Аналоговнет

Сергей Рок
Хохлов в тот год еще живой был, и весна его была железной – много железа он вывез, и люди все спрашивали, как это он умудряется так жить, а другие интересовались – надо же, никогда не сидел, меж тем как товарищи его, пока были живы, регулярно барражировали туда-сюда, то в тюрьму, то обратно.
 И было много поисковых акций, крупных и мелких, среди которых ему удалось найти бесхозную ванну и сдать ее на металл. Готовился же он долго – словно серьезный спортсмен к рекордной попытке, даже вопросы задавал приятелям:
- Слышь, как ты думаешь, чугунную ванную можно вдвоем поднять?
- Кого? – спросил его Володя Головкин, догнивающий элемент, некогда популярный грузчик.
- Ванну, говорю, чо.
- На кой прах она тебе? Купаться негде?
- Ты, да корень с тобой, Володя.
- Чего ты?
- Да помнишь мои слова! Корень с тобой.
Снилась та ванна ему несколько раз, а в одном из снов она стояла, наполненная водой, и была ночь, звездочки покачивались в ней медленно, маетно, как живые: туда-сюда, туда-сюда. А как вывез и сдал он ее, ванну, так и на душе полегчало, и можно было и баланс подбить: 300 рублей за перевозку Ткачику, некоему товарищу Попова Коли, а потом – 800 рублей и пузырь самому Коле Попову, и хорошо, что была бутылка самогонки от тети Нины Телегиной, потому что, купи он казенку, ничего б у него не осталось.
Весна восставала из холодов без энтузиазма. Едва разогревалось солнце, как тут же его закрывали облака, отправляя его в туманный каземат. Людей на улицах порой вообще не было, как будто все они вымерли или массово улетели на Марс.
Периодически проезжающая мусоровозка апокалиптически тарахтела. Рабочие ЖКХ молча грузили мусорные пакеты.
Где-то на углу разрывалась нервная собачка, и было слышно, как нее прикрикнул прохожий:
- Ша! Ша!
Собачка от того лаяла еще громче. Хохлов курил во дворе, мысль его была разобрана на части, он вроде бы что-то планировал, вроде думал, где взять на водку, но не все сходилсь.
Потом, был вывоз ворот – лежали те ворота в непонятном домовладении – владельцы съехали, а новые начали дом сносить, но что-то у них застопорилось. Да, завезли они собак, а собаки бегали те по улице и просили еды у прохожих, постоянно хватая их за руки.
Вывезли также и калитку, и какие-то бесхозные уголки и забитые землей трубки, и, как и прежде, команда была та же – Ткачик, Коля Попов и Хохлов Игорь.
Третьим объектом могла стать подпорка газовой трубы, но мама Игоря, Тамара Павловна, подняла громкую матерную тревогу. Сына она именовала Мудлом, и все на улице хорошо знали про это, а потому, так меж собой и его называли.
Весной, как поднялись цветы, он снова начал прятать водку в палисаднике. Выносить, вывозить становилось все труднее, и, украв одиноко стоявший у магазина велосипед и благополучно его перекрасив, Игорь Мудло ездил по улицам, высматривая, есть ли где еще железо. Простой же человек сказал бы, что нет нигде железа, вывезли его давно, остались лишь ворота, заборы, калитки, а ты еще попробуй сними их незаметно. А как ехал он мимо железной дороги, ух, как засмотрелся он на рельсы, и так и предстала у него перед глазами эта вся картина -  при чем, все можно бы было сделать и не в диверсионном стиле, потому что в стороне от основных путей были еще какие-то ржавые рельсы, и было непонятно, ездил ли там вообще кто-нибудь.
Но так и осталось все это в мечтах. А вот ехал он, смотрит, возле двора ржавый диск лежит, от легкового автомобиля. Присобачил он его как-то, прямо к рулю, между рамы, поехал, сдал. Пузырь.
А ближе к лету мама его, Тамара Павловна Хохлова, задумала крупномасштабную акцию: понастроить во дворе пристроек и заселить там семью детей брата, людей с замечательной фамилией Пиджаковы – тестя Алешу, дочку Наташу и их детей, а далее, было решено так – Игорю построят некий скворечник, и он будет жить в нем. Игорь-то что, так, значит так, вот и пошла стройка.
