Давно это было. Тогда в наших местах все каслали*. Особенно зимой когда и болота и реки покрываются льдом, а полозья нарт* лучше скользят по холодному снегу. Оленеводы каслали в поисках новых пастбищ. За ними шли охотники в поисках мест богатых пушниной. За охотниками шли рыбаки в поисках рек и озер, в которых с осени осталось много рыбы. Так и шли друг за другом, а к весне все возвращались обратно к реке. Оленеводы уходили через Обь дальше, в горы, а охотники становились рыбаками на ближайшую путину и вместе с ними оставались на рыболовецких станах. Одним из мест, куда заходили кочевые дороги, был лес с названием Патламур. Судя по названию что-то вроде «тёмный лес» получается. Слухи про этот лес ходили разные – одни люди называли его святым местом, другие говорили наоборот, что места там страшные и жуткие. Рассказывали про него такую историю, что один оленевод возвращался с места выпаса стада до своего чума* в одиночку через Патламур. Нарта, запряжённая оленями, стояла где-то на дороге, а он шел к ней пешком, и когда между деревьями уже стало видно и нарту и оленей, кто-то стал его пугать. Воздух наполнился нереальными звуками, которые не могло издавать ни одно животное в этих краях, а потом раздался громкий смех, но не человеческий, а какой-то странный и жуткий. Смех прерывался звуками похожими на глухие удары тяжелых предметов о землю. Эти звуки приближались и последний, из тех что услышал оленевод, раздался в нескольких шагах позади него. Голова закружилась, перед глазами всё поплыло. Ноги ослабли и стали подкашиваться. Появилось такое чувство, что ног в кисах* нет и они стали пустые, поэтому такие слабые и непослушные. Казалось, будто окружающий лес уплывает от него, и всё вокруг проваливается куда-то в иной мир. Страх и ужас наполнил душу. Оцепенение сковало всё тело. Понял мужчина, что забрёл он туда, куда не надо ходить и из последних сил добравшись до нарты, прыгнул на неё и погнал своих оленей прочь от этих мест. Когда приехал в стойбище в горячке рассказал всё своим родственником и соседям. Кто-то выслушал молча и с пониманием. Кто-то не поверил, а один из слушателей поднял его на смех и с недоверием возражал – «Не было такого чтобы куль* людей съел! Придумываешь ты всё! Дерево где-нибудь сухое на ветру скрипело, вот тебе и показались странными звуки. Или вообще сойка кричала, а ты, не разобрав, решил что это кто-то смеется!». И хохочет и пальцем тычет в рассказчика. А в следующий раз пришла его очередь стадо объезжать. Ехать надо было по той же дороге, по которой недавно вернулся его сосед со страшными рассказами. Но мужчина был смелый и в детские сказки давно не верил. Уехал. День нету, ночь нету, два дня нету, две ночи нету.. На третий день собрались мужчины со всего стойбища и поехали на его поиски. Нашли его в том самом лесу, он даже до пастбища не доехал. Подъехали к упряжке, а он лежит на нарте весь синюшный трясется не то от страха не то от холода, глазами безумными ворочает, но ничего не говорит и испуг в каждом движении виден. Хорошо хоть живого успели найти. Выходили его. Со временем отошёл он, от шока оправился, но про то, что видел или слышал в Патламуре ни слова так и не сказал никому.
