Часть 2.
Мистер Хо Ляо Чин, с которым Хансон вел переговоры в прошлом году, получил подряд на дноуглубительные работы на юго-востоке острова. К работам караван должен был приступить в январе. Из-за задержки каравана к работам в этой точке приступила другая компания. У Хо Ляо Чина были все основания расторгнуть договор и потребовать неустойку, однако дальновидный бизнесмен расторгать контракт не торопился, и даже был намерен финансировать земкараван.
На флагман каравана прибыл его представитель, который приветствовал Сорокина от имени Хо Ляо Чина, поздравил с благополучным переходом, поинтересовался самочувствием команды каравана и техническим состоянием судов. Агент заверил начальника каравана, что мистер Хо расторгать контракт не намерен и прилагает активные усилия, чтобы обеспечить караван работой, однако повторно получить подряд весьма сложно. Агент сообщил, что через некоторое время суда будут поставлены к причалу. Мистер Хо выделил средства на закупку топлива, воды и продуктов питания для экипажа из расчета 5 сингапурских долларов на человека в сутки. Также два раза в день на рейд будет приходить арендованный пассажирский катер, чтобы русские моряки имели возможность ознакомится с прекрасным городом Сингапур. И еще мистер Хо выделил скромную сумму на выплату небольшого аванса экипажу.
Мистер Хо просит начальника каравана составить список необходимого снабжения, медикаментов, оборудования, к завтрашнему дню. Агент тепло простился с Сорокиным и отбыл на берег.
«Щедрость мистера Хо является добрым знаком для дальнейшей судьбы каравана, – думал Сорокин – просто так деньги никто не дает, бизнесмен убежден, что получит их обратно с хорошей прибылью. Это значит, что караван вскоре сможет приступить к работе. Но мы не будем злоупотреблять щедростью, и попросим только самое необходимое».
Он вызвал капитанов и старших механиков, поделился с ними полученной информацией и попросил перечислить все то, что необходимо для нормальной жизнедеятельности каравана. Экипажи шаланд очень страдали от жары, поскольку штатный кондиционер был только на головном судне. Решили заказать кондиционеры для трех судов, кроме этого смазочные материалы, краску, мыло, стиральный порошок и прочие мелочи. Сорокин попросил проинструктировать экипажи в связи с завтрашним увольнением 30% личного состава на берег.
На следующий день к борту подошел пассажирский катер с агентом на борту. В каюте Сорокина был накрыт стол, чтобы агент не скучал, пока старшие помощники выдавали экипажам привезенные им деньги. На этом же катере первая группа увольняемых моряков отбыла на берег.
За три дня на берегу побывали все члены экипажей. Стрельцов записался в третью группу, хотя многие побывали на берегу по два-три раза. После Владивостока и Петропавловска город впечатлял. « Суперсовременная версия Гриновского Зурбагана»- подумал Михаил, ступив на берег. Бывать в Сингапуре ему, да и почти всем камчатским морякам, не приходилось, и он с интересом рассматривал огромные небоскребы. Андрей Ищенко взял на себя роль гида, поскольку шел в увольнение второй раз, и теперь со вкусом описывал изобилие сингапурских магазинов.
-Тут есть магазин для русских, его почему-то называют «Атака», чего в нем только нет! Недалеко, минут пятнадцать на такси, поехали.
-Андрей, тебе не надоело замкнутое пространство? Давай осмотримся, погуляем у нас в запасе восемь часов.
-Ладно. А куда пойдем?
-Да куда глаза глядят, небось, не заблудимся: вон какой небоскреб для ориентира.
Вдвоем они, не спеша, побрели по какой то тенистой пешеходной улочке, которая закончилась метров через триста.
-Вот так номер! Вот она, «Атака»,- изумился Андрей. Давай наших удивим. Минут через десять сюда прибудет целый эскорт, а мы уже с покупками.
На эскалаторе они поднялись на второй этаж. В магазине работали кондиционеры, было прохладно, тихо и уютно. В коридорах стояли диваны, кресла, столики. Над ближайшим магазином большими буквами было написано «Калининград».
-У них тут большинство магазинов носят названия наших городов, – пояснил Андрей - и многие продавцы неплохо говорят по-русски.
В «Атаке» можно было купить все: от носового платка, до норковой шубы, от брелка для ключей, до автомобиля, а от штабелей невиданной в России радиоэлектроники рябило в глазах. Но пора было встречать своих коллег у входа. Когда Михаил с Андреем спустились в просторное фойе, из подъехавшего такси выходили штурмана и матросы с «Олекмы». Стеклянная дверь раздвинулась, и парни вышли из магазина. Подъехало еще две машины с моряками.
-Вы как здесь оказались раньше нас?
-А мы вчера заблудились в магазине, вот только сейчас выход нашли, – сказал Михаил.
-Всю ночь провели в магазине?!
-Да там у них еще громадные подвалы, настоящий лабиринт – подыграл Андрей.
-А почему тогда с пустыми руками?
-Что ты их слушаешь, уши развесил, они же с нами на катере были. Просто шустрей оказались.
-Что-то не хочется быть шустрым в этой жаре - заметил Андрей – вот эта улочка ведет прямо к Клифорд-пирсу.
-Андрей, ты деньги с них собери за информацию, ведь так и продолжали бы ездить сюда по кругу через весь остров.
Моряки двинулись в магазин, а Михаил с Андреем направились в сторону моря, навстречу легкому влажному ветру.
Он стоял в подземном переходе, прикованный цепью к металлическому поручню. Сколько он здесь простоял, не трудно было догадаться: цепь проржавела насквозь, как и большинство спиц. Кто-то много лет назад оставил здесь свой велосипед и не вернулся за ним. Терпеливо дожидаясь хозяина, велосипед разрушился почти полностью, и никому не пришло в голову им завладеть, хотя и цепочка и замочек были скорее декоративными.
Блеск и чистота города поражала. Безупречно подстриженные газоны, цветники и живые изгороди сглаживали остроту углов полированных стен из гранита, мрамора и стекла. Парни оказались на пересечении двух мощных автомагистралей. На противоположной стороне одной из них росли громадные платаны, стояли уютные скамейки, на которых хотелось посидеть, но переходов через восьми-рядную скоростную автомагистраль не было, пришлось идти вдоль нее, пока не показался крытый виадук, в котором также царил Меркурий.
После прогулки под жгучим солнцем парни истекали потом. Зашли в маленькое кафе, заказали мороженное и кока-колу. Стрельцов обратил внимание на барменшу. Тонкое смуглое лицо, большие карие глаза и пышные вьющиеся волосы, которые были похожи на рябь, что появляется в штиль на морской глади. Неназойливо любуясь женщиной, Михаил мучительно напрягал извилины, стараясь вспомнить учтивые английские слова. Он подошел к стойке, чтобы оплатить заказ.
