Блок. Нет исхода. Прочтение

Виталий Литвин
Нет исхода

                Нет исхода из вьюг,
                И погибнуть мне весело.
                Завела в очарованный круг,
                Серебром своих вьюг занавесила...

                Тихо смотрит в меня,
                Темноокая.

                И, колеблемый вьюгами Рока,
                Я взвиваюсь, звеня,
                Пропадаю в метелях...

                И на снежных постелях
                Спят цари и герои
                Минувшего дня
                В среброснежном покое –
                О, Твои, Незнакомая, снежные жертвы!

                И приветно глядит на меня:
                "Восстань из мертвых!"
                13 января 1907





     При чтении надо учитывать,  что у Блока рифма не  “Темноокая – Рока”, а “Темноокая – Рока Я”… И «мертвых» произносить не через “ё”, а именно через “е” в рифму к “жертвы”. Как в любимой русской рифме XIX века: “нежно - безнадежно”.

Волохова. Земля в снегу:
     «…У нас бывали частые споры с Александром Александровичем. Он, как поэт, настойчиво отрывал меня от «земного плана», награждая меня чертами «падучей звезды», звал Марией [имя героини его пьесы «Незнакомка» ]— звездой, хотел видеть шлейф моего черного платья усыпанным звездами. Это сильно смущало и связывало меня, так как я хорошо сознавала, что вне сцены я отнюдь не обладаю этой стихийной, разрушительной силой. Но он утверждал, что эти силы живут во мне подсознательно, что я всячески стараюсь победить их своей культурой и интеллектом. Отсюда раздвоенность моей психики, трагические черты в лице и в характере, постоянное ощущение одиночества и отчужденности среди людей…»

     В этом стихотворении в этой 28-ой главе поэмы «Земля в снегу» героиня отчетливо сопоставляется с Незнакомкой.

Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»:   
«
     Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это – дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено.
     Созданное таким способом – заклинательной волей художника и помощью многих мелких демонов, которые у всякого художника находятся в услужении, – не имеет ни начала, ни конца; оно не живое, не мертвое.
      
       Шлейф, забрызганный звездами,
       Синий, синий, синий взор.
       Меж землей и небесами
       Вихрем поднятый костер.
               ("Земля в снегу")
»

      
[На всякий случай: у Волоховой глаза не были синими.
В.П. Веригина. «Воспоминания»:
     «Центром нашего круга игры была блоковская Снежная дева. Она жила не только в Н. Н. Волоховой, но в такой же мере и во всех нас. Не один Блок был «серебром ее веселий оглушен, на воздушной карусели закружен, легкой брагой снежных хмелей напоен», но также и Городецкий, Мейерхольд, Ауслендер и другие. Той же Снежной девой была Вера Иванова с сияющими голубыми глазами. Именно у нее был «синий, синий взор», и у ее шлейфа, тоже «забрызганного звездами», склонялся поэт Городецкий. Правда, он не был ею смирен — он оставался таким же буйным и радостным в ее присутствии, но снежный хмель бродил и в его голове.
     Мейерхольд, также завороженный и окруженный масками, был созвучен блоковскому хороводу и, как все мы, жил в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было реального — ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни страха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под темным звездным небом.
     Звездный купол сиял над нами даже тогда, когда мы сидели в квартире Блоков или перед камином у В. В. Ивановой. У нее мы стали собираться по субботам тесной компанией, причем у нас был уговор не приходить в будничных платьях, а непременно в своих лучших вечерних нарядах, чтобы чувствовать себя празднично.»]

      В исходном стихотворении:

                И на снежных постелях
                Спят цари и герои
                Минувшего дня.

     Спящие цари и герои – они, главным образом, оказались здесь выброшенными из таверны «Ночной  фиалки»:

                «…И увидел сквозь сетку дождя
                Небольшую избушку.
                Сам не зная, куда я забрел,
                Приоткрыл я тяжелую дверь
                И смущенно встал на пороге.

                … Был я нищий бродяга,
                Посетитель ночных ресторанов,
                А в избе собрались короли;
                Но запомнилось ясно,
                Что когда-то я был в их кругу
                И устами касался их чаши
                Где-то в скалах, на фьордах,
                Где уж нет ни морей, ни земли,
                Только в сумерках снежных
                Чуть блестят золотые венцы
                Скандинавских владык.»
 
     Впрочем, «..герои // Минувшего дня…» – необязательно почти сказочны:

                «…На балконе, где алеют
                Мхи старинных баллюстрад,
                Деды дремлют и лелеют
                Сны французских баррикад.

                Мы внимаем ветхим дедам,
                Будто статуям из ниш:
                Сладко вспомнить за обедом
                Старый пламенный Париж.

                Протянув больную руку,
                Сладко юным погрозить,
                Сладко гладить кудри внуку,
                О минувшем говорить…»
                25 февраля 1904»


     Достаточно, что все эти “золотые венцы” и ”баррикады” у них в прошлом, что и герою стихотворения, герою поэмы “не живой и не мертвый” “очарованный круг” пророчит ту же безысходную участь…