6
И она не удержалась, расхохоталась толи от нервозности, толи от испуга в ней произошедшего. И почувствовал на своей верхней губе палец. Его палец, каким он разглаживал её синяк на руке, такое же движение. Затем вновь движения вернулись к её рукам. Она почувствовала, как её пальцы обхватили его тёплые ладони. Она помнит это движение, захват её руки был там, во сне ли это было, или на яву, но знает, где-то в другом мире, и движение было точно таким.
Как это выглядело со стороны, она не думала, но она прижалась лбом к его невидимым рукам. Невидимым, но она их чувствовала.
Какое-то время стояла тишина общего молчания, в котором было слышно лишь натужное дыхание спасенного, а Дарина уже успокоилась.
И спустя несколько минут, Дарина почувствовала, что руки её освободились, и почувствовала его руку на своей голове, почувствовала, как его пальцы проникли в её волосы, провёл ото лба до затылка, пошевелив её волосы, он убрал руку. И всё исчезло.
Дарина почувствовала умиротворение. А спасённый человек заговорил, останавливаясь после каждого слова.
– Кого… ты… звала… на помощь? – Спросил, протягивая ей чуть подрагивающую руку, она посмотрела на него, но не подала ему руки, оставалась сидеть, как и сидела, рассматривая свои ногти, а он вновь произнес. – Егор.
Дарина мельком взглянула на него и вернула свой взор к ногтям, самый болезненный, что был высоко обломлен, успокоился. Дарина нажала на него, боли не почувствовала. В пальцах был лёгкий мандраж, когда кровь начала циркулировать в полную силу по всему телу и до кончиков пальцев, произнесла.
– Егор? Имя-то красивое, а что же ты его изгадил, что даже самому тошно стало? Да ещё самоубийством хотел обмазать. Эх, Егор, Егор. Слабак ты, Егор, вот ты кто. Вот деревяшечки, прощай сегодня танцы и караоке.
Егор криво усмехнулся, вроде бы как хотел улыбнуться, произнёс.
– Ну, время-то ещё не позднее, солнце ещё только садиться. Чать успеешь ещё и подфуфыришься, да и побежишь.
Он всё ещё разговаривал прерывисто, и дышал, как будто бежал долго и быстро. Испуг это у него, или начало осознания того, что мог уже плыть с разбитой головой в бурном весеннем потоке воды, а он ещё жив и солнце его ласкает. Хотел пошутить, но сам уже понял, неудачная шутка получилась, так как Дарина посмотрела на него, а он увидел в её взгляде удивление и что-то ещё такое, от чего ему стало стыдно. И он виновато произнес.
– Прости меня…. Как тебя зовут?
– Дарина.
– Дарина, красивое имя и сама… красивая. – Дарина отвернулась от него, ответила.
– Не льсти, я и без тебя знаю. Лучше связь с богом налаживай. Прощение проси.
– Да, как я эту связь налажу? Чё городишь-то? Да, и не простит он. Чё же я не знаю что ль? Произнёс он опустошённым голосом.
– Чистыми мыслями. Стяжанием духа, где растворится горе в уме.
– И чё городишь?
– Вовнутрь себя посмотри, может, что и увидишь.
– И зачем ты меня спасала? Ведь не простит….
– Ну-у-у, скажем так, вот к вам пришёл ваш сын, и попросил прошение, разве вы его не простите?
– У меня нет детей. Вернее есть, но я не знаю о них ничего.
– Что человечность всю растерял? Утратил понятие человечность?
– Не знаю, наверное, растерял, а может и вовсе утратил. А ты смотрю, нет….
– Вот, у вас ещё есть время, найти их. И у них прощение попроси, что жил, как свободный паразит, и представлялся вороном в полёте, а приземлился дохлой вороной.
– Слова-то какие, а вроде интеллигентная.
– Хм, интеллигентная. А с такими, как ты и надо разговаривать на вашем языке. Жизнь всему научит, но главное человека в себе не терять. Много приходилось общаться с такими, как ты.
– Что, тоже жизнь била?
