Глава 2. Отцы-основатели
Меня вели по извилистым коридорам Дворца Благоденствия, в которых я раньше никогда не бывала, и я даже не успевала вертеть головой, чтобы внимательнее рассмотреть многочисленные картины и статуи, которые мелькали перед глазами. Такой роскоши я еще никогда не видела. А ведь это всего лишь коридоры!
Я совершенно не понимала, зачем и куда меня ведут. Но после того как у меня взяли кровь и посадили за индивидуальный тест, врач ушел, а следующим, кто зашел в мою кабинку, был вот этот молодой парень из личной гвардии отцов-основателей, который приказал следовать за ним.
В голове заметались сразу тысяча мыслей от «Все! Конец! У меня обнаружили мутаген» до «Моя мечта исполнится и меня возьмут в гурии!», и от того в ней был полный кавардак. Наконец, мы остановились у одной из дверей, и гвардеец открыл ее передо мной. После чего зашел следом, поклонился сидевшему на низком диване мужчине:
— Мэй Савайя по вашему приказу прибыла.
Я впала в глубокий ступор, потому что никак не могла поверить, что и правда вижу перед собой своего кумира, одного из отцов-основателей Ковчега! Раньше я видела его только по телевизору и могла лишь мечтать увидеть воочию! И вот он передо мной, прямо в этой комнате.
Привлекательный шатен — а в моем представлении сам небожитель — пил что-то янтарное из большого пузатого стакана и смотрел на танцующую перед ними пятерку гурий. Девушки были почти обнажены. Их тела скрывали лишь небольшие золотистые полоски в районе груди и бедер, а на головах были надеты замысловатые золотые обручи. Ноздри щекотал аромат каких-то благовоний, а царивший в комнате полумрак придавал происходящему нереальности.
Никогда прежде я не видела, чтобы гурии танцевали в таких откровенных нарядах. В Ковчеге подобный разврат считался неприемлем. А тут один из отцов-основателей нарушал свой же главный постулат: «Чистая кровь. Чистые помыслы. Чистая Земля». Но больше всего меня поразило, что рядом с ним сидели и стояли такие же гурии, одетые лишь в золотые лоскуты. Одна из них делала массаж головы, другая гладила все, до чего дотягивалась — а она дотягивалась до всего, — третья стояла позади дивана и массировала плечи, четвертая сидела в ногах и смотрела на него преданными глазами.
Я ничего не понимала. Казалось, это какое-то наваждение, которое никак не может быть правдой.
Мужчина, наконец, обратил на меня внимание, музыка стала тише, и Гардеон поманил меня к себе пальцем. Внешне он самый молодой из отцов-основателей — они словно застыли во времени и старели очень медленно.
Мои же ноги словно прилипли к полу, и я не могла себя заставить сделать даже шаг. Я не понимала, что со мной происходит. Все мои жизненные установки говорили одно, глаза видели совершенно другое, и в голове царил полный сумбур.
— Ну же, не бойся, иди сюда, — покровительственно улыбнулся Гардеон и одним движением руки отогнал от себя ласкавшую его четверку гурий. — Ты же сама хотела стать гурией, так чего же сейчас застыла?
Я? Хотела? Нет! Я точно не хотела вот этого! Это же… Это так же далеко от танца и всего, к чему я стремилась и о чем мечтала, как Земля от Солнца! Я непроизвольно замотала головой и сделала шаг назад. Улыбка мужчины тут же померкла, глаза сузились.
— Я сказал — подойди, — уже совершенно другим тоном, которого просто невозможно ослушаться, приказал он. Чувство самосохранения завопило, и я, превозмогая внутренний протест, подошла к дивану. — Садись.
Я присела на самый краешек, стараясь не смотреть в глаза отца-основателя.
— А знаешь ли ты, маленькая гурия, что в твоей крови нашли мутаген? — почти над самым ухом раздался его шепот.
Я вздрогнула, вскинула голову и встретилась с мужчиной взглядом. Он наклонился так близко, что наши глаза были вровень, и смотрел испытующе, требовательно и был совершенно серьезен.