Пиджаковы – люди всё сплошь круглые, упитанные, а на счет фамилии, так люди, услышав ее, подчас спрашивали – ишь, Пиджаковы. Как это так? Блатуют, что ли?
Был шум строительства, на помощь должны были быть призваны всяческие живые на тот момент собутыльники, но маза была не всегда. Мать нанимала, во-первых, нормальных строителей, а Игорь лишь мешал бетон. Но и Коля Попов пригодился, тоже мешать, да таскать чего, даже и Ткачик, для перевозок, и главное – всегда был пузырь, что и требовалось доказать.
Тетя Нина Телегина гнала строго – самогон без прикрас, без культурных украшений – чисто сахар и дрожжи. Тамара Павловна сама в годы СССР была серьезной самогонщицей, понятийной, приблатненной, с постоянными визитами ментов, протоколами, но и с хорошей клиентурой, а водка тогда гналась из сахарной патоки, которую воровали на заводе нужные люди. А тут случилось нечто совсем уж инновационное: Мудлу был подарен мобильный телефон, да еще и смартфон, и вот, прошарившись, Игорь обнаружил, что существует такой лозунг, как аналоговнет (слитное написание), который применяется в случае, когда нужно с иронией сказать о каких-то якобы достижениях. И, как сидел он с ребятами возле стен строящегося домика, так и выкрикивал:
- Аналоговнет!
Налили. Идет по улице мужик.
- Мужик! Аналоговнет!
Мужик что-то прохрюкал в ответ.
Ехал на велосипеде Владимир Полуглазый, мужичок малость сдувшийся, но тоже, очень водочный, известный тем, что на него несколько раз ментов вызывали, когда он жену бил.
- Володя! Аналоговнет! – прокричал Игорь вслед.
Володя и так был неустойчив в своей езде, а тут начал покачиваться, казалось, вот-вот навернется, но обошлось.
Строили быстро, качественно, а вот Пиджаков Саша приезжает, зятёк, парень для семейства Хохловых необычайный хотя бы из-за наличия высшего образования, а Игорь ему кричит:
- Слы, братан, аналоговнет.
- Анало говнет? – спрашивает Саша. – Это ты чего?
- Да наливай.
- Не, не налью, Игорь.
Саша был из разряда людей сурьезных, и тут придется снова пояснять, ибо есть разница – если говорят серьезный, то это серьезный и есть, а сурьезный – это немного иначе, это когда человек по жизни спокойный и немного надутый, с минимальной реакцией на окружающую среду, но, при этом, конечно, никакой не босяк. Босяки, в принципе, тоже могут быть сурьезными, но то другое.
В другой день поработали: Мудло, Козёл (Миша Козлов), Саша Попов (Поп, ясное дело), и был еще на подработках парень, который недавно вернулся из дурдома, а положили его туда потому, что он бухал с детства, и, как итог, клетки спирта заместили собой клетки мозга (Саша Щукин его звали). И вот, сели они возле новой стены, рядом со снятыми секциями забора, а в этот момент по улице на большой скорости летел некий парень, как потом выяснилось, менеджер по продаже бензопил – Саша. Вообще, если вы не в курсе, происходило это в городке с гундосым названием Гуково, где люди вплоть до определенного года рождения все были или Сашами или Сергеями – так работала советская унификация. Даже Коли и Алексеи были не так часты, что уж говорить про уникальность имени Игорь. Так вот, не справился менеджер по продажам бензопил с управлением, тем более, дорога была очень узкая, среди частного сектора, хотя многие пытались именно здесь, на этой узкой дороге, изобразить из себя гонщиков. Влетел Ваз-2104 во двор, да так успешно, что остановил свое движение прямо напротив наливших по пятьдесят ребят. Правая дверь отвалилась. Глаза менеджера Саши были по пять копеек.
- Здоров, братан! – воскликнул Игорь «Мудло» Хохлов. - Аналоговнет!
Менеджер Саша чудом не пострадал, хотя другая часть автомобиля крепко въехала в бетонную плиту. Повезло. Приехала ДПС.
- Гайцы! Аналоговнет! – комментировал Игорь очень энергично.
