Победа будет за нами! Часть 1

ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ! ЧАСТЬ 1.
В О С С Т А В Ш И Й   И З   М Ё Р Т В Ы Х


П Р Е Д И С Л О В И Е


   Когда-то, в далёком детстве, я слышал историю подобного спасения человека после расстрела. Знаю только, что он дожил до конца войны, но я совершенно не помню подробностей того, что с ним произошло после. А посему, когда я поставил героя своей повести в подобные обстоятельства, вначале мне пришлось вместе с ним решать: что делать дальше (?). И так было до тех пор, пока он не укрепился духом и не обрёл почти полную самостоятельность в своих действиях. Ну, а потом, как это обычно бывает при написании приключений, пришло вдохновение, и мне приходилось лишь следовать за ним, пытаясь корректировать реальность происходящих событий.
   В моей новой повести, как это обычно характерно для моих сочинений, вымышленные персонажи присутствуют наряду с реальными героями. К примеру, когда уже было написано начало повести, я решил проверить, какие же на самом деле происходили настоящие исторические события в тех местах, где я непроизвольно определил воевать своего героя. И оказалось, что тогда в этих местах билось с врагами соединение партизанских отрядов, возглавляемое будущим Героем Советского Союза Д.Н.Медведевым. Так что, герой моей повести стал партизанским командиром под его началом. В общем-то, я старался не погрешить против правды, лишь немного подправляя хронологию реальных фактов для удобства собственного изложения. Но самих настоящих событий произошло на порядок больше, и они были весьма масштабнее, чем это мною изложено. Поэтому, я не гарантирую точность настоящих тактических тонкостей, всё-таки это всего лишь литературное сочинение, а не историческое исследование. Но всё же я  старался соответствовать.
   Особой нитью в моём сочинении проходит тема холокоста, антисемитизма и ксенофобии в целом. Я ненавижу национализм в любом его проявлении, который не имеет ничего общего с патриотизмом. А уж называть героями коллаборационистов, лизавших подмётки фашистской гадине, для меня это и вовсе - нонсенс!
   Общее название дилогии я взял из выступления по радио В.М.Молотова 22 июня 1941г.
А теперь, я предлагаю вниманию заинтересовавшихся единомышленников 1-ю часть (о партизанском движении на западе Украины) моей приключенческой военной повести.
   Приятного вам прочтения, мои уважаемые читатели!





П Р О Л О Г

   Когда Андрей пришёл в чувство в кромешной тьме , то сразу же ощутил себя сдавленным со всех сторон. Когда же окончательно осознал своё положение, он понял, что лежит в могиле среди множества мёртвых раздетых тел людей, расстрелянных вместе с ним. Воздуха почти не было. Он попробовал пошевелиться. С трудом, но это у него получилось. Андрей прислушался – снаружи не было слышно явного присутствия кого-либо. Тогда оживший «покойник», напрягаясь изо всех сил, начал помаленьку барахтаться и расширять, окружающее его, пространство. Далее, ворочаясь, он кое-как рывками перевернулся на живот. С большим напряжением, опираясь вниз руками, ему удалось немного привстать на колени. Пытаясь встать на ноги,  расталкивая мертвецов, он, по-маленьку начал вертикально разгибаться. Сверху посыпалась земля. Андрей закрыл глаза и попытался вытянуть, зажатые с боков,  руки вверх. Но, всё же, пока только головой, пробив довольно тонкий слой земли, он смог  «вынырнуть» наружу. Первым делом Андрей отдышался полной грудью и немного передохнул. Потом он поочерёдно вытянул наверх руки и отряхнул с головы землю.
   Уже наступила августовская, лунная украинская ночь, так что видно было достаточно хорошо, чтобы понять, что ни палачей-полицаев, ни немцев поблизости от могильной траншеи не было. Тогда Андрей продолжил выбираться из могилы и, наконец, ему это удалось. Он засыпал руками, образовавшуюся после себя, полость в земляной присыпке, чтобы не оставить следов. Далее он перекатился катком к краю траншеи и полез наверх.
   Голова страшно гудела, и немного кровоточила рана. Пуля прошла по касательной и только контузила его. Убийцы, вероятно, приняли его за мертвого, поэтому и не дострелили, как это обычно они добивают, расстрелянных ими, жертв или же он оказался заваленный трупами.
   Андрей выбрался из этой внушительной (без конца и края), ещё незаполненной доверху,  братской могилы и ещё раз осмотрелся вокруг. Кругом валялось тряпьё - непригодная рвань, брезгливо брошенная мародёрами. Его, видавшая виды, военная форма и сношенная обувь убийцам не понадобились, так что, всё осталось при нём, и даже документы, которые он спрятал под нательным бельём. Он подобрал какую-то тряпку и перебинтовал ей себе голову. Затем, Андрей инстинктивно направился к ближайшему лесу, над которым скорбно сияла полная луна. Что дальше делать, он пока не мог решить…


Н А Ш Е С Т В И Е

   Старшина-сверхсрочник Андрей Васильевич Лелюха числился командиром отделения снайперов отдельной  стрелковой роты РККА. Их дивизия, после присоединения Западной Украины к СССР [сентябрь 1939 года], дислоцировалась в Ровно. Но через два месяца их подразделение командировали в усиление погранвойскам на Советско-Финскую границу, и, как оказалось  - на войну. И, там, в лесах Карелии, Андрей Лелюха приобрёл свой первый боевой опыт. После окончания Зимней войны их подразделение вернулось на прежнее место базирования, в Ровно. Больше года его служба проходила достаточно умеренно, как говорится, без приключений. Но в середине июня (1941 года) его рота в составе батальона выехала на учения в район городка Домбровица [прим. С 1944 г. Дубровица], что расположен в 127 километрах к северу от Ровно и стоит он на небольшой реке Горынь. Сначала учения шли по строго установленному плану и должны были вскоре закончиться. Но…
   Андрей был симпатичным кудрявым брюнетом. Он являлся потомком запорожских козаков (с примесью турецкой крови). Как гласит семейная легенда: «Их  славный предок (храбрый  козак  Лелюх) как-то захватил  в полон (очевидно, для получения выкупа) одну из дочерей большого турецкого паши [высший военачальник, генерал] янычар [юноши — христиане (из числа покорённых народов), воспитанные в радикальном мусульманском духе]. Но сам влюбился в неё и взял себе в жёны. Та, по-видимому, тоже полюбила его и народила ему кучу черноволосых детишек». Так черноволосые кудри и горбоносость передавались в их роду из поколения в поколение.
   Родом Андрей был из-под Запорожья. Очень рано он уехал от родителей в город: в 14 лет (после окончания школы-семилетки) Андрей поступил в одну из Запорожских школ фабрично-заводского ученичества  по специальностям - столяр и плотник. По окончании обучения, в 1930 году он был направлен (работать плотником-бетонщиком) на строительство первой очереди Днепрогэс. По завершении этого строительства, в 1932 году (в возрасте 19-ти лет) Лелюха был призван в ряды Красной армии. Армейская дисциплина сразу же пришлась ему по сердцу. У него оказались исключительные способности к снайперскому делу. С детства Андрей ходил со своим дедом на охоту и научился метко стрелять из берданки. Когда, по окончании срочной военной службы, ему предложили остаться служить сверхсрочно, он сразу же согласился. За эти девять лет службы Андрей превратился в уникального снайпера (призёра нескольких армейских соревнований по стрельбе) и талантливого наставника молодых воинов. А после Северной советско-финской войны, он стал настоящим, обстрелянным бойцом. Начальство ценило его и всячески поощряло.
   Последний год, что уже было сказано выше, служба проходила вполне спокойно, как говорится: «День да ночь – сутки прочь!». Были и часы отдыха. В свободное от службы время Андрей увлекался изготовлением штучной мебели. У него был целый набор отличных столярных и слесарных инструментов, различных приспособлений  и небольшой самодельный токарный станок.
   Собственной семьи у Андрея не было, и большинство своих самоделок он раздаривал друзьям  и хорошим знакомым. Хотя девушки и засматривались на него, но, ни одна из них не сумела завоевать его сердце. А ему казалось, что настоящая Любовь ещё ждёт его впереди. Так что, в подругах Андрея сейчас числилась единственная любимая – снайперская винтовка Токарева СВТ-40 (образца 1940 года), которую он холил и лелеял. По сравнению с предыдущей винтовкой, эта «снайперка» была, просто, превосходна: скорострельность - высокая, стрельба - дальнобойная [прицельная дальность 1300 метров (убойная – до 4-ёх км) с отличной кучностью], Однако она имела очень нежный механизм, за которым надо было регулярно и аккуратно ухаживать. Так, перед самыми запланированными учениями у его винтовки начал заедать самозаряд, эту механику нужно было срочно перебрать, а тут ещё и, как на грех к тому же, треснул  (бракованный) деревянный приклад. Со всей своей любовью к столярному делу, он изготовил из ствола грушевого дерева новый, удобный приклад и покрыл его крепким, красивым, долго сохнущим, лаком. Да ещё, до конца отладить механизм своего любимого оружия Лелюха не успел. А, поскольку, для ремонта он брал винтовку домой (с разрешения начальства), Андрей решил перед самым дежурством (временно) до утра спрятать снайперку в дупле большого дуба, что стоял на заднем дворе дома, где он квартировал, чтобы вездесущие мальчишки (во главе с хозяйским сыном) ненароком не нашли его винтарь! Туда же он спрятал и патронташ, наполненный ружейными патронами, который случайно тоже прихватил с собой на дом.
   Но с дежурства по роте старшина Лелюха не смог заехать домой. На следующее утро по тревоге он вместе со всеми бойцами выехал на полевые учения.
«Ничего!» - решил Андрей: «Никуда она не денется, пока идут учения»…
   Но в ночь на 22 июня 1941 года по лагерю объявили боевую тревогу. Их батальону было приказано: «Срочно выдвинуться в сторону границы и занять, заранее определённые, по «линии Молотова», боевые рубежи на случай новой провокации с немецкой стороны. Но это оказалось не провокацией, а коварным нападением, без объявления войны.
   До места, в полной неразберихе, батальон не успел добраться. Связь в войсках была нарушена. Начался хаос и спонтанное отступление. Снабжение боеприпасами и продовольствием сразу же прервалось.
   Уже к 29 июня группа германских армий «Юг» продвинулась к линии на рубежах городов Луцк-Ровно-Броды.
   Их батальон вернулся под Домбровицы, но остальных подразделений дивизии там уже не оказалось. Приказов ни наступать, ни отступать не поступало. Наконец, к ним пробился нарочный с письменным приказом командующего к отступлению на рубежи старой границы. Некоторую часть военного имущества пришлось зарыть в лесу, там, где раньше проходили дивизионные учения, чтобы налегке пробиться (через линию фронта) к своим войскам.
   Вот так, отступая с боями, их батальон, неся невосполнимые потери, вырвался из окружения и соединился с основными силами Киевского военного округа, уже преобразованного в Киевский укрепрайон, и влился в 6-ю армию Южного фронта. Но уже в начале августа, в результате прорыва немецких танковых частей, они вновь были вынуждены воевать в условиях окружения. На этот раз выйти из котла им не удалось. Почти весь их батальон погиб в попытке вырваться из кольца блокады, а многие из тех, кто остался в живых – попали в плен.
   Старшина Андрей Лелюха уж никак не ожидал, тем более, не собирался попадать в плен. Но от судьбы не убежишь. Их роту (своим резким натиском) фашисты рассеяли по лесу и тут же начали его прочёсывать. Когда немцы плотно окружили Андрея, у него в винтовке трёхлинейке уже не осталось патронов. От внезапного замешательства у него не хватило мужества попытаться вступить в бесполезную рукопашную схватку с, многократно превосходящими его по численности, врагами. Так старшина Лелюха и оказался во вражеском плену…


В С Т Р Е Ч А   С   М А Д О Н Н О Й

   Андрей шёл по ночному лесу и вспоминал обстоятельства своего расстрела.
   Колонну из советских военнопленных гнали по дороге в сторону запада. Неожиданно, их нагнали эсэсовцы на мотоциклах. Конвой остановил движение, и эсэсовцы, проходя вдоль строя пленных солдат, начали выталкивать к обочине некоторых  красноармейцев и командиров, тявкая словами – «юдэ» и «комиссар». В том числе вытолкнули из колонны и Андрея, приняв его за еврея. Потом их погнали в другую сторону…
   На огромном лугу у окраины леса открылась невероятно страшная картина: сотни (а, может, и тысяча) раздетых людей - выстроены вдоль огромной траншеи. Андрея и других пленников втолкнули в эту толпу, состоящую из взрослых и детей разного пола. В нескольких метрах от них растянулась разношёрстная орава полицаев из украинских националистов, вооружённых винтовками. Многие уже были облачены в чёрную полицейскую форму. Другие, кто ещё не получил фашистского мундира, несмотря на середину августа, стояли в зипунах, поверх вышиванок, и в конусных, барашковых кучмах на головах. В общем, свора коллаборационистов, си речь, обыкновенные предатели, изменники Родины и перебежчики из отряда ОУН [Организация украинских националистов].
   Немцы стояли поодаль в оцеплении. Создавалось такое впечатление, что они здесь только руководят, а вся «грязная» работа возлагалась на их прихлебателей - полицаев.
   По чьей-то зычной команде, послушные негодяи начали стрелять из винтовок в свои жертвы. Андрею пуля попала вскользь по голове, и он повалился вниз по склону траншеи, теряя сознание…
   Все эти ужасные воспоминания вызывали у Андрея приступы яростного гнева, от собственного бессилия, и страстное желание мести убийцам. Да! Он сейчас остался жить, но эта жизнь дана ему, чтобы свершить справедливое возмездие! И он будет мстить, как говорится, до последней капли крови - и своей, и врагов.
   Он осторожно шёл по лесной тропинке, тихо, как бывалый солдат, стараясь не наступать на сухие ветки, валяющиеся под ногами.  Вдруг он услышал чьи-то всхлипывания. Андрей подошёл ближе и увидел, как под берёзкой сидела и плакала, то ли девочка, то ли молоденькая девушка. В свете луны он её толком не рассмотрел. Андрей подошёл ближе и удивлённо спросил:
«Чего плачешь и что ты тут ночью делаешь, девочка?».
Она вздрогнула, но увидев солдата в красноармейской гимнастёрке, немного успокоилась и ответила:
«Сижу, жду своей смерти! Мне это только и осталось!».
«Нашла, чего ждать! Давай, рассказывай: в чём дело, что у тебя случилось?».
   Девушка глубоко вздохнула (всё ещё рывками от слёзного всхлипывания) и после небольшой паузы, начала свой рассказ:
«В наше село вошли немцы и их помощники из местных украинских мерзавцев. Всех жителей выгнали из своих домов, и повели большой толпой в сторону этого леса. Меня не было дома. Когда я вернулась из леса с грибами, то увидела, что у всех домов настежь распахнуты двери, а в конце села – хвост большой колонны из людей нашего и соседних сёл. А по многим домам уже начали шастать украинские грабители и выгонять из дворов, оставшийся без хозяев, скот. Тогда, я вернулась назад, за околицу, обогнула село вокруг, немного нагнала колонну и скрытно пошла следом. Уже вечерело, когда людей, человек триста,  привели на опушку леса Сосенки, где уже была вырыта длинная траншея. Всем приказали раздеться, и начался расстрел. Негодяи не пожалели даже младенцев. Я всё видела. И моих родных – маму и младшего братишку,  всех убили, всех до одного! Что мне теперь остаётся делать? Только – тоже умереть!».
«Нет!» - жёстко сказал Андрей: «Не правильно говоришь, девонька! Надо отомстить за всех безвинно убитых людей! Пусть теперь враги наши подыхают! И ты не думай о смерти, думай о неотвратимом возмездии этим подонкам!».
«Как? Как я могу одна, безоружная слабая девушка, отомстить?».
«Ну, во-первых, теперь нас уже двое! А, во-вторых, у нас с тобой цель одна – наказать палачей от имени мёртвых. Кстати, как раз, я - один из них и есть. Для того я и воскрес, чтобы воздать убийцам за содеянное зло!».
Девушка испуганно посмотрела на Андрея и тихо спросила:
«Как, воскрес из мертвых?».
«Как Христос: «Смертию – смерть, поправ!».  Не бойся меня, я не призрак. Просто, эти сволочи, не смогли убить меня до конца. И для меня теперь нет иного дела, кроме, как воздаяния заслуженной кары убийцам! Подключайся к моей «компании мстителей», если пожелаешь!».
Девушка, с некоторым недоверием, посмотрела на перевязанную голову безоружного солдата и спросила его:
«А как мы сможем бороться, ведь у нас нет никакого оружия! Где мы его возьмём?».
«Пока не знаю. Для начала: или на местах бывших сражений, или же, у врага отобьём, это уж, как получится! Есть ещё один вариант: я знаю одну тайную закладку оружия и питания, но, чтобы дойти туда, нужно преодолеть сотни полторы километров, да ещё по открытой степной местности… 
Хотя, это нам пока не под силу, но я чего-нибудь придумаю!».
«Тогда, я с тобой… (?)».
«Андреем меня звать! А, как тебя зовут, о, юная дева?» - подсказал и спросил Андрей.
«Меня зовут Мирьям или, просто, Мира» - скромно представилась девушка, потупив глаза, впрочем, её лица Андрей всё равно уже не мог разглядеть, так как луна (в этот момент) спряталась за тучки.
«Ладно, давай-ка, Мира, укладываться спать. Утро вечера мудренее» - сказал Андрей и взялся выламывать ветки для устройства ночлега…
   По своей солдатской привычке, старшина Лелюха проснулся рано утром. Под соседним деревом на импровизированной лесной постели, которую ночью из веток соорудил Андрей, спала Мира. Он взглянул на неё и чуть не обомлел – девушка была необыкновенной, какой-то библейской, красоты, чем-то похожая на мадонну с картин итальянских мастеров.
«Ну, прямо, «спящая Юдифь». Ах, какое  небесное создание!..» - это первое, что пришло ему на ум.
   Но пора было возвращаться к жестокой реальности и решать главный вопрос: «Что сейчас делать?».  Или, хотя бы:  «С чего начать?».


С И Н И М   П Л А М Е Н Е М

   Вдруг, Мирьям горестно вскрикнула и проснулась.
Андрей тихо произнёс:
«С добрым утром, Мира, я тебе не говорю, но пора вставать. И не кричи больше так громко. Мы же не за грибами в лес пришли. Хотя, ягоды нам сейчас, конечно, не помешают. Честно говоря, живот уже подводит от голода. Да и осмотреться вокруг - пора!»
Девушка посмотрела на своего нового, очень симпатичного, знакомого и, поздоровавшись,  просто спросила его:
«Андрей, а ты что, тоже еврей, раз тебя вместе со всеми пытались расстрелять?».
На что Андрей, вставая со своей лежанки, строго ответил ей:
«В моей крови намешан целый букет национальностей, так что, не исключаю и эту, хотя по документам я и украинец по фамилии Лелюха Андрей Васильевич. Но это теперь не имеет никакого значения, потому что, мы с тобой сейчас – партизанский отряд «Народный мститель», а ты, просто, мой первый боец и заместитель. Так что, давай, национальный вопрос оставим на потом, сейчас перед нами стоят другие задачи и намечены иные цели. А пока, пойдём по ягоды».
   Для маскировки их бывшей  ночёвки, Андрей разбросал в разные стороны ветки, из которых были сложены оба спальных места. Когда он снова повернулся к Мире, чтобы позвать её за собой, та посмотрела на грязную тряпку, которой была перевязана голова её спутника и, с заботой о нём, заметила:
«Надо бы перевязку тебе сделать, Андрей, а то, рана может загноиться. Я, как-никак, а медик: в прошлом году окончила фельдшерский факультет медицинского училища в Житомире и распределилась работать сюда, в Ровно. Эх, жаль, что у нас чистых бинтов нет».
«Добудем! Что-нибудь придумаем! Ну, ладно, пошли, Мира».
   Мимоходом, собирая лесные ягоды  и ещё недозрелые орехи, Андрей спросил свою спутницу:
«А почему, Мира, ты оказалась в деревне? И, странно, но я сам долго служил в Ровно, однако тебя там не встречал. Мимо такой девушки, как ты, не обернувшись  –  не пройдёшь... Тьфу, что-то я не то несу, извини!».
«Ничего, не извиняйся! От бабушки и дедушки, которых я никогда так и не увидела, в наследство остался дом в селе, куда, после воссоединения с Западной Украиной, переехали родители и младший брат. А старший брат тогда заканчивал иняз в Киеве (он навещал  меня на съёмной квартире в Ровно) и потом был призван в армию. Ну, а я была в отпуске, в гостях у родителей, а тут и война началась, отец сразу же ушёл в военкомат и отправился на фронт, но мы уехать не смогли. А в городе ты меня не видел, потому что, я по натуре – домоседка. И там, в основном, кроме работы, посещала только библиотеку. Ты бывал в ней?».
«Да, нет! Как-то не приходилось! Всё не до неё было – служба.  Да…
Ну, а ты теперь больше не домоседка, а партизанка, так что, учись жить в лесу. И, как говорят у нас в армии: «Делай, как я!». Ты лучше скажи, а далеко отсюда ваше село? Надо бы нам туда наведаться и кое с кем посчитаться!».
«Ты, что? Нас там сразу же схватят и убьют!».
«А мы потихонечку. Ты ведь, наверняка, знаешь там все тайные тропы. Пора бы нам оружие добыть и еды, какой, сносной, а то: на этих ягодах мы с тобой долго не протянем!».
«Хорошо, я проведу тебя, но, что мы там будем делать?».
«Увидишь» - спокойно сказал Андрей…
   Уже смеркалось, когда они скрытно добрались до дома Боревичей - родителей Миры. Это и соседние сёла раньше были сплошь заселены еврейским населением. А сейчас здесь царила полная запущенность, и теперь тут хозяйничали украинские мародеры.
   Полицаи расположились в хате, напротив, вместо бывших зажиточных соседей – Дудников. Ставни и окна добротного дома были раскрыты настежь, и было слышно, как захмелевшие бандиты хвалились своими «подвигами», поведать о которых, у порядочного человека, язык не повернётся. Они были настолько уверены в своей безнаказанности и безопасности, что, даже, выставленный для проформы, пьяный часовой, сидя на завалинке, сладко дремал в позе кучера. Из окна послышалась очередная хмельная похвальба:
«А, здорово ми цих жидів поклацали! Шкода, кращі шмоткі німцям дісталися. Ну, нічого, ми ще прибарахлимося!".
«Не дождётесь, сволочи» - решил про себя Андрей. Мире он тихо приказал ждать его у своего дома, а сам направился к хате Дудников. По дороге, он подобрал большой булыжник с земли и подкрался к, безмятежно кемарившему, часовому. Размахнувшись, Лелюха вложил (в это «оружие пролетариата») всю силу своего благородного гнева, и, мощным ударом в висок, навечно успокоил полицая. Тот даже пикнуть не успел, так что в доме ничего не заподозрили. Андрей забрал винтовку и патроны у убитого. Он очень удивился тому, что полицай был вооружён нашей трёхлинейкой – винтовкой Мосина. Потихоньку войдя в дом, он увидел, что, сильно опьяневшие от самогона, полицаи ничего уже не соображают. Спокойно собрав винтовки и захватив снятые патронташи, он вышел из светлицы в сени и снаружи подпёр дверь, стоявшей там, лавкой. В кладовой хозяев он нашёл керосин и спички, а так же, некоторый запас продуктов. Набив большой заплечный мешок едой и ещё кое-какими полезными вещами, подхватив (за ремни) оружие, он прихватил с собой ещё и бутыль с керосином и вышел во двор, где опустил всю поклажу наземь. Затем, Андрей прикрыл все ставни и зафиксировал их кольями. Далее. Продукты и пару винтовок он передал Мире, которая тут же подошла, когда увидела, что Андрей вышел во двор.  Он велел  ей отойти подальше (то есть, вернуться к себе во двор).  Затем, Андрей расплескал керосин по ставням и, сколько смог - на соломенную крышу, остатки вылил в сени и оставил там бутыль. Потом он взял большой пучок соломы, сделал нечто вроде факела, зажёг его, и запалил им крышу с разных сторон и ставни мазанки. Остаток от факела он бросил в сени, да, на всякий случай, подпёр и входную  дверь, но уже – лопатой. Всё моментально заполыхало.
   Возле двери Андрей увидел небольшой острый топорик, не удержался и забрал себе, заткнув его за  пояс гимнастёрки, прихваченной брезентовым ремнём, снятым им с убитого часового.
«Горите, синим пламенем, гадюки!» - сказал Андрей, переходя улицу в соседний двор, где его ожидала Мира.
   Подожжённая хата разгорелась ещё сильнее. Через некоторое время послышались крики и удары из горящего дома. Одну ставню полицаям удалось выбить, но выбраться из дома они не смогли, так как, Андрей меткими выстрелами пресекал эти попытки. Вскоре, горящая крыша обвалилась внутрь дома. Всё было кончено. Андрей и Мира увидели, как из другого конца села к пожарищу, на помощь к своим, пылающим в огне, собратьям, уже бежали другие полицаи. Некоторых из них Андрею удалось положить из винтовки, но их было слишком много, так что, пока вражины залегли, мстителям пришлось срочно отступать задними дворами и огородами за околицу села.



