Россия во времена Петра Первого на 7212 году собственной истории отказалась от «национального», как сейчас бы сказали, летоисчисления, перейдя на общеевропейский календарь. После 7212 года в Московском Государстве наступил 1700 год. Вместе с новым летоисчислением Россия отказалась и от той истории, которая вмещалась в эти семь тысячелетий. Наследники петровской политики не хотели конфликтовать с уже принятым в тогдашней Европе проектом мировой истории – во времена правления Елизаветы Петровны в недрах РАН была разработана подходящая версия рождения российской государственности. Это была знаменитая «норманнская теория», благодаря которой Россия оказалась пристроенной в европейскую историографию. Правда, для этого ей пришлось стать государством, которое ведет отсчет своего существования с 862 года. С тех пор прошло почти три столетия. Сегодня известие о том, что Россия готовится вступить в 7535 год своего летоисчисления, вызывает недоумение и раздражение. Но 7212 год существования Московского государства имел место в отечественной истории, и это данность требует осмысления.
Византийская система летоисчисления, которую была принята в допетровской России, представляла собой один из нескольких десятков вариантов летоисчислений, которые имели хождение в раннем средневековье. И все они, не смотря на то, что создавались в разных концах света, были ориентированы на шестое тысячелетие как на начало времен – «сотворение мира». Столь дружное мнение не связанных друг с другом авторов свидетельствует об одном: все они имели одинаковое представление об астрономическом времени. Другими словами, до рождения христианского летоисчисления существовал какой-то общий календарь, а значит, была и держава, которая дала его миру.
Главный «косяк» европейского исторического проекта, разработанного, как известно, в 16-17 веках, состоит в том, что средневековые монахи, описывая древность, как само собой разумеющееся, ассоциировали прогресс с городом, а отсталость – со степью. Именно с их легкой руки мы считаем, что истоки культуры и искусства имели городскую прописку, но нам так же известно и то, что потенциал любого государства находит выражение, прежде всего, в ее мобильности. Грубо говоря, кто быстрее и дальше доставит свои ракеты, тот и «пан». Так что у историка, описывающего события на континенте до наступления эпохи огнестрельного оружия, нет иного выхода, кроме как учитывать фактор естественной гегемонии Великой Степи. Потому что в там родились и культивировались технологии верховой езды, стратегии конного боя. В Степи была изобретена телега, в том числе для преодоления больших пространств. По меньшей мере, до V века новой эры Великая Степь представляла собой мир, кипящий творчеством и доблестью, на периферии которого испуганно жались к лесам и горам дикари. Только изобретение несгораемой крепости из камня позволило обитателям «бургов» хоть как-то перевести дыхание, но зависимость от бескрайней зеленой глади оставалась у них, по крайней мере, до XV века, пока не была изобретена артиллерия.
Причина, из-за которой Великая Степь на протяжение огромного исторического периода представляла собой континентальный источник прогресса, состояла в том, что здесь пересекались главные информационные потоки, которые и делали степняков непохожими на оседлые народы. Культурные контакты расширяли сознание кочевников, побуждая их перенимать и развивать новшества. Не случайно, именно здесь, на бескрайних горизонтах великой евразийской равнины, родилось понятие моды. Археологи доказали, что в X-XII веках элементы украшений (одежды, оружия), которые придумывались скифами алтайский предгорий, находили широкое распространение у скифов на Каме, на Дону и на Волге. Степь не только диктовала моду, но и поставляли элиты – практически любая современная нация находит в истоках своей государственности неких «всадников». Самый поздний пример – Оттоманская Империя, которую в 15 веке создавали «атаманы», в буквальном переводе с турецкого – «всадники». То же самое можно сказать о всех великих империях древности, таких как Греция, Египет, Шумер, Рим, Франкское государство. Причем, образ конного культургера из Великой Степи никогда не имел смуглого лица и раскосых глаз. Например, Парфянская Империя оставила изображения тех, кто ее создавал, не отличимые от портретов современных славян. Эпоха Инь в Китае была отмечена владычеством неких белокурых людей, которые, собственно, и научили предков современных китайцев плавить бронзу, носить штаны и строить колесницы.
