Глава 9. Разрушение условностей

1
Октябрь 2003 года в Крыму выдался необычайно холодным, пасмурным, неласковым, совсем не крымским. И хотя дождей не было, такого колючего пронизывающего ветра прежде в здешних местах можно было ожидать никак не раньше второй половины ноября. Погода словно подстраивалась под основательно охладевшие украино-российские отношения, доселе непредвиденные никем проблемы, что возникли меж двумя государствами буквально на ровном месте. И место то называлось «коса Тузла» – небольшой пустынный остров в Керченском проливе, о существовании которого две недели назад знали лишь местные рыбаки, а теперь прослышали все уткнувшиеся в экраны телевизоров жители двух «братских стран».

- Ну, давай! Включай свои новости! Узнаем, не стала ли сегодня ваша Тузла нашей! – двусмысленно улыбаясь и лишь мельком взглянув на Школьникова, задорно изрек раскрасневшийся после бани Виктор Петрович Ягодин. Стоя посреди комнаты и вытирая полотенцем мокрые волосы, он особенно поднажал на «ваша-наша», намереваясь таким образом поскорей вывести своего хорошо уже изученного друга из душевного равновесия.
 
В тот вечер заканчивалось двухнедельное пребывание Ягодина на крымской даче Константина Федоровича. «Дачей» был небольшой, еще довоенный, но хорошо сохранившийся глинобитный дом с девятью сотками запущенного сада, который Школьниковы приобрели четыре года назад в здешнем селе под Судаком за какие-то совершенно смешные деньги, равные тогда стоимости двух-трех стиральных машин. По случаю предстоявшего расставания приятели с утра побывали на городском рынке, где весело балагуря с татарами-торговцами, долго и тщательно выбирали баранину, зелень, овощи и фрукты. А затем, вернувшись и пропустив по стаканчику массандровского «саперави», в приподнятом настроении готовили праздничный стол и топили выстроенную ими же  баню, чтобы потом ничто не отвлекало от безмятежного мужского времяпрепровождения и разговора. Вот только Тузла основательно подпортила и разговор, и  безмятежность.

О своей встрече в Крыму они не договаривались заблаговременно. Все вышло в определенной степени спонтанно и хорошо, как и все неожиданное, но приятное. В ту осень Константин Федорович решил, наконец, отгулять ранее неиспользованные отпускные дни, которых у него за пять лет работы на госслужбе накопилось почти на целый месяц. А поскольку жена и дети были заняты работой и учебой, он и предложил Ягодину разделить с ним пребывание на собственном крымском подворье. Школьников уже давно хотел поговорить и как-то поддержать своего окончательно запутавшегося в житейских проблемах институтского друга. К тому же он чувствовал, что и Виктор Петрович тяготеет к разговору «по душам». Поэтому зная, что самыми задушевными бывают разговоры, когда собеседники объединены каким-то общим делом, они решили вместе построить баню на крымской даче Школьниковых.

И на первых порах все действительно складывалось, как нельзя лучше. В новостях уже передали, что молодой краснодарский губернатор Ткачев с местными «казаками» начали насыпать дамбу от кубанского берега в сторону украинского острова Тузла, мол «море берег размывает». Но строительство то, вначале никем всерьез не воспринималось (какой губернатор рискнет, в самом деле, нарушать государственную границу?), а, следовательно, и места в обсуждениях двух наших героев не находило. Они были заняты собственными земляными работами, копанием сливной ямы и траншей под будущий фундамент и канализацию. При этом со смехом вспоминали студенческие годы, стройотряд, третьего своего друга Володьку Дацюка, с которым теперь почти каждый вечер созванивались, чтобы поставив телефон на громкоговоритель,  поболтать и посмеяться втроем. Необычно холодная погода лишь способствовала физическому труду, по которому оба приятеля изрядно истосковались за время многолетнего «чистоплюйства», как сами называли свою предшествующую деятельность. Таким образом, строительство бани шло охотно и скоро, доставляя обоим простую человеческую радость и от работы, и от общения.
 