– Нет, жизнь меня не била, испытывала. И я не жалею, что так получилось, я закалилась, и стала сильной. И в впереди ещё много чего будет происходить с человечеством, а у меня должно быть ясное сознание, и чтобы оно было соединённое с высшим разумом. Иначе, как могу помочь вот таким оболтусам, которые даже не думают не только о других людях, но главное о своей душе. А она самое главное, она частичка бога, а ты её, частичку бога, так загнал в угол Ты слышал, что случилось на Магистральной? Миг и десять человек нет, а у вас есть ещё жизнь, а вы ей не дорожите.
– Да, мне осталось всего ничего, всё равно помирать в муках, так лучше уж сразу.
– Значит, струсил? Тебе даётся шанс исправить всё, а ты с моста прыгать. Одурел? Совсем разум потерял?
– Как? Ну, как я исправлю? Ведь заново жизнь не проживёшь, с чистого листа не начнёшь.
– О, хитрый какой, лёгкий путь искал? А ты о душе подумал? Как ей там? Как жить ей там? Как она там сможет очиститься?
– Где там? После смерти, что ли?
– Да именно, после неё. Ты же не знаешь, что это такое. Как душе очистится от твоей радужной и веселой жизни в кавычках? Как ей войти в божественный поток? Ты об этом не подумал? Да, что твоему примитивному уму до божественной частички. У тебя извилин не хватило подумать, что зависит всё от бога и самого человека вкупе. И такой шанс не каждому даётся.
– Что может от меня зависеть? Когда уже всё, приговор. Не операбельный я.
– Для кого-то может быть и приговор. Вон на Магистральной, это был приговор, а тебе дана точка отсчёта. Понимаешь? Самому посчитать. А ты не подумал, что Бог может тебя вылечить? Вылечить в одно мгновение, по своему щелчку?
– Да, чем тут поможешь?
– Ты себя не сравнивай, не сравнивай свой умишко бестолковый с Божественным Разумом, с Его силой, с его Любовью. А в небесной канцелярии всё записано. Ищи в себе то, что может перевесить чашу весов к выздоровлению. А ещё знай, человек не заканчивается здесь, в этом мире, человек многомерен, для его души огромное пространство, хоть она привязана, и заключена какой-то частью в теле никчемного ума. И повезло же ей.
– Да, молился я однажды, да не услышал он меня.
– Однажды он молился. Смешно. – Дарина тихо рассмеялась, продолжила. – Что может сделать молитва, когда закрыто сердце. Да и время сейчас совсем другое, молитвы здесь не помогут. Они написаны давно, с целью, чтобы поверил человек, чтобы искра божественная не угасала, а сейчас не просто вера нужна, одна она уже не срабатывает, должен человек осознать.
– А что может помочь? Что осознать?
– Познание себя, посмотреть глазами души на свою жизнь, на мир, не разделяя на плохое и хорошее, а именно осознать, что просто это есть. Ты прислушайся к себе, душа твоя кричит, стучит в твоём сердце. Найти в себе бога, признать себя, а время попрошайничества прошло. «Дай, дай, боже», тоже не работает.
Здесь мысль твоя должна быть сильна и чиста, и мыслью чистой судьбу свою слагать, войти в поток божественный, света безусловной любви, и только он может всё, всё в человеке очистить до клеточного уровня. А без этого и лекарства не помогут, да и лекарства почти все уже неверные, и производятся искажёнными. Только ты, сам, можешь вылечить себя, как осознаешь самого себя. И быть благодарным. Так просто всё, но почему-то для людей получается непросто. Только изменение сознания своего, изменение мировоззрения и вхождение в Дух. Ведь человек единственное существо, через которого великая энергия космоса проходит в землю, а из земли опять же через человека, в космос. Мало кто соображает это и почти никто не обращает внимание на свои души, которые им кричат. В основном живут и всё.
Дарина замолчала, выдохнула, поднимаясь, отряхивала пальто.
«И чего я разошлась? Ему это надо? Вряд ли. К Светке надо идти, хоть успокоиться, а может ещё придёт задор и повеселимся».
