9.
Прошло какое-то время, Дарина была занята собой, заботилась о родителях, ходила в гости к своим детям, часто проводила время с внучками, это было обоюдное влечение. И бабушка и её внучки обожали друг друга. Иногда по вечерам ходили с подругами в кафе, чаше всего, лишь со Светой.
Семейные Ольга и Милана редко бывали на девичьих посиделках, только по «великим их дружественным праздникам». Но Светлане и Дарине не мешало ходить к ним в гости чаще, так, что виделись часто, тем более Ольга и Милана жили в одном доме, и по случаю судьбы, квартиры были даже на одном этаже, на одной площадке.
Однажды на улице встретила Бориса, что не сразу его узнала. Не подумала даже, что до такой степени стал уродлив тот человек, причастный к её прошлой жизни.
Было ли неожиданной их встреча, или подстроенная Борисом, но он воспроизвёл эффект неожиданности и удивления.
– Дариша! – Произнёс он с придыханием. – Ты ещё красивше стала.
– Тебе-то, что? Проходи мимо. – Ответила она, поморщившись от пахнувшего на неё амбре из странной смеси не свежей еды, дешёвого табака, грязного тела и затхлости с примесью застарелого нафталина, словно мертвечины, что заставило её отшатнутся, а он протягивал руку к ней.
– Ох, Дарина! Тебе года только на руку, ты хорошеешь и хорошеешь.
– Убери руки. Хорошею, тебе-то, что? Когда-то ты прошёлся по моей жизни газонокосилкой, под корень хотел скосить, меня словно ромашку. Но ромашка увернулась, поднялась и расцвела.
Перед собой она видела поблекшего напрочь, и очень постаревшего мужчину. По сравнению даже с прошлым годом, когда она его видела последний раз, кажется перед новым годом, когда приходил просить денег, выглядел он дряхлым стариком. Невероятно, но мужчины в действительном глубоком возрасте выглядели лучше него. Неухоженный вид его вызывал отвращение.
– Ты когда последний раз мылся? Неужели так трудно следить за собой? Ты совсем опустился. Что ты делаешь со своей жизнью?
– Даришь....
– Вонь-то, какая от тебя. Фу-у-у! – Не слушая его, продолжала отчитывать его. Одежду себе на мусорной свалки подобрал? Совсем потерял человеческий облик.
– Да, какая разница теперь, Даришь, если нет у меня никого. Ты перестала даже разговаривать со мной, и спонсировать не хочешь, стараешься пройти мимо.
– Раньше надо было об этом думать. Всё выжег в моём сердце, а теперь что-то хочешь предъявить?
– Ничего я тебе не предъявляю, понимаю, сам виноват.
– Понимает он. Иди, куда шёл.
– И девочки, родные дочери, отворачиваются. Это как?
– Да, что ты? Вспомнил о дочерях? Да ещё родными признаёшь. Видать точно прижало хорошо. Что забыл, как родных дочерей называл ублюдками? Как рукам волю давал, бил их, бедные малышки боялись тебя, и даже после развода боялись встретить тебя на улице.
– Даришь, ну глупый был, не осознавал со злости, что говорил.
– С какой злости? Глупый он был. Ты сейчас ещё глупее стал. Я тебе, что давала повод? Или ты меня взял в жёны не девственницей? Я, что гулящая была? Да и девочки зародились в первую ночь. Больше таких ночей у нас с тобой не было. Иди куда шёл.
Борис криво усмехнулся, но не уходил.
– Даришь, постой не уходи, ты…
– Денег больше не дам. Давать тебе денег не выход, ты их тут же пропьёшь с собутыльниками. Кому задолжал? Не дам. Ещё не старый, работу ищи.
– Так, никто меня не берёт, даже грузчиком.
Дарина внимательно посмотрела на измождённого Бориса, подумала.
«Когда он стал таким, совсем ему конец приходит». В сердце шевельнулась то ли жалость, то ли сострадание, и внутри её сказало. «Но ведь человек же он».
