1.
***
Оля не помнила своего детства до восьми лет. Совсем не помнила. Должно быть кто-то всемогущий взял ластик и тщательно стёр все её ранние воспоминания из памяти, не оставив ничего, даже самого крошечного, незначительного штришка. Чей-то взмах-другой руки, и вся её жизнь до восьми лет – чистый лист бумаги, в котором нет ни единого пятнышка…
Оля подолгу глядела в зеркала, и не важно, в маленькие зеркальца или же огромные во весь её рост. Зеркала были для неё окном в иной, потусторонний, чуждый от реальности мир. Там она надеялась разглядеть своё прошлое… Но в отражении всегда улыбалась или хмурилась совсем ещё юная девушка: рыжая, с лучистыми карими глазами, с тонким еле заметным шрамом на правом виске. А как она выглядела в трёхлетнем или пятилетнем возрасте? Узнала бы себя? Оля не знала… Она даже никогда не видела своих детских фотографий. В спешном переезде, много лет назад, их позабыли в старом доме. Так же, как и её память...
Пару дней назад Оля вновь осталась одна в трёхкомнатной квартире, которая сразу же стала будто бы вдвое больше. Родители каждый год покидали город на несколько дней, не объясняя дочери куда и зачем. Говорили, что придёт время, и она всё узнает, а пока ещё слишком рано. Когда Оля была маленькой за ней присматривала старушка-соседка (конечно же, за определённую плату), но в последние года три-четыре необходимость в этом отпала. Неделю, а то и больше, Оля оставалась совсем одна.
Она с нетерпением ждала возвращения родителей (одной становилось не по себе дня через два, а то и раньше). Время от времени машинально поглаживала камушек на тонкой серебряной цепочке. Этот оберег, исписанный странными символами, разгадать которые она не могла, всегда висел на шее. Защищал? Или был просто декором? Она не знала…Но хотела верить, что голубоватый камушек всё же оберегал.
Прошло несколько дней. Родители так до сих пор и не приехали. Оля прислушивалась всякий раз, когда на лестничной площадке раздавались чьи-нибудь шаги. Сердце замирало, и девушка ждала что вот-вот ключ провернётся в замке, и дверь распахнётся. А пока этого не произошло, Оля искала. Искала хоть какую-нибудь вещь, которая смогла бы приоткрыть занавес памяти. Но в квартире ничего не было, абсолютно ничего. Некто постарался на славу, спрятав всё, что было связано с её детством.
***
Время перевалило за полночь, когда Оля легла в постель. Ночник оставила включенным. В детстве она очень боялась темноты, и сейчас, будучи девятнадцатилетней девушкой, тоже. Если свет внезапно гас, и комнату наполняла мгла, то со всех сторон мерещились тени. Шорохи и скрипы давили на подсознание, вызывая панические атаки. Казалось, что вот-вот некто выйдет из темноты и схватит её. Как бы Оля не старалась убедить себя, что всё это глупые детские страхи, боязнь темноты не уходила.
Начался дождь. Крупные капли забарабанили по карнизу. Ветер через приоткрытую форточку раздувал штору. Долгожданная прохлада медленно вытесняла из комнаты накопившуюся за жаркий июльский день духоту. Надо было встать и закрыть окно, но дрёма слепила сладкой негой глаза. Оля засыпала.
А там, во сне, летний день подходил к концу, и небо заволокло лиловыми грозовыми тучами. Всё вокруг стихло, и не слышно ни шёпота ветра, ни шелеста листвы. Есть только она сама и застывшая фигурка девочки на холме. Девочка стояла спиной: длинные рыжие волосы струились волнистыми прядями, худенькие ручонки нервно теребили подол голубого платья. Оля хотела подойти к ней, развернуть к себе лицом, но не успела. Высокий мужчина опередил. Он приблизился к маленькой фигурке на холме и взял за руку. Что-то говорил, тихо, ласково. Но все его слова были будто пропитаны ядом, который смертоносно распространялся по венам.
Беги! Беги! – вдруг взорвалось в голове Оли, но так и не сорвалось с губ.
Мужчина обернулся. Звериный оскал исказил бледное лицо, глаза полыхнули огнём. Он рассмеялся. Угрожающе, раскатисто, как гром в жаркий день. Крепче сжал ручонку девочки. Та резко дёрнулась, но не смогла вырваться из цепкой хватки. Попыталась ещё раз и ещё раз, а потом повисла безвольной куклой.
Беги! – закричала Оля. — Беги! Беги!
Хлынул ливень, унося её крик. Мощные потоки заглушили все звуки. Порывистый ветер подхватил тело Оли, сжал в крепких объятиях, так что перехватило дыхание.
***
Оля подскочила в постели и огляделась. Ночник погас, и темнота расползлась по комнате, подобно огромной чернильной кляксе. Ветер трепал волосы и раздувал занавески. Дождь поливал, как из ведра, заглушая её дыхание и тиканье часов на стене. Холод ночи прогнал последнее тепло из комнаты, и кожа вмиг покрылась мелкими мурашками.
Оля подошла к окну и с усилием захлопнула форточку. Брызги дождя попали на майку и лицо.