В   П О Х О Д   З А   Л Ю Б И М О Й

   За плечами у Андрея был большой мешок (на лямках) с вещами и продуктами, которыми он разжился в ходе этого, их первого боевого, партизанского рейда. Он был так разгорячён прошедшим боем, что только за околицей обратил внимание на то, что его напарница, спешащая позади и постоянно отстающая от него по ходу, тоже несёт за спиной большую заплечную котомку, набитую каким-то скарбом. Помочь ей он не мог, так как, сам тащил ещё пять винтовок с патронами (шестую несла Мира). Тогда Андрей решил, хоть как-то, немного приободрить свою напарницу:
«Ого, какая же ты хозяйственная, Мирьям! Повезёт тому мужику, которому ты достанешься в жёны! Чего, хоть, прихватила то?».
«Зря смеёшься, я захватила из нашего дома много полезных и нужных вещей. А ещё бинты, мазь  и йод для тебя. И кое-какие свои личные вещи» - по-деловому на его слова отреагировала,  вся запыхавшаяся от быстрой ходьбы и под тяжестью за спиной, Мира.
   Солнце уже село за горизонт. А они шли и шли по лесу в северо-восточном направлении, отдаляясь всё дальше и дальше от села, где раньше жили родные Миры.  Держалась она стойко, однако её силы были уже на исходе. А Андрей вёл и вёл её, без остановки, пытаясь забраться в самую глушь. Наконец, командир партизанского «отряда» решил, что они ушли на (достаточно) безопасное расстояние и объявил ночной привал у небольшого лесного ручья.
   Когда, совсем обессиленная с непривычки, от долгой ходьбы, Мира отдыхала, Андрей, составив оружие в импровизированную пирамиду, взялся за своё привычное дело. Топориком, что он прихватил с собой, как бывший плотник – по-деловому, нарубил жердин, елового лапника и соорудил великолепный, просторный шалаш. Затем, натаскал сухих сучьев и устроил рядом партизанский костёр с рогатинами по краям, на которые подвесил жердину и котелок с водой. Потом они по очереди намылись в чистом, прохладном ручье.
И, когда вода закипела, Мира насыпала  в котелок крупы и стала варить кашу.
   А пока варился ужин, Мира взялась делать Андрею перевязку. Засохшую тряпку пришлось отмачивать, чтобы снять её с головы. Потом она мастерски обработала рану, смазала её какой-то мазью и профессионально наложила чистым бинтом новую повязку. Одновременно, Мира, чтобы отвлечь товарища от болезненной процедуры, задала ему самый известный девичий вопрос:
«Андрей, а у тебя есть жена или любимая девушка?».
На что, морщась от боли, пациент ответствовал:
«Жены нет, а вот любимая, как раз, есть!».
Эта новость сначала огорчила Миру, но потом Андрей продолжил свой ответ:
«И лежит она сейчас в дупле возле дома, где я квартировал!».
Поняв, что Андрей смеётся над ней,  Мира, немного обиженно, сказала:
«Да, ну, тебя! Всё шуточки, а я тебя серьёзно спросила!».
«А я и не шучу! У настоящего козака есть только три любовные привязанности: его боевой конь, острая сабля и безотказная винтовка. Так вот, моя единственная любимая снайперская винтовка, как раз, там и спрятана, и я всё время думаю, как бы мне её выручить, то есть вернуть своему законному хозяину».
«А ты меня научишь стрелять?».
«Конечно! Это наипервейшее  дело. Настоящая партизанка должна уметь метко стрелять. Как у тебя со зрением?».
«Зрение у меня хорошее, но я боюсь всяких там ружей. Признаюсь, еле несла и с большой опаской за тобой эту стрелялку!».
«Это от незнания и от отсутствия опыта, но такое проходит. Я ещё из тебя отличного снайпера сделаю!».
   После ужина они улеглись спать в шалаше, каждый в своём углу, и тихо вели беседу.  Мира рассказала, что её отец был председателем сельского совета, но, в (первый же)  день начала войны, ушёл добровольцем на фронт, а старший брат (ещё с прошлого года) служит в армейском парашютно-десантном  подразделении…
   Потом, они ещё долго строили планы похода в Ровно за любимой винтовкой командира. Засыпая, Мира вдруг вспомнила  известный народный афоризм:
«С милым - рай (и) в шалаше!».


Д В О Е   В Ы Ш Л И   И З   Л Е С А

   Лес, где они устроили себе пристанище, находился примерно в сорока километрах на юг от Ровно. Но это был оазис в лесостепи. И если с запада на восток он простирался километров на пятьдесят, то с севера на юг – не более десяти. И долго укрываться в таком небольшом лесу не получится. Когда каратели задумают устроить «прочёс» - обязательно накроют партизанское убежище. Надо было срочно уходить на север - там лесной массив значительно больше и гуще. Тем более, в лесу (возле посёлка Домбровица), где проходили учения их батальона, при прорыве из окружения, по приказу военного командования дивизии, был оставлен и законсервирован склад с вооружением и значительным запасом продовольственного питания. И, если получится, то оттуда, всё же, надо попробовать пробиться к нашим. Андрей ругал себя за нерешительность, за неуверенность в том, что они смогут туда добраться. Но тянуть было дольше нельзя, к тому же, место закладки НЗ [неприкосновенный запас]  было известно не только ему одному, об этом знали ещё несколько человек, которые могли уже там побывать и всё забрать.
   После  дерзкого нападения на полицаев, Андрей был твёрдо уверен в том, что долее оставаться им здесь, в редколесье, было  опасно. По пути к закладке, он надумал, всё же, заглянуть в Ровно и выручить свою снайперскую винтовку. Однако, идти придётся по степной, открытой местности, да ещё с большим грузом, который они с таким трудом получили и не хотели бросать. Значит, до опушки леса они пойдут днём, а далее, дождутся ночи и… Но смогут ли они по темноте успеть дойти до Ровно и, в ожидании следующей ночи, укрыться где-нибудь? Вот, в чём вопрос!
   Так он размышлял, когда с котелком подошёл к лесному ручью, чтобы набрать воды. Чуткий к разным посторонним звукам, он услышал, как впереди хрустнула ветка. Моментально, сняв винтовку (с которой теперь не расставался) со спины, он залёг за ближайший куст. Звериным чутьём, он ощутил чей-то взгляд из-за другого куста, того, что раскинулся за ручьём. Чтобы предупредить Миру, и вызвать предстоящий бой с неизвестными на себя, дабы прикрыть её, он громко крикнул:
«Эй, кто там, в кустах сидит? Выходи!».
Однако, Мира вместо того, чтобы укрыться где-нибудь подальше, с другой винтовкой прибежала на его крик и залегла рядом, за тем же кустом. Андрей хотел отругать её, но было поздно, тогда он снова крикнул:
«Выходи, или стрелять буду!».
Мира, как её уже успел научить Андрей, передёрнула затвор и загнала патрон в патронник. Это подействовало. И тогда, из-за кустов отозвались:
«Вы, случайно, не товарищ старшина Лелюха будете?».
«А ты, кто такой?» -  спросил  удивлённо Андрей.
«Товарищ старшина! Не стреляйте. Это мы, бойцы Вашего отделения Бойко и Романов».
Из-за кустов вышли двое с поднятыми руками. Были они оборванные и грязные до неузнаваемости. Но на лицах у них сияли счастливые улыбки. После безвыходного и опасного скитания по лесу, они, всё-таки, наконец-то, встретили своего командира, надёжного человека, в чьи руки можно смело доверить свою Судьбу!
«Ну, вы даёте, братцы! Чуть не выстрелили в вас! Давно плутаете?».
«С того самого момента, когда фашисты нас рассеяли по лесу, но нам удалось уйти от них. Почти четыре дня не евши скитаемся».
«Ладно, теперь вы снова поступаете под моё командование. Прошу познакомиться с доктором и заместителем командира нашего партизанского отряда Мирьям Боревич. А пока готовится завтрак, приведите себя и свою форму в порядок, а то на разбойников похожие стали, тут и ручей вам  в помощь!»…
   Ребята изрядно наголодались и торопливо поглощали пищу из своих котелков. Андрей подождал, пока они немного утолят голод, чтобы изложить им свой план. Однако, неожиданно спросил:
«Бойцы, а где ваше оружие?».
Оба скитальца моментально перестали стучать ложками и, опустив головы, хором виновато пробубнили:
«Не уберегли, потеряли винтовки, когда переправлялись через реку…»
«Хорошо, хоть свои котелки с ложками сохранили, а то, какие бы вы были бойцами без них (?)!» - укоризненно заметил старшина Лелюха.
Тогда красноармеец Романов (в плане собственной реабилитации) сказал:
«Зато у нас оптические прицелы сохранились, мы их сняли и уложили в свои сидоры».
«Это, пейзажи, что ли, через них разглядывать?.. Ладно, приладим ваши прицелы на новые винтовки. Ешьте, давайте, а то всё уже и так остыло!».
Мира всё это время молчала, ей жалко было молодых ребят, хотя их судьба – привычная, солдатская.
   После завтрака Андрей выдал каждому бойцу по новой винтовке, к которым он прикрепил их оптические прицелы.  Почти все, оставшиеся у него, патроны он разделил на четыре винтовки, оставив себе в резерв небольшой запас.
«Надо будет, ещё пристрелять их и отъюстировать прицелы» - деловито заметил старшина, выдавая своим бойцам новое оружие и патроны.
   Они распределили груз, в основном – на троих. Мире досталась её винтовка, почти пустой патронташ и небольшой заплечный мешок с её личными вещами. Перед покиданием лагеря, то есть, места временной стоянки, несмотря на категорическую нехватку патронов, пришлось  немного пристрелять снайперское оружие. А заодно, и Миру поучить первоначальным навыкам стрельбы из винтовки. После чего, они спешно покинули это расположение.
   К вечеру отряд уже вышел к опушке леса.


В   Р О В Н О

   Всю ночь они ходко шли в северном направлении (насколько могли ориентироваться в темени), Мира еле поспевала за их походным строем. Уже рассвело, а они всё ещё шли к своей цели. Хорошо хоть, пока никого из вражьих субъектов не встретили на своём трудном пути в обезлюдевшей местности. Так что, они, после небольшого привала, рискнули пойти дальше. К обеду их маленький отряд достиг западных рубежей бывшей обороны города Ровно. Место боя было всё перепахано снарядами.
   Они обследовали множество ходов сообщения и окопов, но пока ничего полезного для себя, кроме сапёрных лопаток, не нашли, видимо, немецкие трофейщики тут уже основательно похозяйничали. И вдруг они наткнулись на небольшой, засыпанный снарядными взрывами, бревенчатый капонир или блиндаж. Очевидно, немцы поленились откопать вход в него. Все вчетвером, найденными сапёрными лопатками, партизаны принялись откапывать  это фортификационное сооружение. Когда им удалось прокопать небольшую щель, оттуда, изнутри блиндажа, пахнуло сильным смрадом - трупным запахом. Но это совершенно не смутило и не остановило наших землекопов. Они отрыли небольшой лаз, и старшина, обмотав лицо мокрой тряпкой, первым проник внутрь этого капонира. Хотя капониром эту землянку или блиндаж можно было назвать чисто условно, с большой натяжкой. Осмотревшись при тусклом свете, исходившем из лаза, Лелюха обнаружил внутри четырёх погибших воинов. Абсолютно не испытывая брезгливости к нашим павшим бойцам, старшина начал по одному подтаскивать их к лазу и подавать ребятам наверх, а те, быстренько подхватывали трупы и относили их в сторону. Последним он подал тело молодого лейтенанта и следом вылез сам, чтобы отдышаться и дать проветриться этой землянке.
   Защитников Ровно они похоронили в одном из окопов. Их документы забрал старшина Андрей Лелюха. Предварительно, когда старшина снимал с лейтенанта портупею с кобурой и наганом  в ней, как бы извиняясь перед мёртвым командиром, он произнёс:
«Прости, лейтенант, но тебе это больше не понадобится!».
   А также, после лейтенанта остался бинокль и планшет, в котором главными ценностями были карта местности и компас. Так что,  теперь они уже не будут ориентироваться вслепую.
   Проветривалась землянка плохо, поэтому, сообразив, где следует копать, старшина проделал ещё одну маленькую щель (в районе амбразуры)  для наиболее лучшей вентиляции обнаруженного ими помещения. Затем старшина решил, что хватит маячить на виду, и пора всем укрыться в землянке. Ребята спрыгнули туда первыми. Мира же, никак не могла решиться спуститься в этот капонир, который ей всё ещё представлялся братской могилой. Андрей накинул на себя лейтенантскую портупею, и строго приказал Мире:
«Не распускай нюни, привидений там нет! Дольше оставаться наверху опасно, дуй немедленно в лаз!».
   Но и это не подействовало на неё, тогда Андрей взял Миру за руку и втянул её за собой следом в земляное сооружение. Землянка уже проветрилась, так что дышать в ней стало значительно легче, правда, весь тяжёлый запах из неё пока не выветрился. В капонире они обнаружили ящик с гранатами, противотанковое ружьё [ПТР], станковый пулемёт «Максим», два новых ручных пулемёта ППД [пистолет-пулемёт системы  Дегтярёва, образца 1934 года] (всё с боезапасами), а, главное, на столе в этом блиндаже стояла миниатюрная походная рация в исправном состоянии. Бойко, как радиотелефонист отделения снайперов (в морзянке он был не силён), включил и опробовал её на приём – всё работало. Тогда он настроил радиостанцию на волну Московского радио, и они, впервые за долгое время, смогли прослушать сводку Совинформбюро. Сведения были неутешительными: враг уже пытался танковым охватом прорвать оборону и взять Киев, но это ему пока не удавалось. Андрей понял, что его первоначальная идея: попытаться из Дубровицы пробиться к своим, скорее всего, является авантюрой. Немецкие армии  ушли уже далеко на восток, а значит, надо капитально обосновываться здесь и вести свою войну в тылу вражеской оккупации.
   В оставшихся личных вещах погибших они нашли чистое обмундирование и, преодолевая неловкость, переоделись. Мира с радостью, на это время, вылезала отдышаться наружу. Потом, когда она вернулась, старшина Лелюха подал Мире полевую военную форму самого небольшого, из найденных им, размера и велел ей тоже переодеться, со словами:
«Хватит тебе, рядовая Боревич, ходить в платьишке, это неудобно. Ты теперь боец  Красной армии, так что, изволь, переодеться, мы отвернёмся».
И Мире пришлось подчиниться, но только ботинки она оставила свои, так как все сапоги были ей слишком великоваты…
   Обеденное время уже давно прошло, и надо было хоть чего-нибудь да поесть, но аппетит у всех отсутствовал. Так они и просидели в этой землянке-капонире до самого вечера…
   На рейд в Ровно Андрей решил взять с собой, лихого на авантюры, Романова Максима. Так как Миша Бойко, не очень бойкий до женского пола (так решил про себя Лелюха), он останется в блиндаже на охране и поддержке (в случае чего). Кроме винтовки, Андрей собирался забрать свой столярный инструмент и некоторые личные вещи. Когда стемнело, они прикрыли лаз плащ-палаткой и зажгли коптилку в блиндаже. С собой «десантники» решили (вместо винтовок) взять автоматы, ещё прихватили ножи, по две гранаты и наган лейтенанта. По темноте они отправились в путь.
   Ещё днём старшина сделал небольшую вылазку с биноклем, дабы определить месторасположение постов, при въезде в город, чтобы ночью обойти их…
   Мира не могла найти себе места, ожидая и волнуясь, в первую очередь, за Андрея. Она сама себя не понимала. Обычно, как женщина, она не обращала на мужчин никакого внимания, их ухаживания она старалась игнорировать, особенно тех, кто допускал антисемитские шуточки в разговорах. А тут… Она и знает то Андрея всего несколько дней, а переживает о нём, как о самом близком, родном человеке!
   Ребята хорошо знали город, поэтому обошли посты по тихим переулочкам и, минуя встречи с патрулями, они, наконец-то, подошли к дому, где последнее время проживал старшина Лелюха. Время было около полуночи, но в окне хозяйки горел свет. Старшина подкрался к боковому окну и заглянул внутрь.
   За столом сидели четыре немецких офицера, они играли в карты, одновременно попивали коньяк. Андрей только было хотел отойти от окна, как из-за угла вышел часовой. Но не успел тот, и пикнуть, как сзади на него набросился Романов и перерезал ему горло. Они пошли на задний двор и в сумерках увидели страшную картину: хозяйка и её сын подросток были повешены на том самом дубу, куда Лелюха спрятал свою винтовку.
   Решение пришло мгновенно. Сначала старшина залез на дерево и перерезал верёвки, Романов внизу принял трупы и положил их под дерево. Потом Андрей достал из глубокого дупла винтовку и патронташ, и бесшумно слез с этого скорбного дуба. Затем они потихоньку зашли в дом. Андрей направился в свою комнату, где расположилась охрана, а Романов с гранатой в руке подошёл к двери горницы. Передёрнув затвор автомата, Лелюха ворвался в комнату с охраной и начал поливать спящих фашистов автоматным свинцом. Одновременно, Романов выдернул чеку и забросил гранату в горницу. От взрыва тут же выбило дверь.  Вслед за взрывом, Романов вбежал в комнату, где развлекались офицеры, все они были повержены брошенной им гранатой. В комнате занимался пожар. Он прихватил два, попавшихся ему на глаза, пистолета и выскочил из горящей горницы.
    Андрей забрал из-под шкафа чемодан со своим инструментом. Вещей его не было. Очевидно, оставленная парадная  военная форма, найденная фашистами, и погубила хозяйку и её сына. Надо бы собрать остальное оружие, но рук не хватает, да и долее мешкать было некогда. Когда они выбежали из дома, то увидели нескольких фашистов, успевших уже заблокировать выход из двора. Из двух автоматов они «покрошили» этот патруль. На улице раздались полицейские свистки. Ребята не стали испытывать судьбу, прихватили чемодан и старшинский винтарь, и «растворились» в темноте, выскочив через задний двор. Ни в одном ещё кроссе они не бегали так быстро. Выскочив из-за угла, они чуть не наткнулись на другой патруль. Но, вовремя брошенная, граната расчистила им путь для отступления…
   Покинув, негостеприимный теперь для них, город, они не сбавляли темпа, пока не добежали до бывшего рубежа обороны. Когда Лелюха и Романов подошли к блиндажу, их окликнул Бойко, они отозвались.
   Мира безо всякого стеснения кинулась обнимать и целовать Андрея. Это немного смущало его, так сказать, в присутствии подчинённых. Но ребята посчитали это самым естественным делом, так как, сразу заметили нежное отношение докторши к их строгому командиру.


Л А Г Е Р Ь   В   Д О М Б Р О В И Ц К О М   Л Е С У

   Леса Домбровицкого района являются южной окраиной Белорусского полесья, на северо-западе (от них же) простирается знаменитая Беловежская пуща. Места – самые, что ни на есть, партизанские!
   Там и собирался Андрей устроить базу для своего, пока малочисленного, отряда. А посему, надо было срочно идти на север, но наши партизаны не могли забрать с собой всё добытое вооружение и имущество, однако, и бросать – не собирались.
   Этой же ночью они перетащили в ближайший перелесок ПТР с боеприпасами, пулемёт с коробкой лент, набитых патронами, лишние винтовки и ещё кое-что из имущества, без которого первое время можно было обойтись. Выкопали яму, всё оружие и полезные вещи они упаковали двумя плащ-палатками, зарыли и закидали ветками. Это место старшина отметил на карте, на которой уже имелась отметка о захоронении ими тех четырёх , погибших в блиндаже, героических бойцов.
    Оружие распределили так: у обоих красноармейцев остались их снайперские винтовки, один автомат Андрей передал Мире (предварительно научив её: как с ним управляться). Сам, кроме нагана, вооружился вторым ППД и своей снайперкой. Мужчины захватили по две гранаты, а девушке дали одну. Продовольствие и патроны забрали все, и так, кое-что, по мелочи. Груз на каждого солдата получился приличный, и, даже, у Миры, теперь, сидор стал несколько солиднее прежнего. В новый поход выступили следующей ночью.
   Идти по прямой было опасно, поэтому маршрут старшина проложил: вдоль реки Горынь - от перелеска к перелеску, где совершали дневной отдых, ели чаще всухомятку, но чай, при возможности, старались накипятить. Поскольку, шли по ночам, то, немцев и полицаев не встречали, так как те опасались совершать передвижения в лесу в эту пору.
   Изрядно измотанные, особенно, Мира, через несколько ночей они прибыли на место. Поход закончился, но и запас продуктов иссяк, как бы они не экономили.
   Партизаны остановились лагерем (в двадцати километрах на северо-запад от посёлка Домбровица) в лесу, в аккурат, посередине между речками Горынь и Стырь, которые текут на север и вливаются в реку Припять. Место выбрали достаточно глухое, окружённое буреломом, но не болотистое, а вполне сухое.
   Первым делом они взялись вырыть яму под землянку. Больших лопат у них пока не было, а сапёрными лопатками это дело занимало слишком много времени. Затем, натаскали не толстых хвойных стволов (из числа поваленных деревьев), чтобы легче было ручной пилой (из набора Андрея) напилить необходимых брёвен.
   Когда (через пару дней) яма была готова, бойцы помогли старшине собрать сруб (4 х 6 метров) в выкопанной яме, который перекрыли потом двускатной кровлей из брёвен (причём, как и положено – в три наката), опирающихся на толстую бревенчатую балку, лежащую на двух вкопанных сваях. 
   Для герметизации стен и крыши, они применили отсортированную глину, попавшуюся им при рытье ямы. Но её не хватало и они натаскали ещё кучу глины, причём места забора этой гидроизоляции приходилось маскировать, чтобы земляные работы не бросались в глаза.
   Вход в землянку был устроен сверху в импровизированные «сени», отделённые от основного помещения стенкой, изготовленной из толстых жердин. Сени выполняли две функции: небольшой продуктовый склад и тамбур, для сохранения тепла при входе в землянку в зимнее время. Ступеньки Андрей сделал из половинок колотого полена. В коньке крыши он оставил небольшое отверстие для вентиляции [щель – аэратор], а чтобы его потом  не забило землей, вставил кусок шланга, которым удалось разжиться в первом же разведывательном рейде.
   Гвоздей катастрофически не хватало, а кирпичей для печи и вовсе не было, поэтому пришлось сделать вылазку до ближайших пепелищ, на которых ещё кое-чем удалось прибарахлиться, например, нашли лопаты и ещё два топора.
   К тому же удалось достать важную  ценность – два длинных обрезка глиняной трубы для печки. Их общей длины хватило до корней большого дуплистого дуба. Его жерло пронизывало дерево до самого основания, куда они и просунули под землёй конец трубы (обмазанный глиной с целью противопожарной теплоизоляции) для маскировки дымохода, который выходил вбок, через торцевую стенку.
   Удалось достать так же чугунную варочную плиту, решётку-колосник для пода и дверцы для топки и зольника. Андрей мастерски, как бывалый печник основную внутреннюю часть печи выложил из кирпичей, скреплённых глиной, а для дополнительной теплоёмкости и увеличения её размера, снаружи обложил камнями (которые натаскали ребята) на той же глиняной связке.
   Пространство между скосами ямы и боковыми стенами они завалили глиной, и крышу тоже.  Всё убежище поверх засыпали землей. А кровлю и входную дверь покрыли дёрном с мелкими кустиками. Остатки грунта разбросали. Через некоторое время их жилое убежище стало незаметным не только из самолёта с воздуха, но и для постороннего человека, случайно появившегося в непосредственной близости от большой обычной лесной «кочки» - их тайного жилища. Конечно же, Андрей позаботился о бане и об отхожем месте. Ну, как же без этого?
   Партизанам удалось ещё натаскать и почти целых досок. Так что, внутри землянки Андрей поставил небольшую перегородку справа от входа – импровизированную отдельную комнатку (с откидным топчаном и полкой) для Миры. По левой стене они установили (изготовленные Андреем) двухъярусные нары (с запасом) на четырёх человек, благо, высота двухметрового подволока это позволяла. Рацию они поставили рядом с печью  к торцевой стене на откидной столик. А посредине землянки «красовался» большой самодельный (сбитый из досок) обеденный стол с лавками.
   Мира, как могла, помогала ребятам. Она восхищённым взглядом взирала на работу её кумира и уже в тайне мечтала о таком мастерущем муже в будущем.


