Предрассветная прохлада расползлась сыростью по дощатым нарам, неприятно питая тело злоуханной осклизлостью.
Десятые сутки в плену душной камеры Маня, и коли бы не рыжий таракан, выползавший к раздаче тюремной баланды, почитай в одиночестве все дни.
Сизая небесная щель под оконным козырьком слепо взирала на узницу и, лишь первый солнца луч протиснулся в застенок, громко клацнули дверные затворы.
Усатый пупкарь зевнул в дверной щели.
- На Выход, Марфина,с вещами, – и протянул наручни.
И вмиг сырая "свежесть" жаром обернулась! Вспыхнули румянцем щеки Манькины, потемнело в глазах и вздохнуть невмочь. Не было этими днями такого, чтобы с вещами на выход да в кандалах.
- Ужель на виселицу без суда? - безмолвно шевельнулись губы.
Без суда, без суда… бес, сюда! К бесам, к бесам в преисподнюю, - вторил чужой голос из ниоткуда. И виделся бесеняка, и ударял он ржавым кайлом в её сердце, и вдруг заржал лошадино: перед Манькой черная карета и гнедой битюг фыркает недовольно.
- Полезай, чего застыла, - недовольно гаркнул некошный, и втолкнул девку в пекло.
Очнулась Манька лишь свежим духом повеяло.
Мужик, на Фому похожий, вывел на свет, молча открыл низкую дверь в подвал, и шлепал её колючей ладонью по спине, погонял, будто корову на убой.
- Раздевайся, - повелел из темноты женский голос. И тут же помещение осветилось бледным светом керосиновой лампы. Перед Манькой медный таз с водой на деревянной лавке.
- Пять минут тебе на помывку, - проворчала толстая баба, снимая наручни.
Ох и не было воды чище и приятней, чем нынче! Ласкала она тело девичье, струилась приято, смывая прошлое, и казалось плещется Манька в родной речушке, девчонкой несмышленой.
Мамка гладит её теплыми руками, и легкое течение бьется о голый живот, мелкими брызгами касаясь лица щекотно.
- Вот полотенце, платье, - в полутьме блеснули круглые глаза, заморгали часто и исчезли за шумно закрывшейся дверью.
- В чистом, значит, вешать будут, - подумалось Мане. И жуткой тоской душа взялась.
- Выходи, - похожий на Фому дверь растворил. Он стоял скрестив ноги. В руке покачивался ключ от камеры маятником часов, отбивающих последние минуты.
Светлой лестницей (видимо «черного» хода) привел он Маньку к высокой двери, открывшей вход в сводчатый кабинет с арочными окнами.
Массивный дубовый стол, кресло, походившее на трон, ряд стульев вдоль стены и бархатной занавесью на противоположенной. У огромного сейфа, спиной к вошедшим, стоял высокий мужчина .
- Ваше превосходительство, - обратился к нему провожатый, - девица доставлена, - и исчез бесшумно.
Их превосходительство повернулся не спеша, и остановилось сердце у арестантки.
Граф вскинул фалды фрака, присел в роскошное кресло. Голубые глаза сурово смотрели на девушку, красивые пальцы мерно отбивали дробь о столешницу.
Сизый табачный дым вился, заволакивал лицо, и показалось – раздвоилось оно. Доброе кивнуло в дымном мареве, улыбнулось, подмигнув хитро, да и пропало, лишь папироса погасла в серебряной пепельнице.
Манька замерла ледяной фигурой.
- Марфина Мария Петровна, одна тысяча восемьсот девяносто шестого года рождения, - прочитал с листа генерал, отложил его в сторону и оловянно глянул на арестантку.
- При известных вам нынче обстоятельствах, мадмуазель, без обиняков предлагаю государеву службу в обмен на приговор военно-полевого суда.
Вздрогнула Манька и ушам своим не верит. Не ослышалась ли? Закашлялась.
Генерал небрежно бросил носовой платок на край стола. Прикрыла девка им лицо и не верит проведению. Да как же не согласиться на предложение эдакое, взамен пеньковой веревке, что нежную шею обнимая, сломит позвонки хрустно.
- Я согласна, - промолвила и голоса своего не узнала.
И тут же перед ней лист гербовой бумаги предстал. Черкнула подписью и ощутила, как тяжелые вериги лязгнули железом у её ног.
Генерал поднялся из кресла.
- С сего момента, вы, мадмуазель поступаете в распоряжение отдела генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, - и звякнул колокольцем.