— Это всего лишь сон…— прошептала она самой себе. — Только сон…
Холод коснулся запястья. Оля вздрогнула и попыталась вглядеться в темноту. И в какое-то мгновение ей показалось, что она видит маленький силуэт у окна.
Оля вскрикнула. Ночник мигнул раз, другой, третий… и озарил пустую комнату.
2.
***
Девочка на холме снилась давно, с того самого момента как Оля начала помнить себя. Иногда она приходила каждую ночь, иногда затихала на пару месяцев. Но всегда, неизменно возвращалась. В голубом платьице, с распущенными рыжими волосами девочка стояла на холме и никогда не оборачивалась. Иногда мелькала мысль, что девочка из сна – она сама в детстве. Но спокойней от этого не делалось…
Оля пару раз выдохнула, повторяя снова и снова, что это всего лишь сон. Голубоватый свет ночника раскидал по углам тени, поуспокоил страхи. Девушка подошла к окну и долго смотрела на дождь, который поливал, как из ведра. Смотрела до тех пор, пока не услышала, как проворачивается ключ в замке. Она вздрогнула и запрыгнула обратно в постель. Щёлкнул выключатель в коридоре. Из дверной щели по полу комнаты поползла тоненькая полоска яркого жёлтого света.
Вернулись родители. Оля услышала их голоса. Они шёпотом переговаривались друг с другом.
— Наконец-то мы дома… — голос отца был уставшим, будто бы он не отдыхал уже же много-много лет.
— Мы ничего не можем изменить… — голос матери дрожал и готов был вот-вот сорваться на хриплые рыдания.
— Нет! Ты же знаешь, что мы не имеем права опускать руки! Мы найдём, вот увидишь, — громко возразил отец.
И мать тут же зашипела на него:
— Тише… разбудишь Ольгу…
— Да-да, она не должна ничего узнать, пока ещё не время…— еле слышно прошептал отец.
Оля в комнате крепко зажмурила глаза и продолжала вслушиваться в разговор родителей.
— Но она в любой момент может вспомнить…
Отец закашлялся и ничего не ответил матери… Послышались шаги в спальне. Голоса родителей умолкли, свет в коридоре потух…
И чего она не может вспомнить?
Оля долго ещё лежала без сна, пока не закончился дождь, и в комнату сквозь тонкую тюль не проникли первые косые лучи ленивого утреннего солнца. Только тогда глаза девушки осоловели, и она забылась беспокойным сном, в котором не было ничего, лишь сплошная серая рябь.
***
Оля проснулась поздно, ближе к часу дня. Поднялась с постели и первым делом распахнула окно. На улице вовсю уже стояла жара. Зной выпарил все следы ночного дождя, не оставив даже малюсенькой лужицы. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, воздух был тяжёлым и влажным. И будто бы не было холодного ливня, хлещущего ночью. Не было ничего, ни сна, ни девочки на холме, и родители будто бы тоже не приезжали.
Но они на кухне, обедали. Мать слегка пожурила дочь за сонливость, а отец подмигнул и сказал, что и сам в её возрасте любил подольше поспать. Оля не стала говорить, что её мучили кошмары и что слышала обрывки фраз их ночного разговора. Последние года два она не рассказывала родителям ни о своих снах, ни о переживаниях и тем более о девочке на холме. Родители, наверно, думали, что её интерес к прошлому приостыл, и тоже не расспрашивали.
Оля налила себе кофе и отпивала его мелкими глотками. Глядела на улицу, где июльский зной всё сильнее раскалял асфальт и глушил пение птах.
— Я прогуляюсь…— бросила девушка спустя несколько минут, выливая остатки кофе в раковину.
Выскользнула с кухни. В прихожей быстро заплела волосы в хвост, закинула в рюкзак деньги и телефон. При этом случайно смахнула с комода сумку матери. Косметика, кошелёк, расчёска, салфетки рассыпались по полу…
— Чёрт, — ругнулась Оля и опустилась на колени.
Быстро собирала выпавшее обратно в сумку родительницы, пока вдруг рука её не наткнулась на старую, пожелтевшую от времени фотокарточку. Оля замерла на мгновение.
— Всё хорошо? — раздался голос матери.
Оля вздрогнула и быстро сунула фотографию в карман шортов, не успев даже разглядеть её.
— Прости, я уронила твою сумочку, — прошептала она.
Мать опустилась на колени рядом с дочерью:
— Я сама всё соберу…
— Хорошо…я тогда пойду?
— Да-да, только не гуляй долго!
Оля выскочила из квартиры.
3.
***
Она быстро шла по улице, поминутно оглядываясь. Казалось, что кто-то идёт следом. Может, мать обнаружила пропажу фотографии или же отец, а, может, и сам человек из сна идут за ней. Но всегда это были просто люди – изнурённые жарой горожане небольшого городка, и им не было никакого дела до рыжей девушки с испуганным взглядом.
