Поверхность воды (Милетские постулаты, 1994)
Это лицо мира.
В спокойное время в сумерки или ночью поверхность воды словно срезала взвешенный объем, отбрасывала вверх,
и весь объем пространства словно тек от светлой воды, от той поверхности, которая сама и не видна была — лишь отражение... Водная поверхность светлила окружающую свободу, и казалось, что твое понимание, твоя иллюзия всеприсутствия покоились на ином духовном богатстве, к которому ты мог лишь идти, чувствуя непротиворечивое и молчаливое подтверждение самых лучших своих догадок.
Водная поверхность не просто отражала состояние природы, но усиливала его, «добавляя» те черты (признаки), которые подразумевались в окружающем, хотя прямо и отсутствовали. А мы и вовсе наделяли (чувствовали) простое явление природы чем-то до конца неосознаваемым. Водная поверхность не была обыкновенной границей, но средоточием лучей, какой-то защитой... Она сокращала расстояние для взгляда, она «перебрасывала» звуки издалека.
Может быть, любая поверхность, тем более включающая воду (например, биологические мембраны), являла собой такую реальность, где возникали новые качества, совсем не вытекающие из ее составляющих.
Я вспомнил, что в спокойное время суток, когда устанавливается хрупкая прохлада, в воздухе рождается какая-то мгновенность, звонкость, — не вода ли тому причиной? Это ведь ее невидимые, но конечно же хрустальные, кристаллики соединяли дали, и звуки дали были с нами, были рядом.
А водная гладь мягка и отзывалась на малейшие изменения воздушного давления. В ее мягкости, преображаясь, тонул свет и, отражаясь, разом уходил в неопределенную высь.
...мы привыкли настолько ко всему человеческому, что давно не замечаем странности при взгляде на свое отражение в зеркале. Вы ведь всегда видите себя самого, свое лицо, свои глаза с какой-то долей отчуждения: вы узнаете каждое свое пятнышко, каждое свое движение, — и все же зеркальное отражение чем-то остается чужим, замкнутым на себя...
Странность, конечно, была не в зеркальном слое: в нем пряталась лишь технология момента; странность скрывалась в начальном и конечном результате явления... Как это — оценивать себя со стороны? В «зеркальные» мгновения ты живешь неестественными фантазиями — видишь свои же черты так свойственные другим людям, и то, что хотел бы видеть в себе самом. Ты обманываешься, ты необъективен (!).
Нас всегда поражала не сама поверхность воды, но «родственное» — отражение, поражало связанное с ним богатство.
Наше сознание так и нацелено на ответ — пусть ответ-намек, пусть ответ-проблеск, и уже достраиваем мы самые фантастические построения. Но, может быть, они и не фантастические?
*
Поверхность воды (Природа, 1994)
Старый пруд в деревне усиливает характер времени дня и ночи. В конце октября солнце спускается за горизонт быстро: полнеба холодно и мерцающе-светло провожает его, а сама земля уже в окружении беспокойного холода и собирающейся понизу темноты, хотя и разрезанной солнечными лучами. И солнце еще светит! И пруд блистает отражением неба, пруд весь светло-черный, светлый от солнца, черный от ветра. И в светлом отражении солнце так же ярко, как и над горизонтом.
Стихнет в сумерках слабый ветер, водная поверхность будет летящей ввысь, к уменьшающейся небесной светлоте, а ты будешь чувствовать, что все это земное время сумерек, время ушедшего дня и наступающей ночи — великое время, и, может быть, чужое время.
Ибо человеческая трагедия была в человеческой замкнутости, так же как и все человеческое: на природу в целом взирали мы как бы со стороны. Между тем, механика природных явлений была так понятной, что, казалось, мы читали ее без всякого напряжения ума, ...чувствами?
Я помнил гладь воды большого озера также в вечерних сумерках, но летом: светлое еще небо тонуло в озере, а поверхность воды и не видна была — лишь иногда мы обнаруживали улетающую к горизонту маслянисто-тонкую черту — вместе с отражением...