-Thank you very much! How much do I owe you?
-Женщина назвала сумму. Арнольд положил деньги на стойку, затем достал большой металлический рубль, и также положил на стойку.
-No, No, No – встревожилась женщина
-Это сувенир, present, Russian money.I am is Russian sailor.
-Thank you – заулыбалась женщина.
-Hope to see you soon, good bye!
-Ты зачем вогнал женщину в краску, что ты ей сказал? – сурово спросил Андрей, когда они вышли.
-Я сказал, что надеюсь с ней еще увидеться, если только я ничего не перепутал.
-Черт возьми, какие мы беспомощные за границей, - в сердцах сказал Андрей – даже с женщиной не познакомишься. Ведь с ними нужно говорить, прежде чем…
-Прежде чем что?- невинно уточнил Мимхаил.- Анекдот вспомнил:
Встречаются два друга, один спрашивает: «Олег, откуда у тебя такой фонарь под глазом?» «Вчера зашел в кафе…» «А там драка!» «Нет, сел за столик, заказал коньяк, входит женщина, красивая, как царица Савская, села за соседний столик. Я ей предложил пересесть ко мне. Она согласилась…» «Ну ты даешь! И что дальше?» «Мы пили коньяк, разговаривали, потом она пригласила меня к себе домой…» «Не может быть!» «Мы сидели на диване, я ее обнял…» «И дальше что?» «Мы целовались, ее губы шептали «да», ее глаза говорили «да, да…» «Ну а потом?!» «Потом пришел муж, и сказал нет!!!»
Через неделю караван снялся с якорей и отправился в западную часть острова, где был поставлен к причалу корейского судоремонтного завода. Моряки стали нести суточную вахту, и теперь каждый желающий, свободный от вахты мог отправиться в город в любое время. Удобнее всего ездить в центр было на метро. Ближайшая станция метро называлась Бон Лей, и доехать до нее можно было на рейсовом автобусе за вполне умеренную плату. Сингапурское метро имело три ветки по 12 станций каждая, и два небольших ответвления. За десять сингапурских долларов можно было проехать на метро всю страну из конца в конец.
На второй день после постановки к причалу начальник каравана собрал все экипажи, рассказал о правилах поведения на территории завода, а также в городе, сообщил о переходе судов на суточный график несения вахты. После ответов на многочисленные вопросы Сорокин спросил, кто из моряков на шаландах разбирается в кондиционерах. Стрельцов мгновенно проанализировал вопрос, и скромно встал. Он не был специалистом по кондиционерам, и холодильное оборудование знал в пределах короткой программы в мореходном училище. Но на «Александре Гребенщикове» в штате был рефмеханик. Значит, речь идет о кондиционерах, которые, возможно, планируют установить на шаландах. А если так, то почему бы не начать их установку именно с «Амгуни»? Примерно так рассуждал Михаил.
-Прошу вас завтра не записываться в увольнение, возможно, завтра вам привезут кондиционер. – Сказал Сорокин.
Утром кондиционер был доставлен. Его привез невысокий веселый китаец Ли. Он знал несколько русских слов, Михаил – несколько английских, и диалог был налажен. Ни в какой помощи Ли не нуждался, однако Стрельцов старался быть ему полезным, помогал ему вести тонкие медные трубки по переборкам, устанавливать испарители. Одного кондиционера хватало на все семь носовых кают.
В первый вечер Михаил установил температуру в своей каюте +18 градусов, но через два часа проснулся от холода, ему показалось, что в каюте не +, а -18 . Графин, который он подставил под трубку для слива конденсата, был полон. Тогда он принес ведро. За ночь ведро тоже почти наполнилось. Выходило, что это ведро воды висело в воздухе каюты, и в такой сырости жил экипаж.
На остальные шаланды кондиционеры привезли лишь спустя месяц.
После постановки к причалу жизнь в караване как бы застопорилась. Избыток свободного времени, тропическая жара, и отсутствие денег не способствовали активному образу жизни. Завод занимал значительную территорию, и рабочие передвигались по ней на велосипедах. Администрация завода выделила два велосипеда и для каравана. По вечерам моряки катались на них по прилегающим улицам. Поначалу полицейские на проходной возражали против таких вояжей, но вскоре привыкли и препятствий не чинили.
Спокойная стоянка судов у причала очень быстро надоела экипажам. Почти никаких работ на судах не велось, все они были переделаны еще на переходе, и теперь, сменившись с вахты, люди придумывали, куда себя приткнуть. Этой проблемы не существовало бы, будь у них деньги, но денег не было, и никто не мог сказать, когда они появятся. Каждый понимал, что раз караван не работает, значит и на зарплату надеяться не приходится. Единственным утешением было изобилие продуктов. В любое время суток можно было зайти на камбуз, открыть холодильник и найти там мясо, сыр, сметану, молоко, творог. В каютах стояли ящики с разнообразными экзотическими фруктами, соками, кока-колой, печеньем. На «Амгуни» работали две девушки, Наташа и Лена, повар и уборщица. Они объединились: вместе готовили и вместе убирали. Но как они готовили! Кроме основных блюд на столе каждый день были либо пироги, либо булочки, либо торты.
Казалось бы, живи и радуйся, однако безделье и неизвестность угнетали. Никто не знал, когда вернется в Россию, заработает ли хоть что-нибудь, долго ли продлится изобилие продуктов. Ходили слухи о брошенных экипажах российских судов, оставленных за границей на произвол судьбы без денег, без надежды вернуться в Россию, вынужденных жить на подаяние.
Большинство моряков были курящими. Запас русских сигарет давно закончился, а в Сингапуре сигареты стоили очень дорого. Немного выручали русские рыболовные суда, иногда заходящие в порт, но проблема была весьма актуальна. Кто-то нашел захудалую лавчонку в китайском квартале, в которой продавался табак на развес и сигаретные гильзы. Некоторые вспомнили дедовский метод и крутили самокрутки.
Однажды вахтенный моторист с «Камы», которая стояла первым корпусом, сидя ночью на кнехте у борта, заметил интригующую картину.
Сингапурские причалы представляют собой двухметровый слой железобетона, покоящегося на мощных круглых сваях метрового диаметра, вбитых в грунт. Под этим причалом свободно гуляет вода, и прибой шуршит далеко под причалом. От нижней поверхности причала до поверхности воды метра два. И вот моторист видит, как под причал беззвучно скользнула лодка. В три часа ночи это выглядело очень странно. Что происходило под причалом, моторист видеть не мог, никаких огней на лодке не было. Минут через пять лодка появилась снова, на веслах вышла на фарватер, взревел мотор, и лодка скрылась. Моторист нашел вахтенного матроса, они взяли фонарь, и поплыли под причал. Возле одной из свай плавала на поверхности пластиковая бутылка. Она исполняла роль буйка, к ней был привязан шкертик. На глубине полутора метра были притоплены четыре пластиковых мешка, к которым крепился шкерт. Парни вытащили мешки на берег под причалом, отвязали груз, и поплыли к судну, буксируя мешки. В мешках оказались сигареты «Мальборо». «Олекма» и «Амгунь» получили по мешку конфискованных таким образом контрабандных сигарет.
