Перед тем как земля вздрогнула, Серёга ощутил как бы полный вакуум. То есть воздух всё-таки был, но вдруг исчезли все звуки и на мгновение остановилось всякое движение. Животный страх ударил холодом вниз живота. Опытное, хорошо натренированное тело сработало рефлекторно – Серёга упал на остатки асфальта и закрыл голову руками. Тут же земля вздрогнула, обручем сдавило голову и больно ударило по ушам. Но сознание осталось. Немного перехватило дыхание, и впрыск адреналина добавил скорости биению сердца. Серёга рванулся к бетонному блоку и, в одно движение пролетев метра два, упал за него. И тут снова земля вздрогнула. «Сто двадцатым лупят, «укропские» гады!» – мелькнула мысль, и внутри что-то сжалось, напрягая всё тело. Серёга прижался всей спиной, всем своим существом к холодному спасительному бетону. В ушах гудело и свистело одновременно, голову распирало внутренним давлением, сердце бешено колотилось, душу сковывал всепоглощающий страх. Вместе со свистом осколков он услышал, как заработали пулемёты.
Серёга напряг волю и, прогоняя предательский страх, закричал вопросительно во весь голос, стараясь превозмочь всякий другой шум: «Дэн! Дэ-э-эн! Ты живой?» Земля вздрагивала снова и снова, лицо обдавало жарким напором воздуха, хлестало комьями земли и мелкой крошкой асфальта.
Ответа от Дэна не было. Или Серёга его не услышал. Внутри что-то кольнуло, и страх вдруг ушёл. Вместо него возникло спокойное ощущение реальности. И настойчивая мысль о напарнике. О своём первом номере. О Денисе. Перед тем как начался этот обстрел, Денис был впереди, метрах в двадцати от Серёги, за полуразрушенной стеной одноэтажного дома. На закрытой, хорошо замаскированной стрелковой позиции. Но сейчас Серёга даже не мог посмотреть в ту сторону, так как для этого нужно было поднять голову и смотреть поверх бетонного блока, за которым он лежал, прижавшись к земле. А посмотреть надо! Переждав очередной разрыв, он приподнялся и коротко взглянул туда, где находилась позиция Дениса. Стена ещё стояла, но была полуразрушена. Позиция Дэна засыпана отколовшимися кусками стены, кирпичными и железными обломками. Серёга крикнул: «Дэн! Дэээн!» Ответа не последовало. Однако ему показалось, что груда камней и пыли под стеной вдруг шевельнулась. До боли в глазах он всматривался в эту кучу. И снова ощутил всем телом давящую тишину. Серёга снова рухнул за спасительный бетон, а тяжелые мины, взрываясь, опять начали сотрясать землю. В груди у него холодным огнём полыхнула ярость.
– Ну уж нет! Дэна я вам не отдам! – крикнул он.
Мучаясь от бессилия, он пролежал некоторое время, размышляя над тем, почему «укропы» так старательно утюжат их с Денисом позиции. «Возможно, мы все-таки в него попали», – пришла весёлая мысль. Серёга вспомнил, как они с Дэном собирались на это задание, а командир подразделения с позывным «Старый» ворчал:
– Вы – камикадзы! Этот снайпер с хорошей винтовкой. Все его попадания – с 700 метров и дальше! Куда вы со своим 308-м «Зброяром» и этой кочергой СВД с ПСО-1! Я не разделяю ваш оптимизм! А вражеские тепловизоры? Вы о них подумали?
Старый разошёлся в ругательном красноречии, но в голосе чувствовалось родительское беспокойство. И уже обращаясь к Серёге, сказал:
– Он-то молодой, но ты, старый вояка, куда лезешь?
Вместо Серёги Денис с уверенностью ответил:
– Командир! Мы на пятьсот подползем, замаскируемся, сутки-двое подождём, как обычно бахнем и уйдем. Первый раз что ли? Там хорошая позиция! А после того, как «укропы» там градами поработали, осталось много горящих и тлеющих участков, между которыми можно и от тепловизоров спрятаться.
– Понимаем, что риск большой, – вступился Серёга. – Но кто-то должен остановить этого снайпера!
И Серёга был прав. Этот вражеский снайпер за три месяца накосил более пятнадцати бойцов ополчения, включая нескольких командиров. А с недавнего времени совсем обнаглел – демонстративно подъезжал с напарником на белой «ниве» к передку, оставлял машину и исчезал. А через сутки или двое делал выстрел, иногда два. И каждый раз результативно. За это время «ниву» переставляли в другое место и маскировали. На ней снайпер скрытно уезжал.
Конечно, это сильно деморализовало ополченцев. Но у них в то время не было ни снайперского движения, ни снайперского оружия, способного гарантированно поражать цели «на-далеко», а враг работал от семисот метров до километра. В подразделении были только Серёга и Денис, которые имели несколько подтверждённых целей на дальностях от пятисот до шестисот метров. Они и решили применить тактику: не можешь достать – сближайся.
Трое суток снайперская пара Серёга–Денис выходила на позицию. Сутки ждали. Наконец, настал день, когда прибыла белая «нива». Дверь открылась, и Серёга дал команду на открытие огня. Дэн выстрелил. Затем сразу же выстрелил второй раз. После выстрела они затаились. Через долгую паузу начали отход с позиции… И тут началось!
Серёга отогнал воспоминания и включился в реальность. Голова гудела и кружилась, скрюченное тело затекло и ломило. Но где-то там в глубине сознания или в мозгу настойчивым пульсом твёрдо стучала мысль: «Дэна я вам не отдам!». Он пошевелился, разминая затёкшие руки и ноги. Увидел кровь, сочащуюся из правого бедра. Потрогал рану. Ерунда! Царапнуло по касательной!