– Допрыгался? Ты когда нормально ел?
Тот пожал плечами, но потом ответил.
– Не помню.
– Идём. – Дарина обошла его и пошла вперёд.
– К тебе, Даришь? – Радостно спросил он.
– Ага, счас прям. Нашёл дуру, закатай свои губы. Если ты не помнишь, напомню, я давно выздоровела от тебя, уже почти тридцать лет. В столовую.
– А может, денег дашь?
– Нет, или ты есть будешь в столовой или на помойке.
Она пошла впереди, знала, за ней трусил своими мелкими шагами сгорбленный старик, засунув руки в карманы брюк.
«А когда-то и шаг был широким, голову держал высоко, и спеси полный мозг»
Подумала она.
Привела в столовую, где директором была приятельница Валентина, ранее работала у них, на папином предприятии, но позже Дарина ей помогла, и она открыла столовую, но дружеские отношения поддерживались. И знала, Валентина занималась благотворительством, кормила бездомный и нищий народ, но Дарине не нужна благотворительность, она заплатит за все его обеды и ужины.
– Быстро руки мыть. – Приказала ему. – Вот ведь навязался на мою голову, тащи теперь тебя до гроба.
– Ты прости меня, Даришь.
– Что это с тобой? Прошения просишь? Иди, умойся.
Подозвала официантку и попросила посадить его где-нибудь, чтобы не пугал публику. И прошла в кабинет директора.
– Валя, пожалуйста, корми его ежедневно, я оплачу все его обеды, пусть твои девочки записывают, корми три раза в день, но без излишеств, только питательную и сытную пищу ему. Мясо тоже. Оголодал совсем. Может его сдать в какой-нибудь пансион для бездомных? Как ты думаешь?
– Это не выход за такими там плохо смотрят и кормят из ряда вон. Жить то ему есть где. Он в доме живёт?
– Нет, что ты. Он же его профукал, каким-то манером наследство тёти своей получил. Старенькую покосившую развалюху, родственникам видать такое добро не нужно, но печка, двери и окна есть, жить можно, ему сойдёт. Там, кажется, вся улица идёт под снос, скоро и до его дома дойдёт, а там видно будет.
– Хорошо, Дарин, пусть ходит, подкормить его конечно надо. Только прикажи ему, пусть отмоется.
Провожая Дарину к выходу, мельком взглянула на Бориса, что сидел за столом не в основном зале, а в закутке. Валентина поморщилась, продолжила.
– Нашли девчонки ему место, прямо возле моего кабинета.
– Я это решу, найму кого-нибудь, отмоют, проследят и приведут его в нормальный вид.
На том и решила Дарина, и более его не видела, других забот хватало.
Был конец мая, и она уже давно не видела Свента. Соскучилась она по его визитам, или нет, как-то не думала об этом, не осознавала, лишь интерес, отчего же его нет. То в любви объяснялся, а тут исчез. Чувствовать, его чувствовала, а видеться нет, не виделись.
Может, он так занят, или время не совпало? Он говорил о том, что времени мало отведено ему здесь бывать. Она и сама не ведает, как ей быть, ей хочется с ним видеться, чувствовала внутри себя блаженство, когда он был рядом. Просто рядом, даже не прикасаться друг к другу, чувствовать его энергию, словно крылья, такую огромную и ласковую.
«Неужели он и есть моя звёздная пара?»
В блаженстве думала она, проснувшись на рассвете. Она лежала, улыбалась, смотрела в окно, как светит луна, как гаснут звёзды. Ощутила поток энергии, её пронизывало, казалось, что пронизывало каждую клеточку её тела. И в этом потоке вечной жизни так хочется ей быть и не выходить никогда. В его энергии в ней расцветает умиление, и красота души её, полёт, расцветает её богиня.
«Хотя я и так знаю, что я богиня. – Продолжала мысленно размышлять Дарина.