За делами обсуждали и жизненные «невзгоды» Ягодина. Тот подробно рассказывал, как все произошло: и про семью, и про бизнес, жаловался на потребительское отношение бывшей жены и воспитанных ею в том же духе дочерей, признавался в своих совсем не «невинных» загулах. Константин Федорович давно знал, что взаимоотношения в семье Ягодина далеки от идеала. Его жену он видел лишь однажды, еще в самом начале их супружества. Она показалась ему женщиной своенравной и совершенно «не их круга», однако, мнение свое он тогда оставил при себе. Так что подробности, которыми сейчас с ним делился Виктор Петрович, в том числе и о неблаговидной роли бывшей супруги в его финансовых проблемах, совсем не удивляли Школьникова. Теперь он лишь пытался донести до своего друга одну единственную мысль:  коль уж так вышло, то не следует опускать руки и опускаться самому. «Жизнь – штука сложная», - часто вспоминал он в разговоре любимую фразу адмирала Воинова. «Но и интересная»! – добавлял уже от себя.

- Ты выйди на улицу и спроси первого попавшегося прохожего, есть ли у него какие-то проблемы в жизни? – восклицал в рабочем запале Константин Федорович, вгоняя кувалдой в землю металлический кол для опалубки. – Прояви интерес! Он тебе такого наговорит! Что по сравнению с его «трудностями», твои – это так себе! Пустяки! Что ты  просто с жиру бесишься! Ведь какой-никакой, а свой бизнес имеешь! Ни от кого материально не зависишь! Сам себе хозяин! Да еще и недоволен!?

- Опять же, от «плохой жены» избавился! – продолжал он через короткую паузу, распрямляясь и замерев на время, чтобы перевести дух после интенсивных физических нагрузок. - А все равно, недоволен!

И, заметив, как притих внимательно слушающий его Виктор Петрович, тут же внезапно прокричал:

 – Чего заснул?! ТщательнЕе бетон мешай! Возишь лопатой по бадье, как Дацюк в стройотряде! Чай еще не профессор!
 
Так вперемежку с серьезностью, иронией и шутками строительство бани продвигалось с завидной быстротой. Но еще пущими ударными темпами, и даже по ночам при свете прожекторов, в три смены шло тем временем сооружение кубанской дамбы в сторону Тузлы.

Еще в начале месяца слетал в Москву министр иностранных дел Украины Грищенко. Вернулся он оттуда заметно раздосадованным и даже  раздраженным, как не старался подавить свои негативные эмоции при беседе с журналистами в бориспольском аэропорту. Его российский коллега Иванов в тот же день заявил о «неурегулированости до конца» границы между двумя государствами в Керченском проливе и «незаконности» сбора лишь одной Украиной каких-то платежей за проход через пролив торговых судов. Стало ясно, что «размыванием берега» обеспокоены не только «кубанские казаки».
 
Свою порцию в разгоревшийся скандал добавил и московский мер Лужков, который в очередной раз изрек на телекамеры, что «город-герой Севастополь никогда не был украинским». Снова заговорили про «чей Крым», о Хрущеве, почему-то именно «спьяну подарившем его Украине» и таким образом «размывание берега» плавно переросло в «размывание мозгов». В украинских теленовостях различные эксперты ежедневно рассуждали о международном праве, суверенитете, нерушимости границ, которые были закреплены между двумя государствами шесть лет назад договором о дружбе и сотрудничестве, и что речь должна идти вовсе не о Тузле, и даже не о Крыме….
 
Строительство кубанской дамбы тем временем продолжалось прежними завидными темпами.

Вот тут-то и обнаружились между двумя друзьями юности  те самые мировоззренческие разногласия, которые Школьников просто не мог предположить раньше и которые так долго не давали покоя и мучили его и после отъезда Ягодина.
 

- Ишь, как засуетились! -  уже сидя за накрытым столом, с демонстративным ехидством возбужденно смеялся в тот их последний крымский вечер Виктор Петрович, услыхав из включенного телевизора, что президент Украины Кучма прервал свой официальный визит в Бразилию и срочно прибыл на Тузлу.  – Боится, что оттяпаем у вас островок!

