Рассказ был написан до начала "спецоперации" и закончен в апреле 2021г.
У соседа было три сына. Старший уже отслужил в армии, среднего забрали, младший готовился – его дети были погодками.
Сосед любил курить на лестничной клетке. Летом или даже когда было очень тепло, он, не стесняясь, выходил на площадку в трусах, и по всему подъезду начинал струиться сладковатый запах табачного дыма. В прохладное время сосед облачался в рубашку и трико с пузырями на локтях и коленях, а уж совсем при холодах – теплую куртку-ветровку с капюшоном. Но мы жили на самом верхнем, двенадцатом этаже, тепло со всего подъезда поднималось к нам, и даже в самые сильные морозы на площадке была плюсовая температура.
Большинство мужчин, живущих в подъезде, тоже курили, и на соседа, несмотря на законодательный запрет курения на лестничных площадках, никто не обращал внимания.
Я обтянул входную дверь своей квартиры дерматином и обклеил по периметру резиновым уплотнением – запах перестал проникать в жилье, и соседское курение не беспокоило моих домочадцев.
Отношения с соседом сложились взаимно уважительными – мы были с ним тезками, почти ровесниками, обращались друг к другу по именам, а при встрече обменивались рукопожатием.
- Серега! – сосед окликнул меня, когда я вышел из лифта и пошел в квартиру. – Пару минут удели.
Я остановился, а он продолжил:
- Вот ты майор, в армии долго служил, как считаешь, стоит ли сыну после демобилизации поехать на Донбасс? Деньги хорошие обещают – 240 тыщ, только требуют, чтобы всем экипажем ехали.
В Донбассе вовсю шла война между украинской армией и «ополченцами», их вербовщики выискивали и зазывали желающих поучаствовать в этом действии за высокую зарплату.
Соседский сын служил в танковых войсках. Мой двоюродный брат когда-то служил в военной приемке Волгоградского тракторного завода, принимал танки и знал о них, кажется, все. Он неоднократно говорил, что средняя живучесть танка в бою составляет от пяти до семи минут, и потом пускался в такие военно-технические подробности, что прекратить его словоизлияние можно было только стопариком с налитой в него водкой. Не стало брата Сашки, не стало Волгоградского тракторного завода, но память осталась. Почерпнутые от брата сведения я иногда доводил соседу и его сыновьям, за что пользовался у них авторитетом.
Донбасскую войну я ненавидел. Она лишила меня возможности вернуться в родной Донецк, куда мы с женой собирались перебраться после того, как супруга полностью уйдет на пенсию. Я видел, что Россия не прикладывает особых усилий для завершения конфликта, и, скорее, поддерживает эту вялотекущую возню, чтобы в любой момент можно было ткнуть своих оппонентов по спорам носом: «Вы, что, хотите как на Украине?» Как на Украине, никто не хотел.
По-видимому, такое положение вещей устраивало и украинскую сторону – о прекращении войны говорили все её чиновники, а меры не предпринимал никто. Украина вовсю и с удовольствием болтала об агрессии, однако армию в порядок не приводила, а устраивала многочисленные песенно-танцевальные фестивали и спортивные соревнования.
Я остановился и пожал плечами:
- 240 тысяч – сумма, конечно, хорошая. Нужно только уточнить, какая будет компенсация в случае гибели в первом бою. Контракт внимательно прочтите.
- Не будет контракта. Числиться будет добровольцем. И бабло получать без подписи, «по-черному», - Серегино лицо приняло задумчивое выражение.
- В таком случае рискуете хоронить за свой счет. Танкистская судьба, сам знаешь, какая - влепят из орудия прямой наводкой или из ПТУРС-а – останутся только шлем и берцы.
Серега начал ругаться, сунул «бычок» в банку для окурков и, вспоминая чью-то мать, ушел в свою квартиру.
