность в вызванивании разъёмов.

- Это хорошо, что Вы в генераторной, Ваших споров, в отсеке не слышно, - говорю я, - может я вас теперь примирю?

Гриценко поднятием руки успокоил говорунов и четко доложил.

- Товарищ начальник РТС! Мы с Пашей пришли к выводу, что срабатывает защита индикаторов пульта ГАК по току. Причем обоих блоков индикации. От чего она срабатывает, мы не знаем. Сейчас вот пытаемся выяснить.

- Может пробой в каком ни будь приборе?

- Может быть. Но приборов в отсеке целая туча. А в каком из них – не поймем. Да и не пахнет от них гарью!

- Этого еще не хватало! - Пригрозил я акустикам, - хватит с нас и сожженного генератора «Арфы». Помните 502-ую лодку?

- Значит так, - распоряжаюсь я далее, - еще раз обошли каждый свои приборы. Проверили, запитаны ли они штатно? Все ли лампочки и светодиоды горят в блоках и на борновых коробках приборов? Через пятнадцать минут сбор здесь. Всё.

Гидроакустики разошлись по отсекам. Я контролировал их работу в первом отсеке. Командир и инженер ГАГ - во втором и третьем отсеках.

Проходя по средней палубе между стойками приборов, которые были выстроены в стройные шеренги как солдаты на плацу, я подошел к выгородке, которая вела в аккумуляторную яму. Из ямы высунулось заспанное лицо электрика – слаботочника.

- Товарищ капитан-лейтенант! Что ищут акустики битых два часа?

- Да так, мелкую неисправность, - соврал я.

- Ну если мелкую, то я попробую подсказать. Может помогу чем?

- Ну, ну. Будь добр.

- Обычно, когда я несу вахту, или сплю здесь, мне сильно мешало жужжание из одного вашего прибора.

- И что?

- А вот теперь уже с обеда прибор не жужжит!

- Показывай дорогой. Из этого прибора доносился звук?

- Нет. Пройдите обратно. Ближе к кормовой переборке. Правильно. И еще три шага. Вот он.

- Смотрю. Стою у прибора 8К. Преобразователи вал-код. Прибор запитан, но не пашет. Вскрываю верхний блок. А в нем целая куча вращающихся трансформаторов, соединенных шестеренками. Один из них вращается. Это задающий вал. А остальные - стоят. Наверное, размножители. Почему стоят? - думаю, - должны тоже крутится!

Руководствуясь этими простыми рассуждениями, я засунул руку в блок, пытаясь провернуть хитроумное сплетение зубчатых колес. Однако блок выл всеми железками, но не поддавался.

Тогда я соорудил рычаг и всей тяжестью тела навалился на колесики блока. Внутри блока что-то щёлкнуло и шестеренки завращались. Прибор привычно за жужжал. Тут же раздался звонок по телефону из рубки акустиков.

- Ура! Все заработало! – Кричал в трубку обрадованный Паша. – На экранах пульта «Ската» появились формуляры и зеленые развертки. До всплытия еще десять минут, а мы справились.

- Паша! Тут похоже пластмассовая втулка в распределительном валу стерлась. Вот и клинит вращение. А при стоящих валах размножителей, понятное дело, срабатывает система защиты пульта по току.
 
Я вошел в рубку акустиков с видом победителя электронной стихии. Взглянул на экраны. Вся цифровая информация на своих местах. Визир управляется. По мере накопления информации отметки целей на экране ГАК все возрастали и наконец приобрели привычную форму.

Паша сияет. А из «Каштана» уже доносится.

- Боевая тревога! По местам стоять к всплытию!

- Акустики. Всплываем. Прослушать горизонт! Станцию «Арфа-М» приготовить к работе! Поднять и включить «Жгут-М» ...

На лодке началась обычная боевая работа гидроакустиков по обеспечению всплытия на сеанс связи. Но беда не приходит одна. Минут через пять Паша высказал очередное недовольство.

- ЦВС-1 заткнулась! Я её перезапустил. А ЦВС, через те же пять минут, опять встала. Если так каждые пять минут перезапускать, то за обстановкой сложно следить. И цель можно запросто потерять, – бурчит Паша.

- Вот погрузимся на рабочую глубину и пойдем с тобой разбираться с ЦВС. У тебя большой опыт работы с «Каратом», а у меня просто жизненный опыт, - рассмеялся я.

Как планировали, так и произошло. Мы погрузились на глубину. Экипаж заступил на вахту по готовности 2 подводная. И вот стоим мы с Пашей и вторым инженером ГАГ Баглаем Сашей перед ЦВС-1.

Пялимся на всю эту красоту. Думаем с чего начать? ЦВС это дикая смесь стандартной тридцатидвухразрядной ЭВМ «Карат» с фиксированной запятой с аналого-цифровым интерфейсом между ней и приборами ГАК «Скат».

Интерфейсный прибор к ЦВС-1 представлял из себя шкаф еще большей величины. Программное обеспечение (ПО) ЦВС-1 было разделено. Общее ПО находилось непосредственно в ЭВМ. Функциональное ПО - в интерфейсном приборе.

Рядом с ЦВС 1 были расположены в ряд, другие, пока еще не задействованные. ЦВС-2, 3 и 4. ЦВС-2 должна обслуживать выпускную инфразвуковую подсистему пеленгования, а ЦВС-3 и ЦВС-4 - подсистему классификации. Однако они тогда не функционировали и находились якобы в горячем резерве. Одним словом, напрасно грели воздух.

Решение казалось нам очевидным. Да и пришло в наши головы тоже одновременно. Надо было как-то использовать ЭВМ из горячего резерва. Однако, как подключить резервную ЭВМ, вместо дающей сбои, никто из нас не знал. (Позже выяснилось, что это сделать было тоже невозможно). Поступили так, как понимали. Просто и незатейливо.

Начали по очереди заменять блоки в ЭВМ «Карат», обслуживающей подсистему шумопеленгования, блоками из ЭВМ подсистемы классификации. А затем звонить после замены каждого блока в рубку гидроакустиков и терпеливо ждать, остановится ли ЦВС через интервал в пять минут, или нет. Блоков было много.

Мы совершили в буквальном смысле насилие над цифровой техникой! И только высочайшая надежность ЭВМ «Карат», позволила нам довести наше черное дело до логического конца.

Короче возились мы до середины ночи. В результате все блоки в ЭВМ подсистемы шумопеленгования были заменены. А противный «Карат» продолжал зависать через каждые пять минут.

- Что же делать, - думал я, - сдаваться что ли нам?  - Ну ничего не выходит, и главное у меня никаких идей по ремонту ЭВМ «Карат» в запасе нет. Судя по выражению лиц моих друзей по несчастью у них тоже никаких мыслей не было. Поэтому я ухватился за последнюю соломинку.

- Предполагаю, что, обрыв линий, находится где-то на корпусе ЭВМ входящей в состав ЦВС-1. Может быть мы сами нечаянно, что-то оборвали, когда открывали, закрывали приборы и даже когда терлись между приборами этой ЦВС, - заявил я.

Паша тут же ехидно поинтересовался, - и как же найти обрыв?

- Обрыв нечего искать. Давайте просто перенесем корпус четвертого или третьего «Карата» (он ближе) на место первого. Ведь тесты по этим ЭВМ проходили, да и машины работали длительное время без сбоев – предложил я и закончил категорически, - возражения есть?

- Из возражений только то что корпус от ЭВМ «Карат» весит, наверное, добрую сотню килограмм, не меньше, да и прикручен к палубе гайками на 18. Как такую тяжесть таскать по отсеку?

- Не к палубе прикручен, а к звукопоглощающим изоляторам! Впрочем, детали не важны. Что Вы ребята предлагаете конкретно?

- …молчание, - в ответ.

- Так вот. Будите матросов и мичманов РТС. И вперед ребята! Вооружайтесь ключами, ломами. Да. Тележку попросите у электриков. И поменяйте всё-таки корпуса ЭВМ «Карат» местами. Даст бог до утра успеем.

К утру корпуса ЭВМ «Карат» были заменены местами. Проверка работоспособности ЦВС подсистемы шумопеленгования прошла тоже нормально. Сбоев и остановок в работе пульта управления ГАК и обслуживаемых им подсистем больше не наблюдалось.

Таким образом восстановленная нами с помощью ломов и больших ключей работоспособность ГАК «Скат-КС», позволила нашей лодке обнаружить в заданной точке океана свою стратегическую ПЛ, установить с нею г/а контакт и произвести проверку отсутствия слежения за её действиями со стороны иностранных подводных лодок...

…В заключение несколько слов о том, как мы с командиром радиотехнической группы, Кирюхой, вскрывали отечественную систему опознавания. Дело было так.

В очередную автаномку меня направили, как всегда, неожиданно. Лишь на пирсе, начальник РТС, которого я должен был заменить, успел передать мне клочок бумаги.
На этом крошечном листке стояли даты и несколько цифр, представляющих из себя коды зрительного и технического опознавания, действующие в дни всплытия лодки у нашей базы, при возвращении из автономки.

Я машинально сунул этот клочок, как мне показалось, в кармашек куртки спецодежды подводников под наименованием «РБ». РБ – это радиационная безопасность. Никакой безопасности спецодежда не обеспечивала, так как подводники носили её не только на лодке, но и в казарме и даже дома.
 
Наскоро попрощавшись с начальником РТС и флагманским, я спустился в люк и начисто забыл все что было на берегу. Опять начиналась суровая морская подводная пахота. Она предполагала с одной стороны тревоги и происшествия, а с другой - выполнение повседневных обыденных обязанностей. От подведения итогов соцсоревнования, до выпуска боевых листков и стирки одежды.

Вообще то стирку одежды на лодке в море производить не рекомендовалось. Обычно в море нам выдавали одежду и принадлежности, как правило, все разовые. От простыней, до трусов. Раз в десять дней все старые шмотки собиралось в специальные мешки и выстреливалось трюмным матросом из лодки, через специальное устройство, именуемое ДУК.

Но я в первую же постирушку нарушил это правило и все же постирал свое РБ. Кто знает, какой интендант на этой лодке? Вдруг очень скупой. А может у него лишних комплектов РБ не найдется? Особенно на прикомандированных! А вдруг выйдет из строя опреснитель и «мытьевой» воды на лодке вовсе не будет! Всякое бывает.

О клочке бумаги, содержащей сигналы опознавания, я вспомнил лишь к концу автономки. Уже после того, как командир лодки за неделю до окончания похода, предупредил меня о дате всплытия в районе базы. Как раз в видимости нашей береговой радиолокационной станции.

- И что бы возвращение лодки не было сопряжено с неприятностями, вроде несвоевременного опознавания, - предупредил командир, - приготовитесь вовремя заменить коды в Вашей технике. Особенно на станции опознавания «Пароль»!

- Так мы всегда готовы, - доложил я, а про себя подумал, - надо срочно отыскать расписание! Но где же оно?

Я обшарил всю одежду, все полки в каюте и все места, где нес вахту, где проводил занятия, приборки и где отдыхал. Искомого клочка бумажки нигде не было. Наверное, постирал маленькую бумажку вместе с РБ!

- Ничего себе, - засуетился я, - о горе мне горе! Наша лодка всплывет, а нас не опознают! Это же нарушение первой категории! Накрылась медным тазом моя академия!

Пришел в рубку радиолокации к Кирюхе. Он был у нас в училище старшиной роты. Сам родом из рабочей семьи. Здоровенный. Был формовщиком на сталелитейном заводе.

Потом, в училище, драл нас нещадно. Помню, когда он проштрафился и напился, в училище его заводили не через КПП. А как свирепого быка. Через ворота. Теперь вот я на лодке, типа им руковожу.

- Кирюха! У нас беда! – Сделал я круглые глаза, - я расписание кодов потерял!

- А Макаров их тебе вообще то передавал? - Засомневался Кирюха.

- В том то и дело, что передавал. Но я их, кажется, вместе с бумажкой где они были выписаны, вместе с РБ постирал!

- Что постирал, это хорошо! Бумажку не найдут в конце концов. Тебя в тюрьму не посадят! А мы вот попробуем догадаться, какие коды будут действовать через неделю.

- Догадаться? Это как? Ведь расписания составляются в главном штабе ВМФ. В обстановке особой секретности!

- Не бойся. Расписания составляют люди. Или программируемый автомат. А у людей особый стиль мышления. Я восемь лет получаю эти расписания. И кажется улавливаю некоторые закономерности в их составлении.

- Например? - Живо заинтересовался я.

- Вот смотри. Через определенный промежуток времени одни и те же коды радиолокационного опознавания повторяются, - тут Кирюха разложил на столе секретные таблицы, - сначала через 28 дней, потом через 14 потом через 7. И далее так по кругу. Главное вспомнить, какой код был установлен на «Пароле» в момент погружения, то есть сорок, вернее уже сорок одни сутки назад.

- Не так-то все просто, - возразил я, - давай, например, посмотрим другой код. Например, вот этот. Для него существует уже другая, сходящаяся последовательность повторения. сначала 5 дней, затем 10 и наконец 20 дней. Берем теперь третий код…

- Так вот, - прервал меня Кирюха, - надо перебрать все коды. Посмотреть, как они изменяются. Уловить закономерности. Потом вычислить вероятности их появления и взять максимально возможные. И дело в шляпе!

- Но вероятность ошибки всегда будет оставаться? – Загрустил я.

- Конечно. Единицу дает лишь страховой полис! Но у нас есть отмазка. Ведь наше опознавание не ограничивается одним радиолокационным каналом. Есть еще гидроакустическое и зрительное. Кроме того, наверняка есть специальные сигналы у радистов. Поговори с Гусевым.

- И что? Ты Кирюха хочешь свести все данные по опознаванию в одну таблицу? Это невозможно. Да и не безопасно. Нас с тобой КГБ-шник сразу прихватит. Лучше уж нарушение первой категории, чем на нарах чалиться. Так что давай лучше ограничимся одним «Паролем».

- Так я у КГБ-шника всегда в «козла» выигрываю. Вчера, например, после вечернего чая, я ему дважды «баян» отрубил, - на полном серьезе авторитетно заявил Кирюха.

- Не зарывайся. И не считай себя самым умным. Тогда тебе зачтется. Так что у нас с тобой еще четверо суток. Есть время.

За оставшееся время мы вычислили и установили наиболее вероятный код. Когда наша лодка наконец всплыла первым был будничный доклад из рубки радиометристов.

- Сработал ответчик!

Годом позже, при приеме девятого корпуса РТМ, я узнал, что, во-первых, система «Пароль» не доработана и ошибочно срабатывает каждый раз при запросе береговой РЛС, а во-вторых бумажку с кодами я не постирал, а переложил в «Записную книжку штурмана».

Эту бумажку я нашел в своих записных книжках спустя тридцать лет. До сих пор она напоминает о нашей молодости и бесшабашности.

                Глава 17. Флотская дружба, академия и три «Ф»

Поступил я в Академию вне всяких списков. Списки составлялись командованиями соединений и флотов. Случайных людей в академии не должно быть. Но мне удалось пройти вне списков, благодаря помощи друзей.

Мой бывший инженер ГАГ, а тогда уже целый И. о. СПНШ 45-ой дивизии КТОФ Шура Баранов включил меня в этот список в тихую. На основе его же составлялся список офицеров на военный борт, следующий из Петропавловска-Камчатского во Владивосток. Более того лично на меня было выписано и командировочное предписание. Типа вот блин какая «ошибочка» вышла. Минер с нашей лодки Игорь Останин, предоставил мне возможность жить в его квартире на Черной Речке и спокойно сдавать экзамены.

Когда же обнаружилось эта «ошибка», что я как бы лишний на этом празднике жизни, мне во Владивостоке удалось сдать на пятерки три экзамена из пяти. К четвертому экзамену, по боевым средствам флота я был готов как никогда. Да и билет достался по средствам, которые я прекрасно знал. И доложил преподавателю прекрасно. Но мне асе же поставили «четверку». Меня откровенно валили!
 
Как я узнал значительно позже, решили запросить академию.

- Что делать с этим негодяем?

Ну а питерское начальство в академии решило. Раз офицер сдает экзамены на отлично то он может и подходящий кандидат. Если ему удастся и по специальности получить пятёрку, то пусть тогда учится. Не выгонять же его из-за нерасторопности клерков.
 
Начальство из академии и отбило в выездную приёмную комиссию академии, соответствующую телеграмму. Специальность я тоже сдал на «отлично». Хотя, по-моему, в группе были и лучшие ответы, чем мои. Теперь меня откровенно тянули в верх! ...

…И вот я уже полноправный слушатель. Вновь грызу, чуть поплевывая, гранит науки. По правде говоря, в целом теория гидроакустики в академии давалась на более высоком уровне. Иногда я даже вставлял преподавателям гидроакустики замечания, которые сейчас мне кажутся неуместными.

- Зачем нам нужны на флоте знания о структуре внутренних волн в океане или правила построения траекторий объектов методом скорейшего спуска?

- Ну как же? – отвечал на мой выпад педагог, - вот поручат Вам скажем дать интегрированную характеристику состояния внутренних волн в бассейне Японского моря в летний период. И что тогда вы будете делать?

- Как что? Например, все волны сложить, разделить на площадь моря и еще на два. На два, потому что случаев тоже два: зима и лето. А интеграл служит лишь для того, чтоб проволоку согнуть правильно и достать из этих внутренних волн, сдутую ветром фуражку!
 
Слушатели весело хохотали! Преподаватели мило улыбались. Но нам в ответ ничего путного сказать нам не могли. Вернее, не хотели. Потому как понимали, что предоставить всем офицерам места в исследовательских центрах и военных НИИ они не могут. Не в их это власти. Кому-то ведь из нас снова придется продолжить службу на флотах.

В военно-морской академии действовали три основных принципа. Так сказать, принцип - «трех Ф». Первый - марксистско-ленинская теория, в основе которого лежала гегелевская, «Философия», второй – щеголеватая «Форма» военно-морской одежды, которую следовало носить красиво и вальяжно, и третий – здоровое натренированное тело «Физкультура», послушное тебе и приносящее удовольствие ленинградским дамам.

Я полностью отдался этим принципам. Действительно, уже в то время надо было вникнуть в суть бытия и освоить основы диамата, без которого в Союзе путь на верх для простых людей был заказан. Я даже всерьез подумывал детально изучить труды Ленина. Но больше чем на три вечера, моей выдержки не хватило.

Кроме того, надо было научиться ходить по большому городу. Не в замасленной спецодежде РБ или ватнике, как в техзоне, а в пахнущей дорогими духами форме по Шпалерной улице или Летнему саду. Не шарахаясь от проезжающих мимо трамваев. Одним словом, хотелось избавиться от комплекса неполноценности. И научился ведь всему, не осознавая, что я то и есть понаехавший.

И наконец здоровье. О! Это точно главное. За годы эксплуатации наших тел в замкнутых отсеках на лодках и кораблях, при воздействии качки, ветра и радиации от малоподвижности наши тела слегка обрюзгли. Многие страдали избыточным весом и одышкой. С этим пора было кончать.

Теперь следовало вновь ощутить прилив жизненных сил. Поэтому во флотской академии преподаватели физкультуры нас не жалели. По началу многим из нас хотелось даже застрелиться. Особенно тем, кому было около тридцати пяти! Но затем, ко второму курсу, большинство слушателей втянулось в оздоровительный процесс и находило даже большое удовольствие в насилии над нашими окрепшими телами.

Программы первого курса были нацелены на систематизацию общенаучных и военных знаний. Их содержание легко укладывалось в наши головы, потому что за плечами у нас было обучение в училище и немалый опыт практической эксплуатации электронных систем.

Меня вопросы по теории гидроакустики, мало интересовали. Интерес к цифровым гидроакустическим системам тоже упал. В основном потому, что как мне показалось, в этой области трудно что-то открыть. Даже после нескольких курсов обучения в академии. Хотя чувство незавершенности развития цифровых представлений меня в то время не покидало.

Мои подозрения в бесперспективности аналоговой техники усилились после того, как я ознакомился с богатым набором аппаратуры фирмы датской фирмы Брюль и Къер находившемся на кафедре гидроакустики. В этот набор входили высокоточные гидрофоны различного класса и измерительные магнитофоны, звуковые генераторы и прецизионные измерители частоты и много другого оборудования. Что самое главное приборы были почти сплошь цифровые и сочетались с только что появившимися тогда компьютерами этой и других фирм.

Совсем доконал мои цифровые чувства разговор в курилке. Тогда Коля Смирнов, начальник акустической лаборатории, похвастался, что скоро ожидается поступление в академию специализированного акустического измерительно-вычислительного комплекса американской фирмы Хьюлет-Паккард.

В те времена мода была такая. Выбить из страны денежки на неотложные оборонные нужды, и закупить что ни будь за границей. Я был исполнен к Коле белой завистью.

Овладевая элементами программирования, я столкнулся с новой и неприятной для меня проблемой. Оказалось, что по своему характеру и эмоциональному настрою, я не вписываюсь в требования, предъявляемые к программистам. Учились мы программировать на языке Фортран-4.

В программировании нужна чёткость мысли, упорство, сосредоточение и какое-то прямо бабье старание и внимательность. Перечислять массивы целых и переменных, организовывать циклы в цикле, вовремя выводить на печать промежуточные результаты, бесконечно отлаживать и ставить программу на перфокартах и переводить её на перфоленту — это, как я понял, не царское дело.
 
Если с программированием простых задач у меня дело всё-таки сдвинулось с мертвой точки, то с усложнением расчетов, оно и вовсе застопорилось. Например, при определении затухания и уровней давления звуковых волн в мелком море пришлось повозиться недели две. Хотя требовалось всего то вести расчеты по трем группам формул из учебника.

В конце концов моя программа - SCALOW заработала. Я даже некоторый опыт приобрел. Но программистом быть мне совсем не захотелось. Ну блин не мужская работа, а бабья, как вязание на спицах.

На втором курсе происходила так сказать неформальная специализация подготовки слушателей в соответствии с предполагаемым местом службы. Я метался и не знал, к какому берегу примкнуть. Владивостокскому или Ленинградскому.

Согласно предварительному отбору меня хотели направить старшим преподавателем в Тихоокеанское училище. У нас, бывших выпускников ВВМУРЭ была поговорка. (Ху_ тому, кто из ТОВВМУ). Поэтому мой выбор, пал на 6-ые офицерские классы, что на Заневском проспекте.

И то и другое не требовало исключительно высоких знаний по функциональному анализу, океанографии и теории гидроакустики, но уж состояние и перспективы развития гидроакустической техники, мне должны были быть доподлинно хорошо известны.

Ну и потом, надо было выбирать тему дипломной работы. К предложениям кафедры гидроакустики я отнесся с пониманием, но прохладно, так как всегда выбирал свой путь сам. От школьного выпускного сочинения, до дипломной работы в училище.
 
Мыслей о том, чтобы сменить с кафедру у меня на этот раз не было. Однако хотелось, чтобы тема была по дальше от волновых уравнений с океанологией и поближе к гидроакустической технике.

Поэтому я близко сошелся с каперангом Шиберным Борисом Васильевичем – старшим преподавателем кафедры. Он читал нам курс «Гидроакустические средства и комплексы ВМФ». Курс содержал наиболее передовые технические решения, принятые в советской гидроакустике.

Борис Васильевич был отличным спортсменом, совершавшим многокилометровые пробеги, такие как Пушкин-Ленинград. Он был для меня примером ярого приверженца принципа трех «Ф». Каким по сути и я хотел стать. На всю жизнь врезалась в память одна его фраза.

- «Ребята. Запомните. «Недалеко время, когда Ваши успехи в службе будут зависеть не от умственных способностей, не от обширности и глубины знаний и не от практического умения и навыков», - говорил он, - а как это не банально, от состояния здоровья!».

Золотые слова. Но большинства тридцатилетних об этом не задумывается. Вот и сейчас я был занят поиском темы исследования.

Мой опыт, да и опыт других флотских офицеров-эксплуатационников, подсказывал мне. На флоте сложных неисправностей в электронной технике не бывает. Или конца не хватает, или конец лишний. Этот факт я и решил положить в идейную основу своего предложения.

Идея же у меня была простая как пень. Она касалась четвертой подсистемы звукоподводной связи ГАК «Скат-КС», в качестве которой выступала аппаратура связи «Штиль-1». Всеми режимами этой аппаратуры, от высокочастотной телефонии, до различных вариантов кодовой связи мне приходилось пользоваться.

А вот звукоподводной связью с повышенной скрытностью - ни разу. Так что я, за пять лет практического обслуживания ГАК, по сути дела, не представлял её возможности. А они были велики. Как по дальности, так и по скрытности.

Для организации звукоподводной связи между двумя абонентами (читай подводными лодками) сначала осуществлялся обмен между ними псевдошумовыми сигналами и осуществлялось управление частотой на приемном конце, до момента корреляции генераторов.

Таким образом осуществлялась синхронизация канала и принимался так называемый пилот-сигнал. При его приеме в специальном окне на аппаратуре «Штиль-1» определялось расстояние между абонентами.

Затем в случае полной синхронизации канала, можно было начинать обмен информацией. Однако только между этими двумя абонентами.
И я решил, - а почему бы не попробовать с помощью аппаратуры «Штиль-1» организовать звукоподводную связь в тактической группе подводных лодок?

Ведь для увеличена надежности работы аппаратуры, применялись сразу три генератора псевдослучайной последовательности работающих на одну мажоритарную схему, на каждой подводной лодке. Как, по-моему, так принятое техническое решение было излишним. Я твердо помнил - на флоте нет сложных неисправностей.

- А, что, если предложить слегка пожертвовать надежностью генератора и оторвать два из них, - размышлял далее я, - и использовать для ускорения достижения синхронизации на одной из лодок, например, путем управления синхронизации поиском пилот-сигнала в двух направлениях – а, именно, в сторону уменьшения частоты и в сторону её увеличения.

Таким образом мы приспособим каждый из двух оторванных генераторов к ускоренному в два раза поиску пилот-сигнала. А в результате абонент получит возможность приступить к связи в два раза быстрее и притом с несколькими абонентами одновременно.

Свои соображения я высказал Борису Васильевичу в помещении длинного бассейна. В нем преподаватели в научных целях солили импровизированный «настольный мировой океан», концентрацией нескольких типов солей. Причем в различных слоях воды!

Расшнуровывая свои великолепные кроссовки, Борис Васильевич заинтересованно заключил, - а в этом Сережа, несомненно, что-то есть! Ну конечно же есть! Давай ка, если не возражаешь, попьем после пробежки чайку. За чаепитием ты изложишь свою идею по подробнее. Все равно сегодня у меня нет занятий.

Разговор затянулся почти до окончания рабочего дня.

- Ай молодца! Хорошо придумал! Да тут, если здраво и непредвзято посмотреть, целых три, да нет четыре, изобретения!

У меня перед глазами уже стояла большая часть моей дипломной работы. Ничего делать руками с железом, я, как и другие наши слушатели, уже не хотел.

Неудачного училищного опыта с созданием макета ТВ-системы мне хватило с лихвой на всю жизнь. А теперь даже рассчитывать на ЭВМ ничего не потребовалось. Хватит с госкомиссии и одной идеи! Но конечно разумеется в петухах! ...

…Из стажировки на Север мы много знаний не вынесли. Лично, я так и вовсе почти ничего. На Тихом океане я выходил в море на атомных лодках первого, второго и третьего поколений и по горло был сыт подводной экзотикой. Запомнились как в тумане только песни в вагоне, северное сияние и долгие тёмные ночи, почти на сутки.

В душе от стажировки осталась почему-то песня Высоцкого «…идут по Украине, солдаты группы центр…», живущая на Севере печальная севастопольская вдова с рассказами о Черном море и балтийский друг по академии Черемухин. Который как выпьет, начинает рассказывал историю «Шведского комсомольца» заблудившегося в шхерах Скандинавии.

Но стажировка не прошла бесследно. Меня поразили до глубины души экскурсии на подводные лодки наиболее экстремальных 705-ого и 949-ого проектов. Первые лодки отличались своей красотой, верткостью и запредельным уровнем автоматизации.
 
Вторые - могучей силой двух корпусов в сорок тысяч тон, бассейном и зоной отдыха.
Рассказывать долго не буду. Интересующиеся и так всё знают. Просто, когда я посетил лодку-автомат, то сразу сообразил, что на субмаринах будущего, центральный пост должен быть устроен не по немецкой схеме, а по советской. Именно так, как было на 705-ом проекте.

А на грозном бомбовозе «Тайфун» я впервые понял, что хоть этот мастодонт и может сокрушить целый континент, этого мало. Другие стратеги были не хуже. Важно то, что наконец то о его жителях, то есть о нас подводниках и смертниках, правительство начало немного заботиться...

…Наступило лето. Защита диплома неумолимо приближалась. Мы уже сделали нашу последнюю групповую фотографию с преподавателями на крыльце академии. За два года мы сроднились с ними. Ведь мы все были морскими офицерами и составляли одну большую семью. Только в разных чинах. Кто третьего ранга, а кто и первого.

К середине второго курса мы научились грамотно обсуждать с педагогами научные и технические проблемы. И с азартом, а иногда и под коньячок. Хорошее было время!
В середине июня меня по телефону вызвал Борис Васильевич. И спрашивает, меня как-то так официально.

- Волошин. Вы к защите готовы?

- Да, отвечаю, - готов, - правда хочу еще один плакат изготовить, что госкомиссии было понятнее.

- А эскиз этого плаката готов?

- Готов.

- Тогда возьмите чемодан и все плакаты. Проведем последнюю проверку Вашей готовности. Через 10 минут я жду Вас в бассейне!

Я хотел было сказать, что и предпоследней проверки не было, но сдержался. Пришел ровно через десять минут. Смотрю. Борис Васильевич разговаривает с каким-то высоким грузным каперангом в солнечных очках.

- Крепите плакаты Сергей и докладываете, - продолжая разговор с этим каперангом, приказал мне руководитель.

- Я понял, - и промолчал, - это купец. Он хочет проверить меня на вшивость. Ладно. Его право.

Закрепил, кашлянул, доложил, что готов, и начал спокойно докладывать.
Свой доклад я, на всякий случай, закончил словами.

- Принципы на которых основаны предложенные технические решения, могут быть использованы не только применительно к акустическим продольным волнам в водной среде, но и к электромагнитным волнам в воздушном и космическом пространстве, - и добавил, - разумеется с учетом масштаба эффектов.

Борис Васильевич кивнул мне головой.

- Мол. Хорошо, - и спросил, - а у Вас Михаил Леонидович вопросы будут?

Каперанг протянул мне здоровенную волосатую лапу и представился: - Будем знакомы. Терещенко Михаил Леонидович. Начальник 55 отдела 28 института. Докладываете Вы бойко. Но хотелось бы разобраться в сущности вашей работы по подробнее.

И началось. Вопрос. Ответ. Монолог. Пояснение. Повторение вопроса. Не понятно. Повторное переформулирование ответа. Потом мы оба говорим одновременно. Киваю головой. Терещенко не соглашается. Апеллирует к какому-то Глонассу.

- А это что за система такая. Глонас? – спрашиваю я.

- Спутниковая навигация, - гордо отвечает Терещенко.

- Немного знаком с американской системой «Навстар», - проявляю я свою осведомленность.

- Глонас - это наш ответ «Навстару», - говорит Терещенко, - ну так я, в общих чертах, понял Ваш доклад.

Тут в разговор вступает Борис Васильевич, - Прошу отметить, Михаил Леонидович. Четыре изобретения в одном проекте. Они уже сразу на поверхности просматриваются. А если глубже покопаться?

- Да. Хорошая работа, - замечает Михаил Леонидович, - не знаю даже, что и сказать? Я понимаю, что Вы Сергей Александрович, так увлечены своей гидроакустикой! Но все же смею предложить Вам место старшего научного сотрудника в своем отделе. Как Вы на это смотрите?

- Увлечен конечно, - слукавил я, - но все же меня больше привлекают передовые технические решения в радиоэлектронной технике вообще, а не только в гидроакустике, где действуют суровые и жесткие ограничения.

- Понимаете, - на ходу подхватил мою мысль Борис Васильевич, - специфические особенности поперечных волн, малая скорость их распространения, громадные давления на глубине, да и другие разные явления в мировом Океане, например, внутренние волны! Подводная среда, это по сути другая «планета». Со своими законами, которые отчасти связывают и нашу земную мысль.

- Да я понимаю. Эти обстоятельства понимаю, как никто другой, - засмеялся Терещенко, - я ведь тоже бывший выпускник ВВМУРЭ Попова. Только третий факультет.
 
- Так что же Вы молчали дорогой? За общность судьбы, можно и спортивный режим нарушить, - слегка улыбнулся одними усами Борис Васильевич и уже обращаясь ко мне потребовал, - Сергей Александрович, не раздумывайте долго. Предложение хорошее.

Я для солидности не должен был соглашаться сразу. А немного по кочевряжится. Поэтому поинтересовался, - чем занимается отдел, в который меня сватают?

- Мы, то есть наш отдел, в 28-ом институте отслеживаем траекторные и телеметрические измерения испытаний ракетной техники, - говорил скороговоркой, будто бы я не соглашусь, Терещенко, - много ездим в командировки по полигонам Союза – Капустин Яр, Байконур, Феодосия. Бываем и в морских экспедициях на судах. Видел такие корабли с шарами?

- Видел, - вспомнил я, - служил когда-то в Приморье. Они во Владике на 19 причале стояли. В плохие времена я даже пытался устроится на одно из них оператором службы 3. Но не случилось. Послали в Обнинск изучать новую лодку, - перевел я дух и добавил, - а когда служил на Камчатке немного знал о боевом поле «Кура». Даже с телеметристом тамошним из части, что в Ключах, познакомился. В Ключи Ваши люди тоже в командировку наезжали?
 
- Ха-ха-ха рассмеялся Терещенко, - туда не командировали на время, а ссылали навечно! Вот видите Сергей. Как складывается. Значит судьба Ваша такая. Дважды к нам приводит! А сейчас, например, мы в отделе готовим макет устройства, позволяющего измерять и программировать заданный промах ракеты относительно цели. Сын Саныч ведет эту тему. С самим Королевым начинал! Помогать будете?

- Если меня направят к Вам в отдел, то можете на меня рассчитывать, сказал я, как бы подтверждая, своё согласен...

…Защита моего дипломного проекта прошла на ура. Присутствовавший на защите начальник 14-ого института, кажется вице-адмирал Романенко, слушал тоже очень внимательно. Заинтересованно. Задавал вопросы.

Сразу же после защиты Романенко предложил мне место в его институте. Но я уже выяснил, что 28-ой институт находится в 10 минутах езды на автобусе от микрорайона Ржевка-Пороховые, где я построил кооперативную квартиру. До Пушкина же, где размещался 14-ый институт, добираться надо было целых два часа.

Поэтому я вежливо поблагодарил за оказанное мне доверие, и отказался.

                Глава 18. Двадцать восьмой институт.
                Первые шаги в науке

В жаркий июльский день я прибыл к месту моего нового назначения. В 55-ый отдел 28-ого института. Отдел отвечал за развитие полигонных измерительных комплексов, воздушных и морских мишеней, и бортовых систем определения величины промаха и много еще за что.

Научный народ, то есть все военные и гражданские, были на торжественном заседании в честь «Дня ВМФ». В комнате отдела находился лишь один престарелый сотрудник, в чине капитана первого ранга. Такие как правило уже никуда, кроме как за грамотой, не ходят. Его рубашка была сплошь усеяна перхотью.

- Наверное «годок» среди офицеров, - подумал я уважительно.

Я представился и доложил, что прибыл к новому месту службы. Он с ходу засыпал меня вопросами. Прям, как фотограф с кличкой «6 на 9» у следователя Шарапова. Особенно он интересовался системами единого времени (СЕВ).

Я ожидал подначки и поведал, только то, что у нас на лодке аппаратуру СЕВ эксплуатируют в основном штурмана, а техническую исправность обеспечивают специалисты радиотехнической службы. Дальше распространяться я не стал. Понял, кто он такой.

Через полчаса в комнате появился пожилой круглолицый офицер с погонами второго ранга и недовольным обрюзгшим лицом. Он протянул мне свою вялую руку.
 
- Я Антонов! А ты что, новенький? Из академии? - Теперь то наши дела резко пойдут в гору! Терещенко рассказывал о тебе. Где служил до академии?

- Последнее место службы на Камчатке. В Рыбачьем! А Вы?

- Я брат тоже служил на ТОФ. Но на белых кораблях с большими антеннами. Бывший оператор службы 4 из Владивостока. Теперь вот в этой богадельне обретаюсь.
 
- И я чуть было не попал на Ваши корабли, - подчеркнул я, что бы было что-то общее с этими заслуженными стариканами, - оператором службы 3. Но не сложилось.

- И слава богу, что не попал. Драли бы тебя начальнички, все время пока корабль находился в плаваньи, - рассмеялся Антонов, - а бывают они в море по два года и более.
 
Я скромно улыбнулся, - мы так долго не ходим. Автаномка по 80-90 суток, да выходы в море на задачи, не более, чем на две недели.

- Слава богу я увольняюсь скоро! Все через полгода демобилизация. Надоело – жуть. Хочется простой работы, - вздохнул Антонов...

…К полудню в отделе появился Сан Саныч. Для меня пока полковник Гаврилов. Он до войны рядовым охранял зэков в лагере, с 1942 года был отправлен на фронт.

Сержантом дошел со своими катюшами до Берлина. Младшим офицером обеспечивал первые пуски ракеты Р-7 Королева, ну а старшим – как говорится, работал в нашей богадельне. Он сразу взял быка за рога.

- Глянь-ка Сережа на эти емкостные датчики, подключенные к осциллографу! Это основа для новой системы. Простой как пробка и дешевой как три рубля! Не смотри что они грубы и выполнены в виде больших квадратов из гетинакса. Это аналог конденсаторов. Внутри находятся две тончайшие алюминиевые пластины, проложенные внутри специальной пленкой.

- Вижу товарищ полковник!

- Называй меня просто - Сан Саныч. А теперь я покажу фокус – покус, смотри, – Сан Саныч, как маг и волшебник, вытащил из кармана расческу, провел ею несколько раз по своей густой не седеющей шевелюре и затем взмахнул расческой рядом с «датчиком». На осциллографе появился всплеск! Видал, как реагирует!

- Видал товарищ полковник! То есть Сан Саныч.

- Теперь представь, что вместо расчески мимо датчика со скоростью 700 или 1200 метров в секунду пролетает ракета, или артиллерийский снаряд. Во время полета нем наводится электростатический заряд. Как наводятся огни Эльма, на кончиках мачт кораблей флибустьеров. Датчик тоже прореагирует?

- Думаю, что да! – подтвердил я, - только реакция будет короче, не можете же Вы так быстро махать рукой.

- Конечно не могу. Более того мы еще и продифференцируем этот отклик. Ну что бы точнее отметить момент пролета.

- А теперь смотри сюда, - Сан Саныч разложил передо мной несколько листков испещрённых формулами, - если датчиков несколько, и они не лежат в одной плоскости, то можно построить вектор промаха снаряда относительно мишени. Воздушной или морской, не важно. Это так сказать теоретическое обоснование работы.

- А формулы Вы писали Сан Саныч?

- Нет. Это Березовский из 41 отдела. Его формулы. Он уже и программу на ЭВМ для нашей темы пишет. Называться тема будет «Баркарола». Наша с тобой задача зафиксировать время между импульсами разных датчиков и вставить в программу.

- Так это будут времена в несколько микросекунд. Чем же такие отрезки измерить?

- Миллисекунды будут, - авторитетно заявил Гаврилов, - вот посмотри на фотопленку. На скоростную камеру писали. Первый импульс от выстрела орудия, второй – от наведенного на снаряде электростатического поля, пролетающего мимо датчика. Расстояние до орудия было тогда 120 метров…Понял?

- Да Сан Саныч.

- Так, что наша задача изготовить четыре, а лучше восемь комплектов датчиков, - увлекся Сан Саныч, - снабдить их усилителями с дифференциальным выходом и придумать устройство, запоминающее отклики между ними во времени. А потом необходимо организовать эксперимент.

- Ух ты! Как интересно! А где эксперимент? В море? – Загорелся и я.

- Зачем нам море? – улыбнулся Сан- Саныч, - эксперимент проведем на береговом артиллерийском полигоне под Питером. На станции Ржевка. Там размещается морская батарея. Её начальник - полковник Беседин. Мой друг. Так что удача у нас в кармане…

…Конечно. Была и текущая работа. Надо было врастать в новую область знаний. Осваивать специальность. Я мотался по командировкам по производителям техники и полигонам необъятного Союза. Но больше всего ездил в Москву и в Крым. Рассматривал различные проекты полигонных измерительных комплексов, знакомился с людьми и с техникой.

Я много чего видел. Ракеты разных классов. От «Метеорита» до «Урана» и от «Форта» до «Кинжала». Побывал на антенных полях и в бункерах огромного фазового пеленгатора «Висла» для сопровождения спутников.

Ознакомился с оптоэлектронной системой «Виола», следящей за трассерами крылатых и зенитных ракет. Познакомился даже с телеметрической системой передачи медицинских данных от нашего космонавта от Луны на Землю. Жаль, что амеры нас опередили.

Но больше всего мне нравились люди, занимающиеся ракетной техникой. Не «зашоренные» на своей области знаний, как представители «Океанприбора», а широко эрудированные специалисты, не боящиеся и умеющие аргументированно отстаивать свое мнение. Это и не удивительно – ракетная техника в СССР всегда была впереди. И по выделяемым деньгам, и по интеллектуальным возможностям ракетного братства.

Как сейчас помню встречу с Германом Титовым. Мы с моим коллегой Ярковым, зашли к нему по каким-то делам в его управление. Нас уже ждали. Была пятница. Герман Степанович встретил нас радушно. Вопрос решил мгновенно. Потом приняли по пять капель. Титов откинулся в кресле и произнес.

- Вот смотрю я на Вас моряков, - сказал Герман Степанович и думаю, - форма на Вас красивая и денег Вы много просите, а вот навару от Вас мало.
 
- Да как же товарищ генерал-лейтенант? Почему мало, - возразил Ярков, - сейчас на вооружение поступают «Тайфуны»! Одна такая лодка пол континента с лица Земли стереть может.

- Стереть то она может, только сотрет ли? – тут Титов поднял в верх указательный палец, - это вопрос? Штаты не успокоятся, пока не запретят их.

- Да как же могут запретить? – недоумевали мы. Мы Штатам что ли подчиняемся?

- Пока нет. А потом еще неизвестно, - уклончиво и непонятно намекнул Титов.

Этот разговор с Титовым был где-то в 1985-86-ом году. Второй космонавт несомненно знал о замыслах вероятного противника и о реакции на них отдельных групп в верхушке партии и правительства, в т.ч. и на стратегическую оборонную инициативу Рейгана. Но посвящать в эти дела случайных людей не мог…

...Работа в полигонном отделе расширила мой кругозор. Я по-настоящему узнал кроме РТУ другие управления флота. В частности, управления кораблестроения (ГУК) и ракетно-артиллерийское (УРАВ).

Запомнился один специалист из УРАВ-а. Сердобольский кажется. С ним мы в Реутово отстаивали ТТЗ на телеметрическую головку самонаведения для одной крылатой ракеты.

Суть вопроса состояла в необходимости передачи по телеметрическому каналу результата предстартовой подготовки ракеты. Потому, что признак окончания этой подготовки, формировался спустя несколько микросекунд после старта ракеты.

Я суетился, рассматривал несколько вариантов на случай отступления и сдачи позиций в переговорном процессе.

Представитель же УРАВ-а был невозмутим как слон. Он как мантру повторял, - в главном ТТЗ на ракету это требование есть! А тот факт, что против задания на телеметрический вариант ракеты вздыбилась часть промышленности, не имеет значения!

Пятидесятилетний холеный мужчина с лёгкой брезгливостью на лице, противостоял трем конструкторам по различным системам управления ракеты.

- Поймите же Виталий Федорович, - увещевали его конструкторы, - это нонсенс, что бы телеметрический вариант головки передавал на наземную станцию, признак окончания предстартовой подготовки. Зачем он Вам?

- Ну и что? Подумаешь нонсенс! У Вас дорогие какой-то признак, а у меня основное ТТЗ. Я чиновник. В основном ТТЗ ясно написано «…должно быть обеспечено формирование признака успешного завершения предстартовой…». Чего Вы от меня хотите?

- Но потребуется вмешательство в систему телеметрии! - Воскликнул главный по телеметрии, - стояла бы на ракете «Орбита», тогда можно было бы изменить начало трансляции кадра программным путем. Но мы ведь имеем дело с БРС-4М. А она железная. Программ не имеет.

- Вот и брали бы за основу эту «Орбиту» из МАПа! В ТТЗ ведь не задан тип телеметрической системы. Зачем Вам система из МОМа!

- Навязали начальники! Сказали раз сами принадлежите к министерству общего машиностроения, так и берите систему, созданную на предприятии министерства!

- Тем более! Тут и добавить нечего. Это ваши трудности. Но ТТЗ всё же надо выполнять! Пересогласовывать основное ТТЗ, из-за вашего нежелания усложнять телеметрический вариант ракеты, никто не будет! Например, ваш главный, пойдет на плаху, из-за такой ерунды? Нет.

Мы бодались по данному вопросу до позднего вечера. Наконец решили «погнать зайца» дальше. В протоколе решения отражались технические мероприятия, которые надо было выполнить различным предприятиям, чтобы достичь основной цели. Пересмотра основного ТТЗ.

Мы все понимали, что протокол по существу был не выполним. К тому же на данные мероприятия требовались дополнительные деньги.

- Минимум через две недели промышленность согласится с нашим мнением, - заключил Сердобольский, - когда мы выпивали на прощание в ресторане «Прага» …

…А еще в отделе я научился оформлять изобретения. Идей у меня было как у собаки блох. А знаний по основам изобретательской деятельности, маловато.