И во всем его таком необузданном и язвительном веселье буквально рвалась наружу нескрываемая разухабистая гордость: «А ведь, действительно! Вот захотим - и оттяпаем!».

Тем временем на экране точно с таким же, но еще с более откровенным,  вызывающим, явно показушным восторгом, картинно приседая от саркастического хохота, бил себя ладонями по коленям краснодарский губернатор Ткачев. Сквозь порывы ветра он что-то выкрикивал стоявшим перед ним на краю строящейся дамбы «казакам» в папахах, то и дело показывая рукой в сторону склонившегося над артиллерийским биноклем Кучму на другом берегу пролива, снова приседая, и буквально закатываясь от смеха. Бравый и молодцеватый он только что специально прилетел на вертолете, узнав, что на Тузлу прибыл украинский президент. Теперь их разделяли чуть больше ста метров остававшегося еще не засыпанным моря, на котором бушевал настоящий шторм, наверное, такой же точно, как в душе наблюдавшего за этим представлением Кучмы.
Внешне абсолютно спокойный, хмурый и словно на похоронах одетый во все черное тот, уже отвернувшись от треноги с биноклем, тем временем отдавал какие-то распоряжения, окружившим его украинским офицерам-пограничникам.
 
А, несомненно, умышленное, показушное поведение краснодарского губернатора – вассала другого, более могущественного господина враз напомнили Константину Федоровичу пушкинского псаря Парамошку, крепостного холопа, который с одобрения собственного барина Троекурова примерно вот так же специально хамовато и вызывающе вел себя на псарне с небогатым дворянином Дубровским. Но у его друга Витьки Ягодина только что увиденный телевизионный сюжет вызывал совершенно другие эмоции.

- Оттяпаем! Как бог пить, оттяпаем у вас островок! – продолжал веселиться Виктор Петрович, закусив салатом из свежих помидоров и придвигая к себе тарелку с дымящейся бараньей шурпой.

- А чему ты так радуешься, Витя? – не выдержал Школьников. – Тебе что? Без этого острова жизнь не мила?

- Да-а-а! – намеренно не замечая мрачного настроения своего друга, демонстративно закинув голову куда-то кверху, протянул с азартом Ягодин. – С него начнем!
 
- А потом и весь Крым прихватим…, - вновь склоняясь над тарелкой, с прежней, но теперь тихой язвительностью продолжил он. – Потом Киев – «мать городов русских»….

- Да, Витя…! Я, кажется, начинаю понимать, почему многие из бывших наших «братьев» не любят русских….  Своих «старших братьев»!
 
- Вот те на! Ты же сам русский!

- Русский….  Русский, Витя….
   
- Так ты что? Против, чтобы мы опять, как раньше, в одной стране жили?

- Выходит, что против…. Причем, только, сейчас это понял…. Благодаря тебе и Ткачеву!

После таких слов с лица Виктора Петровича сошло прежнее насмешливое выражение, и он заговорил серьезно:

- Ну, согласись, Костя! Ведь сделали глупость в девяносто первом, что разошлись…? Вся эта «троица» в Беловежской Пуще, пьяница Ельцин….

- Как у тебя все просто! «Троица», «пьяница Ельцин»….

- «Предатель Горбачев» и «пьяница Ельцин» развалили Союз! «Пьяница Хрущев» Крым Украине подарил»! – продолжал Константин Федорович. - А теперь у вас «непьяница» и давай опять всех в одну кучу собирать! Да…? А если я, к примеру, не хочу?  Вот я – русский, живущий в Украине, и не хочу! Помнишь как у Булгакова, профессор Преображенский этой дамочке в кепке отвечал? «А вот просто не хочу»…. И зачем, Витя? Тебе-то лично это зачем? Ты что, ко мне сюда с какими-то сложностями прилетел? Тебя в симферопольском аэропорту проверяли по-другому, не так как во Внуково? У тебя проблемы - мать навестить в Кременчуге? Лично у меня особых, при поездке в Пантелеевку не возникает….

