Замечания по поводу воспоминаний Елены Георгиевны Бойковой об отце.
Составила сестра Е.Г. Бойковой Ирина Георгиевна Горохова (в девичестве – Бойкова).
1. После окончания рабфака он (отец Ирины и Елены) поступил учиться в педагогический техникум, где училась и мама. Там они и познакомились, отсюда и его дальнейшая педагогическая деятельность.
2. Одним из мотивов отъезда из Сарканда был также «надо детям давать образование», а там было очень глухое место. В Сарканде он дружил с одним учителем, Горьковым П.В., жена которого была моей первой учительницей. Спустя много лет, когда я уже была замужем, и мы купили квартиру, вдруг к Юре в университете подошел молодой человек и спросил, он ли мой муж. Оказалось, что это сын Горьковых, учится в университете. Он привёз к нам свою мать на свидание со мной. Интересно было, они переехали жить в Кисловодск. Отец действительно уехал из Сарканда, не уволившись даже. И Горьков во всём ему помог.
3. В Сарканде я пережила первую пионерскую организацию, были дикие, с самообслуживанием, лагеря в лесу (не такие, как потом). Ходили мы, девчонки, в коротких шароварах, а не в юбках, за что старухи нас стыдили. Педагогическая жилка у меня всегда жила с детства. Я учила кукол, писала планы для занятий с ними.
Интересно, что отец не смеялся, а выдавал для этого тетрадки мне. Уезжая, я мечтала, что на новом месте обязательно попрошусь быть звеньевой. Как сейчас, это была голубая мечта.
4. В Сарканде мне запомнился «казённый сад», в который мы с мамой ходили покупать фрукты. Лошадь у отца, на которой он меня учил ездить. Пасека, которую завёл отец и на которую он меня возил, а также возил маму в школу и на рынок. Помню, что наш дом стоял на берегу р. Сарканки, которая была одновременно границей с Китаем, и мы, дети, даже ходили в Китай за цветами, за что нас ругал отец. За цветами «марьей-карениной» (пионом «марья-коревна»). Ходили и в горы вместе с учительницей, там я впервые увидела альпийские луга. Местный священник пытался нас отвратить от «пионерства».
5. В Сарканд отец вызвал и всю свою оставшуюся без отца семью: мать и всех братьев, (сестра была уже замужем). Всех их воспитывал и учил.
6. Илек был тем интересен, что в него ссылали в период репрессий. Так мы получили истоки культуры учителей немецкого языка, физики, химии, пения, музыки. Учительница Ганяева М.В. рассказывала об операх и мы слушали их на пластинках. Она меня очень любила, и во время Войны, когда я училась в университете, прислала мне денег (я жила очень бедно). И потом поздравила с окончанием университета.
7. Интересно, а я дружила с дочерью Волкова, помню, мы с мамой ходили к ним в гости, и даже потом переписывались из Илека, я ей писала и ничего не знала о трагедии в их семье.
8. Мне тоже с фронта отец прислал в Саратов какую-то рукопись из военной жизни, но я была глупа и мне казалось, при моём тогдашнем молодом максимализме, что отец слишком наивен и романтичен. Пытается вообразить себя писателем. И я, конечно, не сохранила её.
9. Лёля (сестра Елена) ошибается, когда провожали отца в армию, я ещё была дома. Я помню, я плакала в ДСК. До этого, летом, я, отец и Надя Чеботарёва (моя подружка), работали в колхозе на отдельном хуторе, веяли хлеб. Потом, зимой, мама надела на меня отцовское пальто до пят и отправила с одним знакомым мужиком получать на трудодни хлеб. Весной мы с мамой один мешок продали, и на эти деньги я уехала учиться, сначала в Куйбышев.
10. Отец привёз мне также часы простенькие, одеяло, и мне сшили туфли у местного сапожника из розовой кожи, привезенной отцом.
11. Ты, Лёля, ошибаешься, я плакала, когда ходили заказывать гроб отцу. Но меня родственники остановили, и я почему-то поверила, что больше плакать не надо. Ещё мне запомнилось, что за гробом шло много учеников (видно, школа прислала), при взгляде на них, я плакала.
1) Во время войны к нам в Илек эвакуировали 2 спецшколы, в которых молодых мальчиков учили не только школьным предметам, но и военным специальностям, из Днепропетровска.
Нас учили одни и те же учителя, вместе посылали в колхоз на работы. Мы познакомились, вместе ходили на танцы в ДСК и принимали их на посиделки дома.
У них были досрочные выпуски и однажды мы решили им устроить что-то вроде проводов. Нам помогала жившая тогда у нас в эвакуации тётя Аня (дяди Мишина жена). Были пельмени с картошкой с секретами и какие-то кушанья из овощей, т.к. больше ничего не было. Они только нас, девочек, просили: «Выйдите на берег Урала (их увозили на пароходике в Оренбург, а потом на фронт), в белых платьях и помашите нам рукой!». Первое время они писали нам письма, где с большой благодарностью вспоминали эту вечеринку. Потом я получила такое письмо: «Здравствуйте, незнакомая Ира! Сегодня, совершенно случайно, расписываясь в приказании, я прочитал ваше письмо на обратной стороне. Правда, написано не мне, но в силу того, что я Савинкова знал с 39-го года и вместе с ним учился, я решил написать, вернее, сообщить о нём. Савинков погиб в октябре месяце под Кривым Рогом. Погиб героически, возле орудия. Если вас что-нибудь будет ещё интересовать, пишите, я вам на все вопросы отвечу. Пока всё. С фронтовым приветом. Волошин Валентин. 28 V 44г.