В нашем институте, как, впрочем, и в остальных, каждый сотрудник раз в квартал должен был оформить заявку на изобретение. Затем следовала длинная переписка с экспертами.

В случае победы над косным экспертом, заявка превращалась в так называемый красный «угол». По их количеству в институте оценивалась научная состоятельность сотрудника.

Помню свое первое оформленное изобретение. Идею как всегда подкинул Сан Саныч.

- Сережа! Вот фото полета крылатой ракеты «Москит» на высоте десять метров, - видишь, на поверхности моря след, вызванный ударным потоком обтекающего воздуха?

- Отставание следа от ракеты зависит от её скорости и высоты полета, -догадался я.

- Конечно. У меня и формула на этот счет имеется.

- Оформишь изобретение. Антошин Иван и Наташа помогут тебе.

Замысел изобретения у меня родился сразу. Он состоял не в измерении высоты и скорости крылатой ракеты, а непосредственно в способе стрельбы по атакующей крылатой ракете морским зенитным ракетно-артиллерийским комплексом.

Основная мысль изобретения заключалась во введении дополнительного этапа. Классификации цели и следа крылатой ракеты с помощью анализатора спектра, отраженных от них радиолокационных сигналов.

Если сопровождалась «ракета», данные стрельбы рассчитывались существующими способами. А если сопровождался «след», то в данные стрельбы вносилось упреждение, рассчитываемое по формуле Сан Саныча.

Одно дело описать способ стрельбы свободным языком, другое – представить его в виде последовательности и существа отдельных операций. Наташа не раз ставила меня в тупик, когда я пытался проделать это не по правилам.

В конце концов материалы заявки были оформлены. И после первой же итерации с экспертом из дома на Бережсковской набережной, был получен заветный «красный угол».

Потом я много раз подавал заявки на изобретения. Когда это было необходимо, я вместе с переводчицей Бусей. Особенно если в городе стояла хорошая погода. Мы заходил в Инженерный замок, где размещались материалы зарубежного патентного фонда СССР и плодотворно работали до обеда.

Постепенно я осознал, что изобретения в нашем институте нужны были лишь для галочки. Они подчеркивали значимость отдела. Ни одно моё изобретение не воплотилось в жизнь.
 
                Глава 19. Первая экспериментальная НИР
                «Баркарола». Печальный итог.

…Но главным занятием, для души, была все же тема «Баркарола». Осенью Сан Саныч организовал для меня поездку во Львов. В радиотехнический институт. Ездили вдвоем, он и я. Мы пытались привлечь этот институт к нашей работе. В радиотехническом институте Сан Саныча хорошо знали. Встретили нас даже очень гостеприимно, но в помощи вежливо отказали.

Из руководства института нас принял зам по науке. Друзья сильно обрадовались, долго раскланивались, справлялись о здоровье и хлопали друг друга по плечам. О деле специально не говорили. Не принято было. В конце концов зам по науке направил нас к начальнику отдела занимавшегося нашей и близкой к нам тематикой.

- Поговорите с начальником объединенного отдела. Надеюсь, что вы найдете точки соприкосновения с ним.

Переговоры с этим начальничком проходили трудно.

- Я, - говорил наш оппонент, - недавно назначен начальником объединенного отдела. Мне необходимо поддержать честь отдела. А получается, что? Нелепица какая-то!

- Какая, - говорим мы одновременно, - сделав непонимающие круглые глаза.

- Поймите, с чем я буду идти к руководству институтом? Мне от вас нужна официальная договорная тема. Вы оплатить сами её не в состоянии. Московское управление такой темы в упор вообще не видит. А сейчас без денег какая работа? Капитализм на дворе маячит.

- Будет Вам тема. Я гарантирую! Я Вас хоть раз обманывал? - Наседал Гаврилов.

- Нет, но все же времена сейчас знаете какие?

- Тогда давайте для начала заключим договор о научно-техническом сотрудничестве? - не сдавался Сан Саныч.

- Подобных договоров у нас пруд пруди. Кроме головной боли они ничего не дают.

- А в диссертационном плане? Мы всегда вам отзывы хорошие на ваши диссертации пишем!

- Не надо нам ничего. У меня докторская степень уже есть. Величко и Пруссак – кандидаты наук. А у Кота степени как не было, так никогда не будет.

- У какого кота – не понял было я.

Но Сан Саныч наступил мне на ногу, что бы я замолчал….

…Переговоры длились до позднего вечера и закончились обещанием начальника отдела поставить нам в воинскую часть платы многоканальных широкополосных усилителей с высоким входным сопротивлением. Причем, как оказалось, вынести платы с производства, мы должны были самостоятельно. То есть подпольно. Мы были в шоке!

Остановились мы, после работы в пятницу не в гостинице, а на квартире. Как оказалось, как раз на квартире у того не остепенённого коллеги Сан Саныча, с непривычной украинской фамилией Кiт.

Будучи единственным не остепененным начальником сектора Львовского института, он сильно переживал за дело разработки систем определения промаха для воздушных мишеней и не менее сильно сокрушался по поводу нашей неудачи. Много пили.

- Ну вось як! Працовали, працовали и до кражи плат опустилися? Очень высокие отношения договаривающихся сторон! – констатировал пьяный в доску Кiт.

- Ничего, ничего, - утешал Сан Саныч своего украинского коллегу, - с паршивой овцы хоть шерсти клок!

Потом недоверчивый взгляд Кiта уставился куда-то в мою переносицу.

- Кто за истину бороться будет? За тему!!! В конце концов! На кого все шишки и мышки придутся?

- Да вот. Он перед тобой, - указал на меня Гаврилов, - специально борца привез, показать тебе!
 
- Борец, судя по фигуре – может быть. А по цепкости ума, настойчивости и готовности ради дела пожертвовать личным благополучием - не знаю? - Промычал Кiт и отключился.

Теперь на меня в упор смотрели гневные глаза Гаврилова, - ты не изменишь нашему делу?

- Какому делу? Сан Саныч! Если Вы о воздушных и морских мишенях, то я думаю, что устанавливать на списанные ракеты и морские буксируемые щиты, дорогую аппаратуру, смысла нет. А если - о способах обработки проходных характеристик, то здесь побороться стоит. Проходные характеристики в любой среде встречается. От океанских глубин, до далекого космоса.
 
Вот, например, Ваш друг, ныне храпящий Кит, предложил установить на мишени не много ни мало допплеровский локатор! Да еще, что бы он управлял постановкой помех. Аппаратура дороже самой мишени. Подобные предложения в проекты полигонного измерительного комплекса (ПИК) никогда не пройдут. Поэтому он сейчас простой начальник сектора. Даже не кандидат наук!

- По тише говорите молодой человек! Разбудите бедолагу. Я, да и ты тоже, не кандидаты наук. Ну и что? А мы всё же мечтаем создать систему определения промаха. Простую и дешевую, как эта пробка, - зло произнес Гаврилов, - неужели тебе это не понятно?
 
Одним словом, привлечь радиотехнический институт к работам нам не удалось. Вернулись мы из Львова в Ленинград, не солоно хлебавши лишь с сумкой, набитой платами из усилителей.

Куда их приспособить? Пока не придумали. Начинать создавать макет регистрирующего стенда с каких-то усилителей – значило завалить тему на корню. По крайней мере по срокам.
 
Я решил в теме «Баркарола» применить готовые покупные устройства. Усилители для записывающего стенда нашлись у моих друзей из 14-ого института. Немецкие из ГДР. М60Т – назывались.

Четырех канальный датский измерительный магнитофон 7005 мы взяли в контрольно-измерительной лаборатории нашего института. Внешнюю систему дистанционного управления магнитофоном в два присеста спаял дедушка Лунев.

Буры-заземлители – изготовили на экспериментальном заводе. Мишень для стрельбы я разлиновал прямо на Ржевском полигоне на большом листе дюрали разделив его черной краской на квадраты.

Всяких там прибамбасов для артиллерийской стрельбы вроде биноклей с лазерным дальномером, многоканальных осциллографов и т.д. у нас было в избытке.
 
К весне на морской батарее в Ржевке, у Беседина начались отстрелы сорокапятки с измерением давления в стволе с помощью микшеров, которые извлекались после каждого выстрела.

Таким образом эти стрельбы как нельзя лучше подходили нам, для фиксирования попаданий в мишень и записи на измерительный магнитофон сигналов от датчиков электростатического поля от пролетов снарядов мимо датчиков.

На полигоне мы работали два дня. Сан Саныч заставил нас записать стрельбы снарядов не только из сорокапятки, но из сотки. Работать с которой было сложно и не безопасно.

В конце концов дело было сделано. Каждый из 140 выстрелов был описан на бумаге и зафиксирован на магнитной пленке. То есть были отмечены точки попадания в щит и зарегистрированы сигналы от четырех датчиков, размещенных в 20 и 10 метрах от мишени, на срезе этой мишени, а также на 3 - метровом шесте.

Первый этап практической части работы был закончен. Пол дела было сделано. Материалы для анализа были получены. На втором этапе из этих магнитных записей предстояло выудить микросекундные интервалы времени пролета каждого снаряда между датчиками и перенести их в специальные таблицы.

Для того, чтобы замерить малое время между сигналами, пришлось собрать и использовать сложную систему из задающих и синхронизирующих импульсных генераторов, осциллографов, осциллоскопов и самописца с малой постоянной времени.

Систему проверили как всегда на столе по всплескам на осциллографах, возникающих после взмаха наэлектризованной расческой. Сан Саныч был доволен.
 
Но без ручного кропотливого труда обойтись было невозможно. Поэтому для запуска системы и регистрации измерений времени между импульсами привлекли Михаила, сотрудника контрольно-измерительной лаборатории. Очень добросовестного и дотошного. Целый месяц ушел у него на эти измерения.

Еще до окончания второго этапа работ, я взял часть обработанных материалов и попытался на миллиметровке выстроить импульсы, хотя бы для нескольких выстрелов.

На первом же выстреле я споткнулся. Расстановка импульсов не укладывалась в заранее нарисованную Сан Санычем схему! Обработка других выстрелов повергла меня в шок. В задуманную схему ни один выстрел не укладывался!
 
Я трое суток думал над полученной картиной расстановки откликов от выстрелов. Но когда я понял, что наши датчики воспринимают не электрическое поле от пролетающих снарядов, а звуковое поле от выстрела из орудия, а также прямые и отраженные звуки от ударов о щит, то впал в глубокое уныние.

Подрывалась сама идея использования электростатического поля в теме «Баркарола». По всем экспериментам скорость распространения воздействия была около 330 м/с. Мы регистрировали звук, вместо электростатики!

Надеясь на чудо, я попросил Михаила приостановить обработку выстрелов от орудия сорок пятого калибра и обработать несколько выстрелов от орудия сотого калибра.

Может быть в этом, дополнительном для нас эксперименте прорежутся хоть какие намеки на присутствие на снарядах, движущихся со скоростью 700 - 900 м/с электростатических зарядов?

Увы. Картина выстрелов из более мощного орудия была прежней. Мы регистрировали лишь акустику! Прошло больше недели прежде чем я собрался духом, чтобы сообщить Сан Санычу это неприятное известие.
 
- Сан Саныч! Мы обработали почти все выстрелы. Из сорокапятки и несколько выстрелов из сотки.

- Молодцы! – улыбнулся Гаврилов, - прекрасно! Теперь попробуйте вставить временные интервалы в программу Березовского. Если что-то не будет получаться, сообщите мне. Я подключу ребят из 41 отдела. А то они могут в программе что ни будь напутать.

- Похоже, что подключать их пока рановато, - виноватым голосом сообщил я, - пока мы регистрируем только звуковые ударные волны. Электростатический заряды, которые несут снаряды нами не обнаружены.

- …Что! Да я тебя убью! – Вскричал Гаврилов, - сожру со всеми потрохами. И не подавлюсь!!! Я что, разве не показывал тебе ранее сделанные осциллограммы! Там же расстановка откликов соответствовала выдвинутой мною гипотезе!

- В целом да. Но в Вашем, я поправился в нашем эксперименте, была лишь одна реализация. Её Вы объясняли так как Вам хотелось. Единственный результат можно было трактовать, как угодно.

Например, некоторые ошибки во временных интервалах Вы относили к неточностям измерений. У нас же с Вами этим летом было более четырехсот реализаций! И все измерения были детально запротоколированы.

- Ну что ж. Давай ка посмотрим, - и Гаврилов углубился в представленные расчеты.
Я давал пояснения, – вот отметки от выстрела из орудия, вот - от удара снаряда о щит, вот обратные переотражения звука от щита. И нигде, ни на одной трассе распространения возбуждений, нет скорости близкой к скорости снаряда. Везде на всех датчиках регистрируется только звуковые волны по скорости близкие к 330м/с.

Лицо Сан Саныча посерело. Он пытался как-то по-другому интерпретировать полученные результаты. Пытался объединить импульсы и вытащить всё-таки цифру в 800-900 м/с. Но ничего из этого не получалось. Мне было жалко смотреть на моего научного руководителя.

Виноват же во всем был конечно я. Лучше бы я не догадывался о составлении полной картины по четыре канала на каждый снаряд и не громоздил бы сложный стенд измерений.

Последней попыткой было подозрение в неправильной скорости воспроизведения сигналов с магнитофона, которая была отвергнута самим Сан Санычем, когда пошла запись следующего выстрела, предваряющаяся его же легко узнаваемым голосом, - «Выстрел номер двенадцать!».
 
Наконец Сан Саныч тяжело вздохнул и изрек банальную фразу, - отрицательный результат – тоже результат, - от которой я чуть не заплакал.

- Не переживай мой юный друг! Не сразу Москва строилась, - приободрил он меня, но тут же строго добавил, - делай что хочешь, но в отчете изобрази, что мы нашли-таки это проклятое электростатическое поле, переносимое снарядами.

А в твоих действиях или гипотезах все же где-то кроется ошибка! Скорей всего в твоем измерительном стенде. Найди её.

Мы с Михаилом обновили измерительный стенд. Все искали ошибку. Но результат был тем же. Я было зацепился за пару выстрелов из «сотки», но был остановлен напарником.

- Здесь ничего нового. Та же акустика. Семьсот или восемьсот метров не просматриваются нигде. А обработка нескольких выстрелов из «сотки», все равно что снимать пенки, сам знаешь с чего.

- Давайте Михаил в отчет приложим несколько реализаций из «сотки». Растянем их. Оцифруем. И изобразим дело так, будто электростатическое поле переносится снарядами среднего калибра.

А вот для фиксации поля переносимого снарядами меньших калибров, у нас якобы не хватило чувствительности датчиков. Сан Саныч откроет продолжение работы, так сказать «Баркаролу-2». И дело в шляпе.

Отчет по теме был мною написан, как договорились, но шляпа не состоялась. Сан Саныч неожиданно умер. В шестьдесят лет. Несмотря на рекламируемую и употребляемую им живительную софору и двадцать изобретений по медицине. Я страшно переживал. Словно чувствовал свою долю вины в его смерти.
 
Одновременно, как гром среди ясного неба поступил приказ из Москвы ликвидировать пятое управление 28-ого института. Специалисты по аэродинамике, двигателям, взрывателям, полигонам, пожарной безопасности стали вдруг не нужны.

Начальник пятого управления Вознесенский, от потрясения тоже умер.

Все пожилые офицеры были уволены. Гражданских специалистов пытались сохранить. Их вместе с молодыми офицерами рассовали по отделам, где они могли пригодиться.

Моя должность, начальника лаборатории тоже была сокращена. И я написал рапорт о переводе меня в минно-торпедное управление, на должность мало нужного сотрудника, именуемого МНС-ом.

Хорошо, что начинать на новом месте с нуля мне не придется. Опыт службы на подводных лодках и знание торпедного треугольника должны были помочь. 

                Глава 20. Инновации на Обводном флоте.

Итак, я прибыл в минно-торпедное управление. Оно находилось на Обводном канале в зданиях старых казачьих казарм. Первым с кем я встретился, был доктор Пожарцев.

- Ну что молодой человек, толстыми торпедами стрелял?

- Три года тому назад наша лодка стреляла, - ответил я, - так что командир стрелял, а я только торпеду якобы подносил. Я ведь не минер, а РТС-овец. В общем возле БИУС-а околачивался. А что Вам надо?

- Теперь уже ничего. Алгоритмы стрельбы толстушками, в «Омнибусе» пока не прописаны. Мне поручено заняться этим вопросом. Вижу, что ты мне ничем не поможешь. Иди-ка в 44-отдел. Спроси Лешу Горшкова. Он только что защитился. Да вот неожиданно уходит. Ты теперь будешь вместо него.
 
Пришел в 44 отдел. Спрашиваю.

 - Кто здесь Леша Горшков?

- Я, - ответил насмешливый крепыш, в чине капитана второго ранга, - садись ко мне, дела передавать буду.

- Слушаю Вас внимательно и записываю, - изобразил я «понтовый» вид и вытащил ручку.

- Ты, имярек, будешь заниматься комплексами телеуправления. Всеми - от КТУ-68 и КТУ-71 для подводных лодок, до КТУ-77 для надводных кораблей. Знаешь такие?

- КТУ-68 один раз видел. Установлен на подводной лодке 671В проекта. Лодка Ёрш называется. Она одна такая, нет две таких было в 45-ой дивизии. Я даже с одной из этих лодок, на стрельбу телеуправляемыми торпедами выходил. В качестве флагманского РТС.

- Я тоже из РТС. И тоже гидроакустик. Держи краба корифан! Ну и каковы успехи в упомянутой тобою стрельбе?

- Да в белый свет как в копеечку! Я при стрельбе был в рубке гидроакустиков. Даже старшина команды и тот не знал, что надо сопровождать? Цель или торпеду? Я ему приказал, чтобы сопровождал все-таки цель. Но все равно не попали!

- Ты не один ты такой. Дело в том, что многие на флоте не знают, как телеуправляемыми торпедами управлять? Извини за тавтологию, - признался он, и добавил, - у вас в дивизии не знают, и на Севере не знают. А вот в Бечевинке и знают, и умеют!

- Там вроде дизелюхи стоят?

- Да. Целая бригада 877-ых лодок. Так на ней все экипажи нами обучены! Даже тренажер «Такт» в учебном центре этой бригады имеется. Знаешь, который для тренировок гидроакустиков.

- Нет. Не знаю. Скажи-ка друг, а «нами», это кем?

- Комиссией от промышленности. Дело в том, что по причине неуспешных стрельб эту комиссию и организовали. От нашего института в неё Паша Камчатов входил. Познакомишься потом с его рекомендациями.

- Потом, так потом. Что еще? – Поинтересовался я.

- Вот ещё копия моего рапорта. На имя заместителя начальника института, где я все достигнутое в телеуправлении описал и предложил направления, куда нам надо дальше двигаться.

- Как же ты рапорт заместителю начальника подал? Он же «секретный».

- Да нет. Здесь в твоем экземпляре все изложено в открытом виде. Видишь, на твоём экземпляре даже чернильных штампов нет. Секретный же экземпляр, Колтун направил в какое-то дело с припиской ознакомить моего преемника, то есть тебя.

- Ознакомлюсь конечно, - согласился я.

- Так что начальник секретной части найдет тебя через месяц и будет тебя знакомить под роспись, - улыбнулся Алексей и добавил, - Ого! уже обеденный перерыв. Пойдем ка дорогой на Староневский проспект. Попрощаемся и выпьем за дружбу специалистов радиотехнической службы...

…Назавтра я представился начальнику отдела. Начальник отдела, пожилой, толстенький и улыбчивый каперанг Афонин. Николай Петрович, был как говорится мастером выполнения всяких эксклюзивных заданий.

Все бумаги, которые приходили в минно-торпедное управление института, которые было непонятно как исполнять, направлялись именно ему. Одним он давал вылежаться. Чтобы документы, как говорится, «могли пустить сок».

Другие, которые, по его мнению, требовали немедленного внимания со стороны нескольких отделов, на основании докладов специалистов всегда писал сам.

Николай Петрович никогда не ошибался в определении приоритетов и твердо отстаивал линию, которую проводило минно-торпедное управление. Все возложенные на него не тривиальные задачи, он выполнял с блеском. За это его и ценило начальство.

Рассказывали, что в молодости, когда он служил на торпедно-технической базе (ТТБ) возник горячий спор об эффективности наших торпед. Корабельные офицеры утверждали, что наши торпеды на лодки не наводятся. Офицеры ТТБ – что подводники просто не умеют стрелять.

Подводников было много. Они-то и одержали в споре победу. Тогда раздосадованный тогда еще просто Коля Афонин, в выделенной для стрельбы по обидчикам торпеде, «забыл» отключить вертикальный тракт системы самонаведения.

В результате лодка, по которой осуществлялась стрельба вернулась в базу с торпедой в борту. Споры об эффективности торпед прекратились, а честь оружейников осталась незыблемой...

…- Вот что Сережа, - озабоченно произнес Афонин, при следующей встрече со мной, - надо срочно оформить заявку на изобретение, все материалы в этом пакете. Три дня тебе хватит?

- Не знаю. Надо ознакомиться с материалами, что Вы принесли Николай Петрович.

- Выдержки из открытого описания реактивной всплывающей мины. Но оформляй изобретение как «секретное».

- Позвольте, однако уточнить, а в чем суть изобретения?

- Придумай сам. Не мне тебя учить, - и вышел.

Я изучил переданные документы. Понял, что это материалы по реактивно всплывающей мине. Об этой мине я знал только то, что в мою бытность подводником, на соседней лодке торпедисту крышкой аппарата отрезали ноги, когда он остропиливал мину шкертом, чтобы не потерять её при учебной постановке.

Ничего сложного, по моему разумению, в данной мине не было. Дежурный пассивный канал, создающий на поверхности моря «опасную зону». Включение в работу активного боевого канала. Старт и движение изделия в верх. Подрыв боевой части от гидростатического или ударного взрывателя. И еще куча всяких минных подробностей, о которых я когда-то получил смутное представление в училище из курса боевых средств флота блестящего преподавателя Венникаса.

За три последующие дня я предложил усовершенствование мины в виде дополнительной классификации приближающейся цели по вариациям её шумов. Нарисовал блок схему и эпюры напряжений на входах и выходах блоков. По принятым правилам описал способ и устройство для его осуществления. Одним словом, оформил материалы заявки вчерне в тетради и понес их Афонину, чтобы подписать в печать.

- Вот Николай Петрович. Я все сделал.

- Давай ка посмотрим, - пробежал взглядом по моим корявым строчкам Афонин, - в общем нормально и правдоподобно, - заключил он, - только зачем меня то в число авторов включил?

- Ну как же? Вы ведь материал принесли. Ну и вообще, Вы мой начальник. Вы потребовали. Я исполнил.

- Вычеркни меня и больше не подхалимствуй! Не надо! У нас так не принято! Короче, я над изобретением не работал. Ты все понял? Так что напиши сопроводительную, и неси материалы в машбюро.

Я промолчал, и об этой заявке забыл. Напомнил о ней мне примерно через месяц.

- Сергей, а ты знаешь, что на твою приманку попалась большая рыба?! - Сообщил мне в курилке один из моих новых знакомых.

- Ты, о чем, - не понял я.

- Да об я изобретении, какое ты по мине сделал. На это изобретение она и клюнула. Ты что специалист по минному делу?

- Я? Нет. Дилетант конечно. Но догадываюсь что ребятам из минного управления поручать делать приманку для рыб тоже нельзя. Вдруг они что-нибудь действительно полезное изобретут.

Только теперь я понял, что меня решили использовать в темную. Что осторожный Николай Петрович отодвинулся от этого изобретения подальше. И в самом деле, как бы чего не вышло. От них надо было держаться подальше, – Я догадывался от кого, - но сделал не понимающий вид, - не мое это дескать дело….

…Первая НИР которую мне поручил в минно-торпедном управлении называлась «Дуэль». Мне надо было обобщить информацию по зарубежным торпедам. Два месяца я изучал их по различным источникам. От справочников «Джейн», до закрытых материалов «ЦНИИ Румб».

В результате я понял, что «торпедизм» за рубежом в крупных компаниях развивается по другим экономическим законам. У них за бугром постепенно совершенствуется одна модель. У нас же каждые три года выпускается новая торпеда. За каждый новый тип «торпед» или «ракет» промышленности почет и уважение, и коврижки в виде Госпремии.
 
Хорошо, что вода везде одинаковая. Поэтому все главные параметры физические параметры торпед, определяются необходимой глубиной и скоростью их движения, которые в свою очередь зависят от калибра, правильных обводов носовой части и кавитационной прочности воды.

В результате, по моему мнению, наши торпеды не сильно отличались от зарубежных. Просто они были немножко длиннее и чуточку тяжелее. Зависимость транспортных характеристик от типа горючего для двигателей и турбин или от емкости батарей наших и зарубежных торпед тоже сохранялась.

Отдельно следует сказать о возможностях систем самонаведения зарубежных торпед по сравнению с нашими. Иностранные торпеды имели несколько больший радиус самонаведения. Они осуществляли поиск как подводных, так и надводных целей и наводились непосредственно на цель за счет сканирования нескольких лучей в пространстве.

В наших же торпедах сканирование обеспечивалось за счет движения по так называемой «змейке». А наводились они на подводные цели с помощью горизонтального осевого гидролокатора по двум лучам, маневрируя в обоих плоскостях.

На надводную же цель, отечественные торпеды наводились с помощью вертикальных подструйных гидролокаторов, за счет приема сигналов, отраженных от кильватерного следа цели и движения опять же по «змейке», но уже сужающейся.

Самое большое для меня потрясение, заключалось развенчании мифа о надежности отечественного подводного оружия. Я с удивлением обнаружил что, если в торпеду введены правильные данные, то это не гарантирует безусловного поражения цели. Во-первых, в моделях эффективности не учитывалась вероятность безотказной работы. И во-вторых - тактические особенности применения морского оружия. Особенно плохо на флотах обстояло дело со стрельбами телеуправляемыми торпедами.

Отечественные торпеды в режиме телеуправления применялись только по одной. Успешность стрельб у них оказалась даже ниже, чем у залпа автономных торпед. Я не поленился и обобщил более сотни выстрелов телеуправляемыми торпедами. Результат на круг по флотам оказался печальным. Только около сорока с небольшим хвостиком процентов этих торпед, попадали в цель.
 
К чему тогда поучения доктора Пожарцева о том, что по эффективности одна телеуправляемая торпеда заменяет залп скажем из двух автономных торпед? К чему огромные шкафы с аппаратурой телеуправления на лодке и блоки телеуправления в торпедах? К чему две катушки, размещаемые на хвосте и в двигательном отсеке торпеды. Зачем нужны ограничения в маневре носителя после залпа? Зачем такое телеуправление, если скорость лодки нельзя увеличивать? И ещё, надо глубину под килем иметь не менее заданной и тонюсенькую проволочку, затерявшуюся в море не повредить!

С этими вопросами и с перекошенной мыслями больной головой, я пошел к Эдисону торпедного управления, Павлу Камчатову. Он имел более трехсот изобретений и каждый квартал клепал новые. По кусочку развивая каждое изобретение. Особенно меня поразило его изобретение, состоящее в кратковременном выпрыгивании торпеды из воды в воздушную среду, для уточнения координат надводной цели с помощью радара!

Павел принял меня радушно. Он вальяжно выслушал плач Ярославны с моей стороны и сказал.

- Видишь ли мой юный друг. Телеуправление сложный процесс. Для реализации этого процесса, нужно организовать на лодке контур телеуправления.

- Какой контур? - Поинтересовался я, - колебательный контур в радиотехнике знаю, замкнутые и разомкнутые информационные контура в БИУС - тоже. Одно время будучи на Охте, слышал про контур противовоздушной обороны с помощью, наводимой на цель зенитной ракеты. С-300 называется. А Вы, какой смысл вкладываете в данное понятие?

Контур, - многозначительно пояснил Павел Евгеньевич, это организационно-техническое формирование (люди совместно с корабельными и торпедными системами) решающее задачу выстреливания торпеды и управления ею на траектории, вплоть до попадания в заданное место цели.

- Мне по крайней мере не понятно. Это обыкновенная системная задача. В функциональном анализе подробно описываются подобные задачи. Но функан – глубокая теория. На практике не применимая. Зачем так усложнять практические вопросы проектирования? – Поосторожничал я.

- В данный момент, - продолжал он, не слушая мои возражения, - корабельные и торпедные системы так сказать не «притерты» друг к другу. Поскольку они многофункциональные и выполняют помимо телеуправления, целый ряд других задач. Притереть их могут с одной стороны люди, а с другой - изменения в корабельных системах

- Например какие?

- Пожалуйста! Пример первый – ГАК подводной лодки не может по шумам разделять близко расположенные по углу, но с различными уровнями шумов целей. Слабенький «шумчик» от вражеской лодки невозможно выделить на фоне мощного шума от торпеды. Выстрелишь торпеду - потеряешь цель.
 
- С этим обстоятельством я хорошо знаком, - согласился я, - если омега маленькая, так и вовсе после выстрела цель наблюдать невозможно! Куда наводить торпеду – неизвестно.

- Да не перебивай ты! Пример второй – БИУС данные стрельбы вводит в оба типа торпед одинаково. Что в автономную, что в телеуправляемую. Это при малой омеге, как раз и означает, то что ты сказал. А вот если бы телеуправляемая торпеда отводилась сразу же после выстрела градусов на 15, тогда можно было бы наблюдать цель и торпеду одновременно. И потом постепенно их совмещать.

- Я не понял. Зачем торпеду надо сначала отводить, а затем подводить к пеленгу цели?

- Не подведешь и не совместишь, если торпеда смотрит только вперед. А если, например, характеристика направленности гидролокатора торпеды смотрит постоянно в бок и тем самым просматривает линию пеленгования цели? Вот контур и замкнулся! Нас ждет успех вселенского масштаба.

- Так и торпеды надо переделывать? – Изумился я, - этому факту наш "Гидроприбор" сильнее всего обрадуется.

- А ты как думал? Конечно! Головной организацией по «контуру» я предлагаю определить разработчика подводных лодок ленинградское конструкторское бюро «Малахит». А наш, как ты выразился, "Гидроприбор", будет больше всего противодействовать.

- Почему?

- Он же всю работу по телеуправлению завалил. Теперь этим вопросом будет заниматься снова «ЦНИИ АГ». На днях москвичи приезжают к нам. Так сказать, знакомиться и взаимодействовать снова.

- Да Ваш хваленый разработчик комплексов телеуправления московский «ЦНИИ АГ» много лет тому назад настоял на примечании к ТТЗ, что заданная эффективность обеспечивается «при наличии постоянного гидроакустического целеуказания»! Сделал отдельно от всех, несовместимый с другими корабельными и торпедными системами комплекс, получил Госпремию и умыл руки, - горячился я.

- И что из этого? – Глубокомысленно подвел итог Павел Евгеньевич, - теперь они готовы снова подключиться к данной теме. Опыт ведь не пропьёшь. Приходится делать следующий шаг. На новом уровне. По идеологии «контура телеуправления». Ты и будешь проводником этой идеологии.

- Так ТТЗ военные пишут! – Попытался я вернуться к ранее начатой теме, - разве они, то есть мы, не смогли добиться что бы не было этого примечания?

- Как видишь. Не сумели. Иначе «ЦНИИ АГ» вообще не взялся бы за эту работу, – загадочно усмехнулся Павел Евгеньевич, - короче я сегодня Колтуну докладываю, что ты готов вступить в бой за формирование «контура телеуправления» торпедами. А там уж как он решит! Может и диссертацию накропаешь.

Наше торпедное начальство думает не долго, но тем не менее решает мудро. По его мнению, надо было повысить уровень системности торпедного ОКРа! Не прошло и недели, как я был назначен ответственным по этому самому «контуру телеуправления».

Целый три года жизни было отдано на бесконечные командировки, совещания, препирательства, переписку и доклады гражданским и военным начальникам различных уровней. Иногда я не знал даже, где живу. В Ленинграде или в Москве.

В результате родился документ на двадцати страницах подписанный руководителями тринадцати организаций. Какая польза от появления данного документа? Для дела, не знаю. Лично для меня, польза несомненно была.

Я познакомился с руководителями организаций, участвующих в создании «контура». Такими как Спасский, Подвязников, Солунин, Корсаков, Громковский, Шахиджанов и с другими начальниками высокого ранга. А уж в противолодочном и радиотехническом управлениях ВМФ я и вовсе был своим человеком.

Редкая пьянка обходилась без меня. Кроме того, благодаря «контуру» мне удалось завести полезные научно-технические связи с военными чиновниками и с руководством предприятий среднего звена. Первые помогали мне продвигать понятие «контура» в массы, а у вторых я, собственно, и черпал научно технические идеи, а также развивал их и предлагал собственные. Именно в информационном обеспечение «контура телеуправления».

Что касается продвижения понятия «контур», то мне далеко не всегда удавалось воплотить теоретические аспекты этого понятия в жизнь. Хотя многие подвигали меня писать диссертацию по «контуру телеуправления».

Сначала, когда что-то не получалось у специалистов вновь назначенного разработчика системы телеуправления - центрального НИИ автоматики и гидравлики (ЦНИИ АГ), они сетовали на отсутствие идеологии «контура телеуправления» торпедами.

Когда же идеология всё-таки в каком-то виде появилась, то для оправдания задержки сроков они начали искать другие причины. Чаще всего они попросту валили все на смежников.

Но люди у в «ЦНИИ АГ» были все таки интересные. Буланов Юра, Макаров Толя, Осадчий Игорь и многие другие пытались повторить героический подвиг Персица Зиновия Моисеевича. Которому удалось-таки, «выражаясь фигурально», опустить под воду управляемый по проводу противотанковый снаряд. И получившего за данный научный подвиг «ленинскую премию».

Больше всего со стороны «ЦНИИ АГ» накат шел на 14-ый институт и на курируемый этим военным институтом ленинградский «Океанприбор». Это и понятно. Обеспечьте «контур» целеуказанием, а уж тогда мы развернемся! Иначе мы пересмотрим частные ТЗ со стороны «Гидроприбора» и «Мортеплотехники» на проектируемые ими торпеды!

Как обеспечить раздельное пеленгование торпеды и цели, специалистов «ЦНИИ АГ» не волновало. Пусть военные этим вопросом занимаются. Толи надо применить алгоритмы сверх разрешения Андерсена, толи использовать адаптивные алгоритмы Уидроу либо Фроста. Поступайте, как хотите.

Во что это выльется в смысле потребной вычислительной производительности ГАК, они понятное дело не знали и не хотели знать. Между тем со своей стороны и сами специалисты «ЦНИИ АГ» ничего путного и в методах телеуправления, которые обеспечивали бы надежное сопровождение цели и торпеды, предложить также ничего не смогли.

При этом из рассмотрения специалистов «ЦНИИ АГ» - часто выпадали такие организации как «Малахит», насмерть стоявший на автоматическом цикле перезарядки торпедных аппаратов, «Гидроприбор» - не желающий обеспечить электронное сканирование лучами торпедного осевого гидролокатора и внести изменения в программу цифрового автомата торпед, «Агат» - якобы не имеющий возможности перенести задачу телеуправления 15Т с магнитных накопителей (пр. 196М) в долговременное запоминающее устройства уже выпущенных БИУС.

Такую же позицию занимали и многие другие проектные организации. Мне давно было понятно, что из-за малюсенького режима телеуправления торпедой, никто не станет курочить большие корабельные системы.

Даже курируемый нашим минно-торпедным управлением «Гидроприбор», и тот не захотел ничего менять. Хотя ради него эти инновации и затевались.

Понятия «инновации» в то время в нашей научной среде осознавалось смутно и не находили практического воплощения. Но задача мне была поставлена. И я два или три года упорно шел по намеченному кем-то пути.

Я продвигался по данной еле заметной тропинке до тех пор, пока на защите очередного этапа ОКР по созданию телеуправляемой торпеды окончательно не выяснилось, что единого идеологического понимания контура так и не появилось.

Математического аппарата для описания «контура телеуправления» не было создано и практические работы по его созданию никуда не продвигаются. В конце концов на научно-техническом Совете управления я в открытом виде и выразил эту простую мысль.

На моё удивление наши ученые отнеслись к данному факту как к очевидной реальности. Меня не хвалили за прозорливость в предвидении провала, но и не ругали за неспособность осмыслить и развить теорию «контура». Поэтому я с облегчением выбросил накопившееся в моих мозгах остатки этой теории из своей головы.

Вместе с работным временем реагирования «контура», числом управляемых им объектов и гибкостью общих и частных показателей точности наведения торпеды.

Хотя, надо сказать, что волны, поднятые «контуром телеуправления» еще лет пятнадцать, шумели в умах наших ученых в виде «контуров» противозенитных, противоминных, противоторпедных и прочих самооборон.

Возможно в этих областях ситуация была не такой неравновесной, как в телеуправлении, и более однозначной.

Там по крайней мере имелся хоть какой-то внятный и применимый в практической деятельности, математический аппарат. Писать же диссертацию по неясному «контуру телеуправления» торпедами мне не хотелось.

                Глава 21. Обводный флот и эксперимент –
                начало серьезных дел.

Начальник минно-торпедного управления контр-адмирал Колтун, пришел на Обводный из Военно-морской академии. До этого он много лет служил флагманским минером в моей дивизии.

Валентин Михайлович очень любил проводить занятия с институтскими офицерами.

- Какие же вы научные сотрудники, без знания особенностей материальной части? – восклицал он, - и заставлял изучать каждую железяку в торпедах и ракетах.

Торпед, ракет и мин в нашей воинской части было с избытком. Но Колтун докапывался до скоростной подводной ракеты, так называемой СПР. Она являлась венцом труда многих наших ученых. Некоторые из них за разработку этой ракеты получили Ленинскую премию.

Конечно был отдел и были люди, которые знали об устройстве ракеты значительно больше чем он. Для большинства же остальных это была «Терра инкогнито». Они, эти остальные, не хотели познавать суть советских инноваций, которых в то время было с избытком.

Несмотря на дубовую систему управления и тупую элементную базу, СПР могла идти на небольшой глубине с невероятной скоростью 100 и более метров в секунду, целых 10 километров! Воистину чудо гидродинамики!
 
Движение подводного тела в воздушной «каверне» в Союзе было освоено на полвека раньше, чем за границей. Глубокий поклон ученым из ЦАГИ и «Региона»!

Каждый учебный год в нашей части начинался с изучения именно данной ракеты. Валентин Михайлович торжественно открывал новый учебный год. Зам начальника ракетного отдела Гена Хорсун в течении часа тыкал указкой в ракету. Остальные дремали или лениво следили за ходом его мысли.

Конечно же я, как новый сотрудник и «недоторпедист», всегда посещал именно первое занятие. Когда же переходили к другим торпедам и минам, учебная группа незаметно рассасывалась. Тем не менее я был навсегда заворожён необычностью идеи и изяществом принятых технических решений.
 
У Колтуна и у других старших офицеров всегда находились неотложные дела. На рутинные же занятия приходили только новички. Через месяц другой учебный год в институте благополучно заканчивался, и мы занимались текущими проблемами.

На почве любви к данному чуду техники я сдружился с сотрудниками отдела СПР. Они тоже стали ко мне присматриваться. Поскольку мы представляли различные сферы деятельности. Они гидродинамики, а я гидроакустик. Между нами часто возникали беседы, которые протекали в непринужденной обстановке.

Однажды мой новый друг из этого отдела Слава Атаев предложил мне подумать, как можно экспериментально подтвердить возможность обнаружения подводной лодки на фоне скоростной подводной ракеты! При этом приведенная шумность у СПР была десятки паскалей! Больше, чем у авианосца!

- Я понимаю, - сокрушался Слава, - что в режиме шумопеленгования любого ГАК — это невозможно, - но есть же и другие режимы!

- Ну да. – отвечал я, - в частности у ГАК «Скат» есть активный режим измерения дистанции, есть активный шаговый поиск. Да много чего есть. А в чем собственно дело?

- А мы вот с «Регионом», - вмешался в разговор Ильин, - задумали новый противолодочный комплекс. Предварительное наименование «Ласта». На базе новой ракеты с гидродинамической схемой Уварова. Скорость СПР ожидается более 150 м/с.

- Ну и прекрасно! Удача сама просится Вам в руки! – Приятно поговорить с лауреатами и вообще с умными людьми.

- Просится, просится, - и я даже согласен, - говорит Ильин - только вот комплекс будет стрелять на большую дальность. От двадцати до тридцать километров! В этом случае без управления ракетой на траектории не обойтись.

- Так СПР ваша прежняя, которая на десять километров, тоже не управлялась. Несется себе со страшным грохотом прямиком в настоящее место цели.

- Вот именно. В настоящее место. И новая ракета будет мчаться еще быстрее и так же шумно. И поворачивать её еще труднее. Но цель увы всё равно улизнет. Много раз считали. Дистанция больно большая.

- Так стреляйте с упреждением! – В чем собственно вопрос?

- С упреждением не хотелось бы, - терпеливо подводит меня к мысли Ильин, - но время дорого. А что при стрельбе торпедой? Долго-долго с маневрами лодки определять КПДЦ, потом занимать позицию залпа и далее еще с торпедою возиться? На это уйдет минут пятнадцать. Нет. Нам это не годится. Нужен быстрый ответ с помощью СПР! Понимаешь?

- А если ракето-торпеды использовать? Например, «Вьюгу» или «Водопад» – не сдавался я.

- Можно конечно, - смеётся Ильин, - а чем подо льдами Арктики стрелять?

- Подо льдами, увы, ничем! – Отвечаю я, - и тоже смеюсь, – уговорили.

На следующий день я задумался над решением задачи поставленной мне Славой. Реально стрелять СПР по лодке никто не позволит. Стрелять с запрограммированным промахом в горизонтальной плоскости? Не получится. Ситуация не адекватная. Да и промах на дистанции около десяти километров будет очень большим.

И тут меня осенило. А если эксперимент провести в два этапа. Сначала записать на измерительный магнитофон (7005) реальный выстрел и шумы движения СПР в квитанционном режиме. А затем запустить записанные шумы на вход ГАК, через задающий индуктивный коммутатор, который находится в его капсуле?

Если сделаю все адекватно, т.е. соблюду уровень записанного шума, то можно считать, реальный шум СПР у меня в кармане. Тогда можно будет по «зашумленному» пеленгу, когда «фиктивная СПР» удалится на некоторое расстояние, дать посылку трактом измерения дистанции (ИД) или поработать в активном шаговом поиске (АШП).

Главное предварительно рассчитать, на каком удалении СПР от ПЛ-носителя возникнет возможность приема отраженных от ПЛ-цели эхосигналов активной системы. Если эта возможность вообще возникнет. А то может быть СПР уйдет на расстояние большее, чем дистанция до ПЛ-цели, а эха не будет. Правда для возникновения такой возможности можно будет поиграть и мощностями излучения, и частотами и типами зондирующих импульсов!

После чего останется лишь зафиксировать на другом таком же магнитофоне, эхосигнал в приемном канале активного тракта, и сфотографировать его с экрана индикатора. Таким образом я обеспечу достоверность эксперимента и сам обрету железобетонную уверенность в следующих из него выводах!

Я поделился своими соображениями о порядке проведения эксперимента с Атаевым и Ильиным. Они не возражали, но просили соблюсти по максимуму, условия достоверности эксперимента. И главное, порекомендовали мне, при очередном заезде в Москву, обратиться в управление к некому Макарову, который планировал пуски М5.

Он сообщил мне даты стрельб СПР на текущий год и внес мою фамилию в список обеспечивающих стрельбу специалистов.

Всю осень текущего 1989 года и весну следующего, я посвятил проведению эксперимента. Мне пришлось шесть или восемь раз выезжать на Северный флот. Каждый раз с горой аппаратуры. К разработке методики получения высококачественных фотографий с экрана ГАК на аэропленку в 400 единиц мне удалось привлечь даже технических специалистов МВД.

Хорошо, что многих командиров на Северном флоте, а также работников штаба дивизий я тоже знал лично. Некоторые из них, такие как Вася Мельник и Игорь Краснов, были моими друзьями по Тихоокеанскому флоту. А теперь вот они перешли на Север и стали командирами.

Теперь они живо внимали моим инновационным потугам. Внимательно выслушивали меня. Давали советы. Предоставляли на лодке каюту. Размещали аппаратуру. Маневрировали так, как я их просил. Знакомили с опытными и наиболее умелыми гидроакустиками, и торпедистами.

В общем на лодках Северного флота при проведении экспериментов по пробиванию активным режимом ГАК шумов СПР, я в организационном плане не испытывал затруднений.

Кроме того, на всех лодках второго + и третьего поколений к счастью были установлены различные модификации ГАК «Скат», а не другие гидроакустические комплексы. В результате мне ничего не пришлось пересчитывать, кроме условий внешней среды.

Труднее было с оценкой возможностей гидроакустики наших лодок, по  решению моей задачи. Мнения были самые противоречивые. Бывало приходишь на одну лодку и спрашиваешь у местных акустиков.

- Вот вы ребята, в прошлом году стреляли «Шквалом». Через неделю будете снова стрелять. Скажите, во время движения СПР, вы какие-то другие цели замечали? Или нет?

- Вы что, товарищ капитан второго ранга! Кроме «Шквала» других целей и не просматривалось! На экране и на слух ничего кроме ракеты не наблюдали! А знаете ли Вы, какая у подводной ракеты невероятная шумность? Под сорок пискалей! Шумы ракеты все цели забивают. Да и стреляли то мы в Мотовском заливе. В закрытом районе. Какие там цели?

На другой лодке задаешь те же вопросы их гидроакустикам, а мне отвечают.

- Вы что, товарищ капитан второго ранга! Ракета «Шквал» она такая! Выстрелили её, и она сразу как бы исчезла! На экране и на слух ракету мы даже не видели и не слышали! А знаете ли Вы, какая у СПР невероятная скорость? Двести узлов! Она вылетает в конце дистанции из воды и падает на осушку у мыса Пикшуев. Вот это то падение ракеты мы как раз и замечаем!