Отражение дробило, множило пространство, ты оказывался посреди всевозможных лучей, посреди светлых улетающих объемов: становилось необычно. Отражение — вдруг, мгновенно, отражение — новое богатство, мнимое, и одновременно влияющее на действительное... О чем думали мы, глядя на подобные волшебные картины?
А водная поверхность чаще под ветром: мелкие ребристые волны, дружно и кругообразным неровным веером мчались медленно прочь,, и цвет такой тяжелой и ровной воды — в зависимости от цвета неба, но темнее днем и светлее в сумерках и ночью.
Солнечной осенью в озерах и прудах цвет глубокий, пасмурной осенью — темный.
...летом под солнцем вода мелко и мягко рябит, играя солнечными бликами. Висел бесконечный запах свежего и веселого простора; и вода забирала тепло — без следа, ровно.
Открыта водная поверхность. Открыта ветру, солнцу, простору, небу.
Открыта миру.
И поверхность воды отражает мир — отбрасывает поздними сумерками, вбирает ранним-ранним утром; светлый день полощется в поверхности воды всеми своими красками...
Странные были границы у поверхности воды — неровные, причудливые, неожиданные; сама поверхность — у луж, прудов, да и рек, иногда была идеально ровная, иногда — просто тяжелая, под ветром, но всегда — подчеркивающая какую-то нижнюю основу для нас.
Для нас. Все для нас.
А люди жили собственными противоречиями, и их вполне достаточно, чтобы заполнить собственную жизнь, но со всех точек зрения рассуждая, «включать» в собственную жизнь происходящее в природе — значит жить объективнее: выделялись контуры великого Целого.
Люди, верящие во множество богов, были ближе природе и — себе. Один бог — уступка человеческому эгоизму.
*
Водная поверхность (И звук, и свет, 1997)
Никто не будет отрицать, что поверхность воды притягивает взор.
Поверхность вообще обладает особыми, может быть, самостоятельными свойствами, более неизвестными, чем известными; не забудем, что жизнь и разум — явления
поверхностные. Тогда и поверхность «должна» быть пронизана всеми возможными глубинными силами взаимодействующих сред. И поверхность — это граница двух сред, различающихся плотностью. В нашем случае — это физическая граница между «землей» и «воздухом», то есть, небом.
...поверхность воды на земле — неподвижная, текучая, спокойная, захваченная ветром, в любом своем состоянии обогащает небо, обогащает мысль. Поверхность воды, отражая небо, тем самым увеличивает его объем, одновременно «делает» его более плотным, пронизанным... Непроизвольно ты задумываешься над иллюзией дополнительного пространства, ты увлечен новым светом и новыми красками, хотя и знаешь, что они привнесены отражением... Но поздно! необычность, может быть, в том, что тебе кажется, что не один ты, не одно небо, а есть свидетель (!).
Подобно тому, как луна яркая сильным светом «напоминает» о себе, водное отражение напоминает о... неодиночестве.
Отражение возвращает формы! осознавать их повторение и странно и... как подарок... Что отражение? есть ли новое в отражении? вся ли физика отражения прочитана? и важна ли здесь физика? А может быть, мы не в состоянии быть... без свидетеля, он нам нужен, исходя из природы самой, и именно нашей природы. И потому лунное освещение, луна, сумеречное время, отражение водной гладью, — все лишь повод «спустить» пар, выговориться...
Все время помнить о равнозначности взаимоисключающих предположений — словно постоянно испытывать жажду — так трудно!
...глубокой осенью под синью неба прохлада шумная; до самого верха улетает тонкий перезвон сухих листьев и невесомых веточек: на краю леса открывается тебе
летящая ввысь холодная поверхность озера, будто охватывающая границами-берегами и тебя; зябкую тяжесть воды ты чувствуешь даже взглядом.
Невидящим взором смотрит земля в необъятную свободу неба, и странная, мертвая, но понятная водная глазница, бесстрашная водная поверхность...
И под ветром светлое небо задевается свинцово-серым основанием, ровным от берегов, и неприкрытая грозная сила перед нами: поверхность воды зримо чувствуется тяжелой. Я помню быструю текучую поверхность реки: все та же скрытая мощь, все та же слепая сила — уже движения...