В августе экипажам выдали по 600 долларов в виде аванса. Радость была великая, все оживились, зачастили в увольнения.
Стрельцов решил предпринять поездку по стране: пересечь ее с запада на восток. Конечная станция метро в этом направлении была в районе аэропорта. Желающих составить ему компанию не нашлось, и он поехал один. Примерно половина этого пути была проложена по эстакаде. Окраины Сингапура были не так помпезны, как его центр, но многоэтажные здания были вполне приличны, и поражало обилие новостроек. Сойдя на конечной станции, Стрельцов решил прогуляться, тем более что невдалеке слева он заметил замечательный песчаный пляж. Дорога огибала небольшой зеленый холм, и он решил идти напрямик по зеленой травке. Трава росла на склоне, а выше начинались кусты. Михаил поднялся почти до вершины, когда понял, что зря он это затеял. Кусты были довольно странные: между собой они соединялись толстыми прочными ветками. На вершине они так плотно между собой переплелись, что образовали решетчатый настил в двух-трех метрах от земли. Обливаясь потом, Стрельцов карабкался по настилу, цепляясь за колючие ветки, и понимая, что если провалится, то окажется в темной, влажной и мрачной западне, где ползают ужасные рептилии. Через тридцать метров сплошной настил стал заканчиваться. На противоположном склоне дул легкий ветерок с моря и можно было немного остыть. Брюки и рубашка были мокрыми насквозь, пот струился по телу, и капал с одежды. Хорошо, место было безлюдное, и никто за ним вроде не наблюдал. Пляж находился в двухстах метрах, под пальмами прогуливалось несколько человек. Захотелось пить. Убедившись, что просохнуть не удастся, Михаил спустился на дорогу и побрел к воде. Купание освежило, но жажда не прошла. На песке было много кокосовых орехов, но вскрыть орех голыми руками не стоило и пытаться. С одеждой в руках Стрельцов пошел вдоль пляжа, надеясь найти укромное место, чтобы сполоснуть одежду хотя бы в морской воде. Чуть выше на дорожке он заметил цветущие клумбы. Пройдя еще немного, он заметил поливальный шланг. Это было то, что нужно. С наслаждением утолив жажду, Михаил повесил одежду на куст и скатил ее из шланга. Настроение сразу же улучшилось. Он разложил на солнце одежду и промытые купюры и с удовольствием плавал неподалеку: единственный купальщик на прекрасном, почти безлюдном пляже. Прошли две девушки-китаянки, увидели аккуратно разложенные доллары под камешками, одинокого оригинала в море, прыснули и умчались. Хотелось пробыть в этом райском уголке до вечера, однако после купания проснулся аппетит, и в шестом часу Арнольд решил возвращаться в цивилизацию. На станции метро он съел три порции мороженного и занял место в вагоне, в котором, кроме него, было всего два пассажира. Лицом к нему через проход сидела симпатичная длинноногая малайка в темных очках. Девушка сняла очки и вертела их в руках. Вдруг у ног Стрельцова звякнуло стеклышко. Он поднял его, встал и подал девушке.
- O, thаnk you!
Михаил молча поклонился и сел на место. Девушка попыталась вправить стекло в оправу, однако это ей не удавалось. Стрельцов с улыбкой наблюдал ее усилия, затем предложил помощь:
May I help you?
Thank you very much! Excuse me. Are you a foreigner?
Yes, I am Russian.
Девушка предположила, что он турист, а когда узнала, что он моряк, стала еще приветливее. С удивлением Михаил заметил, что вопреки родной системе образования, которая была направлена на то, чтобы советский человек раз и навсегда возненавидел английский язык, английские слова всплывают из подсознания, и девушка его понимает, хотя его исковерканные фразы ее очень веселят. Девушку звали Веда, работала она в аэропорту. Обращение «леди», которое Михаил рискнул применить, пришлось ей явно по душе. Все складывалось хорошо, если бы не ее обручальное кольцо. Перехватив его взгляд, Веда сообщила, что ее муж, торговый агент, уже вторую неделю находится в Малайзии. Михаил воспринял это, как поощрение, и предложил доехать до центра и посидеть в кафе. Веда отказалась, и сказала, что следующая станция ее. Станция называлась Бугис. Можно было предположить, что Веда не станет возражать, если он последует за ней. Все решалось бы куда легче, если бы хватало английских слов, но их катастрофически не хватало. К счастью, Михаил заметил впереди цветочный магазин, и устремился к нему, однако Веда его остановила. «Ее соседи» – скорее догадался, чем понял он. Ревнивые блюстители нравственности, у всех народов и во все времена – соседи. Она привела его в небольшой сквер, села на скамейку, выкурила сигарету, показала свой дом, назвала этаж и квартиру, простилась и ушла. Через десять минут Михаил поднялся на шестой этаж и позвонил в квартиру номер 157. Веда молча и без улыбки его впустила. Было заметно, что это решение далось ей нелегко, и она раздумывает, не выставить ли его обратно. Напряжение висело в воздухе, а остатки английских слов улетели из вспотевшего мозга. И тогда Михаил попросил воды. Веда провела его в комнату, потом принесла стакан воды с кубиками льда. Он выпил воду, добросовестно съел лед и потребовал еще. Третий стакан она несла, уже покатываясь со смеху. Михаил рискнул сказать ей комплимент. Риск был велик, – в школьной программе этот раздел почему-то отсутствовал. Тем не менее, это ее позабавило. Потом были кофе, жаркие поцелуи и бессонная ночь.
Возвращаясь утром на судно, Стрельцов напевал про себя слова почти забытой песенки: « Стройная креолка цвета шоколада помахала с берега рукой…»
Медленно тянулось прогретое влажным тропическим зноем время. Моряки совершали длительные пешие и, если удавалось, велосипедные прогулки. Деньги экономили, и лишь изредка позволяли себе поездки в центр города. Иногда встречали своих русских коллег. Однажды радист с «Камы» встретил в городе сахалинских моряков. Оказалось, что они уже больше года работают в Сингапуре и занимаются дноуглубительными работами. Новость быстро распространилась по каравану и дошла до Сорокина. Валерий Григорьевич решил встретиться с начальником сахалинского земкаравана. Встреча состоялась. Владислав Яковлевич Ровный был вежлив и доброжелателен, но при этом сдержан и скрытен. Сорокину не удалось узнать ни объем работ, ни срока контракта, не говоря уж о финансовых объемах, хотя он и намекнул, что ни о какой конкуренции и речи быть не может. В заключение Ровный сказал, что попытается помочь земкаравану в поисках работы, но при этом оставляет за собой право выступить в роли посредника.