– Прости Дарина.
– За что? За сломанные ногти? – Дарина вновь посмотрела на свои ногти, – А-а-а, сейчас, подруга подправит. И что у меня-то просить? У Всевышнего проси, у души своей, она в капкане твоём, да мысли чисть. Войди в мир и покой в сердце своём, в состояние благости. Только в этой энергии исправится твоя судьба и здоровье.
– Спасибо тебе, Дарина, как тебя по батюшке?
– И так сойдёт, я тебе, что престарелая дева жеманница? По батюшке меня называть?
– А ты чья?
– Мамина, да папина, всё я пошла, можешь снова прыгать вниз головой.
– А кого ты звала-то? Так и не сказала.
– Моего хранителя.
– А у меня видать, нет хранителя. – Вздохнул он.
– Ну, ты и придурок, хранители у всех есть. А кто послал меня через мост? Я хотела другой дорогой вначале пойти.
Дарина, осматривала себя, поправляла пальто, белый кашемир хоть и был в разводах от пыльной и ржавой ажурной решётки парапета, в последних лучах солнца окрасился розовым, что Егор закрыл глаза и так сидел в молчании. Даша шагнула, и почувствовала, как каблук правого сапога, поехал назад. Она ухватилась за перила, приподняв ногу, хотела рассмотреть, что с каблуком. Каблучки были тонкие, но устойчивые, не такие высокие, как на новых туфлях. Расстегнула сапог, сняв с ноги, рассмотрела, что каблук, как отрезан от самой подошвы.
– Вот деревяшечки, супинатору конец. Как это получилось?
И стала рассматривать своё поле деятельности, и обнаружила снизу парапета острые пластины.
– Да-а-а, вот тебе и деревяшечки. Это что же выходит? Я наступила сюда. –
Она пальцем провела по пластинам. – Интересно, а почему они острые? А я упиралась ногой так, боялась самой перевернуться вслед, что лопнул супинатор от давления об эту пластину. Да-а-а, дойти бы, хоть совсем не сломался.
Она надела вновь сапог, и повернулась уходить,
– Ты меня заставила задуматься, что-то теперь мне в голову мысли разные полезли. Подожди Дарина, не уходи, побудь ещё чуть, чуть. Как тебя по батюшке-то?
– Игоревна.
– Вот послушай Игоревна, что в голову то мне пришло.
– И что тебе пришло?
Спросила Дарина, поднимая свою сумочку, раскрыв её, она, что-то искала в ней.
– Вот меня осенило, а что если это только начало?
– Может быть для тебя начало, как и для всех, какой-то момент. На, вот, возьми. – И протянула ему визитку. – Сходи по этому адресу, если сам не разберёшься. Там тебе помогут понять и осознать, что такое уход из жизни, чтобы не стоять тебе в небесной канцелярии на кассе, а то ещё неизвестно, чем будешь расплачиваться. Решать надо заранее. Там не супермаркет, кредитной карточкой не расплатишься.
– Постой, откуда? Ты откуда узнала, о чём я думал? Как узнала о кассе в небесной канцелярии? О супермаркете?
– На лбу у тебя написано.
Дарина повернулась и пошла, осторожно ступая правой ногой, получалось, чуть прихрамывая. Но сделав несколько шагов, глядя вниз на сапог, затем выпрямила спину, подняв голову, ступала уже ровно, не обращая на сломанный супинатор, пошла своей красивой походкой.
Егор всё продолжал сидеть, смотрел ей в след, в сердце родились и радость, и благодарность. Ему показалось, что вечернее солнце засветило ярко и радостно. И ему вдруг так захотелось жить, чтобы в сердце была радость настоящая. Поговорить с Богом, познать его.
– Какая женщина! – Произнёс он, продолжая смотреть вслед Дарине. – Какая в ней сила! Внутренняя сила, меня так вот от её взгляда и придавило, когда говорил о боге, о не ладах моих с ним. Да и так сильная женщина, а на вид хрупенькая, и ведь удержала меня, правда, ноготочки свои обломала. – Он усмехнулся, хотел рассмеяться, но в его сердце шевельнулась, нежность и произнёс вслед. –
Спасибо тебе, Дарина Игоревна.