В С Т Р Е Ч А   У   М Е С Т А   З А К Л А Д К И

   После того, как главное сооружение базы было более или менее готово, командир партизанского отряда и два его бойца собрались в поход с пустыми объёмными мешками к тайной закладке снабжения. Для перехода туда и обратно по темени, плюс днёвка, требовалось около полутора суток.
   Мира одна оставалась в землянке – дожидаться боевых товарищей. Впрочем, женских занятий у неё хватало: что-то подшить и постирать для бойцов, перебрать и посушить, собранное ею, большое количество грибов. Андрей обучил пользоваться и  отдал ей один из браунингов,  добытых Максом Романовым у немцев. Он деликатно приказал ей всегда и везде при себе держать пистолет наготове, даже, при удовлетворении своих самых интимных потребностей. И ещё, ей оставляли несколько гранат и автомат ППД.
   Заботливый Андрей, когда Мира делала ему очередную перевязку перед походом, строго указал ей:
«По пустячной надобности из землянки не выходить!».
   Однако, разве её проконтролируешь? Она всё равно потом сходила в лес (с автоматом на плече) и набрала целый мешок лесных орехов, а так же нарвала ягод рябины, калины и огромный пучок лекарственных трав, в которых она, как медик, хорошо разбиралась (свой диплом об окончании медучилища она успела забрать со своими личными вещами при рейде возмездия в их село).
   Уже наступил сентябрь 1941 года. Несмотря на пору бабьего лета, ночи уже были весьма прохладными, а тёплого обмундирования у партизан не было, и они, чтобы не зябнуть, ёжась от холода, набрали быстрый темп ходьбы в пути на юго-запад.  Так что, рано поутру, они добрались к берегу речки Стырь, недалеко от зигзагообразного изгиба, где и была ранее устроена оружейная и продуктовая закладка.
   Когда они уже подходили к искомому месту, вдруг наткнулись на спящего то ли десантника, то ли диверсанта в камуфляжном одеянии. Молодой парень спал за кустами под деревом. Он сладко посапывал и причмокивал во сне, как ребёнок, положив голову на свой походный рюкзак. Партизаны бесшумно подошли к соне, и Андрей аккуратно обезоружил безмятежного вояку. Потом потихоньку сказал в самое ухо спящему парню:
«Пора вставать! Такой крепкий сон нынче опасен для богатыря, добрый молодец».
Десантник, мгновенно проснувшись, хотел резко вскочить, но ребята сзади ухватили его за плечи.
«Спокойно, бдительный воин! Поздно дёргаться, давай выкладывай, чего ты тут разлёгся?» - строгой шуткой спросил его старшина Лелюха.
«А ты кто такой, чтобы я тебе докладывал?» - с досадой в голосе, спросил парень.
«Ну, во-первых, не ты, а вы, как положено, обращаться к незнакомым людям и, как учит Устав Красной армии! А, во-вторых, я всё-таки старшина, младший начсостав, если ты, конечно, разбираешься в знаках различия на петлицах…  Или ты из потомков беглой белогвардейщины?!».
«Сами вы - белогвардейцы!» - обиженно ответил незнакомец, оглядываясь по сторонам.
«Он ещё и острит! Ты как здесь оказался? Говори, тебя спрашивает командир партизанского отряда!» - строго шепнул Андрей.
Догадываясь, что вражеский чужак не стал бы, тут шептаться, парень, всё-таки, потребовал:
«Тогда, если вы свои, предъявите ваши документы!».
«Ух, ты, какой недоверчивый! Ну, на, гляди».
    Андрей достал из кармана свою Красноармейскую книжку и раскрыл её перед лицом парня, руки которого всё ещё держали Бойко и Романов.
Прочитав содержание раскрытой книжки, парень всё-таки недоверчиво спросил, кивнув назад:
«А у них что имеется?!».
«Ну, это уже наглость с твоей стороны! Ты то, чем можешь доказать свою принадлежность к Красной армии?» - спросил Андрей, убирая в карман свои документы.
«Ни чем! Я на задание документов не брал, так что, вам придётся мне на слово поверить, что я младший сержант специальной диверсионной службы войск НКВД Александр Малый» - дерзким тоном заявил диверсант.
«А я этого пока не вижу! Может, ты всё врёшь! Что-то, не похож ты на диверсанта – так похрапывал без ног, что за сто метров тебя было слышно!» - с усмешкой сказал старшина, одновременно приказав своим бойцам, отпустить парня.
Тот, растирая руки, сказал:
«Хорошо! Я расскажу пока то, что сам считаю возможным. Мы летели на задание в белорусские леса. Но наш транспортный десантный самолёт подбили. Мы сбросили груз и сами выбросились на парашютах. Я замешкался и выпрыгнул последним. Ещё в воздухе увидел, как снизу по нашему вероятному десанту фашисты стреляют из пулемёта. Мертвые ребята и груз попадали в реку, а я перелетел через неё и остался живой, но, кроме своего личного вещмешка, остался безо всего! Вчера утром я наблюдал с берега, как немцы со своего катера вылавливали баграми моего товарища (остальных унесло течением) и груз. Даже рация наша, и та утонула. Старший группы говорил нам, что где-то здесь есть закладка снабжения, но точного места её я не знаю, вот и искал наобум вчера весь день. Устал до чёртиков и проголодался, как волк, а Вы говорите: похрапывал» - поведал о злоключениях диверсант и замолчал, отрешённо уставившись в даль, в условную невидимую точку.
«Ладно, не обижайся! Не помнишь, а была, на карте у старшего группы, отмечена эта точка?» - поинтересовался старшина.
«Думаю, что нет! Такие важные вещи, на случай провала, держат в уме, так что и мы вряд ли сможем найти это место» - грустно проговорил Малый.
«Ошибаешься, приятель! Мы, как раз к нему и шли, когда наткнулись на тебя! Вот, так-то, стало быть!» - успокаивающе, уверенно сказал Лелюха.
Тогда младший сержант, убедившись, что рядом – свои, встал, приложил ладонь к виску и обратился к Андрею:
«Товарищ старшина! Разрешите временно вступить в ваш партизанский отряд!»
«А почему же только временно?» - опять усмехнувшись, спросил старшина.
«Да ведь это не от меня зависит. Если появится возможность установить связь с моим руководством, то решение зависит от них!» - четко доложил Малый.
«Я беру Вас к себе! А сейчас, за мной, бойцы! Идём заниматься работой носильщиков, а то, как бы, немцы и сами ею не занялись» - сказал Лелюха, возвращая пистолет ТТ Малому.
    Старшина быстро пошёл в нужную сторону, бойцы устремились за своим командиром. Младший сержант убрал оружие в кобуру,  подхватил с земли свой рюкзак и кинулся догонять отряд.
   По дороге Малый снова назвался Бойко и Романову, протягивая руку для знакомства.
«Бойко Михаил и Романов Максим» - за обоих представился Романов.
   За сто метров до цели старшина шёпотом скомандовал: «А сейчас идём за мной цепочкой и на цыпочках.  Оружие держать наготове. Всем быть предельно внимательными, как бы нас тут не поджидала засада!».
   Все шли, постоянно озираясь по сторонам. За несколько метров, не доходя до  схрона запасов, они постояли ещё некоторое время, внимательно осматриваясь, затем подошли к искомому месту закладки.
   Поскольку, теперь их было четверо, старшина своим тесаком срубил четыре жердины, чтобы соорудить двое носилок с брезентовым низом.
   Первым делом они набрали патронов к винтовкам (и к нагану) и забрали ручной пулемёт Дегтярёва [пехотный пулемёт ДП-27 на ножках (модернизация 1939 года), калибр 7,62 мм, магазин 47 патронов, вес 9,12 кг].  Затем продукты: консервы, меланж (яичный порошок) в пачках, муку, постное масло, сахар и чайную заварку и прочее. Взяли и тёплое обмундирование, сапоги и валенки. Короче, набрали столько, что с трудом понесли в заплечных мешках и на носилках. Но, как в народе говорят: «Своя ноша – не тянет!». Запасов осталось ещё на две ходки. Самое ценное, что там ещё оставалось, так это – РМ-38 [50-мм ротный миномёт, образца 1938 года] с хорошим запасом мин. Надо было торопиться, так как, скоро начинался сезон дождей, а с ним могли случиться и всякие дополнительные трудности. А также требовалось капитально обосноваться и укрепиться, чтобы можно было начинать боевые партизанские действия.


С В Я З Ь   И   О Ф И Ц И А Л Ь Н О Е   Н А З Н А Ч Е Н И Е

   Целые сутки отсыпались и отдыхали партизаны после этого трудного похода за оружием, вещевым и продуктовым довольствием. Мира даже толком и не познакомилась с новым бойцом их отряда Сашей Малым. Только на следующее утро, когда все собрались прослушать сводку Совинформбюро, Малый увидел, что в отряде есть рация, накрытая доселе брезентовой накидкой. В сводке сообщалась трагическая новость: «19 сентября наши войска оставили город Киев!».
   Все молчали, поражённые этим известием. Теперь линия обороны отодвинулась до города Прилуки.
   Скорбную тишину прервал Александр, он обратился к Лелюхе:
«Товарищ старшина! Извините, что я Вам не всё ещё рассказал, но теперь, полагаю, это не только возможным, но и необходимым. Дело в том, что я являюсь радистом группы, и при мне имеются позывные, список частот и время передачи, а так же, коды и шифры. И, если Вы доверяете мне, я считаю нужным, связаться со своим командованием в Москве и доложить о создавшемся положении!».
Старшина удивлённо посмотрел на младшего сержанта, но, подумав, разрешил:
«Что ж, попробуйте…  Только текст радиограммы сначала согласуйте со мной, составьте его так, чтобы он был, как можно, короче, дабы Вас не смогли запеленговать. Об этом мне хорошо известно!».
«Отлично! Только мне ещё нужно забросить на дерево антенный провод и протянуть его в землянку»
«Хорошо, ребята тебе помогут» - пообещал Лелюха.
Малый достал из рюкзака моток антенного провода на вьюшке и пошёл к выходу, Бойко и Романов вышли следом за ним.
   Пока они были вдвоём, Мира спросила у Андрея:
«И ты ему полностью доверяешь? Ведь ты же его совсем не знаешь!».
«А, что делать? Если никому не доверять, то, как мы будем воевать? Ты ведь тоже меня совсем не знала, когда пошла за мной!».
«Это совсем другое дело! А тут? Кому и что он будет передавать? Это же невозможно проконтролировать!».
«Но, ведь и он был вынужден довериться нам! Что делать?! А связь нам и самим нужна, как воздух! Приходится рисковать…» - он не договорил, так как послышались шаги на лестнице…
   Текст шифровки в Центр был составлен следующий:
«Бизон и остальные погибли до прибытия, наше имущество утрачено. Случайно попал в малый партизанский отряд. Дятел».
Малый на большой скорости отстучал радиотелеграфом сообщение менее, чем за минуту. Видно было, что, несмотря на молодость, Александр был высоким профессионалом своего радиодела. Андрей похвалил его и спросил, как ему удалось достичь такого мастерства (?).
«А я с детства занимался в секции радиолюбительства  при Центральном радиоклубе СССР» - просто ответил Малый.
«Ты, что же? Москвич?» - снова удивился Лелюха.
«Да, коренной москвич» - подтвердил Александр.
Москва молчала двое суток, видимо, там боялись перевербовки их человека  германскими спецслужбами. Но, очевидно, возможно, от безвыходности, разум стал преобладать над недоверием, и обратная связь состоялась. Текст полученной радиограммы был следующим:
«Оставайтесь на связи у партизан. Сообщите: «Кто командир отряда? Место дислокации? Состав и реальные боевые возможности. Материальные потребности. Пастух»».
В ответ немедленно была послана следующая шифрованная радиограмма:
«Отряд  – одно отделение. Квадрат 30-55. Командир - старшина Лелюха Андрей Васильевич, бывший ком. отд. снайперов 1-го батальона из дивизии бывшей 6 армии Южного фронта. Возможности пока небольшие, но есть перспективы. Требуются батареи для рации и динамит для проведения акций. Дятел».
   Это радиосообщение Малый умудрился передать чуть больше, чем за две минуты. Он дёргался, как бешеный на иголках, чтобы передать сообщение менее, чем за три минуты, необходимые для пеленгации объекта радиопередачи.
   Вскоре был получен следующий приказ:
«Отряд Леля, теперь именуется так, вошёл в состав партизанского движения. Командир утверждён и подчинён штабу ПД. Задание Бизона, с учётом дислокации, теперь возлагается на Леля. Рассматриваем возможности доставки необходимых материалов, оружия и продовольствия. Пастух».


П Е Р В О Е   З А Д А Н И Е   И   Н Е О Ж И Д А Н Н А Я   В С Т Р Е Ч А

   Но, вернёмся пока к бытовым вопросам. Андрею удалось подобрать Мире сапоги, хотя и 38 размер ей был велик, но с портянками было вполне сносно. Эти самые портянки он с трудом научил её наматывать. Как бойца-новобранца гонял так, что вскоре она за несколько секунд управлялась с ними. Самая маленькая шинель ей тоже была великовата, но её Мира ушила.
   После того, как они ещё пару раз сходили на место закладки, теперь и самим это имущество стало некуда складывать, а поэтому пришлось вырыть и оборудовать погреб в нескольких метрах от землянки. Вот, что хотелось выручить, так это ПТР и пулемёт «Максим» из окрестностей Ровно. А вскоре и возникла надобность – побывать там.
   Но, вначале, поведаем о задании Бизона, которое теперь перешло к Лелю (так его теперь стали звать с «лёгкой руки» Центра). А цель задания заключалась в следующем: «Создать полноценный партизанский отряд в районе Ровно. Внедрить свою агентуру в различные немецкие структуры. Имелись в виду не штабы, конечно, а более реальные места: гостиница, кафе, железнодорожные объекты, в общем, где получится. Но всё это долгосрочное и масштабное дело. А, вот конкретное краткосрочное и срочное задание было получено уже вскоре.
   Дело в том, что город Ровно стал центром рейхскомиссариата Украины. По агентурным сведениям рейхскомиссаром Украины был назначен Гауляйтер и Оберпрезидент Восточной Пруссии Эрих Кох. Ещё в июле 1941 года Гитлер издал Указ о порядке управления восточными оккупированными территориями.
   Рейхскомиссариату предписывалось «умиротворение» региона, путём подчинения и рационального использования труда населения из неполноценных славянских рас, плюс,  полного и окончательное решения, так называемого, «еврейского вопроса», а так же,  эксплуатация ресурсов региона в пользу Германии.
   В связи с этим Лелю предписывалось встретить опергруппу некого «Мити» и помочь ей обосноваться в окрестностях Ровно, для выполнения какого-то разведывательного спецзадания Управления НКВД. В какие-то другие подробности, а, тем более, в тонкости дела Леля не посвящали.  Время и пароли были переданы по радио из Центра, а место десантирования было согласовано с Лелем…
   Тёмной ночью, в глухом лесу, на большой поляне, выбранной Андреем, партизаны приготовили кучи хвороста (для трёх опознавательных костров), расположенные в форме треугольника и стали поджидать. Когда они услышали гул самолёта – мгновенно разожгли костры (Андрею пришлось пожертвовать немного керосина для быстрой растопки).
   На фоне ярких ночных звёзд они увидели, как после пролетевшего самолёта в небе появились десять больших парашютов, и пять – поменьше. К удаче, погода выдалась безветренной. И, видимо, действовали очень опытные профессионалы, так как приземлились они почти все десятеро на поляне, и груз, на меньших парашютах упал недалече.
   После обмена паролями, все вместе они занялись грузом. В лагерь забрали с собой всё, в том числе и парашюты. Перед уходом, затушили все костры растоптали и растащили уголья.
   А Мира в это время оставалась в лагере. Она готовила на костре ужин на всю, ожидавшуюся, большую компанию. Возле костра Андрей с ребятами соорудили два больших временных шалаша, так как места в землянке на всех не хватит. Когда увеличенный совместный отряд вступил на территорию лагеря, Андрей подвёл гостей к шалашам, возле костра, и гостеприимно предложил:
«Милости прошу к нашему шалашу!» - и далее, Мире: «Хозяйка, встречай гостей!».
Когда десантники подошли ближе к костру, и пламя осветило их лица, Мира вскрикнула и бросилась к одному из них. Она со слезами кинулась его обнимать. Андрей ажно  оторопел от её поведения. А десантник гладил Миру по голове и успокаивал: «Ну, что ты расплакалась, сестрёнка? Как ты здесь оказалась? Где мама и Давидик?».
От этого вопроса Мира ещё сильнее разрыдалась, но, сквозь слёзы, проговорила:
«Нет их больше, Даник – фашисты расстреляли! А я теперь медиком в партизанском отряде «Народный мститель», теперь «отряд Леля»!».
Парень как-то весь обмяк и опустил голову. Немного успокоившись, Мира ему сказала:
«Познакомься, Дан, с моим спасителем! Это Андрей». И тут же она обратилась к Андрею:
«Андрей! Познакомься с моим братом Даном, то есть Даниилом!».
Там, на поляне, некогда было толком знакомиться. И, вот тут, мужчины  пожали друг другу руки. А потом, всё-таки, крепко, по-братски обнялись!


П Л А Н Ы   Н А   Б У Д У Щ Е Е

   После ужина между Лелем и Митей состоялся серьёзный разговор наедине в землянке. Командир диверсантов был значительно старше командира партизан, но по-простому начал разговор:
«Андрей Васильевич! Зовут меня Дмитрий Николаевич, но с этого момента называйте меня только Митей, а я Вас буду звать Лелем, так требуют правила конспирации.
   Я курирую все существующие и планируемые партизанские отряды в вашей области, на Житомирщине и в других местах. Но это, всего лишь - только на бумаге. Реально, партизанских отрядов пока очень мало, их ещё только нужно создавать.
   Я капитан госбезопасности, руководитель особой разведывательно-диверсионной группы.
    Ваше Дело проверено, Вам полностью доверяют. Вы переведены в штат Госбезопасности с присвоением  звания младший лейтенант. Теперь Вы находитесь в моём непосредственном подчинении. Вот документ и Ваше новое удостоверение личности: фото из архива, надо только расписаться. Капитан передал документы и авторучку, теперь, младшему лейтенанту Лелюхе. Тот расписался, забрал своё удостоверение и прочитал «мандат» капитана.
   Ваш немногочисленный партизанский отряд только начало, первое зерно будущего партизанского движения в Ровенской области, да, в общем, и на Украине, в целом.  Его надо срочно укрупнять. Я Вам привёз только что изданное пособие «Спутник партизана», прочитайте его внимательно, думаю, Вы многое можете почерпнуть для своей работы из него. Одновременно вашему отряду придётся выполнять множество задач, как оперативных, так и диверсионных. Будет трудно. Враг зверствует на всей оккупированной территории, и население запугано. Но партизаны во все времена опирались на поддержку и помощь населения. Пока ваш отряд слеп, для прозрения нужно вербовать и внедрять агентуру всюду, куда это возможно. Думаю, самым актуальным в данное время является налаживание агентурной связи в Ровно, особенно на железной дороге.
   В ближайшей перспективе, Центр интересует деятельность рейхскомиссариата. Но подобраться туда очень сложно, это уже моя задача, а Ваше дело, Лель, во всём помогать мне. Ну, и мои ребята вам в помощь, пока мы здесь. Но в дальнейшем, мы к вам будем только временами наведываться. Нам нужна ещё одна база – под самим Ровно. Вы можете подсказать подходящее место?» - сказал капитан и, вопрошая,  внимательно посмотрел в глаза Андрею.
   Тот долго и внимательно слушал Митю. Понимая, какая теперь на нём лежит большая ответственность, Андрей не хотел давать скоропалительного совета, поэтому сказал:
«Я долго служил в этих местах, думаю, местность там не позволяет создавать длительных скрытных стоянок. Надо постоянно перемещаться по местности, путая врага. Считаю, нужно создать несколько небольших точек, чтобы немцам или полицаям было невозможно выследить и обложить сразу все базы партизан. А для самого начала, там осталось место нашей бывшей стоянки, землянка-капонир на бывшем рубеже обороны города. Уходя, мы снова её слегка присыпали. Так что, там можно будет устроить временную остановку. Ну, а дальше надо действовать по обстановке. И знакомства кое-какие в городе остались, если эти люди не эвакуировались и согласятся сотрудничать».
   Они ещё долго беседовали и строили различные планы. Под конец, капитан сказал:
«Да! Чуть не забыл. Ваши родители, Лель, эвакуировались на Урал, с ними всё в порядке. Так,.. кажется, теперь всё сказал. А сейчас давайте устраиваться на ночь. Завтра предстоит трудный день».
   Капитана Митю и Даниила разместили в землянке, там же остались Лель, Малый и Мира. Бойко и Романов в эту ночь дежурили на постах охраны по очереди с десантниками, а отдыхали у костра и в шалашах. Кстати, на случай воздушной тревоги, рядом с костром стоял большой чан с водой, который нашли (в сгоревшей бане) в одном из рейдов. Так что, потушить пламя возможно было почти мгновенно.