В конце августа Ровный связался с Сорокиным и предложил встретиться. Разговор был нелегким для Сорокина. Ровный предложил Сорокину работу для его каравана на очень жестких условиях: контракт на три месяца стоимостью в два с половиной миллиона долларов, но 60% от этой суммы получает посредник, то есть г. Ровный, и только 40% получит земкараван Сорокина. Ни на какие уступки посредник идти не собирался, и предложил дать окончательный ответ через три дня.
Валерию Григорьевичу предстояло принять трудное решение. Тот факт, что Кулагина совсем не беспокоит длительная стоянка каравана без работы, убедил Сорокина в том, что настоящей целью Кулагина было увести караван за границу и дождаться момента, когда долг за стоянку каравана станет непосильным для БТФ. Затем караван будет продан. У Сорокина был выбор, но этот выбор его совершенно не устраивал. Можно было ничего не предпринимать, и через несколько месяцев земкараван перейдет в чьи-то жадные руки, Сорокин получит свою зарплату, что-то получат и члены экипажей, Кулагин получит свой грязный капитал, а Россия потеряет караван. Если же Сорокин контракт подпишет, то гнусные планы Кулагина будут сорваны, часть долгов будут погашены, экипажи получат часть зарплаты. Сорокин при этом будет, скорее всего, уволен, но есть надежда, что караван останется в собственности России. Так что придется подписывать.
Через два дня земкараван стал готовиться к работе. Спешить было некуда: по контракту работа начиналась с 1 ноября. Сорокин распорядился тщательно проверить все механизмы в работе и докладывать обо всех неполадках. На «Александре Гребенщикове» в штате было два водолаза. Они обследовали подводные части судов, с их помощью были заменены дейдвудные сальники и уплотнения баллеров на шаландах. Рабочее оборудование было выгружено из трюмов и монтировалось на головном судне. К концу сентября все было смонтировано, проверено и перепроверено.
На «Амгуни» произошло ЧП. На сухогрузе из Черноморского пароходства возникли проблемы с радиостанцией. Они запросили помощи у земляков. Радист с «Амгуни» взял с собой коллегу с «Камы» и поехал выручать одесситов. Им удалось наладить работу радиостанции. В качестве приза за своевременную помощь одесситы налили радистам спирта. Вечером радист вернулся на судно с трехлитровой банкой и встретил на палубе капитана. Арсеньтьев позвал в компанию капитана с «Олекмы». Радист выпил рюмку и ушел спать.
На следующий день, перед обедом, в каюту капитана заглянул старпом. Арсеньтьев был еще жив, но без сознания. Пришел доктор с «Александра Гребенщиков», потом вызвали «скорую помощь». Двух капитанов увезли, радист отделался легким испугом. У капитана с «Олекмы» была временная потеря зрения, а Арсеньтьев в сознание так и не пришел. Урна с прахом капитана вернулась в Россию только через два месяца. Как произошла путаница со спиртом, никто выяснять не пожелал.
Факт подписания контракта Сорокин держал в тайне от Кулагина. Ровный предложил работодателям сдвинуть сроки начала работ, и 15 октября караван приступил к работе. Вдоль южного побережья о. Сингапур на расстоянии одной мили располагался узкий островок. Сингапурцы намывали в проливе песчаную косу, чтобы соединить островок с Сингапуром. Для укрепления будущей косы требовалось вырыть подводный котлован. Вот эту задачу и должен был выполнить караван Сорокина. В двух кабельтовых от земкаравана работал сингапурский земснаряд. От него тянулась длинная труба на понтонах до конца намытой им косы. Из трубы извергался поток воды с песком. Земснаряд уже намыл огромное количество песка: ширина косы была около километра, а в длину километра полтора.
Улаф Хансон любил свою страну. Внешне эта любовь никак не выражалась, и не была плодом долгих раздумий, эта любовь гнездилась где-то глубоко в подсознании. Мысль о том, что можно осознанно причинить вред своей Норвегии привела бы его в ужас. Может быть впервые Хансону пришлось задуматься над таким понятием, как патриотизм, после совместного проекта с Кулагиным. Тот цинизм, с которым Кулагин обсуждал с ним план похищения земкаравана, очень неприятно поразил норвежца. Он считал Кулагина своим другом, и был рад, что в России у него есть друг. Другу многое можно простить, но такой поступок вызывал у Хансона внутренний протест и брезгливость. Но, прежде всего, Хансон был бизнесменом, и отлично знал, что в бизнесе нет места эмоциям. Частично Кулагина в глазах Хансона оправдывало то, что ему пришлось жить при жестком коммунистическом режиме, и его поступок мог быть некой формой протеста. Хансон решил навести справки о своем друге и партнере. Из досье вытекало, что Кулагин диссидентом отнюдь не был, а напротив, всю жизнь проповедовал коммунистические догмы. Эти сведения развеяли у Хансона остатки симпатии к Кулагину, и он решил в этом проекте преследовать только собственные интересы
Хансон отправил в Сингапур эксперта, чтобы тот выяснил техническое состояние змкаравана. Эксперт доложил, что головное судно «Александр Гребенщиков» построено всего три года назад и находится в отличном состоянии. Шаланды немного постарше, но тоже в хорошем состоянии и содержатся в порядке.
Вот тогда Хансон и решил, что наилучшим вариантом для него будет тот, при котором он станет собственником каравана. Для этого требовалось выкупить все долги, в которых находится караван. Все это время финансировал караван Хо Ляо Чин. Этот магнат занимался недвижимостью и торговлей, поэтому земкараван его интересует как объект для выгодного вложения капитала и конкурентом он не является. Все зависит от того, какой процент запросит мистер Хо. Для переговоров с Хо Ляо Чином Хансон прибыл в конце сентября. Время было выбрано не случайно. В августе закончился срок погашения кредита, полученного Кулагиным для финансирования каравана. Банк требовал погашения кредита. У БТФ денег не было. Хансон предложил заключить отступное соглашение с частичным погашением основной суммы долга по кредиту. Бесконечной судебной тяжбе с БТФ руководство банка предпочло принять условие Хансона. Таким образом, Кулагин был практически исключен из игры. Оставалось исключить из проекта Хо Ляо Чина. На легкую победу Хансон не рассчитывал, однако мистеру Хо, вероятно, срочно потребовались свободные средства, и он предпочел двадцати пяти процентам через пять месяцев 15%, но немедленно. Теперь Хансон мог диктовать свои условия. Однако приступать к заключительной фазе было еще рано, Кулагин рассказывал, что в проекте участвует какой-то заместитель министра, за спиной у которого могучее министерство. БТФ не сможет выплатить Хансону долги, а вот министерство может найти такую сумму и тогда все усилия Хансона будут потрачены впустую.