Почему с малых лет знала, что не стоит бога на стороне искать, он всегда в сердце её. Ей казалось наигранным хождение людей по церквям, что-то они ищут там, ждут, просят, плачут, позабыв о себе, позабыв, что сами боги. Позабыв, что сами могут и должны сами строить свою жизнь, а их там называют рабами божьими. Ей хотелось крикнуть на весь мир.
«Но разве человек раб божий? Это большое заблуждение».
А может так и есть, кому как, по мыслям каждого человека? Кто, как чувствует себя. Чувствует себя рабом, так таким он и стал.
В основном отчего-то любят искать халяву, чтобы кто-то сделал за них для них, забыв, что сами боги, всё просят и просят, а самим поработать над собой, осознать свои ошибки, свою жизнь, о том, что такое всё-таки жизнь.
Нет, нет, они лучше будут стоять на коленях вымаливать, какую-то крупицу света, но….. Да ещё куда-то собираются уйти. А куда уйти, когда не признают самого бога в себе?
А, что это я вновь разошлась? Как там говорится? За слепыми пойдут слепые….
Ох, оно нам надо, думать об этом? Душенька моя?
Выбор последний идёт на земле в свет или во мрак, тебе человек выбирать. А мы с тобой душа моя уже давно выбрали, мне кажется от самого рождения, в свет, только в свет, в красоту, в чудо дивное, в диво чудное. Прошлое это прошло, и мы его знаем и осознали, а о будущем лишь предполагаем, но располагает и знает всевышний разум, наш отец и мать создатели.
И всё сотворяется для каждого, в здесь и сейчас. С прекрасными намерениями, с чистыми мыслями в своём воплощении совершенном, с призванным и признанным богом в себе, и всё материализуется.
А мысль-то материальна, и придёт нам всем по уровню сознания и осознанности. И ещё в многообразии его, создателя нашего в разных людях, но в единстве. Вот будет сила. В единой жизни, с каждым вдохом и с каждым выдохом. Осознание, и расширение сознания, меняя сознание, человек сам меняется и меняется мир.
Это и есть квантовый переход, о котором столько сейчас говорят.
А сейчас мир разделён надвое, одни плачут, просят, стонут, как будто кто-то им обязан преподнести всё. Судят, да воюют, но халява закончилась, никто не сможет проехать на плечах другого. Время наступило другое.
И, как не может понять народ? А самое главное надо реализоваться каждому человеку, услышать свой внутренний голос. – Мысли смешались, Дарина рассмеялась и сказала сама себе.
– Успокойся, Дарина Игоревна, оно тебе надо? – Улыбнулась Дарина себе. – Пусть каждый включает себя, своё чувствование, или, как в народе говорят, чуйку.
Кто насколько осознает, тот там и останется, если сможет остаться, и не разложиться на атомы. Ведь сейчас столько умирают, оттого что не могут принять сильные вибрации. А кто в мире прекрасном, где всё процветает, в единении сотворяется, то и процветать будет человек.
Вот такие и пойдут вверх, в расширение сознания, на соединение с космическим Разумом, в процветающий мир.
Дарина выдохнула воздух из лёгких, вдохнула аромат весны, проникающий сквозь полураскрытое окно, посмотрела в окно и, видя, как блекнет луна, произнесла.
– А я любить хочу, и быть любимой. Я есть свет, и я есть жизнь, я есть светлый путь. И я выхожу в новое состояние. Нет, я уже вышла в светлое новое состояние и твёрдо шагаю, и сотворяю процветание, и я есть истина.
Я есть то, что я есть я в жизни живой, а она во мне. Вселенная моя родная, пусть каждый придёт в свет, пусть каждый осознает, что он есть бог. На благо общества, на благо всего человечества, на благо процветающего мира. Люди, ведь это так просто.
Дарина чуть повысила свой голос, произнося последнюю фразу.
Люди! Задайте себе, наконец, вопрос. «Кто Я?» Кто же ты, человек? И для чего ты воплотился на землю? Ты думаешь, и правда, построить дом, родить ребёнка и посадить дерево? Это всё второстепенное. Проникни вовнутрь себя и узнай свое предназначение. Что ты должен сделать?