Поднял голову, посмотрел на небо, по сторонам, ему показалось, и мир стал другим, ярче, светлее. Спасибо тебе Бог. Как она его назвала? А, Всевышний. Спасибо тебе, Бог Всевышний! Произнёс он, поднимаясь, и пошёл в сторону, куда пошла Дарина.
А Дарина подходила к дому подруги, погружённая в свои мысли, и старалась сохранить воспоминания от ласки мягких крыльев или всё же рук своего хранителя. Свент это был или нет, она не видела, но все движения прикосновений были точно, как у Свента.
Дарина шла по старому району посёлка, в этом районе, где когда-то её подруга приобрела себе маленький домик с очень маленьким участком в две сотки, где росли деревья и цветы. Больше Светка заниматься ничем не хотела. И в основном всё её время захватывала работа в салоне красоты. Её детище от начала, где она была и владелицей и ведущим мастером.
Дарина шла по старенькому тротуару, а на проезжей части была большая лужа, и вот по этой луже её обгоняет автомобиль, и решил припарковаться перед ней, и вся прелесть грязной лужи оказывается на её пальто. Брызги даже попали ей на лицо. Дарина аж задохнулась от неожиданности.
– Да уж, удачное продолжение дня. Мало испорченных ногтей, сапог, так ещё вот и пальто. Принимай Дарина Игоревна дар.
Она тяжело вздохнула, оглядывая себя, и предстало ей такое видение, где увидела себя гордо стоящей на Эвересте своих проблем и размахивала красным знаменем всем своим врагам и неурядицам. «Разгребу и переживу».
И гордо подняла голову, посмотрела на грязную лужу и на виновника, от которого эта вся лужа оказалась на ней.
– Ой, прости, прости, тебя не заметил как-то. У тебя всё в порядке?
Услышала весёлый голос, из машины вышел мужчина, обошёл лужу, подошёл к ней продолжил. – Ты не пострадала?
Перед ней предстал мужчина, словно с обложки журнала.
– Ты испачкалась? Я оплачу химчистку. А лучше поедем в «Одеон» ты подберёшь себе, что тебе понравится, я оплачу.
– Да иди ты! Куда… подальше…. Дарина смотрела в наглые и весёлые его глаза. – Обойдёшься.
– Я то обойдусь. А ты?
– Ну, ты и наглый, да ещё фамильярно на «ты» обращаешься.
– Так ты тоже, а для чего выкать? Пойдем, садись, потом в кафе посидим.
– Ещё что?
– Ничего. – Ответил он ей с улыбкой. – Там, как сама захочешь.
– Да пошёл ты. Обойдусь без твоей помощи во всех её твоих проявлениях.
Ответила Дарина и продолжила путь.
– Было бы предложено. – Произнёс он и вернулся в машину.
Шла и чуть не плакала, шептала,
– Да, что же за день такой? – Перед глазами вновь предстал наглый денди с карими глазами. – Фу-у-у! у Свента глаза красивее, синие и улыбка ласковая. Ох!
Произнесла она.
И уже открывала Светкину калитку, как навстречу неслась лохматая лопоухая черно-белового окраса, Светкина собака, любвеобильная и ласковая, радостно поскуливая, спешила облизать Дарину.
– Вот мне до полного счастья не хватает ещё твоих грязных лап и поцелуя с твоими слюнями, размазанными твоим языком. Фу!
Строго приказала Дарина.
Собака встала на задние лапы, да так и замерла в удивлении, вероятно соображая своими собачьими мозгами, отчего это хозяйкина подруга, всегда ласковая и любила встречи, а сейчас строга. Дарине стало жалко собаку, и она позвала.
– Ладно уж, иди сюда, Арчи. Так уж быть обнимемся, пальто теперь всё равно.
И собака с радостью облизала её лицо.