…Кулагин превращался в делового человека. В финансовых вопросах он не разбирался, поэтому очень быстро понял, что ему нужен грамотный экономист. Ольга Петровна Пась работала в порту ведущим экономистом. Четыре года назад развелась с мужем, и теперь жила одна в трехкомнатной квартире. Кулагин знал, что она к нему неравнодушна. Пользуясь ее расположением, однажды напросился к ней в гости. Кое о чем умолчал, но сказал достаточно для того, чтобы она поняла, какую авантюру он затеял. За такие дела можно легко угодить в тюрьму, и если она согласится на его предложение, то в случае неудачи она же первая и сядет. С другой стороны, подобные вещи творятся по всей России, и кто не рискует…
Несколько дней она обдумывала предложение Кулагина, прежде чем принять его.
В одном из флотских штабов у Кулагина был знакомый офицер. Через него Кулагину удалось с большой выгодой для себя снять хорошее помещение для конторы фирмы «ОКТЭС». В эти тяжелые времена военные были очень сговорчивы.
И вот теперь дело двигалось к развязке. Через два месяца долг за стоянку каравана в Сингапуре достигнет такой суммы, что в целях самосохранения БТФ будет вынуждено дать согласие на продажу каравана. По расчетам Хансона за него можно будет выручить, даже учитывая его безвыходное положение, не менее трех миллионов долларов. Хансон получит 1,8 миллиона, а я 480 тысяч. Проклятый Кожевников! Но с другой стороны, мог ли я совсем недавно хотя бы помечтать о таких деньгах! – Думал Кулагин. Эти цифры с нулями кружили ему голову, в его воображении рисовались тропические острова, шоколадные женщины, пальмы и виллы. Потом пришла здравая мысль, что суммы будут гораздо скромнее: часть денег уйдет на выплату долгов, а еще зарплата экипажам. Сколько же я получу? Ну, уж дудки им, а не зарплату! Сейчас ее уже никто не платит.
Первого ноября Сорокин прислал пространную радиограмму, в которой рассказал о работе каравана, о контракте с Ровным, с извинениями за принятое решение без ведома Кулагина. Радиограмма привела Кулагина в ярость. «Он еще имеет наглость заявлять, что боялся сглазить! Сгною мерзавца!
Кулагин связался с Кожевниковым.
Первым желанием Кожевникова было вызвать негодяя в Москву и отдать под суд. Когда он остыл настолько, чтобы рассуждать трезво, то пришел к выводу, что едва не совершил глупость. Если Сорокиным займется прокуратура, то на крючке окажется Кулагин, а следующим будет он сам. «Нет, действовать нужно по другому. А этот Ровный, какая сволочь! Два с половиной миллиона долларов, и больше половины этих государственных денег он присвоил! Этого уж точно нужно посадить, а деньги изъять. Хотя вряд ли это получится, он наверняка действовал, как частное лицо, а деньги в Россию не повезет, оставит за границей. И все из-за этого Сорокина!»
Кожевников связался с начальником БТФ и потребовал отозвать Сорокина из Сингапура и наказать за преступную инициативу увольнением. Приказ об отзыве Кожевников отвезет в Сингапур лично, на месте разберется, кого назначить исполняющим обязанности начальника каравана. Грозный тон заместителя министра поверг начальника БТФ в глубокое уныние, и приказ об отзыве Сорокина был доставлен в Москву на следующий день.
Кожевников не мог вылететь в Сингапур раньше, чем через две-три недели, и приказ был отправлен с дипломатической почтой.
По разным уважительным причинам шесть человек из экипажей каравана должны были вылететь в Россию. Им было выплачено 60% зарплаты за весь период работы, и выданы письменные гарантии, что остальные 40% будут выплачены фирмой «ОКТЭС» в течение года. Кроме того, им разрешалось провезти сверх установленного веса багажа еще 20 килограмм.
В день вылета к причалу подъехал микроавтобус. Шесть человек и двое провожающих погрузились в микроавтобус и отправились в аэропорт. В аэропорту сопровождающий их китаец поставил их в очередь, вручил паспорта и авиабилеты, и исчез. И тут возникло непредвиденное обстоятельство: у всех шестерых оказалось по двадцать килограмм лишнего груза. Работники аэропорта сочувствовали, но могли предложить лишь три варианта: либо оставить груз, либо отказаться от полета, либо оплатить провоз багажа, которая составляла по 800 долларов с каждого. В спешке и суете, моряки провели ревизию своего багажа, нагрузили вещами провожающих, оплатили то, с чем не могли расстаться, и с негодованием и с облегченными кошельками отправились на посадку.
Волна возмущения прокатилась по судам каравана. Не успела волна стихнуть, как новое известие потрясло умы: пришел приказ об отзыве начальника каравана. По судам прошли слухи, что Сорокин будет уволен. Каждый моряк вдруг почувствовал себя незащищенным, уязвимым и беспомощным.
У Стрельцова возникла мысль создать комиссию по защите интересов экипажей. Раз они работают в Сингапуре, значит, и жить должны по законам этой страны. Если бы удалось нанять здесь адвоката, наверно он сумел бы взыскать зарплату через суд. Общая задолженность составляет около 250000 долларов. Если гарантировать адвокату, скажем, 2% от этой суммы, 5000 долларов, может быть, он и согласился бы. Но вот согласятся ли экипажи? Стрельцов решил собрать судовые комитеты и предложить идею создания комиссии. Идея была поддержана, и предлагалось провести эту акцию на общем собрании. Стрельцову удалось убедить всех в том, что на собрании будут лишь споры и крик, и никакого конкретного решения не будет принято, поэтому полномочия комиссии должны быть разработаны заранее, а также заранее должны быть подобраны кандидатуры ее членов. А на собрании нужно будет все это утвердить, и тогда это будет реально. А пока нужно убедить экипажи в необходимости создания такой комиссии.
Около двух недель в экипажах обсуждали предстоящее собрание. Особых возражений по поводу создания комиссии не было, как не было и надежд на то, что эта комиссия принесет хоть какую то пользу. Тем не менее, на судовых комитетах подобрали пять кандидатур. Стрельцов сформулировал перечень полномочий, которыми должна была обладать будущая комиссия.
По каравану разнеслась весть, что в Сингапур прибыл заместитель министра из Москвы, а также владелец компании “Maritime Line” Улаф Хансон, и что на следующий день они встретятся с экипажами и ответят на вопросы.
