6 мая
Мысли путаются в голове. Ни на чем не могу сосредоточиться. Я начинаю фразу и тут же обрываю ее. Но когда начинается вдохновение, я могу писать часами, без сна и отдыха. Словно какой-то неведомый демон водит моей рукой. Кажется, я достиг высшего пилотажа в творчестве. Писать на грани гениальности и безумия, на грани реальности и бреда. Я, словно буддист, постигаю иллюзорность этого мира и отбрасываю ее, как ненужный хлам. Как писал Ницше, "на свет все безобразное и фальшивое!" И вот теперь это безобразие я выставляю напоказ
С некоторых пор и рожи не такие безобразные, как были раньше. Они наконец-то явили мне свой настоящий облик. Да, свой облик. И это человеческие лица. Они то осуждающие, как лица моих бывших охранников, Ивана и Николая, то гордые и непреклонные, как античные статуи, то серьезные, то насмешливые, то грустные или радостные. В одном из них я узнал лицо Комнены, от него веет холодностью и решительностью.
Длинные черные шелковистые волосы, надменный лоб и рот, и черные, пронзающие насквозь глаза, холодные и режущие, как сталь остро заточенного клинка. Я знаю она предаст меня, как предала обольщенного ей Фламму, Ради власти она способна на все: на предательство, измены и преступления. Эта Макиавелли в юбке хочет чтобы под нее плясал весь мир, а люди, как послушные рабы, выполняли ее приказы и потакали ее прихотям.
А вот и лицо загадочной Джоконды. Она сошла ко мне с портрета самого Леонардо, с той же пленительной и манящей улыбкой. Куда влечет она, какие пропасти и дали открывает ее мистический взгляд? Она смотрит на меня, как гипнотизер на своего пациента.
Вот и насмешливый скоморох, которого я окрестил, как и Шекспир. Фальстафом. Он любит скалить свои белоснежные зубы. Его голубые смеющиеся глаза так сроднились с его ртом. что поневоле ожидаешь что сейчас он выдаст какую-нибудь остроту или шутку. Иногда он строит смешные рожицы. Именно в него я угодил разок ботинком. Но он не сердится, ибо умеет прощать обиды.
Но теперь я один из них. И мне приятно их общество. Здесь нет ограничений и скованности. Все естественно и непринужденно. Иногда я пытаюсь говорить с ними, но они то ли не понимают моих слов, то ли делают вид что не понимают. Или боятся меня принять в свой круг? Но теперь я не отступлю.
Да забыл о Звере. Его голос врывается в эту идиллию и пытается разрушить ее. Он становится требовательным и властным. И снова, и снова напоминает мне, что он - мой повелитель.
Странно, что услышав его голос, моя компания тут же разбегается или прячется по углам. Какие они все - жалкие трусы. Вместо того, чтобы поддержать или ободрить, забиваются в углы, зубами открывают двери шкафа и лезут туда. Потом мне приходится их выпроваживать с насиженных или облюбованных мест, а то войдет в привычку и тогда уже не выгонишь.
А вот и лица облюбовавшие мои бумаги. Они делают умный вид и пытаются их читать. Иногда они мешают мне своей назойливостью и любопытством. Специально для них я купил метелку, ибо их надо постоянно сгонять со стола и бумаг.
Черт! Надо на обход и закрыть на ключ дверь кабинета, а то эти лица вновь увяжутся за мной и присоединятся к другим, которые при виде меня появляются в палатах. Иногда я путаю их с больными. Но ни те, ни другие не обижаются. Видно считают меня за чудака.