В парке Оля остановилась. Села на скамейку под тень большого тополя. Пару раз глубоко вдохнула и вытащила фотографию из кармана шортов. Со снимка на неё глядела девочка лет пяти – рыженькая, с карими глазами. Оля улыбнулась – наконец-то, она видит саму себя в детстве, и по телу разлилось приятное волнение. И почему мать не могла раньше показать ей это фото? Чего она боялась? Ведь в этом нет ничего такого, из чего стоит делать тайну. Она была самой обычной девочкой. Наверно…
Оля вглядывалась в каждую чёрточку личика, и чем больше вглядывалась, тем больше ей становилось не по себе. На левой щёчке девочки на фото была родинка, а у неё не было. Или же это дефект плёнки? Девушка перевернула снимок – Лика, пять лет. Почерк матери.
— Что же это…— прошептала Оля, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
«Чёрный-чёрный человек!»
«Выходи из тьмы!»
Пронеслись в мозгу обрывки фраз из далёкого детства. Детства, которого она не помнила.
Голову сжал спазм боли. Перед глазами потемнело. Стало трудно дышать. Голова закружилась. Оля почувствовала, как медленно сползает на раскалённый зноем асфальт.
***
И она вновь очутилась в своём сне или видении (Оля не знала, что это на самом деле), где над головой собирались грозовые облака и небо было готово вот-вот разразиться молнией. Девочка на холме стояла к ней спиной – так же, как и всегда. Вот только что-то было не так.
Лика!
Поднялся ветер. Сильные порывы воздуха трепали волосы и одежду.
Лика!
Но голос больше не принадлежал ей – некто забрал все звуки, впитал в себя все шорохи и скрипы. Оля огляделась – поле с высокой травой и усыпанное одуванчиками. Вдали – дом, выкрашенный в голубой цвет. Ветер раскачивал пустые качели во дворе. Две маленькие девочки держались за руки, и кажется, что-то напевали. Что-то про человека в чёрном. Вот только их голосов не было слышно. Но Оля всё равно знала, о чём песня. Это песенка о чёрном человеке, что приходит на закате жаркого дня…
Лика…
Беззвучно шевелились губы. Её, и девочек возле качелей.
Лика!
Девочка на холме обернулась…Тьма ползла со всех сторон. Вязкая, ледяная тьма высасывала всё тепло…
Лика!
И грянул гром…
***
Оля распахнула глаза и тут же зажмурилась от ярких солнечных лучей.
— Девушка, что с вами? — услышала Оля и открыла глаза.
Над ней склонился парень. Круглолицый, светловолосый, лохматый, похожий на медвежонка. «Добрый» - почему-то сразу мелькнуло в голове Оли.
Застонала, приподняла голову и еле слышно прошептала:
— Я не знаю…
— Это всё жара, — решил парень и помог ей подняться на ноги.
— Да, наверно…— пробормотала Оля.
Парень уставился на неё и вдруг широко заулыбался:
— А я ведь тебя знаю, ты – Оля?
— Да…э-э-э…— Оля недоуменно посмотрела на него…
— Я – Лёша...ты, наверно, не помнишь меня…Я с параллельного потока.
Оля кивнула. Лицо парня смутно знакомо (видимо она и правда где-то его видела в институте), но лично точно не знала. Возможно, у них были общие знакомые, и поэтому Лёша знал её имя. Но сейчас это мало волновало.
— Здесь была фотка. Где же она? — Оля растерянно глядела по сторонам, ища взглядом пожелтевший от времени снимок с рыжеволосой девочкой. Фотографии нигде не было…
Она не знала, что порыв ветра унёс этот клочок прошлого в густую траву, которую давно не косили. Может, через пару часов они и нашли бы эту маленькую фотографию. Но Оля резко почувствовала дикую усталость.
— Я даже не запомнила её лица…— лишь прошептала она с досадой.
— Ты о чём? — вежливо улыбнулся парень.
— Не обращай внимания… Проводишь?
Лёша кивнул и протянул руку...
4.
***
Июль незаметно подошёл к концу, и изнуряющую жару резко сменил прохладный дождливый август. Изо дня в день утро начиналось с мороси, которая не прекращалась до самого вечера. Это удручало и вгоняло в предосеннюю меланхолию.
Оля так и не рассказала родителям о фотографии. Десятки раз она порывалась, но всегда что-то останавливало. Иногда это был взгляд матери – уставший и отстранённый, а иногда её собственная трусость – необъяснимый страх, который она так и не могла преодолеть, так же, как и боязнь перед темнотой. А иной раз и нечто большее не давало Оле расспросить родителей – некий внутренний ступор сковывал всю её решимость. Будто кто-то невидимый зажимал ей рот руками и не давал говорить.
Зато она узнала адрес их старого дома. На удивление, дом находился относительно не далеко, в ста километрах от города. Оля случайно подслушала телефонный разговор отца. Оказывается, старый дом до сих пор пустовал и был в их собственности. И она (из телефонного разговора) поняла, что именно туда ездят каждый год родители. Вот только от чего-то не берут её с собой. Не хотят? Боятся чего-то? Много вопросов готовы были слететь с губ. Вот только Оля предпочитала молчать.