Стрельцов обошел суда, убеждая всех, что самый удобный момент для утверждения комиссии – завтрашний день, поскольку сам факт ее создания будет хорошим рычагом для давления на этих господ. Однако моряки были в сомнении, ему не возражали, но и не поддерживали.
На следующий день шаланды пришвартовались к «Александру Губанову» и все экипажи собрались в его кают-компании. В президиум прошли капитан «Александра Гребенщикова» Платонов, российский консул, Улаф Хансон и Кожевников.
-Уважаемые моряки! – Начал Кожевников – я, заместитель министра транспорта России, рад приветствовать вас в этих тропических широтах, и рад видеть вас загорелыми, здоровыми и бодрыми. Понимаю, что вы очень соскучились по России, по своим семьям, но мы тут проехали по городу, и я сделал вывод, что вы находитесь не в самой унылой точке земного шара. Хочу вас заверить, что родина вас помнит, любит и ждет, и вот доказательство: я тут привез целую пачку писем, в которых, я уверен, вы найдете много теплых и ласковых слов, а я, лицо все-таки официальное, и мне полагается говорить скучным канцелярским языком.
Хочу вам представить вновь назначенного исполняющего обязанности начальника каравана, который вам всем хорошо известен, это Платонов Геннадий Николаевич. К сожалению, Сорокина Валерия Григорьевича вызвали в управление БТФ. Я думаю, Геннадий Николаевич расскажет вам, в какой ситуации находится караван, а потом мы ответим на вши вопросы.
Платонов долго и скучно рассказывал, сколько грунта караван переместил, и сколько еще осталось, потом долго вручал грамоты морякам за хорошую работу, сказал, что караван работает с опережением, и что в таком темпе они закончат работу через 20 дней, на 10 дней раньше графика, что больше работы для каравана нет, но такая работа будет, безусловно, хорошей рекламой для каравана, и можно надеяться, что им предложат еще один контракт. Еще он сказал, что в декабре заканчиваются договоры, и что большая часть моряков отправится домой, останется минимум экипажа для обеспечения безопасности судов и только на добровольной основе.
Затем Кожевников сказал, что хочет вкратце обрисовать политическую обстановку в России. Стрельцов заметил, что к этому времени многие моряки уже стали зевать, и понял, что Кожевников хочет утомить аудиторию, и отбить желание задавать вопросы. И тогда он встал.
-Извините, пожалуйста, что я вас перебил, дело в том, что мы внимательно слушаем Россию по радио и в курсе всех событий. Я боюсь, что у нас не останется времени на вопросы.
-Ну, хорошо, мы слушаем ваши вопросы.
Минута прошла в молчании, и тогда Стрельцов снова встал.
-У меня вопрос к консулу. Вы можете нам сказать, на каком основании наши паспорта, дипломы, свидетельства, у нас изъяты и сданы в посредническую контору на берегу?
-Э-э-э я думаю, таков порядок.
-Вы можете назвать статью, положение, в котором эта норма записана?
-Я наведу справки и вам сообщу.
-Считаю, что вы не ответили на мой вопрос. Тогда у меня вопрос к Геннадию Николаевичу. Когда конкретно нам будет выдана зарплата?
-Все вы понимаете, что караван простоял без работы больше пяти месяцев, а тех денег, что мы заработаем, на все не хватит, у каравана большой долг за стоянку, за топливо, воду, продукты, так что на всю зарплату сразу нам рассчитывать не приходится. Часть зарплаты вы получите перед отъездом, остальную в России.
-Какую часть мы получим здесь?
-Платонов беспомощно посмотрел на Кожевникова. Багровый Кожевников пронзительно посмотрел на Стрельцова.
-Как ваша фамилия?
-Моя фамилия Стрельцов, я председатель судового комитета каравана, и у меня вопрос к вам. Кто конкретно подписал приказ о продолжении рейса из Владивостока в Сингапур, хотя было известно, что контракт сорван, и работы для нас здесь нет?
Михаил сделал паузу и продолжал:
-Я не жду от вас ответа, у меня есть предложение. Я предлагаю экипажу каравана избрать комиссию по защите интересов экипажа. Предлагаю наделить ее следующими полномочиями: - Стрельцов стал читать.
Первое. Иметь доступ к судовым средствам радиосвязи для передачи сообщений в средства массовой информации России.
Второе. Иметь доступ к бухгалтерским документам каравана.
Третье. Иметь возможность передать сообщение в Генеральную прокуратуру России через Посольство России в Сингапуре.
Четвертое. При необходимости привлекать к работе штатного переводчика каравана.
Пятое. Иметь возможность нанять за счет каравана местного адвоката.
Шестое. Получать консультации в международном профсоюзе моряков.
Седьмое. В случае необходимости заключения новых контрактов с членами экипажа каравана, разрабатывать их положения на совместной основе с администрацией.
Еще когда Стрельцов только начал задавать свои вопросы, сонливость мгновенно покинула лица моряков, теперь же в кают-компании повисла звенящая напряженная тишина. Члены президиума замерли в тревожном ожидании, сверля Стрельцова глазами.
-Я предлагаю, – продолжал Михаил, - сначала проголосовать за избрание такой комиссии, а потом мы сможем выбрать ее состав. Итак, кто за то, чтобы такая комиссия была создана, прошу голосовать.
В кают-компании повисла долгая пауза, ни одна рука не поднялась. Такого Михаил не ожидал, в течение нескольких секунд он понял, что это провал.
-Хорошо, кто против создания такой комиссии? И снова ни одна рука не поднялась, но тут обрел дар речи, пришедший в себя Кожевников.
-Теперь вы видите, что экипаж полностью игнорирует ваше предложение, а вам, как опытному моряку, должно быть известно, что на флоте существует субординация, и все вопросы решаются администрацией судна. Советую вам еще раз прочитать устав. Собрание закончено, все свободны, капитанов прошу остаться.