С Н О В А   В   Р О В Н О

   Первым делом капитан Митя решил совершить разведывательный рейд в Ровно. Об этом в Центр отстучал радиограмму Малый. С собой капитан взял Леля, Дана, Романова и ещё двух разведчиков из своего отделения. Остальные остались в лагере на землекопных, лесопильных и прочих работах, которые нужны были для существенного расширения жилых землянок и подсобных помещений будущего большого партизанского лагеря.
   В качестве отдыха, Малый взялся подучить Бойко радиоделу, главным образом,  азбуке Морзе, азы которой Михаил знал, но пока что, слабо владел этим делом. А отряду второй радист был крайне необходим. Способности  Бойко оказались  хорошими, поэтому дело обучения шло вполне успешно.
   Перед выходом группы в рейд на Ровно, Мира напомнила Дану о своей хорошей подруге Брониславе Русикайте. В первый год работы в одном из медпунктов Ровно Мира снимала комнату в доме её родителей, там же она и подружилась с ней. До войны та работала поваром в привокзальном ресторане. Отец Брони (по национальности – литовец) работал наборщиком в типографии, а мать (из латышских немцев) была диспетчером железнодорожных перевозок на станции. Мира знала их, как очень порядочных людей.
   Узнав об этом, Митя решил поговорить с ними. Ведь существует большая вероятность того, что немцы отнеслись к ним более или менее лояльно.
   Хоть Броня и видела, Дана всего лишь несколько раз, но Мира всё равно написала ей записку, с просьбой, помочь брату и его друзьям. Несмотря на то, что ребятам не впервой уже было выходить в рейды, Мира, прощаясь, всё равно волновалась за них, особенно, за Андрея. Теперь её тревога удвоилась – добавилась ещё и за брата.
   В поход вооружились по-разному: Митя и оба десантника, кроме пистолетов, вооружились новейшими автоматами ППШ [Пистолет-пулемёт Шпагина, образца 1940 года]; Лель взял свою любимую снайперку и наган; Романов был со своей снайперской винтовкой. К тому же, кроме хорошего запаса патронов, захватили всем по две гранаты. Запас сухого пайка взяли из расчёта на неделю. Была взята, так же, гражданская одежда, и немецкий офицерский мундир - камуфляж для Дана. Десантники были снабжены и фальшивыми документами, только, за их надёжность никто не ручался, так как, не было времени на тщательную подготовку!
   По сравнению с их прежним, гружёным переходом, шли почти налегке, и очень ходко. Так что, через две ночи были уже в блиндаже возле Ровно. Не задерживаясь на отдых, Митя и Лель, минуя посты, в предутренних сумерках зашли в город. Митя был в бушлате и фуражке железнодорожника, а Лель в одежде отца Миры, которую она тогда предусмотрительно прихватила из дома. У капитана имелись липовые документы, а у Леля – никаких, кроме нагана и гранат под пальто. Они шли к дому бывшего соседа Андрея, то есть, его убитой хозяйки. Закончился комендантский час.
   Немного не дойдя до места, они чуть не наткнулись на гурьбу полицаев, идущих вдоль улицы, но хорошо, что разведчики успели спрятаться в канаву (за большим, ещё не опавшим, кустом сирени) у соседнего забора.  Когда те, громко галдя, неспешно подошли к  дому (напротив приснопамятного, полуразрушенного съёмного жилища Андрея), где проживала семья соседа, куда и направлялись Митя и Лель, один из полицаев отделился от группы, махнул рукой своим сослуживцам и вошёл в калитку. Андрей чуть не ахнул, так как узнал в нём Миколку, семнадцатилетнего сына соседа. Он шепнул об этом факте Мите, и они стали думать: «Что дальше предпринять?». В это время из калитки вышел и сам бывший сосед Лелюхи. Он прикурил цигарку и, попыхивая дымом, направился, очевидно, на работу.
   Андрей не мог это дело оставить без выяснения и попросил об этом Митю. Тот разрешил, но только при соблюдении предосторожности.  Лелюха-Лель украдкой пошёл за соседом, а, немного отставший от него Митя, подстраховывал его.
В одном из тихих переулков Андрей догнал соседа и окликнул его сзади:
«Здорово, Никифор Трофимыч!».
Тот немного вздрогнул от неожиданности, но спокойно повернулся к нему. Узнав бывшего соседа, он тоже поприветствовал его:
«Привiт, Андрiй! Якими долями тут?».
«Да, вот! Шёл тебя проведать, но вижу, твой сынок породнился с полицией…
Как это понимать?».
«А так i зрозумiй, що вiд безвиходi це сталося! Коли партизани напали на нiмцiв у хатi навпроти, почалися облави. Щоб нас не зачепили, довелося сина визначити у полiцiю!»
«Другого выхода, стало быть, не нашёл?».
«Iнашого не було! Набiгли, нашумели, настрiляли i втекли, а ми – вiддувайся за це!».
«А ты знаешь, что фашисты до этого повесили твою соседку и её сына?».
«Знаю, але в них знайшли твiй мундирiшко! Так хто, на твою думку, винен?» - ответил Никифор Андрею, твёрдо уверенный в его виновности. Одновременно, с гнобящей насмешкой он посмотрел на гражданский (не по размеру, видно, что, с чужого плеча) прикид бывшего соседа.
«Ах, так?.. Ты это потом нашим объясни, когда вернётся Красная армия» - парировал Андрей.
«Твоя Червона армiя давно розбита, I нiмцi вже Москву взяли! Ти сам як тут виявився? З тих вiйськ втiк чи шо?» - проговорил Никифор дерзким тоном. Упоённый собственной правотой, он, со скептической  улыбкой на губах, злыми глазами сверкнул на собеседника.
«Да, убежал! Но не из армии, а из могилы, в которую меня пытались уложить такие же, хлопцы, как твой сынок! А я и есть тот самый партизан! И мы будем мстить без пощады фашистам и их приспешникам! Подумай, что ожидает тебя и твоего Миколу (?)! А Москвы немцам не видать, как собственных ушей!».
«Христом Богом прошу: не чiпайте сина! Вiн змушений туди подався! Я все зроблю, що накажете!» - поняв, что зарвался, Никифор явно перетрусил и теперь умоляюще смотрел в глаза представителю народных мстителей.
«Ладно! Там посмотрим! Ещё увидимся. Живи пока» - сказал Андрей, развернулся и пошёл в обратную сторону.
«Поки що, Андрiю!» - растерянно ответил Никифор и, озираясь по сторонам, двинулся дальше по направлению к паровозному депо, где он работал бригадиром слесарей, а, если точнее, бригадэляйтером…
   Выйти из города днём не представлялось возможным. После, не очень удачной, встречи, товарищи укрылись до вечера в глухом закутке, а потом по темноте вернулись в свой, засыпанный землёю, блиндаж-капонир.
   Но, засиживаться, совсем не было времени. Если Никифор уже донёс на Андрея, то его, вполне возможно, что уже ищут. Но и уходить без положительных результатов Митя, как ответственный за всю операцию, не хотел. Поэтому, Лель, Романов и один диверсант остались на подстраховке, а в город теперь пошли Митя с Даном, переодетым в немецкую форму полевой жандармерии. Конечно, документы у обоих не выдерживали никакой критики, но пути назад не было. И в эту же ночь разведчики снова направились в оккупированный город.
   Они долго следили за домиком, в котором жила семья Виктораса Русикаса.  Первым из дома вышел Виторас и подождал у калитки свою жену Карин. Та, выйдя на крыльцо, что-то крикнула дочке с порога и захлопнула за собой дверь. Когда супружеская чета свернула за угол, Дан решительно направился к дому. На крыльце он несколько раз дёрнул шнурок дверного колокольчика, и вскоре дверь открылась.
   Бронислава сначала не узнала Даниила, но препятствовать пришедшему немецкому офицеру не посмела и впустила его в дом. Потупившись, она вежливо спросила по-немецки:
«Guten Morgen, Herr Offizier! Suchen Sie jemanden? [Доброе утро, господин офицер! Вы кого-нибудь ищете?]».
«Видите ли» - заговорил  Дан по-русски: «Я ищу Вас, Бронислава!».
   Она встрепенулась на знакомый голос и взглянула в лицо гостю. Да! Это он. Броня тут же узнала брата своей хорошей подруги, квартирантки её родителей, Мирьям. Хоть она и видела его всего лишь несколько раз прошлым летом, но позабыть такого интересного мужчину не смогла. Этот высокий, стройный брюнет как-то сразу приглянулся ей. Он тогда, как раз, окончил факультет иняза Киевского пединститута и  приезжал навестить своих родителей, несколько раз Даниил заходил и к сестре в их дом, где квартировала Мира, тогда-то Бронислава с ним и познакомилась. Потом его призвали на службу в Красную армию…
    Броня всё время интересовалась у подруги:
«Мира, расскажи, как служится твоему брату Даниилу?!».
Видя такой интерес подруги, Мира предложила ей:
«Так ты у него сама и поинтересуйся! Возьми у меня адрес воинской части и напиши ему».
   Но написать ему первой, Броня так и не решилась. Может, стеснялась своего недостаточного образования?  Хотя, сама Броня, ещё при польской власти окончила торгово-кулинарный коммерческий колледж в 1939 году. Но по части знания языков, она не уступала Даниилу. Кроме польского, украинского, литовского и немецкого языков, она не плохо говорила и по-русски, так как, её родители родились и выросли ещё гражданами Российской империи. В семье не хотели забывать этот язык и частенько общались на нём, и это пригодилось! Хотя польский акцент в речи Брониславы всё равно был, ведь она родилась, выросла и училась во времена польского владения их областью.
   Началась война, а вскоре, и оккупация. Надо было как-то выживать. По национальности матери, ей удалось получить статус фольксдойче и устроиться на хорошую работу. Она думала, что никогда больше не увидит, Даниила, и, вот, он сам пришёл к ним в дом.
   Сама не зная, почему, но она горячо обняла его. Потом опомнилась и отступила на шаг назад. Как бы стесняясь своего порыва,  Броня снова потупила очи, но уже со счастливыми искорками. Не скрывая радости в голосе, она поздоровалась с ним:
«Здравствуйте, Даниил! Пожалуйста, проходите в комнату!».
Дан и сам был немного удивлён и растерян таким радушным приёмом, но посчитал, что это даже к лучшему. Он повесил фуражку на вешалку и прошёл в гостиную за Броней. Которая тут же пригласила его присесть на стул, сама же села напротив него, и первая заговорила с ним:
«Не спрашиваю Вас, почему Вы, Даниил, так странно нарядились, видимо, так нужно...
    А я очень соскучилась по Вашей сестре Мире, мы не виделись уже больше трёх месяцев…
 Так я Вас слушаю, Даниил».
Дан решил, что нечего тут юлить и растягивать, надо сразу же начать серьёзный разговор:
«Можете звать меня, просто, Дан. А с Мирой Вы вообще могли бы и вовсе не увидеться: нашу маму и младшего братика расстреляли, она чудом осталась жива и теперь находится в партизанском отряде. У меня к Вам письмо от неё».
Броня тут же протянула руку к нему: «Где письмо? Давайте же его скорее!».
Она углубилась в чтение, но вскоре, прочитав его, сказала:
«Дан! Можете меня тоже звать Броня. Я очень соболезную Вам и Мире, жаль, что мне не довелось познакомиться с ними. Чем могу, я помогу Вам и Вашим товарищам! Кстати, Вы один пришли?».
«Нет, я со своим командиром, он здесь ожидает поблизости» - доверительно сообщил ей Дан, так как, симпатичная, приятная в общении девушка, как-то сразу же расположила доверием к себе.
«Так зовите же его, скорее в дом, а я сейчас чайник поставлю на плитку! И, если можно, я напишу коротенькую записку Мире!».
Дан кивнул в знак согласия и вышел позвать Митю, махнув ему рукой с крыльца...
   И вот уже они втроём пьют чай с белым хлебом и сахаром. А Броня рассказывает о себе:
«Когда пришли немцы в наш город, жители как-то сразу оцепенели от страха. Но жить дальше как-то нужно. Не скрою, к нам немцы отнеслись не так строго, как к другим. А положение фольксдойче помогло устроиться на приемлемую работу. Однако вы о нас плохо не думайте, наша семья не поддерживает их фашистских порядков, но у нас нет, ни сил не возможности бороться с ними!».
По ходу дела, Митя, чтобы направить разговор в нужное русло, слегка перебил Броню:
«Теперь, у вас появилась такая возможность, а если бы мы плохо думали, то не пришли бы к Вам. Скажите, Броня, где работаете Вы и Ваши родители?».
«Я работаю поваром в ресторане при офицерском казино, мама диспетчером железнодорожных перевозок, а папа в немецкой типографии наборщиком. Я думаю, что и мои родители хотели бы помочь в борьбе с захватчиками».
«Постарайтесь поговорить с ними, но не торопите с ответом. Сейчас  Гестапо может устроить любые провокации, не поддавайтесь на них. Хорошо, что Вы лично знаете Дана. Мы вернёмся недели через две. Нас будут интересовать графики военных перевозок, что за печатную продукцию выпускает типография, особенно бланки различных документов.  Вы, как бы ненароком, попробуйте узнать, о чём говорят офицеры в казино, и не было ли разговоров о рейхскомиссаре Эрихе Кохе.
   А Вы, Бронислава, почему сегодня дома, а не на работе?».
«Хорошо я постараюсь вам помочь. А на работу мне во вторую смену, кстати, пора уже собираться!».
Перед уходом Митя предупредил Броню:
«В следующий раз, думаю, недели через две, если мы сами не сможем, прибывший связник скажет, что он пришёл от Даниила, тогда можете ему доверять!».
   Когда они уходили, прощаясь, Дан, как-то внимательно и тепло посмотрел в глаза Броне. В этот момент, что-то ёкнуло у неё в груди. Ей ужасно захотелось, чтобы в следующий раз Дан сам смог её навестить…
   В эту же ночь партизанская группа покинула их временное убежище в бывшем капонире, снова замаскировав в него вход.


К А Д Р Ы   Р Е Ш А Ю Т   В С Ё

   Лель еле уговорил Митю, забрать с собой оставшееся в перелеске у Ровно имущество. Особенно он беспокоился за сохранность противотанкового ружья и пулемёта. А Митя не хотел заморочки с лишним грузом, но под напором аргументов Леля, всё-таки сдался, охая и ахая в шутку:
«Ох, и надоел же ты мне со своим «добром»!  Ах, ах! Ладно, уговорил, языкастый! Скоро у тебя будет настоящий отряд. Но, какой же, отряд без своего «Чапая»? И какой тогда -  Чапай без пулемёта «Максим»?».
   Лишняя поклажа значительно усложнила обратный переход. Хотели было днем пойти, да нарвались на полицаев. Их было раз в пять больше, чем партизан, но они не смогли и близко подойти к ним, так как Лель и Романов, оставшись на прикрытии группы, из своих снайперских винтовок перебили половину преследователей. Остальные предпочли повернуть назад. Только через четыре ночи они вернулись в свой партизанский лагерь. Их встретили дружным: «Ура!».
   Мира теперь безо всякого стеснения расцеловала желанного мужчину Андрея и брата Дана. Андрей про себя считал, что она, видя, как нравится ему, сознательно дразнит и специально разжигает в нём мужские желания. А ведь он, как командир, должен быть железным в своих чувствах и стремлениях!
   Особенно довольный остался командир партизанского отряда земляными и лесопильными  строительными работами, которые провела, оставшаяся здесь, команда. Почти все подготовительные работы здесь были завершены. Остались – сборка и отделка.
   Теперь подошло дело по укрупнению отряда. Как учил товарищ Ленин: «Кадры решают всё!».
   На следующий день Митя сказал Лелю, что пора бы наведаться в Домбровницу:
«Там поблизости должен быть лагерь военнопленных и железнодорожная станция (в трёх километрах на восток), наверняка наших солдат гоняют туда на работы, восстанавливать полотно после наших бомбардировок. Можно отбить несколько человек в твой отряд».
   А тут надо напомнить: Митя был направлен на организацию подрывной работы в тылу врага  руководством Госбезопасности. Он имел задание по созданию нескольких партизанских отрядов, как в Ровенской, так и в соседней, Житомирской областях. И отряд Леля был всего лишь одним из них. На этом, начальном этапе войны, партизанского движения, как такового, фактически ещё не было. Первые партизанские отряды организовывались, десантировавшимися в тыл врага, сотрудниками НКВД. Но, пока, без массовой поддержки населения, ничего путного не получалось. Некоторые партизанские отряды пытались организовывать сами, бежавшие из плена, бывшие советские военнослужащие и окруженцы. Но такие отряды не имели опыта партизанской войны, а главное, у них не было продовольствия, оружия, своей агентуры у врага и связи с Большой землёй. Германские спецслужбы и полиция, пока что, успешно расправлялись с такими стихийными партизанскими отрядами…
   Когда в лагере были подготовлены ещё три землянки, было решено выйти в рейд на Домбровницу. Возглавлял его, опять же, Митя. Кроме нескольких диверсантов из своей группы, он взял с собой Леля и Романова. Памятуя, как Лель и Романов метко перестреляли полицаев из своих винтовок, он как-то сказал Андрею:
«Парень ты хороший, и, наверное, организатор из тебя выйдет неплохой, но, всё равно, занимаешься не своим делом. Я вот прочитал твою довоенную анкету, где сказано, что ты был рекордсменом по стрельбе. Это и есть твоё настоящее призвание. В Центре возникла идея: в будущем организовать укрупнённое диверсионное подразделение снайперов. Вот, где простор для твоего таланта. Но это – в перспективе, а сейчас твоё место -  здесь. Мне так нужен толковый человек в помощь по созданию сети партизанских отрядов в этой и в соседних областях! Единственное, серьёзное замечание, Лель, которое у меня есть, так это по охране и обороне твоего лагеря. Место ты выбрал удачное, но в случае облавы, из него не вырваться. А потому, для этого, во-первых, срочно затребуем противопехотные и противотанковые мины в Центре, чтобы огородить твою партизанскую базу. Во-вторых, надо продумать и тщательно проработать пути отступления для партизан, на случай «прочёса» леса фашистскими егерями, полицаями или, даже, регулярными войсками. В-третьих, надо заранее подготовить запасные базы в соседних областях. Это я говорю к тому, что, когда твой отряд займётся реальными боевыми действиями, фашистские спецподразделения вознамерятся всерьёз заняться твоим отрядом. И это – неоспоримый факт!".
   Перед самым выходом в рейд, из столичного Центра был получен приказ: «Выяснить сведения о переброске войск, вооружения и техники с южного направления в сторону Москвы. Всеми имеющимися силами воспрепятствовать продвижению этих эшелонов». Тогда Митя снова направил, Дана к Брониславе в Ровно, с ним вместе были посланы Бойко и тот десантник, что уже побывал там. А сами…
   К утру Митя, Лель, Романов и ещё семеро диверсантов, миновав Домбровницу, подошли к железнодорожной станции. А, как раз, накануне наши сталинские соколы-бомберы совершили на неё налёт. Кроме вагонов и паровозов, кое-где пострадало и железнодорожное полотно.
   В бинокль Митя усмотрел группу из пятнадцати военнопленных, восстанавливающих стрелку и семафор при въезде на станцию. Лелю и Романову он поставил задачу: в случае тревоги, прикрыть диверсантов от подмоги со стороны станции. Охрану решили снять при помощи финок. Не рассчитали только одного непредвиденного момента. Один из охранников отошёл в сторону по нужному делу. Когда он увидел, что произошло нападение, успел выстрелить из ракетницы, тем самым, подал сигнал тревоги. Но более одного выстрела сделать он не успел, так как был моментально застрелен одним из диверсантов. Уже через минуту со стороны станции, на расстоянии в полкилометра, появилась большая группа солдат и полицаев. Рассредоточиваясь, они начали окружать место диверсии. Но Лель и Романов не позволяли им это сделать. Своими меткими выстрелами они заставили охранников станции залечь на землю. Тем временем, измождённые пленники, захватив свой инструмент и оружие охранников в качестве трофеев, покидали место своего рабского труда, и бежали за Митей в лес, а остальные диверсанты сами залегли на землю и начали стрелять во врага, чтобы дать возможность безопасно отойти к ним снайперам. И даже тогда они не сразу ушли, задерживая преследователей, что позволило  дальше оторваться от погони освобождённым пленникам под руководством Мити. Минут через сорок, когда к охране станции подошла помощь, диверсанты и снайперы спешно ретировались в лес.
   К вечеру все благополучно прибыли на партизанскую базу, где их ждал горячий ужин.



Н А   Г Р А Н И   Р И С К А

   Начальник патруля, взглянув на измятую шинель Даниила, немного удивился и подумал про себя: «Что делает в городе этот неопрятный офицер фельдполиции?».
Но Дан, превосходно говоривший по-немецки, сумел убедить его в том, что он вызван в Гестапо по очень важному вопросу. Тот не стал сильно вникать в суть вопроса, вернул документы и, козырнув Дану, увел за собой своих патрульных. Ни один мускул не дрогнул на лице разведчика, но внутренне он весь переволновался,  даже про свою гранату с разогнутыми усиками, лежавшую у него в кармане, вспомнил только на пороге дома, где жила Броня и её родители. Он быстро достал эту гранату, обратно согнул усики чеки в разные стороны и снова опустил её в карман. Только тогда он дернул за верёвочку звонка-колокольчика.
    Дверь ему открыла сама хозяйка дома Карин Русиките. Увидев на крыльце немецкого офицера, женщина с тревогой  взглянула ему в лицо, но вспомнила, что ещё до войны она видела этого молодого человека в их доме. Значит это и есть, тот самый Даниил, о котором говорила дочка.
   «Здравствуйте, входите, пожалуйста, в дом» - тихо сказала хозяйка по-русски, со слегка  заметным, мягким прибалтийским акцентом. Когда Дан вошёл, мадам Карин, как бы, опережая его вопрос, сама, для полной уверенности, первая спросила: «Вы?..».
«Даниил, Карина Густавна» – подсказал ей Дан.
«Слава Богу, я не ошиблась. Снимайте шинель, проходите в гостиную. Бронислава сегодня во вторую смену и вернётся только около полуночи. Располагайтесь, пожалуйста, сейчас ужинать будем. (В комнату вошёл сам хозяин дома.) По-моему, вы не знакомы. Мой муж и отец Брони - Викторас Антанасович. (Дан поднялся со стула и мужчины поздоровались за руку.) Дочка нам всё рассказала. Не беспокойтесь, в нашем доме Вы и Ваши друзья – в безопасности, чем сможем, мы Вам поможем. А кое-что уже удалось достать».
Как бы, в подтверждение слов жены, Викторас кивнул, потом вышел из комнаты и через минуту вернулся с пакетом: три аусвайса, пять бланков ночных пропусков и деньги, чуть более пятисот марок. Отдавая пакет Дану, он сказал:
«Вот, чем могу… Больше пока не взять. Аусвайсы я скомпоновал, выбрав из брака неиспорченные листки. Но нас тщательно проверяют, если поймают – расстрел, и не только меня одного… Вот, жаль, только печатей у меня нет!».
Дан полистал аусвайс, посмотрел бланки и спрятал заготовки документов во внутренний карман френча, а деньги вернул обратно хозяину, сказав при этом:
«Спасибо, Викторас Антанасович! Пока и это – хлеб. А деньги не нужны, у нас есть. Очень прошу Вас, будьте осторожны, не рискуйте без необходимости…
   Однако у меня важное дело к Вам, Карина Густовна. (Дан повернулся к хозяйке.) Нам срочно нужны сведения о железнодорожных перебросках войск и техники с юга на Москву. Это возможно?».
Карин достала из-под подоконника вчетверо сложенный листок:
«Я знала, что Вас заинтересуют эти сведения. Вот - график железнодорожных перевозок через нашу станцию на ближайшие десять дней».
«Огромное спасибо, Карина Густавна! Я, просто, не знаю, как смогу Вас отблагодарить?» - сказал Дан, принимая этот листок.
«Зато, я знаю! В случае чего, постарайтесь спасти нашу дочь!».
«Жизни своей не пожалею для этого! Но хочу дать вам один совет. Не прячьте документы под подоконником или за обоями, при обыске, там ищут в первую очередь. Тайник лучше сделать вне комнат, а, ещё лучше – вне дома. Ну, что же, мне пора идти, не хочу вас больше подвергать риску своим присутствием» - заторопился Дан.
Но Викторас Антанасович задержал его:
«Риск – риском, а до темноты Вам всё равно из города не выйти. Да и Броня сильно расстроится, если Вы не дождётесь её. Она Вас так ждала…
Останьтесь, хотя бы до её прихода. Да, и что это такое: сразу уходить? Мы же ведь только что ещё собирались поужинать все вместе …».
   Бронислава пришла очень поздно. Но, когда она увидела Даниила, её усталость, как ветром сдуло. Счастливая, даже, кокетливая улыбка заиграла на её, изящно изогнутых, алых губках, а на пухлых бархатных щёчках вспыхнул румянец.
   Она поведала Дану, что, как говорят офицеры, Кох - очень непредсказуемый человек. Что-то твёрдо запланировать с ним трудно, он не сторонник собственной приверженности к орднунгу - хвалёной немецкой пунктуальности. Но, вместе с тем, строго требует её от своих подчинённых...
   К сожалению, встреча продлилась не долго, Дан спешил, он ещё раз поблагодарил и сердечно попрощался с хозяевами дома. Броня вышла на крыльцо, проводить его. Женственная блондинка (приятной полноты), эта девушка и самому Дану очень нравилась. Он с трудом преодолел собственное желание – обнять и поцеловать её на прощание.  Дан только нежно взглянул ей в глаза и мягко пожал руку…
   Обратно на базу разведчики спешили чрезвычайно. Несмотря на опасность, шли и днём и ночью. Диверсанты, закалённые многодневными тренировками, шагали довольно ходко, вот только Бойко весь вымотался и под конец пути беспрестанно отставал, тогда всем приходилось делать небольшой привал.
   В один из таких привалов на них случайно нарвались немецкие связисты. Бой был коротким. В качестве трофеев, кроме оружия, разведчикам досталась катушка сталистого провода [«полёвка»] и немецкий полевой телефонный аппарат в бакелитовом корпусе.
   Наконец, они прибыли на базу в партизанский лагерь, где народу теперь вдвое прибавилось.