Я тогда была студенткой, была молода и глупа. Это был наиболее умный мальчик. Мне когда-то он рассказывал, что такое университет, и первый посоветовал идти в него (учиться). Мне бы тогда послать письмо Волошину (которого я не знала), расспросить бы побольше про Володю, про его родителей, не додумалась. Большинство из этих ребят погибли, но потом, в конце войны, мне пришлось, будучи студенткой, встречать парней (других, к сожалению), с фронта. В конце войны недоучившиеся студенты, и просто желающие поступить учиться, стали приезжать в Саратов, где я уже училась на 5 курсе. Родина Мать их встретила с фронта разрухой и голодом. Их поселили в общежитие, в комнату на 60 человек (бывший зал), и посадили на карточки. Они всё, что знали из школы, практически забыли на фронте. Им было тяжело, и они подняли бунт. Я тогда была в профкоме университета и меня послали (20-л девчонку) их усмирять. Когда я зашла к ним в комнату, это был ужас. Летели стулья и другие предметы, стоял крик. Я остановилась у двери и застыла. Затем сработал известный педагогический приём: когда ученики видят, что преподаватель вошел и молчит, постепенно начинает работать любопытство и всё затихает. Тогда я им говорю, что знаю, что им трудно, но давайте я вам расскажу, как мы жили здесь без вас. Как жили мы в нетопленном общежитии (на стенах был снег, пальто не снимали). А дрова, если и находили, то несли в университет. Там стояли самодельные печурки, которые сами студенты и топили всё время лекций. Прыгали все «хором», чтобы согреться. После обеда ходили в госпитали, чтобы помочь, голодали, но всё же учились. Теперь готовы вам помочь в учёбе.
Они выслушали меня и вдруг настроение изменилось. Один из них, видимо, раньше учившийся в музыкальной школе, вышел к роялю (дело было в актовом зале) и заиграл сентиментальный вальс Чайковского. Настроение изменилось, стали говорить по делу, как что исправить. После этого они стали меня преследовать всюду и были моими друзьями на горе Юры Горохова.
2) Когда провожали из Илека на войну, провожали всем селом. Помню, провожали директора школы. Бабы плакали, а он нам в ответ: «Не горюйте, бабоньки, я вам Гитлера в мешке привезу!». Погиб. Осталась маленькая дочь Светлана, и та утонула вскоре в Урале. А жена вышла замуж за офицера, приехавшего сообщить о гибели мужа.
3) Мне тоже один раз пришлось разговаривать с пленным немцем по-немецки. Возле Саратова было много лагерей пленных, и их заставляли, в частности, ремонтировать наше общежитие. Однажды один молодой парень осмелился заговорить со мной. Он спросил, понимаю ли я по-немецки. Я ответила довольно неброским словом «wening», что означает «немного». Это всё научила нас М.В. Ганяева. Он так был удивлён, что я знаю это слово. И спросил, что мы здесь делаем? Опять удивился, что учимся. Затем рассказал, что он сын фермера и учиться много ему не нужно было. Я была страшно горда, что я его поняла.
4) Во время войны как-то люди жались друг к другу. Например, когда мама получала посылку с фронта (разные, в основном поношенные тряпки у солдата), то приглашали всю родню, всё делили поровну, т.к. были обнищавшие.
5) А дядю Павла мы долго считали без вести пропавшим. Гораздо позже узнали, что он погиб.
6) Во время войны меня (и не только) заставили в школе измерять усадьбы у крестьян. Сколько я видела там слёз, при мне получали «похоронки».
7) Отец не любил кино. Говорил, что всё показывают там предвзято, а народ предали в революции. А я за это на него сердилась. Вот, думала, старый и всё ворчит, а всё хорошо. Интересно, что неплохие были люди Гороховы, и состоятельные, но вот всё-таки мещанистые и далеко им до нашего нищего отца. Всё-таки его я вспоминаю больше. Но вот, к сожалению, дети мои выросли «Гороховыми». Они ничего о нём толком не знают, когда спрашиваю Алёшку «Кто был твой прадед?». «Сельский учитель» и всё. Тут большую роль сыграло и его воспитание отцом Серёжкой. Я со своим мягким характером не сумела ему противостоять.
8) Интересно, что я нашла единомышленника в теперешнем Тонином муже. Чуваш, из деревни, сын учителей, сумел кончить университет – физик. Очень любит классическую литературу и даже внешностью чем-то напоминает отца.