Паника затопила меня удушливой волной, кровь отлила от лица.
— О, я вижу, ты осознала свое положение, — произнес он и придвинулся еще ближе, отчего наши дыхания почти смешивались, и в его я почувствовала запах алкоголя. — Но я могу сделать так, что мутаген не превратит тебя в монстра. Хочешь?
Я смотрела в его серые, чуть водянистые глаза, которые на многочисленных снимках казались мне осколками метеорита, а сейчас…я еле сдерживала дрожь отвращения. Почему он это сказал? Неужели есть надежда? Тогда почему отцы-основатели не лечат всех несчастных? Неужели препарат такой дорогой и редкий, что потратить его могут далеко не на каждого? Тогда почему я? И чем мне придется расплачиваться?
— Хочу… Но зачем это вам?
Мужчина склонил голову набок, будто заново оценивая меня:
— А ты задаешь правильные вопросы, маленькая гурия. Видишь ли… Дар твоей бабки крайне редок, а ты явно его переняла. Мы тщательно отслеживали ее генетическую линию. И я бы хотел, чтобы этот дар служил мне и Ковчегу в полную силу. А твоя бабка, уж прости, та еще грымза, уже умом тронулась. Да и недолго ей осталось.
— Она еще и вас переживет, — тихо, но уверенно возразила я, сама от себя такого не ожидая.
Мужчина сначала рассмеялся, откинувшись на спинку дивана, но резко прекратил и снова оказался ко мне нос к носу. Переход был таким внезапным, что мне стало жутко.
— Это твое предсказание? — он пристально вглядывался мне в глаза, и я видела, как нервно дергается его веко.
— Что? — не ожидала я такого вопроса.
— Значит, нет… — пришел он к какому-то выводу и залепил мне такую оплеуху, что я свалилась с дивана. — Ах ты дрянь! — зашипел этот ненормальный, нависая надо мной.
Я же в ужасе прижимала руку к щеке, готовая к очередному удару, но его не последовало — Гардеон сдержался и лишь сжимал и разжимал руку.
Девушки, которые только что танцевали перед Гардеоном, сбились в кучку, но в их глазах я не заметила ни сочувствия, ни удивления. Лишь безразличие и страх, что гнев мужчины может пасть и на них. О помощи с их стороны не могло быть и речи.
Я шла на церемонию Выбора, надеясь обрести свою место в Ковчеге, а оказалось, что повелась на картинку, и сейчас передо мной раскрывалось истинное предназначение, которое определили гуриям отцы-основатели.
Меня начало трясти. Внутренняя дрожь оказалась такой сильной, что это стало заметно и уже явно пришедшему в себя Гардеону.
— Что с тобой? Вставай.
Я снова перевела с него взгляд на безучастные лица гурий, чьи брови, ресницы и губы были окрашены в позолоту, как и их куцые костюмы, и меня затрясло еще сильнее.
Неужели и мне суждено стать такой же? Куклой на потеху Гардеона или тех, кто этого пожелает?
Зубы уже застучали. Организм явно не мог преодолеть нарастающий внутренний протест, столкнувшийся с догмами, привитыми с самого детства. Все, что было основой моей жизни, все мои надежды и мечты, все рушилось под стальной дланью Гардеона.
Он проследил за моим взглядом:
— Вон! — Одно слово — и девушек в комнате не стало. — Да что с тобой такое?! — Он подхватил меня под локти, но я рванулась прочь. Вернее, попробовала, но его хватка была железной. — Да чтоб тебя!
И он дал мне еще одну оплеуху. Не такую мощную, как предыдущую, но она будто что-то переключила в моем мировосприятии. Для меня все вдруг стало предельно просто и ясно.
Монстры за стеной… Нашла кого бояться. Те монстры могут искалечить и уничтожить лишь тело. А монстр, сидящий напротив меня…
— Ну что, успокоилась? На, выпей, — и протянул мне бокал с той самой янтарной жидкостью.