Я понимал, что истина где-то посередине. Но не был на сто процентов уверен в успехе эксперимента. Теоретически вроде бы получить «эхо» было возможно. По крайней мере когда ракета удалится от ПЛ-носителя на дистанцию более четырех километров. Тогда шум от нее уменьшится. Ну и конечно, если будут выбраны и использованы правильные режимы работы ГАК, подобраны мощности и заданы нужные типы зондирующих сигналов.

И вот наступил первый этап эксперимента. Запись шумов СПР на магнитофон. Дней пять мы болтались в море. За это время я определил точки подключения магнитофона и предположительно оценил уровень шума от СПР в каждой из них.

Определил какие нужны настройки пассивных каналов ГАК при таком сильном шуме, проинструктировал оператора как надо управлять комплексом в первые 2-3 минуты после залпа.
 
Коме того я заранее подготовил магнитофон 7005 и правильно отрегулировал её уровень в каждом канале. И написал подробную инструкцию, как действовать оператору ГАК в непредвиденных ситуациях.

Наконец мы пошли в базу. Втянулись в Мотовский залив. Стрельбу мы производили на перископной глубине. Как-то неожиданно буднично прозвучал сигнал «Боевой тревоги» и как-то незаметно пролетели команды предстартовой подготовки. Раздался суховатый голос командира.

- «Первый аппарат Товсь!» И сразу же «Пли»!

Никаких особенностей отличающей выстрел «Шквалом» от выстрела обычной торпедой, я и мои коллеги гидроакустики, не заметили.
 
А вот по мере запуска маршевого двигателя и перехода ракеты кавитационный режим движения, в головах гидроакустиков и на их лицах застыло удивление.

На экранах и в наушниках правильно настроенного ГАК четко выделялся шум ракеты, шум сначала стартового, а затем и маршевого двигателя, и наконец характерный шум зарождения и схлопывания кавитационных пузырей.

После чего последовал, всплеск от вылета ракеты в воздух и долгожданный удар от её падения в воду. При этом сторонние шумы от обеспечивающего корабля и шум волнения у мыса Пикшуев, хоть и ослабли на небольшое время, но были вполне различимы.

На измерительном магнитофоне стрелка индикатора уровня записи лишь коснулась красного сектора на первые семь секунд и только в двух каналах! Мои расчеты и предположения оказались правильными. Эталонная запись была получена!

А визуально в перископ, я увидел, как на волнующейся серой поверхности моря, мгновенно прочертил светло-зеленый шнур. Это был всплывший след от разорвавшей воду с огромной мощью на глубине в несколько метров СПР.
 
А уже потом обратил внимание на зарево огромного пожара на опушке леса у береговой черты! Это «Шквал» в режиме надводного взрыва, вылетел из воды, упал и развалился на осушке и в результате поджег лес. О это было не забываемое зрелище!

- Вот ерунда какая, - прокомментировал зарево, увиденное мною, старпом, - придется, наверное, опять в команду по отысканию обломков ракеты матросиков на Пикшуев направлять! Иначе штатные сборщики металлолома не справятся, и наши недруги их соберут. Учти, что америкосы за каждым обломком «Шквала» охотятся!

Потом была стрельба СПР «Шквал» еще одной лодкой. Я записал эту стрельбу вообще без ошибок. Таким образом была получена вторая эталонная запись. Практически не отличающаяся от первой. После этой второй стрельбы, подводную ракету «Шквал» с наших подводных лодок почему-то сняли. Как не эффективное оружие?

Причем исключили ракеты из боекомплекта наших лодок еще в советское время! Напомню, что тогда шел 1989 год. Исключили по указке «амеров» или по собственной глупости не знаю. Во всяком случае ничего об этом исключении в минно-торпедном институте и в отделе СПР не обсуждали.

Зондирование лодок на фоне «Шквала» мне удалось провести достаточно легко. Дело в том, что за год до этого в «Океанприбор» поступало с флотов много жалоб о том, что эхолоцирование «Скатом» надводных кораблей в мелком море не эффективно.

Ну и радиотехническое управление Северного флота набирало соответствующую статистику. На всякий случай по различным целям. Как надводным, так и подводным.

Поэтому Баренцево море на квартал вдруг наполнилось разнообразными по частоте, типу модуляции мощности, пространственному охвату посылками «Ската». Все лодки вдруг как по команде с верху начали демаскировать себя, облучая звуковыми импульсами всё вплоть до береговой черты.

А флагманские специалисты дивизий, в это время все требовали и требовали активных контактов с целями. Одним словом, на скрытность подводных лодок в районах боевой подготовки, на некоторое время специально был положен большой болт. Так что в море грех было не воспользоваться этим временным «окном».

Находясь на лодке 671РТМК проекта, командиром которой был мой приятель Василий, я две ночи работал с его гидроакустиками, пока лодка выполняла задачу нескрытного слежения за ИПЛ противника.

Роль ИПЛ выполняла соседняя лодка из той же дивизии, которая должна была скрыться от слежения, не выходя из района боевой подготовки.

Ситуация лучше не придумаешь! Успевай только магнитофон включать да подавать шум СПР в капсулу на вход комплекса (через индуктивный фазовращатель - прибор 18К-1). А затем, секунд через 30-80 – после зашумления каналов, давать посылки по работающей с нами в паре лодке.

Было правда не мало «ложняков», так как, наш мнимый противник тоже должен был выполнить свою задачу. Но и «подтвержденных» активных контактов «на фоне СПР» было не мало.

Как правило эхоконтакт подтверждался на дистанциях до ПЛ-цели от пяти до девяти километров при удалении «мнимой СПР» от ПЛ-носителя на расстояние более четырех километров.

Говорят, что после первой удачной записи эхосигнала я прыгал на одной ноге по рубке повторяя только две фразы: «Получилось!!!» и «Так и должно было быть»!

Гидроакустики лодки постепенно приноровились к условиям моего эксперимента и работали слаженно при поддержании активного контакта с ПЛ «противника».

Как при «Запуске СПР», так и при записи эхосигналов комплекса от «ПЛ-цели» на фоне ракеты. Я же фотографировал самые характерные эпизоды слежения на экранах ГАК в режимах «Пасс» и «Акт».

Подобный эксперимент по выделению «эха» на фоне СПР, для надежности и для пущей важности я провел на другой лодке. В более глубоком районе моря. Результат был примерно тот же.

Дело было сделано. Возможность эхоконтакта с лодкой на фоне СПР типа М5, была подтверждена полунатурным экспериментом. Что дальше с этими данными делать я не знал.

Эксперимент меня полностью вымотал. Бывало, например, так. Звоню скажем вечером планировщикам в Лицу и интересуюсь.

- Когда выходит в море лодка, выполняющая следующую стрельбу СПР?

Мне сообщают, что мол не беспокойся, еще через неделю.

Назавтра же планировщики все переигрывают и звонят уже мне, что мол выход через сутки. И я, со всеми причиндалами, не разбирая пути мчусь в аэропорт, чтобы успеть к выходу.

Однажды, я уже в зале досмотра аэропорта, вдруг вспомнил.

- Елки палки. Ведь мой сын Артем сейчас находится в детском саду! Забыл совсем. Кто же его заберет?

Звоню прямо из этой же комнаты в аэропорту Пулково бывшей жене.

- Забери пожалуйста ребенка из сада и присмотри за ним, пока я морячу!

- Ладно! – Отвечает она покорно, и ни одной жалобы.

Будучи в Западном Лице при обработке данных по моему эксперименту с использованием анализатора спектров СК-4-72, я случайно встретился с Курышевым.
 
Да, да с тем самым Курышевым, уже капитан-лейтенантом, что когда-то в училище предлагал пеленговать иностранные ПЛ-цели в НЧ-диапазоне с помощью килобитов.

Лаборатория Курышева размещалась на окраине поселка. Курышев таки построил свою мечту - приставку «Рица». Она состояла из допотопной ЭВМ типа ДВК, блоков фильтров из КИП-10 и двухканального анализатора спектра «Чарыш». В организованной им гидроакустической лаборатории поговаривали, что он во время осуществления операции «Атрина» навел шороху у противника.
 
Мне Курышев старательно объяснял принцип работы приставки «Рица». Долго и путано. И все время жаловался. На сильных мира сего и на несправедливость людей, власть в военно-морской гидроакустике предержащих. На непонимание его идей в военных НИИ.
 
И даже на прокуратуру. Я тоже не очень понял суть его идей. Потому, что моя голова в то время была занята другими материями.

Помню только, что после встречи мне его стало искренне жаль. Между нами ведь нет ничего общего. Он никем не понятый «гений» гидроакустики в «капитанском» чине.

А я «жалкий приспособленец», предатель радиотехники, представитель НИИ оружия в «подполковничьих» погонах. Да я еще что-то в спроектированной им приставке смею критиковать. И даже разговариваю с ним высокомерно, через губу!

Единственное что нас объединяет, это непомерное честолюбие и стремление своими силами совершить «революцию» в акустическом или торпедном деле.

                Глава 22. Обводный флот, начальство,
                оппоненты, друзья и коллеги

Когда я окончательно оформил результаты эксперимента, Слава Атаев предложил мне выступить на научно-техническом совете в «Регионе». Я сразу же согласился, понимая, что это шанс приобрести имя среди маститых ученых.

Все расчеты мною были сделаны, графики и номограммы построены, плакаты подготовлены, фотографии подобраны и даже в плакатах прорезаны отверстия для их крепления как в фотоальбомах.

Так уж сложилось, что одновременно я должен был готовить доклад доктора Колтуна в главке судостроения, как бы сказали сейчас, по «дорожной карте» развития
телеуправления в наших торпедах. Содержание доклада долго не складывалось.

В отличии от отточенных требований к «контуру телеуправления» в корабельной части аппаратуры, мой доклад по «дорожной карте» в части собственно торпеды страдал многословьем и не конкретностью.

За помощью я обратился к специалистам «Гидроприбора». Меня принял начальник торпедного отделения Лебедев.

- А что собственно надо от торпеды? – говорил он, - как тогдашний генсек, с глубоким придыханием и посвистыванием в легких, - всё есть. Скажешь ей на право, повернет на право, скажешь ей изменить глубину, изменит, как ты ей сказал.

- Так задача телеуправления решается только в одной плоскости! – Изумился я его невежеству.

- Да? И что нужно для торпеды?

- Да много чего, - отвечаю я, - прежде всего следует внести изменения в электросхему торпеды, заново переписать программу для цифрового автомата, наконец заново протокол обмена между электросхемой и этим автоматом согласовать! Все согласно документу по «контуру», подписанному в том числе и Вашим руководством.

- Так у нас уже сто версий программного обеспечения согласовано! – возмутился Лебедев. В сто первый раз переделывать и пере согласовывать? Ну уж дудки!

- Не сто версий, а всего двенадцать, - говорю я, и понимаю, - что руководство «Гидроприбора» процессом внедрения телеуправления в торпеду не управляет!

Торпедный отдел существует сам по себе, а отдел телеуправления сам по себе. Полная автономия и ужасная безответственность! Больше говорить с ним было не о чем.

После торпедного отдела я направился в отдел телеуправления и изложил ситуацию его начальнику Любану. Исаак Борисович долго смеялся.

- Дело в том, что наш торпедный отдел важнее генерального директора. Корсаков сам что ли будет вожжи к своей же торпеде прилаживать? Надо было сначала с торпедным отделом этот вопрос согласовать!

- Я что ли должен с вашим торпедным отделом этот вопрос утрясать или все же Вы! А Исаак Борисович?

- Ну я! И что из этого? Ты что ли не понимаешь, что этот «контур» просто мыльная пена? Вам военным хочется его катить, и мы вам в этом помогаем. Но увы, что-то реальное делать по «контуру» наше руководство ничего не будет. Сошлется на непреодолимые трудности, - заключил Исаак Борисович…

…Перед докладом в «Регионе» я вдруг неожиданно заволновался. Да так, что вставил некоторые фотографии в прорези на плакате в верх ногами! Но не никто даже этого не заметил. Весь НТС, все маститые ученые и лауреаты были увлечены полученным мной результатом.
 
- Так какие выводы можно сделать из Вашего доклада? - Спросил у меня руководитель военной приемки Сева Некрасов, стоявший у самых основ создания «Шквала». Ведь «Океанприбор» в двух своих письмах утверждал, что пробиться сквозь шумы СПР невозможно в принципе.

- Выводы должны делать более компетентные ученые, - скромно ответил я, - но первая прикидка показала, то что «Шквал» не так сильно шумит, как мы думали!
 
Почему? Еще знаю. И через этот шум можно получить контакт с реальной лодкой с эквивалентным радиусом более десяти метров в активном режиме с помощью существующего ГАК. Да еще и на малой мощности излучения. Такой вот вывод.

- Из этого Вашего вывода следует другой, более значимый для нас, - торжественно заключил Сева, - снято еще одно препятствие в обосновании необходимости создания новой СПР «Ласта», которая будет ходить на двадцать километров и с большей скоростью.
 
- Единственное толковое и очень важное сообщение, - подытожил обсуждение моего эксперимента старенький ученый секретарь «Региона».

В перерыве ко мне подходили убеленные сединами лауреаты и пожимали мне руку.

Смысл этих поздравлений сводился к похвалам. И к высокой оценке моей работы.

- Молодец. От военных обычно трудно получить конкретный результат. А Вы его получили. «Вот это реальная помощь нам», - говорили поздравлявшие.

Я не ожидал такого оглушительного успеха, но радовался вместе с ними. Вечером мы отмечали доклад на квартире у Севы. Собравшиеся много пили и клялись друг другу во внезапной дружбе и возникшей симпатии.

Из пьяных разговоров за столом мне стало понятно, что, не смотря на мой маленький успех в деле продвижения ударной дальнобойной «Ласты», у неё есть могущественные противники. Кто они, неизвестно. Но судя по всему, «Регион» будет делать только защитную составляющую. Антиторпеды, на базе СПР малого калибра. Большого калибра не будет. И зачем я так старался?...

… На следующий день, совершенно разбитый и с больной головой я прибыл в зал совещаний Минисудпрома. Голова трещала, как будто по ней полчаса молотили кувалдой. Во рту – табун лошадей. Страшно хотелось пить.

Я развесил на сцене изготовленные мною плакаты для Колтуна и вручил текст его доклада. Валентин Михайлович еще раз освежил доклад в памяти и начал его произносить. Неожиданно развязно, как делал это обычно у себя в институте.

- Простите меня уважаемые коллеги, за то, что я сейчас скажу. Может быть это глупость, но я её должен произнести!

Все, кто знал эту присказку Колтуна улыбнулись. Зал же встрепенулся и притих.

- Ну Вы и даете Валентин Михайлович! – Изумился я про себя его смелости, - одно дело произносить свои обычные сентенции в малом кругу. Среди своих. Но здесь же Москва!

Здесь же на Садовокудринской, не помню как эта улица называлась в советское время, собрались представители ВМФ и Минсудпрома, исключая разве что Горшкова и Бутому. Они не сумели прийти. Но здесь всё же и начальник главка кенгуренок Левченко с коротенькими руками, тут и главный инженер Абдурагимов с холеным лицом кавказского дипломата. Я уже не говорю про Солунина, Громковского, Корсакова, Жукова, Любана и военных представителей из УПВ. Им то сам бог велел там быть.

- Доколе, - продолжал Колтун, - мы будем мирится, с серийным выпуском изделий не отвечающих требованиям ТТЗ. Возьмем например торпеду «Тамга». По ТТЗ она должна быть телеуправляемой. А где это телеуправление? Нет его! Ни корабельной аппаратуры, ни торпедной! А на дворе между прочим восемьдесят девятый год. Десять лет прошло со дня сдачи торпеды. Между тем перестройка в самом разгаре!
 
- А это про недоделки промышленности, - послышался разочарованный шепот от небритой личности с права в верхнем ряду, - опят флот воду мутит. Проехали уже. Надо было военным сразу по-человечески изделие принимать. А потом и вовсе неприличный шепот: «Василий Егорович, ты вечером перед поездом в Елисеевский успеешь? Захвати колбасы и на меня».

Я шикнул на них, не разобрав их графские «титулы» и географическую принадлежность. И они испуганно замолчали.

- А Колтун всё нес своих врагов из промышленного лобби с высокой трибуны, - задача телеуправления в БИУС не внедрена! Прокол в диаграмме направленности ГАК не организован! На лодках нет прерывания цикла автоматической перезарядки! И даже, «товарищи», изделие нашего ведомства, так сказать в четвертого главка, я имею в виду несчастную «Тамгу», не имеет катушки телеуправления!

Зал постепенно успокоился и снова пришел в дремотное состояние.

- Так. Так, - задумчиво произнес Левченко, - кто у нас отвечает за «Тамгу»? Где катушка телеуправления для этого изделия??

- Я отвечаю, то есть «Гидроприбор», - поднялся дирктор Корсаков, - за четыре года мы далеко продвинулись в решении данного вопроса. Катушка телеуправления в данное время проходит испытания на Северном флоте.

- Уже третий год, как проходит. Только вот результатов по-прежнему нет, - съязвил Колтун, - сделали более 14 выстрелов. Провод, рвется, как и раньше. Только вчера пришла телеграмма с флота. Пятнадцатый выстрел выполняли с «Акулы». Опять провод порвался. На четвертой секунде.

Иисак Борисович! В чем дело? – возвысил голос начальник главка, -  неужели нельзя отработать незамысловатую конструкцию?

- Можно. Но мы долго отрабатываем, потому, что наша конструкция лучше, - вмешался с места Любан, - она винты не затеняет.

- Что, - взмахнул рукой, как шашкой, главный инженер главка Абдурагимов, - да ваша конструкция позади торпеды на метровой стропе болтается. Кроме того, в отличии от катушки «ЦНИИ АГ», имеющей один шариковый замок, катушка «Гидроприбора» имеет три замка. Немудрено что провод рвется!

И началось!!! Все начальники на сцене прямо у микрофона начали конструирование катушки! Это был красивый мозговой штурм! О «контуре телеуправления» все сразу напрочь забыли.

Ответственность за корабельные системы растворилась. Конструкторы корабельныых систем успокоились и потирали руки.

Я бессильно расслабился в кресле и подумал.

- Сейчас «контур телеуправления» сведется к «катушке телеуправления». Как говорится, гора родила мышь.

Полуторачасовой штурм высот конструкторской мысли, как водится, не закончился ничем. Тогда раздосадованный Левченко, рубанув подобно Абдурагимову маленькой ручонкой, велел Корсакову в приказном порядке повторить один в один «ЦНИИ АГ» - овскую конструкцию.
 
Корсаков ответил, - есть Марат Петрович, - сделаем! (прим. автора: И сделал «Гидроприбор» всё же катушку! Только через пять лет. Для первого экспортного изделия!

Но вверенный уже другому генеральному директору торпедный отдел, как водится, по старинке прикрутил эту катушку задом на перед. Поэтому движение «гидродинамического ублюдка» осталось таким же сложным и непредсказуемым. Качество торпеды при этом, не пострадало).

Большое совещание по телеуправлению, как всегда, закончилось ничем. Вернувшись в Ленинград, я рассказал о своей командировке Атаеву и Ильину. Они оказывается уже знали, что ударная часть дальнобойной «Ласты» приказала долго жить. Но не слишком переживали об этом.

- Чего кручинишься Сережа? – Успокаивали они меня, - хорошо, что ты провел наш полунатурный эксперимент. Теперь у тебя есть основа для будущей диссертации. Самое главное, тебя теперь не будут подгонять.

- Ну да? До диссертации, еще как до неба. Самое главное в моём материале нет науки.

- А ты сходи к доктору Пожарцеву и расскажи ему про наш эксперимент. Он с недавних пор председатель нашего диссертационного совета. Надеемся, что подскажет как использовать экспериментальные данные.

Доктора Пожарцева я застал на праздновании дня рождения начальника моего отдела. Когда отгремели тосты и утихли здравницы в честь юбиляра я подсел к нему и начал разговор о нашем эксперименте.

- Знаю. Наслышан. Хвалили тебя в «Регионе» сильно, - благодушно улыбнулся председатель, закусывая, - а ты сам как думаешь, почему эхолоцирование сквозь мощный шум удалось?

- Думаю все дело в струе, которая тянется за СПР, - робко предположил я, - но вот в чем тут дело откровенно говоря не знаю. Слово «экранирование» шума в кормовом секторе ракеты, слово не конкретное. Надо бы раскрыть механизм данного явления?

- Экспериментальное подтверждение диссертации! Это очень ценится. Но пока раскроешь механизм образования шума, пять лет пройдет. Материал устареет. Диссертация станет не актуальной. Надо ковать железо быстро, пока горячо.

- Подскажите. Как ковать? – попросил я.

- Не знаю. Но я убежден, что стрелять ракетой надо прямо. Например, в настоящее место цели. Не услышать выстрел ракетой, противник не может. Разве, что он будет совсем слепой. Или глухой!

- Да услышит. И начнет уклоняться курсом, скоростью и глубиной. В общем как успеет за пять минут. Все зависит от начальной скорости в момент обнаружения и от инерционных свойств лодки противника.

- Потом, при приближении ракеты к ПЛ - цели, надо уточнить, с помощью тракта измерения дистанции ГАК, через шум СПР, направление маневра цели и развернуть ракету на максимально возможный угол. Угол будет не большой. Такую дуру не очень развернешь. СПР останется пройти некоторую дистанцию и отцепить пассажира.

- Пассажир – малогабаритная торпеда? – предположил я.

- Может торпеда, а может и ракета, - подтвердил Пожарцев, - но тоже маленькая.
 
Слушай. Давай в следующий вторник, доложи мне материал по диссертации в разрезе того, что я сказал. С учётом твоего эксперимента, разумеется. Посмотрим, как она будет выглядеть на практике. Хорошо?

                Глава 23. Обводный флот и диссертация –
                доктор Коршунов и коллеги из «Океанприбора»

Я изо всех сил готовился к «защите» диссертации существовавшей только в моей голове. Набросал два новых и приложил ещё пять старых плакатов, написав на первом из них звучную тему: «Телекоррекция траекторий скоростных подводных ракет». Текст доклада был в моей голове.

В понедельник, в разгар подготовки к импровизированной «защите», неожиданно прибыли представители «Океанприбора», Боря Мельницкий и Коля Никандров. Они хотели ознакомиться более подробно с результатами нашего эксперимента.

Я их до этого близко не знал. Однако мы быстро установили позитивный рабочий контакт. Борис добросовестно проверил эталонные записи, методику измерения величины «эхосигналов» и рассмотрел полученные мной в эксперименте фотографии. Потом он долго и придирчиво убеждался, что сигнал имитирующий шумы СПР, после усиления, соответствует реальным шумам ракеты.

- Все сделано чисто, -заключил он.

Затем Николай Никандров занялся анализом спектра шума в приемных каналах тракта измерения дистанции. Он без конца прокручивал измерительный магнитофон и вглядывался в спектральные линии шумов от СПР. Замерял уровни каждой спектральной составляющей. Наконец Коля выговорил.

- Сережа! Обрати внимание. У тебя спад огибающей шума СПР не шесть-девять, а целых двенадцать децибел на октаву! Почему?

- Потому, что мы воспринимали эти шумы строго с кормового направления ракеты. То есть, шум проходил натурально сквозь «пелену» насыщенного пузырьками следа от СПР. Так сказать, в вперемежку с остатками продуктов более тяжелого гидрореагирующего топлива ракеты. Наверное, в этом все дело? – Предположил я.
 
- Но след от СПР должен был всплывать? Какова скорость всплытия следа? – Не сдавался Никандров.

- Скорость зависит от размеров пузырьков. Если диаметр менее 5 миллиметров, то скорость около 20см в секунду. Но учти, что более интенсивно всплывает верхняя граница следа. Концентрация газа и остатков топлива в средней и нижней части следа тоже конечно уменьшается, но не до нуля, - парировал я.

- Тогда мне, нечего сказать, - подытожил Никандров, - я со своей стороны тоже подтверждаю, что эксперимент проведен корректно. И я тоже снимаю перед Вами шляпу сэр.

За обсуждением этих проблем нас застал вошедший в наш кабинет доктор Коршунов. Большой ученый, эстет и бывший начальник нашего управления.

- Молодец Сергей Александрович! Я наслышан о Вашем эксперименте. Нельзя ли изложить его суть по подробнее?

- Конечно Юрий Леонидович! Я как раз готовился на завтра к такому докладу по будущей диссертации, доктору Пожарцеву.

- Сергей Александрович. Вы готовы доложить?

- Конечно готов! – Уверил я и добавил, - Юрий Леонидович, а можно коллегам из «Океанприбора» при этом действе поприсутствовать?

- Разумеется. Почему бы нам вместе не послушать молодого человека?

Я за минуты развесил недостающие плакаты и начал свой доклад.

- Как говорил великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев: «Оно конечно сказать всё можно. А ты поди - демонстрируй» …

Присутствующие поддержали такое начало и повторили разноголосицей.

- Так демонстрируйте уже по скорее!!!

И я увлеченно поставил задачу, описал предполагаемые научные результаты и пояснил суть метода телекоррекции.

В особенных в красках, включая и запуская измерительный магнитофон, анализатор спектра и другую аппаратуру, я рассказал о сути и результатах эксперимента.

С гордостью продемонстрировал горбик «эха» на пьедестале шумов ракеты! Аппаратура издавала чарующие звуки подводного мира. На экранах плясали зеленые и синие линии. Все были в восторге.

В конце доклада я сделал выводы по полунатурному эксперименту и по «диссертационной работе» работе в целом. И выдохнул!

- Ну как Юрий Леонидович? – Я понятно Вам и нашим коллегам объяснил?

- Понятно. И в целом хорошо. Согласны коллеги? - а потом ко мне, - молодец. Без подготовки. И язык не казенный. Интеллигентность тоже присутствует. Только долго очень. У нас так докладывать не принято. Доктор Пожарцев Вас научит, как и что правильно говорить.

Если коротко, то это так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно, заключил Коршунов.

Ребята из «Океанприбора, оба кандидаты наук, тоже поделились своим мнением. Особенно они напирали на гидроакустические аспекты поднятых мною проблем.

Я поблагодарил их и учел замечания в своем докладе.

Кстати, после ознакомления специалистов гидроакустиков с моим докладом по «диссертации», из «Океанприбора» в «Регион» ушла бумага, свидетельствующая о возможности выделения эхосигнала от ПЛ-цели на фоне скоростной подводной ракеты. Жаль только, что поздно.

На следующий день, я докладывал умозрительную «диссертацию» уже доктору Пожарцеву. Уверенный в своих силах и даже в надуманных натяжках по научным и практическим результатам «диссертации», я ожидал от него такой же похвалы. Но не дождался.

Михаил Николаевич внимательно выслушал меня, подробно расспросил о сути эксперимента и заключил.

-  Неплохо. По крайней мере, я все понял. Но это не доклад по диссертации. Ты не то выпячиваешь. Надо концентрироваться на сути научных результатов, а не на экспериментальном их подтверждении. И потом, ты очень долго держишь речь. Целых двадцать семь минут! Члены же Совета должны услышать все самое главное за пятнадцать минут. Кстати, существует устоявшаяся форма доклада. Ты с нею знаком?

- Не очень. В Положении нет речи о форме доклада.

- Для таких как ты эта форма как раз и существует. Возьми форму у Проскурякова. Его отец великий методист. Написал целую тетрадь. Как надо защищать диссертацию. Пересмотри свой доклад в свете его рекомендаций. Исправь доклад и плакаты по рекомендуемой форме. И через неделю, опять ко мне!

Я добросовестно изучил пространную методику Проскурякова старшего. Так вот где таится свет науки! Вот в чем кроется великая мудрость! В единообразии и схожести! Хочешь быть ученым? Не выёживайся. Будь как все.

Мне сразу стало многое понятно. В методике была подробно разжевана буквально каждая фраза из Положения и даны практические советы буквально на все ситуации, могущие быть при её защите. В общем бесценный материал.

Добросовестно переделав доклад и доведя число плакатов до десяти, я выучив наизусть переделанный текст, я опять предстал перед Пожарцевым.

- Ну – с! Молодой человек! – Улыбнулся Михаил Николаевич! Попытка №2? Поехали.

На этот раз Пожарцев меня не перебивал, а только утвердительно кивал головой. Со своей стороны, я произносил доклад с выражением, четко акцентируя внимание «Совета» на ключевых фразах.

Некоторые обороты речи для лучшего понимания в докладе я повторил. При этом моя рука с указкой, синхронно с речью двигалась по картинкам и формулам плакатов, которые я проговаривал.

- Вот что мне от тебя было надо! – Воскликнул просветлевший Михаил Николаевич. На этот раз все безупречно!

- Так у меня диссертационная работа еще не написана!? – Удивился я.

- Теперь пиши диссертацию под этот доклад. Короче так, как сейчас говорил. Auf Wiedersehen. Напишешь - дай знать.

                Глава 24. Обводный флот –
                Сергиенко и доктор Розов.

Через неделю меня поймал в коридоре доктор Розов. Большой ученый и заядлый альпинист.

- Сергей Александрович! Позвольте Вас на минуточку.

- Говорят, Вы с доктором Пожарцевым доклад по Вашей диссертации отработали? А меня почему не пригласили? Мы же с Вами работаем в одном отделе.

- Виноват Алексей Константинович. Но я защищаю диссертацию по скоростным подводным ракетам. Думал, что Вам это будет не интересно.

- А мне Михаил Николаевич говорил, что работа у Вас экспериментальная и очень глубокая. И как раз по гидроакустике! Надо бы на отделе её рассмотреть! Мнение отдела безусловно надо выслушать. Тем более, что у нас теперь новый начальник, Виктор Павлович! А то Вы все СПР да СПР. Будто у Вас своего отдела, и своего начальника нет. Вам, когда удобно?

- Мне кажется, что работа ещё сырая, но если отдел настаивает, то мне удобно в четверг после обеда.

- Вот и хорошо. Не забудьте меня из девятого корпуса пригласить.

Вот блин нарвался на знатока. Да еще в звании доктора наук! Да еще в ранге полковника. Теперь Розов не отцепится. По говору и поведению этого удивительного офицера, он не производил впечатления военного человека. Скорей всего закончил какой-то гражданский университет, и до перехода к нам работал с великим Ширяевым в математическом институте Стеклова.

Я не интересовался личностью Розова сознательно. Потому, что уже в течении шести лет он издевался над моим институтским приятелем Лехой. Будучи научным руководителем Алексея, его престарелый тезка, Алексей Константинович, буквально вынимал из диссертанта душу. И пил его кровь. Капля за каплей.

Бывало вечером все уже уходят с работы, а диссертант Леха плетется с чемоданом по «Обводному» в девятый корпус. Где его будет кушать Алексей Константинович. Мы его подкалываем, мол какую главу заново переписал!

А он лишь сутулится и отвечает угрюмо - «Девятую». И мы весело хохочем над диссертантом- неудачником.

Между тем Леха нормальный парень. Родом с Украины. Сам из учительской семьи. Я знал его еще по училищу. Такой себе нормальный гидроакустик. Он долгое время служил на полигоне в «Патрокле», что под Владиком. Там была серьезная научная гидроакустическая школа.

А он, несмотря на возможный научный рост на Дальнем Востоке, все-таки перевелся в Ленинград. Что бы заниматься системами самонаведения торпед.

Короче, между клиентами что-то не заладилось. По моему мнению, так на горе «хохлу» просто достался такой свирепый научный руководитель из «евреев».

Чем занимался Алексей Константинович на службе, а потом на работе я не понимал. Хоть убей! У него не было своего кабинета. Он вечно ошивался в лабораторном корпусе. В тесной каморке. Не было у Розова обычных и понятных мне обязанностей. Не было наконец у него даже секретного чемодана. Этого непременного атрибута как военных, так и гражданских сотрудников.

Однажды Леха с ухмылкой показал мне выпущенную Розовым книжку из серии «Библиотечка гидроакустика». Сейчас уже не помню, как она называлась. Только из всех 132 страниц книги, от силы всего лишь один или два абзаца в самом начале были посвящены роли КПСС в гидроакустике, и еще один абзац, уже в конце книги - роли движущего инструмента, а именно математики в гидроакустике.

Остальные 131 - одна с половиной страницы этой книги, были заняты исключительно выводами каких-то непонятных преобразований и формул. Как я в последствии понял из просмотренного материала – версиями оценки сигнала с помощью разложения функций сигнала на интегралы Стратоновича и Ито.

По-видимому, за такие сверх научные книги, его и держали в минно-торпедном институте и ценили в издательстве «Судостроение». Мол знай наших! У отечественных минеров и торпедистов, кроме «щеколды» еще и интеграл Стратоновича имеется!

К чему такая книжка торпедным, да и другим гидроакустикам, мне не понятно до сих пор. Уверен, что никто её не прочитал. Может быть один, от силы два, яйцеголовых узких специалистов - математиков. Есть подозрение, что и в серии «Математика. Особые разделы», его книга тоже не была опубликована.

Читатель, догадайтесь с трех раз, почему? Правильно. Математически она была так же не состоятельна, как и физически.

Зато автор отметился с данной книжкой в еще в двух издательствах. «Машиностроение» и «Политехника». Названия книг были изменены, а предисловие и основной текст остались. В данных книгах идеи обнаружения сигналов и оценивания их параметров в нестационарной среде, были существенно развиты и подняты на не досягаемую, а заодно и на нечитаемую высоту.

Нам с Лехой больше по душе был американец Роберт Дж. Урик. Его «Основы гидроакустики» представляли собой простую и доступную книгу. Её было достаточно для практического применения наших торпедных систем. Да в книге Урика были и есть небольшие ошибки.

И что? Кто мешает применять рекомендации этого американского специалиста, а также простые и очевидные формулы из этой книги?

А если же Вы господа, такие великие снобы теоретических высот в виде байесовских оценок и волновых уравнений, не лучше ли Вам вместо издания не читаемых книг, просто писать друг другу письма?

Как же я тогда был не прав! Алексей Константинович как раз и пытался на практике применить методы оценки, разработанные «стекловским» математиком Ширяевым. Только практика у него была не оценочная – в виде простых формул, которая применяется заказчиком, а проектная в виде набора данных для расчетов на ЭВМ, свойственная больше разработчику.

Что дают подобные расчеты на ЭВМ, я наблюдал на одном из НТС нашего минно-торпедного управления. Доктор Розов тогда защищал НИР направленную на увеличение радиуса самонаведения торпеды.

- Так Вы утверждаете профессор, - апеллировал его оппонент, - что с увеличением коэффициента помехоустойчивости, радиус ССН торпеды уменьшается?

- Из выведенной в работе формулы именно так получается! – не ожидая подвоха важно произнес Алексей Константинович.

- До нуля! – Заключил доктор Пожарцев, - под дружный смех зала.

Я даже как-то пытался прощупать профессора на вшивость, придя к нему на консультацию. Мол интересуюсь особенностями решения волновых уравнений в мелком море, а также определением размеров зон Фраунгофера применительно к пассивному каналу самонаведения торпеды.

Но когда Алесей Константинович с умным видом начал мне объяснять, как в море при положительной рефракции «по лучам разной кривизны катаются паровозики, нагруженные несколькими вагончиками». Я внутренне вскипел. Он явно нас недооценивал.

- Мы что не знаем, как суммируется фактор фокусировки по лучам! – возмущался я, - воистину доктор и одновременно профессор считает себя гением, а нас с Лехой тупыми военными недоумками!

Больше к нему ни по каким поводам я не обращался. Так и жил бы себе спокойно и далее. Так нет, теперь он сам пришел ко мне! Что бы покуражится и забодать мою еще не написанную «диссертацию» …

…Вот блин попался, как кур во щи, - подумал я.

Но отступать было поздно. В назначенный день ближе к вечеру весь наш отдел собрался в большой комнате. Я развесил плакаты, а народ томился, ожидая уже более сорока минут профессора из девятого корпуса. Пока тот в своей каморке выгибал очередной интеграл.

- Сергиенко! Вы доктора Розова вызывали? – раздраженно осведомился новый начальник отдела.

- Конечно. Я его два раза просил прийти в отдел. Но интеграл у Алексея Константиновича по-видимому не только гнется, но еще и рвется, - заметил Леха, под смех присутствующих.
 
- Ладно, начинайте Волошин. Семеро одного не ждут. Профессор кончит и тоже подойдет, - скомандовал Виктор Павлович, под еще более громкий смех.

Я обстоятельно и уже привычно начал доклад. В кругу коллег по работе после многочисленных докладов по предмету диссертации я изъяснялся свободно, без напряжения. Формулировки помнились отлично. Рука привычно скользила по плакатам, послушно задерживаясь на нужных местах формул и графиков.

Уже к концу доклада в отдел вошел Алексей Константинович. Я как будто споткнулся и замолчал.

- Извините за опоздание, я немножко увлекся, - оправдался доктор Розов, - интересный коленкор получается. Оказывается, можно использовать общеизвестный метод Рунге-Кутта для предварительной симетризации дифференциальных уравнений четвертого порядка! Это относится к случаю, когда помеха имеет «окрашенный» характер, то есть про модулирована сигналом! Представляете какие возможности открывает нам это обстоятельство?!

- Спасибо Вам Алексей Константинович от меня и всего нашего коллектива за обретение радужных надежд! – Сухо ответил Виктор Павлович, - но мы сейчас рассматриваем не менее интересный доклад по диссертации товарища Волошина.
 
- Алексей Константинович присоединяйтесь к нам. А Вы Сергей Александрович, продолжайте.

Я снова продолжил прерванный вторжением доктора Розова доклад. Расставил акценты на расчетах критических удалений ракеты и закончил его словами.

- Таким образом есть все основания надеяться, что при стрельбе новой СПР «Ласта», дистанции критического удаления от ПЛ-носителя увеличатся и будет возможна не однократная, а многократная телекоррекция траектории ракеты!

- Какие будут вопросы к докладчику? –строго спросил начальник отдела.
Первым на лобное место вышел конечно доктор Розов. Прошелся вдоль ряда плакатов задумчиво потирая правой рукою подбородок.

- Прослушал я доклад Сергея Александровича по его диссертации. Прямо скажу. Чувства доклад вызывает противоречивые. Вот, например, формулы, что на плакате 4. Формулы очень простые. Мне знакомые. И вам тоже. Что же тут нового?

- Да, - внутренне напрягся я, - на самом деле это обыкновенные трансцендентные неравенства. По которым все специалисты, и даже Урик, - не удержался я от ехидства, - рассчитывают дальность действия гидроакустических средств. Но в моем случае простые формулы преобразованы в разностные уравнения. Видите, в правой части уравнения единицу? Заметьте разностные уравнения нормированы относительно дальности до ПЛ-цели!

- Зачем нормировка? – не унимается доктор Розов.

- По данным уравнениям рассчитывается отнюдь не дальность действия тракта ИД, а критические удаления, начиная с которых возможно установление контакта с ПЛ-целью на фоне СПР в активном режиме, - продолжал я.

- И что показывают эти так сказать Ваши «новые» уравнения, - дожимал меня доктор?

- А в частности то, что начиная с двух третей удаления СПР от ПЛ-носителя, возможно установление эхоконтакта с ПЛ-целью! – Не сдавался я.

- Не верю! Докажите!

- Виктор Павлович! Позвольте мне продемонстрировать Алексею Константиновичу один из экспериментов?

- Валяйте, - кивнул мне Виктор Павлович, - нам тоже будет интересно посмотреть.

Я включил магнитофон и начал комментировать развивавшийся на спектроанализаторе шумовой процесс.
 
- Вот Выстрел ракетой! Спектр широкий. Заполняет всю приемную полосу.

- Смотрите! Вот крайние составляющие шума упали. Значит ракета ушла метров на двести.

- Внимание! Вот опять широкополосный всплеск на десятой секунде! Это запустился маршевый двигатель.

- Вот заработал в полную силу кавитатор. Это такая трубка в носу СПР, из которой исходит сжатый воздух, кто не знает. Ракета выходит на квитанционный режим движения. Видите, характерную низкочастотную составляющую!

- Слышите эти неразборчивые звуки речи? Слышите? Это акустики с обеспечивающей нас подводной лодки докладывают нам, что тоже наблюдают ракету «Шквал». Разбираете текст?

- А сейчас состоится самое главное. С момента пуска прошло сорок пять, сорок шесть, сорок семь секунд! Излучение трехчастотной зондирующей посылки!!! Мощность «малая»!

- Особое внимание! Ждем с Вами «Эхо-сигнал» от ПЛ- цели через девять с половиной секунд! …Считаем - шесть, пять, четыре, три, два!  опа-а-а, есть «Эхо-сигнал»!

- Смотрите профессор! Я остановил обработку во втором канале! Видите, характерный «пичок» на своеобразном пьедестале? Это и есть искомый «эхо-сигнал»!

Воспроизвёлся так сказать с пленки. Его можно и в наушниках прослушать!!! Хотите Алексей Константинович?

- Не надо. Я безусловно верю Вам. И сейчас, и ранее! Просто хотелось убедиться, что так оно и есть, - согласился доктор Розов, - но ведь эксперимент проводился по так сказать «чистой» воде, то есть не подо льдом?

- Нет конечно, - отвечаю я ему, - эксперимент проводился как Вы выражаетесь «по чистой воде». Хотя донная и поверхностная реверберация на пленке присутствует и отображается анализатором спектра. Должен заметить, что стрельба ракетой М5 осуществляется в только единственном районе мира. В незамерзающем Мотовском заливе.

- Но ведь ракета, как Вы выражаетесь М5, предназначена для отпора лодкам противника именно в подледных условиях?! Не так ли!!!? –Перешел в очередную атаку доктор Розов.

- Безусловно так, - вмешался в нашу пикировку Виктор Павлович! – Я полагаю, что было бы полезно, что бы Вы Сергей Александрович ввели в диссертацию расчетный параграф о том, что теоретически возможно получение «Эхосигнала» и в подледных условиях.

- Вы этого добиваетесь Алексей Константинович? – поинтересовался у доктора Розова начальник отдела?

- Да, то есть нет! - Оживился поддержке Алексей Константинович! - Мне кажется одного параграфа мало! Ледовые условия отличаются большим разнообразием! Тут и главы недостаточно.

- Ну не его это вахта, подледные условия имитировать - не согласился с доктором Розовым начальник отдела, и подвел окончательный итог - хватит с него и одного параграфа!
 
- Ура, - про себя возликовал я, - значит обойдемся в диссертации всего лишь одним лишним параграфом, но моя радость была преждевременной.

Совершенно неожиданно в мою защиту слово взял мой давешний друг Саша Шляпников. Он посетовал на не системность и не представительность экспериментальных данных.
 
Надо было, по его мнению, провести статистическую обработку полученных результатов. А по каким правилам не ясно.

- Вот скажи Сергей, сколько у тебя эхоконтактов на фоне СПР? – Начал подсказывать мне Саша.

- Я думаю на круг около двадцати пяти раз, - ответил я, наивно полагая, что он сам и поможет мне со статистикой разобраться.

- Тогда тебе следует воспользоваться статистическими формулами малой выборки! – важно сказал Саша.

- Непременно воспользуюсь, - пообещал я, и поставил в свой мозг еще одну «зарубку», - без такого параграфа мне не обойтись.
 
- Вот и хорошо, - подвел итог начальник отдела, - будет еще один параграф в экспериментальной главе Вашей диссертации!

– Всем спасибо. Совещание закончено.

                Глава 25. Обводный флот и
                диссертация – окончание.

В годы смутного безвременья, когда Союз разваливался на части, мне в очередной командировке в Москву, наконец пришла мысль.

- Скоро, -думал я, трясясь в вагоне, - со дня на день, у советских людей будет пятнадцать президентов, пятнадцать президентских самолетов, сотни тысяч беженцев, замерзающие моногорода и много чего такого, что раньше я представить себе не мог.

- Но науку то никто не отменял, - возражал мне внутренний голос, - так что недостаток в насущном хлебе, заменим маслом науки.

- А не пронесет ли меня от слишком жирной пищи? - думал я, куря в тамбуре? – Может плюнуть на все и уйти в бизнес?

- Нечего тебе там делать, - опять возражал мне внутренний голос, - хочешь цветные металлы в Эстонию гнать? - лучше дописывай диссертацию, тем более, что все подготовительные движения сделаны, и надо только привинтить задницу к стулу, чтобы сляпать «кирпич» диссертации.

Начальство нашего минно-торпедного управления между тем тоже определялось, кто из них круче, и делило между собой деньги и власть. До меня доходили слухи о противостоянии доктора Пожарцева с адмиралом Колтуном. Который тоже вознамерился защитить докторскую. Но меня это естественно не касалось.

Моё возвращение из командировки на Черное море, совпало с расстрелом из танков Белого дома с защищавшими его членами Верховного Совета. Через неделю, я все дни, включая и выходные, работал над «кирпичом» и авторефератом диссертации. Я непрерывно совершенствовал их, так что бы материалы отражали суть научных и практических результатов работы и обладали внутренним единством.
 
Через полтора месяца диссертация и автореферат были написаны и отпечатаны. Кандидатские экзамены, включая марксистко-ленинскую философию я сдал еще раньше. Так что ничего не мешало мне к концу года представить свою работу к защите в диссертационный Совет. Моя защита была назначена на июнь 94 года.
 
Вовремя работы над диссертацией судьба свела меня с доктором Евгением Петровичем Масловым. Он в то время работал завлабом в институте проблем управления (ИПУ) РАН. Замечательный человек. Евгений Петрович умел ставить проблемы и объяснить сложные материи простым человеческим языком.

Самое интересное, что в жизни так оно и было. Только рассмотрение задач управления предусматривало массу различных вариантов и исходов, а для практического применения годился один крайний или наиболее вероятный случай или как я уже выразился, исход.

