Из цикла «Дедовы думки»
Что самое сложное в жизни нашей мудреной? А, милок?
Самое сложное - понять самое что ни на есть простое. Ага, так.
Вот ты говоришь: женщина - всегда загадка, ее ни в жизнь не поймешь и на козе не объедешь.
А скажи мне, милостивый государь, что в ней идет впереди всего остального: женщина - работник, женщина - жена или женщина - мать?
Вот спроси любую из них, да и к нашему брату подступись с этим.
Все тебе скажут одно, ну акромя самых горячо обиженных, все тебе скажут: конечно женщина - мать. Так и скажут: конечно, мать она спервоначалу.
Возьми приглядись-ка ты к ней повнимательней, на что ее всю Господь наладил? Детишков рожать наладил. Да так крепко привинтил ей задачу эту, что с самого малолетства уже по ней видать такое устремление.
Уже с пяти годов и хвостом крутит, и глазами стрелять обучается, и всякие хитрые капризы затевать пробует. Чтобы, стало быть, к себе внимание притягивать.
А уж в девичью пору войдет, так только держись.
Все в ней, что снаружи, что внутри, наливается до самой невозможности.
До зарезу, стало быть, нужна любовь.
И что бы она ни напускала на себя, что бы ни выкручивала - все едино. Зажмет ее это самое жгучее желание любви без укороту так, что сама порой диву дается.
А что тут удивляться-то? Созрела девка, стало быть, для продолжения роду-племени. Только и всего.
Творец-то наш известно, что умудрил на этот случай.
Известно-то известно, да не каждый задумается: а почему так он распорядился? Ну рожали бы бабы просто так, сами по себе. И хлопот меньше было бы.
А я так маракую. Озаботился Творец наш прежде всего тем, чтобы гарантировать бабе выполнение того, самого главного ее предназначения.
Чтобы выносить то дите как положено, да родить путево, да вскормить его посля на здоровье, да ишо мозгов и прилежания к жизни добавить - одного бабьего старания маловато будет. Ей для всего этого и защита, и крыша, и прокорм, да и всякое иное вспоможение надобно.
Мужик стало быть нужён, да и все тут. А как его, голубчика, заполучить? Вот то-то и оно!
И придумал наш Творец хитрость великую!
Всему тому, что бабе дадено для справы дела ее главного, бабьего, он приладил еще одну, скрытную, но всем ясную работу – притянуть мужика к себе так, чтобы башку ему сносило напрочь. Что-бы никакими силами отлепить его от зазнобушки было никак невозможно.
Вот слухай, что скажу, да не кричи сразу-то, не супротивничай старику. Повникай в слова пожившего человека.
На какие такие меды лепится мужик? Ну лицом красивая – да. А пуще того глядит он на то, какая грудь у нее, высока да велика ли, а бедра размашисты ли, да ноги прямы и стройны, да не худосочны, и по прямой ли спине обрыв бугристый и крутой к низу обретается.
А уж она-то старается всю божью работу в телесах своих вывесить без осечки, наповал бьет нашего брата, до потери, стало быть, разумности и тверезости мужчинского мышления.
Это надо же так уладить, мил человек, что мужик в том деле бабьем изначальником делается. Сам, по доброй воле, семя свое направляет в тот механизм родильный и ничего не скажешь. Отвечай, дорогуша, за воспроизводство людское. Твое дело – твой и ответ.
И становится он мужиком в тот самый момент, когда бабу свою оприходует. Когда она, любушка, отдает ему не себя токмо, а позволяет учреждение началу жизни новой, другой от них, да ими и приготовленной.
Вот и вся загадка бабья тут. И не мудри, родимый, долее того. Вся она правда на варушке лежит, Творцом придумана, да людьми делана.
Однако, угостил бы, дружок, папироской столичной. Жизня у вас там не легкая, да курево кружевное, богатое.