1.
Настроение у Георгия Алексеича Барашкина было гнусным. В период лютующего коронавируса потерял работу. Последний источник его чмошного, жалкого существования. Теперь — ничего, нигил. Видимо, ему придется помереть в голодных судорогах.
А тут еще подкатил день рождения. Дата звучная — 55 лет! И никого не пригласишь. Все люди на улице бегают в коронавирусных намордниках. Хотя и приглашать-то не на что.
Чуть ли не плача, чуть ли не на последние деньги Жора купил торт «Наполеон». Воткнул 5 (больше нет!) церковных свечей, их притаранил с Кипра, из храма святого Лазаря. Свечки там можно было брать на халяву. И как это ему только удалось смотаться на Кипр? Золотое было времечко, до аннексии Крыма. Теперь всё в прошлом. Ау!
Воткнул, значит, свечки. Зажег их фирменной зажигалкой из супермаркета «Магнит». Сам себе спел «Хэппи бёздей». Задул с одного раза. Махнул стакан портвейна «Кавказ». Жуткая бурда! Приобрел из соображений дешевизны и ностальгии по навсегда сгинувшему прошлому. О, жестокие боги! Где прекрасная голоногая юность?
Нет ответа. А есть только полустаричок Г.А. Барашкин, последние семь лет оттрубивший на жалкой службе курьера в фирме «Триумф надежды», торгующей итальянскими «умными» унитазами.
Нежная, жаркая алкогольная волна вихрем пронеслась от живота до пяток, сладостно ударила в голову.
Может, покончить с собой? Жаль, нет револьвера. И снотворного нет. Вешаться же и перерезать себе вены крайне неэстетично.
Тут в его кладовке (да была и кладовка в его жалкой родовой хрущобе) раздался отчетливый треск жука-короеда.
— Что там точишь, жук-короед?! — топнул Жорик ногой.
Кладовку он не открывал уже пару лет. Зачем? В ней хранилась всякая рухлядь. Погнутая раскладушка с выгоревшим рыжим брезентом, части развалившегося из ДВП кресла, какая-то целлофановая дрянь. Давно пора все это безжалостно выбросить. Да не доходят руки.
2.
Господин Барашкин скушал кусок торта, предусмотрительно выдернув из него церковную свечку, упругим курьерским шагом подошел к кладовке. Решил уничтожить жука-короеда. Дихлофосом всё попрыскать или протереть аммиаком. Там видно будет.
Распахивает дверь. И — что это? Святые угодники! Старцы-заступники!
На искореженной алюминиевой раскладушке сидит седой махонький дед.
— Ты кто такой? — взвыл Георгий. — Как проник в мое родовое владение?
— Спокойно, сынок, — отвечает коротышка. — Я давно здесь живу.
— Как давно?
— Да лет уж тридцать.
Георгий пошатнулся и оперся плечом о стену, оклеенную пожелтевшими обоями с незабудками.
Дедушка же шагнул в комнату. На нем какой-то, видавший виды, полувоенный френч. В таком щеголяет Ким Чен Ын. На ногах канареечного цвета мокасины, будто цитата из романов об отважных индейцах, о краснокожем Чингачгуке.
— Кто я такой, спрашиваешь? — усмехается старик. — Я — бог нужды.
— М-да… Постой! Так это, выходит, из-за тебя, подлеца, я чуть не прострелил свое нежное сердце? — икнул «Кавказом» Барашкин.
— Частично из-за меня. По большей же части, из-за своей феноменальной глупости.
— Т-с-с! Полицию вызову!
— Ну, точно дурачок! Я же существо мифическое, инфернальное. Захочу — появлюсь, захочу — сгину. Какая, блин, нафиг полиция?
Барашкин задумался. Набулькал себе стакан портвейна. Глубокомысленно, без спешки, испил. Иезуитски сощурился:
— Бог нужды, говоришь? А можешь, так сказать, в противофазе, помочь баблом?