На этот раз он не стал высовываться поверх своего укрытия, а тихо пополз к краю спасительного бетонного блока. Плавно выглянул сбоку, почти прижавшись к земле. Осмотрелся. До стены, где, возможно, остался Дэн, было около двадцати метров. Серёга медленно и осторожно выполз из-за своего укрытия и двинулся в сторону стены. Вся земля и оставшиеся куски асфальта были покрыты горячими осколками и воронками. Кругом виднелась обожжённая земля, от которой шёл горелый смрад. От этого смрада кололо в груди, першило горло и сильно слезились глаза. Серёга задыхался и кашлял, но упорно полз, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперёд, где был его напарник, его боевой товарищ, его брат.
Сквозь гудение и звон в ушах, через боль в голове он слышал, как работают пулемёты, как пули, свистя и вжикая, с тупым или звонким звуком ударялись то в землю, то в другое препятствие – и всё это рядом с ним. Серёга понимал, что враг пристреливается и, скорее всего, видит его через американский тепловизор, для которого Серёга – практически открытая цель, и попадание в эту цель – дело всего лишь нескольких минут.
– Господи! – рванулось из души. – Помоги мне найти и вытащить моего товарища! Моего друга и брата! Моего ученика! Он ещё так молод! Ему нет ещё и тридцати пяти! У него жена и две маленькие дочери! У него сестра и престарелые родители! У него дом и собака! И всё это у него хотят отнять! А он только жить начал! Если бы не эта треклятая война! Господи! Помоги ему! Защити его! Спаси его!
Стиснув зубы, Серёга полз и полз. Опять заговорили вражеские миномёты. Он почувствовал несколько обжигающих и тупых ударов в спину. Но он упорно полз, не останавливаясь ни на секунду. Где-то внутри него родилась твёрдая решимость доползти, невзирая ни на что. Пришла спокойная уверенность в правильности своего выбора. Он вдруг заметил, что не только слышит и видит всё происходящее вокруг, точно ориентируется в пространстве, но и прекрасно понимает всю обстановку. Он полз и не обращал внимания на горячие осколки, врезающиеся в его окровавленное тело, не чувствовал, как взлетевшие в воздух комья земли и осколки камней падают на него с гулким стуком, как обдирается об куски разорванного асфальта камуфляж на груди, на животе и на бёдрах, как кровоточит его голова. И только иногда, вытирая залитое кровью и потом лицо, он замечал свои окровавленные руки.
Серёга полз и видел разлетающиеся на мелкие осколки мины, видел летящие пули, видел обгоревшую, вздыбившуюся, израненную землю, видел, как смерть бушует и беснуется ненавистью, задыхаясь в безумной ярости бессилия. А он полз, нарушая все военные и природные законы. До стены оставалось метров восемь, укрытий уже не было, и он полз по совершенно открытому пространству. Он полз вперёд и вперёд, туда, где находился его друг и брат, его молодой напарник.
Когда Серёга дополз до стены, ополченцы предприняли контратаку. Но он этого не знал и уже не слышал. Всё его внимание, все чувства, все силы были направлены на разбор завала. Окровавленными руками, тяжело дыша, с помутнённым взором, едва не теряя сознание, он разгребал и разбрасывал осколки стены, кирпичный и металлический мусор, пока не добрался до Дениса. Тогда Серёга взвалил друга себе на спину и пополз обратно.
Теперь он полз, не чувствуя тяжести расслабленного тела напарника, и не слышал выстрелов и взрывов, не видел мощную, стремительную атаку ополченцев, не знал, что в белую «ниву» с раненым снайпером противника, отъезжающую от передовой, было прямое попадание 152-миллиметрового снаряда. И она вмиг превратилась в груду покорёженного, оплавленного, чёрно-рыжего железа, а водитель и его раненый напарник сгорели в этом адском, беспощадном пламени войны, оставив после себя только кучку пепла.
Но Серёга всего этого не знал. Да и теперь ему всё это было не важно. Он полз, и радость переполняла его, переходя во всеобъемлющее торжество. И это была не радость достижения цели, не удовлетворение от сознания выполненного долга, не эйфория победы, не истеричное состояние спортивного выигрыша. Это была радость жизни, которую удалось спасти, радость души от осознания правильного выбора, радость победы любви над злорадным восторгом мстительного убийства.
В какой-то момент он вдруг ощутил, что Дэн пошевелился и закашлялся. Серёга остановился, поднял голову и, повернувшись на бок, осторожно положил друга на землю. Он увидел, как его напарник открыл глаза. Серёга улыбнулся окровавленным ртом – сгустки крови выходили из горла. Он с трудом повернул голову, заметил группу бойцов- ополченцев, бегущих с носилками к нему, улыбнулся ещё раз и лёг на спину, устало раскинув руки.
Он раскрыл глаза навстречу глубокой синеве высокого летнего неба, и в тот же миг необычайная лёгкость пришла к нему, и душа его вспорхнула и вырвалась из тяжёлых оков окровавленного, израненного тела, и унеслась ввысь в великой радости – туда, наверх, навстречу Вечной Любви и Вечному Покою. И не видел Серёга, как подбежавшие бойцы, перевернув его окровавленное, изуродованное тело, с изумлением смотрели друг на друга. Не слышал, как Сашка-доктор, поражённый увиденным, громко сказал: «Да как же он двигался? У него же позвоночник перебит в двух местах! А осколков-то… – да на нём живого места нет!»