Зато теперь она многим делилась с Лёшей. С того жаркого июльского дня они сблизились и общались почти каждый день. Ходили в кино или в кафе. Иногда попросту гуляли с зонтиками под августовской моросью. Просто так – как друзья. Хотя иной раз Оля ловила его взгляды. И её нравилось, как он смотрел на неё: с восхищением и в тоже время с нежностью. Никто и никогда не смотрел так на неё, и Оля долго не решалась рассказать парню о своих кошмарах, о своей частичной амнезии, о девочке на холме...
***
В тот день они гуляли в старом парке. Моросило. Небо было затянуто серыми облаками, ветер теребил кроны деревьев. Кроме них двоих в парке почти никого не было. Лишь изредка мимо проходили люди, спешащие убраться подальше от надоедливого дождя.
Дождь не прекращался уже две недели, превратив всё вокруг в угрюмую серость. Оля держала Лёшу за руку, когда вдруг вдалеке среди деревьев она увидела силуэт девочки, в мороси, казавшийся призрачным, нереальным. Девочка в голубом платье стояла спиной и не шевелилась, как замерший фрагмент из её сна, случайно перешедший в реальность.
— Что с тобой? — спросил Лёша.
— Что? — прошептала Оля, вглядываясь в фигурку в нескольких метрах от них. Под ложечкой засосало от страха.
Зажмурилась, распахнула глаза – девочка не исчезла.
— Ты вся дрожишь…Что случилось? — забеспокоился Лёша.
— Ты видишь? Там, у дерева?
— О чём ты говоришь? — он крепко сжал её левое запястье.
— Там! — Оля указала на маленькую фигурку у дерева. Паника стремительно нарастала в голове, готовая вот-вот взорваться.
— Я ничего не вижу…Ты меня пугаешь…
Оля одёрнула руку и побежала. Быстро, как только могла. Лишь бы успеть добежать до девочки в голубом платьице, пока та не ушла.
— ЛИКА!!! — крикнула что есть силы Оля, так что с ветвей деревьев взлетели дремавшие воробьи.
Девочка обернулась. На мгновение, на крошечный клочок времени Оля увидела бледное личико и большие карие глаза, а ещё родинку на левой щеке. Спустя миг девочка исчезла...
Оля остановилась, как вкопанная и упала на колени. Заревела от страха и безысходности. Лёша наконец-то догнал её и обнял. А спустя несколько минут она всё рассказала ему, начиная с того, что не помнит себя до восьми лет.
***
— Ты должна поговорить с родителями... — серьёзно сказал он, выслушав её.
Оля помотала головой.
— Я делала это много раз...
— Но всё же расскажи им то, что рассказала сейчас мне…
— Ты мне веришь? — с сомнением уставилась на него.
Лёша выдержал её взгляд:
— Да…Хоть всё это и странно звучит, но я верю тебе, — обнял её и впервые поцеловал в губы – так слегка коснулся губ, но сердце сжалось после этого поцелуя, — попробуй поговорить с ними ещё раз.
***
Она так и сделала. За ужином. С каждым словом отец всё больше бледнел, и когда она перестала говорить, его лицо напоминало белую восковую маску. Мать стёрла слезу и дрожащими руками отодвинула в сторону картину, висящую над столом. Надавила на пару плиток. Раздался щелчок и открылся тайник. Мать достала синюю папку и положила перед дочерью.
— Открой…— велела она.
Оля послушно открыла. Там были фотографии…
— Что это означает… — девушка просматривала одну за другой. Руки задрожали.
На снимках были запечатлены девочки-близняшки – рыжеволосые, кареглазые. На качелях. За столом. В большом надувном бассейне. Всегда вместе. Девочки держались за руки, улыбались и казалось, что были счастливы. Одна из них – Лика (та, что с родинкой на щеке), а вторая…
— Это ты и твоя сестра…
Оля подняла глаза на мать – та не выдержала и заплакала, потом перевела взгляд на отца – бледного с дрожащими губами. Девушка хрипло спросила:
— Но почему? Почему вы мне ничего не говорили?
Мать опустила глаза, и всхлипывая, пробормотала:
— Мы…мы хотели уберечь тебя…
— От чего, мам? — перебила её Оля, — почему вы ничего не говорили о том, что у меня есть сестра?
— Была…— просипел отец и поднялся со стула. Открыл холодильник, достал бутылку коньяка. Открыл. Плеснул себе в бокал коричневатую жидкость. Жадно выпил и налил ещё.
— Что с ней случилось? Где она?
— Она…её больше нет, Оля. Ни к чему ворошить прошлое…— попыталась уйти от разговора мать.
— Нет, мам. Сегодня вы должны мне рассказать. Я уже взрослая и имею право знать! — голос сорвался и перешёл на крик.
Мать глянула на отца. Тот молча кивнул и опустошил второй бокал коричневатой жидкости. Потом плеснул ещё себе, и, немного помедлив, достал ещё один бокал для матери. Налил.
— Хорошо, Оля… Мы всё расскажем тебе…
Мать пару раз глубоко вздохнула, залпом выпила коньяк и начала:
—Когда мы узнали, что у нас будут близнецы, мы были счастливы…
Оля внимательно слушала, жадно ловя каждое слово. Мать рассказывала, уставившись потускневшим взглядом в окно, где уже собирались августовские сумерки. На лбу у неё залегли глубокие морщины, и казалось, что с каждым сказанным словом она всё больше и больше стареет. Иногда она на несколько секунд замолкала, собиралась с духом и вновь говорила. Рассказывала о их первом дне рождения. О том, что Оля первая научилась ходить, а Лика не спускала с неё глаз, ползла следом. О том, что заговорили они одновременно.