— Вот это дело! Слышу слова не мальчика, а мужа. Однако сначала накорми меня тортом «Наполеон». Что-то оголодал я за последние тридцать лет в твоей чмошной кладовке.
3.
Едят они торт, запивают «Кавказом», Жора и спрашивает:
— А звать-то тебя как, бог нужды? Есть ли у тебя человечье имя?
— Винцо дрянное, — отставил стакан старичок. — А кликать меня Тимофей Иванович. Или Тимоша, Тиша.
— Неказистое имя. Да и сам ты какой-то непрезентабельный. Борода клочковата. Взгляд будто из застенков Гулага.
— Ты попробуй с моё оттрубить в кладовке. Имя же дали родители. Не мне судить. Оно исконно русское. Даже, что греха таить, кондовое.
— Ладно, проехали. А почему ты выбрал именно меня?
— Забавный ты. Дурак дураком. Чем в жизни только не занимался. И все мимо кассы. Нищеброд хренов. Люмпен. Гопник. Заплинтусный таракан.
Жора понурился:
— В этом есть толика правды.
Дедушка оттер губы рукавом френча, васильковые его глаза озорно блеснули:
— Помогу тебе. Значит, хочешь бабла?
— Само собой. И бабу хочу. Опротивело быть лузером. Хочу пойти в гору.
— И пойдешь…
— Как? — мучительно проглотил слюну г-н Барашкин.
— Тебе надо столкнуться с богатым человеком. Причем столкнуться реально. В физическом смысле. Чуть ли не опрокинуть его. И тогда часть его наличности окажется в твоем кармане.
— Это фокус такой? Допустим! С президентом РФ Юрием Абрамкиным столкнуться? Так к нему не подойти. Пристрелят как бродячую собаку.
— Почему сразу с Абрамкиным? Мало ли других денежных тузов? Загляни в список «Форбс». Их до чёрта.
4.
Сунулся Жорик в список «Форбс», а что толку? Все отечественные денежные мешки или за рубежом, или за десятиметровыми заборами на Рублевке, с пулеметными гнездами, с рембовидными спецназовцами и яростными волкодавами.
Идиотский совет дал старикашка. А тот ретировался в свою кладовку, предварительно испросив нашатырь для протирки древесины, дабы изгнать вредного жука-короеда.
С отчаяния Жорик отправился на Красную площадь. Куда же еще, в Московии-то?! Сердце России, как ни крути, именно здесь, под этой голой серой брусчаткой.
Идет к мавзолею Ленина. Видит, какая-то делегация в северокорейском прикиде. И сам Ким Чен Ын. Толстый, вальяжный, насупленный. Козырь!
Вот с ним бы столкнуться…
И тут Ким Чен Ын сам идет к Жорику. Улыбается, хотя взгляд из-под бровей людоедский, лютый.
— В мавзолей пришли? — спрашивает на чистейшем русском. — Прикоснуться к святыне?
За Ыном стоят секьюрити, держат руки за полами черных пиджаков, там у них убийственное оружие.
Что делать? Отвечать? Молчать? Ах, была ни была!
Кинулся Жорик, аки молодой лев, на Ким Чен Ына. Опрокинул его. Сразу с десяток пистолетных дул направлены были ему лобешник.
Очнулся в ментовке, в смрадном обезьяннике. На него составили протокол, а потом отпустили.
— Иди с миром, чувак, — напутствовал его лейтенант Пётр Огурцов. — Сам узкоглазый за тебя почему-то вступился.
Бредет Барашкин домой. Щупает карманы. Бабла нет. Обманул Тима! И тут его старенький поцарапанный Nokia затренькал. Глянул СМС. Глазам не верит! На его счет СБ РФ какой-то аноним сбросил лям русских бабок.
— Цоп-цобе! — вскрикнул Жора и совершил вертикальный прыжок почти на метр.