М О С Т   Ч Е Р Е З   С Л У Ч Ь

   Практически, сразу,  по приходу разведчиков, Дан, Митя и Лель уединились на совещание.
   Дан доложил о результатах разведки и выложил на стол всю свою добычу, где главным документом, на данный момент, был график продвижения воинских эшелонов. Через три дня возле Домбровицы должен был проследовать на север большой военно-транспортный  поезд, гружённый танками, артустановками и живой силой противника. Пропустить возможность его крушения – равносильно тому, что, увеличить шансы врага в его надежде на взятие Москвы. Этого допустить было никак не возможно.
   Рассматривались два варианта: первый – снять с себя всю ответственность и сообщить в Центр сведения о прохождении железнодорожных составов через Ровно, пусть вызывают авиацию; второй – самим взять на себя минирование и подрыв моста через реку Случь вместе с поездом.
   Первый вариант не давал полной гарантии подрыва моста вместе с поездом, хотя, график передать нужно, что без сомнения. Это почти не реально - одновременно совместить два таких негарантированных события: прилёт авиации именно в момент пересечения эшелоном реки по мосту.
   Вариант два мог быть исполнен двумя способами. Первый – захватить мост часа за два-три до подхода поезда и заминировать его (благо тола имеется много), но нет полной гарантии удачного захвата моста силами небольшого партизанского отряда и диверсионной группы.  К тому же, силовой захват моста будет связан с большими собственными боевыми потерями.  Второй способ, это – заложить большой заряд взрывчатки в сам поезд, но это почти не реально, да и нет в наличии запального устройства с дистанционным управлением.
   В Москву немедленно полетела шифровка. Кроме эшелонов, следующих через Сарны и Домбровицу, в графике ещё было расписание поездов, следовавших в сторону Новограда-Волынского (где через реку Случь перекинут другой железнодорожный мост на северо-восток, в сторону Москвы). Ведь, не факт, что эшелоны, направляемые на север, в сторону Минска, потом поворачивали на Москву. Но приказ есть приказ, и его надо выполнять!
   А пока решение приняли следующее.
   Лель с Романовым отправлялись к мосту, разведать тамошнюю обстановку, чтобы потом можно было определиться: что и как (?).
   А Митя собрался опрашивать освобождённых пленных, возможно, кто-то из них уже побывал в ремонтных работах на этом мосту...
   Андрей долго рассматривал в бинокль этот старинный мост. Он представлял собой – железнодорожный виадук, арочного типа. По обе стороны моста, за установленными бетонными плитами, было устроено два пулемётных гнезда. Внизу, под насыпями, вырыты окопы, перед которыми стояло несколько рядов проволочного заграждения, обвешанного пустыми консервными банками. Кусты и деревья в ближайшей округе – вырублены. Вооружённая охрана этого небольшого моста, хоть и была сравнительно невелика, но, как минимум, вдвое больше, чем против них мог выставить людей Лель. Значит, силовой вариант «в лоб» – отпадает.
   Шла осенняя пора, ночью и по утрам случались заморозки, но снега пока не было. Поэтому, разведчики, не рискуя, что будут замечены на фоне леса, подползли ближе. В этот момент Романов наткнулся на полевой провод. Судя по всему, по нему охрана моста держала связь со станцией. Максим хотел было перерезать этот провод, но Лелюха запретил, так как у него, по этому поводу, возникла идея. Разведчики ещё намного понаблюдали за сменой караулов, и, вообще, рассмотрели (в пределах возможного) систему охраны моста и повернули на партизанскую базу.
   Когда разведчики вернулись в отряд, совещание продолжилось в том же составе. Лель доложил всё, что им удалось разведать. Митя тоже не безрезультатно побеседовал с бывшими военнопленными. В итоге, пришли к следующему решению поставленной задачи.
   К мосту пойдут все, кроме: Миры, Малого (который будет на связи) и особо ослабленных и больных освобождённых пленников. Всего набирается 25 человек. Первым делом, предполагалось перерезать провод телефонной связи между мостом и станцией Колки. Вместо дежурного - с постом, и вместо охраны - с дежурным, по очереди, по трофейному аппарату будет разговаривать Митя (он тоже сносно говорил по-немецки). В это время диверсанты забросают мост минами из миномёта РМ-38. Существенного ущерба это не нанесёт, но потребуются небольшие ремонтные работы (замена лопнувших рельсов, шпал или, просто, подсыпки гравия на железнодорожное полотно), на которые выйдут бывшие пленные с инструментом под командой Дана и «охраной» - десантниками, переодетыми в немецкие шинели, снятые с убитых немцев во время акции освобождения. Главное, обезвредить пулемётчиков, остальное – как пойдёт. Лель, Романов и Бойко с удобных позиций поддержат и защитят их ударную группу снайперскими выстрелами. Митя будет за пулемётом ДП, тоже на поддержке. Остальные (шесть человек), если потребуется, с винтовками и автоматами помогут перебить охрану, потом доставят на мост три ящика тола с детонаторами. Одновременно, оставшиеся в засаде партизаны должны будут, пока идёт минирование, на случай надобности, задержать гитлеровцев со станции, если те ринутся к мосту. Но, лучше будет, если их перехитрить, иначе поезд не пойдёт в сторону моста.
   Вот и наступил день «Х». Отступать было поздно. Перед выходом Лель устроил общее построение, на котором Митя ещё раз всем напомнил их роль при участии в этой операции. Вскоре отряд, гружённый военным снаряжением (и лопатами с ломами, для отвода глаз) выступил на задание. Примерно, за четыре часа до прибытия поезда, они прибыли к мосту и заняли места, согласно принятому плану операции.
   Миномёт разместили на расстоянии примерно полкилометра от моста в прибрежном лесочке. В нужное время Митя перерезал провода, зачистил концы от изоляции и подключил аппарат  в сторону охраны моста.   Затем, по направлению в сторону моста, он поставил полностью заряженный ручной пулемёт в изготовку на откидные ножки. Два запасных диска,  слегка обёрнутые чистыми тряпками, аккуратно положил рядом.
  В это время снайперы, выбрав наиболее выгодные позиции (по разные стороны от моста), дополняя друг друга, чтобы перекрывать  мёртвые зоны в секторах обстрела, приготовились к стрельбе.
   «Ремонтная группа» спряталась поблизости от Мити.
   Наблюдающим к минометчику вызвался хиловато-болезненный парень по имени и фамилии Сашко Александр, он не захотел остаться в лагере и попросился в дело. Бывший артиллерист, он, несмотря на измождение, всё ещё обладал хорошим зрением и натренированным глазомером.
   Ровно минута в минуту, как условлено, первая мина с воем полетела в сторону пулемётного гнезда, с той стороны реки. Она удачно грохнулась на рельсы, левее пулемёта. На мосту мгновенно объявили тревогу. Сашко-артиллерист немного правее подкорректировал огонь, и, после третьего выстрела, мина «накрыла» пулемёт, кого-то ранив, кого-то убив, в кого-то не попав осколками. Далее огонь вёлся по охранному бараку, по окопам, где укрывались гитлеровцы. Миномётчики старались наносить, как можно эффективнее свой убийственный огонь. Но, вдруг, как и было обговорено, огонь прекратился. А в это время…
   После первого выстрела в аппарате у Мити запищал зуммер. И только, когда обстрел прекратился, он нажал кнопку коммутации, «разрывающегося» вызовами телефона, прижал трубку к уху и, нажав на тангенту, лениво-хрипловато спросил:
«Was haben sie angerufen? Was ist da passiert? [Ну, чего раззвонились? Что там у вас произошло?]».
В ответ он услышал в трубке отборную немецкую брань. Потом, видимо успокоившись, абонент в трубке укоризненно произнёс:
«Wir werden hier von einem M;rser angez;ndet, und Sie schlafen und h;ren dort nichts! [Нас здесь обстреливают из миномёта, а вы спите и ничего не слышите там!]».
Митя успокаивающим тоном спросил:
«Haben sie viele Minen geworfen? Ist der Beschuss vorbei? Brauchen Sie Hilfe? [И много мин накидали? Обстрел закончился? Нужна помощь?]».
Оттуда ответили:
«Wer braucht und wer braucht keine Hilfe mehr! Schicken Sie Sanit;ter und ein Reparaturteam, um das Gleisbett zu reparieren! Und organisieren Sie eine Razzia, wir haben kein Recht, den Posten zu verlassen! [Кому нужна, а кому уже не нужна помощь! Пришлите санитаров и ремонтную бригаду для восстановления рельсового полотна! И организуйте облаву, мы не имеем право покидать пост!]».
Митя обнадёжил:
«Gut! Wartet. Wir werden helfen. Wir werden Saboteure verfolgen! [Хорошо! Ждите. Помощь окажем. Диверсантов будем преследовать!]».
Митя мгновенно откинул одни провода и, когда подсоединял другие, получил неприятный электрический удар от генератора вызова телефона со стороны станции. Он снова снял трубку, после коммутации линии, и, нажав на тангенту, ответил:
«Hier ist ein Br;ckenwachtposten. Ich h;re euch zu! [Здесь пост охраны моста. Я слушаю вас!]».
Теперь и с этой стороны раздалась пространная нецензурная тирада. Потом всё-таки спросили:
«Schelmer, bist du das?! Warum antworten Sie nicht? Was haben Sie da f;r Explosionen geh;rt? [Шельмер, это ты?! Почему не отвечаете? Что у вас там за взрывы слышны?]».
Хрипя голосом, Митя бодро ответил:
«Da ist ein Soldat verr;ckt geworden. Der Schnaps ist betrunken! Ich habe den Fisch genommen, um Granaten auszul;schen. Ich habe ihm geholfen, ihn zu verbinden, also konnte ich nicht am Telefon antworten. [Да тут один солдат с ума сошёл. Напился шнапса мерзавец! Взялся рыбу глушить гранатами. Я помогал его связывать, поэтому не мог ответить по телефону.]».
Там, успокоившись, посоветовали:
«Mit einem Kanal auf die Hauptwacht legen. Und du, Hans, hast wahrscheinlich auch einen kalten Schnaps getrunken, etwas erkenne ich dich nicht! Nun, in Ordnung, st;rt euch nicht mehr. Warten Sie, in einer Stunde muss der Literzug passieren. Alles klar, auflegen! [Посадить на гауптвахту каналью. А ты, Ганс, наверное, тоже холодного шнапса перепил, что-то я не узнаю тебя! Ну, ладно, не шалите там больше. Ждите, через час литерный поезд должен пройти. Всё, отбой!].
   Теперь настала очередь штурмовой команды.  «Маскарад» построился и, под руководством  Дана, направился по шпалам в сторону железнодорожного моста через реку Случь.
   Отряд «ремонтников» не спеша подходил к пулемётному гнезду охраны моста. Когда партизаны подошли ещё ближе, дорогу Дану, идущему первым, перегородил тот самый лейтенант по имени Ганс Шельмер [Schelm – нем. Плут]. Он поднял руку перед идущим строем, приказывая остановиться, и потребовал:
«Halt! Nennen Sie das Passwort! [Стой! Назовите пароль!]».
Дан подошёл к лейтенант и спокойно ответил:
«Ich bin gerade angekommen. Ich konnte mich nicht mal umziehen. Ich wurde angewiesen, die Bahnstrecke f;r den Durchgang des literarischen Zuges dringend zu reparieren. Und ich habe das Passwort nicht herausgefunden. [Я только прибыл. Даже переодеться не успел. Мне приказали срочно отремонтировать железнодорожный путь для прохода литерного поезда. А пароль я не успел узнать.]».
Лейтенант критично посмотрел на мундир Дана, и сказал:
«Ich erkenne Sie nicht wieder. Ich habe mich schon gefragt: Was macht die Gendarmerie hier? Wie ist Ihr Nachname? [То-то, я не узнаю Вас. Уже подумал: чего это полевая жандармерия тут делает? Как Ваша фамилия?]».
Дан назвался:
«Darf ich mich vorstellen? Lieutenant Martin Stoiben. [Разрешите представиться! Лейтенант Мартин Штойбен.]».
Лейтенант извинился и попросил подождать. Он направился в охранную будку к телефону. На том конце отозвался Митя, он подтвердил полномочия Дана, то есть, Мартина Штойбена. Из будки лейтенант махнул Дану, пропуская его группу через мост. Проходя мимо будки, Дан услышал ворчание лейтенанта:
«Nun, das ist es! Sie erinnern sich an den dummen Zug, und die Soldaten des F;hrers haben es nicht eilig, Hilfe zu leisten! [Ну, надо же! Про дурацкий поезд вспомнили, а солдатам фюрера помощь оказывать не торопятся!]».
Дальше произошло невероятное. Так потом рассказывал, пытаясь оправдаться на следствии, раненый лейтенант Шельмер.
Пленные достали из-под одежды немецкие автоматы и пистолеты, и принялись расстреливать охранение моста. Конвойные и лейтенант сопровождения, по фамилии Штойбен, присоединились к ним. Затем, пошли в ход (слабые противопехотные) гранаты. Дальше, он ничего не видел, так как, будто-бы, потерял сознание!..
   А дальше дело пошло таким образом. Пулемёт не понадобился. Главное дело совершила штурмовая группа. Снайперы им здорово помогли. Так что самим удалось отделаться только лёгкими ранениями. Все наши партизаны остались живы.
   Митя опять еле отбрехался по телефону, мол, дружно стреляли по зайцам. Получив обещание строгого наказания, Митя тихо извинился и дал отбой. Потом он, вместо телефона, в сторону моста подключил индукционный генератор взрывателя. А на мосту уже вовсю шло минирование. Когда послышался паровозный гудок, партизаны сбрасывали в реку последние трупы солдат, лежавших на виду. Потом, в срочном порядке, диверсионная группа покинула мост. Ребята уже вернулись к Мите, когда показался длинный эшелонированный поезд.
   Дождавшись, когда на мост въедет максимальное число вагонов, Митя начал резко крутить ручку генератора. Раздался страшный взрыв. Два пролёта были подорваны. Паровоз, как ни странно, уцелел, успев доехать до противоположного берега, зато весь остальной железнодорожный состав рухнул в реку. Танки, пушки, автомобили, мотоциклы и солдаты Вермахта – всё провалилось в тартарары!
   Теперь, главная задача партизан была в том, чтобы вовремя смыться, заметая следы. Лель, Дан, Романов и Бойко составили группу прикрытия. Всех остальных Митя повёл в лагерь окольными путями, чтобы спутать со следа преследователей с овчарками-ищейками. В пути - здоровые, как могли, помогали идти раненым.
   В партизанском лагере все ликовали. Лишь Мире было не до этого. Приходилось перевязывать раненых, извлекать пули, накладывать швы и шины…
   Последней группой, вернулась четвёрка прикрытия.
   В эфир полетела радиограмма с докладом о выполнении задания Центра.


У С И Л Е Н И Е ,  У К Р У П Н Е Н И Е ,  П И Т А Н И Е

   «Новый германский порядок», который взялись устраивать фашистские оккупационные власти на захваченных территориях, постепенно начал приводить к истинному пониманию происходящего ту часть населения, которая поначалу, бывало, что даже, и с восторгом приветствовала «приход» этой «цивилизованной» нации на их территорию.
   Кстати, и вторжение войск Наполеона сначала не вызвало патриотического всплеска среди крепостного населения. И, только, когда французские солдаты начали бесчинствовать на захваченных землях, народ  массово побежал в леса, то есть -  в партизаны.
   Поначалу и в этой войне местное население не поддерживало НКВДшных  партизан (заброшенных  в тыл врага на парашютах), большинство из которых было перебито и отловлено фашистскими спецслужбами и их подразделениями на первом этапе войны.
   Но Гитлер не учёл опыта своего «предшественника». Зверства и грабёж, творимые его «крестоносными посланниками», как ни странно [для захватчиков, которым геббельсовская пропаганда внушила, что украинцы только и ждут освобождения их от рабских оков сталинизма], способствовали возникновению партизанского движения на, оккупированных ими, территориях.
   Но, почему люди не сразу стали активно сопротивляться? Особенно явно это проявилось на возвращённых землях!
   Дело в том, что на, присоединённых (к СССР) в 1939 году [а, если точнее выразиться: на возвращённых, ранее отторгнутых от  России (в том числе и после 1-ой Мировой войны)], территориях сразу же начал устанавливаться социалистический строй, причём, во многих местах, ускоренным темпом. Старательные советские «администраторы», забывшие, да, вероятно, и не знавшие тезисов В.И.Ленина о невозможности экспорта революции, без учёта местных условий и настроения населения, стали жёсткими методами внедрять новые, чуждые народу, правила жизнеустройства и традиции вместо старинного местного уклада.  Особенно отвратила людей (в сельских местностях) от Советской власти – насильственная коллективизация. Ну, разве можно было, вот так, просто, поломать в сознании человека чувство собственника? Частная собственность на средства производства была отменена! А что это означает? Экспроприация, а, по сути, грабёж, порой нажитого тяжким трудом имущества, запрет частной торговли и всякое, тому подобное. А тут - война…
   Некоторые «светлые головы» с Западной Украины наивно полагали, что немцы пришли освобождать их от «гнёта комиссарского жидо-большевизма». Например, лидеры ОУН [Организация украинских националистов] поначалу надеялись на то, что Гитлер позволит им создать своё, вожделенное, самостийное украинодержавие (безо всяких там москалей).  Но не тут-то было, немцам на их чаяния  было наплевать, они собирались заселить эти плодородные земли собственным, арийским населением. А некоторой части (бывшим оставшимся  местным «недочеловекам») отводилась роль, в лучшем случае, прислужников или сторожевых  «псов».
   Когда руководство ОУН (в общем-то, не единое в своих мнениях) стало возражать  этому намерению  –  кратковременное тюремное заключение охладило их пыл этих лидеров и отрезвило, опьянённые мнимой долгожданной «свободой», головы. Возможно, в связи с этим микроинцидентом, возникало даже этакое подобие «движения сопротивления».  И действительно, некоторые, появившиеся, партизанские отряды ОУН оказывали некое противодействие «швабам» [немцам]. Но, всё так же, яростно боролись и с «советами» [иногда случались стычки между ними и советскими партизанами]. Однако, в конечном счёте, сообразительные  украинские «патриоты одумались» и стали «прибиваться к германскому берегу». Их батальоны СС верно служили немецкому фашизму. Всё это сказано, чтобы, хоть коротко, охарактеризовать бандеровщину, то есть радикальный украинский национализм тех лет!
   Но вернёмся к нашим героям.
   Если запасённого, присланного и отбитого у врага оружия пока хватало, то продуктов питания, медикаментов и обмундирования стало катастрофически не хватать. Реальный риск возникновения голода замаячил уже в ближайшей перспективе.  А Москва, Советская власть и в её лице - товарищ Сталин в Кремле, настоятельно требовали усиления и укрупнения партизанского движения в тылу врага.
   Такое задание было и у Мити. Но на какие пити–мити создавать новые отряды (?), если и самим жрать,.. простите, питаться нечем.
   Обязанности в отряде, как-то, само собой, распределились так: командир отряда – Лель; его куратор и комиссар – Митя; особист и начальник разведки – Дан (Макс Романов его зам. по разведке); начальник связи – Малый (его помощник – Бойко); зам. по артиллерии – Сашко; Начальник медслужбы – Боревич (и два санитара из бывших пленных в помощь).
   Отряд и сам по себе увеличивался. Вот совсем недавно Дан, снова побывавший в Ровно, привёл с собой, чудом бежавших из еврейского гетто, семь человек (из них – две женщины, которым были особенно рады, так как они знали толк в поварском деле. Подробнее об этом спасении ещё расскажем ниже). Но места в отряде уже было недостаточно, приходилось тесниться, и штабом их партизанского отряда было принято решение: «Развернуть ещё два небольших лагеря – по пути следования в областной центр. И большой – человек на триста-четыреста, его надо расположить севернее, в более глухом, защищённом лесами и болотами, отдалённом месте».
   Свою партизанскую базу они тоже, как смогли – обезопасили: плотно окружили её противопехотными и противотанковыми минами, устроили вокруг сторожевые секреты с круглосуточным дежурством, проложили (через бурелом) тайный путь выхода из лагеря на случай облавы.
   Но проблема питания пока оставалась главным вопросом, решение которого и рассматривалось сейчас на совещании штаба, на котором присутствуют: Митя, Лель, Дан, Малый и Сашко.
Слово взял Дан:
«Мне стало известно, что на днях в город прибудет продовольственная автоколонна Вермахта. Надо совершить на неё  нападение. У меня есть кое-какие соображения по этому поводу…».


Б Е Г Л Е Ц Ы

   Но вернёмся к предыдущему событию.
   Даниил приходил редко, и всё по делу, но Бронислава ждала его каждый день. Она сама себе не могла объяснить, как влюбилась в этого красивого статного парня. И ведь, разговоров на темы, даже близкие к человеческим отношениям, они никогда не вели. Только деловые связи и больше ничего. Но даже родители уже начали замечать, что их дочка стала маяться ожиданием, что она совсем не равнодушна к Даниилу, как к мужчине. А сама Броня всё-таки для себя отметила, что иногда Дан с восхищением смотрит на её выдающиеся женские достоинства. Хотя, надо заметить, что ей приходилось носить не по размеру мешковатые одежды, чтобы не привлекать к себе кобелиное внимание со стороны нахальных немцев и полицаев.
   В этот день Броня, точно, подгадала появление Дана. Она спешила с работы домой, но, как назло, её уже трижды останавливали патрули для проверки документов. Создавалось такое впечатление, что они кого-то ищут.
«Неужели, это как-то связано с Даном?» - Броня старалась отогнать эти тревожные мысли, но они всё «высверливали ей дыру в мозгу».
   Вдруг, возле самого дома навстречу ей из тени вышла какая-то женщина. Броня остановилась, женщина – тоже. Лица в темноте было не разглядеть. И вдруг незнакомка заговорил таким знакомым голосом:
«Здравствуй, Бронислава! Узнаёшь меня?».
«Да это же наша, всегда жизнерадостная и громогласая, Циля Либерман!» - мелькнула мысль в голове у Брони, и она бросилась обнимать свою подружку и бывшую коллегу по вокзальному ресторану:
«Цилечка, милая, как ты здесь оказалась? Я слышала, вы с мамой уехали!».
«Не шуми так» - тихо грустным голосом сказала Циля: «Не успели мы, и отъехать, как наш поезд фашисты разбомбили. Мама – погибла, а я невредима осталась. Пришлось вернуться домой, а тут и немцы захватили Ровно. Меня арестовали и определили находиться в городском квартале, где фашисты планируют  устроить гетто. Там же оказалась и тётя Хана, наша шеф-повар. И ещё…
   Но, сейчас некогда придаваться воспоминаниям, нам удалось вырваться оттуда, из этого квартала смерти, и теперь нас ищут, а нам некуда податься. Я помню, ты всегда была порядной девушкой и хорошей подругой…».
«Не продолжай, Цилечка!» - перебила Броня подругу: «Сейчас действительно не до этого! Где же твои друзья? Зови их, скорее, я спрячу вас в подвале нашего дома, а там… видно будет!».
Понятно было, что за их беседой внимательно наблюдают. Стоило Циле повернуться и махнуть рукой, как из канавы поднялись ещё шесть фигур.
   Всем кагалом беглецы укрылись в подвале, а Броня, закрывая дверь на замок, обещала им принести, чего-нибудь поесть.
   Когда она зашла в дом, то увидела в гостиной Даниила, он сидел на диване и разговаривал с её мамой. Заметив вошедшую Броню, он вскочил и пошёл ей навстречу, протягивая к ней руки поздороваться. Карин Густавна из деликатности, хотела удалиться, но Броня задержала её:
«Мама, останься, пожалуйста, у меня есть важное дело! А где папа?».
«У него срочный заказ на работе, и вернётся он только утром. А в чём дело, дочка?».
«Ты помнишь мою коллегу по работе Цилю?».
«А!.. Конечно, помню, такая вечно весёлая хохотушка! Она, кажется, эвакуировалась?..».
«Ну, сейчас ей точно не до смеха. Уехать Циле не удалось, она попала в, устраиваемое оккупантами у нас в городе - гетто, но ей с товарищами удалось бежать. И теперь им деваться некуда.  Я их пустила к нам в подвал. Надо бы чем-нибудь накормить их».
«Да-да! У нас от ужина остался картофель варёный, возьми хлеб, соль и сыр…  Я с тобой пойду!» - немного засуетилась Карин Густавна.
«Я тоже с вами» - засобирался было Дан, но хозяйка остановила его:
«Да, Вы что, Даниил? В таком военном костюме напугаете их до смерти! Не торопитесь пока, нам их надо подготовить для встречи с Вами! Ждите здесь»…
   Увидев, сильно похудевшую, Цилю, которая, раньше ничуть не уступала по комплекции её дочери, Карин Густавна чуть не заплакала, но вовремя сдержалась. Когда беглецы немного утолили голод, Броня сказала Циле:
«Есть единственный выход спасти вас. Вам нужно попасть в партизанский отряд».
«Где бы взять такой отряд, куда нас несчастных примут? Разве это реальное дело?» – немножко сыронизировала Циля.
«Мы сейчас вас познакомим с одним молодым человеком. Только умоляю вас, не пугайтесь! Его форма – это всего лишь камуфляж!».
   Броня поднялась в дом. Но прежде, чем снова идти в подвал, она передала Дану сведения о продовольственных поставках, о которых ей случайно удалось разузнать, ведь их ресторан тоже снабжается оттуда.
   После переговоров со своими новыми подопечными,  Дан выяснил, что все мужчины – уникальные специалисты. Двое из них - опытные специалисты в строительстве и архитектуре, третий – военный инженер-химик, четвёртый - художник-график, а пятый, самый ценный (для партизан на данный момент), оказался  первоклассным гравёром.  И, хоть в отряде уже и места то не было. Но не оставлять же их всех здесь в городе на заклание гитлеровским людоедам. Да и такими специалистами нельзя разбрасываться, которых даже фашисты не расстреляли, а хотели как-то использовать. Это и помогло им убежать из будущего гетто.
   В этот вечер Дан в первый раз на прощание обнял и поцеловал Броню. На его поцелуй она ответила полной взаимностью. А Карин Густавна, что смогла, собрала беглецам в дорогу, хоть немного подкрепиться им в пути.
   Глубокой ночью, соблюдая крайние предосторожности, Дан вывел свою группу из города, и они направились на север…