Великая Скифия оставалась евразийской доминантой до середины первого тысячелетия, пока не оказалась расколотой на несколько частей. Известно, что в Европе свою империю создал каган Баян из клана Обров (Аваров). В 623 году из этой империи выделилась «чехо-австрийская» держава по главе с Само, которая считается первым неримским государством на территории будущей Европы. После этого дробление Западной Скуфи на «нации» уже не прекращалось, пока не образовался известный по учебникам истории европейский феодализм с его карликовыми государствами, магдебургским правом и т.д. Коренные славянские диалекты были объявлены «деревенскими», на их место пришла латынь, которая содержала все смыслы, необходимые для строительства "Священной Римской империи германской нации", - это было главной причиной, из-за которой латинский язык стал молитвенным и административным языком будущих европейцев. Из латино-славянской смеси формировались современные национальные языки, в которых уже днем с огнем не найти древних смыслов Великой Скифии.
На Востоке ситуация складывалась по-другому. За Доном, который в те времена отделял Европу от Азии, потомки сарматов продолжали оставаться скифами - «разложиться» не давало ордынское подданство, железным обручем сжавшее все народы будущего СССР на несколько столетий. Карантин сыграл свою роль: после знаменитого Куликовского сражения началось восстановление сарматской государственности, и к середине XVI века, во времена правления Ивана III, Великая Скуфь вновь обрела все признаки империи. А после битвы у подмосковной деревни Молоди в 1572 году, где князь Воротынский положил цвет вооруженных сил Оттоманской Империи, за этой страной закрепилось название Великая Тартария. В Москве не протестовали. Наоборот, Кремль никогда не упускал случая подчеркнуть свою преемственность Великой Скифии, блестящая история которой теперь принадлежала ему одному. Все это видел крупнейший европейский филолог Иосиф Юстас Скалигер, который в 1606 году опубликовал «Сокровищницу времени». В этой книге была впервые представлена та самая картина исторического прошлого мира, которую мы знаем сегодня. "Талант" Скалигера раскрылся в том, что ему первому удалось отодвинуть Великую Скифию от первых ролей в мировой истории. Для этого пришлось большую часть скифских брендов представить как названия самостоятельных народов, которые, по Скалигеру, к скифам не имеют никакого отношения. Соответственно, и их громкие дела перестали быть скифской историей. Юстас Скалигер действовал вполне сознательно, так как искренне разделял страх европейцев, с каким они взирали на Великую Порту, которая тогда занимала доминирующее положение в мире. Вторым монстром становилась Московия. Стоит почитать письма Ивана Грозного, чтобы убедиться в том, что кремлевский владыка считал себя вправе обращаться к европейским государям как к своим холопам. Поэтому главной целью европейского исторического проекта Скалигера было изменение самоидентификации московитов и османов, в результате чего те должны были перестать считать себя главными в мире. Во всяком случае, так стало, когда к разработкам Жозефа Скалигера подключились высокопоставленные иезуиты Дионисий Петавиус и Джованни Риччиоли.
Конечно, без смены правящей династии на вершине Великой Тартарии мечтать о внедрении «общечеловеческих ценностей» было невозможно, но в том то и дело, что в 1613 году трон Мономашичей заняли Романовы, которые, действительно, стали действовать как агенты Европы. По всей стране началась тотальная зачистка государственных и частных исторических архивов, которая проходила под знаменем борьбы со старообрядчеством. Курс на европеизацию после Алексея Тишайшего с новой силой продолжил его сын, заслуживший в народе кличку Антихрист. После смерти Петра Первого мероприятия по ликвидации «скифского следа» затормозились. Более того, канцлер Бирон принял решение направить первую научную экспедицию по сбору материалов по истории России не в Галицию, а в Сибирь! Этот факт можно расценивать как свидетельство того, что в Петербурге времен Анны Иоанновны возобладали консервативные настроения. Правда, ренессанс допетровской старины продолжался недолго. С воцарением дочери первого российского императора Елизаветы Петровны, которая хотела,«чтобы все было как при папе», романовская политика России вернулась в прежнее русло, и руководитель памятной экспедиции Герхард Миллер вместо ожидаемой «Истории России» написал удивительную «Историю Сибири», которая посвящена одной мысли: никакой истории в Сибири нет и никогда не было.
Так, или примерно так, ватиканскому Западу удалось стреножить «скифского зверя». Правда, в моменты, когда масштаб событий соответствует уровню канувшей в Лету империи, ее страшный лик неожиданно проступает кротком личике России. В такие моменты она, фактически в одиночку, ломает хребет супостату, пока остальной мир пребывает в позе «лапки к верху». Так было со шведским Карлом. Так было с французским Наполеоном и германским Гитлером. Так будет всегда, "пока есть на свете мечи и война" как отвечал византийцам скифский князь Даврит. Потому что Великая Скифия никуда не исчезала.