5.
Вернулся домой, вкрадчиво стучит в кладовку. Из нее выходит бог нужды, Тиша, в ладонь гулко зевает.
— Как, Жорж, результаты?
— Вот! — Барашкин ему показывает экран мобилы. — Целый лимон. Это победа! Виктори!
— Как? Расскажи? — старичок оживился.
А выслушав, страшно огорчился.
— Опрометчиво поступил. Разве так шутят с лидерами тоталитарных режимов? Сунул голову, так сказать, в пасть сатане.
— Не ты ли меня спровоцировал?
— Странно, что тебя в ментовку забрали, а не в ФСБ. И так быстро выпустили.
— А что деньги упали на счет — не странно?
— Это нормально. Мое слово крепко.
И тут мобильник Жоры звонит. Зашелся, подлец, проникновенной мелодией Ференца Листа.
— Алле? — осторожно спрашивает Барашкин.
— Георгий Барашкин? Да? — уютным баском откликается трубка. — С вами сейчас будет говорить президент РФ, Юрий Абрамкин.
— Мама дорогая!
— Передаю трубку.
— Салют, это Абрамкин. Значит, это вы опрокинули северокорейского борова?
— Кто же еще?
— Молодец! А какова, так сказать, причина? Мотив?
— Может, от любви к нему кинулся. Или, это скорее, от свирепой ненависти.
— Запутались в трех соснах? Ну, это ничего. Хвалю. Сколько вам лет?
— 55.
— Отменный возраст. Не люблю иметь дело с молокососами да сопляками. Приезжайте завтра в 14:00, в Спасскую башню. Всё перетрем! До связи! Жду!
6.
Ровно в назначенное время, минутка в минуточку, Жорик оказался у Спасской башни взбирается по винтовой лестнице. Ступеньки почему-то разят мышами да крысами.
Абрамкин его встретил в голубом кимоно. Он занимался гимнастикой под неувядаемый хит Клавдии Шульженко «Давай закурим, товарищ, по одной». Делал растяжки. Закидывал себе за голову, как человек-паук, мускулистые и изрядно волосатые ноги.
— Вот вы какой! — кинулся президент к Барашкину, чудом выпутавшись из своих ног на шее. — Неказист. Невысок. Такие мне любы.
— Я тоже вам всегда симпатизировал. Всегда прощал ваши дикие воровские повадки и бандитские выходки.
Абрамкин помрачнел:
— Ты, парень, ври, да не завирайся. Я перед законом хрустально чист.
— Да вы же со свои кооперативом «Озеро» половину России обнесли.
— А половина осталась! — обрадовался Абрамкин. — За страну не волнуйся. Сколько не стырь, всегда появится что-нибудь новенькое. Россия вроде скатерти-самобранки из русской сказки.
— Да я не волнуюсь.
— Зря! Еще раз совершишь на меня наезд, размажу твою печень по асфальту. Шучу. Может быть. Однако вернемся к нашим баранам. Я чего звал? Разобраться в цепочке причин и следствий твоей шизы на Красной площади.
— Бес попутал…
— Может, и так… А у Ким Чен Ына, между прочим, инфаркт. Его срочным авиарейсом отправили в КНДР. Хотя корейское солнце предпочитает ездить на бронепоезде с партийно-вагинальными гейшами.
— Какая связь со мной?
— Не передал ли ты ему при столкновении свою чмошную карму?
— Я в эти индийские штучки не особо…
— Я тоже. Только факты — упрямая вещь. Еще кровопийца Ленин заметил. Вдруг после инфаркта Ким Чен Ын ахнет по нам атомной бомбой? У них-то, как у корейских кур, мозгов-то нет.
— Чем могу помочь?
— Есть у меня одна идейка.
7.
Вернулся Жора домой к своему богу нужды, Тимохе. Рассказывает ему о встрече на высочайшем уровне.