Естественно, чем больше людей на земле, тем устойчивей мир. Но людей с расширенным светлым сознанием и с чистой мыслью.
А надо ведь обрести тело света. Интересно, как Свент закрывает себя, чтобы не сжечь людей в этом мире? От него идёт такое электричество, такой огонь, так пламень трёхцветный. Я его ведь порой вижу и мне и благостно в нём, и чуть тяжеловато бывает, но его белые крылья меня охраняют. Надо мне собою больше заниматься.
Дарина поднялась с постели, почувствовала, её ждёт солнце. Она сняла с себя сорочку, взяла из шкафа пушистое полотенце и нагая вышла в сад. Там её ждали, приготовленные с вечера, два ведра воды, простоявшие под звёздными небесами. Луна сменялась солнцем, утренняя заря залила ярким светом сад.
Повесив полотенце на ветку яблони, Дарина опрокинула на себя одно за другим вёдра с водой. Стояла, смотрела в небеса, звёзды уж давно растаяли, заря осветилась уже полным солнцем. Смотрела на солнце и пальцами расчёсывала свои вьющие мокрые волосы.
Дарине показалось, луч солнца потянулся к ней, и она с удовольствием протянула руку, и луч проник сквозь пальцы, упал в ладонь, по руке поднялся к плечу, и позолотил её волосы, и по телу пробежала энергия, словно электрический ток.
Она редко пропускает зарю восход солнца, старается ежедневно вставать на заре. Ещё маленькой девочкой её приучил обливаться отец. Вот и сейчас она, растерев тело мягким полотенцем, в утренней прохладе, с инеем или росою, которая лежала местами, блестя каждой капелькой, с отражением в них солнца.
Завернула себя полотенцем, но потянула руки к солнцу, движением мышц тела было ослаблен обхват полотенца и оно сбросилось, упало, и Дарина вновь осталась нагой. Но её не волновала, она окружена деревьями, её сад так расположен, что ни с одной стороны не видно, что делается в середине сада, да и сам дом не виден не соседям, ни с улицы.
Её утренний танец солнцу был всегда, в любую погоду, и даже по морозцу она обливалась холодной водой, и танцевала. Порой некоторые пряди её волос леденели, но от её тела шёл пар, она танцевала.
И в этот раз уже на зеленой траве, среди меленьких синих и белых и желтых цветочков, местами покрыты блестящей росой, ступая голыми пальчиками ног, производила танцевальные движения, не замечая ничего вокруг. И с лёгкой грацией, в совершенстве или в не совершенстве, она ушла в танец.
Солнце поднималось выше и Дарина, словно золотом, окутана солнечным лучом, ступая по траве, и та освещалась золотом. А всё, что было за Дариной, тускнело и смазывалось, лишь взмах рукой и солнечные жёлто-золотые лучи, брызгами расплескавшись, уходили вдаль. И во весь горизонт пожаром разрастался танец Дарины.
Она самозабвенно танцевала, знала, что за ней никто не наблюдает, лишь ПриРода, Солнце, сам Бог Исток, её любимый божечка. Вот для него она танцевала, свободная в полёте танцем отражалась над горизонтом.
Она и не видела, и не чувствовала, как за пушистой елью стоял Свент и с восхищением смотрел на Дарину и её танец. Тихо шептал.
– Тейя, моя Тейя, ты же моя девочка, ты не забыла танец, в тебе он вновь родился. И как ты совершенна! Немного мне ждать осталось.
А Дарина застыла в балетной позе эссртер с поднятой ногой и руками над головой, без всякого напряжения в теле, Свент увидел, осознал, в Дарине танцевал сам Исток творящий. Его грация в женской ипостаси находилась сейчас в Дарине.
– Это же бриллиант! – Воскликнул тихо он.