9) Кстати, отец тоже заставлял меня писать дневник и заметки в местную газетёнку в период моего вступления в комсомол. Я особенно старалась работать в колхозе и даже попыталась писать заметки в газету, но отклика не получилось.
10) Лёля пишет, что она, чтобы поехать в Саратов с отцом, шла пешком с ним на станцию «Казахстан». А я, чтобы ездить на эту станцию, ходила пешком в Приуральное (от Илека 7 км). А из него (там были родственники мамины), они меня отправляли в «Казахстан». Очень часто оправляли с колхозными подводами. Приходилось уходить в колхозные бригады. Вот насмотрелась я там! Работали одни дети. Мужчины были на фронте, где женщины – не знаю. «Темнота» дикая. Сплошной мат. Как хлеб выращивали – не знаю. Как армию кормили? Дома маленькие дети ходили в одних холщовых рубашонках, без обуви, в основном сидели на печке, не гуляли. Когда в 43-м я возвращалась домой, я везла с собой мешочек самодельных сухарей, сэкономила, так они так радовались! Голодали. Бельё полотняное прислал отец, я им всё отдала. Вот где была нищета. Поезда в войну нормальную посадку не производили. Их встречала толпа, и брали штурмом, даже с билетами, на какой сумеешь сесть и радуйся.
11) Когда я Тоню сейчас ругаю, говорю, что она авантюристка, она отвечает: «Я, слушая твои рассказы, бабушка, прихожу к выводу, что ты ещё хуже была авантюристка, столько всего пережила».
12) В 41 году, у нас после выпускного вечера, сразу по окончании школы, всех мальчиков взяли на фронт без подготовки. Девочки многие пошли в медсёстры или на трудовой фронт. Я кончила школу в 16 лет и Надя Чеботарёва (подруга), тоже. Нас никуда не взяли. Сказали, что у нас редкая возможность поехать учиться. Мы и поехали в Куйбышев. А там бомбят, есть нечего. Пришлось вместе с учёбой устраиваться работать уборщицей, там же в институте. Многие не выдерживали. Направляли их по достижении 18 лет на завод. Мы видели, как там живут. Общежитие в ангаре, в 5 этажей кровати и нескончаемый труд сменами. На выпускной в школе меня пригласили к Лёле. Мама сшила платье в горошек, ситцевое, я была страшно рада. Кофта у меня была тогда байковая.
13) В войну нас на каникулы не отпускали, мы заготавливали дрова (газ ещё не был открыт). Один раз забыли про нас и не привезли нам паёк. Мы, поголодав в лесу, пошли пешком обратно в Куйбышев. 4 дня шли голодные. Зашли в одну избу в деревне. Сидит женщина с детьми. Говорит «Девочки, у меня самой хлеба нет, вот есть только свекла и морковь вареные». С детьми сидит. В Куйбышеве отдали нам за все дни один паёк.
14) После войны мы сами своими руками построили лабораторию, в которой потом работали.
15) Когда я приезжала на каникулы, привозила пустяковые подарки. А Юра (наш братик) меня спросил: «А там перочинных ножей не было?». Бедный мальчик, я не догадалась, а он во время войны мог об этом только мечтать.
16) Во время войны мыло было дефицитным. Я помню, как состоятельные Гороховы ходили в общую баню, неся с собой жестяные баночки с жидким мылом.
17) Когда я вышла замуж, отец очень возмущался, что я радуюсь какой-то подаренной хрустальной вазе и белому платью, которое я, очень стесняясь, сшила себе у портнихи. Он считал, что это мещанство. Что делать, а я мечтала тогда ещё и о туфлях.
18) Во время войны один знакомый спецшколёнок сказал мне: «Я уезжаю на фронт, мне деньги не нужны, возьми 500 р, ты едешь учиться». Так и заставил взять. Фамилию его я не помню.
19) Мой одноклассник Петя Горбачёв добровольцем пошел на фронт. В первом же бою ему выбило глаз, и он потом всю жизнь был инвалидом. А было ему 17 лет. Вот как воспитывали нашу молодёжь.
20) Я пришла к выводу, что отец наш был всё-таки романтик. Несколько даже наивный в нашей жестокой жизни. Может, поэтому и начал пить. Стоит только начать, а потом это уже болезнь, часто неизлечимая. Нелегко ему было бороться со всякой грязью. Но, всё-таки, несмотря ни на что, он оставил о себе светлое воспоминание и благодарность детей за настоящий стержень в жизни, который он сумел им привить.
21) Из библиотеки отца, в своё время, я взяла единственную книгу, старую энциклопедию Павловского. По-моему, она у нас пока цела. Ещё при отъезде моём из Шкуринской, куда они с мамой переехали из Илека, в котором начался голод (1946г), он подарил мне маленький томик стихов Майкова с надписью: «Ируське! В день отъезда из Шкуринской. Папка». Дата смазана, где-то около 46г. Когда доставала эту книгу из футляра старых часов (служит мне шкафчиком для мелких книг), последняя оставшаяся струна в них вдруг зазвучала, мне даже стало страшно.
Горохова (Бойкова) Ирина Георгиевна. 2010 год. Москва.