Самая интересная и загадочная история случилась в Патламуре с другими людьми и в другой раз. Как то зимой одна молодая семья каслала в одиночку. Был у них и свой чум, и своих оленей было в достатке. Была молодость и силы и поэтому в этот год они ходили по аргишницам* самостоятельно в поисках мест, где людей поменьше. Молодой семейной паре кроме друг друга никто обычно не нужен. Так и завели их кочевые пути-дороги в Патламур. Лес этот уже тогда был знаменитый на всю округу. Но молодость на то и молодость что ни чего не боится и всё проверяет смелостью и дерзостью. Прожила, значит, эта молодая семья в этом лесу какое-то время и ничего с ними там не случилось. Лес как лес. Чуток деревья выше, чуток солнце из-за высоких деревьев меньше, зато и снега там и ветра меньше, за стеной леса не так продувает как на открытых местах, и собрались они двигаться ближе к реке Оби. Путь не близкий, а весна уже на подходе. Разобрали они свой чум, нагрузили нарты и двинулись в дорогу. У каждого из них был свой аргиш* примерно по 5-6 нарт. Каждый управлял своим маленьким поездом, состоящим из нарт и запряженных в них оленей. Мужчина, как и положено, шел впереди, а его молодая супруга вела свой обоз уже по проторённому пути. С одной стороны ей было легче, а с другой стороны вторым идти тоже нелегко. В тех местах где первый прошел по сухому снегу в его следах появляется вода, которая к весне обычно накапливается в снегу на зыбких и прибрежных участках. Там где первый провёл свои нарты сверху по тонкой корочке слабого весеннего наста, второму приходится идти уже в глубокой траншее потому как наст порезанный полозьями уже не держит на себе ни тебя, ни груз и не всегда можно обойти эту траншею по ещё нетронутому насту. Там где первый проскочил по тонкому ночному льду ручья, второй идет уже по воде. В общем, много всяких тонкостей в таких перемещениях по весеннему лесу, но когда ходишь так уже не первый год, то каждый знает свою задачу и первый ищет такой путь чтобы второму было легче, и второй внимательно вглядывается вперед. Осложнялся путь еще и тем, что у молодых недавно родился первенец. Он сейчас лежал в люльке в женской нарте и именно за ней нужно было особенно следить и именно для нее нужно было тщательно выбирать дорогу. Молодая мама не отходила от своей нарты. Шла всю дорогу рядом, а на опасных участках косогорах и спусках поддерживала ее из-за всех сил. На выходе из Патламура протекала речка с таким же названием и при её переходе у одного из оленей в последней нарте запуталась упряжь. Нарта встала. Олень стал биться, пытаясь выпутаться и надо было быстрее бежать к нему пока он не повредил всю упряжь или себя. То, что оставлять ребенка, у которого еще не прорезался первый зуб в полном одиночестве знает любая мама и даже некоторые опытные папы, но звать на помощь мужа возможности не было, а запутавшийся олень бился всё сильнее и сильнее. Женщина остановила аргиш и рванулась к последней нарте. Запутался олень сильно. Пока распутала его, пока упряжь подправила на других оленях, пока осмотрела попутно другие нарты, прошло время. Еще на подходе к своей нарте она заметила, что что-то в ней не так. Сердце забилось как птица, зажатая в ладони. Она пролетела последней шаги не чуя ног под собой. Только когда увидела не мигающие глазки малыша, она выдохнула остановившийся где-то в горле тяжелый воздух. Но как?! Как он смог сам развязать ремешки? Как он мог откинуть платок закрывающий лицо и голову? Может быть, я так слабо их завязала, что он напрягся и всё развязалось? Может быть, ветер платок откинул? Может он так сильно чихнул? Она привычными движениями укутала ребенка и, уложив его обратно в люльку, завязала потуже ремешки, удерживавшие весь сверток с младенцем внутри его берестяной скорлупки. Несмотря на молодость, была она опытная в лесной жизни и первым делом решила поискать следы вокруг нарты, но именно в этом месте их путь пролегал через отрытый и возвышенный участок и весенние ветра вместе с весенним солнцем съели снег до самой земли и карликовые березки вперемешку с багульником не давали возможности оставить следы даже полозьям нарт. Поэтому никаких следов она не обнаружила. «Ну, вот еще! – успокаивала она себя, - сейчас напридумываю себе всякую чушь! Ребенок жив, цел и невредим. Ну, подумаешь платок откинутый, ну ремешки развязанные. Может сама так плохо завязала, может, пошевелился они и ослабли. Вон у меня какой богатырь растет. Кто тут может быть? Никого вокруг нет!». Она подошла к нарте и, откинув платок стала разглядывать лицо своего малыша. «Как будто кожа смуглее стала что ли? Или волосы потемнели? И ноздри какие-то большие.. Ой! Хватит самой себе страхи нагонять! Ни чего не поменялось! Мой малыш! Надо успокоиться и двигаться дальше, а то муж скоро заволнуется».
Вскорости она догнала мужа. Тот уже выбрал место и очень быстро они поставили чум и стали готовиться к отдыху. В суете и хлопотах недавнее происшествие забылось и только когда она стала кормить малыша грудью у нее опять возникли сомнения, малыш, высасывая молоко делал это с таким рвением что казалось будто он вместе с молоком высасывает из нее все силы. «Просто устал и проголодался вот и сосет с такой жадностью, - подумала она проваливаясь в сон, - не надо себя накручивать, надо поскорее забыть этот день и это странное происшествие».