Меня, например, долгое время удивляло то обстоятельство, что в многостраничные преобразования формул поданных скажем в теории преследования с уклонением в многофазовом пространстве, абсолютно неожиданно заканчивались выводом знакомых и понятных мне аналитических формул из теории маневрирования кораблей на плоскости.

Потом подмеченная особенность перестала меня удивлять. Я понял, что большинство сложных вещей при ближайшем рассмотрении оказываются простыми. Но некоторые сложные понятия так и остались недоступными моему пониманию. И мне пришлось смириться с этим.

Не могу не упомянуть еще об одной встрече. Как-то вовремя одной командировки в ИПУ, когда мы с доктором Масловым обсуждали техническую возможность выдачи данных целеуказания от гипотетического тракта ИД ГАК, работающего практически непрерывно с помощью «окрашенных» посылок, в нашу комнату, заглянул невысокий, чернявый, с небольшой залысиной, человек.
 
- О-о! Привет Боря, - первым подал голос Евгений Петрович, - давай присаживайся к нам. Мы через пять минут уже заканчиваем. А потом будем разливать!

- Не-а. Мне еще в мэрию. Кое какие документы по «Логовазу» надо подписать. «Поэтому пить сейчас с вами не могу, - отозвался вошедший», - скажи Женя, а твоего аспиранта Климентьева в лаборатории часом нет? А то он мне очень нужен.

Я тогда не знал, что это был будущий олигарх всех олигархов Борис Абрамович Березовский.

- Нет. Климентьев еще с обеда убыл в местную командировку, - отозвался Маслов, - кстати познакомься Сергей Александрович. Борис Абрамович, наше светило, так сказать, новатор в области многокритериальной оптимизации, - представил Березовского Евгений Петрович.

Я приподнялся, пожал протянутую мне руку и представился сам, - Волошин Сергей – старший научный сотрудник минно-торпедного института.

- А ты Женя всё помнишь и по-прежнему в военных сферах витаешь? – Укорил Маслова Березовский, - кажется пора уже и о простых людях подумать! Я вот, например, стараюсь обеспечить людей доступными дешевыми автомобилями. А Вы чем?

- Скоростными подводными ракетами, - улыбнулся одними глазами Евгений Петрович, - нашим так сказать ответом «чемберлену». Это я про изделия "Региона". Послушай, Боря. Принцип движения этих ракет прост. Он сродни девушке на коньках рассекающей по льду. Там вода между сталью лезвия и поверхностью льда образуется.

- Чего только военные не придумают, чтобы отнять у народа последний кусок хлеба и самим нажраться от пуза – заключил Березовский.

- Это не только военные, это прежде всего наши гражданские из ЦАГИ, а создавали изделие по сути всей страной.

- Не важно кто. Когда и где было по-другому? Но сейчас все в стране изменится. Вот увидишь! Ладно, я спешу, - оправдался Березовский, - появится Климентьев, передай ему, что я его искал. А Вам товарищи, желаю дальнейших творческих успехов, - и убежал.

- Это что за перец? - поинтересовался я, когда Березовский ушел.

- Да так, - неопределенно махнул рукой Евгений Петрович, - он был когда-то у нас в ИПУ завлабом. Доктор наук. Обыкновенный середнячок. Но с самомнением. Он случайно к нам зашел. Сейчас бизнесом занимается. Про Акционерное Общество AVVA слышал?

- Нет. Такие слова даже не знаю. Но у нас в Питере, тоже такие завлабы легко пробиваются к большим деньгам и во власть. К слову сказать, был у нас в НИИ такой мнс Апикин. Я его толком и не знал. По-моему, как специалист, он так себе. Ни рыба, ни мясо. Так вот, сейчас это большая шишка в Петросовете.

- Достали уже эти доктора и мнс-ы из поросли, принадлежащей к новой формации, - в сердцах выдохнул Евгений Петрович, - но что делать? За такими людьми будущее.

- Есть и положительные примеры, - проявил я свою осведомленность, - у нас вот тоже есть такой бизнесмен. Слава Атаев. Он по сути часть работ в минно-торпедном управлении негласно перехватил. Так он же для дела старается!

- Знаю я твоего Славу! Встречался. Очень умный, эрудированный и целеустремленный человек. А что за дело болеет, так это очень хорошо. Только вот с большой ношей знаний и компетенций ему высоко не подняться. Груз знаний, так сказать, к земле тянет. А вот наш Боря, по-видимому, далеко пойдет. Если его не остановят.

- Кто его остановит? Вот может быть и Ваш аспирант Климентьев тоже отличится? Он же с Березовским на короткой ноге. Кстати двадцать пять лет тому назад, начальник РТС с гвардейской лодки по фамилии Климентьев в аварии погиб. Часом не его родственник?

- Не думаю. Да и у него скорее всего все мысли другими материями заняты. Но положительный отзыв на автореферат его кандидатской диссертации не забудь Климентьеву написать. Все же он мой аспирант. А теперь давай по пять капель на дорожку!

Между делом, «за чаем» Евгений Петрович порекомендовал мне прочитать книгу Айзекса «Дифференциальные игры» и несколько своих статей, опубликованных в журнале «Автоматика и телемеханика».

- В этих статьях науки для тебя более чем достаточно. «А предпосылки и терминальные условия необходимые для создания способа телекоррекции, применительно к решаемой задаче встречи с целью, я помогу тебе сформулировать», - сказал Евгений Петрович, - а ты уж попробуй все же сам решить эту задачу. Как мне представляется, решением задачи в твоем случае, при стрельбе на дальность 10-12 километров будет единственная коррекция...
 
…Теоретическую задачу преследования и уклонения для СПР и лодки противника я сумел решить. Евгений Петрович моей работой был доволен. В итоге появился способ телекоррекции траектории СПР. Так необходимый для диссертации вклад в науку.

Перед самой защитой у меня сменили научного руководителя. Доктор Пожарцев, счел не приличным оказывать давление своим именем Председателя на остальных членов Совета. И это было весьма правильное решение. Мой выбор остановился на начальнике нашего отдела Викторе Павловиче Крекотене.

Так что пришлось несколько раз докладывать диссертацию и ему. Виктор Павлович несомненно улучшил мой доклад. Он дал много ценных рекомендаций. Которые я тоже постарался учесть.

- Как поговаривал сам Виктор Павлович, - защита — это спектакль, так что поменьше говори, побольше благодари!

Всю весну я переделывал свои плакаты к диссертации, приведя их к стройной и единообразной системе. Большую помощь мне оказал мичман Синяков Володя из нашего отдела.

Об этом мичмане ходили легенды, что он может изобразить четырех-восьми мерное пространство и привести его к квадратному трехчлену! А если надо было попасть торпедой из-за угла, то на рисунках Синякова это так и происходило! И не могло быть никак иначе…

…Наконец наступил долгожданный день защиты диссертации. Мы с Павлом Евгеньевичем выдвинулись на его автомобиле с Обводного канала на Охту. В багажник были погружены плакаты, магнитофон и анализатор спектра.

Павел Евгеньевич все время отвлекал меня разговорами, что бы я не слишком волновался. Камчатов, лихо вертя рулем, с увлечением рассказывал об изобретенном им способе «К», а потом вдруг задумался и изрек.

- Сережа, надо бы, чтобы у тебя в диссертации СПР отделяла пассажира не перед целью, а за ней. Тогда торпеда появиться со стороны, откуда противник её не ждет!
-Она и так может появиться с тылу, если противник отворачивает!

- А может и не появиться, если цель повернет на нашу лодку!

Тут раздался визг тормозов. Это мы чуть не врезались в подрезавший нас автомобиль. Павел Евгеньевич покрутил пальцем у виска на глазах у виновника опасной ситуации и пригрозил ему кулаком.

Я взмолился. – Павел Евгеньевич, где пассажира отцеплять, обсуждать уже поздно, но есть возможность так и не стать кандидатом технических наук, если попадем в ДТП.

- Да ну тебя. Типун тебе на язык. Впрочем, мы уже приехали. Сейчас скажу, чтобы милиция ворота открыла.

- Вошли в большой зал заседаний. Там уже были мои друзья и коллеги из минно-торпедного управления института и от промышленности. Развесили плакаты, установили и проверили работоспособность аппаратуры.

На всякий случай мы справились у Пожарцева, нужно ли демонстрировать данные эксперимента. На мой вопрос он только покрутил двумя пальцами у виска, прямо как Камчатое, десятью минутами ранее.

- У тебя же на плакатах все есть! Не выпендривайся. Будь как все. Если члены Совета попросят. Тогда и предъявишь.

Я немножко приуныл, потому что на плакатах у меня не было, ну ничего, цифрового. В докладе - тоже. Я думал, что хоть датский анализатор спектра даст членам Совета общее представление о цифровом мире в гидроакустике.

Не зря же я обсчитывал данные эксперимента по точечно на программируемом микрокалькуляторе. Но в диссертации написал, что якобы расчеты вел на ПЭВМ IBM – 286.

И вот облом. Не надо хвастаться. Демонстрационную аппаратуру я все-таки оставил на столе подключенной, и даже при окончании доклада поинтересовался нужна ли демонстрация сигналов. Но Совет от их лицезрения отказался.

Вошли члены диссертационного «Совета». И начался ритуал защиты.

Воспроизводить его нет необходимости. Защита и вправду походила на отрежиссированный танец. В нем были расписаны все «па» и по каждой «ноте».

В моей диссертации, кроме научных результатов, подтверждённых данными полунатурного эксперимента и синтезированного мною нового способа телекоррекции, тоже ничего лишнего не было.
 
Но тем не менее я снова увлекся и не сумел довести до всех членов «Совета» суть моей работы. Один из них, кажется химик, долго не мог понять, «зачем я превратил торпеду в некий подводный реактивный снаряд», который и управляться то толком не может.

К моему стыду я тоже не сразу понял суть вопроса химика, и трижды пытался на него не внятно ответить. Вместо того что бы ответить, что подводная ракета М5 уже принята на вооружения. Быстрая и неповоротливая. Это заданная разработчиком данность.

Моя же задача - определить в какой момент следует развернуть эту ракету и на какой угол, да сколько следует пройти ракете до отцепки пассажира. Пока наконец доктор Пожарцев не рассмеялся и не заключил.

- Один не знает про что спрашивает, другой не понимает зачем? Я потом тебе Сева всё разъясню. Есть еще вопросы к диссертанту?

Вопросов больше не было.

Счет белых и черных шаров обычный. Семнадцать - Ноль. Ведь за окном стояло неустойчивое питерское лето. И всем членам Совета хотелось насладиться редким солнечным днем.

Обмывали мою диссертацию через три дня после защиты. В просторном помещении бассейна лаборатории девятого корпуса. Рядом с коморкой доктора Розова.

Тогда мы впервые на бутылках молдавского коньяка, увидели непонятные нам «акцизные марки». Звучали тосты, здравницы и назидания. Летели в светлое июньское небо осветительные же ракеты.

А один из лауреатов, кажется Ильин, произнес такой спич:
- Нашел, что в «конусе паскалей», возможно телеуправлять, он уважать себя заставил, чин КТН ему под стать!

На следующий день праздник закончился, но будни еще не наступили.

                Глава 26. На войну не захотел – а до доктора не дозрел

Я получил воинское звание капраза и должность ведущего научного сотрудника, в январе 95 года. Когда обмёрзшие и голодные российские солдаты горели в танках, брали железнодорожный вокзал в Грозном, а затем и президентский дворец Дудаева.

Мне ужасно хотелось плюнуть на военно- морскую науку, не имеющую прямого отношения к угрозе, нависшей над моей РОДИНОЙ и разразившимися на северном Кавказе боевым действиям. Но мне было непонятно. Как вступить в невнятную борьбу за выживание народа России, против олигархов? Сил и желания вступить в жесткий клинч с продажной властью, по большому счету, у меня тоже не было.

Я только наблюдал за событиями и осторожно сетовал на обстоятельства. Всячески оправдывая тот факт, что не смог оторваться от теплой подушки «морской квазинауки». Мне было стыдно за то, что я не поступил, как гордый буревестник реющий над морем. А вжался в землю, как слабая гагара! Которая «…тело жирное», как говорится, «прячет в утесах».

Ну прямо, как написал пролетарский писатель Максим Горький. Его костлявую фигуру я не раз видел в парке Ялты. Жаль, что в Ялте, а не на набережной Ниццы. Короче я опять втянул голову в панцирь и выбрал военно-морской научный окоп. А посему, с ходу, решил написать докторскую. Зачем? А что бы сейчас не вступать в борьбу с власть имущими. Интуитивно я старался побороться за истину на научном поле, а потом почивать на лаврах! Как будто одно другого стоит.

Для докторской, одного способа телекоррекции СПР, было естественно мало. Нужна была теория телекоррекции, применимая к множеству подводных объектов. Теория, основанная на фундаментальных и общепризнанных принципах. В качестве первого приближения к такой теории я хотел использовать существующие наработки по коррекции траекторий космических аппаратов.
 
В качестве математического аппарата для теории телекоррекции я решил использовать теорию нечетких множеств Люфти Заде. Признаюсь, что математический аппарат в изложении автора я толком даже не успел изучить.

Поэтому для ускорения процесса познания, я воспользовался книжкой Орловского и Поддиновского - «Проблемы принятия решений при нечеткой исходной информации», где было много примеров. Например, по выбору подходящих «костюмов».

Второй основополагающей книгой был труд «Коррекция траекторий космических аппаратов». Кто авторы, уже не помню.

За четырнадцать июньских ночей мне удалось, как я тогда думал, описать проблему, применительно к морским торпедам, и поставить задачу на будущие исследования. Описание было, как сейчас помню, выполнено на 52-ух страницах.

Особенно трудно мне дался вывод самых простых формул для функций предпочтения на множестве динамически сжимаемых альтернатив. Что же будет с более сложными функциями, я пока себе даже не представлял.

Отпечатав на машинке материал по будущей докторской, я и передал его естественно в первую очередь в ИПУ Евгению Петровичу, а также в «ЦНИИ АГ» Юрию Арсеньевичу и заместителю Пожарцева в отделе эффективности нашего минно-торпедного института Соколову Володе. (Доктор Пожарцев в то время оказался в отпуске).

Отзывы на проект моей докторской работы от Юрия Арсеньевича и Володи пришли буквально в один день. Примерно через две недели. В отзывах постановка задачи на исследования в данном направлении в целом одобрялись.

Замечания и советы по содержанию были не критичными и касались в основном таких мелких вещей, как принципы использования дихотомии и возведения на абсолютный уровень каких-то отдельных утверждений. Как писал Володя.

- У них могут быть на этот предмет свои взгляды.

- И это правильно, - согласился я, - надо быть по скромнее самому и по мягче-  с неустоявшимися определениями.

Я ждал с нетерпением отзыва от Евгения Петровича. Для меня поддержка маститого ученого из ИПУ была бы особенно ценной и полезной. Но он не торопился. А я, естественно, не находил повода напомнить о себе.

Неожиданно давление на меня было оказано, совсем, с другой стороны. На работу вышел доктор Пожарцев. У него оказывается были свои научные виды на мою будущую докторскую. Как рассказывал в последствии Володя Соколов, Пожарцев пролистав мои материалы, сказал.

- Этот замысел - путь в никуда. Диссертация ради диссертации. Управление в целом нельзя свести к коррекции. И точка. Надо заниматься тем, чем он занимался в своей кандидатской диссертации.

- И чем ему заниматься? - поинтересовался Володя.

- Известно, чем, - ответил ему Пожарцев, - гидроакустической совместимостью в «контуре телеуправления».

Я хорошо знал, эту комплексную проблему. Доктор Пожарцев в свое время пытался поставить её перед специалистами из «Океанприбора», 14-института, Корабелки и другими учеными.

Тем более, что он теперь стал академиком, придуманной таким как он докторами, общественной организации. Академии ракетно-артиллерийских наук именуемой РАРАН, а также РАЕН и как там еще у этих невостребованных ученых, академии называются.

Столпы гидроакустики отмахивались от этой проблемы, как черт от ладана. А специалисты по управлению торпедами, были мелкими людишками – и чаще всего вообще отмалчивались. А теперь вот, дважды академик, предлагает мне стать мотором в решении данной проблемы.

Мне была хорошо известна проблема гидроакустической совместимости торпед и ракет в «контуре телеуправления». По сути я тоже, в своей кандидатской, и вообще в своей жизни, много занимался её элементами.

То есть применительно к каждому конкретному частному случаю. Но общее решение проблемы совместимости вообще, достойное докторской, по моему мнению, было невозможно.

Проблема осложнялась с увеличением числа и акустической мощности шумящих объектов в залпе. В дуэльной же ситуации в «контур телеуправления» добавлялись, торпеды, ракеты средства противодействия противника. К тому же само понятие «контура телеуправления» в пространственной и временной областях было размыто и теоретически не определено.

- Нет уж! Дудки, - думал я, - при попытке решить такую проблему, запросто можно надорваться, мало что сделать, да и мою нарождающуюся научную репутацию подмочить. А Пожарцев буквально толкает меня на неподъёмный, по сути сизифов труд.

Тут наконец в Питер приехал доктор Маслов. Мы встретились с ним в «Океанприборе». На совещании. Он немного опоздал. Поэтому во время заседания мы сидели в далеко друг от друга. И даже пошептаться не могли.

На совещании в очередной раз обсуждалась пути реализации задумки Маслова. А именно, возможность учащения периода следования посылок в активном режиме ГАК, за счет их модуляции. Когда пришло время ему выступать Евгений Петрович, обосновал и сформулировал очень осторожные требования к активным подсистемам комплекса.

Специалисты «Океанприбора» категорически отвергли эти требования, сказав, что переделками не обойтись и надо будет проектировать тракт измерения дистанции (ИД) заново. Когда уровень страстей дошел до предела, учредители совещания решили сделать перерыв.

Вышли. Закурили. Боря Мельницкий попытался было продолжить обсуждение вопросов на улице, но коллеги его остановили.

- Боря. Что тебе неймется? Покурить спокойно не даёшь. Продолжим после перерыва. Когда будем находиться в зале заседаний!

Воспользовавшись представившимся случаем, я подошел к Маслову и поздоровался.

- А Волошин? Привет тебе из Москвы! От Беланова Юры. Он обещал приехать на следующей неделе. Да и от меня персонально, тоже большой привет и наилучшие пожелания, - произнес Маслов, и добавил.

- На вот держи, - пять или шесть вечеров потратил на твой замысел, - сказал доктор Маслов, - и протянул мне мои же печатные листки, сплошь исчерканные примечаниями и надписями, выполненными его красивым убористым почерком.

- И какое у Вас общее впечатление от замысла Евгений Петрович? – поинтересовался я.

- Прямо тебе скажу, - продолжил Евгений Петрович, - впечатление сложное. Несомненно, в этом, - он указал на листки, -  что-то есть. Но не более того. Я многого, что ты написал не понял. Особенно слов. К математике же претензий нет. Она стандартна.

- А как же вывод функций предпочтения в наиболее простых случаях? – Допытывался я, напрашиваясь на комплимент, - он что, тоже тривиальный и стандартный?

- Вывод, ты, наверное, позаимствовал из приведенных в книге примеров, - добродушно, подмигнув мне, как списавшему ответы второгоднику, заключил Евгений Петрович и рассмеялся, - разве не так?

- Нет! – заартачился я, - я сам формулы выводил!

- Хорошо, хорошо. Сам, – снисходительно улыбнулся Евгений Петрович, - это я так, к слову, сказал. Чтобы позлить тебя. Понимаешь. Без здоровых амбиций докторскую не напишешь. И мой тебе совет. Не торопись.

- Так мне надо быстрее. Я же в подводном флоте долго служил. Возраст уже подпирает.

- Запомни мои слова Сережа. Для доктора ты должен созреть! По сути «докторская» - это пропуск в большой ученый мир. Загвоздка в том, захотят доктора тебя, рядом с собой видеть, или не хотят? Вот в чем вопрос. По мне, так отношения с Пожарцевым ты уже испортил.

- Чем? – Удивился я.

- Сие мне не известно. Думай сам. Да, Сережа, не забудь дорогой про моего Клеменьтьева. Скоро подошлет тебе свой автореферат.

Я заверил доктора Маслова что с авторефератом все будет нормально и поблагодарил его за потраченное на чтение моего опуса время. После чего мы поспешили в помещение, так как нас опять позвали на совещание.

Мне не терпелось просмотреть письменные замечания и мнение Евгения Петровича. А вдруг можно за что-то зацепиться? Может быть его пометки расходятся с высказанными мне устно замечаниями?

Я прямо на совещании наскоро просмотрел его надписи на моих материалах. Увы. Раз шесть, на моих листках, аккуратным почерком доктора Маслова было выведено и подчеркнуто с восклицательными знаками.
 
- Не понимаю слов.

В моих материалах также присутствовали и другие его надписи, например.

- «Перепутаны причины со следствиями», «Обобщение не корректно» и даже обидное до слез замечание, «Так в чем же объект исследования»?
 
Правда, кое какие мои мысли Евгению Петровичу понравились. Например, сентенции об отличительных чертах подводной среды в сравнении с космическим пространством. Но в целом, положительного впечатления от моего замысла по разработке теории телекоррекции, у Маслова не сложилось.

Зная его хорошее отношение ко мне, я понял. Мой корабль по морю науки действительно идет против ветра. А, я в свою очередь, сильно заблуждаюсь, насчет адекватности будущей теории телекоррекции в подводной среде. Поэтому, хотя и с сожалением, я постепенно отказался от своего замысла.
 
Я понимал. Новые теории не лежат на поверхности. Всё уже разобрано до нас. Неожиданные и востребованные теории кроются в междисциплинарном научном пространстве и побуждаются нетривиальным взглядом ученого на природу вещей.

Мои же научные воззрения, были сугубо прагматичны. Выражаясь языком театралов, я больше любил себя в науке, чем науку в себе. Положить же часть жизни на создание никому не нужной, мертворожденной теории, мне не хотелось.

Потом с доктором Пожарцевым, мы не один раз беседовали на тему гидроакустической совместимости в «контуре». Я прямо не отказывался от диссертационной работы над докторской, но и не спешил в неё впрягаться.

Как-то раз, по настоянию Михаила Николаевича, я даже составил план-проспект докторской по данной теме. В его основу положил гидроакустическое наблюдение за множеством объектов на сверхнизких частотах. А вот как организовать управление множеством объектов я не знал. Да и не все объекты были мне подвластны.

Показал план-проспект доктору Пожарцеву. Он внимательно просмотрел материал. С какими-то положениями согласился, что-то немного покритиковал. Но огня в моих глазах он так и не увидел. Поэтому, на время, Михаил Николаевич махнул рукой на мои диссертационные потуги.

                Глава 27. Что главное в инновациях? – Хм, деньги!

Локомотив капитализма тем временем катился под уклон с технологической вершины, на которую мы с таким трудом забрались. Ломались судьбы ученых. Мозги утекали за границу. Первым, из заочно знакомых мне молодых специалистов, уехал во Францию сотрудник ИПУ Клементьев. А я ему еще отзыв на секретную диссертацию полгода тому назад написал.

Многим ученым в то время было просто нечего есть. В науке появилась куча дельцов, пытающихся паразитировать и греть руки на накопленном советском технологическом заделе. Наши начальники справедливо решили, что пора приватизировать инновационные решения, которые накопились в военном институте, курирующем массу гражданских НИИ, КБ и заводов.

Все правильно. Одни приватизируют нефтяные, медные, алюминиевые месторождения и комбинаты, другие – нефтепроводы и электросети. Да так, чтобы энергетические мощности оставались в руках государства, а ток, текущий по проводам, доставался частным компаниям. А цена электроэнергии при каждой перепродаже возрастала до небес. Ну как же? За все платит потребитель. Другие, ручки, чернила и интеллектуальную собственность.

А нам, военным, что приватизировать? Груды технической документации? Так еще надо зерна от плевел, отделить. Поэтому институтское руководство поставило передо мной и рядом других ученых нетривиальную задачу. Придумать формы и способы приватизации наиболее ярких технических решений.

Помню, с каким рвением, я взялся за эту работу.

- А как же? Ведь мне было оказано высокое доверие со стороны начальства. Продумать как им наполнять карманы.

Через неделю, чтобы посмотреть на результаты этой работы, приехало руководство с Охты. Я представил перечень тем, которые мы выполняли последние десять лет в т.ч. актуальные. Которые следовало продолжить. А также план их выполнения, специально сформированными рабочими группами.

ВРИО начальника института, мой бывший товарищ Высоцкий, пробежав глазами по моему плану, и хмуро изрек.

- На планировал на пять лед вперед! Надо работать более оперативно. Краткосрочные планы следует строить. Пять лет!? Да мы за это время все помрем с голодухи. И семьи наши останутся без денег!

- Так указание от Вас было. На пять лет планировать, - оправдывался я.

- Ситуация меняется каждый час. У тебя, у самого то, голова на плечах есть?

- Её нет. Я ею ем! – Обиделся я, - и подумал, - что когда-то мы вместе одну канаву в Лисьем носу рыли, а теперь вот сидим в разных окопах. Вон каким Женя стал. Важным и недоступным. На его лице застыла печать легкой брезгливости. Не дай бог оказаться мне в его окопе.

- Сократи тематику. Оставь самое важное. Легко выполнимое. И, главное, самое денежное. Составь план на год, не больше. Помесячно. Все. Чтоб к двум часам сдал документ в приемную.

Пока мы с учеными товарищами думали, институтское начальство с головой окунулось в финансовые аферы. Взяло кредит под большие проценты. Отдать естественно не смогли. Не прошло и полгода, как наш институт прогорел. В «Гидроприборе» по этой же причине, вообще, дело дошло до убийства руководителя.

По полгода и более, в нашем минно-торпедном институте не платили зарплату. Офицерам вместо денег стали выдавать натурой продовольственные пайки. В паек как правило входили: прогорклая пшенка, гнилая рыба и ножки Буша.

Да. Если повезет, выдавали гуманитарную помощь в виде ирландского сухого молока. Помните такие коричневые банки с надписью «KLIM»? По меньшей мере четверо из нашего управления тоже распрощались с жизнью. Особенно поразила смерть Кирсанова, который приторговывал автомобилями и которому просто отрезали голову. Тогда погибли сыновья троих наших сотрудниц, записавшиеся в бандиты.

Научные сотрудники, не дожидаясь милости от начальства, сбивались в творческие коллективы, возглавляемые инициативными не формальными лидерами. Такими как Слава. В его команде работал и я. Потом я создал свой "околонаучный" коллектив.
Эти неформальные коллективы и тянули основную лямку научного труда. Ведь зарубежные гранты Сороса, на военные институты не распространялись.

При этом как ни странно качество работ от этого особенно не страдало. По началу все старались выполнить поступающие заказы добросовестно. Но потом некоторые разобрались, что к чему. Главное, чтобы была выполнена формальная часть работы. На качество и эффективность работ, никто не обращал особого внимания.

Помнится, такой случай. В кабинет начальника влетает взъерошенный молодой офицер. Возбужденно трясет какими-то бумажками.

- Товарищ начальник. Вот договор, а вот календарный план. Этап НИР горит. Материал делать некому!

- Некому говоришь! А Мелитинская?

- Она в отпуске! Я сперва думал….

- Думать вредно, - сердито перебил начальник, - тогда вот на. Держи.

С этими словами начальник отдела берет с подоконника пожелтевшую пачку листингов, с какими-то расчетами. Наискось, лениво смотрит на них.

– Тэкс, тэкс…какие аргументы имеются? …Расход топлива есть…хорошо, теплотворность есть...отлично, - а, какие функции у нас присутствует … дальность и глубина хода…ну и очень хорошо…и протягивает пачку выгоревших листов молодому офицеру.

- Вот тебе готовый отчет. Держи его крепче. Да не рассыпь. Страниц двести отсчитай и оберни в обложку. Да, чтоб покрасивее была, - наставляет недоумка начальник, - осталось написать введение, список аббревиатур, оглавление, заключение и не забудь, подписать у меня сопроводительное письмо и заключение о закрытии этапа. Что бы к шестнадцати часам успел сдать том отчета по 3-ему этапу в отправку. Понял?

- Есть! Понял, - удивился наглости начальника, его подчиненный, - ну так я побежал?

- Беги, Акелла. Беги. Иначе отдел летом без денег оставишь. Тогда я лично, тебя депремирую. Под самый корень!

Работы выполнялись по заказам управлений. На любую подходящую по тематике тему. Офицеры московских управлений закрывали эти работы, не глядя. Кто-то там, на верху (я думаю посреднические фирмы), обналичивал деньги. Часть денег возвращалась и нам в виде надбавок к зарплате. На это мы тогда собственно и жили.

Окончательное решение остаться в военном НИИ и продолжить работу над докторской диссертацией было принято после моей командировки в Феодосию.

В Крыму, у мыса Меганом, я выполнял экспериментальную оценку возможности определения на подводной лодке класса атакующего её оружия, по всплескам приводняющихся рядом с ней объектов, а попросту ракет и авиационных торпед.
 
В Золотой долине в это время проходил испытания стрельбой с берега в море, противолодочный ракетный комплекс. Советский аналог американского противолодочного комплекса «Асрок». На его испытаниях выявилась проблема в узле отделения торпеды от парашюта. Который срабатывал не вовремя или не так, как было задумано.
 
Надо было помочь МИТ-овцам, сотрудникам московского института теплотехники, разрабатывавшем тогда в том числе и грозную «Булаву», разобраться с причиной не отделения парашюта в маленьком ракетно-торпедном комплексе. А тут без гидроакустики ни как было нельзя.

Собственно, я снова занялся, понятным мне и привычным делом. На этот раз акустической дефектоскопией. Надо было записать шумы приводнения торпеды. Шумы её движения на заданную глубину.

В этих шумах следовало выделить звуки отделения парашюта, зафиксировать моменты срабатывания пиропатронов, отделения скоб и других элементов конструкции. Подтвердить факт нормального запуска двигателя.

Или, наоборот, зафиксировать время, особенности сигналов приводнения и частотные спектры аномальных звуков, свидетельствующие об поломках торпеды, в процессе выполнения «мешка» и последующего движения на глубине. Всякие там скрипы, разрывы металла, звуки перекладки рулей, травление воздуха и пр.

В общем работа по творческому характеру, сродни теме «Баркарола». Только в мутной воде. Кроме того, эта экспериментальная работа выполнялась на более высоком техническом уровне. С спектральным анализом и привлечением в обеспечивающее ПО множества прикладных программ по визуализации звуков.

Руководителем работ от МИТ-а по пускам с береговой стартовой батареи был главный конструктор ракетного комплекса Агафонов Александр. Он частенько заходил в нашу лабораторию. Посмотреть, чем живут «маги» и «кудесники» от гидроакустики? (Так он называл нас).

Ну и разумеется послушать в гидроакустической лаборатории всплески шумов от приводнения торпеды и гулкие подрывы пиропатронов. Так сказать, идентифицировать полезные информативные сигналы.

Агафонов со знанием дела интерпретировал каждый кусочек шумов. Каждое поднятие уровня этих сигналов. Каждое изменение их спектра!
 
- Вот, вот. На 32-ой секунде. Всплеск на анализаторе, а в наушниках, я еле его почти не слышу. Это что? Подрыв пиропатрона? – Кричит Агафонов.

- Не думаю. По Вашей циклограмме звук больше похоже на разделение скоб, - спокойно отвечает Михаил сотрудник 54 института, командированный мне в помощь, - только сдвинутый во времени на 2,4 секунды. Запись то мы вели через широкополосную береговую ГАС «Амодай». А её антенна была вынесена далеко в море и находилась примерно в трех с половиной километрах от точки приводнения.

- Согласен. Похоже на то. Там как раз, в это время, действительно скоба должна была начать разламывается, – задумывается в слух Агафонов, - но все же странный какой-то звук.

- Что странного в этом звуке? - спрашиваю я.

- На берегу, я хотел сказать, на воздухе, этот звук похож на сухой «щелчок», - проявил осведомленность Агафонов, - а в море он наоборот, насыщенный, «звонкий» такой. Может быть скоба неровно разламывается? Вдруг не по надрезу?

- Морская специфика, - начал было серьезно отвечать и вдруг неожиданно подмигнул ему Михаил, - нормально разламывается. Без надреза, и не разломалась бы. Там сталь 8 миллиметров! И «щелчка» бы не было. Ни сухого, ни мокрого…Платил нам Агафонов исправно, немало и только за работу.

В длительную командировку, меня направил всё тот же Слава Атаев, ставший к тому времени негласным (теневым) начальником управления. Я уговорил Славу оплатить командировку не только мне, но и сотруднику 14 - ого института, Сычеву Михаилу. Поскольку мы с ним в паре, еще со времен «Баркаролы» работали очень продуктивно.

Эту экспериментальную работу мы с Михаилом проводили в течении двух лет. Сначала, в первое лето, фиксировали и анализировали сигналы. Чем сильно помогли Агафонову. Затем, следующим летом, ровно через год, после пуска, мы трассировали полигон в районе размещения антенны «Амодая». И запись сигналов приводнения, и трассировку района применения мы проводили в один день – 16 сентября.

Собственно, такой инновационный методический прием, как трассировка района распространения гидроакустических волн, во времена перестройки, придумал я лично.

Действительно. Зачем скрупулезно снимать гидрологию в районе и восстанавливать мощность и структуру поля в точке приводнения, по лучевым картинам или методом решения сложных волновых уравнений?

Во-первых, оба метода и лучевой (суммирование фактора фокусировки по лучам), и волновой (ВКБ - метод Вентцеля, Крамерса, Бриллюэна) - не дают точного ответа, зато невероятно сложны и громоздки. И во-вторых, многих данных для расчета гидроакустического поля у нас увы не хватало.

Не проще ли произвести излучение сигналов различной частоты с борта опытного судна, а в заданной точке, принять излучение антенной «Амодая». Ну а затем высчитать ослабление сигналов по трассе распространения?

Как решили, так и сделали. Сетку частот уже не помню. Но, примерно по три – четыре частоты в каждой полосе приема этой береговой ГАС. Я только молил бога, чтобы погода и течения, за год кардинально не поменялись.

А что может меняться в Крыму? Разве вода и гидрология? Нет. Они из года в год в каждый сезон стабильны. Меняется только политический климат. Украинская власть уже тогда в тайне ненавидела российскую олигархическую власть. А тогда, в 1996-ом году, «хохлы» просто взвились, строя нам козни.

Однажды вечером, будучи, во второй командировке, я заметил, что в районе порта Феодосии, дороги, примыкающие к нему, наводнили зеленые грузовики с какими-то грузами. За рулем, как мне показалось, были чернявые шоферы кавказской внешности. А утром они исчезли.

Кто это? Русские федералы или чеченские боевики? В темноте не разберешь.

Мой помощник из 54 института Михаил, да и большинство местных жителей, эту колонну даже не успели увидеть. Как говорят: «где эти ребята, кто их видел»? Но, то что раненые чеченцы с ведома украинских властей лечились в здравницах Крыма, это научно медицинский факт.

Лично я, возвращаясь из командировки, впервые столкнулся с украинскими таможенниками, когда перевозил назад дорогостоящую датскую аппаратуру и драгоценные магнитные записи с Украины в Россию, через границу.

В случае задержания на границе, мне грозило бы долгое судебное разбирательство. Законы в обоих странах были не понятными и туманными. Тем более, что всё что мы делали было тоже нелегально. И у них. И у нас. Так сказать, на свой страх и риск. А что? Коммерция!

                Глава 28. Укры только что появились и
                сразу нутро их проявилось.

Я специально не поехал в С. Петербург на «восьмерке». То есть на прямом скором поезде, следующем из Севастополя в Санкт-Петербург. В этом поезде, как я заранее узнал, «укры» начали сильно «шмонать» русских пассажиров. Мне же при обнаружении вывозимого имущества из Украины имущества, пришлось бы канючить перед их властями, что бы пропустили. Неизвестно еще, чем бы эти унижения закончилось.

Поэтому я набрался нахальства и поехал в Питер с пересадкой в Киеве. Датскую аппаратуру сложил в два мешка. Наподобие тех, с которыми сейчас разъезжают челноки по всяким Польшам, Турциям и Арабским Эмиратам. Положил свой груз в купе на третью полку, что над входной дверью. И забылся тяжелым сном.

Поезд к границе прибыл ночью. Станционные огни тускло светили, раскачиваясь под порывами сентябрьской непогоды. Я было обрадовался.

- Никого нет! - думал, - вот повезло!

Но не тут-то было. В коридоре вагона неожиданно включился яркий свет. Загрохотали сапоги. Я внутренне сжался и притворился, что еще не проснулся.

Через пятнадцать минут в наше купе вошли три толстомордых хлопчика. Все были одеты в грязную зеленку. На их головах топорщились нелепые фуражки, а на лицах не отражалась даже малейшей тени интеллекта. Таможенную форму для них, по-видимому, хохлы еще не успели придумать. Сопровождал новоявленных таможенников худенький мент.

- Що веземо москалики? – с улыбкой обратился к нам мужчина средних лет, - по-видимому старший наряда.

- Откуда они знают про нас? – подумал я, скашивая, чуть приоткрытые глаза на вошедших, - наверное проводниц расспросили.

- Да ничего особенного, - с готовностью ответил мужчина с верхней полки, - всего то один чемодан. С личными вещами. Отдыхал я, на море. Да, с моря, вот сейчас еду. Это…подарки детям.

- Де Ваш чемодан? Диставайте. Зараз перевиримо.

- Мужчина соскочил с верхней полки и вытащил большой саквояж.

- Ого. Мрия окупанта! Видкривайте!
 
Мужчина послушно расстегнул замки и начал выкладывать из желтого чемодана летние вещи. Затем ракушки, засушенные морские звезды, в целлофановых пакетах…

 - У нього нiчого немае. Це голота росiйська, - прошептал на ухо старшему, подобострастный молодой парень, в милицейской форме, - и прикрикнул остальным, - а Вам что, особое приглашение треба.

- Мiлiцiянт. Размовляй вже на мове, - изменившись в лице, хмуро поправил недалекого помощника старший таможенник.

- А Ви куди iдете, - важно спросил тот же старший, грузного мужчину.

- Я. Что ли? – Указал на себя пальцем другой мужчина.

- Ви, ви… А хто ж?

- Я? В Чернигов. К брату. На работу.
 
- Зброя. Валюта. Наркотики…?

- Что Вы. Нема.

- Уявiте Ваш речi до огдляду, - распорядился старший!

Чемоданы будущего жителя Чернигова были полны всякой всячины. Зимние вещи, какие маленькие ящички, торбочки, семена в бумажных и целлофановых пакетах. Но таможенники лишь слегка поворошили содержимое двух его чемоданов.

А потом поставили будущего работника в тупик, прямым вопросом.

- А що? Долари часом не везете на нове мiсце? – поинтересовался старший.

- Ну, есть немножко, - признался толстяк, хотя минуту назад про валюту ни слова не сказал.
 
- Ваша валюта задекларiрована? – лениво осведомился таможенник.

- Не успел. Так торопился, что не успел. Что же теперь мне делать?

- Не хвилюйтеся громадянин. Зараз задекларуемо, - заверил таможенник, - Петро проводь чоловика!

Тут бабка, что сидела на нижней полке грохнулась на колени и зачастила как трындычиха.

- Сыночки! Все мое! На своем огороде вырастила! Ну и колбаски, и сало тоже мои! Пропустите, будь ласковы!

- Продукты бабуля не можно с Украины вывозить. Разве не знаете, - строго сказал на тростянке младший таможенник.

- Попробуйте хлопцы! Все домашнее. Сама делала, - заискивала бабка.

- Добре. Спасибi бабуся, - а Вы мужчина, куда едете? – это уже ко мне.

- Я еду из Киева в Питер, - признался я, - а из вещей только дипломат. Вон он под столом стоит.

- Вiдкривайти! – грозно приказал старший.

Я, нехотя спустился и щелкнул замками. В моем дипломате были обнаружены пакеты с грязным бельем, две пачки феодосийских сигарет «Золотой пляж» и книжка, на обложке которой были изображены зеленые микрочипы и написано название: «Реальность и прогнозы искусственного интеллекта».

- Це все?

- Все, - ответил я, - и потянулся.

 - Щасливо доiхати, - вымолвил старший, - и приложил зачем-то руку к козырьку видавшей виды фуражки. На третьи полки и вообще в закутки нашего купе, украинские таможенники даже не взглянули. На этом таможенный досмотр закончился. И гоп-компания дружно вышла в коридор.

И только тут я сообразил.
 
- Какой блин досмотр? – про себя сокрушался я. - Если поезд ехал из Феодосии (из Украины), через Киев (тоже Украина) в Питер (Россия), - то нас скорее всего просто пощипала местная шпана. А может и не шпана? Кто знает?

- Во истину. Чудны твои дела Господи! Увы не тех Ты привечаешь, - подумал я, но своим попутчикам так ничего и не сказал.

               
                Глава 29. Что важнее всего в инновациях? –
                Хм, еще раз - деньги!

Мы с Павлом Евгеньевичем мчались на автомобиле в Ломоносов. Надо было срочно получить деньги за работу, которую мы выполнили в интересах НИИ «Мортеплотехники». Суть работы состояла в формировании упрощенной системы ввода в торпеду данных стрельбы. Внедрение такой системы ввода позволила бы нашим лодкам сократить время реакции на выстрел противника.

Кольцевой автодороги вокруг Питера и тоннеля в Кронштадт тогда не было. Поэтому мы катили через Стрельну и Петергоф. За окном промелькнули башни нашего училища и часового завода. Свернули на Мастеровой переулок. Я предался приятным воспоминаниям, которыми захотелось поделиться с другом.

- Знаешь Паша, - заметил я, - если бы тогда, еще в советское время, я практически не познакомился с организацией труда на конвейере, то ушел бы из училища. И мы с тобой сейчас бы вместе не ехали. Сильно не нравилась мне училищная муштра. А точнее солдатчина которая в нем процветала.

- Так ты же учился в военно-морском училище. Наверное, во Фрунзе или Ленкоме?

- Да нет же. Учился я во ВВМУРЭ им АС Попова. Мы именно сейчас проезжаем прямо под окнами кубрика, где я провел целых пять лет.

- Ну и причем здесь конвейер? – Осведомился Павел Евгеньевич?

- Да на третьем курсе была у меня знакомая десятиклассница. Глазищи бездонные, юбочка в красную клетку.

- И что? – Односложно задавал вопросы Паша, непрерывно следя за дорогой.
 
- Она работала на этом заводе. На конвейере кстати. Так вот, когда надо было вечером увести девчонку в кино, я сигал через два забора. Сначала через училищный, затем и через заводской. Потом садился рядом с ней на её рабочее место за движущийся конвейер. Что бы вместе с ней успеть сделать задел деталей на два часа. Ну а потом мы действительно уходили в «Аврору». Это кинотеатр в Петродворце.

- И что же, вы делали? Точнее, какую операцию выполняли?

- Первый ангренаж. В ручных часах плоская «Россия». Если сказать точнее, то собирали механизм установки и перевода стрелок этих часов, - отозвался я, - знаешь Паша сначала детали от моей отвертки летали по цеху как живые! Девчонке в цеху прямо заходились от смеха. А потом я приноровился. И удавалось-таки оставить задел сборок, достаточный, чтобы её подруга, каждые две минуты могла выставлять на конвейер очередную сборку для часов.

- Значит скорость у конвейера была не достаточной! – авторитетно возразил Павел Евгеньевич, - надо было довести до совершенства потогонную систему! Что бы Вы и вдвоем еле справлялись.

- Так КЗОТ не позволяет сверх меры эксплуатировать работниц! И потом, есть более сложные операции, которые тормозят движение конвейера. Скажем установка баланса. Они-то и определяют скорость движения конвейера. Это принцип движения кораблей в ордере. Скорость ордера определяется скоростью самого тихоходного корабля.

- Да не тяни ты кота за хвост! – возмутился Паша, - лучше прямо объясни. Если можешь. Что такого увидел ты в изобретении проклятого капиталиста Форда? Выжимающего все соки из рабочих. Между прочим, нашего недавнего идеологического противника?

 - А то, что конвейер, как и Марковская цепь. Рассчитан на массовое производство. В тысячи единиц. И конвейер сегодня тоже не оптимален.

- То же мне, сделал открытие! – Про иронизировал мой вывод Павел Евгеньевич, - при массовом производстве может быть изобретение Форда и годилось. А скажем если рассмотреть случай, когда число изделий в партии не такие большое. А поменьше? Вот как теперь у нас теперь. В десятки высоко технологичных единиц. Что именно, какие технические решения, тогда должны прийти на замену конвейера?
 
- Не знаю, - признался я и предположил, - что в этом случае следует развивать более гибкое - роботизированное производство. Это необходимо при разработке малых партий изделий. Такое же правило существует, при необходимости исполнения изделий в разнообразных вариантах.

Все законно, - подтвердил мои слова Павел Евгеньевич, - для производства это означает уменьшение объемов партий продукции. Как у нас в стране сейчас и есть. Только при таком роботизированном производстве, станет возможно производить малые партии изделий с той же эффективностью и экономичностью, что и крупные серии!

- Да вот на каком принципе это производство следует построить? Не знаю. Мне кажется, что эпоха конвейеров безвозвратно канула в лету. Скоро все цеха в России, кроме колбасных, будут не нужны. От них останутся лишь развалины, да нефтяные вышки с разрытыми карьерами.

- Так и не говори про принцип и перспективы изменения сути производства, если не знаешь! – Подытожил Павел Евгеньевич, - кстати по этому поводу есть анекдот. Рассказываю для непонятливых.

У опустившегося человека, а попросту у «бомжа», спрашивают: «Что тебе надо для полного счастья»?

- Бомж подумал и отвечает: «Море водки»!

- Тогда у него спрашивают повторно: «А чего еще тебе действительно не хватает»? Бомж еще раз подумал и ответил: «Еще два озера водки»!