С О В Е Щ А Н И Е   П Р О Д О Л Ж А Е Т С Я

   «Так, вот» - продолжал Дан: «Единственный автомобиль, который реально можно вырвать из колонны, идёт последним. За ним охрана – два, ну, может быть, их будет три мотоцикла с колясками. Вот это серьёзная задача – убрать их так, чтобы остальная охрана колонны не заметила и не подняла тревогу. Но я пока не решил, как их можно снять без шума. Я заскочу на подножку грузовика и шумно залезу в машину. Водитель, услышав немецкую речь и увидев офицера, не сразу запаникует, а дальше – дело техники. Далее я подгоню машину к условленному месту, куда ребята подойдут с санями или волокушами. Благо, снег ещё только что выпал и он - не глубокий. Как вам моя идея? И есть ли какие предложения по обезвреживанию арьергардного эскорта».
«Ух, ты, какие словечки красивые придумал для немчиков. А в общем, как идею, считаю это предложение подходящим. Какие будут соображения насчёт охраны колонны, товарищи?» - выступил Митя, как ведущий совещание.
«Думаю, это моё дело!» - подал голос Лель: «Я из своей любимой винтовочки с расстояния в километр в ведро могу попасть. Ни один не уйдёт, и шума лишнего не будет».
«Это, пожалуй, далековато будет, можно промахнуться, а нам нужно – наверняка!» - засомневался Митя.
«А можно стрелять с полукилометра, мы его кошмой накроем, чтобы хорошенько  заглушить звук выстрела» - предложил Сашко.
«Это хорошая идея!» - поддержал Малый.
«Откуда и когда, говоришь, пройдёт колонна?» - обратился Митя к Дану.
«Через три дня, точнее, теперь уже, через два с половиной. Колонна будет идти со стороны Минска в Ровно. В ближайшей от нас точке машины будут примерно в 9 – 10 часов утра. К этому времени всё должно быть готово к нападению» - уточнил Дан.
«Ну, что же, это, пожалуй, единственный, на ближайшее время, шанс пополнить наши продуктовые запасы. Упустить его мы не имеем право. Как, Лель, организуешь - изготовление саней?» - подтвердил решение о нападении на автоколонну Митя и озадачил Андрея.
«Не такое уж и сложное дело наколотить десятка два саней из дерева, но мне придётся помочь, надеюсь, наши ребята не откажутся!» - обещал Лель.
«А, кто откажется – будет сидеть голодным, но я думаю, таких упрямцев не найдётся» - усмехнулся Дан.
   Они ещё долго уточняли все тонкости и детали этой непростой, но жизненно необходимой операции.
   С вечера Лель с помощниками подготовили все необходимые материалы, а на следующий день, прямо с раннего утра по лагерю раздавались удары топоров и молотков, выматывал душу визг пил. Работали ударно, и к вечеру были изготовлены двадцать одни большие деревянные сани.
  В последующие сутки отдыхали, готовили оружие, сами морально готовились…


Н А П А Д Е Н И Е   Н А   К О Л О Н Н У

   Календарная зима началась. Почти весь ноябрь партизан мучила надоедливая мжичка [обложной мелкий дождь]. Но под конец ноября установилась сухая, нехарактерная для этой поры года, погода с небольшим морозцем и постоянным снежным покровом.
   Понедельник 1 декабря. Ещё рано утром партизаны заняли боевые позиции, согласно предварительной договорённости. Вскоре послышалось урчание моторов грузовиков продовольственной колонны.
   Впереди колонну возглавлял бронетранспортёр. За ним – фургон с охраной. Далее шла сборная колонна из двадцати грузовиков. Замыкали автомобильный поезд два мотоцикла  с колясками, с четырьмя охранниками, вооружёнными пулемётами.
   Из опасений нападения партизан, водителям одиночных грузовиков, самостоятельно передвигаться  без охраны по  лесным дорогам, было запрещено. В колонну собирался, так называемый, транспортный поезд из грузовиков, следующих в одном направлении. И  двигался он, под усиленной охраной, к следующему поворотному пункту.
   За рулём последнего (в колонне) грузовика сидел уже известный, но теперь рядовой (бывший лейтенант), Ганс Шельмер. От однообразной езды клонило ко сну. Но он крепился и проклинал свою горестную судьбу.
   Поначалу, в польской кампании, удача сама шла ему в руки и сыпала добро золотым дождём. Он служил в интендантской службе по отбору драгоценностей (на завоёванных территориях) в пользу экономики Великой Германии. Он рьяно старался, но все успехи его служили, в основном, только своему хозяину, по принципу: «Ja, die Hand, die sich selbst beraubt, wird "austrocknen"! [Да “отсохнет” та рука, которая себя обделит!]». Вскоре, его плутовские делишки вскрылись. На первый раз его наказали не так строго, просто, перевели командовать охранным взводом! Но и тут ему не повезло. На мост, охраной которого он руководил, напали партизаны. Он получил лёгкое ранение  и притворился мёртвым. Когда партизаны заминировали мост и отошли, Шельмер хотел позвонить на станцию Колки и задержать эшелон, но связь была оборвана. Тогда Ганс решил добежать туда, но в это время появился поезд, который, пройдя почти через весь мост, взорвался вместе с ним  и полетел к чертям свинячьим, то есть, в реку, а на остатке моста уцелел лишь один только паровоз! Шельмер сообразил, что если он сейчас один придёт на станцию, его обвинят в том, что он бросил охранный объект и своих людей, спасая собственную шкуру. Тогда он вернулся на уцелевший пост охранения и дождался прихода охраны со станции. Тут он снова прикинулся потерявшим сознание из-за (пустячного) ранения в руку.
   За этот проступок его ждал военный трибунал и, как минимум, отправка на фронт. Но ранение смягчило ему наказание, хотя последствия ожидались неутешительные, и, тем не менее, Шельмера только разжаловали в рядовые. Ему пришлось отсыпать солидную горсть (добытых ранее, золотых зубных коронок, содранных с их бывших еврейских владельцев) и добавить к ней трое (золотых же) карманных часов (правда, двое из них были неисправны) тем, кому (в этом случае) и следует, так что, вместо фронта, после госпиталя, он попал в тыловое автомобильное подразделение. И теперь вот, едет этой ужасной лесной дорогой проклятой России (или Украины, ему это было всё одно)! Вдруг перед одним из поворотов (как из-под земли вырос) появился какой-то голосующий офицер. Ганс решил не останавливаться на всякий случай. Но автоколонна ползла медленно, и тот умудрился заскочить на подножку грузовика, открыл дверь и втиснулся в кабину. Когда Шельмер взглянул на него, - разом оторопел от неожиданности, тот тоже немного растерялся: это был «злой гений» Ганса – «лейтенант Мартин Штойбен»…
   Дан выскочил из-за дерева и выбежал на обочину, пытаясь остановить последний в колонне грузовик. Но водитель игнорировал его и хотел проехать мимо. Однако Дан изловчился и прыгнул на подножку. Раскрыв дверь, он влез в кабину. Далее он намеревался отвлечь водителя посторонним разговором и незаметно достать нож. Но, когда он придвинулся и взглянул на водителя, тот, ошарашено взирая на него, произнёс:
«Du bist wieder auf meinen armen Arsch gefallen! [Опять ты свалился на мою бедную задницу!]».
   Не успел Дан сообразить, как себя вести в данной ситуации, как Шельмер локтем резко двинул, попав ему по горлу, и выскочил из машины. Дан не бросился за ним, а схватился за руль и, откашлявшись, продолжил движение к намеченной точке. В зеркало заднего вида он увидел, что оба мотоцикла неуклюже скатились с дороги…
   Место, где они намеревались,  напасть на мотоциклетную охрану, было задумано возле большой поляны, где со снайперской винтовкой притаился Лель, накрытый белой кошмой. Когда он увидел, что Дан заскочил в машину, Андрей начал стрелять по мотоциклистам. Стрелял он быстро и без промаха, так что те не успели произвести ни одного ответного выстрела. Мгновенно из леса выскочили десантники и, оттащив убитых в канаву, заняли их места в мотоциклах. Ганса, выпрыгнувшего с другой стороны автомобиля, Лель не заметил. Он собрал кошму и пошёл наискосок в сторону сбора. Когда Андрей подошёл на место, то уже половину полезного продуктового груза было переложено на санки. Взяли даже большую пачку немецких газет, которую намеревались использовать на самокрутки и другие, жизненно важные, естественные надобности. А забрать грузовик возможности не было, только бензин почти полностью слили и прихватили запасную канистру.  Когда весь груз был снят, грузовик Дан отогнал подальше от этого места и (с помощником) они привели его в негодность. А мотоциклы погнали на партизанскую базу. Несколько человек задержались, и большими ветками, обломанными  с деревьев, взялись маскировать место выгрузки, тем более, да и снег пошёл им в помощь.
   Ну, а куда убежал Ганс, никто так и не заметил. Может он и остался живой, хотя фронт по нему уже «плакал»!


П Л А Н   С П А С Е Н И Я   Л Ю Д Е Й

   В городе Ровно (по данным на 1939 год) из 43-х тысяч жителей, проживали  около 28 тысяч лиц еврейской национальности. На начало оккупации Ровно, в городе оставалось около 25 тысяч евреев.
   Как ранее говорилось, город был объявлен столицей Рейхскомиссариата Украины. С первых же дней начались аресты и массовые расстрелы сотен евреев, но самые кровавые расстрелы прошли 6 - 7 ноября 1941 года. В эти два дня в лесу Сосенки (под Ровно) было убито от 15 до 18 тысяч человек. Такой чудовищной цифры одновременного расстрела жителей этого города фашистской зондеркоманде-4a удалось достичь при активной помощи украинских националистов, служивших в полиции и жандармерии. В декабре около 5000 тысяч человек (владевших профессиями) были согнаны в гетто. Остальных евреев было решено отправить в лагерь смерти Треблинка-2 (что на территории Польши).
[По числу уничтоженных людей этот лагерь только немногим уступал Освенциму. 99,5%  его жертв – евреи, примерно две тысячи убитых – цыгане.]   
   Но вернёмся к нашим героям. Какая радость была в отряде, когда стало известно о разгроме немцев под Москвой. Эти сведения (при помощи литовок, расклеенных местным подпольем) удалось довести до жителей Ровно. Запуганные, забитые морально и физически оккупационной властью люди получили надежду на избавление от фашистской тирании. Эта победа весьма стимулировала поддержку партизан местным населением. Несмотря на зверства карателей, люди стали помогать народным мстителям не только материально, они стали пополнять их ряды.
   За эти три месяца, благодаря организаторским способностям Мити и опытности в бытовых  и военных вопросах  Леля, партизанский отряд значительно увеличился и его деятельность активизировалась. От отряда были выделены две боевые группы высокой мобильности (человек по двадцать – двадцать пять), которые расположились на новых небольших базах, недалеко от самого Ровно. А также был приготовлен и законсервирован большой лагерь в лесистой местности, ещё севернее основного – на границе с Брестской областью.
   Отрядом Леля были проведены уже несколько удачных диверсионных операций. А разведывательной группе под руководством Дана теперь легче стало добираться до города через новые партизанские точки. Но в этот раз он задерживаться там не мог, так как шёл с экстренной информацией, которую передала ему Карин Густавна.
   А дело вот в чём. На днях из Ровно в Ковель, и далее в сторону Бреста отправляется поезд, гружённый наворованными материальными ценностями. А главное, для страховки подрыва, в последние три  вагона будут посажены наши люди: молодёжь – на работу в Германию, военнопленные – в рабочий лагерь Треблинка-1, но больше всего людей – в лагерь смерти Треблинка-2.
   По возвращении разведчиков в отряд, сразу же началось важное штабное совещание.
   Как обычно, совещание проводил Митя, он обратился к собравшимся соратникам:
«Товарищи! Тысячи, а может уже и десятки тысяч человек уничтожено фашистами и их прихвостнями только в нашей области, а по всем оккупированным районам страны, думаю, миллионы! Многим зверствам мы не смогли препятствовать, но мы можем и мстим за наших людей. Нашим отрядом уже уничтожены сотни врагов, но этого мало, надо ещё более усилить нашу подрывную работу в тылу врага, хотя этим и не воскресить погибших, как мирных жителей, так и наших товарищей. Но теперь у нас появилась возможность спасти от истребления и от фашистской неволи сотни советских граждан. Это наш долг перед народом. Так, какие будут соображения по этой операции, товарищи партизаны?».
   Первым по старшинству выступил Лель:
«Пустить этот поезд под откос, как это делали ранее, мы не можем! Отцепить вагоны на ходу – вряд ли реально. Стало быть, для выполнения данного задания нужно осуществить следующие действия. Первое – остановить поезд. Второе – перебить охранение. Третье выпустить из вагонов наших граждан, не допуская паники при этом. Четвёртое – надо эвакуировать этих людей на северную базу, благо у нас для этого уже появился свой гужевой транспорт  из, недавно захваченного нами, вражеского обоза. Мы используем его для перевозки детей и (сильно ослабленных) взрослых товарищей. И, пятое - не допустить того, чтобы наши ценности достались врагу. Что наиболее ценное  добро – забрать, а, что не сможем, остальное – уничтожить! Вот, считаю, такие действия нужно совершить!».
«Давайте, конкретизируем это выполнение этого важного дела, кто хочет высказаться?» - продолжил совещание Митя.
Слово взял Дан:
«Для остановки поезда, устроим завал путей. А когда убедимся, что поезд тормозит – взорвём рельсы, как перед ним, так и сзади него. После этого откроем стрельбу из пулемётов и из противотанкового ружья по вагонам с охраной. Особенно ювелирно надо снять охрану с вагонов, где находятся наши люди. Ещё важно не допустить возможности фашистам сойти с поезда и залечь с оружием за ним в лесу!».
Тут Сашко внёс своё предложение:
«А мы с ребятами с другой стороны железнодорожного пути заляжем в засаде с автоматами и винтарями!».
Лель добавил:
«Только поначалу не высовывайтесь из засады, а то, как бы под наши пули не попали. Я и Бойко будем стрелять с этой стороны, а с вами пошлю Романова, он тоже прекрасный снайпер».
Вопрос задал Малый:
«Насколько нам известно, немцы ещё не восстановили мост через Случь, так, почему вы думаете, что этот поезд пойдёт в  нашу сторону? Зачем ему делать крюк через Сарны, если напрямую, из Ровно до Ковеля всего километров шестьдесят или семьдесят?».
«Объясняю» - сказал Митя: «Всё дело в том, что узловая станция Киверцы, что стоит между Ровно и Ковелем, уничтожена при отступлении и пока не восстановлена, вот и всё объяснение. Поезд будем брать после того, как он минует Сарны и переедет мост через реку Горынь!».
   Они ещё долго обсуждали разные детали, но в главном все были единогласны: «Людей надо спасать!».


С Ч А С Т Л И В А Я   В С Т Р Е Ч А

   На следующий день отряд партизан, числом не менее ста человек, отправились в рейд на санном поезде из двенадцати дровней (отбитых с грузом овса и сена у полицаев, буквально, на днях). Добрались до намеченного места они без происшествий, хотя, при случае,  могли бы дать хороший отпор почти любому встречному отряду жандармерии или полиции.
   Железнодорожный путь партизаны завалили всем, что попалось под руку, в основном, сухими упавшими деревьями. Затем, заминировали рельсы в двух местах так, чтобы поезд не смог прорваться вперёд или вернуться назад. Обоз оставили недалеко на дороге за выступающей, густой кромкой  леса. Сами залегли в нескольких местах: кто за бугорком, кто за кочкой, кто в ямке. Снайперы расположились чуть поодаль за ними, так, чтобы держать под обстрелом максимум длины поезда. Засадный отряд замаскировался с другой стороны железнодорожного полотна,  за деревьями…
   Никифор Трофимович Крольчук, небезызвестный Лелю, труженик ремонтного состава паровозного депо станции Ровно, должен был вовремя подготовить паровоз для отправки груза и людского материала на запад, через Брест и Польшу, в Германию. Но, лучшие локомотивы были направлены в сторону Восточного фронта. Тот, что поручили отремонтировать его бригаде, оказался плоховатым, а времени на его полный ремонт и подготовку к рейсу дали мало. Плюс, катастрофически не хватало машинистов паровозов. Раньше Крольчук водил поезда, но из-за язвенной болезни перешёл в слесаря. И, вот, на этот раз его самого послали в рейс. Ну, и опять же на случай, какой поломки, чтобы он сам смог, что было в его силах, устранить неисправность на месте и отладить механизмы.
   Вообще-то, по нынешним временам, состоять в паровозной бригаде было довольно-таки опасно. Вполне могли напасть партизаны и пустить поезд под откос. Этим печальным соображением он поделился с помощником машиниста:
«Ці партизани, нападаючи на поїзд, зовсім не думають про нас! Ми-то в чому винні? Підривають німців, а страждаємо і ми на додачу до них!».
   Вскоре, после того как поезд миновал Сарны и, когда они уже переехали по мосту через реку Горынь, помощник машиниста заметил впереди на рельсах большой завал и дёрнул паровозный гудок, оповещая охрану поезда о возникшей опасной ситуации.
«Ну, ось, і дочекалися неприємностей!» - мелькнуло в голове у Никифора. Он сбросил давление пара и нажал на тормоз.
 Немец, дежуривший с бригадой в паровозной будке, жестами приказал таранить это препятствие. Но в это время из-за кучи брёвен грянул мощный взрыв, разметавший рельсы. Никифор успел затормозить и подал задний ход паровозом, но, тут же, следом за первым, там, позади состава прогремел ещё один сотрясающий взрыв. Тогда Никифор остановил движение поезда и, вздохнув, горестно произнёс:
«Все! Приїхали панове німці, здається, і ми з ними теж!».
   Когда раздались первые выстрелы, паровозная бригада , пока идёт бой, поспешила перейти из будки машиниста в укрытие – по другую сторону локомотива…
   Партизаны полночи прождали. Было довольно-таки холодно, но костры разводить, ни в коем случае - нельзя, под утро все уже изрядно замерзли. И вот, наконец, когда ещё только-только рассвело, вдали над деревьями показался паровозный дым. Вскоре ожидаемый поезд приблизился. Впереди паровоза были прицеплены две открытые двухосные платформы. На передней части головного вагона был смонтирован таран - метельник [путеочиститель для сброса с рельсов любых посторонних предметов: снега, брёвен, различного мусора и т.п.]. На первой же платформе лежали запасные рельсы и шпалы, а на второй - стояло орудие, там же разместился и пулемёт, такая же артиллерийская платформа была прицеплена и сзади. За тендером паровоза шли три четырёхосных пассажирских вагона, несколько грузовых и три двухосных вагона для перевозки скота, перед задней открытой платформой. Когда состав приблизился к завалу, за ним партизаны подорвали рельсы. Не успел паровоз дать задний ход, как и там, за хвостом поезда, был подорван железнодорожный путь. Таким образом, немцы оказались в ловушке. Но они были хорошо вооружены, и в ответ на стрельбу партизан, сами начали стрелять, в том числе и из пушек. Тогда Дан из противотанкового ружья разбил оба орудия. Потом он заставил «замолчать» пулемёты. Затем он перенёс огонь на пассажирские вагоны с отстреливающимися гитлеровцами. Через полчаса такого боя, оставшиеся в живых, немцы кинулись отступать за вагоны в лес, но и оттуда по ним начали стрелять. В итоге: немногим оккупантам удалось уйти целыми и невредимыми прочь, подальше от места боя. Сдаваться ни кто из них не захотел, так как, понимали, что это бессмысленно - всё равно партизаны расстреляют их!
   Когда сопротивление охраны было подавлено, первые партизаны стали осторожно подходить к составу. После того, как они проверили все вагоны и убедились, что никто и ничего уже не угрожает, к поезду подошли и все остальные их товарищи, а из-за опушки леса показалась гужевая колонна.
   Митя и Дан пошли к арестантским вагонам, а Лель направился к локомотиву, у которого скромно топталась паровозная бригада.
   Когда Андрей подошёл к ним, то неожиданно для него, он,  лицом к лицу, столкнулся с тем самым  своим  бывшим соседом Крольчуком. Тот надел радостно-фальшивое выражение на лицо и вежливо поздоровался:
«Привіт, дорогий Андрію Васильовичу! Ось, знову побачилися! Як Ваше здоров'я?».
«Вашими молитвами, уважаемый Никифор Трофимыч! И вам: здравствуйте! Какими такими путями неисповедимыми оказались здесь?» - в ответ поздоровался и саркастически поинтересовался Андрей.
Тот покряхтел, подбирая нужные слова, и промямлил:
«Так я ж не по своїй волі взявся за цю справу! Я слюсар, а вони мене змусили згадати своє машиністське минуле! Не міг я відмовитися, сім'я у мене! І що ж тепер з нами буде?».
«А за тех людей, которых ты вёз на распыл и в рабство, ты не поинтересовался: что с ними будет? И что они чувствуют? Их детей тебе не было жалко?».
«Так, в їхніх бідах я не винен, це німці їх заарештували! Сам я нікому зла не бажаю! Андрій Васильович, пожалійте нас!» - жалостливо попросил Никифор.
«Чёрт с вами! Вы все можете уходить отсюда!» - неприязненно поёжившись, ответил командир партизанского отряда Лель, отпуская паровозную бригаду. Он повернулся к ним спиной и пошёл в сторону арестантских вагонов.
   Крольчук с помощником поплелись по шпалам по направлению к станции Сарны, проклиная всё на свете: и партизан, и немцев, и «пархатых», короче, всех, из-за кого, по их мнению, они пострадали. И теперь надо срочно придумывать себе надёжное оправдание перед германскими властями, иначе, самим будет (ох, как!) несдобровать!
   А кочегары предпочли присоединиться к партизанскому отряду. Да, и зачем им бесславно  гибнуть от рук своих же соотечественников. Не в этот, так в другой раз партизаны пустят их очередной поезд под откос. Да и семей у них пока не было.
   Когда Митя откинул щеколду, а Дан отодвинул дверь первого арестантского вагона, они были просто поражены увиденным. Исхудавших, полураздетых людей в вагоне, рассчитанном на 40 человек, было набито битком (в два-три раза больше), как сельди в бочки. По-видимому, никто и не собирался заботиться о комфорте смертников, а те, уже смирились со своей тяжкой судьбой. Но, увидев партизан, люди оживились такой счастливой встречей и загалдели, пытаясь вылезти из вагона. Однако, Митя, чтобы навести порядок, громко распорядился:
«Товарищи! Мы советские партизаны освободили вас из неволи, но ещё хотим спасти от смерти. Поэтому прошу вас беспрекословно подчиняться и соблюдать дисциплину. Сейчас на лето, а вы совсем легко одеты. Потерпите ещё немного, мы соберём для вас какую-нибудь одежду и проведём, а, кто не сможет идти, провезём вас в наш партизанский лагерь!».
   Во втором вагоне  оказались военнопленные и молодёжь, угоняемая в Германию. Митя и Дан уже направились было к третьему вагону, где, как и в первом вагоне, располагались потенциальные жертвы лагеря смерти, как вдруг… из второго вагона позвали Дана:
«Данечка! Сынок, ты не узнаёшь меня?».
Дан остановился и мгновенно повернул голову в сторону говорившего – из переполненного вагона на него смотрел и протягивал к нему руки, сильно похудевший, отец…
   Яков Борисович (по рождению – Барухович) Боревич никогда не относился к семейству ортодоксальных иудеев [т.о. по физиологическим данным узнать в этом шатене еврея было невозможно], так что, когда он попал в плен, то назвал себя по национальности – белорусом. Выдать его было некому, поскольку, все его товарищи по роте погибли в бою. А провоевать ему удалось не больше недели.
   Первоначально он был направлен  в рабочий лагерь на земляные работы. А потом его перевели на «перешивку»  [переделка] русской железнодорожной колеи [1524 мм] на европейскую [1435 мм]. Кормили (из ряда вон) плохо. Как он выжил там за эти полгода каторги, сам не понимал. В голоде и в холоде, люди сгорали на этих работах за два-три месяца, а он до сих пор – жив, хотя узнать его нынче было крайне сложно.
   Впоследствии Яков Борисович вновь попал в шталагерь [т.е. пересыльный лагерь для военнопленных] в Ровно, откуда, нынче его и ещё более семидесяти пересыльных военнопленных отправляли в рабочий лагерь, находящийся на территории Польши. Однако судьба распорядилась иначе. Он спасён! Спасён собственным сыном и его товарищами. Но предаваться сейчас воспоминаниям, пока что, было некогда.
   В грузовых и пассажирских вагонах нашлось много, награбленной оккупантами, одежды, которую партизаны раздавали освобождённым людям. Всё ценное, что смогли – забрали, остальное потом подожгли. Паровоз тоже взорвали. Действовали очень быстро, так как мог подойти следующий поезд, да и на полустанке, где ожидали освобождения пути встречные эшелоны, наверняка уже подняли тревогу. Так что, по мере возможности, санный поезд скоренько двинулся на север в партизанские дебри. Наиболее ослабленные люди сидели в санях, другие шли, держась за дровни. Но истощённых людей было слишком много, так что им приходилось временами меняться местами с идущими пешком. На двух последних санях партизаны везли раненых и, погибших в бою, своих товарищей. За ними шествовали освобождённая молодёжь и партизаны в прикрытии. Вскоре их нагнали последние народные мстители, которые завершили полный разгром захваченного вражеского поезда. Вся эта процессия направлялась в северный лагерь, где их уже ожидали партизаны из обслуживающего взвода.