У Михаила было такое ощущение, как будто его хорошо выкупали в мерзких помоях. Вернувшись на «Амгунь», он, как был в брюках и в рубашке, так и прыгнул за борт и поплыл на островок, возле которого работал караван. Там, бродя под пальмами под птичий щебет, он с горечью думал о том, что его предали все, даже лучший друг Андрей Ищенко, который сидел рядом с ним и трусливо прятал глаза. «Я еще понимаю капитанов, высший комсостав, им есть что терять, они рисковали карьерой, но чего боялись матросы? Они же все видели, что президиум испугался, что испугался даже этот надутый Кожевников, несмотря на свой заоблачный пост. Все решилось бы на этом же собрании, этой комиссии, возможно, и работать бы не пришлось. Нужна была одна рука, всего одна рука, и тогда проголосовали бы все. И эта рука должна была быть рукой боцмана Ищенко. Но он струсил. Сколько же нужно русскому человеку унижений, чтобы его возмущение могло преодолеть его страх? Да и есть ли такая мера? Когда людей толпами сгоняли в сталинские лагеря, разве они протестовали? Даже те, которые точно знали, что ночью за ними придут, а если придут, то и расстреляют, даже они, не то чтобы защищаться, даже бежать не смели. Страх был сильнее чувства самосохранения. Это противоестественно, это противоречит законам природы, и природа нам этого не простит. Не поэтому ли численность населения России неуклонно падает? – Думал Стрельцов – Кожевникову с Хансоном тоже свойственно это чувство. Впрочем, Хансон испугался совсем иного, он боялся потерять деньги. А вот Кожевников испугался прокуратуры. Уж он, во всяком случае, постарался бы откупится зарплатой, чтобы факт воровства каравана в прокуратуру не попал. Но теперь я уж постараюсь, чтобы попал…»
Два дня пристыженные моряки уныло занимались своими обязанностями, почти не разговаривая друг с другом. О собрании никто не упоминал, как будто его и не было, хотя каждый помнил все детали, помнил свои ощущения, и ненавидел себя. А заодно и Стрельцова, который ненароком показал им их трусливые лица. Мрачная атмосфера на судах была похожа на бойкот всех со всеми.
На «Амгуни» у старого боцмана случился сердечный приступ, и его увезли в больницу. Должность боцмана занял матрос Виталий. Накануне он поссорился со своей судовой любовницей Леной, поэтому напился, потом поскандалил со старпомом. В результате был списан с судна, и остался на нем пассажиром. Таким образом, в один день он потерял должность, любовницу, отдельную каюту, зарплату и бесплатный проезд до России.
Погода тоже испортилась: сразу после рассвета небо начинало хмуриться, шел дождь, было душно, сыро и неуютно. К вечеру иногда прояснялось, но едва ли не каждую ночь налетал шквал, молнии взрывались с оглушительным треском и почти без перерыва, нередко попадая в мачты судов каравана. После шквала становилось прохладно и хотелось надеть какой-нибудь свитер.
15 ноября экипажам выдали тысячу долларов каждому. Можно было сделать некоторые покупки, тем более что возвращение домой придется на зимний период.
На рейде Сингапура стоял камчатский БАТМ «22 съезд КПСС». Многие из экипажей каравана побывали на этом судне в гостях. Рыбаки встречали их радушно и приветливо, и это был чистый альтруизм, поскольку особо угостить рыбаков морякам каравана было нечем. Привозили они, в основном, соки, фрукты, иногда и водку, но все это было скорее символически, поскольку рыбаки пьют с размахом и угощали в основном они. До этого в порт заходили и другие суда из России, с экипажами которых были знакомства и визиты, но дружба возникла почему-то только с этим БАТМом, несмотря на дурацкое название судна.
Поэтому, когда у моряков появились телевизоры, видеокамеры и прочая техника, рыбаки с готовностью согласились доставить все это на Камчатку. Рыбаки доставили все в полной сохранности, несмотря на придирки таможни, еще и сами развезли по домам.
Моряки стали чаще ездить в центр. Утром собиралась группа, и рабочий буксир каравана перевозил ее на берег. А при возвращении приходилось пользоваться услугами перевозчиков. Такой проезд стоил днем 15 долларов, а после захода солнца – 40, а если поздно, то и вдвое дороже. Однажды Стрельцов задержался у Веды и опаздывал на свою вахту. Найти какую либо лодку в это время было практически нереально. Тогда он сложил одежду в пакеты с покупками и поплыл на рейд. До каравана было около полумили. Замечательная звездная ночь, стрекот цикад на берегу, теплая вода, все это так понравилось Михаилу, что он решил впредь возвращаться на судно только таким образом. До этого он ночью не купался, многие боялись купаться и днем, потому что в воде водились небольшие коричневые змеи, очень ядовитые, по словам аборигенов. Михаил, да и все моряки нередко видели их в воде. Днем они как-то не пугали, а ночью было страшновато. Через несколько минут все страхи прошли, а мнимая, а может и реальная опасность лишь слегка будоражила и придавала удовольствию остроту. Когда Михаил вплыл в круг света от бортового прожектора «Амгуни», он услышал:
Смотри, пакеты плывут, давай багор!
Стрельцов понял, что его загорелая голова сливается с темной водой, а два белых пакета отлично видны.
Я тебе что, покойник? Ты трап подай, руку пожми, а то сразу за багор хвататься. Изумленные матросы быстро спустили штормтрап.
Вахта – дело святое, - внушительно сказал Стрельцов и полез в машину принимать вахту.
«Удивительная страна, эта Россия, - думал Хансон по дороге в отель. – Из этой страны можно незаметно угнать целый флот, и никому до этого нет дела. Впрочем, ничего удивительного, если в правительстве сидят такие преступники, как этот Кожевников. А ведь на собрании он был сильно напуган, несмотря на свой высокий пост. Маленький человек обращался с ним, как с нагадившим котом. Вот чего не могу понять, почему его не поддержали. Вероятно, аудитория была не подготовлена, но даже в этом случае все отлично поняли, о чем идет речь, более того, они поняли, что в тот момент на стороне этого Стрельцова был полный перевес. Неужели они так запуганы, что выразить простое согласие считают для себя опасным? Если бы его поддержали, пришлось бы немедленно выплатить им всю зарплату, потому что любой местный адвокат зубами бы ухватился за это доходное дело. Таким образом, этот Стрельцов опасен и для меня. То, что не удалось ему сделать на этот раз, возможно, удастся в дальнейшем. Такие вероятности следует устранять заранее. Лучше всего отправить в Россию часть экипажа вместе с ним, но пока караван выполняет контракт, это невозможно. Нужно перечислить в караван некоторую сумму, это их отвлечет. И нужно сделать это в ближайшее время. А потом придется выплатить им половину зарплаты. Нет, пожалуй, половины будет мало. Пусть будет 60%, а на остальную сумму пусть администрация пишет свои гарантийные обязательства, и пусть Кулагин потом выкручивается, как может…»
Н очень общительный по натуре Стрельцов, после собрания потерял всякое желание общаться с кем-либо из экипажа. Теперь им овладело стремление к одиночеству. Ему очень понравился остров, на котором он переживал свое поражение. Островок имел в длину километров пять, в самом широком месте было около километра, в самом узком – метров шестьдесят. В западной его части был скалистый обрывистый берег, который по южному побережью переходил в превосходный песчаный пляж. Обращенное к городу северное побережье в значительной части было болотистым. В середине острова была большая пальмовая роща, в траве лежало множество кокосовых орехов. В западной части лес был более густым и состоял из платанов, бамбука, и других, неизвестных Михаилу деревьев.