- И это все, - опять спрашивают у него? Нет отвечает бомж, не все «Не достает еще трех бутылок! Мораль проста. В основе прогресса лежат лень и жадность. Даже отпетому бомжу всего было мало. А уж нашим олигархам и подавно.

- Да. Так что вот! Мы с тобой сейчас приедем в «Мортеплотехнику». Нам с тобой вынесут заработанные деньги. А мы и спросим у них: «Почему так мало»? Больше то и спросить нечего, - прокомментировал я, - кстати приехали уже.
- Павел Евгеньевич, Вы местный телефон главного инженера помните? ...

 …Тем временем в стране наступила эра распродаж. Распродавалось все. От электрических утюгов и дрелей до океанских и космических кораблей. Буквально за гроши.

Мне как патриоту вначале было больно и обидно. Затем я привык. Поэтому впоследствии за горы проданного оружия я особенно не переживал. Все равно сгниют на складах. Или уничтожат взрывами, как наши ракеты средней дальности. Только жаль, что дешево.
 
Продавали изделия, оборудование и технологии все предприятия, курируемые нашим институтом, которые были способны продавать финальные изделия. Продавали в основном Китаю. Который возомнил себя снова, спустя шестьсот лет, могучей морской державой.

Одновременно продавали различные модификации образцов морского подводного оружия более мелким странам в т.ч. в Ливию, Алжир, Индию, Финляндию, Иран и другие страны.

Первыми торпедами, разработанными на экспорт, уже в новой России, были ТЭСТ-71МНК завода «Двигатель», УЭТТ - института ЦНИИ «Гидроприбор» и АПР-3Э - производства ГНПП «Регион».

В основу первой из них, были положена телеуправляемая противолодочная торпеда ТЭСТ-71МЭ с аккумуляторной батареей заправленной возимым электролитом, которая лишились телеуправления, но зато стала универсальной по целям. То есть эта торпеда приобрела возможность наводиться помимо подводных лодок, еще и на надводные корабли противника.

Во второй торпеде все было с точностью до наоборот. Фактически не телеуправляемая торпеда УСЭТ-80КМ с шпиндельным вводом, оснащенная медно-магниевой водоактивируемой батареей, наконец приобрела телеуправление. Однако при этом глубина хода торпеды была уменьшена, а в головной части была слегка модернизирована ССН и добавлен акустический взрыватель.

Третья торпеда – АПР-3Э, представляла собой упрощенный вариант авиационной парашютируемой противолодочной самонаводящейся торпеды, применяемой в режиме гравитационного поиска ССН торпеды подводного противника и наведения на него в режиме ракетного движения.
 
Павел Евгеньевич и я принимали непосредственное участие в создании первых экспортных российских торпед. Паша в основном занимался первой торпедой, а я - второй. Диапазон участия - от разработки ТЗ, до испытаний торпеды стрельбой с кораблей и подводных лодок. Как в России, так и за рубежом.
 
Хорошо помню, как я волновался, когда меня назначили ответственным от нашего института за испытания торпеды УЭТТ за рубежом. До испытаний у заказчика мы, а это мой новый начальник отдела Сергей Ушков и я, сопровождали ОКР по разработке этой торпеды и её испытаниям в России.

Я осуществлял сопровождение создание системы телеуправления этой торпедой, проверял протоколы согласования торпеды с БИУС и аппаратурой телеуправления, разрабатывал приемлемые методики и схемы стрельбы.

Сергей Ушков организовывал сопровождение разработки собственно торпеды УЭТТ, решал ключевые технические, организационные и разумеется денежные вопросы разработки. Короче Ушков брал ответственность на себя. И делал он это блестяще.
          
                Глава 30. Хороший руководитель –
                движущая сила инновационного успеха

Мой новый начальник отдела Ушков был назначен председателем ГК по испытаниям УЭТТ. Надо было видеть, как легко и непринужденно он согласовывал планы испытаний торпеды с руководством Балтийского и Черноморского флотов!

Более разумного, ответственного, по-настоящему умного руководителя, со взвешенным и трезвым мышлением я никогда не встречал. Ни до него, ни после. Мысленно, иначе как Сергей Анатольевич, я его не называл. Хотя по жизни, мы благодаря его демократичности и врожденной интеллигентности, быстро стали настоящими друзьями.

Возрастная разница между нами была небольшой. Всего то два года. А по степени компетентности и соответствию занимаемой должности она составляла лет десять. А вроде такой же парень, как и я.

После училища Фрунзе он некоторое время служил на торпедной базе Балтийского флота. Прекрасно проявил себя и кажется будучи старшим лейтенантом поступил в Академию! По-моему, это вообще исключительный случай.

Благодаря своей компетентности, прекрасным организационным способностям и исключительным деловым качествам, он как нельзя вовремя стал начальником объединенного торпедного отдела в нашем институте.

Сергей Анатольевич никогда не кичился своими знаниями, не надувал щеки н внешне не показывал, какой он есть прекрасный специалист. Просто как начальник отдела учил нас как надо работать и учился сам.

Мы вместе с ним более трех лет мотались по штабам, много раз выходили в море на лодках и опытовых судах, работали спали и коротали время в корабельных каютах и душных гостиницах, отстаивали нашу торпеду на совещаниях. А если и возникали у нас размолвки, то виноват в этом был я.

Как специалист по торпедам, как настоящий, а не дутый менеджер, каких нынче девять из десяти, и вообще, просто как культурный питерский человек, он во много раз превосходил меня. С ним было интересно работать и надежно дружить.
На первых порах Сергей Анатольевич удивлялся.

- Волошин, как тебе вообще удается ориентироваться на подводной лодке? Где цель? Где торпеды? Как и куда они движутся? В каком состоянии корабельные системы? Каковы режимы движения обеих лодок?

- Это не сложно. У Вас пока опыт использования лодочных систем сугубо теоретический. Присмотритесь к боевой и повседневной организации, и работе членов корабельного боевого расчета (КБР), понаблюдайте за действиями операторов общекорабельных и радиотехнических систем. Оцените работу штурмана, боцмана механика.

И наконец попробуйте вникнуть в замысел командира лодки. Просто Вам надо немного привыкнуть. И перевести, так сказать, в практическую плоскость ваши компетенции.

- Ага. Не сложно? Вникните в командирский замысел говорите? А помнишь наш с тобой первый выход на лодках кронштадтской бригады? Зам комбрига тогда был, кажется, Юра Блинков.

- Помню? Не помню, - напряг память я, - а что было не так?
 
- Тогда я был на стреляющей лодке, а ты Волошин на лодке-цели.

- Ну и что? – удивленно поднял я брови.

- А вот что! Ты разработал схему противолодочной стрельбы, согласно которой стреляющая лодка, которая перед пуском пеленговала цель по перископу, на момент выстрела торпедой, т.е. через пять минут, должна была занять горизонт 90 метров?

- Да, - вспомнил я, - действительно гидрология в Балтийском море в то время не позволяла установить контакт с целью на нужной дистанции. Слой скачка, как ты тоже помнишь, залегал на глубине 30 метров. Поэтому и пеленговали мы друг друга по перископу в «подводном положении», будучи в действительности погруженными «под рубку». А потом согласно методики обе лодки одна за другой ныряли. Цель - на 40 метров, а стреляющая лодка - на 90 метров.

- Вы то на лодке-цели, в пять минут вполне уложились, - назидательно произнес Сергей Анатольевич, - а нам на стреляющей лодке, чтобы успеть на горизонт стрельбы 90 метров, пришлось за пять минут, во-первых, уйти на большую глубину, и во-вторых пробить «жидкий грунт»! Помню дифферент был большой. Лицо Блинкова даже посерело. В итоге мы всю посуду в кают-компании перебили и чуть в дно не уткнулись!

- Чашки в дребезги - не страшно, а вот дно — это серьезно. Но до дна же вам еще оставалось целых 40 метров. Как раз достаточно для того, чтобы одержать дифферент лодки и во дно не впилится, и чтобы лодочная катушка после выстрела этого дна не коснулась. Я же не виноват, что на Балтике глубины малые. И только там, возле Балтийска, в 065 районе, глубины были достаточными. И то под обрез.

- Как, кстати, в этом же месте немецкие подводники в войну при выходе из Пилау уклонялись от наших самолетов? - Задумался Сергей Анатольевич, - наверное действительно, погружаться надо было стремительно, как Блинков, и как фрицы которые с криком «Allarm!» бежали в нос лодки и сваливались в кучу матросских тел в первом отсеке, для ускорения погружения.

- Вот, вот! – Поддержал начальника я, - но то была война! А сейчас ради чего рисковать? Что бы помочь нашим олигархам российский народ тушенкой «Китайская стена» накормить?

Я вел себя так как будто бы не сам предложил на испытания такую рискованную методику стрельбы!

- Олигархи тоже люди! – вдруг неожиданно совершенно в другую сторону повернула мысль начальника, - а вот в одном ты кажется прав. Мы, наверное, в самом деле на войне! Только не замечаем этого?

- На какой войне? – Возразил я своему начальнику и другу, - раньше, в советское время, мы ходили на больших глубинах. Прикажут глубина - 350, идем на 350 метрах. Скажут 400 – идем на глубине 400 метров. И никто ничего не боялся. Техника надежна. Мы в ней были уверены. Экипажи в то время были опытными. Отличались сплочённостью. Состояли сплошь из настоящих профессионалов!

- А, что теперь? В сегодняшней России. Сильно хуже?!

- Не то слово! Прошлой весной я выходил для экспериментов на лодке «Алроса». Черноморского флота. Лодка такого же 877 проекта. Компания «Алмазы России» эту лодку опекает.

Так на ней для того, чтобы погрузиться на глубину всего сто метров, специально была объявлена боевая тревога, - унизительно подкрепил я слова фактом, и продолжил - а командир дивизиона, как помнится Лопухов, безотлучно находился в центральном и непрерывно проверял всех и каждого.
 
- А в наше, советское, время, такие же маневры по глубине, выполняли простые вахтенные офицеры. Они ставили в известность командира лодки и все.

Сергей Анатольевич, будучи отличным торпедистом, быстро разобрался в особенностях подводной службы. И вот он, уже на третьем выходе лодки в море, приглашает меня в штурманскую рубку, для того чтобы обсудить предлагаемые штабом Балтфлота изменения в схему стрельбы.

Но один промах мы все-таки допустили. Промах, который в общем стоил нам, и в частности "Гидроприбору", очень дорого. Дело было так.

Два месяца тому назад мы с Сергеем Анатольевичем, согласовывали схему противолодочной стрельбы (лодка по лодке) в отделе боевой подготовки Балтфлота.
 
От этого отдела в согласовании участвовал некий Вороненков. Нормальный офицер. Только не знающий некоторых нюансов стрельбы телеуправляемой торпедой.

В частности, его очень волновала безопасность лодки. Он полагал что провод телеуправления не позволит закрыть крышку ТА, сомневался в безопасности лодки, если на её винты намотается тонкий провод ТУ. И думал, мол нельзя ли по этому проводу вытащить всплывшую после прохождения дистанции торпеду?

Мы заверили Вороненкова, что тонкий провод телеуправления имеет диаметр менее миллиметра и разрывается при приложении к нему усилия всего пять килограмм. В конце концов он завизировал схему.

На схеме, в числе прочих данных стрельбы, были указаны примерные данные стрельбы по предлагаемой схеме, порядок телеуправления ею и все установки, вводимые в торпеду.

В число установок, помимо данных стрельбы, и признаков режимов, попали так же установки минимальной и максимальной глубины аварийного срабатывания схемы спасения торпеды.

Неделю назад, то есть спустя два месяца после того как была согласована схема стрельбы, уже в «Гидроприборе», прошло большое совещание заказчика, военных и промышленности.

На нем рассматривались вопросы проведения заключительных испытательных стрельб торпедой УЭТТ по надводному кораблю и подводной лодке.

Эти стрельбы были очень важны для нас и «Гидроприбора», так как предыдущие стрельбы УЭТТ проводились с переменным успехом. И для того, чтобы вовремя выполнить контрактные обязательства перед инозаказчиком, надо было закончить испытания этой торпеды победной точкой.
 
На совещании как всегда, стали искали виноватых в неудачах, полученных на прежних испытаниях. Промышленность пыталась скрыть недостатки торпеды и кивала на неправильную методику испытаний, которую предложили военные.

Представители Росвооружения в свою очередь, сетовали на задержку на Дальнем Востоке, сроков отработки батареи одноразового действия в холодной воде для этой торпеды. Где бригада «Гидроприбора», во главе с Сильченковым, положила все пять торпед на дно Японского моря.

Военные моряки жаловались на несвоевременную оплату промышленностью топлива для кораблей. И на пренебрежительное отношение со стороны промышленности к безопасности проведения испытаний.

И исключительно все заинтересованные лица, как гражданские, так и военные, на современном сленге стейкхолдеры, были недовольны объемами и порядком финансирования. Хотя что тут сетовать? Сами контракт заключали!

Китайские представители, видя такую несогласованность и ведомственную неразбериху, в якобы «монолитной» позиции российской стороны, пообещали профинансировать дополнительные работы, чтобы испытать торпеду в противолодочном режиме в предельных условиях.

Наши, чуя запах денег, согласились. В этом гвалте как-то выпал вопрос об изменении данных стрельбы на основании этого совещания. В частности, на совещании была увеличена глубина пуска. Руководил процессом изменения данных стрельбы уже знакомый мне – главный конструктор торпеды Лебедев.

Условия стрельбы на основании протокола совещания были им были изменены. А вот изменить установки глубин аварийной системы спасения – он то ли забыл, то ли не догадался. При подготовке практической торпеды УЭТТ в «Гидроприборе», установки глубин ограничения верха и низа, так же остались прежними. То есть такими, как на ранее согласованной, старой схеме стрельбы, двухмесячной давности.

Это совещание в «Гидроприборе», по сути подвело черту под попыткой нашего Концерна, с ходу поставить на внешний рынок первую экспортную торпеду. Понадобилось еще два года для выполнения условий контракта.

                Глава 31. Эпизоды испытаний первой
                экспортной торпеды УЭТТ
 
Мы вышли в море для продолжения испытаний торпеды в начале июля. Стрельбу торпедой УЭТТ с телеуправлением по надводному кораблю проводили в Финском заливе у острова Мощный на следующий день.

Стреляли из перископного положения. Волнение моря было около двух баллов. Глубина под килем минимально допустимая. Метров шестьдесят, не больше. Корабль-цель находился в 30 кбт, от нас, и шел на скорости примерно 16 узлов. Начальный курсовой угол на НК-цель был около 45 град.

Когда НК-цель начала пересекать наш курс, мы с дистанции 20 каб, произвели стрельбу торпедой в режиме «НК-ТУ» и осуществили небольшой до ворот торпеды по линии ТУ. Затем перевели торпеду опять же по телеуправлению на боевую глубину и разрешили ей самонаведение. В результате торпеда захватила след и навелась на НК-цель. После чего осуществила еще два повторных поиска и наведения на неё.

Мы радовались. Нам казалось, что первая стрельба по НК-цели прошла отлично. Ушков прилип к перископу, чтобы наблюдать всплытие и подъем торпеды на борт торпедолова.

- Наблюдаю оранжевые мешки всплывшей торпеды по пеленгу 254 градуса! Торпедолов идет к ней!

Внезапно лицо его омрачилось, - что-то на торпедолове много суеты, озабоченно произнес председатель ГК.

- Ну что? Сергей Анатольевич! Подняли? – Спрашиваю я его.

- Посмотри-ка дружище сам.

В окуляре перископа были видны люди, что суетились на корме торпедолова, указывая друг другу на что-то. Наверное, на торпеду – догадался я. Что же там случилось? Не разглядеть!

Зато все буквально через мгновение стало предельно понятно председателю госкомиссии Ушкову Сергею Анатольевичу.
 
- Эх мореманы, - в сердцах произнес Сергей Анатольевич, - пропороли баграми сразу оба мешка и две тонны металла ушли на дно. Так что дорогой, - обратился он ко мне, - как гласит морской закон: - «Без спасения, нет и вознаграждения».

Через десять минут с торпедолова по радио для Сергея Анатольевича была передана информация, о том, что торпеда сначала наблюдалась на поверхности, а затем почему-то утонула. Что он уже и так знал.

Сергей Анатольевич сам вызвал на связь по УКВ ЗАС командира и старшего на борту. Надо было слышать этот стон, что у нас песней зовется! Казалось, что не председатель ГК, а свирепый боцман распекает провинившихся матросов.

Я даже полагал, что аппаратура ЗАС не знает и не пропустит таких слов в эфир! Во всяком случае, от всегда интеллигентного и сдержанного Председателя Госкомиссии я не ожидал ничего подобного. Вот как человек переживал за порученное ему дело!

В Балтийск мы шли в надводном положении. На западе, «над черным носом нашей субмарины, взошла Венера, странная звезда». Смеркалось. Ветер усиливался. Он дул прямо в лицо вахтенному офицеру. Настроение было подавленное.

Я во время перехода, безвылазно находился в центральном посту. Сначала попытался сверить репитеры гирокомпаса. Но на новой лодке, которая только что с завода, в этом не было нужды. Поэтому плотно занялся подготовкой оператора БИУС. Мы с ним на протяжении вечера несколько раз отработали схему предстоящей противолодочной стрельбы.
 
Сергей Анатольевич, в свою очередь, был на мостике. Он, облокотившись об нактоуз, продумывал какие-то варианты решения поставленной ему задачи на завершение испытаний.

Шансов решить её было не много. Но если бы был хоть один шанс из ста, он непременно сумел бы его использовать! А без этого шанса, испытания УЭТТ по-видимому придется перенести. Года на два. Не меньше.

Сергей Анатольевич устало прищурил глаза и ему представилось недалекое будущее.

…. Будто вот так, как сейчас, но спустя два года, он по-прежнему находится мостике подводной лодки. Будто бы их лодка снова, упрямо движется на Запад. На встречу огненному зареву заката. Что делать? Надо продолжать испытания злополучной торпеды.

Солнце между тем село. Быстро стемнело. Вспышки кормового проблескового огня, выхватывают из темноты, то лицо рулевого сигнальщика, сосредоточенное на осмотре горизонта, то капюшоны комбрига и вахтенного офицера, молчаливо курящие и прячущие за стеклом ветроотбойника. Он даже как будто слышит их разговоры на мостике.

- Товарищ вахтенный офицер! С лева 20 - надводная цель! Дистанция 19 - 20 каб. Вижу топовый и красный бортовой огонь. Цель движется в право. Идет на пересечение нашего курса!

- Есть сигнальщик, - отвечает вахтенный офицер, -  принял.

- Товарищ комбриг! Метристы об этой цели уже докладывали. Это цель №7. Вижу её на ВИКО МРК-50. Цель пересечет наш курс примерно через десять минут.

- Добро, - отвечает вахтенному комбриг, - думая, о чем-то своем.

Через несколько минут сигнальщик опять докладывает.

- Товарищ вахтенный! Обнаружена цель №8. С лева 16 дистанция 12 каб. Судя по огням, цель №8 тоже идет в право, на пересечение нашего курса!

- Есть сигнальщик, - так же спокойно отвечает вахтенный, - Доклад принял.

- Товарищ комбриг. Предлагаю застопорить ход. И подождать пока пройдут суда.

- Что значит «есть»! Что значит «пропустить»! - Взрывается комбриг! - Мы с Вами пока ещё на фарватере. Зачем же нам останавливаться и уступить им дорогу! А у целей там что? Гнездо или улей? Может ещё третья цель появится? Так и будем, ждать, пока все пчелы из улья не вылетят? Так мы Вами в Балтийск к сроку не попадём!

- Оба мотора вперед полный! – Азартно прокричал комбриг в «Каштан», - проскочим! Вахтенный, смотри, как это делается, и учись!

- Мостик! Центральный! Работают оба мотора на полную мощность. Ход 12 узлов! – Донесся голос вахтенного механика из центрального поста.

- БИП! Доложить условия расхождения с целями №7 и №8. – скомандовал комбриг.
Спустя минуту из центрального поста прозвучало.

- Мостик! БИП! Определены условия расхождения с целями №7 и 8: На ходу 12 узлов разойдемся с целями через 7 минут. С целью № 7 в дистанции 4каб, по пеленгу 357 по носу, а с целью №8 в дистанции 5каб по пеленгу 185 по корме.

- Вот видишь! Проскакиваем! А так стояли бы на фарватере и ждали у моря погоды! Видел, как я, и так, на глаз, все точно определил? БИП и БИУС данные моего глазомера подтверждают. Учись студент!

Сергей Анатольевич, решил проверить и свой глазомер. Припав к пеленгатору, он решил рассмотреть проявившийся в темноте силуэт судна, только что пересекшего курс лодки. Сначала он попытался рассмотреть его имя из освещенных фонарем двух слов: «Леонид Бочков».

- Буксир, - догадался Сергей Анатольевич, - кого только не встретишь вблизи большого порта. Потом он стал рассматривать и сам буксир.

- Интересно, что он делает, пересекая наш путь? Наверное, идет по-своему фарватеру? Тогда где разграничительные вехи их пересечения? И вообще идет буксир как-то странно. Словно напрягается изо всех сил. Вон дым из трубы, валит вернее появляется, при редких отблесках. Наверное, кого-то тянет, - размышлял Сергей Анатольевич.
 
Лодка на ходу 12 узлов, чуть подрагивала. Мостик изредка стал заливался косыми волнами. Комбриг, словно предчувствуя не ладное, крикнул.

- Вахтенный! Курильщикам в низ! Очистить ограждение рубки!
 
- Денис Петрович, - прокричал высокопоставленный пассажир комбригу, - что означают эти три топовых огня, причем верхний из них, желтый?

- Желтый – это буксировочный огонь? – емко, и со знанием хорошей морской практики, пояснил комбриг?

- Тогда, где судно, которое буксир тянет. Это ведь не тральщик? Как тральщики ходят, и какие огни они носят со стороны трала, я знаю!

Головы комбрига и вахтенного офицера, а вернее их капюшоны, одновременно завращались, пытаясь обнаружить буксируемое судно. Но ничего, кроме второго судна, то есть цели №8 - слева 80 относительно лодки не увидели.

- Да, наверное, её то, то есть цель №8 и буксирует, - задумчиво произнес вахтенные офицер и вдруг истошно заорал.

- Стоп оба мотора!!! Оба мотора реверс!!! Все в низ! И сигнальщик тоже! – Вахтенный спрыгнул со своего места и потянул Сергея Анатольевича за рукав в темноту ограждения.

Комбриг успел спрыгнуть даже раньше нас. Сергей Анатольевич попытался было освободиться от вахтенного офицера, но он держал его куртку мертвой хваткой.

 …И вдруг раздался глухой удар о корпус. Лодка задрожала как в конвульсиях и клюнула носом. Получив градусов 10-15 дифферента. Одновременно рубку захлестнула очередная волна. Все трое скатились в носовой закуток ограждения рубки.

…В верху прозвучали непонятные, режущие душу звуки, откуда то сверху, посыпались осколки стекла…и одновременно раздался какой-то свист со щелчком. Как будто трос какой-то лопнул. Потом дифферент выровнялся. Затем он опять увеличился. Но уже меньше.

- Артемов! Ты где! – прокричал вахтенный офицер в темноту, прерываемую тусклым светом проблескового огня! Он внутренне порадовался, что маячок все же работает.

- Я здесь, на своем месте, на площадке сижу, - отозвался сигнальщик, - удалось только сгруппироваться в ограждении рубки, - раздался его дрожащий голос.

- Слава богу. Все живы, - прервал аварийную перекличку, набирающий уверенность голос комбрига, пока ещё прижатого нашими телами к боцманским принадлежностям, складированным в выгородке, - вахтенный офицер, бегом в низ, оцените обстановку на лодке!

- А Вы товарищ председатель пока посидите здесь. Я сейчас вылезу и посмотрю, что там творится на мостике!

- Комбриг протиснулся на трап. В проёме мелькнули его сапоги и он уцепившись за поручни, вылез на мостик. Сергей Анатольевич немного выждал и поднялся вслед за ним на мостик.

- Объявите из центральной аварийной тревоги, - кричал в «Каштан» комбриг, - командира ПЛ немедленно ко мне на мостик. Докладывайте вахтенному офицеру и нам на мостик, состояние в отсеках подводной лодки!

На мостике Сергей Анатольевич отдышался сам, и оценил окружающую обстановку. Лодка, уже без хода, качалась на волнах. От козырька мостика остались лишь согнутые направляющие. Битые стекла от козырька, наверное, и сыпались на наши головы.

От антенны связи остался лишь обломок её нижней части, блестящее выдвижное устройство перископа было лишено оптической головки и как ему показалось, было чуть, чуть согнуто.

Бросив взгляд на лодку в районе обтекателя и носовой надстройки Сергей Анатольевич увидел черные полосы и следы от повреждений, а также вырванные какой-то силой куски резинового покрытия. Что произошло с акустической антенной Сергей Анатольевич не мог знать.

- А из отсеков уже доносились доклады: «Первый отсек к бою готов! Отсек осмотрен. Замечаний нет», «Второй отсек к бою готов! …Отсек осмотрен: Не работает ГАК у гидроакустиков»! «Третий отсек к бою готов! … Отсек осмотрен. Замечаний нет»! ….

- На трос налетели! – Упавшим голосом оповестил Сергея Анатольевича комбриг, - вон на буксировщике, что с правого борта, команда остаток троса вытягивает. Сейчас буксир, то есть «Бочков», выйдет на связь! Будем разбираться!

- А, кого он буксировал?

- Кого, кого? Да баржу с песком! Видите, вон ту баржу, которая болтается у нашего левого борта. Вон она. Смотрите, на палубе баржи испуганные люди, вернее матросы, шарахаются….

…- Сергей Анатольевич очнулся наконец от своих недобрых предчувствий.

- Главное, что все живы! - Неожиданно сказал он в слух, и подумал, - покажется же такое на самом деле. Не дай бог, что бы это сбылось. Но что будет, со мной и всякими старшими на борту, если вдруг предвиденье сбудется? Большой вопрос!

- Товарищ председатель Государственной Комиссии!!! Вы это о чем переживаете? Вы во время невеселых дум даже в лице изменились. У нас, как видите, все под контролем, - так что попусту не беспокойтесь, Сергей Анатольевич, - на всякий случай отрапортовал комбриг, - стрельбы у Балтийска пройдут на отлично.

Не тут-то было! Штаб Балтфлота, в очередной раз, озаботившись безопасностью кораблей, выделенных для проведения испытаний, разразился управляющей шифровкой в адрес председателя ГК.

Согласно содержанию шифровки, в схему стрельбы предлагалось ввести запретную зону шириной в 20 каб. В которую никто не должен был заходить. А точки начала движения стреляющей лодки и лодки-цели развести аж на 60 кабельтов.

Горизонты точек стрельбы нахождения ПЛ-цели были указаны в соответствии с требованиями Китайской стороны. В шифровке запрашивалось наше мнение о возможности испытаний торпеды УЭТТ в данных условиях.

Мы с Сергеем Анатольевичем, а также комбриг и командир лодки, в рубке штурмана обсуждали возможность продолжения испытаний торпеды.

Сближение дистанции начала испытаний никто на себя взять не мог. А как же – безопасность лодок, особенно объявленная начальством, превыше всего! Переносить горизонты ПЛ-цели и стреляющей лодки – тоже никто не захотел. А как же – соблюдение заданных горизонтов (глубин) стреляющей ПЛ и ПЛ-цели, обещано инозаказчику! А это деньги!

Мы были озабочены тем, что мы можем пройти мимо друг друга и ничего сквозь толщу воды не увидеть. К тому же слой скачка! Куда тогда стрелять? В точку, определенную по счислению? А нам нужен был железобетонный результат. На все 100 процентов.

Решили. Пусть ПЛ-цель обозначает себя посылками гидролокатора. А мы уж, как ни будь, на неё выйдем. Китайской стороне знать об этом факте упрощения не обязательно. Сергей Анатольевич подготовил и отправил соответствующее радио в штаб «Балтфлота» Там согласились.

В 10 00 лодки погрузились. Фактические точки погружения не отметили. Далеко. Лодки по радиолокации перископы друг друга на 60 кабельтовых не видят. Ползем по счислению в кромешной «акустической темноте» навстречу цели.

Периодически мы слышим импульсы гидролокатора, излучаемые целью. Точки нахождения лодки-цели определяем на стреляющей лодке на выпуклый военно-морской глаз. С точностью до квадранта Декарта.

В 10 22 занимаем горизонт стрельбы. За одну минуту до залпа по расчетному пеленгу, обнаружились какие-то шумы. Мгновенно вырабатываем данные стрельбы. И пуляем по указанному пеленгу.

Мы даже изготовились наводить торпеду по телеуправлению. Правда, куда - неизвестно. Сначала думали схитрить. Поводить торпеду то в лево, то право, а затем вернуть её на начальный курс. Все равно ведь шума цели нет.

Но и шумов торпеды, мы на фоне шумов выстрела, тоже не обнаружили. А по линии телеуправления неожиданно пришел «Отказ ТУ». Спустя еще несколько секунд, из рубки гидроакустиков на всю лодку, издевательски застрекотал «стукач» УЭТТ ...Сработал система спасения нашей торпеды. «Аллес». Приплыли! ...

…Потом в «Гидроприборе» рассказывали, что за полчаса до описанных событий, главный конструктор УЭТТ Юрий Лебедев, облегчаясь после завтрака в туалете, сопоставил в уме обе схемы стрельбы и пришел в крайнее расстройство и возбуждение.

Так как, торпеда уже две недели была подготовлена неправильно. Чтобы сразу же после залпа, нарваться на «Аварийный стоп». Поскольку глубина старта оказалась больше максимальной глубины ограничения низа. И никто, среди десятка согласующих начальников, в том числе и мы, этого не заметили.

Лебедев, не заправив толком штаны под пиджак, ворвался в кабинет генерального директора, и срочно связался по телефону со Штабом Балтфлота. Трубку взял уже известный читателю Вороненков.
 
Уловив суть проблемы, Вороненков устало сказал.

- Юрий Алексеевич! Хорошо, что Вы позвонили. Но увы поздно. Дорога ложка к обеду. Уже десять минут, как обе лодки находятся на боевом курсе! - И  положил трубку…

…Создание торпеды УЭТТ, руководство «Росвооружения», перенесло еще на два года. Главного конструктора торпеды УЭТТ из «Гидроприбора», отправили на пенсию. Вместо него назначили обязательного и пунктуального человека - Соболева Игоря.

Мы же с Сергеем Анатольевичем еще два года курировали и участвовали в доработках и стрельбах этой торпедой. В основном на Черноморском флоте. Ну и на других флотах России тоже.

В конце концов, по просьбе инозаказчика, я был включен в нашу делегацию, отправлявшуюся за границу. То есть в Китай. С целью оказания практической помощи китайским товарищам в проведении практических стрельб при освоении этой торпеды.

Мне не хотелось отправляться за рубеж. Но в институт позвонили из соответствующего управления флота и настоятельно рекомендовали Волошину не выпендриваться, а ехать, и выполнять свой долг перед Родиной.

Я конечно же поеду, куда они прикажут. Куда же я денусь с подводной лодки? А вот чиновники, живущие за мой счет. Они-то мне, что ни будь и когда ни будь, будут должны? Как оказалось - ничего.

За неделю до вылета меня попросили провести инструктивно-методическое занятие по ТТХ и особенностям использования торпеды УЭТТ с моряками бригады, едущими в Китай. Что я и сделал. С большим удовольствием.

               
                Глава 32. Курица не птица -
                Китай не заграница!

Нас, военных и гражданских российских специалистов, в марте 2001 года направили в Китай, в составе двух команд. Обе команды вылетели для оказания помощи китайской стороне в испытаниях торпеды УЭТТ в Южных морях. Вылет состоялся в конце марта. На Боинге «Аэрофлота». Из Москвы с пересадкой в Пекине и до Тончина, команды следовали вместе.

Гражданская команда осталась в Тончине. Она состояла примерно из двадцати пяти человек. В основном из специалистов «Гидроприбора». Эта команда контролировала подготовку торпед УЭТТ на китайской базе оружия.

В этом городе находилась сдаточная база наших ПЛ, проходящих адаптацию к морским условиям Северного флота КНР. Для корабельных специалистов «Рубина», «Северной и Адмиралтейских» верфей и других было выстроено несколько зданий. Там мы все и поселились.

Через три дня, из Тончина, наша военная команда вылетела уже отдельно на юг КНР. С пересадкой в Гуанджоу, прямо на остров Хайнань. Военная команда, состояла всего из пяти человек. Эта команда должна была заниматься подготовкой китайского экипажа, на проданной Китаю подводной лодке 877ЭКМ проекта. Сама лодка же базировалась близ города Сания, что на южной оконечности острова.

Военную команду из пяти человек возглавлял командир Б-806, входящей в 13-ю бригаду, Балакирев Михаил Николаевич, тогда капитан 2 ранга. В состав его команды входили: командир минно-торпедной боевой части Александр – старший лейтенант, старшина команды торпедистов Василий - мичман, гражданский специалист по БИУС «Узел» Кремнев с завода «Молот» и я – капитан 1 ранга.

Подготовленные партии торпед на остров доставлялись авиатранспортом. Общее руководство и координацию действий гражданской и военной команд осуществлял главный конструктор торпеды УЭТТ Игорь Соболев.

Город на экзотическом берегу Южно-китайского моря Сания, являлся китайским аналогом нашего черноморского города Сочи. Во время густых темных китайских ночей Санию заливал электрический свет. За теплыми водами Тонкинского залива был Вьетнам. Наша недавняя боль и радость победы над америкосами.

Нас поселили в отдельно стоящем отеле, напоминавшем американский Белый дом. Жили мы во внутреннем дворе в небольших домиках, окружавших бассейн. От китайского Белого дома до Сании и до базы подводных лодок Южного флота Китая, было примерно километров пять-семь. Только в противоположных направлениях.

На второй день, после нашего приезда, над островом Хайнань, китайским истребителем был поврежден и посажен на аэродром в близи г. Сании, американский самолет радиоразведки ЕР-3. Пилот китайского истребителя погиб.

Весь экипаж воздушного разведчика - 24 американца, пилоты и операторы радиоразведки, включая трех женщин, был на время интернированы и поселены в одном из отелей. Нам, китайские товарищи даже показывали в каком из них конкретно .

К слову наши китайские кураторы: переводчики, технические специалисты, охранники и другая обслуга, целых две недели пребывали в чрезвычайном возбуждении. Ходили в белых военных рубашках и готовились к эскалации конфликта. Мечтали, наверное, как товарищ Ляо, старший из них, повоевать с амерами и захватить Тайвань!

Командор (старший полковник) Ляо был руководителем проекта закупки УЭТТ у России. Я его немного знал по предыдущим испытаниям в наших морях. Его жена, была яркой красавицей. Она тоже приезжала в Россию и посещала С.Петербург и «Гидроприбор».

Она, была известной в Китае актрисой и имела звание заслуженной артистки театра армии КНР. А заодно полковника НОАК. Как женщина, она мне очень нравилась. Я также чувствовал взаимную симпатию с её стороны.

Когда, скажем меня, как разработчика схем стрельбы, представлял начальник НПК-5 «Гидроприбора» Казаков Борис Михайлович, он нечаянно упомянул о моем большом опыте и обширных знаниях.

Тогда китайцы учтиво выразили готовность учится у меня, но выразили сожаления о невозможности налаживания полноценного диалога по причине секретности.

Я, надув щеки и выпятив верхнюю губу очень громко произнес.

- От такой божественной, неземной красоты, - и при этом выразительно указал взглядом на жену товарища Ляо, - у нас нет секретов! Чем снискал аплодисменты российской и китайской публики.

Коммодор Ляо не раз сам говорил и мне и Ушкову, что его сердце разрывается между Москвой и Вашингтоном. Победила в конечном счете более низкая цена российской торпеды. Товарищ Ляо в редкие часы отдыха объяснял нам как заблудшим овцам, политику КПК и сетовал, на то что у нас идеология рухнула.

В общении командор Ляо был, как мне показалось, был очень прост. Заталкивал вместе со всеми торпеду, на грузовой тележке в цех. Пытался вести с нами россиянами задушевные беседы о десяти сталинских ударах.

Однако меня не могла убаюкать его демократичность. В ответ на выпад командора, о том, что мы в начале 21 века поставляем китайцам в лучшем случае антиквариат, а в худшем просто «дрова», я возразил.

- Попробуйте сами сделать лучше! Посмотрим, что у вас получится?

На самом деле в аналог УЭТТ, то есть в торпеду УСЭТ-80КМ, было вложено очень много. В основном технологических достижений советской эпохи и денег бывшего СССР.

Одно то, что торпеда была рассчитана до глубин порядка тысячи метров вызывало восхищение и уважение. Она даже была испытана реальными практическими стрельбами с ПЛ «Комсомолец» на глубине восемьсот метров!

Правда в случае боевых стрельб, поразить скажем ПЛ-цель на предельной глубине, нам бы не удалось. Так как антенна противолодочной аппаратуры ССН данной торпеды могла применяться лишь до 450 метров.

Специально для этих торпед была разработаны медно-магниевые батареи одноразового действия (БОД), заливаемые морской водой. И развернуто их серийное производство. То есть построен целый завод выпускающий торпедные батареи!

Правда эти батареи так и не были испытаны в холодной соленой воде. А именно в ней обостряются процессы шлакования. В результате двигатели торпед с течением времени теряли тягу, а сами торпеды - транспортные характеристики.

«Гидропрбором» был проведен большой объем работ по устранению электрических помех, возникающих при переключениях контактора к силовым цепям и при работе двигателя торпеды на разных режимах движения. Торпеда теперь стала действительно  универсальной по целям! Была также доведена до ума, не работавшая ранее, система телеуправления.

Правда УЭТТ с помощью телеуправления по-прежнему можно было наводить на цель лишь одну торпеду и только в одной (горизонтальной) плоскости. Таким образом в СТУ остались реализованные прежде и уже устаревшие алгоритмы телеуправления.

А сколько технологических ухищрений было вложено «Гидропрбором» в обесшумливание советского аналога торпеды!

Это и антивибрационная рама для двигателя ДП-31А, размещённая на специальных опорах, и стерженьковая амортизация отсеков, и демпфирующие перфорированные покрытия, выложенные внутри отсеков, и 9х11 биротативные малошумные винты, со специально искривленными лопастями, и шумопоглащающие развязки от структурных помех между силовым и головным отсеками!

Правда если сложить в децибелах вклад каждого технического решения в уменьшение общей шумности торпеды, то её приведённая шумность оказывалась ниже уровня шумов моря в 1 балл, определенных ещё Кнудсеном!

По сути мы продавали не доведенный до конца нашей промышленностью полуфабрикат. Так сказать, не ограненный алмаз. Мне было страшно жаль его. Успокаивало только то обстоятельство, что китайцы вряд ли сумеют, да и вряд ли захотят, идти по нашему пути, чтобы воспроизводить устаревшие технологии.

Я был предупрежден нашими чекистами якобы о «коварстве» этого человека. Поэтому в разговоры с ним не по делу, как, впрочем, и с другими китайскими специалистами, не вступал.

Я старался держаться на виду у китайских начальников преувеличенно громко и уверенно, а оставаясь с ними один на один, действовал демонстративно, но уже более осторожно. При этом я всячески рекламировал достоинства торпеды и скрывал, как мог, её недостатки.

Несколько раз проходя по технической территории базы я чувствовал прямо кожей, что китайцы очень любят обслуживать и ремонтировать свою технику. Я не раз наблюдал как лихо они вытаскивают и ремонтируют выдвижные устройства и другие агрегаты лодки прямо на пирсе.

А вот стреляют китайцы редко. И по сути дела, стрелять то они, совсем не умели. Наши командиры, даже нынешние российские, были на голову выше китайских.

Например, меня приятно удивил дублер командира - Михаил Николаевич. Как оказалось, он кроме тактики, прекрасно владел графическими программам на компьютере.

И когда китайские умники из Пекина принесли ему какие-то изменения в схему противолодочной стрельбы, то он сразу не только указал на тактическую неприемлемость их предложений, но тут же сел за компьютер с иероглифами и все исправил. Знай наших!

Поэтому проводя тренировки я уже не сомневался, что надо делать. Я продолжил практику обучения китайского КБР по самой примитивной методике. Аналогично тому, так как делал я это еще ранее. То есть во время испытаний УЭТТ на российских полигонах. Главное ведь попасть в цель здесь и сейчас. Не обучать же мне китайцев на все случаи жизни!

Я просто заставлял китайцев вводить пеленги на цель, поступающие от ГАК МГК-400Э в ручном режиме в БИУС МВУ-110Э «Узел». Только и всего.

Какие при этом получат китайцы координаты и параметры движения цели и какие данные стрельбы в итоге выработают и введут в торпеду, меня абсолютно не волновало.

Поскольку, во-первых, данные стрельбы, в нашем случае всегда можно было скорректировать в режиме ТУ. И в конечном счете попасть в цель. (А испытательные стрельбы проводились только в режиме телеуправления). И во-вторых, я же им не БИУС сдаю, а торпеду! К торпеде претензии есть? Нет! А если с БИУС-ом что-то не так, так это не ко мне вопросы.

Следующим, преднамеренно формируемым мною заблуждением, для китайской стороны было преувеличение необходимости точного вывода торпеды по ТУ непосредственно на пеленг ПЛ-цели или на середину регистрируемого следа НК-цели в момент её захвата ССН торпеды.

- Иначе, - утверждал я, - будут большие потери в эффективности торпеды.

Что на самом деле было правдой лишь отчасти. Например, вероятностный процесс самонаведения на подводную лодку мог не начаться только в одном случае. При малом радиусе захвата цели ССН торпеды и сопоставимости этого радиуса с движением торпеды на частных гласах в пределах длинного цикла.

Только в этом случае алгоритм осмотра зоны торпеды УЭТТ не покрывал полностью область возможного положения цели. Вследствие чего в зоне возникали разрывы на краях этой области и возрастала вероятность пропуска цели.

И наконец излюбленным моим приемом, было обучение действиям оператора телеуправления в экстремальных ситуациях. А на самом деле, окончательное запутывание их.

Кроме того, во время тренировок КБР я нарочно долго не показывал китайцам специальный тумблер, для вывода торпеды на боевую глубину при стрельбе по НК.

Иногда я неожиданно и незаметно перезапускал ЦВС, тем самым имитируя выход БИУС из строя, и в самый ответственный момент орал на немецком языке.

- «Feuer! …Schiessen! Schiessen...», - чем приводил китайских операторов БИУС в полный ступор.

Не обходилось и без случайных незапланированных ситуаций. Так при стрельбе по НК-цели, уже после вывода китайцами, торпеды на боевую глубину, курс у торпеды оказался на 13,5 градусов меньше чем они задавали по ТУ.

Им как и нам при этой стрельбе повезло. Торпеда прошла под «обрез». То есть непосредственно за кормой цели. Именно поэтому УЭТТ трижды выполнила круги запрограммированного повторного наведения на НК-цель по её кильватерной струе.

Весь процесс наведения торпеды отображался на устройстве наглядного отображения (УНО) БИУС-а, что привело китайцев в неописуемый восторг! Три круга, три наведения!

А ведь еще немного и торпеда бы промахнулась! Прошла бы по носу. И поминай потом как её звали. Вот бы был конфуз, когда пришлось бы разбираться, почему у торпеды такая траектория!

Допустить подобный сбой при противолодочной стрельбе, мы не могли. Я битых два часа убеждал Кремнева, что надо разобраться с этим случаем. Он сначала отказывался. Мол БИУС сдан военной приемкой и его приборы опечатаны!

Но я его всё же убедил. Потому что стрелять торпедой УЭТТ с неисправным БИУС-ом в режиме ТУ было технической авантюрой. В субботу мы тайно пошли на лодку. Китайцам объяснили, что дескать надо окончательно проверить готовность СТУ и АТУ-81Э.

Возились с аппаратурой телеуправления и БИУС-ом битых два часа. Пока не установили, что вышел из строя один из усилителей дешифратора кода АТУ-81Э.

После замены усилителя угол управления, снимаемый с передатчика, прибора 2Т, стал наконец соответствовать задаваемым величинам. Отлегло от сердца. Не исправили бы вовремя. И у нас были бы большие неприятности при стрельбе по ПЛ-цели!

Я кстати вспомнил, как в прошлом году, еще при испытаниях такой же лодки стрельбой в России, мы всю ночь не могли понять, почему не проходит проверка целостности линии ТУ, в ходе подготовки изделия в ТА.

И только к утру мы доперли, что в соединительной коробке, что находилась на подволоке первого отсека, монтажники перепутали сигнальные концы номеров торпедных аппаратов!

А вообще-то каждый из нас чувствовал свое превосходство над китайцами. Мы были уверены в себе. Знали материальную часть. Умели пользоваться каждым прибором. Китайцы буквально смотрели нам в рот! И безропотно подчинялись!

…При редких встречах с китайским экипажем мы демонстрировали свое превосходство буквально во всех соревнованиях. От выпивания полуторалитровой бутылки пива, без помощи рук, до укладывания этих рук вместе с плечами китайцев на стол общей трапезы.

Рук всех китайцев, без разбору. Даже самых могучих. Благо, что оба наших подводника - дублеры командира БЧ-3 и старшины команды торпедистов, а именно Саша и Вася, были настоящими, огромными, русскими богатырями.

Ещё помню, что я при очередном тосте рассказал китайскому экипажу, о том, как встретил смерть великого кормчего Мао-дзе-дуна, будучи в Японском море. Тогда ведь мы с китайцами временно были врагами.

А вот сейчас, когда пришло осознание и расплата за временную потерю знамени коммунизма, меня охватил стыд за содеянное.

Я посыпал голову пеплом и высказал сожаление о том, что мы, как неразумные дети, тогда далеком прошлом кричали «Ура»! И радовались! В конце концов я выразил твёрдую уверенность в том, что теперь мы вместе, и наверное скоро уже гордо подымем знамя коммунизма.