Прошло несколько недель. Соседский сын вернулся из армии, и я обратил внимание, что он работает вместе с отцом на одном автобусе – сутки батя, следующие двое суток – сыновья. Исподволь поинтересовался, какая зарплата, юноша ответил – двадцать четыре тысячи рублей – в десять раз меньше – про себя отметил я.
Со стороны соседей стала ощущаться какая-то обида. Мне показалось, что они считают меня виновником того, что серегиному отпрыску не удалось наживиться на донбасской войне, и наши беседы по-соседски стали носить редкий и краткий характер. На проводы младшего сына в армию они меня вообще не пригласили.
Истошный плач и рыдания были слышны даже на лестничной клетке. Я вернулся в квартиру из магазина и рассказал своей жене о шуме в серегиной квартире. Она пожала плечами и ответила: «Понадобимся – позовут». Причину плача серегиной жены она не знала.
О том, что случилось, Серега рассказал сам. Он постучался в дверь на следующий день и мрачно буркнул: «Разговор есть». Я пропустил его в квартиру, и мы прошли на кухню.
- Я закурю? – он спросил разрешения.
- Кури, - я подвинул ему блюдце для пепла.
Он долго мял сигарету, я терпеливо молчал. Наконец, Серега закурил и мрачно произнес:
- Женька погиб…
- В Донбассе? – догадался я.
- Там… Ты же оттуда… Может, расскажешь, что там и к чему? - Серега качнул головой.
Женька был младший серегин сын. По моим подсчетам он уже давно должен был вернуться из армии домой, но я его не видел, а расспрашивать о нем Серегу не хотел. Теперь стало понятно, куда исчез пацан.
- Позвонил комбат, сказал приехать, забрать тело. Груз 200.
- Езжай. Я сразу предупреждаю – не поеду. Спроси у комбата, где находится похоронная команда, где они складируют ящики с покойниками.
- Уже спросил…
К нам иногда приезжали родственники из Донецка. Я пообещал Сереге узнать у них, как сейчас добираются люди в столицу Донбасса, и через несколько дней сосед укатил в Донецк.
Сереги не было шесть дней. Через неделю во двор въехала «Газель» с украинскими номерами, и Серега попросил помочь выгрузить ящик и занести его в квартиру.
В подъезде помимо обычного был грузовой лифт, но ящик в его кабину лежа не помещался, мы поставили его под наклоном и пошли с Серегой и старшим сыном в обычный лифт. В грузовом поехал средний сын. Пришлось повозиться с ящиком и на лестничной клетке. Ящик был не только длинным, но и широким, в дверь квартиры он не проходил, и его кантовали боком. При манипуляциях чувствовалось, как внутри перекатывается содержимое. Наконец мы затащили ящик в квартиру, и я с удивлением обнаружил в самой большой комнате новенький гроб. Там же был сооружен большой стол. Мы положили ящик на стол, и я увидел в углу комнаты «болгарку».
- Вы собираетесь вскрывать?
- Да, - угрюмо ответил Серега. – Надо похоронить по-людски. В гробу. Сын все-таки.
Я не стал отговаривать его от этой затеи, повернулся и ушел к себе домой.
На следующий день с утра застучал топор. Я понял, что соседи разбивают деревянный ящик. Через какое-то время послышался визг «болгарки». А еще через какое-то время раздался и затих дикий женский крик. По лестничной площадке растеклась смердящая вонь разлагающегося человеческого тела.
Приехала «скорая». Некоторое время стояла тишина, затем на лестничной клетке послышался топот, санитары вынесли носилки с серегиной женой, погрузили её в «скорую», и карета уехала.
Мне приходилось видеть, как люди чернеют от горя. Но Серега превзошел всех. Его лицо со ввалившимися глазами было землисто-серого цвета, и если бы я встретил его на кладбище, то подумал, что это живой труп.
- Жена еще в больнице? – поинтересовался я.
- Умерла, - ответил Серега. – Завтра будем хоронить. И её, и то, что привезли в ящике.