— И в чем же идея? — Тимофей ковыряется в зубах крепкой балабановской спичкой. Он только что откушал балтийскую кильку. Вот что-то в зубах и застряло. Зубы у деда располагались не сплошь, а немного вразрозь, как бы северокорейским веером.
— Абрамкин пока молчок. Затаился. Говорит, позвоню, мол.
— Ага! Его фишка… Подогреть ожидание до высшего градуса. А потом… потом ничего и не выдать. Оригинал и продувная бестия. Жох!
— Наперсточник еще тот, — вздохнул Жора. — Клейма негде ставить.
— Ладно. Проехали! — Тима выкинул сломанную спичку в разъятую форточку. — Лучше скажи, как будешь свой лям тратить?
— Это просто. Ананасов кулю. Черную икру. Вызову с Тверской похотливую ночную бабочку.
Тима так и схватился за свою клочковатую, в рыжину, бороду:
— Фантазия идиота и лузера!
— А хоть бы и так! В Кембриджах не обучались. А почему бы тебе, вещий старичок, не прийти мне на выручку?
Тут экранчик Жориной мобилы озарился несказанным светом. Пришло СМС.
Читает:
«Ты скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено? С комприветом, Ким Чен Ын».
Седые брови Тимохи полезли на лоб:
— Откуда у него твой номер?
— А я знаю? Разведка-то у него будь здоров. Типа нашего ФСБ, только с буддистским акцентом.
В брюхе бога нужды громко заурчало. Старик скривился:
— Жорик, у тебя есть древесный уголь, или что-нибудь желудочное. Килька, кажись, была второй свежести. Прямо по Мише Булгакову.
8.
Абрамкин не соврал, позвонил.
— Слушай, — говорит, — есть суперская идея.
— Уши мои, политический босс, на гвозде внимания.
— Ты точно при столкновении передаешь свою карму. Факт! Ким Чен Ын впал в детство. Шлет кому ни попадя идиотские СМС. Пускает слюнные пузыри. Об испытаниях атомной бомбы и думать забыл. Тем более, об ее против нас использовании.
— Баба с воза! — облегченно вздохнул Георгий.
— Ага… Хотя Ким и не совсем баба. Телом, конечно, дюже толст, а так все остальное имеется. Но не будем о грустном. Я хочу, Жорик, чтобы ты нейтрализовал еще одного джокера.
— Фамилия подлеца?
— Да не такой уж он и подлец. Скорее, даже друг. Однако одну подлянку лепит за другой. Надо этого паренька слегка прищучить. Столкнись с ним. А? Озолочу тебя с головы до пят. Ты же сам в курсе, сколько я бабок стырил.
— Так о ком речь, герр президент?
— О Дональде Скрудже. О североамериканском крестном отце, а заодно и президенте США. Он завтра прилетает в Москву. Советоваться о заразе коронавируса и об усмирении продажной оппозиции.
— И в каком же качестве я нарисуюсь рядом с вами?
— Шоу маст гоу он! Я все придумал! Наденешь мундир донского казака. Ну, знаешь, сапоги в гармошку. Серебряная нагайка. Ордена и медали за взятие Алеппо и Донецка.
— У меня и усов-то нет! Не поверит…
— Отрасти. Нет, не успеть… Тогда наклей. Имеется в наличии отменный театральный магазинчик на Тверском бульваре, рядом с бронзовым А.С. Пушкиным. Хотя нет… Усы доставим спец-курьером.
9.
Курьер в красной шапке и с серебряным колокольчиком в носу принес мне обмундирование донского казака. Сапоги из кожи молодого козла. Разящую нагайку. Рыжие накладные усы.
Я принарядился. В зеркало гляжусь, себе весьма нравлюсь.
— Орёл! — Тима цокнул языком.
— Ну, я пошел?
— С богом! — бог нужды перекрести меня на дорожку. Быстро так перекрестил, стыдливо, все-таки он существо инфернальное, не в православном тренде, не в христианском мейнстриме.