Мой рассказ увенчался тостом за вечную дружбу русского и китайского народов! Все аплодировали и пили стоя. Потом пили еще за что-то. Теперь уже точно я не помню.

Напоследок затянули песню. «Катюшу», «По долинам и по взгорьям» и дошли до «Трех танкистов»!

Михаил Николаевич дернул меня за рукав. – Серега, нельзя эту песню! Она про китайцев!

- Не - а, не про них! А про японцев! – уверенно отвечал я ему!

А он говорит, - что все равно нельзя, но если очень хочется, то можно!!!
Запевай!!!

Наконец Михаил Николаевич решил, что надо притормозить и остановиться. Мы допели очередную песню и чинно вышли из-за стола. Распрощались с офицерами экипажа. Моральная победа над китайцами была достигнута.

Теперь, если китайский экипаж пытался отвлечься от обучения и заняться какими-то своими делами, Михаил Николаевич бомбил их своим очередным меморандумом….

- Дескать, - «опять по вине китайской стороны не проведены (перенесены) тренировки…», или опять же «не проведены учения по проверке телеуправляемой торпеды перед стрельбой…». Больше бумаги, чище сами знаете, что. Китайцы занервничали. И больше тренировок не пропускали.

Наконец мы вышли в Южно-Китайское море для продолжения испытаний торпеды УЭТТ стрельбами по подводной лодке. Стрельба несколько задержалась. Я даже думал, что они (китайцы) решили подсунуть под нашу торпеду свой атомный ракетоносец. Они оба тогда стояли в базе.

Но верилось в это с трудом. Ведь командир лодки-цели был нам якобы знаком. Однако по рангу был значительно ниже и равнозначен капитану второго ранга. То есть командиру дизелюхи.

Одним словом, лодка –цель, якобы тоже была: 877ЭКМ или 636-ого проекта. Настоящего звания "командира" мы не знали. И  точно не установили.

Мы обсуждал с командиром этой ПЛ-цели схему стрельбы дважды. Когда же мы выходили из базы на стреляющей ПЛ, нас российских специалистов, загнали в кают-компанию.

Так что увидеть выход ПЛ-цели и судов, обеспечивающих стрельбу, нам не удалось. В сам процесс стрельбы мы не вмешивались. Всё шло по плану. Китайцы старательно, каждую минуту вводили акустический пеленг в БИУС. Как я их научил, в ручном режиме.

Китайцы явно что-то темнили. Стрельба два раза переносилась на час. Наконец мы погрузились для стрельбы. По замыслу, в точке залпа ПЛ-цель обнаружив выстрел торпедой, должна была начать поворот на право и увеличить скорость хода. Без изменения глубины.

Я сидел в углу и в работу операторов БИУС и ГАК, так же как другие российские специалисты, не вмешивался. Однако, когда я явственно увидел на ВИКО ГАК две цели вместо одной, то не выдержал. Хотя обе цели находились почти в створе, мне пришлось сделать уточнение.

Для этого я только спросил, - В какую цель стреляете? В цель №1 или №2?

- В цель №1 – коротко ответили мне китайцы.

Я, каким-то чудом, только по изображению на ВИКО ГАК совсем без звука, уловил, что отметка цели №2 изменилась. То есть прошли какие-то изменения в её конфигурации.

Поэтому я сказал, - стрелять вам надо по цели №2! Гарантирую, что не промахнетесь!

- Оператор БИУС вопросительно взглянул на китайского командира. Тот утвердительно кивнул головой. Оператор пере набрал в залп - 1 цель №2, и спустя минуту на китайским доложил о готовности к стрельбе торпедных аппаратов и боезапаса!

- Прозвучала известная во всем мире международная команда - «Fire»!

- Торпеда вышла, боевой на месте, остаточное в норме, - перевел мне далее, доклад из первого отсека китайский переводчик. - Сейчас по секундно, как Вы и учили, начинаем выполнять программу телеуправления! – Добавил он.

- Выполняйте, - пожал плечами я, - а сам уставился на УНО БИУС, который был настроен на прием нужного кадра. Для мня было главным, чтобы линия связи осталась целой до момента всплытия торпеды на поверхность и что бы вовремя была отдана команда на разрешение самонаведения в торпеде. Остальное было делом техники.

- Ну а торпеда УЭТТ при любом раскладе обязательно найдет цель и попадет в неё! Так как было задумано ранее! – мысленно предвосхитил я результат стрельбы.

Так оно и вышло! В общем вернулись мы в Россию с победой!

Таким образом первый контракт по поставкам торпед УЭТТ между «Росвооружением» и «Гидроприбором» с одной стороны, и НОАК КНР - с другой, был наконец подписан.

Именно с этих торпед начался экспорт Концерном наших торпед серии ТЭ в Китай, Индию, Алжир и в другие страны. Вместе с торпедами поставлялись запасные части и оборудование к ним. Всего Концерном было поставлено более двухсот пятидесяти торпед этого типа.

До сих пор я горжусь тем, что принял непосредственное участие в этом большом деле. Никаких денег, кроме командировочных, ни я ни мои друзья не просили и не получали.

                Глава 33.Истинные исследователи Мирового Океана.

По возвращении из Китая мне очень хотелось выплеснуть накопившиеся впечатления об этой стране. Об открывшейся для меня другой цивилизации. Так не похожей на нашу, христианскую. Но это обстоятельство практически никого не заинтересовало. Кроме моих непосредственных начальников и близких друзей.

Правда через несколько дней, меня для проформы, вызвал начальник Первого института Кораблестроения и Вооружения, теперь наш новый командир – Захаров Игорь Григорьевич. Дело в том, что за время моей заграничной командировки, наш 28-ой институт оружия, окончательно влился в 1-ый институт. Двумя управлениями. Ракетным и минно-торпедным.

В ходе пятнадцатиминутной беседы командир поинтересовался системой торпедно-технического обеспечения и организацией ремонта существующих и вновь строящихся, кораблей НОАК. Я, что знал по этому вопросу, рассказал ему.

Кроме того, я огорчил командира тем, что у китайцев лучше, чем у нас налажен ремонт кораблей и оружия, и обрадовал его неумением наших потенциальных оппонентов применять оружие. После чего вручил командиру специально привезенные из Китая презенты и откланялся.

Мне пора было ехать в Москву. Надо было согласовать календарный план на новую работу. Поскольку нам, решением начальника УПВ, было поручено принять участие в НИЭР.

Данная НИЭР была посвящена выявлению и регистрации гидрофизических аномалий (ГФА), возникающих при движении подводной лодки в стратифицированной морской среде.

Головной организацией по указанной НИЭР было Московское КБ «Электрон», возглавляемое неким Виленчиком. Это КБ после разрыва научных связей с Россией переехало в Москву из украинского Львова.

Оно подхватило тематику нетрадиционного обнаружения подводных лодок не акустическими средствами. Идеологом этой тематики выступал бывший начальник отдела нетрадиционных средств обнаружения из 14-ого института, проживающий ныне где-то в Феодосии.

Данное КБ даже пыталось претендовать на разработку методов уничтожения погруженных подводных лодок, так же нетрадиционным образом. Путем синфазного сложения взрывов от нескольких источников.

КБ «Электрон» в качестве затравки представило отчет по 1-му этапу НИЭР и отчет группы специалистов ЧФ по возможности обнаружения подводных лодок нетрадиционными методами в т.ч. и гипотезу о причинах гибели АПРК «Курск».

Я имел довольно смутное представление о горбе «Бернулли» и о новых методах нетрадиционного обнаружения «Окно» и «Эхо», применяемых противолодочными самолетами в отношении подводных лодок, с помощью РЛС и магнитометров на большой высоте. Хотя кое-что слышал о них во время обучения в академии.

Данные методы обнаружения основывались на регистрации «стоячей волны» от лодки и магнитных полей РЛС и магнетометрами. Но не от корпуса лодки и магнитных полей, порождаемых её корпусом, а от более сильных полей, инициированных ГФА.

Эти поля ГФА имели не только магнитную природу, но благодаря водяным «вихрям», охватывающим подводную лодку, изменяли структуру первичных и вторичных радиолокационных и акустических полей на не котором расстоянии от неё.

Причем размеры вихрей, то есть ГФА, зависели от водоизмещения подводной лодки. Чем больше водоизмещение лодки, тем больший вихрь она вызывала.

Данные поля в свою очередь, были якобы сформированы периодическими колебаниями лодки, возникающими при пересечении водяных слоёв различной плотности - т.н. «страт». По-видимому, в формировании ГФА, какую-то роль играло и не совершенство системы стабилизации рулей подводной лодки, по глубине.

Поскольку поля от ГФА, по сравнению с полями от корпуса ПЛ, обладали более высокой отражающей способностью и более сильным магнитным моментом, то их гипотетически можно было обнаружить на большей, чем обычно, высоте.

Отсюда и более высокая поисковая производительность радиолокационных и авиационных магнитометрических средств.

Считалось, что поля от ГФА, постоянно сопровождают лодку. Они якобы имеют более высокие отражательную способность и магнитный момент, более ярко проявляются при всплытии подводной лодки, но и регистрируются в более низкочастотных диапазонах

Благодаря изменениям структуры радиолокационных и гидроакустических полей, многие полагали, что ГФА могут быть обнаружены авиационными радиолокационными средствами и даже гидроакустическими средствами надводных кораблей, подводных лодок и радиогидроакустических буев, при их соответствующей настройке.

Собственно, основную роль в подключении этой тематики к ответственности УПВ, решила фотография вихря ГФА, сделанная космическим аппаратом в сине-зеленой части спектра. На ней время и место обнаружения вихря ГФА совпало с временем и местом нахождения подводной лодки, которой тогда командовал лично, будущий начальник УПВ Гриша Милентьев.

Я догадывался, почему УПВ решило привлечь к данной НИЭР и мою персону. Дело в том, что я неоднократно в своих докладах в управление, выражал мысль о том, что многие подводные объекты могут быть обнаружены не только благодаря непосредственно своим физическим полям, но и благодаря «следам», оставляемым этими объектами в водной среде.

Собственно, так же, как обнаруживаются атмосферные «метеоры» в метеорологическим радиолокационными станциями в воздушной среде. Например, трос удерживающий мину или цепь из всплывающих на поверхность пузырьков, обладали более высокой отражающей способностью и обнаруживались гидроакустическими средствами лучше, чем сама мина.

Такое же явление было использовано при наведении торпед на надводную цель по её кильватерной струе, и наблюдалось скажем при проводке лодки за ледоколом, и при слежении за выпущенной торпедой и в других случаях. Когда сами объекты были малозаметны, находились в головной части следа, но оставляли за собой в морской среде существенные и долгоживущие «метеоры».

И наконец вся моя диссертация на 50 процентов была сконцентрирована на уменьшении помехи от скоростной ракеты, за счет всплывающего на поверхность следа от неё.

Правда я придерживался классических взглядов на природу вещей. Так как полагал, что возникновение причин и появление следствий конечно могут быть определяющими. Но только в рамках отдельно поставленной задачи. Однако тонкости моего восприятия действительности никого не интересовали. И выбор пал на меня.

Выслушивая в МКБ «Электрон» сбивчивою, непоследовательную и непонятную мне, пока еще речь руководителя НИЭР Кобылинского Валерия, оперирующего научными терминами типа «ячеек Бенара». Валерий был по образованию радиохимиком, поэтому он и использовал подобные термины.

В разговоре с ним я высказал простую мысль, о том, что ГФА могут быть обнаружены не только с внешней стороны, но и изнутри расширяющегося кольца. Если оно, это кольцо, действительно существует.

То есть речь шла о том, чтобы обнаружить ГФА на самой подводной лодки, вызывающей эти расходящиеся кольца вихрей. Для этого следовало проследить за объёмной реверберационной помехой какой-нибудь непрерывно работающей активной станции лодки, например, станции гидроакустического миноискания «Арфа-М».

- На самом деле, - подводил я теоретическое обоснование под необходимостью моего присутствия на лодке, ГФА от которой нам следовало обнаружить, - поверхностные отражения зависят от степени волнения моря, донные – от типа грунта и характера дна, а объёмные – от чего зависят? От плавников рыб? Чушь!!!

- Согласен с Вами, - подтвердил ход моей мысли Кобылинский.

- Между тем, - продолжал я, - разброс коэффициентов объёмной реверберации на порядок превосходит соответствующий разброс коэффициентов поверхностной и донной реверберации – утверждал я и высказал предположение, - что может быть, как раз ГФА и являются основными источниками донной реверберации?

- Тогда Вам и карты в руки, - обрадовался Кобылинский, - попробуете набросать программу проведения эксперимента по НИЭР. Когда и где лодка должна погружаться, как она должна маневрировать, на каких скоростях и глубинах? Когда и как всплывать?

- Понятно, - отозвался я, - это так сказать подводная часть эксперимента, а надводная часть? - Где будут базироваться и как пролетать авиационные средства? Какие радиолокационные средства 31-ого испытательного центра (ИЦ) будут задействованы в эксперименте? И наконец, где будет находиться выставляемый Вами буй?

- Не все сразу, - мягко улыбнулся Кобылинский, - делайте свою часть. Что касается обнаружения радиолокационными средствами и обнаружения буем, то мы прилагаем все усилия, чтобы разумно задействовать их. Проработаем и пририсуем к Вашей схеме!

- Понял Вас, - согласился я, – но хотелось бы в общих чертах всё же представлять. Что и как?

- Вот пожалуйста, - как всегда мягко произнес Кобылинский, - например, Саша Кулиев, который сейчас в отпуске, работает над схемой цифровой приставки к береговым РЛС, позволяющей записать в цифровом виде массивы данных от РЛС и осуществить трассировку слабых отражений от ГФА над водной поверхностью. А буй уже дорабатывает бывший сотрудник 31 ИЦ, а теперь уже наш сотрудник, Губин Юрий Петрович. Думаю, через две-три недели, и то и другое будет готово!

- Тогда и схему эксперимента доработаете? – Предположил я.

- Да. Правильно. Потом схему эксперимента мы доработаем и утвердим её в штабе ЧФ России.

Уже через неделю я разработал схему маневрирования подводной лодки на различных глубинах и скоростях движения, и переслал её в МКБ «Электрон». Пришло время снова отправляться на Черноморский флот в Севастополь и Феодосию.

В купе поезда, который следовал в Севастополь, я познакомился с Александром Кулиевым, моим напарником по работе. Александр был ранее начальником отдела Феодосийского филиала московского НИИ. Работал в корпусе на набережной, принадлежащем ВНИИ «Альтаир». Он там занимался лазерной космической связью спутников с подводными лодками. А теперь вот в МКБ «Электрон» ему пришлось проверять возможность создания системы обнаружения ПЛ по ГФА.

Александр Гениевич полностью соответствовал своему отчеству. Его энциклопедические знания, необъятный кругозор и воистину обширные навыки, особенно в вычислительной технике, поистине не имели границ. Ни дать ни взять - гений.

Они потрясали меня и моё воображение. Будучи простым кандидатом наук, его взгляды, мысли и обобщения тянули как минимум на звание академика.

- Если сын такой, то что можно сказать о его отце? – Подумал я, но промолчал, боясь спугнуть его гениальные мысли.

Уроженец Нижнего Новгорода, выпускник физтеха, что в Долгопрудном, Александр Гениевич был моим одногодком. Мы с ним сразу нашли общий язык. В общении Саша был очень приятным, можно сказать компанейским человеком.

Саша долгое время проживал в Феодосии и даже основал в трудные времена свою компанию РиКо. Что означало попросту - «Рога и копыта». Я оценил остроумие и не зашоренность взглядов её основателя.

От него я много узнал об истории Крыма и народов, населявших полуостров. Об их традициях и сложившихся к настоящему времени взаимоотношениях между ними. До него я ничего этого не знал, хоть был в Крыму множество раз.

У Саши в Феодосии оставалась квартира. В ней мы и поселились. Саша как истинный гурман, мечтал о пиве с раками, или на худой конец с омарами. На практике же мы обычно довольствовались яичницей с помидорами.

Обсуждая с Александром Гениевичем научно-технические вопросы предварительного эксперимента и опробования аппаратуры, созданной для выполнения НИЭР, мы пришли к выводу, что ключевой проблемой является адекватное определение уровня помех, на фоне которых надо было осуществлять обнаружение ГФА. Кроме того, требовалось уточнить основные классификационные признаки аномалий.

Поскольку обнаружение аномалий в эксперименте предполагалось осуществлять с помощью самых разнообразных средств Саша предложил в качестве критерия обнаружения использовать связность траекторий, вернее трасс, цели, по времени и пространству. Мне его предложение понравилось. А как же? Сугубо практический подход.

В качестве количественных показателей предложенного критерия он посоветовал применить половину диаметра вихря на момент его максимального развития и время прохождения этого расстояния подводной лодкой на данной скорости. Я, не зная других альтернатив, просто согласился с ним.

Однако более всего нас занимал вопрос о причинах наблюдаемости всплывших областей ГФА лучом лазера и сигналом РЛС. Саша высказал предположение что одной из основных причин является дипольная природа обратного рассеянья жидких кристаллов воды.

Такое явление я не мог ни принять, ни объяснить. Но Саша пришел мне на помощь.

- Понимаешь. Современная модель воды включает свободные молекулы-диполи воды, а также жидкие кристаллы-кластеры воды. Процентного соотношения тех и других в морской воде уже не помню. Кажется, что поровну.

- И что, - спросил я нетерпеливо?

- А то, - продолжал Саша, - что в области среды соприкасающейся с корпусом лодки, векторы электростатической напряженности диполей будут изменять свое направление в соответствии с гидродинамической ориентацией слоев и вихрей вызываемых движением лодки.

- Но вихри когда-то возникают и как-то затихают? – Высказал я свое банальное суждение о непонятной для меня сущности в физической природе вещей.

- Конечно. Но первоначальная ориентация магнитного момента диполей восстанавливается под воздействием магнитного поля Земли лишь через 30-40 минут. Короче, пока живет вихрь, его можно наблюдать и лучом лазера, и сигналом РЛС, а я думаю, что и характеристикой направленности ГАС.

- Да. Но при условии, что ГФА всплывут на поверхность. Здесь без бутылки не разберешься. Бесовщина какая-то. Давай ка лучше спать.

Через два дня мы выехали из Феодосии в Севастополь. В штабе ЧФ нас приняли радушно. Только что назначенный начальник управления боевой подготовки ЧФ сказал.

- Наслышан о Ваших проблемах. Командир дивизиона подводных лодок в курсе. Он документы уже смотрел. У него замечаний особых нет. У меня же всего пятнадцать минут. Потом будет пьянка по поводу моего назначения.

- Да нам еще на подводную лодку надо, - замялись мы, - аппаратуру подключить.

- Никаких возражений! Вы оба приглашены. Так что оставляйте документы. Мы их согласуем. Дадим в адрес «Электрона» соответствующую телеграмму! Если что ни будь изменится. Подправим. Согласны?

- Конечно согласны. Только документов при нас нет. Они уже направлены в Штаб ЧФ и в дивизион ПЛ!

- Тем более! А командир лодки, после мероприятия, отвезет Вас на «Алросу»! А вот кстати и он.

- Капитан второго ранга Варочкин Анатолий, командир «Алросы», - представился нам невысокий худощавый ковторанг.

- Анатолий! Вы можете отвезти гражданских на Мальцевскую сторону к себе на «Алросу»? – Спросил пока еще не обмытый начальник УБП ЧФ.

- Конечно отвезу! – Отозвался командир лодки, - мне тоже на лодку надо, только после мероприятия. Лады?

- Лады! – Ответили мы в один голос, удивляясь быстроте принятия решений на ЧФ…

…На лодку мы прибыли в пятнадцать часов. На пирсе нас уже ждал старшина команды гидроакустиков. Мы с ним спустились в центральный пост.

- Куда подключаться? - Деловито спросил старшина команды.

- Да вот к Арфе-М. Только не в слуховой канал, который стоит после гетеродинирования, а к выходам предварительных усилителей. Нам нужны чистые сигналы – сказал я.

- Так. Так. Дайте подумать, - перебил меня Саша, - мы задействуем по одному каналу в каждом секторе, а четвертый канал магнитофона у нас с тобой, как я полагаю, не занят.

- Да, свободен, - удивился я быстроте его мысли.

Дело в том, что подводную лодку, станцию миноискания Арфа-М и четырех канальный измерительный магнитофон 7003, Саша видел в первые в своей жизни.

- Давай ка, Сережа, подключим на четвертый вход магнитофона, канал слухового прослушивания. Тем более у него уже есть гнезда телефонов. Лишняя информация не помешает.

- Подключу, куда скажете товарищи гражданские, - отозвался старшина команды, - Вы только пальцем ткните! А за магнитофон не переживайте. У нас с лодки еще ничего и никогда не пропадало.

Через час выполнение монтажных работ было завершено, и мы выбрались на пирс. На пирсе курил командир лодки Варочкин Анатолий.

- Кто из вас с нами в субботу в море?

- Я пойду с вами в море, - и тут же поправился, - капитан 1 ранга Волошин Сергей Александрович!

- Запишу Вас в список. Не опаздывайте. Выход в 10 часов. А сейчас я могу Вас обоих отвезти на автовокзал!

Уже в Феодосии, находясь у себя на квартире, Саша связался с начальством из МКБ, доложил о проделанной работе, попросил выслать ему черновой вариант программы трассировки целей, которая нужна была ему что бы заново откорректировать программное обеспечение системы регистрации, для береговых РЛС.

Следующие два дня я был свободен. А Саша уехал на близлежащий пост, где была установлена радиолокационная станция П-14. Корректировать программное обеспечение цифрового регистратора.

Через день он вернулся в хорошем расположении духа и сообщил.

- РЛС только что прошла модернизацию, - радовался Александр Гениевич, - она и в правду, получила возможность автоматического слежения за целью, а также принимать информацию еще от двух радарных систем! По каналу унифицированной связи и в утвержденном формате.

- Не уж то, - деланно засомневался я, - может быть в этих радарах что-то не работает?

- Я проверил. Все в порядке. Это же «Клондайк» для моего регистратора, - захлебывался от удачи Саша, - теперь я смогу записывать, а в последствии и связывать трассы от ГФА или как ты говоришь «метеоров», в течении трех часов.

- Сейчас выпьем чаю, и я доложу в МКБ, что все прошло успешно! После эксперимента можно будет ехать назад!

- Торопиться не надо! – Остановил друга я, - ты же еще обещал познакомить меня с основоположником принципов нетрадиционного обнаружения. Кравченко, что ли его фамилия? Он здесь в Феодосии. На улице Ленина живет!

- Не Кравченко, а Демченко! Ну как же! Обязательно сходим! Завтра же вечером.

Сидя за столом в тесной двухкомнатной квартирке Демченко, мы прихлебывали чай с коньяком и заедали его привезенным тортом. Саша рассказывал основоположнику о всех наших телодвижениях по организации эксперимента, проводимого на ЧФ в рамках НИЭР. Я больше молчал, и налегал на торт.

Основоположник периодически одобрительно кивал Саше гривой седых волос, а иногда и брал на себя решение наиболее принципиальных, по его мнению, вопросов. Будучи однофамильцем начальника главного штаба ВМФ, он легко обратил данного военачальника в свою «нетрадиционную» веру. И поэтому всячески лоббировал продолжение исследований по нетрадиционному обнаружению.

Ранее Демченко был начальником феодосийского отдела обнаружения подводных лодок неакустическими средствами 14-ого института. Он проводил независимую научно-техническую политику, чем сильно раздражал руководство института. Но с его характером многим приходилось мириться. Всех привлекала масштабность его идей. И главное эффективность, и дешевизна получаемых результатов.

От своих подчиненных, он требовал беспрекословного подчинения и прямо-таки мистической веры в формируемую им идеологию и выдвигаемые им же рабочие гипотезы. Многие, из которых, основывались на заблуждениях, вносимых как лично им, так и многочисленными операторами радиолокационных и гидроакустических средств.

Отдел участвовал в испытаниях ракетной, радиолокационной, минно-торпедной и другой техники. Поэтому все непонятное или не понятое знание, оседало в этом отделе. Потом оно трансформировалось в новые идеи и гипотезы.

Немудрено, что операторы радиолокационной, гидроакустической, магнитометрической, оптоэлектронной, телевизионной тепловизиононой и другой аппаратуры, которые с утра и до утра, на жаре, пялились в экраны своих индикаторов, доносили и замечали много чего, что не укладывалось в привычные понятия и представления.

Когда заместитель начальника отдела Зимин, позволил себе посомневаться в гипотезах Демченко, то он сразу впал в немилость и ему на несколько лет перекрыли научный и карьерный рост. Потом в связи с сокращением института отдел Демченко упразднили, а он сам остался жить в украинской Феодосии.

Старый основоположник был еще полон сил. Ему виделось, как он, сидя в своей квартире, вскрывает подводную обстановку на Черном, нет держи карман шире, в Средиземном море и Атлантическом океане.

И как корабли возрожденных 5-ой и 7-ой оперативных эскадр уже спешат, по определенным в Феодосии координатам, к местам, где притаились черные хищные спины подводных лодок США и НАТО. И топили, топили, топили их. Всех без разбору.

- А Вы молодой человек? Что Вы думаете по этому поводу? – спросил у меня основоположник.

- Я думаю, нельзя ли заменить обнаружение ГФА в целом, обнаружением отдельных их элементов. Другими словами, нельзя ли решить задачу по частям. Например, так, как мы сейчас едим этот торт.

- А что. Разве есть какие-то сомнения? Разве тех данных которые я собирал в течение последних лет своей жизни недостаточно?

- Может быть. Я просто многого не знаю. Поэтому мне кажется, что представленные группой офицеров ЧФ, материалы, касающиеся в том числе и гибели «Курска», мягко говоря не очень убедительны.

- И чем же, они Вас не устраивают? Позвольте полюбопытствовать? – Насторожился Демченко, - я тоже принимал участие в их написании.

- Да вот, смотрите. Например, описание явления с образованием области резкого уменьшения плотности, окружающей лодку, воды, названное «Посейдоном». По сути это область, в которую и провалился несчастный «Курск». Прямо на дно.

- И что? Такого явления не могло быть?

- Нет конечно. И потом это явление удивительно напоминает мне фокус с пивом, вылетающим из горлышек двух бутылок, после их легкого удара друг о друга, - отшутился я, - струи пива – «Посейдон», аттрактор – касание бутылок.

- Говорил я им, не надо этого вставлять в материалы! – Сокрушенно всплеснул руками основоположник, - сиюминутные гипотезы о трагедии «Курска», только подрывают и дискредитируют здравую идею.

- Ну ладно, - отвлек нас от вялого спора Саша, - давайте выпьем за успех нашего безнадёжного мероприятия…

… Находясь в море я целых трое суток провел в центральном посту «Алроссы». Я практически не отрывался от индикатора станции миноискания «Арфы-М». Лишь на время обеда и ужина меня подменял штатный оператор. Запись объёмной реверберации вели по 15 минут, в середине каждого гласа. И при каждом изменении глубина и режима движения подводной лодки.

Но объёмная реверберационная помеха на разных ходах и глубинах менялась незначительно. Если мы конечно не захватывали донную или поверхностную реверберацию.

На специалистов гидроакустиков, а именно на старшину команды, была возложена обязанность следить за положением антенного устройства станции, Структура и длительность объёмной реверберации в целом оставалась постоянной.

И, конечно, никаких выпуклых колец ГФА, с внутренней стороны, где находилась лодка, я так и не обнаружил. Видимо вейвлетный анализ подвел.

С Александром Гениевичем мне в этом году встретится так и не удалось. Сразу после эксперимента он уехал в Москву. Обрабатывать материалы от РЛС и формировать отчет по второму этапу НИЭР.

Я передал свои материалы и магнитные пленки Валерию Кобылинскому. Он тоже уезжал прямо в Москву. Пусть специалисты из МКБ «Электрон» поищут ГФА, которые им надо найти. А я тоже засобирался на питерский поезд.

Спустя месяц МКБ «Электрон» прислал мне отчет по 2-ому этапу НИЭР. От 1-ого института требовалось заключение. Отчет был богато иллюстрирован. Наблюдениям за объемной реверберацией с подводной лодки инициирующей ГФА, было посвящено едва ли три страницы.

Особый упор делался на созданные инструменты для регистрации и анализа радиолокационных отражений на предмет присутствия в них ГФА, а в выводах предлагалось на 3-ем этапе провести полномасштабный эксперимент по их обнаружению разнообразными средствами.

Я очень осторожно, со множеством оговорок, написал в целом положительное заключение 1-ого института по 2-ому этапу НИЭР и рекомендовал перейти к 3-му этапу. Однако моя вера в возможность практического использования нетрадиционного обнаружения лодок, сильно пошатнулась.

                Глава 34. Доктор Иванов в борьбе
                за технологию стелс.

В ходе поездок в МКБ «Электрон» на закрытие этапов НИЭР я познакомился с доктором Ивановым, привлеченным для теоретического обоснования возможности образования ГФА из соседнего отдела этого МКБ.

Помню, что свой первый доклад по первопричине образований ГФА, он начал с приведения общего вида уравнений Навье-Стокса. И констатации факта, невозможности их решения в общем виде.

Я как зачарованный следил за ходом мысли этого доктора, пытавшегося применить для решения частных этих уравнений, итерационный метод, как мне помнится метод Якоби, и представить их в виде системы двух уравнений. Уравнения вязкости и уравнения давления.

Когда же доктор Иванов перешел к формулировке начальных условий и особенностях учета движения завихренных элементов поля, я окончательно потерял контакт с ходом его рассуждений.

Но я старался изо всех сил не упустить ни одной важной детали, чтобы хотя бы суметь сформулировать такой вопрос, который сможет перевести эту глубоко научную теорию в практическую плоскость.

Однако формулировать вопрос мне не пришлось. Докладчик не преминул сам перейти от теории к практике и заявить.

- Таким образом, при данной скорости придонного течения в 0,5узл, в месте установки донной или якорной мины заданных форм, с вероятностью не мене 0,7, ожидается образование вокруг них ГФА, размером от 10 м2 до 46 м2, - произнес доктор Иванов, - благодаря которым дальность обнаружения этих мин типовыми гидроакустическими средствами возрастет как минимум в четыре раза!

- Ничего себе! Совершенно неожиданный поворот мысли, - подумал я, - в «Электроне» ещё не разобрались толком с обнаружением подводных лодок по ГФА, а уже занимаются обнаружением мин в потоке. Какие еще сюрпризы по ходу изложения доклада, ожидают меня дальше? Наверное, они хотят выцарапать для МКБ новую работу!

Я взглянул на лица директора МКБ Виленчика и лица его сотрудников Кобылинского и Кулиева. Они были не проницаемы. По-видимому, тоже данную теорию слышат первый раз. Но виду не подают!

Зато на лицах, приглашенных из морского научного комитета (МНК), светилась искренняя заинтересованность. Правда потом одного из приглашенных я узнал. Этот приглашенный был кажется не из МНК, а из минного отдела УПВ. Встречал его как-то у наших институтских минеров.

Мне в обсуждение теоретических результатов этого варианта модели образования ГФА вставить ничего не удалось.

Однако применительно к ГФА возникающих вокруг мин, я в своем выступлении, только упомянул, что максимальная скорость течений в Баренцевом море, в местах, где возможно будут устанавливаться эти мины, составляет всего около половины (0,22-0,25 узлов) от требуемой цифры – в 0,5 узлов.

И поэтому ГФА, могут образовываться только вокруг мин, установленных нашим ВМФ где ни будь в шхерах Норвегии. Но нам в этих шхерах, обнаруживать мины по ГФА и не потребуется.

Приглашенный из минного отдела УПВ офицер, так же выразил свое неудовлетворение полученными расчетами.

В своем выступлении он акцентировал внимание аудитории на трудностях установки мин в районах с большой скоростью придонного течения. И заключил, что ввиду отсутствия в морях, омывающих РФ, придонных течений скорости необходимой для образования ГФА вокруг мин, и трудностью установки мин в подобных районах расширение числа объектов, преждевременно.

Таким образом возможность расширения объектов НИЭР, а именно включения в их число, помимо подводных лодок, еще и мин в обтекающем потоке, отпала сама собой.

После окончания обсуждения я подошел к доктору Иванову надеясь ближе с ним познакомиться и прояснить какой базисный «вейвлет» он применил при анализе модели ГФА.

А именно какую конкретно, локальную особенность ГФА он использовал, для представления вместо функции одной координаты (частоты) в анализе спектра, функциями двух координат – пространственной и масштабной при «вейвлетном» анализе?

- Я полагаю, что задачей исследователя, как раз и является выбор функции наилучшим образом соответствующую исследуемому процессу, - важно сказал доктор Иванов, - у нас по сути особого выбора не было.

- Почему, - поинтересовался я.

- Так коллеги некоторым образом, в частном ТЗ задали, - Иванов указал глазами на Кобылинского, - а мы применили «DOG – вейвлет». То есть попросту функцию Гаусса с нулями по 5 км в каждую сторону, а что надо было поступить, как-то по-другому?

- Вам виднее профессор. Просто я хотел поинтересоваться, Вы сами из МАИ?

- Имел честь закончить. Потом долгое время работал в «ЦНИИ АГ». Доктора и профессора мне там и присвоили. А теперь вот здесь обретаюсь.

- Вот оно что. Персица, Солонина, Буланова, Туровца знаете?

-  Персица, помню конечно. Это наш лауреат! Еще Солонина и Туровца тоже знаю, а вот Буланова – нет. Не помню, что-то - погрузился в воспоминания профессор.

- Я рад, что мы с Вами, работали с этими людьми. Интересно, как там сейчас у них дела?

- А…а, - махнул рукой профессор Иванов, - сидят, как все, без заказов!

- Слушай Сергей Александрович. После пьянки подходи. Поболтаем. Друзей из «ЦНИИ АГ» вспомним.

- Подойду конечно. Мне все равно надо до питерского поезда время скоротать.

После шумного застолья по поводу закрытия второго этапа НИЭР, я, как и обещал, зашел в отдел Иванова.

Доктор ожидал меня и перекладывал какие-то листки.

- Не забыл, пришел все-таки, коллега, - улыбнулся профессор, - я тут тебе кое-что подготовил для чтения и размышлений, и протянул тоненькую папку.

Сергей начал было вытаскивать из папки документы, но Иванов остановил его.

- После. Дома посмотришь. Когда врубишься в тему. А сейчас послушай меня.

- Внимательно слушаю Вас профессор, - подчинился я.

- Мы Сергей Александрович, - профессор опять перешел на «вы», - провели в бассейне эксперимент по уменьшению заметности наших подводных объектов применительно к активной гидролокации. Как гидроакустической заметности подводных лодок, так и разнообразного подводного оружия.

- Какие-нибудь новые покрытия, - предположил я?

- Нет. Речь не о них. Мы, то есть «Электрон» провели эксперимент по уменьшению вторичного г/а поля подводных объектов за счет рассеянья акустических волн на звуке. Звук излучается специальным генератором. Мощным источником высокочастотных нелинейных г/а колебаний. В результате объект обволакивается специально созданным нелинейным гидроакустическим полем.

- Поясните пожалуйста. Вы, о чем? Об нелинейной гидроакустике, - уточнил я?

- Можно сказать и так. Если Вы правильно понимаете процесс.

- А как его надо понимать? За этм обращайтесь пожалуйста в акустический институт. Хоть в гражданский, хоть в военный. Это их епархия.

- Понимать так, как я его понимаю. Достаточно сложно, - важно сказал профессор и начал из далека, - видишь ли, с точки зрения классической гидродинамики, задача о рассеянии звука на звуке представляет собою значительные трудности.

- И в чем же они состоят? – Поинтересовался я.

- Во-первых в бассейне трудно обеспечить краевые условия безграничной среды, и во-вторых, что еще сложнее, создать идеально коллимированные звуковые пучки.

- Тогда и подрывается доверие к Вашему Феодосийскому эксперименту!!!

- Вот именно! Золотые слова. Поэтому этот эксперимент надо провести на более доказательном уровне.

- Ну и проводите. Например, в бассейне «Океанприбора». Он насколько я знаю простаивает.

- Дело в том, что «Океанприбор» и «ЦНИИ Крылова» дорого берут за аренду. На них ни каких денег не напасешься. Опять же, они доки в гидроакустике. С советами будут приставать!

- Не без этого, - не уверенно обронил я.

- Понимаете Сережа, мы в первоначальном эксперименте обеспечили уменьшение акустической силы объекта в четыре раза! Как заманчиво звучит. Правда? А поскольку бассейн не заглушен, то эксперимент следует повторить. Уже в другом. В заглушенном бассейне. Например, в Вашем, - вынес свой вердикт доктор Иванов и вопросительно посмотрел на меня.

- Наш бассейн уже два года как оккупировал «Аквамарин». Целых четыре площадки занял своей аппаратурой! Свободной водной глади в бассейне не осталось. Я конечно поговорю с начальством. Но ничего не обещаю.

- А мои соображения по организации работы и возможных её результатах, на досуге все же почитай. Очень интересные данные. Так что жду от Вас сэр официального ответа....

…Вот как Иванов дело повернул, - думал я, вникая в суть предложений профессора, - ага, как же, опять повторить эксперимент еще раз. Это значит, что надо поддержать новую работу. И снова снять деньги! Главное, что именно мне придется давать официальный ответ.

Я понимал, что в нашей стране распалась связь идей, времен и пространств возможностей. Вместо продуманной сбалансированной системы разработки и производства продукции, заработала другая, разобщенная система, закапывания государственного бюджета в песок. Но верить в это как-то не хотелось.

Я долго думал над официальным ответом Иванову. Ничего путного не придумал. Поэтому решил дать отрицательный ответ, сославшись на необходимость комплексного решения задачи.

Мол так и так, …движение торпеды в воде характеризуется совокупностью акустических проявлений и полей, образующихся: при выстреле из ТА, запуске двигателя, шума и хлопанья рулями на траектории, вторичного поля торпеды на траектории, сигналов излучения ССН и т.д.…

Поэтому работа, направленная только на снижение одной компоненты - акустической заметности торпеды по отношению к гидролокаторам, несмотря на всю её важность, не носит комплексного характера и не требует выполнения отдельной НИЭР.

Так я стал ретроградом, на пути продвижения технологии «стелс» в подводной среде. Как говорится не мы такие! А жизнь такая!

К концу года надо было опять ехать в Севастополь, чтобы принять участие в заключительном - третьем этапе НИЭР. К этому времени Саша изготовил полноценный акустический регистратор на базе только что появившегося тогда Пентиум-4.

Особенностью регистратора, разработанного Кулиевым, был усиленный корпус и сенсорный экран, на котором размещались все органы управления. От управления процессами записи/анализа регистратора, до дублирования органов управления гидроакустической станцией «Арфа-М».

По тем временам, да и по нынешним, это был очень совершенный прибор регистрации и анализа.

Один сенсорный экран, чего стоил. В «Авроре» сенсорные экраны начали делать только спустя девять лет к окончанию нулевых годов. Мне оставалось в который раз удивляться, многочисленным компетенциям и навыкам Александра Гениевича.

                Глава 35. Продолжение исследований Мирового Океана
                или заключительный этап НИЭР.
 
Я выехал в Севастополь в начале декабря. В Крыму, было еще тепло. Поскольку я в наличие ГФА от подводных лодок не очень верил, то относился к этой поездке как к прогулке. Жил в дивизионе. На Мальцевской. Командир «Алросы» к тому времени уже сменился. А Толя Варочкин стал комдивом.

Во второй половине декабря собрались в Феодосию. Надо было пройти инструктаж в 31НИЦ. Неприятно удивили украинские пограничники и таможенники. Теперь для них были построены временные будки, прямо на пирсах. В каждом порту. С украинцами надо было согласовывать походные списки штатных и прикомандированных моряков при заходах в них.

- А как же. Вдруг «москалики» кого-то перебрасывают между портами самостийной Украины? Смотреть на это было дико, но согласно букве закона, всё было правильно. Сами захотели развалить страну на части. Вот и получили.

- Скоро украинские прокуроры вообще начнут командовать Черноморским Флотом России, - неприязненно подумал я, и испугался, - как бы меня не сняли с лодки! Но слава богу всё обошлось.

Когда мы шли в Феодосию в надводном положении, меня неожиданно попросили в рубку радиолокации. В рубке меня ждал старший на переходе, командир дивизиона Варочкин Толя.

- Сергей Александрович! Взгляните, - и Толя так защелкал тумблерами шкал радиолокатора, что радиометрист даже опешил, не ожидая от всесильного начальника такой прыти, - Вы раньше такое видели?

Я взглянул на экран и тоже внутренне удивился. За кормой лодки, устойчиво, миль на двадцать пять, тянулся наш «след», т.н. «усы Кельвина». Только они уже давно не расходились, а выглядели просто как черта.

- А вы товарищ мичман, как часто такое явление в виде кормового «следа» наблюдали? – спросил я у радиометриста.

- Не часто, - отвечал мичман, - такое обычно бывает в Черном море вблизи берега в зимние месяцы, когда море гладкое, как стекло. Зимой же в непогоду и летом при волнении, «след» обычно невиден. Мы же подводная лодка, а не крейсер «Червона Украина». А если «след» от лодки и виден на радаре, то его видимая длина не более, чем три - пять миль.

- Не буду на Вас давить. Так как я в свое время поверил концепции Демченко и теперь уже не беспристрастен. Однако, как моряк скажу, что именно такая погода, способствует проявлению в данном районе различных «аномалий», - поставил меня в известность Варочкин.

- Сейчас схожу за фотоаппаратом, задокументирую этот «след», на экране радара, - сказал я и подумал, - а вдруг эти ГФА на самом деле существуют?

Когда наша лодка встала на якорь на внешнем рейде Феодосийского залива, сотни горожан высыпали на набережную приветствуя её.

- Истосковались голуби. Надеются на лучшее. Вдруг все вернется на круги своя - подумал я про крымчан.

За нами, из военной гавани пришёл катер, и через пятнадцать минут вся наша группа уже столпилась у украинского пункта пропуска, где нас в который раз пересчитали и разрешили пройти в здание штаба 31-ого НИЦ.

В зале совещаний в толпе флотских офицеров и специалистов полигона я встретил Валеру Кобылинского, Сашу Кулиева и начальника отдела УПВ Игоря Шавырина.

Вошел контр-адмирал, нынешний начальник 31-ого НИЦ и совещание началось. Всё шло как обычно. После стандартных докладов начальников служб полигона по штурманскому, гидрометеорологическому, связному и другим видам обеспечения кораблей и измерительных пунктов наблюдения, слово было предоставлено научному руководителю эксперимента.

Валера Кобылинский сконцентрировал внимание слушателей на точном выполнении пунктов плановой таблицы, которые обеспечивали нахождение подводной лодки в зонах обнаружения корабельных и наземных постов наблюдения, в назначенное для этого время.

Потом выступил представитель УПВ. Я ожидал, что управление курирующее данный эксперимент будет заинтересовано в получении положительного результата. Однако основным лейтмотивом у него оказалась безопасность. Это понятие, в разных вариациях он повторил раз пятнадцать.

Действительно. Главное, чтобы ничего не случилось накануне Нового Года. И ничто не нарушило счастливое время пребывание генеральской челяди в Москве. Ведь головная боль властей - «Курск», пока еще лежал на дне.

На этом инструктаж закончился. Мы даже не успели толком между собой пообщаться, как нас уже поторопили с посадкой на катер. Украинцы опять проверили наши документы, пересчитали нас по головам и отпустили с богом.

Плывите лебеди. Мне было до горечи противно смотреть на бывших советских людей.

На лодке я ещё раз проверил подключение магнитофона 7005 к выбранным каналам МГК-400, так как нам очень были нужны незамутненные обработкой сигналы объёмной реверберации с предварительных усилителей комплекса.

- Погода нашему делу сопутствует. А вдруг и в самом деле мне удастся зарегистрировать ГФА изнутри расплывающегося кольца, - думал я?

Регистратор сделанный на базе Пентиум-4 я подключил, как и раньше, к станции миноискания «Арфа-М» в центральном посту. Обучил толкового матроса правилам работы с данным регистратором, и распорядился что бы акустики несли круглосуточную вахту возле этой станции.

Я догадывался, что наблюдение за процессом записи из этой станции, будет осуществлять и контролировать в центральном посту лично комдив Варочкин. Если что если что ни будь обнаружат, а меня не окажется на месте, то обязательно вызовут к экранам индикаторов.

Эксперимент продолжался, чуть более суток. Лодка маневрировала согласно плановой таблицы по назначенным ей курсам, на различных ходах. Я метался между отсеками, чтобы включать, выключать и вносить коррективы в настройки аппаратуры. Так что вызывать меня не пришлось.

За сутки операторы ГАС существенного увеличения уровня объёмной ревербера ионной помехи, и ничего, что бы подходило по классификационным признакам к ГФА, увы не обнаружили.

Только в трех местах в памяти регистратора сохранилось некоторое увеличение уровня реверберации и удлинение её длительности. Собственно, это мне было и нужно. В случае необходимости можно было предъявить, пока в неизвестном мне качестве.

Собственно, эксперимент на этом закончился. Как только лодка пришвартовалась, я передал материалы и оборудование Кобылинскому и уехал в Питер.

Далее предстоял длительный процесс обработки его результатов на последнем этапе НИЭР. Вся работа должна была закончится в июне следующего года. Чем? Было пока непонятно. Однако, как я догадывался, продолжением исследований в новой работе. Надо было заузить непомерно расплывшуюся тематику.

В первую очередь требовалось на почве сопоставить фактическое движение ПЛ и наши «ограниченные» данные по наблюдению подводной среде, с данными наблюдений в воздушной среде, полученных от измерительных пунктов полигона с помощью радиолокационного наблюдения и трассировки, а также от оптоэлектронных и тепловизионных средств.