С Л Ё З Ы   С Ч А С Т Ь Я   И   Г О Р Я

   Только глубокой ночью, изрядно уставшие, люди добрались до северной партизанской базы. Спасённые смертники с трудом верили нынешнему своему чудесному избавлению от неотвратимой погибели.  Многие освобожденные военнопленные жаждали мести своим истязателям. Молодёжь, правда, пока ещё, не вся до конца понимала грандиозное значение их вызволения из будущей рабской неволи в фашистских лапах «коричневых пауков». Но даже малые дети больше не были похожи на обычных беззаботных созданий, считающих, что весь мир принадлежит им. Нацистские выродки быстро объяснили и им, и их родителям, да и всем остальным людям своё «расовое превосходство и господство над этим миром». Никто не знал, что дальше станется с ними. Но многие уже понимали, что шансы на жизнь и (по крайней мере) на борьбу с этой беспощадной фашистской сволочью, их наёмниками и прочим шакальим отребьем у них появились!
   Всего освобождённых сограждан оказалось около трёхсот человек. Больше семидесяти человек – бывшие военнопленные. Почти, что, тридцать малолетних детей. Полсотни человек из несовершеннолетней молодёжи, отправляемых в немецкое рабство. А из около ста пятидесяти оставшихся в живых остальных гражданских лиц (умерших уже в вагонах, к сожалению, не успели похоронить): чуть менее пятидесяти человек - мужчины и, почти, сто женщин.
   На такое большое количество освобождённых  людей партизаны не рассчитывали, но реальность заставляет вносить свои коррективы. Для начала пришлось сильно потесниться в землянках.  Но, однако, мест всё равно на всех не хватило, поэтому партизаны и (те, что покрепче) освобождённые товарищи остались ночевать у костров.
   Продуктов (при таком раскладе) может хватить не более, чем на месяц. Так что, проблема питания пока стоит на первом месте. Не менее важным является подготовка партизанского аэродрома для эвакуации детей, молодёжи, некоторых женщин и пожилых граждан.
   Первым делом, после того, как удалось разместить и накормить людей, Митя стал выяснять наличие медицинских работников. К счастью, таких оказалось человек двадцать. Тех, у кого найдутся силы, он попросил немедленно взяться за дело - помочь их начмеду товарищу Боревич Мирьям Яковлевне.
   Мире некогда было, даже, хоть немного поговорить с Даном и Андреем, она только убедилась, что они оба живые и здоровые, и тут же переключилась на раненых, а их было человек двадцать, из них трое – тяжело. Навыки по хирургии у неё имелись, но не очень крепкие, всё-таки она была только фельдшером, но среди освобождённых нашлось три хирурга и шесть медсестёр. Остальные медики оказались врачами различных лечебных специальностей.
   Похороны убитых партизан отложили на завтра, а пока надо было срочно спасать оставшихся в живых. В одной из землянок тут же устроили операционную.
   Кстати, из захваченного поезда Андрей привёз Мире три  отличных хирургических набора инструментов. Ещё, из украденного немцами имущества, партизаны забрали прекрасное зубоврачебное кресло со всеми приспособлениями. А, среди освобождённых пленников, были два опытных стоматолога.
   Дан не решился пока, сильно ослабленному, отцу рассказывать про гибель матери и братишки.  О Мире он сообщил, но попросил отца пока повременить со встречей, чтобы сильно не взволновать сестру перед несколькими срочными и серьёзными операциями.
   Всю последующую ночь и утро работали хирурги и все, кто помогал им. И только к полудню стало понятно, что всех троих тяжелораненых удалось спасти, но их нужно было отправлять в тыл для дальнейшего излечения. У остальных партизан раны были не очень тяжёлые, так что они будут вылечены здесь, на месте. К обеденному времени все врачи, буквально, валились с ног от усталости…
   Когда Мира немного поспала и на мгновение проснулась, то сначала она решила, что это продолжается сон, так как увидела рядом со своей постелью, сидящего на лавочке, своего (сильно исхудавшего) отца. Он терпеливо дожидался, когда она выспится, и, при свете коптилки, ласково любовался своей красавицей дочерью. Наконец, до неё дошло, что это самая настоящая явь! Но, откуда здесь мог взяться её папочка (?), она никак не могла взять в толк. В это время в землянку вошёл Дан. Он не заметил, что Мира проснулась, и тихо позвал отца:
«Папа, пойдём ужинать, а Миру не буди, пусть она хорошенько выспится».
«А я уже не сплю. Папочка, здравствуй, родной! Откуда ты появился? Как же ты похудел-то!» - Мира вскочила со своего лежака и бросилась обнимать и целовать отца.
Отец тоже  нежно обнимал и целовал её со словами:
«Здравствуй, милая дочурочка! Меня вчера освободили вместе со всеми! К счастью встретил вас с Даником. Ещё бы узнать, где сейчас Ева и Давидик, что с ними (?). Удалось ли им уехать?..».
«Папа! А разве Даня тебе ничего не рассказал?» - грустно спросила Мира, а Даниил в этот момент опустил голову.
«Нет! А что с ними случилось?».
И Мира начала подробно рассказывать отцу о гибели матери и младшего брата.
Уже на первых её словах, отец горько зарыдал, причитая при этом:
«Зачем же тогда я остался жить? За что же их убили проклятые изверги?!».
Он всё плакал и вспоминал свою черноволосую красавицу жену Еву и любимого младшего сыночка Давидика. Как ему теперь жить дальше? Мира плакала вместе с ним.
   Чтобы прекратить это, невыносимое для него, зрелище стенаний, Дан громко сказал  (в надежде - успокоить, слёзно страдающих в горе, отца и сестру):
«Ну, поплакали, и довольно! Им этим теперь не поможешь. И наши слёзы – только радость для врага. А жизнь тебе оставлена, отец, чтобы мстить злодеям! Мстить вместе с нами за них, за всех, кого убили эти нелюди!».



П А Р Т И З А Н С К И Й   С Е М Е Й Н Ы Й   Л А Г Е Р Ь

   Но немного вернёмся назад. К этому времени партизанский отряд Леля вырос в партизанское соединение отрядов под руководством Мити. Ещё два партизанских отряда были организованы в лесу под Ровно плюс к той группе, что там базировалась, но южнее, там, где вначале прятались Андрей с Мирой, и другой – в Сарненском лесу. Партизаны начали сильно досаждать оккупантам и их украинским наёмникам. Они нападали на обозы с продовольствием, вредили железнодорожным перевозкам немцев. Недавно разгромили большую комендатуру возле Ровно, перебили несколько десятков полицаев, участвовавших в массовых расстрелах. В городе часто стали попадаться листовки, рассказывающие о положении на фронтах и о зверствах фашистов всех мастей. Общая численность партизан в области, после последнего акта, выросла до пятисот человек…
   Немцы и украинские полицаи пытались устраивать облавы на партизан. Но пока в густой северный лес для «прочёса» зайти они не решались, а мобильные группы южных партизан врасплох застать не могли. Фашистские зондеркоманды начали готовить шпионов, для заброски к партизанам, а ещё они придумали одну подлую провокацию… Впрочем, об этом расскажем позже!
   А пока, однако, снова возвратимся к нашим героям.
   На следующий день Дан и Мира познакомили Митю и Леля со своим, случайно нашедшимся среди спасённых военнопленных, отцом.
   Узнав от Леля то, что Яков Борисович был председателем сельсовета, Митя предложил оставить его на руководстве этим лагерем. Когда они все впятером собрались в маленькой штабной землянке, Митя обратился к Якову Борисовичу:
«Товарищ Боревич! От имени командования нашего партизанского отряда я предлагаю Вам возглавить этот партизанский отряд, а точнее, семейный партизанский лагерь. Вы возглавляли сельский совет, Вам и, как говорится, бразды правления в руки.
   Главной задачей вашего отряда будет — сохранение, доверенных Вам, жизней людей. Вся эвакуация самолётами на Большую землю детей, стариков, некоторых женщин, несовершеннолетней молодёжи, нужных тылу специалистов, раненых и больных будет идти через ваш лагерь. Так что, нужно будет содержать в порядке, устроенный нами в скором будущем, полевой аэродром. А так же, на вашей базе будет организован Главный партизанский госпиталь. В дальнейшем развернём здесь и ремонтную базу, типографию, гравёрную мастерскую, в общем, все вспомогательные подразделения, но боевая роль от них будет очевидной! Ну и, конечно же, надо будет организовать ведение собственного подсобного сельского хозяйства, а как же без этого (?!). Так что, на Ваши плечи, Яков Борисович, ложится гигантская работа. К тому же, нельзя забывать и о безопасности семейного лагеря, то есть, необходимо будет организовать надёжную защиту этой нашей северной базы. На первых порах мы вам поможем. А дальше нужно будет, как говорится, выращивать свои собственные кадры. А пока Ваша главная задача – организация партизанского быта.  С питанием пока не густо, но терпимо. В дальнейшем будем вместе решать этот вопрос. Ну, а с устройством партизанского аэродрома затягивать не будем. Пока мы все вместе, мы поможем в его подготовке. Ну, как? Согласны?».
Яков Борисович не раздумывал ни минуты и, сразу же, согласился. Когда он немного успокоился от своего горя, то решил, что теперь посвятит свою жизнь спасению людей. Так что, это предложение пришлось, как нельзя, вовремя. Кстати, в его отряде Лель оставлял связистом Мишу Бойко, его рацию (давеча, снятую с захваченного поезда) установили местной в штабной землянке.
    А поваром семейного лагеря определили, ту самую, сорокалетнюю вдову Хану Наумовну Нахман, которую вместе с товарищами Дан привёл в отряд. Циля Либерман тоже пока была здесь, но Лель собирался вернуть её на основную базу. За полмесяца, проведённые в партизанском отряде, обе женщины избавились от худобы и приобрели почти прежнюю довоенную стать. Весёлая Циля быстро стала любимицей в лагере, она подружилась с Мирой. Новые подруги часто общались между собой и вспоминали свой довоенный Ровно. А поскольку в новом лагере намечалось большое количество людей, им обоим пришлось временно туда перебраться для оказания помощи.
   Через десять дней на партизанский аэродром прибыл первый самолёт пробным рейсом. Это был У-2 с надписью на борту – «Партизан». В отличие от учебного самолёта, этот был грузопассажирского назначения, вместо двух, он имел три открытые кабины, плюс - грузовой отсек и более мощный двигатель. Самолёт привёз партизанам самое необходимое на сегодняшний день: боеприпасы, продовольствие и медикаменты. В обратный путь он забрал десять детишек, в основном – сирот и одного раненого партизана, нуждающегося в срочной госпитализации.


П А Р Т И З А Н С К И Й   Н О В Ы Й   Г О Д

   В новом северном семейном лагере пришлось экстренно выкопать ещё несколько землянок, которые, уже в конце декабря,  были готовы к встрече Нового 1942 года. В самой большой землянке установили ёлку с самодельными бумажными игрушками и гирляндами, там и устроили детский праздник. Дедом Морозом нарядился Миша Бойко. Он надел обыкновенный тулуп и валенки, а бороду ему сделали из марли и ваты. Роль снегурочки досталась Циле, весёлая девушка, она, как никто другой, смогла растормошить ребятишек, отвыкших не только от улыбок и смеха, но и от радости вообще! Некоторые детки из традиционных иудейских семей, так вообще, первый раз в жизни были на таком празднике. Хотя, вообще-то, сейчас отмечали не Рождество, а встречу Нового года. Родители ребятишек были рядом и поддерживали Мишу и Цилю дружными аплодисментами вместе с детьми. В конце праздника все дети получили не волшебные, но вкусные подарки, которых они не видели с самого лета: сладкие булочки и пирожки, которые испекли Хана и сама Циля.
   А вечером, когда детей уложили спать, партизаны собрались во всех своих землянках, чтобы, в непритязательной обстановке, отметить новогодний праздник. В маленькой штабной землянке за столом сидели Митя, Лель, Яков Борисович, Дан, Мира, Бойко, Хана и Циля. Мира специально села между Андреем и Цилей. Её отец сразу же заметил это, от его внимательного взгляда не ускользнуло особое внимание, проявляемое друг к другу, дочкой и командиром партизанского отряда. Ужин был скромным, но вина, отбитого у немцев, хватило на весь укрупнённый отряд.
   Первым перед, собравшимися на праздничную застолицу, партизанами выступил Митя:
«Товарищи! Мы собрались сегодня с вами проводить 1941 год, год начала войны с фашизмом! Трудные и трагические были эти первые полгода Великой Отечественной войны, которые завершились полным разгромом немецко-фашистских войск под Москвой. Но враг ещё слишком силён, и его наступление продолжается на других фронтах. Провожая этот страшный год, давайте сначала помянем всех погибших наших родных и товарищей!».
Все выпили (не чокаясь) в полной тишине. Затем включили на приём рацию.
   Радиостанция в землянке была настроена на Московское радио. Новогоднее обращение к гражданам СССР от 31 декабря 1941 года по всесоюзному радио прочитал М.И.Калинин, его речь была целиком посвящена фронтовым событиям.
   Потом выпили за встречу Нового 1942 года под бой курантов. Затем выступил Андрей:
«Моя речь, товарищи, будет короткой. Давайте выпьем за то, чтобы, как можно, скорее  окончательно разбить гадов и выкинуть их поганые останки с нашей земли! А пока мы будем мстить! Мстить жестоко! Кровью за кровь, смертью за смерть! И, пусть все наши товарищи останутся  живы, чтобы продолжить счастливую жизнь в мире и счастье!».
Андрей сел и посмотрел в глаза Мире. Они уже давно понимали друг друга без лишних слов, жаль только, что время для их личного счастья ещё не наступило.
Яков и Хана сидели рядом, ему было как-то неловко, что эта интересная женщина ухаживает за ним, подкладывая еду в его тарелку. Циля о чём-то весело шепталась с Мишей, а тот хохотал над её словами. Митя сосредоточенно ковырялся ложкой в своей тарелке.
   Каждый из них боялся загадывать о будущем: «Так, что со мной случится в этом Новом военном году?». Но, отвлекая себя от грустных мыслей, им всё-таки удалось немного потанцевать под радио, понятно – кто с кем оказался в паре…


Л Ж Е П А Р Т И З А Н Ы

   В начале января 1942 года на партизанском аэродроме приземлился большой военно-транспортный самолёт ПС-84 [предшественник ЛИ-2], переделанный для нужд фронта. Кроме продовольствия, на нём в партизанское соединение, были доставлены мины разного назначения и несколько зенитных пулемётов [счетверённые, калибра 7,62 мм, «Максимы»]. Партизанские минёры тут же устроили взрывное заграждение [минное поле] вокруг семейного лагеря, оставлены были только два тайных прохода. Зенитные пулемёты были скрытно расставлены чуть в стороне, чтобы не демаскировать территорию этой большой партизанской базы.
   Обратным рейсом грузопассажирский  самолет, рассчитанный на 27 посадочных мест, увёз вдвое больше людей: улетели оставшиеся дети с матерями, некоторые пожилые люди, наиболее ослабленные и больные, которым требовалась госпитализация, и двое тяжелораненых партизан (на полное излечение). Молодёжь пока осталась на месте, да и работы по дополнительному обустройству семейного лагеря им хватало.
   В середине января, когда основные дела  были закончены, большая группа партизан (в сотню человек), во главе с Лелем и Митей, срочно покинула этот лагерь и направилась в сторону своей основной ударной базы.
   Дело в том, что в семейный лагерь прибыли разведчики от группы, дислоцированной под Ровно, и доложили, что в окрестностях города появился большой отряд неизвестных «партизан», которые начали грабить и совершать насилия над местным населением, дело дошло даже до убийств мирных жителей.  Такие действия этих лжепартизан наносили непоправимый вред моральному облику настоящих народных мстителей, да и дискредитировали всё партизанское движение в целом. Нужно было срочно разобраться с ними.
   А пока отряд добирается до места, сделаем небольшое отступление.
   Ещё года за полтора до появления УПА [1943 год, Украинская повстанческая армия] и до формирования 14-ой добровольческой пехотной дивизии СС «Галиция» [более известная, как 1-я Украинская дивизия СС «Галичина»], и до образования РОА [русская освободительная армия бывшего генерала Власова], осенью 1941 года немецкими оккупационными властями стали создаваться ложные партизанские отряды. А по сути, это были карательные подразделения, специально созданные нацистами из различного рода коллаборационистов. Одевались они, порой, ничем не отличаясь от настоящих партизан. На головных уборах носили красные звёзды или красные же партизанские косые (ленточные) полоски. Подчас, входя в ту или иную деревню, они распевали советские строевые песни, и даже – «Катюшу». Когда местное население приветливо встречало таких «народных борцов», этим провокаторам легко было вычислить сочувствующих им жителей, и тогда начинались многочисленные бесчинства: расстрелы, грабежи, изнасилования. Бывали случаи, когда (с разрешения руководства их зондеркоманды), чтобы создать у народа ошибочное впечатление, эти лжепартизаны громили полицейские участки и даже убивали украинских полицаев. Эти беззакония, творимые лживыми «народными мстителями», оккупационные власти широко использовали в своих пропагандистских целях, публикую рассказы об их бесчинствах в русскоязычных коллаборационистских газетах и в объявлениях на афишных столбах и тумбах. Нередко случалось и такое, что эти команды даже вводили в заблуждение, а после - коварно  громили настоящие партизанские отряды. Вот с таким то карательным отрядом и столкнулись партизаны Леля из Ровенской группы. Только двоим разведчикам, удалось вырваться из окружения, устроенного лжепартизанами.  А посему, так и спешили в эти, пострадавшие от коварно орудовавших «партизан», места Митя, Лель и их партизаны.
   Через несколько дней они прибыли на место. В лесу, возле селения Калиновка, они встретили группу крестьян, которые неудачно попытались от них спрятаться. Когда их задержали, оказалось, что это беженцы из села, где успели побывать, так называемые партизаны, но они оказались бандитами.  Митя и Лель разделили отряд на две группы, и пошли на это село с двух сторон.
   Почти сразу же началась перестрелка. Бандиты дрались отчаянно. В ход шли даже гранаты. Одной из пулемётных очередей был тяжело ранен в грудь Митя. В конечном счёте «лжепартизан» частью перебили, а человек двадцать взяли в плен.
   Лель приказал собрать оставшихся жителей села на митинг. Арестованных выстроили цепью за околицей. Лель громко прочёл партизанский приговор:
«Товарищи! Перед вами стоят не партизаны, а убийцы, насильники и грабители – фашистские наёмники. Они бесчинствовали здесь и в других местах, чтобы их злодеяния приписывали нам. Но недолго им пришлось поиздеваться над народом. И теперь от имени народа, мы выносим им высшую меру наказания - расстрел! Который немедленно будет приведён в исполнение!».
   Услышав этот приговор, некоторые бандиты встали на колени и стали молить о пощаде. Но это не помогло. Всех их публично расстреляли. А то, что они награбили, назад вернули людям. Чтобы месть фашистов снова не пала на местное население, партизаны увезли все трупы подальше от этого села и побросали эти тела в дальнем овраге.
   Поведение партизан по отношению к врагу не было жестокостью, оно диктовалось создавшимися условиями. Иногда расстреливали, преступивших законы, и своих же партизан, очевидно замеченных в подобных бесчинствах, даже несмотря на их прошлые заслуги. Да, и враги, захватывающие в плен партизан, с ними не церемонились, а поступали ещё жёстче.
   Это был первый такой карательный отряд, маскировавшийся под народных мстителей, который разгромили настоящие советские партизаны. Но им ещё не раз пришлось столкнуться с подобным сбродом подонков…


Е Д И Н О Н А Ч А Л И Е

   А Митю экстренно перевезли на основную базу, где новый хирург и Мира сделали ему операцию. Но все пули извлечь из его тела они не смогли, раненого надо было срочно отправлять на Большую землю. На следующий день его переправили в семейный лагерь, откуда, с партизанского  аэродрома, его, тотчас же, отправляли на лечение в тыл.
   Перед отлётом, тяжелораненый Дмитрий Николаевич, прощаясь с Андреем, сказал:
«Ну, вот, Андрей Васильевич, теперь всё руководство партизанским движением в области остаётся на тебе. Лучшим помощником тебе будет Даниил Яковлевич,  береги людей, но и не давай спуску врагу. Хочу, после излечения, обратно вернуться к тебе. Примешь?».
Андрей еле сдерживался от горестных слёз. За это время, что они провоевали вместе, он очень полюбил мудрого, рассудительного, и вместе с тем, отчаянного, бесстрашного командира соединения. Совладав с собой, он сказал:
«Буду ждать тебя с нетерпением, дорогой мой товарищ Дмитрий Николаевич!».
А тот ещё и добавил:
«Особенно Миру береги, и не мучай её, разве ты не видишь, как она тебя любит?».
«И я её сильно люблю! Но не время сейчас для этого, вот кончится война, тогда…»
Но в это время Митя застонал и потерял сознание. Через несколько минут санитарный самолёт У-2 уже увозил его в московский госпиталь».
    Так младший лейтенант госбезопасности Андрей Васильевич Лелюха (оперативный псевдоним – Лель) и остался один на руководстве партизанским соединением.
   В последующие сто дней партизанами соединения Леля был решительно совершён ряд террористических актов по отношению к оккупантам и их подручным. Совершены несколько нападений на комендатуры, на вражеские автоколонны с вооружением и продовольствием. Взорвано пять эшелонов. Кроме того, получая от Карин Густавны точный график грузоперевозок, партизаны передавали эти сведения в Центр, и, тем самым, наводили наши бомбардировщики на эти цели.
   Но и враг, как говорится, не дремал. Несколько раз совершались облавы в район партизанских баз. Но теперь у партизан была крепкая связь с местным антифашистским подпольем, и всякий раз свои люди (на службе у немцев и полицаев) предупреждали партизан о намеченном «прочёсе». Особым отделом соединения (под руководством лейтенанта ГБ Даниила Боревича) было разоблачено три агента спецслужб нацистов. Но…
   Впрочем, об этом расскажем позже.