— Вы всегда были очень близки, практически не расставались. Вы любили играть в поле. Я никогда не запрещала, не видя в этом ничего плохого или опасного…— голос матери дрогнул, — но однажды, это был жаркий июльский день, ты и Лика исчезли…
— Исчезли? — перебила Оля, — но я ведь здесь, с вами…
Мать отвела взгляд от окна и посмотрела дочери в глаза:
— Вас искали несколько дней. Полиция, добровольцы, спасательные службы обыскали всё в округе и не обнаружили никаких следов. Вы словно испарились…
— Но я….
— На десятый день ты вернулась... Истощённая, обессилевшая, с глубокой раной на голове. Одна…
— А Лика?
— Её так и не нашли.
Оля отвернулась от матери, еле сдерживая слёзы.
— Ты ничего не помнила. Мы не знаем, где ты была и что стало с Ликой…
— ЛИКИ БОЛЬШЕ НЕТ…— крикнул вдруг отец и уже тише добавил, — но есть мы...
Оля вздрогнула. Вскочила на ноги:
— Тогда почему вы каждый год ездите в этот старый дом?!
Отец сразу сник, мать зажала рот руками и громко разрыдалась. И на мгновение Оле показалось, что у окна возник силуэт маленькой девочки. Девочки, что стало с которой никто не знал.
— Я найду тебя, Лика – обещаю, —тихо сказала Оля и, рыдая, убежала в свою комнату.
5.
***
Сентябрьским солнечным утром Оля выскочила из подъезда. Минула свой двор. Села на переднее сидение в старенький синий «Опель». За рулём был Лёша – привычно лохматый и весёлый. Он чмокнул по-дружески в щеку и спросил:
— Ты уверена?
— Да…— кивнула Оля, но всё же еле слышно добавила, — но мне немного страшно…
Лёша ободряюще похлопал её по плечу:
— Не бойся…Мы осмотрим дом, походим по округе и просто вернёмся. Я буду рядом, не отойду от тебя ни на шаг. Можешь положиться на меня.
— Я знаю…— прошептала девушка.
Лёша повернул ключ зажигания. Старенький автомобиль недовольно фыркнул, но всё же завёлся.
—Твои родичи даже не узнают, что мы туда ездили…
***
Через несколько минут они выехали на трассу. Непривычно молчали, каждый погруженный в свои мысли, и не торопились нарушать это безмолвие. Оля смотрела в окно на быстро мелькающий осенний пейзаж – что же ждёт в старом доме, сможет ли она хоть что-нибудь вспомнить из того далёкого детства? Лёша не отрывал глаз от дороги и иногда хмурился. Может, жалел о том, что согласился на эту авантюру. А может, попросту вспоминал что-то из своего прошлого – нечто не очень приятное.
Прошёл час или чуть больше, прежде чем свернули с трассы у таблички с красноречивым названием «Чёрный». Асфальт закончился почти сразу же, и дорога превратилась в грунтовку, а потом и вовсе в сплошную чёрную размокшую грязь. Трясло. Казалось, что с каждым метром дорога всё больше сужается, и лес наступает, хлещет ветвями по дверям и окнам, словно норовит утянуть в своё промокшее от осени нутро.
— Чёрный-чёрный человек…— вдруг тихо пропела Оля.
Лёша растерянно взглянул на неё.
— Во сне девочки пели песенку о чёрном человеке, — пояснила Оля.
— Ты и твоя сестра?
— Я не знаю…
«Опель» подпрыгнул на рытвине.
— Н-да…дорога здесь ещё та… — резюмировал Лёша.
Ветви царапали автомобиль, колёса буксовали в чёрной земле. И когда выехали на посёлок, Лёша выдохнул. В один момент он подумал, что автомобиль застрянет и они навсегда останутся на пути в «Чёрный».
Несколько домов, обветшалых и, кажется, давно нежилых. Обшарпанное здание с вывеской «Магазин». Парочка административных зданий казались такими же пустыми и безжизненными. Не слышно ни голосов людей, ни лая собак. Хотя нет где-то всё-таки тявкнула дворняга. Лёша сбавил скорость до двадцати километров и покатился по дороге вдоль центральной улицы.
— Ну и местечко…— подмигнул он Оле. Девушка кивнула и вжалась в сидение. — Здесь кто-нибудь живёт?
И тут же, будто бы подтверждая его слова, из одного здания выползли две старушки, с виду божьи одуванчики. Они проковыляли мимо, с интересом поглядывая на автомобиль.
— Как видишь… живут…— пробормотала Оля.
***
Старый дом стоял на отшибе, на самой окраине посёлка. Сразу же за домом простирались поля, заросшие высокой, теперь уже пожелтевшей и побитой дождями, травой. Лёша заглушил «Опель» у ещё крепкого на вид забора, отстегнул ремень безопасности и посмотрел на побледневшую Олю:
— Ну…кажется мы приехали…
Оля кивнула, боясь пошевелиться.