Мужу она рассказывать ничего не стала. Зачем еще и его пугать? Потом скажет еще что не доглядела. Со временем с появлением других детей молодая семья примкнула к своим родственникам и они каслали уже одним большим семейством. Малыш рос не по дням, а по часам. Рос крепким и здоровым. Но всем было видно что ума у него было не много говорил он с трудом и мало, инструмент в руках не держался, ремесла ему давались с трудом, а любимой игрой было вырвать с корнем березку и крутить ее над головой. Остальные детки его не очень любили и даже опасались из-за его дикой силы и часто дразнили его «Уркуль! Уркуль!*» когда он по своей неосторожности и непомерной силе делал кому-то из них больно. Ну а когда он стал входить в возраст и искать себе пару, то опасаться его стали и девушки и даже взрослые замужние женщины. Мужчины, конечно же не подавали виду и не выказывали своих опасений, но всегда старались давать ему такие задания чтобы отправить его подальше от людей. Или давали ему самые тяжелые работы, чтобы он поскорее устал и вымотался. Он брался за всю тяжелую работу с радостью. Каждый раз, выполняя её как-бы хвастал своей силой показывая остальным что он намного лучше сильнее и выносливее всех остальных мужчин. Однажды готовясь к очередному перегону стали отлавливать оленей. Всё шло, как обычно соорудили загон из нарт и мережи, женщины и подростки стали по кругу, кто-то мережу поддерживал кто с хореем* или с шестом стоял, усиливая загон. Загнали в этот загон животных и мужчины стали отлавливать первыми самых буйных и непокорных, чтобы те не прыгали на нарты, не повредили себя и не вредили остальным оленям. Отлавливали их по одному, но потом связали вместе одной веревкой. И справиться с этой дикой силой им стало несподручно даже группой. «Эта задача для нашего Уркуля, - сказал кто-то из пастухов, - только ему под стать справится с этими взбешёнными животными». Позвали его, а он и рад опять показать себя и да силушку свою немереную. Тем более что все жители стойбища стояли вокруг. По команде открыли мережу в том месте где было что-то вроде ворот из загона и связанные одной веревкой олени подпрыгнули разом и рванули вперед что есть силы. Выскочили они из загона и хотели было на простор рвануть, но крепко держит в руках верёвку Уркуль, не сдается. Бьются олени, рвутся на привязи, но не ослабляет свою хватку пастух и вот уже один олень встал как вкопанный шумно выдыхая горячий воздух мохнатыми ноздрями. И второй уже не бьется, а просто стоит, широко расставив ноги и опустив голову. И третий уже все чаще и чаще опускает рога к земле в бессильной покорности. Еще чуть-чуть и последний выбьется из сил, держит их парень, улыбается, сжав зубы, хвалится своей силушкой, но тут поскользнулась нога силача на сырой траве, пошатнулся он и олени почуяв слабину разом помчались вперед. Хотел было отпустить веревку Уркуль, да не получается у него, по глупости своей да в спешке намотал он её вокруг руки, сильно впилась она в кожу, затянулась на запястье петлей. Потянулся он к поясу за ножом, а нож во время его падения на землю вылетел из ножен. Потащили его олени за собой, волоча по каменистой почве Уральских гор, и вскоре скрылись они с глаз за оврагами да буграми. Долго искали их пастухи. Сначала нашли оленей, но веревка оборвалась и самого Уркуля искали потом еще несколько дней. Нашли его уже мертвого. Весь он был разбитый от ударов о камни. Не помогла ему сила немереная. Через много лет ученые приезжали из города, просили показать где его могила чтобы проверить действительно ли был он потомком снежного человека или все же это просто легенда, но никто даже не вспомнил где его и похоронили. Только в сказках и остался загадочный ребенок из Патламура. А в Патламур после этих всех историй больше никто и не каслал, ни у кого не было желания посещать этот темный во всех значениях лес.
Аргиш* – здесь, караван из грузовых нарт.
Аргишница* – здесь, кочевая лесная дорога для езды на оленьих упряжках.
Каслать* - кочевать.
Кисы* - обувь, кожаный чулок высотой по длине ноги владельца, сшитый из шкур снятых с оленьих лап (камуса).
Куль* – здесь, нечистая сила.
Нарта* - специальные сани для оленей упряжки.
Уркуль* – лесная нечисть, леший.
Хорей* - длинная палка для погона оленей упряжки.
Чум* - разборное жилище северных кочевников.