Стена вокруг города была всегда. Со времен высадки первого корабля на планету и до сего дня она так и стояла: высокая, железная, глухая. Когда садилось солнце, металл отражал свет и горел адским пламенем, убивая сетчатку. Ворот в ней никогда не было, да и зачем они, если по ту сторону дикие кочующие племена, не знающие ни языка, ни огня? Так говорили детям, так повторяли взрослым, твердили раз за разом: «Эволюция, конечно, делает свое дело с той стороны, только медленно».
— Все вранье! — Ал сморщил и без того горбатый нос, делавший его похожим на марабу. — Инфа сто процентов!
Луиджи посмотрел на него с сомнением.
— Как-то слабо верится. Зачем им врать?
— Затем. — Ал сплюнул себе под ноги, отхлебнул из бутылки и поставил ее на место, после спиртного голос у него окреп и обрел убедительность. — Чтобы мы сами ничего не узнавали, а верили, чему скажут.
Он поддернул пояс брюк, сидевших на тощем животе свободно.
— Расскажи еще раз, — сдался Луиджи. — Только слово в слово. Я подумаю.
— Хоспаде, да хоть сто раз. — Ал снова потянулся к бутылке, но пить не стал, просто сжал горлышко, как чью-то шею. — Короче, я сигареты рассыпал. Аккурат возле стены, там, где будка эта прилеплена к ней. Не тем концом пачку вытащил. Ползаю, собираю, табак нынче кусается, а там штук десять точно было…
— По делу давай, плевать на сигареты.
— Так я по делу, а то как, думаешь, я услышал бы того чувака? Он из будки вышел и меня не заметил, к машине шел, по телефону говорил. Ну и слышу, докладает кому-то: так и так, через забор перелез, следов не видим и вряд ли увидим теперь. Выключил телефон и меня заметил. Даже растерялся, не положено, видать, при посторонних-то болтать о таком. Но сигарету попросил, я дал. Он прикурил и спрашивает: слышал? Я честно говорю — да. Ну вот, говорит он, подняв палец. Имей в виду — полезете на ту сторону, вас там на органы украдут. И уехал.
— На органы? — Луиджи не донес до рта незажженную сигарету. — Так и сказал?
— Клянусь. Прямо так и рубанул прямым текстом. Сел и уехал. А будка, понятное дело, осталась. Чего ей, будке, сделается-то.
Луиджи потер лоб.
— Может, шутка?
— Какая еще шутка! Видел бы ты его рожу, серьезная такая, каменная просто.
Мерно тикали старые ходики, подволакивая на цепи гирю, как инвалид протез. Закат, отраженный от стены, выкрасил стены в ярко-алый с малиновым отблеском.
— Если он не сдуру такое ляпнул, то за стеной медицина получше нашей, — наконец медленно сказал он. — Когда органы пересаживают, это как называется?
— Трансплантация. — Ал понизил голос. — И не только медицина, а многое получше. Для пересадки органов химия нужна, аппаратура разная, врачи…
— Зачем же наврали про дикарей?
Горбоносый друг пожал плечами и пиво все-таки отхлебнул.
— А зачем власти всегда врут, — убедительно сказал он. — Прикинь, сколько желающих туда ломанется, если правду сказать?
— Так нас там и ждут с распростертыми объятиями.
— Чего бы нет? — Ал снова хлебнул своего пойла и вытер рот тыльной стороной ладони. — На органы — это, может, бедных, у кого взять нечего, а у нас золотишко имеется, оружие тоже, всяко договоримся. С деньгами все можно.
— Да хорошо бы, — задумчиво протянул Луиджи. — Сам-то что в итоге думаешь?
Ал поставил опустевшую бутылку на пол.
— Рискнуть предлагаю, — решительно заявил он. — Не сто лет нам с тобой намерено, чтобы всю жизнь пахать, как мулы. Залезем на будку ночью и на ту сторону махнем. А на месте уже сориентируемся, куда дальше и как.
Луиджи еще немного покачался на колченогом стуле, посмотрел в окно, где за липовой аллеей призывно торчала покатая будка.
— Давай, — решительно сказал он. — Только, чур, не бросать и держаться вместе.
— Обижаешь. — Ал, воодушевленный будущим, крепко хлопнул его по плечу. — Мы там развернемся. Вместе, как и начали.
По команде бригадира рабочие начали ровнять холм, пока двое наблюдателей следили за ними из машины. Один был постарше, второй молодой, но лица их были одинаково хмурыми. Когда все закончилось, человек постарше отхлебнул из фляги и протянул ее молодому. Тот, не споря, сделал глоток, вернул владельцу.
— Плохо, — вдруг не выдержал тот, кто был старше. — Просто отвратительно. Еще две жизни — в никуда. Без причины. Мертвых не спросишь.
— Да чем мы виноваты? — жалобно ответил молодой. — Забор охраняем, разъяснения проводим, письменно и даже устно, одного из этих я сам лично вчера предупредил, когда курил с ним вместе.
— Значит, не так сказал. Мысль не донес в нужной форме.
— Я адаптированно к образовательному уровню…
— А не надо адаптировать. В следующий раз называй вещи своими именами, а то всякие прыгуны так и будут сигать туда с золотом и деньгами. В меру образовательного уровня. Есть официальный термин, его и используй. Во избежание.
Молодой покраснел.
— Про термин я знаю, конечно, только в тот момент из головы вылетело, как эта штука называется, когда с органами.
— Гаруспиция, — вздохнул старший. — Заучи и запиши себе куда-нибудь. Чтобы в следующий раз прямым текстом.