На жёлтом яндекс-такси доезжаю до родного Кремля, бегом к Спасской башне.
А меня уж ждут, чуть ли не красную ковровую дорожку расстилают пред моими суетными ногами.
Вступаю в Георгиевский зал. А там наш духовный и материальный отец, наша защита и опора, Юрий Абрамкин пьет цейлонский чаек с президентом США Дональдом Скруджем.
Никогда бы не подумал, что президент США такой большой. Я о его теле. Рост 190 см. Вес 120 кг. Он ведь выступал за бейсбольную команду «Чикагские буйволы». Впрочем, без большого успеха.
— А вот и мой бравый казак! — вскричал Юрий Абрамкин. — Прямо с Тихого Дона. Правнук Михаила Шолохова. Такой же грамотный. Книги читает. На лошади скачет. Парень что надо! Я его в вип-переговорах использую в качестве гласа народа.
Я послюнявил пальцы, расправил наклеенные рыжие усы, и глубокомысленно произнес:
— Кхе-кхе…
Абрамкин захохотал:
— Жора, ты не кхекай! Скрудж еще с пеленок разумеет по-нашему. Т.е., русский язык ему роднее английского. Так как-то вышло.
— Сегодня прекрасная погода. Не правда ли? — на чистейшем русском, почему-то с вологодским прононсом, произнес Дональд Скрудж.
Напрягло только построение фразы. Сразу чувствовался иностранец, с берегов Гудзона. Русаки строят фразу по-хамски. И сразу за этим вековечным хамством тянет сквознячок родной души.
10.
Сижу я с двумя опорными столпами сегодняшней геополитической архитектуры, ломаю в кулаке хрусткие валдайские сушки, ломаю и голову, как же я столкнусь с этим североамериканским буйволом. Он же мне за столкновение выпишет такого леща, до конца своих дней прохожу кривошеим. Оно мне нужно?
Меж тем, конечно, слушаю беседу двух мудрых мужей.
— Я всегда встаю до зари, — говорит Дональд. — Шесть утра, я уже на ногах. Первым делом читаю газеты. На это уходит час. Потом отправляюсь в Скрудж-Тауэр. А там не менее ста телефонных звонков, полста краткосрочных встреч.
— Мой жизненный распорядок не так плотен, — супится Абрамкин. — По молодости я, конечно, летал с орлами да беркутами. Нырял в жерла оживших вулканов. Рвал пасти дальневосточных тигров. Высиживал пингвиньи яйца. Потом как-то угомонился, стушевался. Сейчас все больше штудирую святоотеческую литературу. О трудах философа Ивана Ильина слышали?
— Ладно, Юра, это потом… — лукаво щурится Дональд. — Ты мне скажи, коронавирус не твои ли парни с Лубянки подсуропили?
— Разве это не проделки ЦРУ и Госдепа?
— Чушь! Мы же из-за этого треклятого вируса больше всех пострадали. Так, казак? — Дональд дружески ударил меня по плечу.
План у меня созрел внезапно. Вдруг! Будто от дружеского удара я покачнулся и спикировал своим лбом прямо Скруджу в обильное брюхо.
Дональд взвыл белугой, рухнул на пол.
Охранники президента США наставили на меня с десяток вороненых дул.
11.
— Уберите пушки! — Дональд встал, усмехнулся: — Эко ты меня саданул, донской казак! Я сразу вспомнил свои младые бейсбольные ристалища. Сенкью!
Георгий Барашкин обливался хладным потом. Перекочевала его чудовищная карма в президента США или не перекочевала?
Обливался потом и Юрий Абрамкин. Только уж совсем по другим причинам. У него всегда свои цели. И всегда с подловатым оттенком.
— Так что же мы будем делать с твоими санкциями, Дональд? — елейно спрашивает. — Будем снимать или как?