Похожий на Фому вывел Маньку во двор, усадил в закрытую карету, и понесла она Маньку неведомо куда.
К вечеру, достигли пункта назначения окруженного сосновым бором с охраной на въезде.
Чисто выметенные дорожки, зеленые лужайки, двухэтажный особняк белого камня, и одноэтажные постройки с редкими окнами.
Сопроводили Маню в одну из них, где крепко сложенная, коротко-стриженная девица указала комнату.
- Изучи план объекта, - низким голосом промолвила рыжая и сунула тетрадь в руки Маньке,- да заверши нынешний день баней. Несет от тебя конюшней с охочими до баб жеребцами. Завтра в семь ноль-ноль к шестому кабинету особняка прибыть, - зеленые глаза презрительно буровили Маньку, острый нос брезгливо дернулся и, хохотнув неприятно, покачивая статным задом, златовласая покинула келью.
Ночь, сверчками разливаясь, обернула распаренное баней Манькино тело ароматной прохладой, да и поглотило сознание разноцветьем неведомых видений, что и не упомнились девице за отведенный Марой* краткий сон.
Ровно в семь утра дверь кабинета особняка распахнулась и высокий, черноглазый атлет-офицер пригласил Маню войти. Признала она его враз. С другой прической, без смоляной бороды и нарочитого «оканья».
- И так, - начал чернявый, - Вы приняты на службу в ОГЕНКВАР, в ведение военной контр разведки Главного управления генерального штаба. Я - штабс капитан, ваш непосредственный куратор.
Вчера вечером, в камере Крестов был обнаружен повешенным труп и сегодня пополудни будет захоронен на тюремном кладбище под именем Марфиной Марии Петровны, одна тысяча восемьсот девяносто шестого года рождения.
С сего дня и до особого распоряжения, вам присвоен специальный номер, являющий вас в этой жизни.
Судя по представлению, вы, - офицер произнес набор цифр, - успешны в обучении, одарены отличной памятью, хитры и сметливы. Эти качества позволят нам за краткий срок подготовить толкового агента для работы за пределами государства Российского, - атлет повел головой, словно освобождал шею крепко схваченную воротом мундира.
- Это вам Павел Андреевич поведал? - Мурлыкнула Манька.
- С этого момента, сударыня, - чернявый прибавил строгости голосу, - вопросы задавать по существу и предметно. Забыть прошлое, как и Пал Федотыча, иль Матильду Макаровну. Вычистить память до белого листа, - офицер привстал из-за стола и приблизился лицом к Манькиному, - как и забыть всех ухарей, что охаживали тебя, начиная от самого Ворона.
Запах дорого одеколона и ваксы затуманил на миг Манькино сознание. Так и увидела себя в солдатском мундире с косой в сапоги заправленной.
- В документах, что заполнишь сегодня, укажи, где забрать деньги, что остались от марафеточного дела, да не забудь перстенёк белого золота. Отныне все тобой нажитое и украденное в прошлой жизни принадлежит Государю.
Ох и оторопела Манька, как о платиновом перстне услышала. Вмиг кровь в жилах застыла в ожидании упоминания о другом её богатстве. Побледнела девка, веки смежила, а в продолжении офицерской речи и ни слова о королевских брильянтах.
Приметил куратор, как с лица девка сменилась, усмехнулся.
- Неверная реакция. В своей будущей работе эмоции скрывать нужно, а то и научиться избавляться от них, - чиркнул спичкой, прикуривая тонкую сигару, и хитро глянул из-под черных ресниц.
- Нет у меня ни денег, ни перстня, - господин штабс капитан. Сами видели какие деньги лихим людишкам заплатила. В них и марафетошные и от проданного перстня белого золота.
Поперхнулся офицер, закашлялся, но виду не подал о чем понял: плохо сыграл прошлую роль, коли девка необученная, признала его нынче.
Так и побежали деньки в обучении, где Маня невероятных успехов добивалась.
И хоть не нравилась ей обретаемая профессия, знала наверняка: полезной окажется она при богатстве её тайном. Всё знали о ней нынешние хозяева: и о Вороне и убийстве, и деле марафетошном, что удачно сложилось, почитай, не без ведома и незримой поддержке графа Павла Андреевича.
Со шпионской образованностью раскрылась Маньке затея тогдашнего полковника, картами правильно ею разложенного пасьянса. И теперь, уверенно знала : не ведает служба Его Превосходительства о сокровищах её, да и недавнее желание покинуть страну, вот-вот исполниться до’лжно.