– Правильно умой меня, а то я, как дворняжка, вываленная в такой грязи, что не только плакать, а выть хочется.
– Это от чего тебе плакать да выть хочется? – Услышала Дарина голос подруги от крыльца. – Ой, Дарька, это кто тебя так? – Удивилась подруга, заохала, заахала, и продолжила. – Ты хоть номер машины запомнила?
– Я и морду его наглую запомнила. – Ответила Дарина. – Да толк какой? Све-е-етка мне рыдать хочется.
– Идём, сейчас снимем напряжение рыданий коньячком.
– Да, иди ты со своим коньячком. Сколько раз говорить тебе, прекращай, и ты употреблять такую дрянь, сосуды слипнутся.
– Ты, что? Наоборот расширяются, и доктора советуют.
– Это вначале расширяются, а потом, что делается, ты не знаешь.
– И не надо нам знать, мы же не стаканами употребим такое лекарство, а в чай ложечку, всего лишь ложечку, получится бальзам. Тебе это так точно надо. Вижу необходимо. Или ты взорвёшься.
– Да, я уже взорвалась, если бы ты знала, что со мной случилось за последние сутки. Бог мой, пожалей меня хоть ты. Светка-а-а!
И она зарыдала, у Дарины стресс от всех новостей, а особенно от случая на мосту, который ещё держался в ней, стал выходить наружу слезами и рыданиями. И она упала головой на плечо подруги, с которой дружила с детского сада, и в школе сидели за одной партой, и потом, всю жизнь были самыми близкими и верными подругами.
– Дарь! Ты, что? Из-за пальто, что ли? Ладно тебе.
– Да вот ещё! Какое пальто? Да, ну его.
Дарина отодвинулась от подруги, быстро сняла пальто, и кинула его в сторону, приговаривая.
– Что я себе пальто, что ли не могу новое купить?
– С ума сошла? Дарька, вещь-то дорогая. В химчистку и как новое будет.
Светлана подбежала, схватила пальто, которое ещё не успело упасть, повисло на ветке небольшого куста жасмина, покачивалось, норовя всё-таки соскользнуть.
– Дура ты, Даринка, у него лишь одна сторона испачкана, вычистим. Нашла о чём, печалиться, да плакать. Пойдём сейчас соберёмся и в кафешку рванём, лечить настроение будем песнями и танцами.
– В чём пойдём? Мне домой-то не в чем идти.
– Дарин, ты меня обижаешь. Что я жадина какая-то? Не дам тебе во что одеться? Мы с тобой одинаковые.
– Светк, я сегодня платье и туфли новые купила. Хотела выгулять, да вот…
Дарина показала свои ногти.
– Вот! Вот, видишь, уже хорошая новость. Платье новое, это прекрасная новость, а ноготочки сейчас поправим. И, где это ты так их обломала? Заходи в дом, сейчас всё сделаем. Жизнь прекрасна, Даринка-а-а, стоит ли плакать?
Ты раньше вон, в каких передрягах была и не чё. Ни одной слезинки не пролила, и в предательстве Борьки, да ещё два раза, а с дядей Игорем и с Алькой, когда случилось, ты только зубы сжала. Помню, как ты нам сказала. «Не выть!»
Про Альку ты тогда сказала, так ему и надо, болван есть болван, и в работу ушла, а здесь расплакалась. Что это с тобой? Ногти, где обломала-то? Об иномарку что ли, того, кто облил тебя грязью?
– А-а-а. –
Махнула рукой Дарина, она почувствовала лёгкое дуновение, крылья вновь её оберегали, ей стало легко, словно в груди стало радостно. Они посмотрели друг на дружку и обе расхохотались.
– Ой, Дарька, я представляю, как ты впилась ногтями в его…. Что там было?
– «Лексус». –
Добавила Дарина и продолжила сама говорить с хохотом. – И карябаю и прямо, так режу этот «лексус», а ногти застревают в разрезах.
Обе хохоча в обнимку, пошли в дом, Светлана несла пальто на вытянутой руке, повесила его на веранде.
– Завтра в химчистку отнесём.
Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.