П Р О В А Л   В   Р О В Н О

   То, как партизаны были хорошо осведомлены о железнодорожных передвижениях и продовольственных поставках немецких войск, в конце концов, насторожило руководство оккупационных властей. Гестаповские спецслужбы контрразведки перехватывали партизанские радиосообщения, пытаясь расшифровать их тексты и запеленговать местонахождение самих радиостанций. Постепенно круг подозреваемых работников железнодорожных сообщений сужался. Дошло до того, что один раз даже в доме у наборщика типографии Виктораса Русикаса и его жены (диспетчера грузовых перевозок желдорстанции) «ищейки» Гестапо произвели профилактический досмотр, но пока ничего подозрительного не нашли. Тайник, куда подпольщики складывали разведматериалы и похищенные бланки, был надёжно укрыт, и, тем более, не в доме.
   Дан, курировавший связь подпольщиков и партизан, посоветовавшись с Лелем, предложил всей этой семье перейти на нелегальное положение в партизанский отряд, не дожидаясь своего неминуемого ареста. Но его подпольщики пока медлили с этим решением. Они заранее обусловили с Даном знак провала их группы – сломанная ветка на деревце у забора их дома. А Дан сообщил им пароль и адрес одной подпольщицы, где, в случае чего, они смогут временно укрыться.
   И вот, в один из последних апрельских вечеров произошло следующее.
   В казино, в ресторанчике которого работала поварихой Бронислава, заглянул один из офицеров Гестапо. И не просто, заглянул, а втянулся в игру и вдрызг «продулся». Не зная, чем бы ещё занять себя, он зачем-то притащился на кухню и увидел там, разгорячённую у плиты, соблазнительную молодую повариху. У захмелевшего гестаповца, сдуру вдруг, взыграло ретивое! Он обхватил Броню сзади и  полез к ней под кофточку, пытаясь вытащить из лифа её полные груди, одновременно, он другой рукой полез ей под юбку. Броня вырывалась, как могла. Но фашист не отпускал девушку, он был значительно сильнее её. Тогда она резко развернулась и со всей силы оттолкнула от себя этого охальника. Пьяный немец потерял равновесие и упал на горячую панель кухонной печи. Страшно заорав, он соскочил с раскалённой плиты и, обожжёнными руками, принялся расстёгивать кобуру, висевшую у него спереди на ремне чёрного эсэсовского мундира, чтобы достать своей пистолет. Броне не оставалось ничего другого сделать, как она, в ужасе схватив с плиты небольшой котёл с кипятком и плеснула им в лицо гестаповцу. Он, истошно заорав, схватился за свою обваренную физиономию. А Броня, тем временем, кинулась в раздевалку. Пока там, на верху, разбирались, кто, что да как (?), она по скорому быстренько переоделась и побежала домой. Родители оба были дома. Запыхавшаяся Бронислава быстренько описала им, случайно создавшееся, своё безвыходное положение. Медлить было нельзя – каждую минуту в дом могли нагрянуть гестаповцы. Экстренные чемоданчики давно уже были заготовлены, и через несколько минут, обозначив условленным знаком - провал, всё семейство на велосипедах, чтобы сбить со следа собак-ищеек, уже направлялось (по нужному адресу) на явку, пока  неизвестной им, подпольщицы. Удачно миновав патрули, они подъехали к дому, указанному Даном, как явка. К счастью, эта женщина, проживавшая одна, была дома. Ничего не спрашивая, ответив отзывом на пароль, она впустила беженцев к себе в жилище.
   Когда связной от Дана проходил мимо дома Русикаса, он ещё издали заметил знак провала и свернул в другой проулок. К вечеру Дану уже было известно о провале этой семейной группы подпольщиков, и он срочно, этой же ночью, направился в Ровно.
   Внимательно осмотревшись и переждав некоторое время, Дан прошёл в калитку к дому этой запасной подпольной явки партизан.
   Когда он вошёл в комнату, где укрывались его подпольщики, Броня, безо всякого стеснения бросилась к нему на шею и принялась целовать его в губы и, при этом, в перерывах, успевая жарко шептать ему в ухо:
«Любимый мой Даник! Ты не бросил нас! Ты пришёл!».
 Хоть он немного и стеснялся её родителей, но, чтобы не обидеть любимую девушку, Дану ничего другого не оставалось, как, тут же, ответить ей взаимностью:
«Да, как бы я теперь смог жить без тебя, Любовь моя?! Конечно, сразу пришёл! А что у вас там случилось, Викторас Антанасович ? Здравствуйте, Карина Густавна!».
   Вместо мужа ответила его жена:
«Всё произошло совершенно случайно, но оставаться там мы уже не могли. Один фашист хотел обесчестить нашу дочь (прямо на работе), а она, защищаясь, обварила его кипятком. За это ей грозил расстрел, вот мы и бежали из дома. И, что теперь делать? Не знаем!».
Но тут вмешался её муж:
«А чего там раздумывать?! Ты, Даниил, звал нас перейти в партизанский отряд, так мы готовы!».
«Хорошо» - ответил Дан: «Скорее собирайтесь и выходим в сторону ближайшей нашей базы, потом, переведём вас в дальний семейный лагерь. Там, кстати, недавно добыли небольшой типографский аппарат, а пользоваться им никто не умеет. И Вам, Карина Густавна,  дело найдётся. Переводчики у нас в большой цене! А ты, Броня, если пожелаешь, можешь остаться со мной на центральной базе. Ладно, потом решим. Давайте-ка – в путь!».
Но Броня всё равно, сразу тут же, решила: «Я останусь с тобой, Даник!».
   Поблагодарив за гостеприимство и попрощавшись с хозяйкой, вскоре все четверо окольными путями (захватив с собой велосипеды) направились за город. Там они воспользовались своим транспортом. Хоть Броня и предлагала Дану вдвоём сесть на её велосипед, но он не решился ломать эту двухколёсную машину (которая явно бы не могла выдюжить их общего веса), и совершил пробежку к лагерю своим ходом.


А   Т А М ,   В   К Р Е М Л Е

   Через месяц, после описанных выше событий, в Москве, в Ставке Верховного Главнокомандования состоялось совещание по вопросу воссоздания ЦШПД [Центральный штаб партизанского движения]. В кремлёвском кабинете у И.В.Сталина, кроме него самого, собрались: М.И.Калинин, К.Е.Ворошилов, Л.П.Берия, П.А.Судоплатов. Были приглашены так же: главный специалист по диверсиям, разведчик - диверсант полковник Старинов И.Г. и член президиума ВС СССР Пономаренко П.К..
   Перед началом этого совещания, сделаем небольшую ремарку.
   Дело в том, что ещё в самом начале тридцатых годов разрабатывались планы ведения военных  действий на случай вторжения противника вглубь территории СССР. Правда, предусматривалось, что враг не сможет преодолеть наше сопротивление и «увязнет» в боях у советских укрепрайонов на расстоянии всего около ста километров от госграницы СССР. А в это время на захваченной территории партизаны будут препятствовать подвозу боеприпасов, ГСМ и продовольствия войскам противника, тем самым, не давая ему возможности продвигаться дальше. В приграничных районах создавались схроны оружия, боеприпасов и продовольствия для диверсионной деятельности будущих партизан. В 1932-33 годах проводились учения, которые показали реальную возможность ведения такой партизанской войны. Теоретически подтвердилась эффективность применения мин на железных дорогах.
   Однако, ещё в 1935 году, тогдашний Главком Красной армии, наш «первый красный офицер», будущий маршал (впрочем, тогда, ещё – генерал) Климент Ефремович Ворошилов, очевидно, в угоду мнению вождя о непобедимости вооружённых сил СССР, на первом Всесоюзном совещании стахановцев [17.11.35г.], укрепляя граждан в уверенности мирного созидательного труда, обещал, что Красная армия сможет (успешно воевать на чужой территории, подкрепляя это мнение словами императора Петра Первого):
«Победить врага, если он осмелится на нас напасть, малой кровью, с затратой минимальных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных братьев».
   Впоследствии, руководство СССР перестало допускать даже минимальную возможность ведения войны на своей территории. Соответственно, ЦШПД был упразднён, диверсионные кадры утеряны, специальная литература изъята, склады оружия и мин ликвидированы. Вредоносную роль в этом сыграл Лаврентий Берия не только в те годы, а даже в ноябре 1941 года, когда пытались возродить ЦШПД, по его приказу (по надуманному поводу) были арестованы  многие специалисты по ведению партизанской войны. И только к маю 1942 года [во многом, старанием начальника разведотдела ОГПУ Павла Судоплатова] удалось освободить, оставшихся в живых, этих классных специалистов по диверсиям. Вот, тогда-то и состоялось совещание, о котором (в свободной трактовке автора) и пойдёт сейчас речь. До этого уже спускались директивы Совнаркома партийным и советским организациям прифронтовых областей [29.06.41г.], и был приказ НКО СССР за подписью И.В.Сталина «О задачах партизанского движения», но по ряду причин процесс создания этого движения несколько буксовал. Об этом и сообщил председатель комиссии по расследованию неудач Красной армии по отражению нападения врага в начале Великой Отечественной войны, «забывая», что и сам некогда приложил свои старания к этим промахам!
«А есть ли какие-нибудь существенные успехи в деле ведения партизанской войны?» - спросил Главком Ставки И.В.Сталин у Л.П.Берии, как руководителя НКВД. Тот, даже не моргнув, уверенно ответил:
«Конечно, есть, Иосиф Виссарионович! Насколько мне известно, к примеру, в Ровенской области успешно воюет партизанское соединение под руководством некоего Леля!»
«Что это за Лель такой? И в каком же он звании?» - поинтересовался Сталин.
Берия повернул голову к Павлу Судоплатову и кивнул ему, тот сразу же вступил в разговор:
«Андрей Васильевич Лелюха младший лейтенант госбезопасности, он с самого начала войны борется с противником в его тылу, во многом, его стараниями было осуществлено создание этого партизанского соединения, товарищ Сталин».
«И сколько же человек в его подчинении?» - спросил Судоплатова Сталин.
«В его соединении сражается что-то около тысячи человек».
«А лет ему, сколько от роду, если он всё ещё в таком малом звании?».
«Если, не ошибаюсь, то 29 лет».
Сталин строго посмотрел на Берию и сказал:
«В таком возрасте люди уже майоров имеют, а вы держите его в таком низком звании!».
Тот немного поёжился от колючего взгляда хозяина кремлёвского кабинета, но уверенно сообщил:
«К 1 мая мы планируем присвоить ему звание лейтенанта госбезопасности».
«Повысьте его ещё и от моего имени и присвойте ему знание – капитан!».
«Слушаюсь, Иосиф Виссарионович!» - чётко ответил Берия и тут же сделал пометку в своём блокноте.
«И ещё!» - продолжил Сталин: «Ну, что это за название – отряд Леля, назовите его партизанское соединение, скажем, отряд - «Победители»!».
   Совещание длилось ещё долго, и, в конце концов, было принято решение о воссоздании Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, начальником которого был назначен Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич, а Главкомом партизанского движения был поставлен К.Е.Ворошилов (впрочем, уже через три месяца его снимут с этой должности).


З А С Л А Н Н Ы Й

   Через месяц (после возрождения ЦШПД) в отряде «Победители», которым командовал капитан ГБ Лелюха А.В., сыграли первую партизанскую свадьбу. Начальник особого отдела старший лейтенант ГБ (уже) Боревич Даниил Яковлевич сочетался законным браком с поваром их же отряда Брониславой Викторасовной Русикайте, ставшей в браке – Боревич.
   Ах, как завидовала им Мира! Как бы она сама хотела, вот так же, не оттягивая это дело до конца войны, стать женой Андрея. Чтобы и Мирин отец подвёл её к партизанскому алтарю и передал дочку из рук в руки её жениху Андрею Лелюхе. А, впрочем, почему жениху? Ведь, он не то чтобы сделать ей предложение, Андрей даже в любви ей толком так и не объяснился. Хотя, все уже давно и считают её неофициальной женой командира, но у них и отношений то, таких близких ещё и не было вовсе!
   За праздничным столом возле жениха сидели: Яков Борисович, Мирьям Яковлевна и Андрей Васильевич; возле невесты – её родители Викторас Антанасович и Карин Густавна, и далее - остальные партизаны за этим и соседними столами.
   Кстати, диспетчерскую разведывательную деятельность Карин заранее передала своей сотруднице, жене командира Красной армии, правда, об этом знала лишь, только, одна Карин Густавна. Она давно привлекла подругу к подпольной работе, но в диспетчерской  они делали вид, что у них чисто служебные отношения. Поэтому, после исчезновения Карин Русиките, на её тайную подругу не упали никакие подозрения! А сейчас Карин Густавна работала переводчиком и секретарём командира семейного партизанского отряда, где её муж Вакторас Антанасович занимался привычным типографским делом: печатал партизанские газеты, листовки, прокламации и различные документы. Благо, в тайник ему удалось натаскать с бывшей работы много специальной бумаги для печатания документов. Потом это добро доставил в лагерь из тайника в Ровно курьер – связник.
   Отец жениха, пятидесятилетний Яков Борисович заметно поправился с тех пор, как попал в партизанский отряд. И всё это благодаря стараниям Ханы Наумовны, которая стала ему, практически, женой. Но пока узаконить свои отношения до августа месяца (годины гибели жены и младшего сына Якова Борисовича) они не решались.
   А свадьба шла своим чередом, с криками: «Горько!» и долгими поцелуями молодожёнов! Просидели допоздна! На первую брачную ночь молодым выделили штабную землянку…
Но, праздник праздником, а на следующий день потекли обычные партизанские будни.
   Скоро год, как длится эта проклятая война, а конца ей пока не видно и на горизонте. Фашисты уже на Кавказе, почти захватили Крым, скоро дойдут до Волги, Ленинград до сих пор в блокаде. Все гадали: «Когда же их остановит Красная армия?», хотя, в общем, их наступление значительно замедлилось, и местные партизаны способствовали борьбе  с фашизмом своими  силами и методами. Но и оккупанты придумывали всё новые способы борьбы с партизанами.
   С недавних пор в отряде «Победители» появился беглый военнопленный красноармеец  Степан Пательняк. Воевал он, как будто бы, не плохо, но отличался какой-то наглой распущенностью и неприкрытым антисемитизмом. Лелюха не раз делал ему замечания, но, в конце концов, он побещал, что если хоть раз ещё кто-то услышит от Степана, хотя бы, один подобный анекдот, или гнусное выражение, вносящее раскол в его многонациональный отряд, Пательняка выставят за порог их лагеря, как говорится, на вольные хлеба.
   И, вот, как-то раз поутру, пришёл Пательняк в санитарную землянку с жалобой на пустяковую занозу в пальце. Мира ловко пинцетом вытащила эту занозу, обработала йодом его мелкую ранку и сказала ему:
«Всё, можете идти, Пательняк».
   Приятный, манящий запах, исходящий от тела молодой женщины, и долгое воздержание для Пательняка было уже невыносимо. Тем более, что терять ему, как оказалось,  теперь было нечего, и он ей этак пошленько предложил:
«Эту рану залечила, полечи теперь и занозу сердечную, которая засела у меня в штанах!».
С этими словами он бросился на Миру, пытаясь сорвать с неё одежду. Но она изловчилась, врезала ему по физиономии и плеснула Стёпке в харю зелёнкой из флакона, со словами:
«Охолонись маленько, конь ретивый!».
«Ах, ты, жидовская сучка!» - закричал Стёпка, утираясь: «Небось, перед командиром по первому требованию ноги раздвигаешь!».
  Пательняк уже хотел было ударить Миру, но в это время в землянку забежал Лелюха. Он схватил Стёпку за шиворот, развернул к себе и так сильно вмазал его в нос, что тот улетел к самому порогу медсанпункта. Кровь так и брызнула из носопырок неудачливого насильника. А пока Андрей стоял к нему спиной и успокаивал Миру, тот достал из-за пояса браунинг и закричал:
«Молитесь, падаль комиссарская, ваша смерть пришла! Но, напоследок, я вас обоих «порадую»: сегодня ночью сюда немцы с полицией нагрянут и накроют всё это ваше жидо - большевистское лежбище! Только, вам обоим не дано будет этого увидеть. Сперва, ты, Лелюха, узреешь своими командирскими зенками, как я укокошу твою ****ь, а потом и тебя следом за ней отправлю на тот свет, краснопузый!».
Пательняк направил дуло пистолета на Миру, но Андрей успел прикрыть её своим телом, и обе выпущенные пули достались ему одному, предатель далее хотел выстрелить и в саму Миру. Но позади него раздался упреждающий выстрел, и подлец замертво рухнул на земляной пол. Это, услышав звуки выстрелов, вбежал в землянку Даниил и из своего нагана не дал убийце довершить его чёрное дело.   


Б О Й   С   К А Р А Т Е Л Я М И

   Операцию Лелюхе начали делать уже через несколько минут. Одну пулю хирург вместе с Мирой извлекли сразу, а вторая – застряла недалеко от сердца, и извлечь её без рентгена (и специальных инструментов) было смертельно опасно для Андрея.
     Сержант Малый дал экстренную радиограмму на Большую землю, с просьбой, прислать санитарный самолёт для раненого командира партизанского соединения.
   Командование отрядом временно на себя взял Дан. Надо было готовиться к облаве. Но, просто так, бежать Дан не хотел. Надо было отомстить врагам за раны командира, нанесённые, засланным ими к партизанам, мерзавцем и за их коварный план уничтожения партизанского отряда, чтобы другим вражинам неповадно было!
   После обеда в сторону северного лагеря отправился большой обоз с имуществом и раненым командиром. А так же ушли все женщины и взвод обслуги. 
   Человек пятьдесят устроились в защитных укреплениях лагеря, остальные двести человек ушли с территории партизанской базы в лесные засады, чтобы напасть на карателей с тыла. К вечеру все залегли в ожидании нападения.
   Около полуночи появились немцы с полицаями вкупе. Их было человек триста. Вёл карателей ещё один предатель, подельник Пательняка. Немцы отправили своего засланца на разведку, уточнить обстановку. Но его возвращения не дождались, так как в лагере его тут же схватили и связали партизаны. Тогда германцы решили поначалу ударить из миномёта по лагерю, но успели произвести только пару выстрелов, как Романов из своей снайперской винтовки в свете луны снял всех гитлеровских миномётчиков. Зная проходы в лагерь, каратели кинулись в атаку, однако их встретила убийственная пулемётная стрельба. После нескольких неудачных атак в лоб, фашистские каратели решили обойти лагерь с другой стороны, но нарвались на засаду, и тут началось банальное избиение вражеских недотёп. Каратели заметались и бросились врассыпную, но повсюду нарывались на, засевших в укрытиях, партизан. Практически никому из них не удалось вырваться из кольца, а пленных партизаны не брали. К утру с вражьим карательным войском было покончено.
   А того немецкого засланца, это предательское отродье,   партизаны повесили на суку, как бешеную фашистскую собаку. Эти «охотники на лесных бандитов» значительно пополнили оружейный арсенал партизанского отряда.
   Среди партизан убитых не было, кроме нескольких легкораненых бойцов.
   Однако, этот лагерь, раскрытый предателями, пришлось оставить!


Э В А К У А Ц И Я   ( Э П И Л О Г )

   Когда партизаны прибыли в северный семейный лагерь, на его аэродроме уже приземлился санитарный самолёт. Более того, в партизанский отряд вернулся вылечившийся Дмитрий Николаевич. Он снова был назначен командиром соединения.
   Сначала, после излечения в госпитале, Дмитрия Николаевича определили преподавать в Высшей школе НКВД, но он всё время писал рапорты – просил направить его на практическое, живое дело. А тут через два месяца (в июне), как раз, предатель тяжело ранил командира Ровенского партизанского соединения, где он (под псевдонимом – «Митя») ранее воевал. Поэтому Дмитрия Николаевича и вернули в этот самый отряд так срочно, чему он очень обрадовался. Единственное, что его, по-настоящему, сильно огорчило и обеспокоило, так это – весть о тяжёлом ранении его соратника и друга Андрея Лелюхи!..
   Подводу, где лежал забинтованный капитан Лелюха, моментально окружила толпа партизан, каждому хотелось проводить своего командира на лечение в тыл. Рядом с  тяжело раненым Андреем на повозке сидела Мирьям, она не желала отпускать его от себя ни на минуту.
   Андрей был в сознании, он увидел, подошедшего к телеге, Дмитрия Николаевича и обратился к нему:
«Ну, вот, Митя, Лель и дождался тебя, своего лучшего друга и наставника! Но дождался то, как оказалось, лишь  для прощания!».
Дмитрий Николаевич начал подбирать нужные, для такого случая, слова:
«Ты, это, вот что, брось-ка такое мрачное настроение! Здравствуй, во-первых! Именно, будь здоров, Андрюха! То есть, поправляйся скорее! Тем более, в Центре на тебя возлагаются большие, серьёзные надежды! Выздоровеешь, возьмёшься за весьма ответственное дело, в котором тебе поможет большой накопленный опыт военного руководства и диверсионной работы. Это я тебя порекомендовал, так что, не подведи друга! Дело касается твоих снайперских талантов, остальное узнаешь на месте.
   Сегодня тебя доставят в лучший госпиталь столицы, там-то уж живо поставят на ноги, не сомневайся!  А мы здесь будем ждать, когда ты вернёшься в наши края в составе Красной армии. Учти, и от тебя во многом зависит приближение этого момента, дорогой наш Андрей Васильевич!».
«Здравствуй, здравствуй, мой славный дружище Дмитрий! Если смогу выкарабкаться, будь уверен - не подведу тебя!
   Конечно, жаль расставаться со всеми вами, товарищи мои, хотя, я уверен, что Дмитрий Николаевич дело поведёт ещё лучше моего! Но, прошу вас, берегите его, друзья, наши боевые соратники! Жаль разлучаться мне с вами, впереди ещё столько дел. Но, судя по всему, другая дорога к нашей общей победе мне теперь предстоит. Обещаю, что не умру и приложу все свои старания и способности, чтобы приблизить эту нашу победную встречу!».
Андрей перевёл дух, попросил Миру наклониться к нему и зашептал:
«Ну, вот, любимая моя, Мирочка! Не успел я тебе сказать всех нежных и нужных слов, а теперь вот, предстоит наше долгое расставание! Если бы ты только знала, как я тебя люблю, но всё полагал, что ещё не наступило время для решения наших личных вопросов! А вот нынче думаю, что зря я так считал, да уже поздно, кажется…».
Мира нежно поцеловала Андрея, и, поглаживая его по голове, пообещала:
«Я ещё не знаю, как перенесу нашу разлуку, но при первой возможности…».
Она стала думать, как ей убедительнее закончить фразу, но тут в разговор вмешался Дмитрий Николаевич, догадавшийся, о чём они говорят:
«Прекратите прощаться! Есть приказ Центра: Вас, Мирьям Яковлевна, переводят в распоряжение медицинского управления Главка НКВД, а по сему, Вы полетите в тыл  вместе со своим женихом. Здесь врачей хватает, так что, воюйте совместно и  дальше! А сейчас - боритесь за выздоровление Андрея Васильевича, и, в конце-то концов, за свою Любовь! Надеюсь, Яков Борисович вас сейчас и благословит на прощание!».
Мира вся засияла от неожиданной надежды на Счастье. Она поблагодарила Дмитрия Николаевича и посмотрела на, стоявшего рядом, отца. А тот - тут же вступил в разговор:
«Конечно, конечно поезжай, доченька моя, я вас с Андреем Васильевичем благословляю! Да, ведь, ни для кого не являются секретом в нашем отряде ваши чувства друг к другу! Живите счастливо, дети мои!».
И тут в разговор вмешался Бойко Михаил, стоявший рядом с Цилей:
«Тогда уж и нас с Сильвой (это он так прозвал Цилю) благословите, Яков Борисович! Я думаю, что и Андрею Васильевичу будет приятно узнать об этом!».
«И до вас дойдёт черёд, друзья мои!» - ответствовал командир семейного партизанского лагеря, то есть, старший из Боревичей.
Андрей посмотрел на них ласково и произнёс:
«Отец, да уж не откажите в их просьбе, молодые то до чего славные, из них получится прекрасная семейная пара!».
Затем Андрей обратился к Даниилу и Брониславе:
«Ребята, я всегда радовался за вас, и завидовал вашему браку! Я, даже, простите, случайно узнал вашу счастливую тайну, а вы сами кого ждёте то? Да, ведь и Броне здесь оставаться нельзя! Как быть-то теперь?».
Дан хотел что-то сказать, но Дмитрий Николаевич опередил его:
«Бронислава Боревич полетит вместе с вами, в тесноте, как говорится, да не в обиде!».
«Я не полечу!» - возразила Броня, но Даниил твёрдо сказал:
«Жена! Приказы не обсуждаются! Сейчас у тебя будет одна забота – забота о нашем будущем ребёнке! А ты сестра, помоги ей там, я сейчас дам вам адрес в Москве, одних моих хороших знакомых, они приглашали к себе, даже временно пожить у них можно! Да, Вам, Дмитрий Николаевич, большое спасибо за заботу. Ну, а тебе, Андрюха, скорейшего выздоровления! Береги Миру, и любите друг друга!».
   Но проводы слишком затянулись, пора было вылетать.
   Любимую снайперскую винтовку командира Макс Романов разобрал, сложил частями в чехол и уложил вместе с вещами капитана в багажное отделение самолёта, куда он сложил и остальное имущество пассажиров. Вещи Миры и Брони были при себе, так как они только что приехали из базового лагеря, который пришлось экстренно покинуть. Так и партизаны, во главе с Даном, тут же уже успели подойти вслед за своим обозом.
   Броня наскоро попрощалась со своими родителями и со свёкром тоже, но еле оторвалась от своего любимого мужа. Мира тоже со всеми распростилась, а с тётей Ханой, даже, как с родственницей, так как, все уже знали об отношениях её отца и лучшего повара семейного лагеря. Всем лагерем партизаны проводили в полёт бывшего командира и своих товарищей!
   Пожелаем же и мы им удачного полёта и счастья в жизни, дорогие мои читатели!

4.01.22г.