И во вторую – отмести гидроакустическое наблюдение за ГФА, поскольку на нашей отсутствовали г/а средства способные дать полную картину подобных мезомасштабных явлений. Это все равно что рыбу изучать по чешуйкам.

- Что касается отчета, то это уже не моя вахта, - подумал я, - Кулиев и его ребята опишут честно. Все что было. Только к чему пришли? Это вопрос!
Александр Гениевич позвонил мне в конце апреля.
 
- Сережа! Как дела? Чем занят?

- Своими проблемами. А что у Вас? По нашим общим делам?

- Да вроде все пока нормально. Вот заканчиваю обрабатывать данные регистрации. По радиолокации трассировка мест лодки вроде сходится. По гидроакустике буёв – вроде тоже. И даже вот кое что из твоих данных, по объемной реверберации, тоже удалось вытащить. Но только кое что.

- А почему не больше? – Поинтересовался я?

- Потому, что записей с предварительных усилителей ГАК МГК-400, нет.
 
- Как нет? Я даже предварительную контрольную запись с этого комплекса на магнитофон 7005 перед экспериментом сделал! Все было хорошо.

- Вот вот..., - задумчиво протянул Саша, - предварительная контрольная запись и даже наговор на пленке сохранился, а записей произведенных во время эксперимента - нет! Я через неделю буду в Питере. Вместе посмотрим.

- Лады. Тогда до встречи мае.

После майских праздников Саша прибыл ко мне в Питер. Действительно, на слух, на пленке магнитофона ничего кроме предварительных записей, обнаружено не было.

Я предположил, что Саша случайно стер эту запись. Мы даже посетили две лаборатории анализа сигналов. В 14-ом институте и в «Гидроприборе». Мы надеялись извлечь эту запись из-под размагниченного слоя. Все попытки оказались напрасными. Ничего полезного выудить не удалось.

По-видимому, магнитная головка была слишком качественная, либо руки у меня были кривые! Скорей всего я впопыхах поставил органы управления входными цепями магнитофона в неправильное положение. Так из-за моей грубой ошибки, мы лишились части информации по г/а наблюдению ГФА изнутри кольца.

При сдаче НИЭР мы пришли к выводу, что ГФА все же существуют, но часто не выделяются на фоне помех, из-за неопределенной зависимости методов и порога их обнаружения, от различных гидрометеорологических условий.

Таким образом родился замысел новой НИЭР. Однако, эту работу вело уже не УПВ, а МНК.  И все вопросы решались в интересах исключительно морской авиации. Мне в этой НИЭР места не было.

                Глава 36. Адмиралтейские верфи.
                Родион и Кривогубец

После неудачи с обнаружением ГФА, я потерял всякий интерес к научному труду. После постигшего меня разочарования, мне ужасно хотелось простой работы. Такой, чтобы поиск истины осуществлялся в кругу известных, заранее заданных, координат. Соответствующий случай представился быстро.

Начальник УПВ решил включить меня в состав Государственной комиссии по приемке серии дизельных подводных лодок проекта 636. Эти лодки по инозаказу строились в основном на Адмиралтейских верфях. Об моём участии в испытаниях он известил наш 1-ый институт телефонограммой.

Я ранее, где-то в 1980 году, будучи капитан-лейтенантом, уже участвовал в приемке атомной подводной лодки 671РТМ проекта на Дальнем востоке. На этой лодке, от лица Тихоокеанского флота, я принимал радиолокацию. Так что данная работа была мне отчасти знакома. Теперь же мне следовало принимать торпедно-ракетный комплекс (ТРК) дизельной подводной лодки.

Вообще то, приемкой ТРК на верфях, занимался опытный и знающий офицер. Торпедист от бога Костя Кривогубец. Мне до сих пор непонятно, почему и для чего, меня привлекли к данным работам.

То ли из-за моего хорошего знакомства с начальником УПВ Милентьевым? То ли Косте почудилось, что он недостаточно глубоко владеет вопросами телеуправления? То ли по протекции моего знакомого Лени Фоминских, заместителя ГД «Авроры», которому я помогал устранить некоторые недочеты в ПО АИУС «Лама». Какая была причина мне до сих пор не известно.

Одним словом, в следующее воскресенье у меня на мобильном высветился неизвестный мне телефон.

- Председатель госкомиссии Алферов Родион Петрович, - представился абонент.

- Член Вашей госкомиссии Волошин Сергей Александрович, - сразу поняв в чем дело, в его же стиле, отозвался я.

- Вы уже в курсе, что Вам в понедельник к 11-ти часам нужно прибыть на «Адмиралтейские верфи» в отделение строителей. Отделение находится у стенки в здании на котором на вывеске написано ОС6. Пропуск на Вас уже заказан.

- Нет. Знаю только, что я состою в Вашей комиссии. Но я буду на верфях в ОС6 ровно в 11 00 как Вы сказали.

Территория «Адмиралтейских верфей» была достаточно большой. По ней даже ходил рейсовый автобус. Однако, я не знал его маршрута и пошел пешком. Шел почти полчаса. Поэтому минут на пять опоздал.

- Разрешите войти, - сказал я, - постучав в обшарпанную дверь?

- Пожалуйста, - отозвались сразу два голоса.

Один из них принадлежал Косте Кривогубцу. Лучшему торпедисту Балтфлота. Обладатель второго голоса, стройный человек средних лет, в щегольском гражданском костюме приподнялся со стула и протянул мне руку.

- Председатель госкомиссии кап. 1 ранга Алферов. В недавнем прошлом – комбриг Владивостокской бригады, из Улиса. Теперь можно просто Родион.

- Меня тогда и подавно, Вам как председателю, простого члена госкомиссии, следует величать Сергеем.

В тесной комнате было накурено, хоть топор вешай. Стол был завален документами, формулярами, синьками чертежей и другими бумагами. Короче – рабочий беспорядок.

- Вот понимаешь. Врастаем с Костей в обстановку, - пояснил Родион, - ходовые испытания лодки начнутся примерно через две недели. А из состава госкомиссии пока присутствуем только мы, трое.

- Остальные члены, как обычно, будут по позже. Придут со мной на «Владимирском» или вообще прилетят прямо в Балтийск - добавил опытный в этих делах Костя.

- А какая роль у «Владимирского»?

- Лодку сопровождать, людей перевозить, разведчик шведский, «Орион», от щита отгонять, в конце концов нами и другими кораблями управлять! Да мало ли ему работы?! Верфи — это гидрографическое судно (ГИСУ) на все испытания арендовали.

- Коль никого еще из членов комиссии нет, пока мы все трое здесь, давайте хотя обсудим результаты швартовных испытаний ТРК и что запланировано на ходовые испытания? – предложил я.

- Швартовные испытания верфи провели полностью. Согласно методикам. Все акты имеются. Замечания устранены, - отрапортовал Костя.

- Хорошо. Проверим выборочно! Согласны Родион Петрович?

Председатель утвердительно кивнул головой.

- Проверяйте. Это ваше, то есть наше, право. Чем меньше веришь всяческим протоколам. Тем лучше, - согласился Костя.

- А ходовые испытания? – спросил я.

- Ходовые испытания проводятся реальными стрельбами. Залпом из двух торпед 53-65КЭ – по надводной цели. Цель как правило малый противолодочный корабль (МПК). На ходу от 10 до 18 узлов.

- С надводным кораблем я все понял, а противолодочные стрельбы?

- Они согласно программы, производятся одиночной стрельбой ТЭСТ-71МЭ – по подводной цели. Второй ТЭСТ запасной. Цель, как правило, наша «Варшавянка». Она по ходу, здесь на Балтике, только одна. Другой нет. Ну или на всякий случай, можно будет планировать на будущее, какой ни будь из экспортных заказов. Но это на крайний случай.

- Ну и наконец, - не стал дожидаться следующего вопроса Костя, - для проверки ракет, производится набор залпа в комплекс «Klub-S», из двух ракет 3М-54Э. Одна из них - имитатор ракеты. Имитатор остается в ТА. Ракета, которая находится в другом ТА – практическая. Она то и выстреливается по неподвижному щиту. В организацию ракетной стрельбы Вам вмешиваться не надо. Тут «Новатор» и полигон рулят. Теперь все, – выдохнул Костя.

- А как же наша экспортная торпеда УЭТТ, - спросил я, - у которой протокол обмена по линии телеуправления совмещен с протоколом обмена с торпедой ТЭСТ-71МЭ?

- Стрельбы торпедой УЭТТ в ходе ходовых испытаний этих лодок, не предусмотрены, - сказал Костя, и продолжил, - нам ведь главное, чтобы торпеда вышла из ТА, а данные в торпеде соответствовали введенным от АИУС величинам, да и сама торпеда, что бы не потерялась. А уж попала она в цель или нет, это другой вопрос. При приёмке лодки, в этом случае, всегда будет зачет.

- В отношении торпед 53-65КЭ, таки да. Они автономные и тепловые. А вот в отношении электрической торпеды ТЭСТ-71МЭ, это не совсем так, - мягко возразил я, - ведь проверке подлежит и корабельная часть программного обеспечения АИУС, и циклограмма АТУ-71МЭ, реализованные в корабельной части аппаратуры.

- Не понял, поясните, - перешел почему-то на «вы» Костя.

- А что тут пояснять? Проверяется обратная связь этой торпеды с АИУС. То есть даже если ТЭСТ идет по командам ССН, данные о его движении должны поступать в АИУС. Они-то и должны отображаться на индикаторе и на цифровых табло системы. Сам видел такие ситуации в Китае! Правда в отношении торпеды УЭТТ. И не на АИУС «Лама», а на БИУС «Узел» - добавил я.

- Законно и резонно, - заключил Родион, - пойдемте на заказ.

Вышли из здания ОС6. Лодка стояла чуть поодаль, у пирса. Спустились в люк, накрытый тентом. В центральном посту суетились рабочие, контрагенты и члены экипажа.

- Осторожно. Не запачкайтесь. Тут многое уже окрашено, - предупредил нас Костя.

Кресел возле пульта АИУС и пультов вообще, ещё не было. Их заменяли деревянные скамейки. Лишь командирское кресло под целлофаном, сияло первозданной чистотой.

- Анатолий. Заводи свою шарманку. Наука пришла. Да и начальство пожаловало. Проверять тебя будут, - слегка подкалывая то ли меня, то ли Родиона, насмешливо сказал Костя тучному специалисту, погрузившемуся на половину во вскрытый пульт.

Оператор выбрался из-под пульта на свободу и медленно разогнулся, стараясь не повредить резким движением поясницу, положил на «пианино» отвертку и добродушно произнес.

- Чего шумишь Костя? Проверять так проверять! Что смотреть будем, товарищ председатель?

- Поставьте пожалуйста последовательно задачи стрельбы торпедами ТЭСТ-71МЭ и УЭТТ в учебно-тренировочном режиме, с телеуправлением по пультовой подводной цели, - попросил я.

- Понял Вас. Минуту ждать. Сейчас дам команду в первый отсек, что бы АТУ и имитатор включили. И приступим...

…Оператором АИУС «Лама» и ответ сдатчиком этой системы от «Авроры», оказался бывший офицер учебного центра (УЦ) Комсомольска на Амуре Анатолий Толстых.

Как выяснилось, он по месту прежней службы, был хорошо знаком с моим бывшим командиром БЧ, на моей же первой гвардейской лодке, Михаилом Уманским. Вот уж воистину, мир избыточно тесен!

- А я Вас помню, - сказал мне Толстых, - две недели тому назад Вы у нас в «Авроре» уже разбирались с этой задачей.

- Посмотрим, устранены ли замечания 1-го института?

Сделали по три или четыре прогона обеих задач. Отметили устойчивое выпадение лишнего сигнала при задействовании телеуправления, а также несоответствие скоростей хода практической торпеды реальным скоростям УЭТТ.

Проверить обратную связь от торпед, движущихся под управлением от ССН, не получилось. Скорее всего имитатор этого не позволял.

- По-видимому такая проверка возможна только с реальной торпедой и не в "Тренировочном", а в «Боевом» режиме, - констатировал я.

- Ну что Родион, будем писать в «Аврору» служебку? – спросил Костя.

- Да. Костя. Конечно. Отрази эти замечания в журнале замечаний лодки. И подготовь служебную записку, нет лучше официальное письмо, в «Аврору». Я подпишу.

Поднялись из центрального на верх. Председатель и Костя ушли в заводоуправление, а мы с Толстых остались. Закурили на стенке.

- Хорошо, что ты с нами идешь в море Сережа, - обрадовался Толстых, когда узнал, что я включен в состав госкомиссии, - до Балтийска целых три дня пути. Успеем и подготовиться сами, и отработать как противолодочную, так и противокорабельную стрельбу. Схемы стрельбы и секторы пуска торпед надеюсь тебе известны?

- Да. Я сам их в штабе Балтфлота рисовал. Не думаю, что будет что-то новое, - отозвался я, задумавшись совершенно о других материях….

…- Вот ведь незадача. Как всё-таки устроены мозги у «ученого» человека, - думал я, - нет, чтобы просто выполнить поставленную нам практическую задачу по сдаче ТРК ПЛ.

Так эту задачу каждому «ученому» надо обязательно усложнить. Достигнув при этом каких-то побочных, научных, сугубо личных целей! Все-таки живо в нас «ученых» людях здоровое любопытство, которое следует удовлетворять исключительно за государственный счет!

Вот и в моём случае представилась прекрасная возможность во время ходовых испытаний лодки, поставить эксперимент. То есть набрать статистику по выстрелам с отведением торпед с различной шумностью от пеленга стрельбы.

А что? Стреляй себе каждый выстрел с заранее заданной «омегой». И вводи потом, спустя минуту-другую, наблюденный пеленг в АИУС. Торпеда отклонится на это время на заданный угол, а потом вернется на введенный пеленг. Здесь то мы и посмотрим, на каких удалениях станут реально различимы по шумам, цель и торпеда!

Все здесь подходит для докторской! И, главное, результаты моделирования, могут быть подтверждены реальными стрельбами!

- Скажем морской театр «Балтфлота»: - подходит, здесь глубины, мелкие, но слой скачка имеется. Объект исследования ПЛ 636 проекта: – подходит, только эти лодки являются носителями современных КТУ, гидроакустический комплекс МГК-400 МЭ: – подходит, хотя мог бы быть и по лучше, СТУ: – имеется, причем, если учитывать АИУС, то система частично цифровая! Что тебе ещё надобно старче? - думал я.

- А статистика, - прикидывал я дальше, - семь заказов по три торпеды на каждый, плюс неуспешные выстрелы, которые надо перестреливать. Итого минимум 25 штук наберется, - получается, что и объём выборки тоже подходит!

Правда несколько смущала малая дальность хода практических торпед. Но какой «ученый» и когда сумеет в этой жизни использовать боевые торпеды! Стреляют то ими реально мало.

Один-два раза во время завершения испытаний очередной торпеды. И то по неподвижной скале! А практические торпеды с полной заправкой или «боевой батареей», берут себе только некоторые, очень богатые инозаказчики…

- Сергей Александрович. Ты где? В каких облаках витаешь? – Вернул меня Толстых на грешную землю.

- Извини. Задумался, как тебе об не устранённых на заказе замечаниях, в «Аврору» доложить, - а для себя решил, - лучше «омегу» не трогать и не перебирать от выстрела к выстрелу, а просто фиксировать. Пусть вводится та «омега», которая выработана в АИУС. Мало ли что. Потом проблем не оберешься.

Короче, решение было принято правильное. Жаль только, что до конца, оно не было доведено. Зато к окончанию испытаний этой серии лодок, у меня накопился солидный экспериментальный материал и созрела мысль о групповом применении телеуправляемых торпед.

               
                Глава 37. Рабочие моменты сдачи первой серии
                российских экспортных подводных лодок

У меня в памяти остались лишь некоторые, по моему мнению наиболее драматические эпизоды двухлетней эпопеи по сдаче подводных лодок проекта 636, построенных на «Адмиралтейских верфях» для КНР.

Эпизод первый.

У меня с Родионом разгорелся спор.

Родион хотел ещё в районе Калининграда  избавиться от запасного ТЭСТ-а. Стрельбой по ПЛ-цели. Ну не хотел он везти изделие обратно в Питер. Наверное, ожидались сложности при выгрузке, и перегрузке ТЭСТ-а, на верфях.

Я возражал. В основном из-за того, что торпеда могла быть в результате стрельбы потеряна. Да и в программе испытаний лодки этот выстрел не был предусмотрен. Зачем лишний риск?

Когда спор зашел в тупик, я вспылил и демонстративно покинув место за пультом АИУС ушел в свою каюту.

Но на лодке все же прозвучал сигнал «Боевой тревоги». Лодка выходили в торпедную атаку без меня. Я вернулся в центральный и из глубины отсека стал наблюдать за действиями Родиона и Толстых.

Они довели подготовку торпеды до «Залпа» и выстрелили. В динамиках зазвучал шум выстрела торпедой, но шума запуска двигателя через прочный корпус, не было слышно. Потом застучал аварийный шумо излучатель (АШИ).

- Что и требовалось доказать, - негромко, но твердо, что бы слышали все в отсеке, произнес я.

- Сережа. Это что? – Спросил, беспомощно оглянувшись на меня Родион.

- Это АШИ. Торпеда продулась и всплыла. Всплыла, а не легла на дно. Теперь пусть торпедолов поднимает её и везет на базу. Давайте порадуемся, что всё прошло хорошо.

- Почему торпеда продулась сразу после «Залпа»?

- Не знаю. Наверное, запасной ТЭСТ готовили в спешке. Да теперь это и не важно. Главное, вы добились, чего хотели. Торпеда остается в Балтийске, а мы с вами на всех парах бежим в Питер - дипломатично ответил я.

Мир между нами был восстановлен. Но я одержал моральную победу. «Альпийские стрелки» сильно за сомневались в своей компетентности. И больше стрельбы торпедами без меня не проводили.

Эпизод второй.

Мы закончили ходовые испытания лодки. Лодка ещё находилась в районе стрельб в надводном положении. Все ждали погоды, чтобы начать движение обратно в Питер. Сильно штормило. Лодка шла наискось к волне. Дифферент достигал 300 градусов.

- Вот тебе и «седая Балтика», - думал я, - штормяга, почище чем на Тихом океане! Интересно, каково тем, кто сейчас на мостике?

Неожиданно в мою каюту не зашел, а буквально ввалился, с перекошенным и бледным лицом, Толстых.

- Сережа. Пойдем скорее в первый отсек. Там такое, такое…что не приведи господь!

Мы протиснулись через переборочные двери в первый отсек и поднялись на торпедную палубу.

На ней суетились моряки и несколько гражданских специалистов. Я сначала не понял в чем дело. А когда подошел по ближе, то ахнул. Матросы перемещали ракету и пытались зафиксировать её на стеллаже.

Руководил процессом перемещения ракеты Костя Кривогубец. Обтекатель ракеты в одном месте был погнут и проломлен. Через треугольную дыру размером в десять-пятнадцать сантиметров, виднелись поврежденные платы и электронные детали головки самонаведения!

Когда ракета наконец была надежно закреплена в исходном положении, Костя с облегчением выдохнул и рукавом утер пот с бледного, как и у Толстых, лица и начал оправдываться.

- Понимаешь Сергей. На крутой волне при максимальном дифференте на нос, сорвало имитатор ракеты, находящийся на стеллаже. Наверное, отцепился. Он поехал вперед и ударился обтекателем об АРВД. Бух - бабах! Матросы испугались и закричали!

- АЭРВД хотя бы не повредили, - перебил Костю я?

- А что ему сделается. Сейчас проверяют. Скорее всего повреждения цепей нет.

- Так вот. Я выскочил на крик, - продолжал взволнованный Костя, - увидел, в чем дело, и понял, что теперь нарастает дифферент уже на корму. Вот, вот и имитатор поедет по стеллажу обратно. Тогда изделие весом более двух тон совсем на хрен разобьётся! Возможно и людей при этом покалечит.

Я еле успел подогнать каретку под кормовую часть ракеты и отрубить питание, - продолжал рассказ взволнованный Костя, - а дальше дело техники. Сейчас имитатор надежно закреплен. Хорошо, что брякнулся об АЭРВД именно имитатор, а не сама ракета. Слава богу топлива в имитаторе ракеты и тринитолуола в его боевой части, нет. Что дальше надо предпринять? Я не знаю!

- Понятно, что делать. Будто сам не знаешь? – Нервно вспылил я, - докладывать Родиону, будить и вызывать спецов из «Новатора», и составлять акты, акта, акты…. Один о причинах плохого закрепления имитатора ракеты, второй об освидетельствовании его состояния. Наверное, если подумать, то нужно и расследование. Так сказать, уже по личностям.

- Эти акты сугубо первичные, - добавил я, - придем в Питер, там будет детальное разбирательство. Наверное, придется привлечь и проектанта лодки – «Рубин». А сейчас главное, поменять курс лодки или погрузиться, что бы не так сильно качало. Короче. Пошли к Родиону сдаваться?

Нам специально сдаваться не пришлось. Родиону уже доложили о происшествии с оружием. Он сам пришел на торпедную палубу. Выслушал меня и Костю.

Потом поцокал языком, стоя возле дыры в обтекателе имитатора. Остановил нытьё, охи и ахи специалистов «Новатора», пытавшихся разглядеть через дыру, не повреждены ли его запальные цепи. Поинтересовался состоянием вилки ввода - АЭРВД-100.

И наконец скомандовал в «Каштан». Коротко и емко!

- Боцман! Держать курс 200 градусов. Оба мотора вперед малый. Мостик приготовить к погружению…

…Через сутки свирепого шторма как не бывало. К борту нашей лодки пришвартовался катер. На нем я должен был убыть на торпедо-техническую базу «Балтфлота», чтобы снять и задокументировать установки, введенные в торпеды. Уже с борта катера я помахал рукой Родиону и Косте, оставшимся на лодке, для того, чтобы везти «сломанную стрелу» в Питер.

Уже в Питере я дважды посетил КБ «Рубина» и «Малахита». Всё искал изъяны в каретке, которая безаварийно использовалась на протяжении тридцати лет. Их не было. Вместе со специалистами корабелами пришли к выводу, что вины экипажа нет.

Предположили. Скорее всего под воздействием переменных нагрузок износился фиксатор зацепа каретки. Хотя лично я, еще на лодке, проверил его действие несколько раз. Фиксатор срабатывал безупречно.

На верфях фиксатор каретки заменили и смазали какой-то новой хренью. Ну а «Адмиралтейские верфи», оплатили «Новатору» дополнительно ремонт имитатора ракеты. Вот и вся история.

Эпизод третий.

На следующей подводной лодке этой серии мы вышли в море в феврале. Удивительно, но на этот раз Балтика была ровная как стекло. От воды шел пар. Вода теплая. Воздух холодный. Ни зги не видно. Подаем туманные сигналы.

Мы уже успешно отстрелялись залпом противокорабельных торпед по МПК. Теперь ждали ПЛ-цель. На очереди ракетная стрельба. Ждем сутки, ждем другие. ПЛ- цели нет. Родион нервничает. Костя пропал в недрах лодки. Его не найти. А Толстых наверняка где-то бухает среди своих контрагентов.

Пришёл слегка озадаченный Родион.

- Слушай. Серега. Я думаю ПЛ-цели так и не будет. Слышал, что они пошли отрабатывать покладку на грунт. Летом к ним на комингс, подводный аппарат будет присасываться. Вот и тренируются на глубине.

- Что, до сих пор, не всплыли, - говорю я, округляя глаза?

- Типун тебе на язык. Всплыли конечно. Но что-то у них сломалось. Я думаю, что аварийный буй. Если не починят, то ясное дело ПЛ-цели не будет. А у нас, вернее у верфей, график сдачи лодки. Покраска, дооснащение оборудованием, замена секций аккумуляторных батарей, передача и все такое.

- На нет и суда нет! Придется в следующий раз в Балтийск шлепать. Когда ПЛ-цель будет готова с нами работать.

- Нет. Так не пойдет. С верфей поступило предложение, подкупающее своей новизной, - сообщил мне Родион, - как думаешь, нельзя ли по «Владимирскому» твоё телеуправление ТЭСТ-ом отработать.

- Можно конечно и по нему. Стреляем как обычно, на параллельных курсах. Лучше с перископной глубины. Торпеде зададим глубину метров сорок. И с дистанции кабельтов в 20-25, как шарахнем! Дальности хода торпеды хватит. Маневр отведения в торпеде предусмотрен, - так что торпеду не потеряем. Я думаю, что вполне возможно.

- Только, я боюсь, что ГИСУ не может идти с заданной скоростью 6 узлов. У него минимум 10-12 узлов? – засомневался вновь Родион.

- А если на выбеге попробовать? Дадим по УКВ команду «Владимирскому» лечь в дрейф, и через три-четыре минуты «Залп». Боюсь только, что торпедная ССН не сумеет захватить надводную цель. Не предназначена она для этого! Не смотря, что в море приповерхностный канал.

- И что из этого? Ну не навелась торпеда. Зато исправно вышла из торпедного аппарата лодки и всплыла в районе цели. Китайцам, а они как раз будут на ГИСУ, этого будет вполне достаточно, - заключил Родион.

- Да. И еще. Невозможно будет проверить обратную связь торпеды с АИУС. То есть на лодке останется не проверенным программное обеспечение и цепи управления торпеды командам её ССН, - на всякий случай предупредил я.

- Это такая малость! У меня вот ИДА-шек на борту некомплект. Целых девятнадцать штук не хватает. И крыс на борту не меряно. Ну и что. Ходим без них и с ними, - пошутил председатель и рассмеялся.

Утром провели стрельбу ТЭСТ-ом. Как решили, так и договорились. Видимость в море была отличная. Стреляли с перископной глубины. Торпеда сделала отведение от линии пеленга, а потом повернула на введенный в АИУС наблюденный пеленг.

Линия связи была не нарушена. Увы наведения торпеды на цель тоже не было. Но торпеда всплыла рядом с ГИСУ «Владимирский». Китайцы рукоплескали!

После того как мы сэкономили на испытаниях этого заказа и выдержали график поставки лодок, верфи стали приплачивать по тысяче долларов за каждую лодку. Каждому члену Госкомиссии.

Опять блин деньги. Ну куда от них деться!

Эпизод четвертый.

Начиная с третьего заказа всё пошло как по маслу. Схемы стрельбы не менялись. Я прилетал в Храброво, доезжал до Балтийска, спускался на лодку и писал свою программу телеуправления.

Программу представляла собой две колонки обозначений в виде команд, соответствующих текущим секундам атаки. Карандашом, прямо на пульте «Ламы». На этом мои функции заканчивались. Оставалось только выйти в море и оператору АИУС выполнить написанную программу.

Кроме того, после фиаско с имитатором ракеты 3М-54Э, на наши следующие заказы обещали прислать операторов с Северодвинского полигона в/ч 09703. Они должны были выполнять функции операторов АИУС при ракетной стрельбе, а не штатный ответсдатчик.

Теперь ему не надо было вводить последовательность неподвижных целей, по которым лодка выходила в назначенное время в заданную точку стрельбы.

Всё вроде бы было хорошо, но появилась другая напасть. Начал пить, как будто сорвавшись с цепи, оператор АИУС – Толстых. На первых порах в командировке, мы жили с ним вместе.

Так он с вечера и до утра колобродил по съёмной квартире. То предлагал мне выпить. То донимал меня всяческими расспросами и воспоминаниями. То изучал атмосферное явление, когда не потухшая сигарета светила на стенку будто фонарик. То вдруг пускался в пространные рассуждения о природе сахарного «диабэта». (Он и его мать страдали от этого недуга).

Мои неоднократные увещевания сбавить темп, и держать себя в руках, не помогали. На заказ Толстых приходил не выспавшимся и хмурым. Правда часам к десяти слегка выпив, оператор АИУС становился вполне адекватным. И с ним снова, как раньше, можно было работать.

Но дома он по-прежнему был не выносим. Мне такая жизнь быстро надоела. Буквально через неделю, я съехал от него на другую съемную квартиру. Пару дней я жил спокойно.

Не знаю кто. Но кто-то, из ответсдатчиков "Авроры" всё же на Толстых накапал. Буквально за день до выхода, поздно ночью около 23 часов, мне позвонил Леня Фоминских – ныне большой начальник в «Авроре» и прямой руководитель Толстых.

- Привет Сережа! Как там у Вас обстановка.

- Да ничего. Обстановка вроде нормальная. Завтра выходим на испытания четвертого заказа.

- А мне вот докладывают, что дела у Вас на заказе совсем плохи! Небось «керосинишь» вместе с Толстых? – С нескрываемым раздражением произнес Леня.

- Да нет. Что ты. Умные книжки читаем, - в тон ему, зло пошутил я, не желая обсуждать в приватном разговоре с начальником высокого ранга, проблемы бедного оператора АИУС, - действительно, нянька я ему, что ли?

- Считаю, что необходимо заменить оператора Толстых на заказе. Из Питера срочно вылетает бригада специалистов «Авроры». Трое человек, во главе с заместителем начальника управления Кивиновым. Он на месте разберется. Что к чему.

- Разбирайтесь, но без Толстых я стрелять не буду. Привык к нему. Работает он нормально. Стреляем тоже вроде не плохо.

- Стреляешь не ты, а экипаж лодки! – Строго напомнил мне Фоминских.

Я осекся, и поправился, - конечно стреляет экипаж, но все же я думаю, что в приезде контролеров из «Авроры» нет необходимости. Справимся сами! А оператора АИУС лучше не менять.

- Я знаю, что делаю, - твердо сказал Фоминских, и положил трубку.

Я долго не мог уснуть прикидывая, какие изменения в нашей работе повлечет нашествие контролеров из «Авроры». В конце концов решил.

- С утра пойду к Родиону и буду настаивать, что бы оператором АИУС на стрельбах оставался всё-таки Толстых.

Сказал и сделал! С утра Родион безапелляционно поддержал меня в решении оставить за пультом Толстых. Но к десяти часам, когда приехали контролеры, он так же легко поменял решение.

- Пусть за пультом «Ламы-ЭКМ» будут специалисты, которых назначила «Аврора». В конце концов эта контора несет ответственность за данную систему!

- Ты же Сережа будешь стоять за спиной у оператора АИУС и подсказывать ему, что и как надо делать, чтобы соблюсти намеченную схему стрельбы. Я буду рядом с тобой.

У меня внутри всё прямо кипело. - С моим мнением не считаются! Но я не подал виду и подчинился. В конце концов это дело председателя. Я догадывался, что накат идет со стороны «Новатора» и со стороны моего военного коллеги из госкомиссии по приемке АИУС.

И если первые не могли смириться поломкой обтекателя имитатора ракеты 3М-54МЭ, то второй был раздосадован тем, что АИУС проверяется на ходовых испытаниях только как стрельбовая, но увы не как информационная система. Это надо же. Сам он представляет здесь РТУ. А родить программу применения АИУС по своему назначению не может.

Свой очередной заказ Родион вывел в море около одиннадцати часов утра. На этот раз в гордом кильватерном строю. Перед нами в десяти кабельтовых гладь моря разрезала ПЛ-цель - Б-407. К полудню лодки разошлись по точкам погружения. А к четырнадцати часам, все мы были готовы к противолодочной стрельбе.

Место Толстых за АИУС занял незнакомый мне специалист из «Авроры». Я попытался было объяснять ему суть программы телеуправления. Но он сказал, что уже прочитал её на пульте и все понимает.

Предстартовая подготовка ТЭСТ-а - определение координат и параметров движения цели, подготовка ТА, решение задачи стрельбы, замер сопротивления изоляции линии связи и ввод данных в торпеду - прошли безукоризненно. Команду «Товсь», как Толстых, новый оператор долго не держал. (Предмет моего вечного спора с Толстых).

Как только на пульте мигнул сигнал «Товсь выполнено» специалист сам догадался представить Родиону нажатие кнопки «Залп». Судя по шумам из динамиков гидроакустика и повысившемуся давлению из первого отсека, торпеда вышла нормально.

Затем оператор АИУС строго по минутам выполнил программу телеуправления, разрешил самонаведение и даже получил от ССН торпеды сигнал о захвате цели. В завершение он грамотно, как и полагается, отметил точку всплытия.

Противолодочная стрельба, вопреки моему ожиданию, прошла просто на ура. Я был поражен. Про себя же, особо не афишируя, я отметил четкую работу оператора АИУС и подумал.

- Умеют все-таки специалисты «Авроры» отделять мух от котлет!
Фоминских оказался прав, а я впервые засомневался в собственной непогрешимости!

А оператор Толстых через месяц скончался. Вечная ему память.

Эпизод пятый.

От испытания подводных лодок стрельбой противокорабельных торпед я ничего плохого не ожидал. До этого стрельбы залпом 53-65КЭ проходили нормально. По-моему, на флоте не было офицера, который не знал бы что такое лямбда 1 и лямбда 2, откуда отсчитывается Ет и как устанавливается глубина года торпед! Вся торпедная наука основана на этом виде стрельбы.

Прекрасно знал эти вопросы и командующий «Балтфлотом» Валиев. На инструктаже командующий показал свои прекрасные знания по торпедной подготовке и приказал, что бы не было ни малейшего отклонения от плана их проведения!

План естественно оформлялся в МТУ «Балтфлота». На инструктаже все участники слушали начальника МТУ в пол уха, так как были заранее согласны с ним. По этому плану, глубина хода торпед была назначена максимально возможной для торпед 53-65КЭ – 14 метров. Да и ещё разноску в метр между торпедами залпа тоже надо было учесть.

Ну а как же? Иначе нельзя! Ведь максимальная осадка НК-цели составляла чуть больше 5-ти метров! Существовала виртуальная опасность поразить «бульб» цели.

Но когда перед стрельбой я взглянул на шкалу прибора дистанционного ввода глубины (ПДУГ) с помощью которого надо было вводить глубину, то сразу озадачился. Шкала прибора была черным по «желтому», отгравирована в цифрах от 2 до 12 метров.

То есть ПДУГ, для этого заказа был рассчитан на советские торпеды 53-65К или же изготовлен по старым советским чертежам! Нам один черт. А вот как ввести в экспортные торпеды предусмотренные планом 13 и 14 метров?

Памятуя свои давние мучения с электромеханическим приводами на МГ-23, я вызвал из чрева лодки специалистов по автоматике. На мой зов откликнулись двое.

- Что надо? Ввести глубину больше 12 метров? Говно вопрос. Выеденного яйца не стоит! Сейчас сделаем! – И разом потянулись к дверцам стойки.

- Погодите! Сейчас посоветуюсь с главным военспецом по торпедной автоматике Костей Кривогубцем, - остановил их я. И начал связываться по «Каштану» с первым отсеком.

Костя отозвался не сразу. Лодка уже начала маневр по выходу в торпедную атаку, а первый отсек все еще не был готов.

- Что надо, Серёжа? – наконец отозвался Костя.

-Костя! Как ввести в торпеды глубину в 13 и 14 метров? С ПДУГ-а можно ввести глубину лишь от 4-ех до 12-ти метров. Автоматчики в этом нам могут помочь!

- Да ну их! – Зло отозвался Костя, - они уже предлагали свои услуги. Боюсь если точно не установят колеса в промежуточное положение, то при несовпадении направляющих, привод на хрен заломят. Будет тогда у нас с тобой на заказе помимо разбитой ракеты, еще и не исправный ПДУГ.

- Тогда может быть оставить старые глубины в 11 и 12 метров! Как раньше? Риск попадания торпед в бульб МПК минимален. Ты же знаешь! – Убеждал его я.

- Ты что! С дуба рухнул? Слов командующего не слышал? Не суйся в канал глубины! Я сам, вручную, накручу на обоих торпедах, то что нужно! А каналы ввода глубины отключу!

- Тогда ПДУГ останется не проверенным, - возразил я.

- Да и хрен с ним! – уже еле сдерживал себя Костя.

- Послушай Костя, - не унимался я, - опасаюсь, что если на глубине 14 метров чувствительность НК-каналов окажется заниженной, то торпеды не наведутся на след. Пройдут полную дальность по прямой. Где их потом искать? Может все же оставим старые глубины хода. А Костя! Надо же хоть иногда, риск брать на себя!

- Пошел на х…й большой ученый. Я сам знаю, что мне делать! Не мешай. Занимайся лучше АИУС-ом! С него глубина слава богу не вводится! Конец связи, - отрезал Костя, и отключился.

Специалисты автоматики бросили взгляды на меня и пришли в замешательство.

- Так вводить глубину с ПДУГ-а или нет? – вопрошали их глаза.

- Ничего не надо делать, - доверился я Косте, и выключил ПДУГ.

Тем временем лодка вышла в позицию залпа и развернулась носом на НК-цель. Еще минута томительного ожидания и на АИУС наконец пришел сигнал «ТА готовы»!

Оператор АИУС из «Авроры», который работал не хуже первого, последовательно нажал кнопки «Приготовить БЗ» и «Товсь» и дождавшись ответных сигналов «БЗ готов» и «Товсь выполнено», доложил.

- Залп разрешен, - и откинул на АИУС крышку кнопки «Залп»!

Лодка дважды вздрогнула. По выносному индикатору ГАК и пеленгам на «Ламе» я наблюдал, как торпеды рванулись в сторону НК-цели. Как их трассы подошли почти перпендикулярно к «следу».

Я привычно ожидал что отметки шумов торпед покатятся в лево вслед за шумовой отметкой цели. Однако на этот раз такого не случилось. Торпеды уверенно пересекли «след» цели за кормой и двинулись дальше по прямой.

- Почему ни одна торпеда не навелась? – растерянно спросил Родион.

- Не знаю. Тут может быть тысячу и одна причина. Пока не поднимем и не разоружим их, ничего не узнаем!

- Черта два ты торпеды потом найдешь, задумчиво проговорил Родион, наблюдая за значками торпед, подползающими к обрамлению экрана.

Всплыли в надводное положение. Начали поиск торпед. В центральный отсек пришел старший контролер из «Авроры» Кивинов. Он наблюдал за работой торпедистов находясь в первом отсеке и пребывал под впечатлением от увиденного и услышанного.

- Знаешь Серега. Обстановка на торпедной палубе была очень нервная! Напряг прямо висел в воздухе.

- Зато твои ребята из «Авроры» в центральном посту сработали очень быстро и четко. Может даже слишком быстро. Спасибо тебе.

- Торпедолов, наверное, сейчас поднимает торпеды? – спросил Кивинов.

- Их надо будет еще найти, - ответил я, - через полчаса, когда продуют весь балласт все мы окажемся на мостике и будем шарить глазами по горизонту.

- А что акустики стукачей не слышат?

- Нет. Не слышат. Пойду посмотрю, как там Костя. Выясню с ним пару вопросов. Обычно он сразу после торпедной стрельбы первый на мостике и больше всех информирован, - дипломатично, не раскрывая самого факта не наведения торпед на цель, известил я Кивинова.

На этот раз Костю Кривогубца я нашел не на мостике, а в своей каюте. Он был один. Его тело лежало на верхней полке, отвернувшись от прохода, лицом к переборке.

- Наверное, отдыхает после свалившейся на него запарки, - подумалось мне, - сначала, надо бы извиниться перед ним, а уж потом….

Я осторожно тронул Кривогубца за плечо и слегка потряс его маленькое тело. Он не отреагировал. Тогда я потряс его уже сильнее. После чего раздосадовано произнес.

- Костя, нам надо обсудить с тобой…

Костя повернул ко мне своё опухшее лицо и посмотрел на меня невидящими глазами. Глаза его были полны слез. Лучший минер «Балтфлота» беззвучно плакал. Совсем как маленький ребенок. Я не стал его больше тревожить и тихонько выскользнул из каюты.

Эти две торпеды, потерянные в море, мы как ни старались всё же не нашли. «Адмиралтейские верфи» возместили «Балтфлоту» стоимость утерянных торпед. А Костя еще два месяца носился между верфями и Адмиралтейством с актами списания.

Перечень подобных драматических эпизодов можно было бы продолжить и далее. Но и перечисленных эпизодов было вполне достаточно, чтобы понять, что все мы здесь, на подводных лодках, просто добываем в поте лица, свой хлеб.

С риском для здоровья и самой жизни. А наши инновации состоят лишь в том, как выкрутиться из создавшегося положения. И при этом еще залить «Коле» (т.е. инозаказчику) баки.

Скорая перспектива работы, на заводе основанной на вранье, меня не устраивала. Поэтому после демобилизации с флота я, даже не обращался к главному строителю Вересову, с просьбой принять меня на «Адмиралтейские верфи». Работать я пошел всё же в «Аврору».


Глава 38. Работа в Авроре и Гидроприборе. Адъюнкт Шилин или как я искал свое место в инновационной деятельности

Полтора года работы проведенных в «Авроре», не удовлетворили мою жажду к инновационной и научно технической деятельности. За это время я сумел опубликовать в научно техническом сборнике предприятия только две начальные статьи, посвященных организации залпа телеуправляемыми торпедами.

Мой теперешний прямой начальник Кивинов, не вникая в суть вопроса, тоже посоветовал мне, заняться разработкой аванпроекта системы управления залповой стрельбой телеуправляемыми торпедами. Теперь все свободное время я был занят разработкой этой проблемы.

Меня же как ведущего инженера, для начала назначили заместителем главного конструктора по созданию системы управления резервной стрельбой для одного из инозаказов. Эта должность, не давала простора для новаторства и инновационной мысли. Но я понимал необходимость адаптации в гражданской должности.

Резервная система управления стрельбой представляла собой несколько приборов, два из которых были покупными. А три уже производились на предприятии. Вся суть резервной системы заключалась в разработке программного обеспечения решения задач стрельбы торпедами и обеспечению упрощенных связей с источниками информации. Программное обеспечение для нашей системы и упрощенные связи с системой наблюдения были уже разработаны.

Эта задача, по сути дела, была еще ранее решена программистами «Авроры». Надо было просто от большего отсечь все лишнее.

При этом главной проблемой, которую следовало решить мне, было строгое следование стандартам предприятия, при складывании резервной системы стрельбы из «пяти кубиков».

А главным результатом моей деятельности, было обоснование цены на ОКР по её созданию в интересах нашего научно-исследовательского отделения. Причем именно такое, чтобы львиная часть денег, оставалась в нашем подразделении. Такой местнический подход мне тоже не нравился.

Может быть я не сумел перестроить научный склад своего ума. Может, надо было встать на борьбу со шкурными интересами? Мне этой головной боли не хотелось.

Кто знает? Наверное, начальники просто хотели удостовериться, в моих способностях к конструированию. Так сказать, воочию убедиться, что я смогу добиться осязаемого результата. Мне же хотелось большего.

Однако продолжению карьеры конструктора лодочных систем управления оружием, не суждено было сбыться. За неделю до испытаний резервной системы управления, то есть где-то за месяц до Нового 2011 года, меня разбил двойной инсульт.

От временного умопомрачения, я пришёл в себя только через полгода. Таким образом я сумел выйти на работу лишь к середине мая. Поэтому меня, как не перспективного работника, Кивинов подал в список сокращаемых.

- Подал. И правильно сделал. Зачем с полутрупом возиться?

Я написал заявление об уходе «по соглашению сторон» и с легким сердцем покинул «Аврору». Этот род деятельности был явно не мой…

… Я понемногу восстанавливался от последствий инсульта. Осознание реальности бытия хоть и медленно, но возвращалось ко мне. В декабре, благодаря усилиям друзей, а именно Соколова и Кобылинского, я оказался в «Гидроприборе». В должности главного специалиста.

По иронии судьбы, как уже мною было уже упомянуто в прологе к повести, я был принят в отдел стратегического и инновационного развития Концерна.

Историю о том, как в начале открывшегося для меня, старого и одновременно нового жизненного пути, я бродил по коридорам Концерна с трудом узнавая кабинеты и бывших друзей, и коллег, я пропущу. Я же не специалист по психотерапии!

Как записывал на множество листочков и рассовывал по карманам их имена и отчества, вместе с телефонами – тоже. К науке и инновациям это не имеет никакого отношения.

Однако наука о том, как заранее продумать суть вопросов, которые надо было выяснить, а из добытых сведений сложить в многовариантную мозаику свои мысли, по поводу стратегического движения концерна в заоблачные высоты, давалась мне с трудом.

Я упрямо писал многостраничные отчеты, заполнял великое множество таблиц в «Ворде» и «Экселе», складывал и вычислял проценты выполнения плана, ежеминутно памятуя о собственной ущербности и не нужности.

Подспудно, я выполнял указания Евгения Ивановича по разработке разнообразных приложений к инновационным программам и отчетам по ним, помогал ему в приобретении навыков работы на компьютере, мирил нашего упрямого, как бык, начальника отдела Полыхаева, с координатором технологической платформы Кобылинским, и выполнял много чего другого. Иными словами – много чего не очень нужного.

Мы строчили задуманные кем-то НИР-ы. Только сейчас эти научные работы не приносили нам дохода. С их помощью мы надеялись хотя бы оправдать свою мизерную зарплату в «Гидроприборе».

Мои друзья из «Гидроприбора» и ученые из «Корабелки» постепенно покидали этот мир, унося с собою целые пласты знаний и компетенций. Мы всё чаще стали встречаться на кладбище поминая каждого из них и в тайне надеясь на возрождение судостроительной промышленности.

В один из таких скорбных дней, помнится на годовщину гибели "Курска" его величество случай, свел меня с молодым человеком – преподавателем «Корабелки» и одновременно нашим сотрудником.

- Познакомься Михаил Михайлович, - представил меня мой старый знакомый Борис Александрович, - это мой друг Волошин Сергей Александрович.

Я протянул руку высокому парню приятной наружности. Его рукопожатие было крепким, взгляд – открытым.

- Адъюнкт Шилин, - скромно представился он.

- Сергей Александрович. Наш должник, - продолжил Борис Александрович, - знает, если не все, то многое об телеуправлении. Миша попроси его на всякий случай посмотреть материалы твоей диссертации. А то мне видать уже не много осталось.