Не забывая о героических днях железной весны, Хохлов втихаря, вечерком, вывез снятые секции собственного же забора, которые сначала были спрятаны в лесополосt, а утром сдадены на металл.
- Во Мудло! Во скотина! – кричала на следующий день Тамара Павловна.
Игорь все отрицал, и даже приписал сюда сотрудников.
- Да я при чем, ма, слышь. Это гайцы. Это ж аналоговнет.
Домик был достроен. И курятник для Игоря был достроен. Жил он теперь поначалу при собственном телевизоре, так как Саша Пиджаков отдал ему свой – старый, но вполне себе самсунговский, но времена менялись, земля вращалась, и, покуда была шабашка, вместе с Сашей Поповым, телевизор жил. А во дворе постоянно играли в футбол – дети Пиджаковы, старший брат Игоря, Миша (56 лет, сторож), подключался даже иногда и Саша Пиджаков, ну, и Игорь не был чужд футбола, но телевизор пришлось слить за тройку пузырей.
- Вот Мудло, - прокомментировала мать.
Но дело было стандартным, и мировой катастрофы в том не выходило, но потом ушел и телефон, но тут не было вопросов, это ж был его собственный вроде бы телефон. Когда наступила осень, цветы вдруг принялись стремительно сохнуть, и прятать пузырь в палисаднике было опасно. Нет так уж легко давался каждый снаряд. Железа все меньше, по дворам кругом – высокие заборы, не везде влезешь, да и что тащить? Так дело в том, что раньше, как утащишь, так взятки гладки, а теперь чуть что – показывают пальцем на Хохлова, а все потому, что Кольцов-старший снова сидел, а Гена «Христофор Колумб» Яковлев отдал концы, а Петя Петухов повесился на суку, говорили, что из-за вопроса об имуществе, но ведь и это было не все.
Шел как-то Хохлов с заветным пузырем за пазухой. На углу задымилась трансформаторная будка, и в домах свет периодически то включался, то выключался. Кто-то матерился, кто-то звонил в электросеть, и вот, у будки собрались электрики – они никуда не спешили, и крикнул Хохлов:
- Здоров, мужики!
Кое-кто чего-то пробурчал в ответ.
- Что, техника отечественна? Аналоговнет?
Один из старых электриков Игоря опознал:
- Хохол, ты?
- Ну я.
- Чо то не узнать тебя, осунулся.
- Да я нормально, братан!
- Как там Колян?
- Колян? Да окочурился! Не слышал, что ли?
Тут к электрикам подъехала некая начальственная машина, а шеф был маленький, пузатый, да еще и не русский, говорил отрывисто, но как обычно – часто шефы так говорят в силу распределения внутренней энергии. Слова напоминают воробьев, которые, будучи перепуганными кем-нибудь, стремительно валят из точки дислокации – один за одним, как пули (у Хохловых точно так же воробьи в шухере вылетали из-под крыши, когда Игорь громко чихал на улице). Так да, мы же говорим о словах шефа, ну да черт с ним. Пришел Хохлов домой, к калитке не пошел, отправился в переулок и стоит, озирается – вдруг кто увидит? Пузырь он просунул под забор. Вот так вот!
Хохлов, что ни говори, иногда умел и поработать, хотя официально работал очень давно – его устроили каким-то разнорабочим (говорили, что санитаром, а там кто его знает – может и санитаром) в местную в больницу, и там он продержался даже и полгода, пока его не выгнали – а за что? Да история умалчивает. Да и давно было. А тут – была наколка – копать фундамент для некоего Хачикяна – пошел и Хохлов, платили плохо, но платили. Работал вместе с давним корешком Курчатовым, а вместе с тем – два его брата с села. Заработал же не только на пузырь, но и матери дал на продукты.
Касаемо того, был ли Игорь женат – да кто же не был, тем более, что люди, родившиеся в 60-х, женились рано, ярко, с грохотом. Разводились тоже с грохотом. Дети Игоря давно выросли, и он никакого понятия о них не имел, а жену свою бывшую он также иногда видел – имея довольно калдыристую внешность, она на деле совсем не бичевала, а работала на кассе в магазине «Моя семья». Потом ее выгнали из «Моей семьи», и она кочевала из магазина в магазин – выгонят из одного – идет в другой.