Я замотала головой, но он сунул мне его в самые губы, и я выпила. Внутренности словно обожгло жидким пламенем, я судорожно вдохнула, стараясь протолкнуть внутрь воздух.
— Вот, дыши давай. А то устроила тут непонятно что, — раздраженно рычал Гардеон. Он поправил ворот длинной верхней рубахи своего замысловатого наряда. — Так что, моя маленькая гурия, будем договариваться?
— О чем?
Мужчина насмешливо изогнул бровь:
— О том, на каких условиях я сохраню тебе жизнь. И заметь, именно я, а не кто-то другой из отцов-основателей.
— То есть вы не боитесь, что я в любой момент могу превратиться в монстра?
— Я же сказал, что проблема решаема, но все зависит от тебя. Так как? — его явно сильно раздражал этот разговор, но он сдерживался.
Действительно, кто я, а кто он, чтобы тратить на меня свое драгоценное время.
— Нет, — тихо ответила я, ощущая, как легко становится в голове от выпитого.
— Что нет?
— Я не буду с вами договариваться.
Гардеон недобро сощурился:
— То есть ты готова стать бегуньей?
— Я не готова стать рабыней.
Мужчина расхохотался почти до слез и даже промокнул пальцами кончики глаз:
— Наивная дурочка, — он снова сощурился: — Я даю тебе последний шанс согласиться. Тебе понравится работать на меня. У тебя будет все, что пожелаешь. Хочешь — будешь танцевать. Хочешь — не будешь. Твоя задача будет другой.
— Предсказывать будущее? — мне это казалось абсурдом.
— И не только. Прошлое, знаешь ли, иногда предопределяет будущее.
— Я смогу и это?
— Твоя бабка может, — дернул он плечом.
Согласиться? И стать… кем?
Не согласиться? И… умереть.
— Гардеон, Гардеон, — раздалось укоризненное от двери, и в помещение неспешно вошел Берган — пепельноволосый мужчина, который выглядел не старше сорока лет — еще один отец-основатель Ковчега. Он оглядел перепуганную меня, державшуюся за щеку, и остановил взгляд на Гардеоне. — Как всегда, нетерпелив и поспешен.
При виде вошедшего я подскочила с дивана и уставилась на него во все глаза.
— Я просто привык действовать, — развалился на диване шатен.
— И к чему привели эти действия? Смотри, как ты напугал бедную девочку.
— Ей еще не так предстоит испугаться, если она не примет мое предложение, — холодно парировал Гардеон.
— Ничему-то тебя жизнь не учит, — покачал головой пепельноволосый и обратился ко мне: — Дитя, ты согласна принять предложение этого оболтуса?..
Я покосилась на мужчину, которому уже давно далеко за сто лет, но которого только что назвали оболтусом. Тот лишь фыркнул и тоже посмотрел на меня.
— …Ну же, дитя, — Берган смотрел на меня с такой понимающей отеческой улыбкой, что я с трудом сдержала слезы, увидев в лице этого отца-основателя островок своего привычного мира, который только что трещал по швам.
Глядя в его добрые глаза, я поверила, что уж он-то настоящий — не выдуманная картинка, в которую превратился образ Гардеона. И он мне обязательно поможет.
— Отец Берган, я не понимаю, что происходит. Но служить ни гурией, ни кем-то еще отцу Гардеану я не хочу.
Берган сочувственно покачал головой и повернулся к другу:
— Вот видишь, она не хочет, — и тут же отрывисто кого-то позвал. — Лейван! — В комнату вошел тот самый гвардеец, который привел меня сюда. — У девушки обнаружили мутаген. Отведи ее к бегунам, — и отвернулся, мазнув по мне ничего не выражающим взглядом.
Меня будто кипятком обдали. Я е ничего не понимала и лишь смотрела на подошедшего к вазе с фруктами Бергана.
Гвардеец схватил меня за руку и потащил к выходу, а я никак не могла отвести взгляда от Бергана и поверить, что мое доверие только что походя растоптали.