— Пойдём? — спросил Лёша.
— Да…
Они вышли из машины. Немного помялись с ноги на ногу в нерешительности. Потом Лёша всё же открыл калитку и галантно пропустил Олю вперёд. Во дворе трава была на удивление скошена, и лежала большими кучами возле деревьев. Качели стояли в центре под тенью высокого тополя, и ветер тихонько их раскачивал, в точности как во сне. Не хватало только двух маленьких девочек, что напевали песенку про чёрного человека.
Оля медленно подошла к дому, провела рукой по стене с облупившейся голубой краской. Вдохнула полной грудью чистый, без городского смога, воздух. Улыбнулась. Она была здесь счастлива когда-то.
— Они могли бы брать меня с собой в этот дом. — грустно сказала Оля.
Лёша подошёл сзади и обнял за талию.
— Просто могли бы брать с собой. Почему они этого не делали? — она обернулась и встретилась взглядом с зелёными добрыми глазами.
Лёша пожал плечами:
— Я не знаю, Оль.
Оля ласково потрепала его за щёку:
— Я тоже, медвежонок.
Она часто называла его медвежонком, и Лёше это нравилось.
— Зайдём внутрь? — спросил он.
Оля порылась в рюкзаке. Достала большой ключ на красном брелке. Интересно, когда мать заметит пропажу? И заметит ли?
Массивный проржавевший замок поддался не сразу. Пришлось повозиться, прежде чем шагнуть в темноту коридора. Оля включила фонарик на телефоне и посветила по сторонам. На большой вешалке висела какая-то верхняя одежда. В одном углу стоял детский велосипед. В другом – какие-то коробки. Слева белел выключатель. Щелчок. Желтоватый свет тут же припечатал тени к стене.
***
Дом был просторным с большими светлыми комнатами, гостиной, ванной, огромной детской наверху. Оля ходила из комнаты в комнату и разглядывала всё вокруг, затаив дыхание. Лёша крепко держал её за руку и внимательно глядел в лицо:
— Ну как, ты вспомнила что-нибудь? — спросил он спустя какое-то время.
Оля разочарованно помотала головой:
— Ничего, совсем ничего.
— Может, прогуляемся во дворе? — предложил Лёша.
— Конечно, только я ещё раз поднимусь наверх…
— Хорошо.
— Только, я хочу побыть одна в детской…— прошептала Оля.
— Уверена?
Оля кивнула.
6.
***
Лёша остался внизу в гостиной. Плюхнулся на старый диван и уставился в телефон. Быстро листал ленту новостей в соцсетях – обиженный и хмурый, боявшийся за девушку, которую ещё не решался называть своей. Он хотел ждать у двери детской – в точности, как верный телохранитель, но Оля была против. Ведь ничего страшного не случится если несколько минут она побудет в детской одна. Напротив, она попробует сосредоточится, и, быть может, что-нибудь вспомнит…
Медленно поднималась наверх. Лестница жалобно скрипела при каждом шаге. У двери Оля постояла в нерешительности минуту, или чуть больше. Глубоко вдохнула (воздух казался тяжёлым и спёртым, как перед бурей) и переступила порог комнаты, которую когда-то делила с сестрой.
Приблизилась к двухярусной кровати. Интересно, где спала она? Наверху или внизу? Или, быть может, они с сестрой чередовались? Но в голове только темнота – огромное чёрное пятно, которое и не думает отступать.
Оля подошла к дверному косяку, где чёрточками был отмечен рост. «Л» и «О». «Л» всегда на полсантиметра- сантиметр больше. Лика была чуточку выше. Самую малость.
На кровати, внизу, поверх свёрнутых матрасов, сидели куклы – два круглолицых пупса (и как она их сразу не заметила?). На первый взгляд, совершенно одинаковых пупса, в одинаковой одежде и с одинаковым выражением на пластмассовых личиках. Просто игрушки, но Оле стало не по себе, и по телу пробежала нервная дрожь. Мгновение спустя она поняла почему. У одного из пупсов не было глаз. Кто-то выковырял круглые шарики с пушистыми ресницами, и теперь в пустых глазницах зияла темнота.
Оля опустилась на колени. Глядела на пупса, в чёрные дыры вместо глаз, и не могла оторваться, и казалось, что сама мгла медленно выползает наружу, растекается по полу, пожирает мебель, сжимается вокруг неё кольцом, и весь окружающий мир будто бы перестаёт существовать, есть только она и пустые глазницы пупса, в которых плещется чёрная тайна.
Дыхание резко перехватило, и в комнате вмиг стало очень и очень душно. Перед глазами поплыло, и Оля почувствовала, как реальность уходит, а она медленно погружается в тяжёлый обморок.
***
Там было темно и холодно. И как бы Оля не вглядывалась в темноту, всё равно ничего не могла разглядеть. Зато она слышала – рядом кто-то есть. Кто-то маленький и напуганный. И так же, как и она, дрожит от холода и страха.
— Кто здесь? — громко всхлипнула она.