— Конгресс не позволит… — вздыхает Скрудж.
— Да царь ты там или нет? — взрывается Абрамкин, сверкая державными очами. — Сверни этим мудозвонам поганые шеи.
— Увы! У нас, брат Юра, все-таки, мать ее ети, дерьмократия. Если хочешь кому свернуть шею — никакой огласки.
— Эх! — махнул Абрамкин рукой.
Дональд раздавил в могучем кулаке валдайскую сушку. Кинул ее в рот.
— Впрочем, Юрбас, мы можем заключить с тобой отличную сделку.
— Детали?
— Есть у меня в свите один толковый паренек… Билл Гейтс. Да ты его знаешь. Так вот, он страдает навязчивой идеей чипировать все население Земли.
— Зачем? — нервно зевнул Абрамкин.
— Как это зачем? Чипированный чел превращается в крепостного. Демократию можно будет спустить в унитаз. Как ты на это смотришь?
— Звучит заманчиво. Чипируем всех под коронавирус?
— Именно! А когда все будут с чипами, тогда и эти проклятущие санкции утонут в Лете.
— По рукам! Начнем с России?
12.
Иду домой сам не свой.
Открываю ключом дверь, обитую рыжим дерматином, и что я вижу? Точнее, кого?
Мой бог нужды обнимает молодую блондинку в платье-мини, на высоких красных каблуках.
— Тима, что за дела? — шалею я. — Где ты подцепил развратную деву?
Блондинка (она на голову выше Тимы) погладила старичка по лысине:
— И вовсе я не развратная дева! Не надо о женщинах думать дурно.
— Она моя подельница! — целует в щеку девицу старик.
— Кто? — хриплю я.
— Богиня изобилия, Мария Хрякова, — представилась красотка.
— И чего? — шепчу я в изумлении, а сам чуть не падаю. Избыточная инфа сносит мозги, тисками сжимает сердце.
— Да садись ты в кресло! — хохочет Тима. — А еще лучше, загляни в кладовку.
— Сдалась мне эта кладовка?
— А ты загляни, загляни…
Подхожу. Открываю. Настраиваюсь увидеть гнутую раскладушку и прочую б/у дребедень.
А из кладовки хлынул на меня ниагарский водопад живой наличности.
Схватил одну ассигнацию, сотку евро, смотрю на свет. Прожилки, голограммы, металлические полоски. Все без обмана! Понюхал. Даже пожевал. Настоящая!
— Бабки — что надо! — фертом подпер руки Тимофей.
— Но как?
— Как только ты передал свою поганую карму Дональду Скруджу, появилась моя соратница, Мария Хрякова.
— А я хлопнула в ладоши, — подхватила Маруся, — и кладовка наполнилась живой наличностью. Кстати, ты не против, что раскладушка и прочая хурда-мурда аннигилировались?
— Это приветствую.
— Живи широко! — посуровел Тимофей. — Только по уму живи, не будь сивым лохом.
Маруся подходит, хлопает меня по заднице:
— Жорж, я знаю, что тебе нужно.
— И что? — густо краснею я.
— Когда у тебя был последний контакт с женщиной?
— Какой контакт? Вы о чем? Когда-то в туманной юности.
— Ребятки, — улыбнулся бог нужды, — пойду я. Как-нибудь без меня разберетесь сами.
— Чмоки-чмоки, Тима! — подмигнула Хрякова.
Я крепко пожал старику руку:
— Ты вернешься?
— Зачем? Судьба твоя устроена. Санкции против России скоро снимут. Обойдется даже без тотального чипирования русаков. Билл Гейтс запил. И по-черному.
Мы с Тимофеем, со слезами на глазах, расцеловались.
Маруся подтолкнула старичка:
— Иди, Тима, иди! Скатертью тебе, милок, дорожка!
*** "Наша Канада" (Торонто), 2020, "Континент" (Чикаго), 2019