После своей дневной вахты Михаил брал с собой немного еды, и плыл на остров, где оставался иногда до ночной вахты. Остров был необитаемым. В одном месте на северном побережье сохранился старый ангар для лодки, нечто вроде сарая, и небольшой деревянный причал на бамбуковых сваях. Все было брошено много лет назад. Приятно было чувствовать себя единственным обитателем этого замечательного острова. И Михаилу не хотелось приглашать на «свой» остров кого-либо из экипажа. На флотской карте Сингапура остров был обозначен, но названия не имел. Михаил назвал его островом «Одиночества». Время на острове летело быстро, и все доставляло удовольствие: бродить по лесу, лежать на песке, прыгать со скал в чистые прозрачные волны, или сидеть у костра под крышей полуразрушенного сарая во время ливня, и слушать грозу.
Наступил декабрь. Караван заканчивал свою работу по контракту. Пятого декабря экипажам выдали, наконец, 60% зарплаты, на остальные 40% выдали гарантийные обязательства, в которых на двух языках говорилось, что деньги будут выплачены в течение года. Получая документ, Стрельцов прекрасно сознавал, что не получит по нему в России ни копейки. Тем не менее, внимательно прочитал его. Все подписи и печати были на месте, сумма составляла 2426 сингапурских долларов. «Хоть память останется» - подумал Михаил.
В «Атаке» – магазине для русских, всех моряков с земкаравана продавцы уже знали в лицо, а многих и по именам. В магазине можно было встретить моряков со всех портов России. Бывали в нем и иностранные моряки, возможно, его услугами пользовались и местные жители, но в основном там были русские, и в основном, с Черноморского пароходства. Однажды Стрельцов заметил новые русские лица.
Вы откуда, парни?
Из Владивостока.
А с какого судна?
С «Командора»
Михаил знал это судно, оно принадлежало Приморскому рыбнадзору. Завязался разговор. Оказалось, что «Командор» снимается на Владивосток 18 декабря. Михаил подумал, что уйти на нем в Россию было бы замечательно. Моряки предложили ему обратиться к капитану.
А он с вами?
Он на берегу, но не с нами. Ты приходи на Клиффорд пирс к шести часам, там и поговоришь с ним.
Капитан «Командора» сказал Михаилу, что сможет взять на борт двенадцать человек. Оплата только за питание, старпом подсчитает. Такую удачу нельзя было упустить.
Вернувшись в караван, Стрельцов отправился к капитану Платонову. Визит этого неприятного для Платонова человека мог сулить одни неприятности, однако просьба Стрельцова пришлась капитану по душе. Он обещал выйти на связь с «Командором», и все обсудить с капитаном этого судна. Капитаны договорились, что одна из шаланд подойдет к «Командору» 17 декабря, и привезет пассажиров.
Новости распространялись по каравану быстро, и уже на второй день у каюты Платонова собралась длинная очередь желающих попасть на «Командор», потому что разницу между стоимостью авиабилета, и оплатой за переход на «Командоре», обещали вернуть наличными. Стрельцов подумал, что по известным причинам его могут и не включить в число двенадцати, и решил отвезти на «Командор» часть багажа, и оплатить свой проезд. Старший помощник «Командора» отвел Стрельцова в судовую канцелярию, и предложил ему оставить багаж, а если есть желание, то и поселиться в ней на время перехода. Михаил сразу заплатил 230 долларов за питание и с легким сердцем отправился на «Амгунь».
До отхода «Командора» оставалось четыре дня, однако Стрельцов был охвачен нетерпением, как будто собирался покинуть судно ранним утром. Он стал собирать оставшиеся вещи. На глаза попалось гарантийное обязательство. И тут Стрельцову пришла в голову интересная мысль.
Утром он отправился в «Атаку».
В магазине «Одесса» работала женщина, еврейка. Она хорошо знала русский язык, и относилась к морякам, в частности к Михаилу, с симпатией, всегда была приветлива, независимо от того, покупают у нее, или нет. Стрельцов пришел прямо к ней.
-Здравствуйте, мадам Анна!
-О, рада вас видеть. Чем может быть полезной стареющая женщина молодому человеку?
-Хотелось бы мне пофлиртовать с такой обаятельной женщиной мадам, но мне мешает сделать это ваше обручальное кольцо, поэтому с сожалением должен признаться, что пришел к вам по делу.
-Ну, раз так, тогда садитесь, пожалуйста, за столик, я принесу вам кофе и с удовольствием вас выслушаю.
Сидя в удобном кресле с чашечкой кофе, Михаил приступил к делу.
-Мадам Анна, всему нашему экипажу выдали векселя. Я хотел спросить, могу ли я заказать у вас товар на всю сумму, с тем, чтобы вы потом выслали этот товар в Россию? Вот этот вексель. Если это возможно, то я бы мог привести с собой много своих коллег с такой же просьбой.
Мадам Анна внимательно изучила документ.
-Дорогой Михаил, для нас это было бы очень и очень выгодно. Вам нужно поговорить с моим мужем. Я буду вашей переводчицей, посидите секунду.
Вышел полный мужчина, пожал Стрельцову руку. На столе появились пирожные, фрукты, бокал шампанского. Стрельцову объяснили, что требуется помощь адвоката. Мужчина сел за телефон, мадам Анна развлекала Михаила. Через некоторое время Стрельцов понял, что это надолго. Он оставил свой документ в магазине, и отправился гулять по городу. Вернулся он часа через три. Мадам Анна встретила его сияющей улыбкой.
-Дорогой Михаил, мы берем ваш вексель. Мы берем все векселя, которые вы сможете привести на буксире в нашу «Одессу».
В канцелярии «Командора» стоял огромный рундук, на котором дневальная постелила постель. Под иллюминатором был закреплен письменный стол с телефоном, перед ним стул с талрепом. Но эта спартанская обстановка была для Михаила милее роскошных апартаментов, потому что каждая минута в этом помещении приближала его к дому. Остальных пассажиров разместили по каютам экипажа и в кают-компании.
«Командор» шел во Владивосток экономичным ходом со скоростью 16 узлов. Переход занял двенадцать суток, и каждый день температура опускалась на несколько градусов. Это радовало и бодрило. Вечное лето очень быстро утомляет русского человека.
Утром 31 декабря самолет из Владивостока с двенадцатью моряками приземлился в аэропорту города Петропавловска-Камчатского. А спустя три месяца из далекого Сингапура стали прибывать ящики с дефицитным в тогдашней России товаром, который был заказан в магазине «Одесса» некоторыми членами экипажа каравана. И в каждом таком ящике находилась живописная открытка с видом Сингапура, и добрыми пожеланиями от мадам Анны.
В Генеральную Прокуратуру России пришло два письма из противоположных концов России – из Санкт-Петербурга, и из Петропавловска-Камчатского. В результате «грандиозного скандала» Кожевников был переведен на другую должность, этим дело и кончилось. Караван был продан.