Продавщицы в городке Гуково, если работают не в какой-нибудь «Пятерочке» или «Магните», где, впрочем, они тоже умудряются что-то поднять на карман, почти все обсчитывают покупателей.
 Вот, например, через три дома жила Надя «Живут на колбасах» Иванова. Нетрудно догадаться, что она работала в мясном отделе, а до этого ее выгнали из другого отдела, а до этого выгнали «от армяна», а до этого – выгнали из «Моей семьи». Так про них, про всю семью и говорили – вроде люди простые, а живут на колбасах, с чего бы это.
А потом, Игоря брали мешать бетон к куму Голубцова. Попасть на такое мероприятие – очень большая удача, ведь частное строительство теперь ведется ни шатко, ни валко, и большинство людей мечтает свой дом продать и поскорее свалить в Ростов. Шел же Хохлов, снова при пузыре за пазухой, а возле двора стоял Коля Греков, человек прохаванный, пожилой, обладающий какой-то тайной манией хитрожопства (так и говорили – какой-то Коля хитрожопый), а с Колей вел спор соседский мальчик, то ли Петя, то ли Вова, лет 14. И слышалось, как мальчик прост-таки митингует:
- Навальный поднимает молодежь науськиванию из США! Это же очевидно, что Госдеп хочет, чтобы молодые люди не знали правду. Товарищ Сталин поднял страну из руин! При Сталине страна была практически завалена окороками! Еще мем остался – сталинские окорока. Много молодежи идут за Навальным, потому что сейчас много ложных ценностей.
Хохлов остановился и стоял, моргая.
- Здоров, - проскрипел пожилой Коля Греков.
- Ага, - Игорь кивнул.
Мальчик повернулся к Хохлову, и тот поприветствовал его ободряющим выкриком:
- Космический буксир, братан! Всталискален!  Аналоговнет!
Часть денег Игорь собирался отдать матери, но надо было как-то еще и разбивку сделать, чтобы попить и пиваса – не всё же водкой душиться. Да, хотя, у Пиджаковых снова намечались какие-то шашлыки, а там можно было и на хвоста припасть.
Палисадник – очень кольцевая штука. Цветы же осенью уходят не окончательно, а стоят, словно скелеты, да и мало кто на них обращает внимания, но весной те же скелеты вдруг начинают зеленеть, а потом они гордо высятся в своей новой зелени, как важные корифеи, потому что все новые цветы пред ними – племя, не знавшее сути бытия, ибо не изведывало силу цикла. Растения, способные жить таким образом, называются дубки, их потому и сажают повсеместно, что думать о них особо и не надо, они сами отвечают сами за себя. Можно даже сказать, что это – сорт растений, который находится на самоокупаемости. И не то, чтобы прочие жители цветников так уж не годятся для сокрытия стеклянных сосудов, и не то, чтобы – да, но наработанный годами метод всегда работал исправно, другие дело, что Хохлов все больше оставался наедине с собой, и вскоре ему суждено было играть роль последнего после падения астероида метеорита.
Вышел же он в новую весну пошариться, шел, смотрел по сторонам – чем бы поживиться, а жизнь изменилась, сволочь, не хочет понимать его, и, если и есть где-нибудь железо, так это его как-то вытаскивать надо. Уж и выносить из дома было нечего, потому что и не пускали его в дом – зато во дворе у него была возможность поиграть футбол с Пиджаковыми. Мяч метался по узкому двору туда-сюда, под веселые крики детей и брата.
- Барселона, короче! – кричал Миша.
Дети хохотали.
- Реал, Мадрид!
-У-у.
- Атлетико! Пас! Антуан Гризман!
Племянника, жена Саши Пиджакова, Наташа, в девичестве – Хохлова,  круглая как никогда, дополнявшая свою природную хорошими вкусными мясными нарезками, была теперь практически шарообразна. Жизнь Пиджаковых текла особенно весело – тут были и кенты, и умеренная выпивка, и шашлыки, и, попадая на них, Хохлов пытался кого-то учить жизни, и периодически встревал в скандалы. Но силы уходили. Когда дело прошло до врачей, выяснилось, что рак уже съел половину его нутра. Некоторое время он находился на обследовании в больнице, и он, быть может, чем-нибудь и поживился, но силы вдруг стали стремительно уходить. Когда его привезли домой, он спросил у медсестры скорой:
- А курыть можно?