Борис Александрович как в воду смотрел. Через месяц, нам вновь представился грустный повод опять встретиться. Уже в крематории. Хоронили на этот раз его самого.

Когда после тягостных похорон, мы в легком печальном подпитии, разъезжались по домам, я чуть замешкался. Свой автобус упустил. Поэтому поехал в последнем микроавтобусе с преподавателями ВУЗа до «Корабелки».

Один из преподавателей, который громче всех сетовал по поводу безвременно ушедшего профессора, - добавил.

- Жаль Бориса Александровича, жаль еще и Мишу. Он завис. Остался без научного руководителя. А его работа более чем на половину готова. Жаль.

Я тут же понял, чем мне придется заниматься в ближайшее время.

Ждать пришлось не долго. Уже через неделю в наш кабинет постучался Михаил Михайлович.

- Видите. Вот как вышло. Борис Александрович вел меня от бакалавра. И статьи мы вместе с ним писали. А теперь его нет. Не могли бы Вы стать моим научным руководителем? - Без особых реверансов, сразу взял меня, как быка за рога, молодой адъюнкт.

- Да. Действительно жаль. Но у меня нет опыта научного руководства. Вам бы поискать другого руководителя. Более опытного методиста. Например, Исаака Борисовича, с которым Вы работаете здесь в «Гидроприборе», или Канищева Владимира Ивановича с соседней кафедры. Его тоже можно попросить.

- Просил уже. И того и другого. Увы у Исаака Борисовича очень плохо со зрением, а Владимир Иванович сейчас болен. Он только по великой надобности на такси в «Корабелку» приезжает. Так, что остаетесь только Вы, - с надеждой улыбнулся молодой преподаватель.

Поговорили с ним о предмете его научных исследований, проблемах телеуправления. О содержании созданного им научного задела. Развили с ним тему залпового применения телеуправляемых торпед.

- Ладно. Оставьте Ваши материалы, и свой телефон. Я посмотрю их и о результатах дам Вам знать.

- Когда примерно?

- Дня через три, - ответил я, - и на следующий же день внимательно просмотрел представленные файлы.

Материалы, как материалы. Таких работ я видел раньше много. Кое с чем я был не согласен. Кое-что - не понимал. Но главное, материалы диссертации были в разобранном виде. Работа оказалась явно незаконченной. И главное в материалах диссертации, хотя и содержались так сказать «ростки винограда», но не было «изюминки». Не выросла еще и не засохла!

Меня одолевали сомнения. Достаточно ли подготовлен адъюнкт для самостоятельной работы. Сумею ли я в своём после инсультном состоянии дать ему правильные советы? Буду ли я способен разумно и ненавязчиво направить его диссертационную работу?

Михаил Михайлович пришел ко мне в пятницу. Я был один, и мы сумели познакомиться друг с другом по ближе. Мне импонировала острота ума и любознательность диссертанта, серьезный подход к жизни, и какая-то, еле уловимая, основательность.

Но я все еще колебался. Взвешивал все «за» и «против», пока не почувствовал.

- Этот не подведет, и научную работу не забросит! – думал я, - да и сам я тоже не лыком шит. Имелся кое какой опыт обучения подчиненных. Кроме того, и сам я из учительской семьи.

Дело окончательно решило то обстоятельство, что Михаил Михайлович оказался уроженцем Североморска. Сам адъюнкт был из офицерской семьи. Двадцати шести лет отроду. И как можно было отказать такому человеку? Поэтому я, уже не колеблясь, согласился.

- Готовьте и оформляйте по «Корабелке» приказ на замену научного руководителя. Только предупреждаю. Работать будете быстро, но планомерно. По графику. Иначе нам удачи не видать!

- Когда начнем? – поинтересовался, обрадованный диссертант?

- А прямо сейчас, понимаешь Миша, - обратился я к нему по-свойски, - в твоих материалах плохо просматривается главная идея, которая делала бы работу цельной. Идея же, как правило, кроется в названии темы диссертации.

- А чем Вам не нравится моя тема, - и Михаил, заглядывая в свои материалы, зачитал буквально следующее, - «Преодоление средств ГПД двумя телеуправляемыми торпедами в залпе, при обмене информацией между ними через БИУС носителя»?

- Во-первых, ты свою тему без бумажки даже произнести не можешь, - начал я, - во-вторых твоё название диссертации очень длинное, и оно предполагает конкретику, а ты к сожалению, не специалист по ГПД, и в - третьих, пока диссертация не дописана, применяются рабочие названия. Короткие, емкие и звучные!

- Не знаю, - признался я, - но мне кажется, что к твоей работе могло бы пока подойти рабочее наименование «Телеуправление стаей торпед».

- Не очень понятно? О чем это Вы. Поясните пожалуйста.

- Здесь ключевое слово «стая»! Множество торпед в залпе, как раз и составляет «стаю». Это как стая волков, которая окружает лося. Поэтому «стая» торпед предполагает не только телеуправление, но и взаимодействие между торпедами. Так, что слово «стая», на самом деле звучное и емкое.

- Как я понял, - подхватил мою мысль диссертант, - задача диссертации так организовать телеуправление в «стае», чтобы на конечном участке одновременно ударить всеми торпедами по цели. Причем с наименее защищенных направлений. Потому, что лодка цель, в свою очередь, будет уклонятся и одновременно отводить или сбивать наши торпеды. Правильно?

- Молодец Миша! Понял меня с полуслова, - обрадовался я, - а то пишешь в наименовании работы всякие аббревиатуры, типа «ГПД» и «БИУС». Если их расшифровать, то название диссертации займет целый абзац!

- Боюсь только, - озаботился Миша, - многое из того, что я уже сделал, придется переделывать и рихтовать.

- Не переживай, - успокоил я адъюнкта, - все что было наработано ранее, все равно не пропадет. Войдет в диссертацию. Неопределенное и короткое рабочее наименование работы, дает возможность по максимуму использовать уже имеющийся материал. А вот добавить кое-что придется.

- Я готов написать статью о формировании концепции «стаи» в наш научный сборник, - выразил своё желание адъюнкт.

- Правильно, - обрадовался я, и уточнил, - предлагаю написать даже две статьи. Первую - совместно, где мы объявим о содержании новой концепции телеуправления, а также о том, что нужно разработать для её реализации, и вторую - ты лично, где уже сам ответишь на вопросы, поставленные нами в первой статье и предложишь путь для её реализации.

- Договорились?

- Да. Конечно. Я пошел работать, - обрадовался диссертант….

…Наша первая, совместная статья, вышла в сборнике «Гидроприбора» в 2016 году. Она называлась, как мне помнится, - «На пути к принципам боевой стаи». В том же сборнике Михаил Михайлович отозвался статьёй «Боевая стая против залпа», где молодой ученый сформулировал основные отличия от залпа и определил принципы формирования «стаи».

Так начались наше сотрудничество и дружба. Я подготовил Михаилу помесячный план завершения диссертационной работы. И адъюнкт следовал ему насколько это было возможно.

При возникновении проблем мы совместно обсуждали изменения в плане исследований. При этом я старался, что бы инициатива исходила прежде всего от самого диссертанта.

Таким образом я помог ему отточить умение выделить и сформулировать вопрос, самостоятельно поставить перед собой частную научную задачу и решить ее, находясь в жестких рамках плана.

Благодаря живому уму и природной любознательности Миша представлял собой особый тип вдумчивого исследователя. Он обладал умением анализировать и сопоставлять явления, происходящие и в живой природе и в сфере вооруженного противоборства. А, с другой стороны, он был способен улавливать мировые тренды науки.

Всякий раз, когда заходил к нему, мой адъюнкт никогда не сидел без дела. Миша был постоянно чем-то занят. То своей диссертацией, то написанием разделов НИР для "Гидроприбора", то разработкой методических пособий для студентов Корабелки.

Вначале я удивлялся его работоспособности и целеустремленности. Потом привык. Я всегда был уверен, что те разделы и расчеты на моделях, которые мы сообща согласовали в план-графике завершения диссертации, будут им выполнены в намеченный срок.

На первых порах я подкидывал адъюнкту идеи и материалы, касающиеся принципов мультиагентного управления. Я наделся, что Миша наработает материал по взаимодействию торпед в «Боевой стае».

К чести диссертанта, он не клюнул на приманку. И оказался, в конечном итоге, правым.

- Это всё я еще успею разработать в своей докторской, - говорил он, - а пока надо привести в порядок выведенные мною формулы относительного движения торпед с учетом перемещения носителя.

- Тогда следует упростить формулы предложенных тобою методов телеуправления в «Стае», - наставлял я диссертанта, - а то уж очень они громоздкие.

- Да. Согласен с Вами. Попробую.

Не скрою. Общение с молодым энергичным человеком было приятно и мне. Он был полон юношеским задором, сочетающимся с исходящей от него уверенностью. Я напитывался свежим ароматом юности и память благодарно откликалась на него.

Первое, что я вспомнил, был простой принцип динамического программирования. Второе – более сложный метод Беллмана-Калмана. Третье – узкоспециализированный метод Фроста, посвященный выделению сигналов из помех.

А дальше. Пошло и поехало. Научные знания воспроизводились и множились в моей голове по экспоненте. Правда, если честно, больше вспоминались фамилии авторов, основные принципы и преимущественные области применения. Формулам же в моей памяти места не находилось. А может их, этих формул, там отродясь не было?

В июне 2018 года, в точно в определенный нашим планом срок, Миша представил свою диссертацию на предзащиту в приборфак «Корабелки». Она состоялась в помещении кафедры 50. К тому времени её начальник, Борис Петрович Белов увы тоже покинул нас и этот мир.

Его сменил на должности начальника кафедры Александр Иванович Сетин. Тот самый молодой доктор наук, который провожал вместе с нами в последний путь Бориса Александровича.

Совмещенное заседание профильных кафедр приборфака вел мой хороший знакомый Сиек Юрий Леонардович. При встрече он тепло обнял меня и хитро спросил.

- В Вашем полку прибыло, а Сергей Александрович?

- Скорее в Вашем, - парировал я, - и мы оба рассмеялись.

После обстоятельного доклада молодого преподавателя по диссертации Юрий Леонардович задал дежурный вопрос?

- Какие будут мнения по поводу доклада Шилина?

Мнений было много. Уже два года на приборфаке "Корабелки" не было защит. Люди изголодались по творческому росту молодой поросли. Поэтому выступил целый ряд преподавателей в докторских званиях: Скобов, Сетин, кандидат наук Семенов и многие другие.

В целом выступавшие одобрили, и одновременно слегка покритиковали работу. Они так же высказали свои пожелания к содержанию исследований и виду плакатов. Миша подробно записал все пожелания.

Выступил и я. Более всего я напирал на то, что автор не только сформировал оригинальную концепцию телеуправления торпедами в «Боевой стае», но разработал и запатентовал новые методы.

Эти методы могли лечь в основу создания, как одноканальных, так и многоканальных комплексов телеуправления. В общем, как и положено научному руководителю, больше хвалил диссертанта. А про себя я отметил.

- Надо бы самому более тщательно готовиться к выступлениям.

Во всяком случае, мне моё выступление на предзащите показалось слишком пространным и не особо убедительным.

Тогда я не догадывался, что буквально через месяц, в связи перерегистрацией диссертационных советов в России, фактическая защита моего диссертанта в совете «Корабелки», состоится только через полтора года.

Таким образом Миша получил возможность отшлифовки работы, в кругу оппонентов, а мне была предоставлено дополнительное время для приятного общения и научных дискуссий с моим диссертантом.

На окончательную защиту диссертации Михаила Михайловича я пришел подготовленным. Речь руководителя диссертационной работы, как когда-то «Корабельный устав», я выучил наизусть. Защита состоялась без сбоев!

Жаль, что это счастливое время всё же закончилось. И снова наступили скучные будни.

                Эпилог. Инновации. Что дальше?

Подведем итог моей инновационной деятельности. Прямо по тем самым пунктам, которые предусматривает отчет «Гидроприбора» по инновациям. Пусть терпеливый читатель, всё же добравшийся до конца сего «творения», увидит и оценит не соответствие моих планов суровой реальности.

1. Инновационные проекты и мероприятия по цифровой трансформации.

Мне еще на втором курсе училища, можно сказать одному из первых, самостоятельно пришла в голову идея применить цифровые построения заменив аналоговую технику. Но широты и глубины понимания этой идеи у меня не оказалось.

Ну не был я гением или даже просто вдумчивым человеком. Не видел ничего дальше своего носа. Причина моей близорукости в том, что я, как мелкий ученый, пытался разработать и применить элементы этой идеи к таким же мелким, частным случаям.

Однако даже этого я не сумел сделать. Ни в сфере гидроакустических и радиоизмерений, ни в подводном телевидении, ни в радиолокации, ни большой гидроакустике.

Я полагал, и до сих пор остаюсь убежденным, что все потуги начальства по всеобъемлющей цифровой трансформации, только усложнят нашу жизнь. Заставят действовать по шаблонам, не давая простора для творческой мысли.

Лозунг всеобщей «цифровизации», ничем не отличается от лозунгов всеобщей «электрификации» - (нам электричество пахать и сеять будет), «кукурузизации» - (кукуруза королева, боб король), а также «химизации», «роботизации» и пр.

Думаю, что гул цифровой трансформации со временем утихнет и перейдет на естественный путь развития. А цифровые технологии займут своё место в человеческой жизни.

2. Инновационные проекты и мероприятия в сфере искусственного интеллекта.

В моём многостраничном опусе, под наименованием «Инновации», я не нашел ни одного упоминания об искусственном интеллекте (ИИ). Это и не удивительно. Занимаясь решением мелких, сугубо прикладных задач, в моих научно-технических изысканиях не было места этой химере.

Нейронные сети и большие данные давно уже набили мне оскомину. Однако сейчас только ленивый не употребляет этот термин. Пошла очередная волна искусственной интеллектуализации.

При чем в обыденном понимании, под ИИ сейчас имеют в виду всего лишь очень сложные алгоритмы. Особо меня удивил глава «Сбера» Герман Греф, который предъявил Владимиру Владимировичу округлую бандуру, размером с самогонный аппарат.

Правда мы с Михаилом Михайловичем при написании статьи посвященной принципам «Боевой стаи» торпед, пошли дальше Грефа.

Мы даже высказали предположение о существовании некого «коллективного интеллекта», существующего вне сознания каждого участника. Но это не более, чем литературная гипербола.

На самом деле, «коллективный интеллект» - безмозглый интеллект. Он - сродни «коллективному иммунитету». Как мед у Винни-Пуха. Вроде бы его нет, а он есть!

Одно, несомненно. При разработке адаптивных алгоритмов взаимодействия, использующих принципы мультиагентного управления в «Боевой стае» торпед, без элементов ИИ не обойтись.

3. Прочие инновационные мероприятия.

К прочим инновационным мероприятиям в моей деятельности можно было бы отнести создание инструментов и методик для исследований.

В их числе и недоделанная в училище приставка к подводной ТВ-системе, и стенд для измерений микросекунд пролета снарядов мимо мишени. Также можно упомянуть и аппаратуру для регистрации и анализа шумов СПР в «конусе тишины» и фиксации, приводняющихся головных частей противолодочных ракет, а также прочие стенды.

Для их практического применения требовались методики. К ним относились прежде всего методики измерения микросекундных интервалов, оценки величины провала в кормовой части внешнего акустического поля СПР, акустической регистрации приводнения и отделения от СПР и ракет, головных частей в виде торпед, обнаружения ГФА со стороны внешнего кольца, (в адекватность которой я и сам не верю) и многие другие.

Анализируя данные и прочие инновационные мероприятия, я обратил внимание на постепенное уменьшение оригинальности разрабатываемых мною продуктов. Если в молодости я придумывал и реализовывал нестандартные подходы, то со временем все больше применял типовую аппаратуру магнитной записи и спектрального анализа.

Зачем придумывать что-то новое, если фирма «Брюль и Къер» оказалась далеко впереди нас? Мне оставалось лишь правильно подключить нужные приборы. Ничего другого предпринять было просто невозможно. Обогнали нас проклятые капиталисты!

4. Исследования и разработки.

Основой своих исследований и разработок, я считаю военно-научное сопровождение и экспериментальное обоснование работ по гидроакустике и телеуправлению.

У меня за долгую жизнь в науке и технике накопилось более ста пятидесяти научных трудов. Из них шесть изобретений и одна полезная модель. Я провел самостоятельно более двадцати научно-исследовательских и экспериментальных работ. Написал гору статей.

И что в итоге? Да ничего. Телеуправление торпед, так и осталось на прежнем уровне. Мне, не смотря на все старания, не удалось сдвинуть это дело с мертвой точки.

Остальные работы, такие как эксперименты по созданию авиационных средств регистрации промаха, теле коррекция траекторий СПР, попытки обнаружения и регистрации ГФА и прочие не в счет.

В этих работах я, как правило, удовлетворял своё любопытство за казенный счет. Зато регулярно получал премии и зарплаты. Это позволяло как-то жить, экономя каждую копейку. Вырастил троих сыновей.

А в целом, в радиотехнические средства обеспечения боевых действий подводных лодок и в торпедное дело, я не внес ничего нового. Все осталось по-прежнему. Как было до меня.

Единственное, что мне удалось сделать, так это передать телеуправление в надежные руки Михаила Михайловича. Есть повод задуматься о смысле своей жизни!

5. Развитие организационной структуры и механизмов управления ПИР

По организационной структуре и механизмам управления программой инновационного развития (ПИР) я не сделал ничего. Мой вклад в это дело, туманен как кольца Сатурна. Да. Я писал какие-то версии инновационных программ «Гидроприбора» и отчеты по ним.

В них, я все больше и больше врал. Причем врал вдохновенно. Только для того, чтобы угодить начальству и не попасть под каток сокращений. В результате с программой инновационного развития Концерна оказался знаком только узкий круг «ограниченных» людей.

Чем хуже шли инновационные дела в Концерне, тем радужнее и обнадеживающе вещали наши отчеты об его инновационной деятельности. За выполнение ПИР, топ менеджеры Концерна исправно получали премии.

Дело дошло до того, что количество изобретений в пятитысячном коллективе, можно было сосчитать на пальцах. Долго так продолжаться не могло.

6. Развитие системы разработки и внедрения инновационной продукции и технологий

В систему разработки и внедрения инновационной продукции «Гидроприбора», никаких улучшающих инновационных изменений я не внес. Разумеется, какие-то рекомендации в выводах по отчетам о ежегодном выполнении инновационной программы, я делал. Однако в эти выводы руководители Концерна не вникали.

Всякие там правительственные лозунги, заимствованные из развитых капстран стран типа «Индустрии 4.0», развитие инноваций с использованием дизайн-мышлений, Agile и 2-speed R&D, т.е. двухскоростной подход к проведению НИОКР, воспринимались топ-менеджерами лишь как повод умно поговорить. Не более того.

Когда начальник нашего отдела попытался, объяснить бывшему генеральному директору необходимость разворота инноваций в сторону гражданской продукции, тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

Спустя два года, об этом заговорил уже сам Путин. Его слова подхватил многоголосый хор прихлебателей, родивший лозунг - 50% гражданской продукции на предприятиях ВПК к 2030 году!

Тогда в «Гидроприборе» задумались, почесали репу и ввели должность заместителя генерального по производству гражданской продукции. Да, ещё образовали два отдела. По два человека в каждом.

- А дальше посмотрим, как звезды лягут. И кто раньше? Ишак или эмир, - поговаривали знакомые мне топы.

Как ни странно, но я полностью разделяю их позицию.

7. Развитие партнерства в сферах образования и науки

В своё время я без конца пасся в научных организациях. Их насчитывалось более трех десятков. Работал я и с профессорами ВУЗов. Я и сам большую часть сознательной жизни проработал в военно-морской научной организации, которая теперь стала филиалом Военно-морской академии.

По данному пункту, в моей инновационной деятельности можно смело поставить жирный плюс. Как правило, в своей работе с учеными, я обрисовывал задачу или искал пути решения практических потребностей флота.

Теоретическое обоснование поставленных проблем и решения задач было за учеными людьми. К общему решению проблемы обычно мы приходили путем итераций, изменяя постановку проблемы и варианты решения отдельных задач.

Мне остаётся лишь вспомнить тех ученых, остепененных и не остепенённых, которые оказали на меня наибольшее воздействие. Которым я обязан формированию моего «околонаучного» мировоззрения.

Фамилии их упомянуты в тексте повести. Выделить нескольких персон очень трудно. Прежде всего я честно пытался ответить на поставленный в повести вопрос. Многие наверняка и не догадываются о своей роли. Но я постараюсь.

Это прежде всего мои преподаватели из ВВМУРЭ Шпилевой Г.С. и Акимов А.П., которые рассмотрели моё желание двигаться экспериментальным путем в сторону цифровой электроники.

Из работников научных организаций нельзя не упомянуть доктора Маслова Е. П. из ИПУ, кандидата технических наук, выпускника Физтеха, Сашу Кулиева из МКБ «Электрон» и руководителя ЗАО «Аквамарин», тоже кандидата наук, Мельницкого Бориса. Прекрасные. Просто масштабные ученые. Теоретик, практик и организатор успешного научного стартапа в России.

Первый по сути научил меня более абстрактно мыслить. Хоть в декартовых координатах, хоть в фазовом пространстве, второй окончательно рассеял мою неуверенность в возможностях компьютеров, а третьего я сам всегда приводил в пример, как на самом деле следует вести бизнес в нашей стране.

И наконец, военные ученые. Мои друзья и соратники из военного минно-торпедного института. Доктор Пожарцев М.Н., кандидат технических наук Камчатов П.Е. и Вячеслав Григорьевич Атаев. А также многие другие.

Большое спасибо доктору Пожарцеву, сумевшему привить мне вкус к формализации науки, кандидату технических наук Камчатову, показывавшему мне бесчисленные примеры нестандартного мышления и Славе Атаеву, обеспечившему проведение порученных мне работ и постоянно доказывающему, что деньги, хоть и очень важное, но далеко не главное, в инновационной деятельности.

Выражаю вам свою глубокую признательность. Низкий всем поклон. Простите дорогие учителя, сослуживцы и товарищи если я в этом списке забыл кого-то упомянуть. Ведь этот перечень, ещё не эпитафия на моём надгробном камне!

8. Развитие взаимодействия с технологическими платформами

«Гидроприбор» участвует в работе ряда надуманных квазинаучных структур, рожденных в недрах капиталистического мира. Для западного мира они может быть и годятся. В переходной экономике России эти структуры приживаются с трудом.

К ним относятся, в первую очередь «кластеры», сконцентрированные вокруг нескольких главных предприятий города или региона и «технологические платформы».

Последние представляют собой своего рода коммуникационные площадки, на которых зарождаются и развиваются основные идеи и компетенции в конкретной области на до конкурентной стадии развития участников платформ.

«Гидроприбор» состоит в технологической платформе «Освоение Океана». Заведовал данной платформой, до недавнего времени, мой старый знакомый и добрый товарищ Валера Кобылинский. В свою бытность координатором платформы, он подвизался в «Моринформсистеме «Агат».

- Понимаешь Сережа, - с возбужденно с придыханием говорил он при встрече со мной, - нам с тобой предстоит создать целую отрасль подводных средств для освоения ресурсов Мирового Океана!

- Ну уж таки сразу целую отрасль? – оторопел я.

- И не сомневайся, - убеждал меня Валера, - это же инструмент формирования инновационной научно-технической политики В области «Освоения океана». Ну и одновременно форма частно-государственного партнерства для технологической модернизации подводно-технических средств.

- Да, а деньги под эту технологическую модернизацию будут выделятся? И кто это будет делать?

Мой вопрос остался без ответа. Но я понимал, что работать нам, уже престарелым специалистам, можно только в такой, безответственной структуре.

Лет пять мы обменивались официальными письмами. Придумывали программу стратегических исследований платформы. Обменивались предложениями и отчетами. Однако этот род деятельности постепенно сошел на нет. Теперь на сайте технологической платформы другие фамилии. Сколько веревочке не виться, а конец будет.

Валера Кобылинский понимал эту присказку лучше меня. Поэтому, после увольнения из «Агата» и отъезда из Москвы, он организовал на своей малой родине в Феодосии «Ассоциацию участников технологической платформы «Освоение океана».

Чем не работать нигде, лучше подвизаться экспертом по морским вопросам. Авось что-нибудь от этой деятельности перепадет!
Когда меня уволят обязательно обращусь к нему. Надеюсь, что Валера меня пристроит в ассоциацию, как пристроил когда-то в «Гидроприбор».

9. Развитие внешнеэкономической деятельности и международного сотрудничества в инновационной сфере

Как ни странно, своим участием во внешнеэкономической деятельности «Гидроприбора», я остался в целом довольным. Нигде и ни в чем я Концерн не подвел, помогая ему протаптывать дорожки к внешним рынкам. Просто в море я аккуратно делал свою часть работы. Иногда с риском для жизни.

Между тем, «Гидроприбором» к сегодняшнему дню продано более двухсот пятидесяти торпед. По оценке моего товарища, из отдела внешнего сбыта Концерна, только по одному из контрактов будет поставлено ещё не менее сотни торпед.

- Да. Иннозаказчик торгуется, сбивает цену, но куда же он денется от уже поставленных ему подводных лодок, - говаривал он с легкой усмешкой.

Активное участие в распродаже модернизированного советского задела принимает и работающий в Концерне мой сын Артем. Разъезжая по зарубежным командировкам для настройки головок самонаведения торпед, он посетил Китай, Индию, Вьетнам, Алжир и ряд других стран.

Не добрался разве что до Берега Слоновой Кости. Хотя и заработал копейки, зато увидел мир. Чем плохо?

Хотя, по правде говоря, основная заслуга в нашей общей инновационной жизни принадлежит проектным бюро и судостроительным заводам. Прежде всего таким как «Рубин» и «Адмиралтейские верфи».

Именно эти предприятия все еще клепают новые модификации подводных лодок – так называемых «черных дыр», а в простонародье просто модернизированных «Варшавянок». Без наших торпед и мин, эти лодки никому не нужны.

10. Развитие механизмов финансирования и инвестирования в инновационной сфере

К развитию механизмов инвестирования в инновационной сфере я слава богу не допущен. Потому, что инвестор у «Гидроприбора» один. Это наше любимое государство.

Все акции Концерна принадлежат ему же. В моей практике не было случая, чтобы в серийную продукцию Концерна, не говоря уже об его разработках, живые деньги вкладывали какие-нибудь денежные тузы из частного бизнеса.

При чем инвестор, неважно государство — это или частное лицо, должен получить свою долю навара от вложенных инвестиций! Про частника, тут всё понятно.

А вот про государство - не очень. Оно что, при владении акциями, тоже должно получить с предприятия, кроме отгруженной ему же продукции и налогов, ещё какой-то дополнительный навар? Мои мозги кипели и отказывались понимать это финансовое хитросплетение.

Механизмов инвестирования федеральные чиновники придумали много. Толку от этого правда с гулькин «нос». Государством финансируется в основном только производство серийной финальной продукции.

Финансирование же инноваций в Концерне осуществляется тем же государством по остаточному принципу. Например, за счет амортизационных отчислений от основных фондов Концерна. На этих средствах сильно не разгуляешься!

Концерн даже в свои лучшие годы сумел выделять из прибыли не более двухсот или трехсот миллионов рублей. Это средняя сумма всего лишь одной опытно конструкторской работы (ОКР). А таких работ в Концерне десятки!

Однако даже те мизерные фонды научно-технического и технологического развития не использовались, а топ менеджеры Концерна получали премии за экономию денежных средств.

Рядовые же инженеры, в отличии от них, получали сущие гроши. Только на прокорм. Правда новации родятся не от денег, а по велению сердца. А вот инновации нет. Увы их надо пробивать и продвигать с кровью и жертвами. Не каждый изобретатель, а тем более менеджер, на такое способен.

После завершения повести надо бы следуя правилам написания отчетов по ПИР произвести итог работы в целом, в соответствии с численной оценкой каждого перечисленных пунктов. Но их весовые коэффициенты на сегодняшний день Корпорацией пока не заданы.

Поэтому моя повесть будет страдать повышенным субъективизмом. Да и кто её будет читать? Разве что мои сыновья?

 
PS. Когда после завершения написания этой повести, я будучи на работе, вышел на лестницу покурить, то через окно увидел, как далеко в низу в тесном проулке между корпусами «Гидроприбора», трактор тащит укрытое чехлом изделие.

С седьмого этажа было трудно разглядеть, что за образец. То ли торпеда, то ли прибор ГПД. Я присмотрелся внимательнее. Судя по очертаниям хвостовой части, с катушкой куда запрятана антенна, вроде как прибор ГПД. Кажется, «Беррилий-Э». А может всё-таки телеуправляемая торпеда?

- Наверное везут образец в испытательный корпус, - подумал я, - хотят проверить самоходный прибор на вибростенде. От увиденной картины, мне стало легче.
 
Я вспомнил, что меня накануне осенила мысль, как можно запустить вместе с ответным сигналом ГПД-ответчика, какой ни будь вирус вражеским лодкам и торпедам.

Заразить их вопреки «пилораме» аналого-цифровых преобразователей, разжевывающих сигнал на мелкие «опилки» и стоящих во входных приёмных каналах, наперекор модели OSI и невзирая на имеющееся программное обеспечение.

 - Что же, - подумал я, - надо потуже завязать шнурки на ботинках и работать, работать, работать! За нами не заржавеет! Давайте засунем «амерам» в трусы «ежа»! Ослепим их в море. Хотя бы на несколько минут!

В обеденный перерыв я зашел в цех. Увидел, что ошибся. Оказалось, что везли не прибор ГПД «Беррилий-Э», а ходовой макет экспортной торпеды ТЭ-4. На центровку. Перед натурными испытаниями новой головки самонаведения, оснащённой фильтром Эккерта.

Моё настроение тем не менее ничуть не ухудшилось.

- Что ж, - подумал я, - будет экспорт, будет и зарплата! А главное будет удовлетворение от того, что моя жизнь прожита не зря.

               
               
 Август 2021г



               
                Военно-морские термины и сленг

Инновация- Внедрённые в деловой оборот предприятия новые или значительно улучшенные продукты, технологии, способы продаж и т.д., приносящие ему прибыль.

Гидра- НИИ, ФГУП, АО Концерн «Морское подводное оружие - Гидроприбор».

АВНП- Авиационный выносной наблюдательный пункт. Самолёт (вертолет) транслирующий радиолокационное изображение на подводную лодку.

АИУС- Автоматизированная информационно-управляющая система включающая компьютер управления торпедной и ракетной стрельбой с экспортных подводных лодок.

АКИПС- Автоматизированная контрольно-измерительная подвижная станция для контроля аппаратуры торпед и ракет.

Альбатрос- Заводское название радиолокационной станции подводных лодок служащей для навигации и оценки надводной обстановки - РЛК-101.

Аппаратура СА- Аппаратура спектрального анализа: датская – 2031, 3348 и др., советская -  лодочная система «Напев», анализатор СК-4/72 и др.

Аргумент- Ракетный комплекс для стрельбы крылатыми ракетами П-6 и П-5Д по морским и береговым целям. Для целеуказания комплекс Аргумент может использовать АВНП.

Арктика- Заводское название гидроакустической активно-пассивной станции подводных лодок МГ-200.

Арфа-МЭ- Заводское название экспортной гидроакустической активной станции миноискания МГ-519 подводных лодок.

АПР-3МЭ- Авиационная противолодочная ракета "Орел" на экспорт, поставлена в КНР.

Атака- Электронно-вычислительная машина, разработанная в Моринформсистеме "Агат" (г.Москва) и широко применяемая на подводных лодках и кораблях, для решения множества задач.

Асгардия- Курсантское общество без границ, подражание свободному обществу, стержнем которого являются знания, интеллект и наука.

АСЦ- Пассивный режим работы гидроакустического комплекса подводной лодки  позволяющий сопровождать и прослушивать цель.

АТУ-71МЭ- Аппаратура телеуправления на подводных лодках.

АЦТ- Алфавитно-цифровое табло, квадратный экран на пульте управления стрельбой, где отображаются подсказки и данные в виде развернутых формуляров: движения целей, данных стрельбы, расчета дальности действия пассивных средств, расписания сеансов связи и т.д.

АШИ- Автономный шумоизлучатель, сигнализирует место затонувшей (всплывшей) торпеды.

АШП- Активный шаговый поиск, режим работы г/а комплекса.

АЭРВД- Агрегат электроразрывной высокого давления, попросту розетка и вилка на торпедном аппарате для ввода данных стрельбы в торпеду.

Береста- Заводское название гидроакустической станции измерения скорости звука – МГ-23. Используется для определения гидрологического разреза по глубине. Знание разреза позволяет подводной лодке прятаться в морях и океанах.

Беррилий- Прибор имитатор физических полей нашей лодки и отраженных от неё сигналов, выполненный в виде торпеды.

БИП- Боевой информационный пост – место на пл. оснащенное планшетом, куда гидроакустики и радиометристы докладывают данные об обнаруженных и сопровождаемых ими целях.

БР- Баллистические ракеты подводных лодок, например «Булава», «Водопад» и надводных кораблей, например «Медведка».

БИУС- Боевая информационно-управляющая система, то же что АИУС.

БОД- Батарея одноразового действия у торпед.

БЧ люкс- Личный состав хороших (чистых) боевых частей, сильно отличающийся от грязных «маслопупов» - специалистов электромеханической боевой части.

БЭСМ- Большая (или Быстродействующая) электронно-счётная машина) — серия советских электронных вычислительных машин общего назначения, разработанных Институтом точной механики и вычислительной техники АН СССР.

б. Павловского- Бухта базирования соединений подводных лодок в Приморском крае.

БЧ-3- Минно-торпедная боевая часть.

БЧ-4- Боевая часть связи.

БЧ-5- Электромеханическая боевая часть.

бычок- Командир боевой части.

бульба- Носовая «бульбообразная» оконечность надводного корабля с заключенной в неё гидроакустической антенной, определяющая его максимальную осадку.

ВВД- Система воздуха высокого давления на подводной лодке. Используется на подводной лодке очень широко. От всплытия лодки до стрельбы торпедами.

ВВМУРЭ- Высшее военно-морское училище радиоэлектроники им. А.С. Попова, сейчас военно-морской политехнический институт.

ВИП- Величина изменения пеленга за единицу времени. Измеряется в градусах в минуту. Используется при взаимном маневрировании кораблей и подготовке к стрельбе.

ВИПС- Устройство для выстреливания из подводной лодки имитационных и сигнальных патронов, похоже на маленький торпедный аппарат.

ВМФ- Военно-морской флот.

ВПК- Военно-промышленный комплекс.

Вольфрам- Пульт управления общекорабельными системами подводной лодки, например системой погружения и всплытия, системой вентиляции и т.д.

выгородка- Помещение на подводной лодке для размещения приборов и устройств (генераторов, цифровых приборов, насосов, усилителей), не требующих постоянного несения вахты.

ГАГ- Гидроакустическая группа, объединяет офицеров, мичманов и матросов гидроакустической специальности в повседневной деятельности.

ГАК- Гидроакустический комплекс.

ГАК «Скат-КС»- Заводское наименование ГАК (сонара) подводной лодки, новейшего в начале 80-ых годов.

ГИ-102- Измеритель кавитации гребного винта, сигнализирует о движении подводной лодки с повышенным шумом.

ГИСУ- Гидрографическое судно.

ГФА- Гидрофизическая аномалия.

ГПД- Гидроакустическое противодействие, то же что и радиоэлектронная борьба, только в водной среде.

ДУК- Для удаления контейнеров (мусора и отходов в пластиковых мешках) с подводной лодки.

ебидтта- Экономический показатель, равный объёму прибыли до вычета расходов.

Елизово- Городок и аэропорт рядом с Петропавловском-Камчатским.

ЖБП- Журналы боевой подготовки командиров кораблей, боевых частей и старшин команд – предмет бюрократической машины на флоте.

Жгут- Заводское название станции измерения скорости звука. Используется для снятия гидрологии в точках океана, где погружалась подводная лодка. Знание гидрологи помогает лодке прятаться от кораблей противника.

Зам по ЭМЧ- Заместитель по электромеханической части командира дивизии (главный механик) – поддерживает техническую готовность подводных лодок

ЗАО- Закрытое акционерное общество.

ЗИЛ- Грузовой автомобиль завода им Лихачева (Москва).

ЗИП- Запасные части и принадлежности.

ИД- Измерение дистанции по заданному пеленгу, активный режим в ГАС и ГАК.

ИИ- Искусственный интеллект.

ИСП- Индивидуальное снаряжение подводника-прорезиненный скафандр с баллонами, используется при аварийной ситуациях и выходе из подводной лодки.

К-7, К-294- Тактические номера крейсерских подводных лодок, неоднократно менялись в соответствии со вновь принятой системой классификации.

Карат- Специализированная электронно-вычислительная машина разработанная в НПО "Квант" (г.Киев) и широко применяемая на подводных лодках и кораблях в навигационных и гидроакустических комплексах и в авиации.

Каштан- Система и переговорные устройства громкоговорящей связи между отсеками и постами подводной лодки.

КБ- Конструкторское бюро.

КБР- Корабельный боевой расчет–слаженная группа офицеров, мичманов и матросов задействованных в стрельбах, навигации и др. задачах.

КПДЦ- Координаты и параметры движения цели.

Керчь- Заводское название гидроакустического комплекса подводных лодок МГК-100.

КР- Крылатая ракета. Например типа П-6 комплекса «Аргумент» или 3М-54МЭ комплекса «Club».

Ладога- Очень новый торпедный автомат стрельбы, почти, что стрельбовый компьютер.

Лама-Э- Заводское наименование экспортной АИУС на подводных лодках пр. 636.

Ленинград- Старый торпедный автомат стрельбы установленный на пл 675 проекта. 

Лира- Заводское название перископа зенитного для наблюдения за горизонтом (ПЗНГ).

Лира- Заводское название подводной лодки 705 проекта, отличавшейся высоким уровнем автоматизации.

лос- Атомная многоцелевая подводная лодка США типа «Лос-Анджелес».

ЛХП- Линия художественных передач, входит в систему громкоговорящей связи между отсеками «Каштан».

МГ-14,МГ-74Э- Приборы гидроакустического противодействия – торпеды - имитаторы полей подводной лодки.

МГ(К)-№ «Морская гидроакустическая» - данная аббревиатура служит для обозначения предназначения, состава и типов гидроакустических станций (комплексов).

минер- Командир минно-торпедной боевой части (БЧ-3) на подводной лодке.

МК-46- Широко распространенная американская тепловая торпеда. Используется с надводных кораблей, самолетов и вертолетов, а также в качестве головных частей противолодочных ракет, в т.ч. и в комплексе «Асрок».

МПК- Малый противолодочный корабль.

МТ-70- Морская телевизионная станция для наблюдения на лодке верхней подводной полусферы.

МТС- Машинно-тракторная станция на селе.

МРСЦ-1- Морская радиолокационная система целеуказания ракетному комплексу крылатых ракет. Состоит из самолетной (вертолетной) и корабельной (подводная лодка) аппаратуры. В системе радиолокационная картинка от авиационных средств передается на всплывшую лодку, по которой определяются координаты цели и вводятся в ракетный комплекс.

начпо- Начальник политотдела.

Напев- Заводское название гидроакустического узкополосного анализатора спектра. Построен на базе вычислительных машин «Атака».

НИИ- Научно-исследовательский институт.

НИЭР- Научно-исследовательская экспериментальная работа.

НПК- Научно-производственный комплекс, подразделения бывшего ФГУП "Гидроприбор".

ОТК- Отдел технического контроля на заводе или другом предприятии.

ОКР- Опытно-конструкторская работа.

Омнибус- Заводское название БИУС МВУ-131.

Орион- Разведывательное судно НАТО на Балтике.

П-14- Береговая стационарная радиолокационная станция дальнего обнаружения, такими станциями было усеяно побережье наших морей. 

ПДУГ- Прибор дистанционной установки глубины хода торпед устанавливаемый на подводных лодках.

ПК-1- Прибор контроля (осциллограф и генератор) из комплекта г/а станции миноискания «Плутоний».

ПЛ- Подводная лодка.

ПС- Плоская система – сокращенное название активного тракта измерения дистанции по известному пеленгу на цель принятое в гидроакустическом комплексе МГК-100.

ПЛЗ- Противолодочная задача.

ПНП-1М- Планшет навигационный прибор, устанавливается на посту БИП.

ПРТС- Правила (боевого использования) радиотехнических средств. Бывают различных серий. Серия «А» - гидроакустика.

прибор 29- Мембранный компенсатор внешнего давления воды, используемый в гидравлических приводах подводных устройств. Компенсатор входит в состав станции МГ-200 (Арктика).

РБ- Радиационная безопасность, здесь имеется в виду легкая рапсовая одежда темно синего цвета для нахождения подводников в зоне и на лодке, с буквами «РБ».

РТС- Радиотехническая служба подводной лодки.

РЛК- Радиолокационный комплекс.

РЛС- Радиолокационная станция.

РТГ- Радиотехническая группа, заведующая радиолокационными средствами подводной лодки.

РТУ- Радиотехническое управление ВМФ.

Руза- Выпускное устройство ГАК «Скат» в виде гондолы, для размотки протяженной гибкой антенны, размещается на вертикальном кормовом стабилизаторе подводной лодки.

ПИК-Полигонный измерительный комплекс, совокупность, управляемых по единому плану, в соответствии с летным экспериментом, радиотехнических, электроннооптических, связных и других измерительных средств.

ПИР- Программа инновационного развития концерна – документ, описывающий комплекс мероприятий, направленных на разработку и внедрение новых технологий, разработку, производство и вывод на рынок новых продуктов и услуг, соответствующих мировому уровню, содействие его модернизации и технологическому развитию.

СИО- Случайно исполняющий обязанности.

СПР- Скоростная подводная ракета.

СТУ- Система телеуправления.

Спектр- Имитатор симулятор сигналов от крылатой ракеты. Служит для проверки прохождения сигналов и готовности оборудования лодки к ракетной стрельбе.

СПНШ- Старший помощник начальника штаба дивизии, организует повседневную деятельность дивизии, готовит орг. приказы по дивизии.

СРМ- Судоремонтные мастерские.

ССН- Система самонаведения торпеды или ракеты.

ТА- Торпедный аппарат, труба диаметром 534 мм и длиной 8 метров, через которую выстреливаются торпеды и в случае аварии подводной лодки, выходят моряки.

Тамга- Заводское наименование универсальной самонаводящейся электрической торпеды УСЭТ-80.

ТА- готов, БЗ-готов, Данные введены, Товсь – выполнено- Информационные табло и надписи на алфавитно-цифровом табло БИУС (АИУС), загораются зеленым цветом.

ТАС- Торпедный автомат стрельбы.

Технологическая платформа- Объединение единомышленников взаимодействующих на сайте в интересах активизации усилий по созданию перспективных, коммерческих технологий и новых продуктов.

Техасс- В тексте разговорное название пос. Тихоокеанский, Приморского края, ныне Фокино 17.

тифон- Устройство для подачи предупреждающих звуковых сигналов (гудков).

ТРК- Торпедно-ракетный комплекс.

ТОВВМУ- Тихоокеанское высшее военно-морское училище им. С.О. Макарова. В 2015 году за ним сохранено приведенное историческое название.

торпедолов- Небольшой кораблик для подъема учебных торпед.

ТТБ- Торпедно-техническая база. Береговое подразделение осуществляющее подготовку перед выдачей на лодку, их разоружение и поддержание торпед в заданной технической гтовности. 

ТТХ- Тактико-технические характеристики.

ТУ- Телеуправление. Режим управления торпедами по проводам.

ТЭ2, ТЭ4- Типы экспортных электрических торпед с электрическим вводом данных.

ТЭСТ-71Э- Тип экспортной телеуправляемой электрической торпеды и батареей с возимым электролитом.

ТЭСТ-МНК- Тип экспортной универсальной по целям электрической торпеды оснащенной батареей с возимым электролитом.

УКВ- Ультракороткие волны, на них осуществляется тактическая связь в подводных лодок пределах прямой видимости.

УПВ- Управление противолодочного вооружения.

УЭТТ- Тип экспортной телеуправляемой электрической торпеды с механическим вводом данных и батареей одноразового действия.

Ф-РТС- Флагманский специалист РТС – дивизиона, бригады, дивизии, и т.д.

Флагманский минер- Флагманский специалист БЧ-3 – дивизии, бригады, и т.д.

ЦГБ- Цистерны главного балласта. Обычно без кингстонные. Заполняются водой, если лодка погружается. Вентилируются (вытесняется вода из цистерн) если лодка всплывает. Меняя степень заполнения цистерн можно менять ориентацию лодки на воде.

ЦИО- Центральный индикатор обзора, своеобразный круглый электронный планшет в пульте корабельной ЭВМ.

ЦП- Центральный пост, палуба в одном из отсеков, где размещается командование подводной лодки.

ЦВС- Цифровая вычислительная система.

Шпат- Пульт управления рулями на подводной лодке.

Штиль-1- Подсистема и аппаратура гидроакустической связи с повышенной скрытностью.

Хром-КМ- Радиолокационный ответчик радиолокационного опознавания государственной принадлежности на подводной лодке.

ЭВМ- Электронно-вычислительная машина.

ЭВГ- Электронно-вычислительная группа. Подразделение радиотехнической службы подводной лодки, заведующая БИУС.

ЭРА- Электро-радио-аппаратура. Ремонтная служба в отрасли судостроения.

53-65КЭ- Кислородная экспортная противокорабельная торпеда - шедевр советского торпедостроения, разработанная ОКБ Алма-Атинского завода им. С.М. Кирова.

3М-54МЭ- Крылатая экспортная ракета для стрельбы из ТА подводных лодок - шедевр российского ракетостроения, разработанная Екатеринбургским МКБ "Новатор".