Он редко наблюдал за Дариной, лишь в последний год ему удавалось часто видеть её, а общаться всего-то последнее время, удалось. Ему хотелось подойти к ней, но она в неглиже, и что будет, когда его увидит, с её темпераментом не трудно догадаться. Усмирить её будет не возможно. Вот, как ей рассказать о тайне. Её же тайне. Как воспримет?
– Богиня! Цветок солнца! Дитя Свободы! Венец любви! Ты это я, мы едины!
С восхищением добавил тихо голосом, видя, как Дарина остановилась легко пробежалась и подняла упавшее полотенце. Он заслонился лапами, держа лапу рукой, повернулся, сделал шаг, уходить, как услышал.
– Я это ты! –
Произнесла Дарина слова, пришедшие и услышавшие ею из пространства, с ласковой интонацией. Он увидел, как она подставила лицо солнцу, держа полотенце в руках. Он отпустил лапу ели, она закачалась. С неё посыпалась роса. Дарина посмотрела в сторону ели и с удивлением спросила.
– Свент!? И не стыдно подсматривать? –
Стала быстро заворачиваться в полотенце, а он остановился и повернулся лицом к Дарине, прошептал.
– Цена, которую я отдал за тебя, слишком большим грузом лежала на нас. Нет, нет, любимая, на мне, тебя этот груз не коснулся. Но коснулось тебя другое, а рядом не было меня, не смог предотвратить, но силой своей помогал тебе. Я не жалею, этот груз помог мне подняться ещё выше, хоть и был грузом, пока смог его растворить и засветить, наполняясь светом. Время пришло, ты всё равно встретилась мне снова и в этот раз навсегда.
– Какой груз, Свент? О чём ты?
– Подожди, Тейя, не перебивай, я долго думал, как тебе сказать. А нам немного ещё подождать твою память, дабы, она раскрылась. В волшебном намерении, чтобы продлить одно существование, нужно отдать другое, но живым. И это прекрасный подарок божественного истока любви, нам обоим. Мы лепестки одной розы, и вечные. Наши мысли светлые и деяния светлые, а наши дети – светлый дар любви истока. Я люблю тебя Тейя, любовь моя.
– О чём ты говоришь?
– В этом мире мирских сует не ценят любовь, хотя пришли научиться любить, познать любовь и осознать её. Ты…. – Он взял её за руку, разомкнул её ладонь и смотрел на неё, продолжал. – Среди линий на ладони рождаются образы, и сколько сгорал я, даря тебе жизнь, искал вслепую наш общий единственный верный путь, теперь же даровано нам спокойствие и мир.
Он обхватил её руку, тем обхватом, как в первый раз в том мире, она дёрнулась, но он ещё сильнее зажал руку и притянул её к себе, а другой рукой обхватил её со спины. Хотя она уже бывала в его объятиях, но что-то новое мелькнуло и как будто и давнишнее у неё в ощущениях, такое было когда-то очень давно.
Когда и где?
Его губы накрыли её губы волнующим трепетным поцелуем, и у неё закружилась голова, по телу пронеслась лихорадочная дрожь с такой силой, что слёзы выступили на глазах.
Когда? Не понять, но было, было, помнит такое она.
Дарина не осознавала, было ли это её желание или же поднялся в крови гормон счастья? Но она с таким наслаждением обвила его шею руками, приподнявшись на пальчиках, и ответила на его поцелуй.
Она почувствовала такое наслаждение, что слёзы потекли у неё по щекам. И она вдохнула этот поцелуй в себя, словно это был последний глоток воздуха на всей планете. И этот глоток достался лишь ей. Стало так жарко, и ей показалось, что они были не в утреннем саду её расцветающем, а на выжженной планете под солнцем палящим.
И она уже не обращала ни на какие игры богов, как бы жестоко они не играли, она их переиграет. Переиграет!
Боги бывают разные, хорошие и плохие, но всё одно, нет ни хороших, ни плохих. Нет, и ей они все без разницы. Её любимый с ней сейчас рядом, и она чувствовала, это её любимый. Её!
Продолжение следует...
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.