Все та же природа Земли перед нами: слепая, разрушительная, и неожиданно-зеркальная, теплая, но всегда поверхностная. И мы в природе той — имеющие память, стремящиеся к свету и уюту, задумывающиеся о природе шума... Зачем?
Да, живем мы в пространстве воздуха... на поверхности земли. И каждый раз перед озером, рекой, тем более перед морем, мы словно остановлены...
*
Отражение водной поверхностью (Арабески, 2001)
В тихую погоду поверхность воды становится гладкой и невидимо мягкой; в такие часы поверхность воды, отражая небо со всеми его красками, словно перераспределяет светлые из них: протягивает их по отношению к Наблюдателю... И само пространство не столько "удваивается", сколько качественно изменяется, становится словно необходимым нам, так как мы оказываемся в центре:
взгляд твой тонет, "вязнет" /!/, какая-то тяжесть в невидимой точке его, и сам ты уже словно в той точке — под уходящим в реальные сюжеты небом и над фантастически целостным и немедленным их отражением.. .
При этом небо, "несмотря" на отражение, которое иногда придаёт местности уют и теплоту, видится "улетающим" — обособленным, ранимым /?/, своим собственным /!!/...
Но и тёмные краски в отражении изменяются: расходятся в стороны, и от этого само отражение, искажая небо, словно увеличивается по сравнению с поверхностью озера... Я знал, что это могло быть эффектом кривизны водного зеркала, но ведь кривизна-то была ничтожно маленькой!
Итак, отражение водной поверхностью взрезало общую картину: невидимый срез придавал — дополнял небу качество "отдаления", водному отражению — разбегания, а Наблюдателю, то есть, нам — сопричастности. Термин "наблюдатель", конечно же более широкий, чем термин "мы": он включает в себя момент отстранённости от всего и момент свидетельствования "до конца". Но природная ситуация водного отражения ставила тебя именно в положение Наблюдателя /с большой буквы!, то есть, кроме первых двух характеристик читался и третий момент — единственности/.
И лично я читал природную ситуацию с отражением именно так: особенно холодной осенью и вдали от селений...
А уют и теплота отражением придавались ландшафту возделанному человеком, придавались тогда, когда наблюдатель и мысленно оставался предан чему-то близкому и неотрывному от людей.
Тогда пыльная и холодная осенняя деревня, например, вдруг лишь несла как в чаше светло-голубое и холодное небесное отражение, только несла... и пруд в зеленых берегах представлял собою только подробность ландшафта... Но как вообще разнообразно отражение! Ранним утром поверхностью воды вся земля отвечает светлеющему востоку, отвечает легко своей грузной поверхностью: в том осветлении всегда читалась уверенность в наступлении дня в гораздо большей степени, чем в поднимающемся солнечном зареве за горизонтом! Так и казалось, что рассвет начинается именно вдруг светлеющейся поверхностью воды...
Рассветы и закаты солнца с отражением в воде розовых и светлых красок неба — тема особая, но не забудем, что грандиозные события эти только высвечивают /расцвечивают/ уже что-то свершившееся, уже что-то данное
Но может быть, и небо, и его отражение "строится" с каждым мгновением заново?
* * *
512* (из этюдов о сознании): Отражение (водное) достраивает пространство, увеличивает, открывает его – в сумерках – светлой бесконечностью
и необычно тебе!
Потому что в такое тихое время наше неуловимое Я «теряется» в оценке виденного, теряется в ориентации: внешний мир словно продолжает внутренний (!)
носим мы в себе самих какую-то бесконечность, странную, а водное отражение напоминает о заблудившемся пространстве (!) уже в нашем сознании, и «Я» не может сразу идентифицировать его: внешний «двойник» отвлекает, завлекает…В каком «свёрнутом пространстве-времени» живём мы? Иллюзий? но мы не согласимся с этим.
Водное отражение не просто отражало небесное состояние дня или вечера, но усиливало его, «добавляло» что-то нам понятное, но вместе с тем боязное: в эстетике отражений читалось чужое и самостоятельное (?), мы же, инстинктивно, не хотели «отступать», мы хотели быть оставаться самими собой…
* * *