— Тише…— зашипел детский голосок. — А то он вернётся…
Сильно заболела голова, и по щеке поползло что тёплое и липкое. Очень захотелось домой, забраться в чистую постель, выпить кружку тёплого молока и забыться сном.
Она услышала, как снаружи гремит гром и хлещет дождь. Наощупь она нашла чью-то маленькую тёплую ладошку и крепко сжала её.
— Ты вернулась за мной, — радостно прошептал детский голосок…
***
— Оля, — донёсся будто откуда-то издалека голос Лёши.
Оля!
Оленька…
Голос звал, вытаскивал её из пелены морока в реальность. Она с трудом разлепила глаза. В комнате сумрачно, весь солнечный свет ушёл за то время, пока она была без сознания.
— Слава Богу, — прошептал парень.
Крепко обнял, прижал к груди.
— Что произошло? — пробормотала Оля.
— Ты потеряла сознание. Но теперь всё хорошо. Как же ты меня напугала, — Лёша гладил её по голове, перебирая рыжие локоны.
— Там было темно, я ничего не могла разглядеть… — она высвободилась от его объятий, посмотрела в лицо и горячо зашептала. — Слишком темно… Я держала её за руку…Лику… Она просила не кричать…Говорила, что он может вернуться… Кто он?
В глазах предательски защипало. И тогда Лёша поцеловал её, повинуясь внезапному порыву, или же он просто хотел сдержать нескончаемый поток слёз, готовых вот-вот пролиться. Поцеловал нежно, нерешительно, но в тоже время страстно, вовсе не так, как в первый раз. Потом ещё раз и ещё раз коснулся губами её губ. А спустя мгновение покрывал быстрыми поцелуями её лицо и шею, опускаясь ниже и медленно расстёгивая пуговицы блузки. А когда её руки потянулись к ремню его брюк, подхватил на руки…
Они сами не заметили, как оказались на просторном диване в соседней комнате (наверно, спальне родителей). Одежда, ставшая тесной и неудобной, быстро полетела на пол. Оля зарывалась руками в густые лохматые волосы парня, и стонала, с трудом сдерживая себя, чтобы не закричать в голос… На потолке причудливо плясали тени, а за окном окончательно стемнело и казалось, что наступила ночь. Но ей было всё равно, она тонула в зелени глаз парня, которые всё больше темнели от страсти…
Внизу в гостиной мобильный надрывался от звонков. Но их никто не слышал.
***
Она не знала сколько прошло времени: вечность или всего пара часов. Телефон остался внизу, а часы на стене, похоже, остановились очень и очень давно. Наверно, ещё с тех времён, когда она была маленькой девочкой.
Они лежали, закутавшись в старый плед. Молчали.
— Кажется, что уже ночь…— тихо прошептала Оля, нарушая тишину.
По её телу растекалась приятная усталость, и клонило в сон, будто бы она выпила пару бокалов вина. Хотелось просто закрыть глаза, уснуть в тёплых объятиях Лёши, забыть о цели поездки, отпустить наконец-то прошлое, что терзало её долгие годы.
Ранние осенние сумерки расползлись по комнате. В окно стучался бродяга-ветер, тихо завывал что-то на своём языке. Просил как можно скорее уехать из этого места? А может, напротив, велел выйти наружу и пройти по забытым местам. Или же попросту баюкал…
— Мне всё равно сколько времени, — подал голос Лёша и чуть тише добавил, — главное, что ты со мной…
Оля крепче прижалась к парню и закрыла глаза, проваливаясь в сон.
7.
***
Оля…
Прошептал кто-то на ухо детским тоненьким голоском. Тихо-тихо, еле слышно. Оля резко проснулась, откинула плед. Села в постели, вглядываясь в густую чернильную темноту. Было непривычно холодно. Не сразу, но дошло, что она не в своей комнате, а в старом доме, которого не помнит. Сердце тревожно колотилось в груди, будто бы она пробежала не один километр.
— Кто… здесь?
Никто не ответил. Только Лёша пробормотал что-то во сне и перевернулся на другой бок. Должно быть шёпот всего лишь часть её сна – решила Оля, заботливо укрывая парня пледом.
Мучала жажда, так будто бы она не пила целую вечность. Хотя, может, так оно и было. Мозг лениво подсказал, что где-то внизу, в гостиной, они бросили сумку с едой и водой. Оля поднялась с кровати, наощупь отыскала свою одежду. Кое-как натянула джинсы и рубашку, подхватила с пола кроссовки, и на цыпочках, чтобы не разбудить Лёшу, выскочила из комнаты.
В коридоре сквозняк лизнул холодом босые ноги. Поёжилась. Щелчок выключателя показался оглушительно громким, как лопнувший воздушный шарик. Оля едва не подпрыгнула от неожиданности. Но тусклый свет чуть рассеял осеннюю мглу, сделал коридор уютнее. Стало немного спокойнее.
Она медленно, держась за перила, спустилась вниз. Сумка валялась у журнального столика. Оля немного повоевала с вечно заедающей молнией, но спустя несколько мгновений выудила из сумки бутылку с минералкой. Жадно припала к горлышку.