- Что значит «то, что привезли»? – спросил я, пронзенный страшной догадкой.
- В ящике было не пойми что… Я понимаю, попал снаряд в танк... Экипаж погиб... Кто-то сгорел… Кого-то разорвало… - Серега говорил медленно, делая тягучие паузы. – А тут - ящик вскрыли, а в нем какие-то обгорелые кости, рваные грязные тряпки, две руки и три ноги… Жена увидела – в обморок, сердце не выдержало. Вот так, сосед! Заколотили всё обратно. Завтра буду хоронить. И жену, и то, что в ящике. Может, это все-таки останки сына. Надо бы по-людски. Поможешь вынести?
- Помогу… - я смотрел на убитого горем Серегу, мне было его жаль, но больше ничем я помочь ему не мог.
Лето закончилось. Осень, зима и весна пролетели быстро, за ними так же быстро прошло очередное лето. Снова наступила осень, но еще было тепло. Наслаждаясь последними погожими днями, я бродил по дамбе и парку возле водохранилища, изредка поднимаясь к Ленинскому проспекту. Там всегда было людно, и мне нравилось исподволь наблюдать за прохожими.
Подошел автобус. Маршрут был от железнодорожного вокзала. Из салона стали выходить люди. Один из парней показался мне знакомым. Он тоже присмотрелся ко мне, подошел и сел рядом на скамейку.
- З-д-равствуйте, дя-дя Се-режа!
- Здравствуй, Женя! – я с изумлением узнал младшего серегиного сына. – Так ты жив?
- Д-а…
- А мы тебя тут похоронили. Отцу твой командир позвонил, сказал – приезжайте, забирайте… Груз 200…
- Ошиб-ся он. Я не был в тан-ке, когда в не-го ПТ-УР-Сом СА-данули… Ме-ня конту-зило, отбро-сило в кусты, я по-терял соз-нание, а хох-лы по-том в плен уволокли…
- А что же не позвонил, не сообщил?
- Но-мер не помню. В мобилке же его набирать не на-до. Сразу вызы-ваешь. Вот я и не запомнил. У меня две мо-билки было. А как очнулся – ни одной. Мо-жет, «укропы» забрали, может сам расте-рял во время конту-зии. Всё как в тумане было. Вырубался… Соз-нание те-рял… Дядь Серёж, вы не ку-рите?
Киоск был напротив, я купил ему пачку сигарет и зажигалку. Женька жадно затянулся, а я спросил:
- С табаком напряженка была?
- Так денег нет, а где сига-реты в-возь-мешь без де-нег? У конво-иров спросишь – когда угостят, а когда в мор-ду съез-дят.
- В плену тяжко было?
- Очень. Кор-мили плохо. Два раза в день, и еда ника-кая… Из камеры поч-ти не выпускали. Полча-са во дво-рике погулять - а раз-говаривать нель-зя…
- Били?
- Нет… Но пу-гали… Хотя иногда били… Если начнешь возмущаться или нарушать что-нибудь – сразу в морду. К порядку быстро приучили. Я там права не качал, меня не били. Звали в украинскую армию, гражданство обещали. Им танкисты нужны.
- Что же не пошел?
- Хва-тит, навоевался…
Я помнил, что до армии Женька не заикался и спросил:
- Заикание там приобрел?
- Да, резу-льтат кон-тузии… Врачи сказали – пройдет…
- А как из плена удалось освободиться? – спросил я.
- Обменяли. Зеленский пообещал, и Путин пообещал – вот президенты обещание и выполнили.
- Деньги получил?
- Какие деньги, дядя Серёжа? – Женька удивленно вскинул брови. - Там же у них никаких обязательств не было. Давали по 30 тыщ, остальное, сказали – в России получите. Только где и кого искать? Плакали денежки… Как мои? – он перевел тему на родных.
- Иди домой. Узнаешь, - я не стал говорить ему о смерти матери.
Парень поднялся и ушел…
02 апреля 2021г. Сергей Кляус