К концу декабря штабс капитан был вызван в ген штаб с отчетом .
Холодный кабриолет тарахтел вонючим мотором, кашлял на ветру, выбрасывал едкий черный дым, задуваемый тыловым ветром в открытый салон автомобиля.
Сырой мороз щипал бритые щеки офицера, забирался под воротник и толи промозглый холод, или же боязнь опростоволоситься в представлении курсанта, рекомендованного к обучению самим Его Превосходительством знобили и тело и душу.
Странным казалось штабс капитану предположение генерала о владении девицей Королевскими брильянтами.
За шесть месяцев его бесед, хитрых тестов и медикаментозных воздействий не проговорилась она и словом о миллионом богатстве.
В итоге, крамолой заползла в сознание куратора мысль о хитром желании патрона лишь вызнать о брильянтах и ни как не воспитать нового агента.
Хотя, девица для разведывательного дела на редкость талантливой оказалась. Освоить три иностранных языка за четыре месяца – невероятные возможности и есть. Великолепная память, неординарный ум и дьявольская хитрость курсантки поражала. Девица удивительно правильно и моментально впитывала разведывательную науку, удивляя своими способностями видавший виды коллектив секретной школы.
Принят офицер был вечером.
Он стоял у дальнего края стола, наизусть излагая заготовленный на бумаге отчет.
Генерал слушал, не перебивая и, лишь доклад был завершен, задался единственным вопросом:
- Мне показалось, Вильгельм Карлович, вы неоправданно много уделили внимания возможности владения нашим объектом Королевскими брильянтами. Я просил вас лишь исключить такую возможность. Вы же, решили своими изысканиями обнаружить их чуть ли не в кармане платья подозреваемой. Мы обязаны «разрабатывать» своих агентов, но не до степени же их признания в том чего и не совершалось.
- Но Ваше Превосходительство, - голос докладчика задрожал нервно, - подруга её дала откровенные показания, что видела схрон с укладкой.
- Послушайте, штабс капитан! Теперь, когда вы дали великолепные характеристики свежеиспеченному агенту, можете ли вы однозначно утверждать, что при таких, я бы сказал, «нечеловеческих» качествах, сия девица, имея возможность реализовать эдакое богатство, к чему-то взялась почти гениально развивать тему синтеза наркотив и их реализации?
С эдакой мамоной ей два Петербурга купить неоднократно в силах! А не таскаться на Дальний Восток, охмурять достопочтимого доцента химических наук и рисковать жизнью, сбывая товар.
И к тому же, видеть цветастый арчул с бантиком, не значит знать, что в нем схоронено.
Генерал недовольно захлопнул папку.
- Перепишите отчет без упоминания расследования о мифических брильянтах. И в срок доложите о завершении обучения. Нынче организовалось чудесное место, где сей бриллиант должен занять достойный его каст. Вы свободны.
Офицер откланялся, щелкнул каблуками, развернувшись и, строевым шагом покинул кабинет.
Граф, нервно чиркнул спичкой, закурил, задумался и обжег пальцы. Теперь и боль, и досада возмутили его. Не ожидал он от своего человека подобного рвения к раскрытию бриллиантовой темы и сожалел о своем поручении, зная почти наверняка о Манькином богатстве.
Ведая толк в ювелирном деле, Павел Андреевич давно приметил перстень на Манькиной руке и был вначале удивлен необычайной схожестью маркзы с оригиналом. А когда рассмотрел удивительный камень, и вовсе поразился своим открытием.
Но иметь один брильянт, не значит владеть тринадцатью. От того и велел начать расследование, не приведшее в итоге ни к чему. Но, видимо, заинтересовавшее не нужное ему лицо. И это неприятность.
Но профессиональный, жизненный опыт, да некоторые «улики» раскрытые им самим тайно, указывали на Маньку, как на владелицу полного гарнитура.
И прекрасно понимал хитрый разведчик – владение эдаким богатством новоиспеченному агенту будет значимой причиной для предотвращения предательства, побега или перевербовки.
Манькина мамона, здесь, в Росии, держать её будет в узде крепче любви к собственной матери.
Генерал раздвинул тяжелые шторы и разглядывал морозные узоры на стекле, будто читал сообщение исполненное тайнописью.
Синий месяц подрагивал в папиросном дыму, и ежился в декабрьской стыне возницей на облучке.