- Можно. Куры.
Поздние акции – это словно показательная программа фигуриста. Вышел Хохлов на площадь и там нашел мобильный телефон, да еще и неплохой модели, а когда телефон зазвонил, он радостно каркнул:
- Да!
- А кто это? – был вопрос.
- Аналоговнет, бро!
- Э, ты чо.
- В ачо! Следи за рукой! Не щелкай жалом!
Самогон тетя Нина Телегина официально уже не гнала, потому что вроде бы ужесточились законы, но старые клиенты всегда имели возможность остограмиться. Хохлов попросил за телефон двадцать бутылок, но тетя Нина заартачилась – мало, мол, где ты его взял.
- Да где взял, нашел.
- Да что-то ты высох, Игорь. Совсем скелет. Куда ж тебе пить.
- Да врач сказал, пей умеренно, все пройдет. На голодный желудок засадишь, кричит, будет даже лучше. Я тебе говорю, теть Нин, анало-говнет! Слышала про ядерный буксир? Нет? А Пиджаковы, короче, продвинутые, все знают. Мы в свое время знали, что и где утащить, а они, вон, буксируют. Нормалек, чо!
- Ну, давай, Игорек.
Самогонщицы, что действующие, что отставные, имеют обыкновенные так вздыхать, словно бы клиент, уходя, отправляется прямиком на гильотину, но в случае с Хохловым все это было похоже на правду. Вскоре все забыли о его существовании, потому что он совсем перестал появляться на людях, да и корешки к нему не приходили, видимо – уж и не было больше корешков, всех посетил Кондратий. Один таксист, проезжая мимо дома Хохловых, приостановился и спросил у пассажира:
- Это ж Мудло тут живет?
- Да, – отвечал пассажир.
- А что-то не видно его. Жив ли он сейчас?
- Да вроде жив. Если б помер, узнали бы.
- А что-то тут машин много. Я проезжал, думал, что тут другие люди живут. Тут же Тамара жила. Ух популярная в свое время была. Такая грудь, все хотели подержаться. Жива ли она?
- Жива. Но уж сдала. А машины – это Пиджаковы тут живут, дочь Миши и тесть.
- Пиджаковы? Ишь. Блатная фамилия.
Помер же Хохлов, с одной стороны, незаметно – был он, и вот – нет его, но соседи все же собрались помянуть его, вспоминали его хорошими словами.
- Помню, залез он к нам и вытащил весь металлический шифер, - всхлипывая, сказала Люба Петрова, - и весь, Мудло, прости господи, утащил, хоть бы что оставил. А так тащил тихо, даже собака не залаяла. А потом встречаю его, а он здоровается, как ни в чем ни бывало. Ну ладно. Все мы там будем. Давайте.
Закружила потом зима, пришли снега из центральной России, но снега были слабые, какие-то цифровые, сколковские, недолго держали свою силу батальоны холода. Потом снова потеплело, и ветер дул теплый, и скелеты упорных цветов, вернее, стволы их, болтались с каким-то дурным оттенком, будто смеялись. Снова погорел трансформатор. Приехали электрики, курили, курили. Кто-то спросил:
- Слышьте, мужики, а Игорь же на этой улице живет?
- Какой Игорь.
- Ну этот, как его. Аналоговнет.
- А, аналоговнет, - ответили ему, так помер он.
- А чо помер?
- Да хрен его знает. Взял да помер. Ты вот как помрешь, тоже не будешь знать от чего.
- Да ну тебя.
Дальше были обычные разговоры – то еда плохая, то вода. Говорили и про экологию, и про то, что с самолетов рассыпают какие-то споры, приводили в аргумент каких-то блогеров. Вспомнили, правда, что еще в 80-е годы ходили слухи, что американцы сбрасывают с самолетов колорадского жука, а в 90-е годы – грибки, вызывающие помутнение разума и любовь к водке. Снежок лежал мелкий, гранулированный. Как сделали  мужики трансформаторы, так и уехали.