Ты вернулась…
Оля вздрогнула. Бутылка выпала из её рук, и остатки жидкости расплескались на мягкий ковёр. Свет наверху задрожал, а спустя мгновение и вовсе погас. Мгла расползлась вокруг. Непроглядная, зловещая мгла, которую она всегда так боялась.
Оля…
Шёпот раздался где-то совсем рядом. Тихий шёпот напуганного ребёнка.
— ЛИКА! — выкрикнула Оля, оглядываясь по сторонам.
Но вокруг была только тьма. Чернота, в которой невозможно ничего рассмотреть.
Оля…
Неясное свечение силуэта. Тусклое, еле заметное мелькнуло в коридоре, возле самой двери.
Сердце Оли защемило в груди. Она стояла на месте, замерев от смешанного чувства страха, тревоги и…счастья, что наконец-то приблизилась к разгадке тайны прошлого. По крайней мере, так ей казалось.
Оля…
— Я иду, Лика… Иду…
Сквозняк приоткрыл входную дверь, и в дом ворвалось влажное холодное дыхание ночной осени. Силуэт скрылся в зеве темноты.
Страх заскрёбся сильнее в сердце Оли. Дыхание стало частым, прерывистым. Она не могла сделать и шага, ноги будто пустили корни и вросли в пол.
— Я должна… Я иду, Лика…
Оля рванулась к выходу, сбрасывая с себя цепи страха перед мглой. Выскочила на улицу.
***
Не сразу, но она разглядела светящийся силуэт девочки. Вдалеке, в поле. Среди побитой дождями травы. Силуэт тускло светился, готовый вот-вот погаснуть.
— Подожди меня, Лика, подожди… — крикнула Оля, торопливо натягивая кроссовки.
Девочка обернулась, и, кажется, даже улыбнулась. Свечение стало ярче.
— Я бегу, Лика, бегу!
Ветви кустов царапали руки, колючий дождь бил в лицо. Иногда Оля падала, но тут же поднималась и упрямо бежала вперёд, вслед за девочкой.
Оля не знала сколько прошло времени. Но очень устала, икры ног болели от долгого бега, пятки гудели, в голове шумело, по спине сползали капли пота. Она остановилась только когда девочка застыла на месте.
Оля огляделась – сплошная темнота. Вокруг, над головой, везде. Единственный свет – это сияние, исходящее от девочки.
— Где мы, Лика?
Девочка обернулась. Её карие глаза лучились, губы растянулись в грустной улыбке, рыжие волосы пламенели в осенней ночи. Их разделяли всего несколько метров. Оля сделала пару шагов вперёд.
— Мы пришли? Да, Лика?
Девочка кивнула и мгновенно исчезла. Мгла тут же сожрала всё вокруг.
— Лика…— прошептала Оля и опустилась на колени. Влажная земля пропитала ткань джинсов. По телу пробежали мурашки, но не от холода. Она помотала головой и начала разрывать землю руками. Откидывала комья жирной почвы в сторону, пока пальцы не наткнулись на что-то твёрдое.
***
Это была дверь, что поддалась, на удивление, быстро. Вниз, глубоко под землю, вели ступеньки. Оля судорожно выдохнула и стала спускаться, придерживаясь за сырую стену.
— Я скоро, Лика…
Некто выстроил целый дом под землёй. Знакомо пахло дождём и ещё чем-то. Кажется, что в подземелье давно никто не заходил – но от этого не становилось легче. Тишина давила на слух. Десятки мыслей лезли в голову Оли, но самая страшная – она здесь уже была. Это она чувствовала и знала.
Оля…мне страшно, Оля…
Оля вздрогнула. В темноте мелькнуло свечение.
— Лика…— прошептала она, и в голове взорвались воспоминания.
***
Затылок раскалывался от боли, на виске запылал шрам. Хаотично мелькали обрывки воспоминаний, складываясь в сюрреалистичную мозаику. Бледное лицо человека в чёрном, что утащил их в подземелье тринадцать лет назад. Долгие дни и долгие ночи, смешавшиеся воедино. Тихий голосок Лики, поющий песенку о чёрном человеке. Её безжизненные глаза, уставившиеся в потолок подземелья, и бесконечный путь домой.
Мне страшно, Оля…Я хочу домой…
Оля пришла в себя. Она сидела на корточках. Свечение призрака её сестры освещало место, где целых десять дней она когда-то провела в плену…
***
Оля добрела до старого дома к рассвету, бережно прижимая к груди что-то, завёрнутое в ветхое одеяло.
У забора, помимо «Опеля» ещё стоял автомобиль родителей. С трудом Оля открыла калитку. Но у крыльца силы оставили её, и она рухнула на колени. Из дома тут же выскочили отец, мать и Лёша.
— Оля!!! — выкрикнул парень.
Одеяло соскользнуло, обнажая ношу. Ветер налетел, трепля рыжие волосы и голубое платьице.
— Боже…— пробормотал отец. Пошатнулся, едва удержался на ногах.
Мать зарыдала.
— Мы столько искали…— прохрипел отец.
Но Оля их не слушала, она баюкала останки своей сестры и шептала снова и снова:
— Ты дома, Лика… ты наконец-то дома….
Конец. Апрель 2022г.