- Костя! Ну, согласись! Государство Украина – ведь это же нонсенс! Какое государство? Какая независимость? Да, ее тут отродясь не было! Мова – государственный язык! А все по-русски говорят!

- Так и в «штатах» до сих пор по-английски  говорят, Витя! И много чего  когда-то не было на белом свете. Даже нас с тобой! – в свою очередь язвительно усмехнулся Школьников. – Вот Германии, например, и полтора столетия еще нет! А до этого: полтора десятка лоскутных государств – поставщиков жен для отпрысков российских императоров. Но за эти сто тридцать лет Германия успела пережить две империи, две республики, если нынешнюю тоже считать, нацизм, потом новый раздел и новое объединение…! А сколько своих «исконно-немецких» земель она за это время потеряла…!? Тот же Кенигсберг, к примеру! И с австрияками при Гитлере «братались», а потом снова разошлись. И ничего! Живут вполне мирно…. Довольные! Во всяком случае, за куски территории ни с кем не спорят…. А Финляндия…? Сто лет назад о таком государстве вообще не ведали! «Какая Финляндия»? «Какие финны»?! Или как ты говоришь: «какая независимость»? «Чухонцы»…! А что касается мовы…. Ты своего деда с бабкой помнишь?

- Какого деда с бабкой?

- Тех, что в Плавнях жили. Они-то на какой мове разговаривали?

- Нашел, кого вспомнить! Селяне, которые дальше Кременчуга никуда не выезжали….

- Почему же «не выезжали»? Насколько я помню, твой дед Мыкола во время войны до той же Германии «доехал»!
 
- Так и «доехал», потому что тогда все вместе держались!

- И по этому, тоже…! Только дружба, когда один «чуть ровнее» среди других «равных», не бывает долгой….

- Это ты к чему?

- К Тузле, Витя! Только к Тузле…! - уже не сдерживаясь, с возмущением воскликнул Школьников. - Вести себя надо уважительно! Даже если ты сильней, но дружбой дорожишь…!
 
- Ты знаешь, я в девяносто первом голосовал против независимости, а теперь вот смотрю на вас…, - добавил он через небольшую паузу в спокойном тоне.

- И давай лучше сменим тему! – не договорив, произнес снова. - А то все приятные впечатления от встречи смажем! Ты лучше сам подумай на досуге, почему меня – русского, так возмущает нынешнее ваше «русское» с Ткачевым веселье!
 
После этого оба умолкли, а в тишине комнаты еще долго витала продолжительная неловкость, изредка прерываемая позвякиванием столовых приборов.

На следующий день Константин Федорович отвез своего друга в симферопольский аэропорт и всю дорогу туда они либо молчали, либо перебрасывались малозначительными фразами. Оба не забыли прерванного накануне вечером разговора, возвращаться к нему больше не хотели, но и желания беседовать о чем-то другом не проявляли.
 

2
Оставшись один, Школьников старался понять, почему вдруг и, главное, когда у них с Ягодиным возникли нынешние разногласия. Ведь казалось бы, все понятно и ясно.

Две бывшие союзные республики двенадцать лет назад решили стать самостоятельными государствами и стали. И хотя он как раз был тогда против такого «развода», его голос утонул в огромном море желающих разъехаться по национальным квартирам.
 
Причем свою декларацию о суверенитете Российская Федерация приняла раньше Украины и большинства других союзных республик.  И принимал ее не «пьяница Ельцин», а российский парламент, избранный всем российским народом вполне демократично. Настолько демократично, что как ни старалось союзное руководство во главе с Горбачевым протолкнуть в него побольше «своих представителей», они там оказались в меньшинстве. Его друг Витька Ягодин вместе с другими своими соотечественниками тогда проголосовал как раз за сторонников Ельцина. Но прошло несколько лет и все тот же «народ», забыв о своих былых предпочтениях, вот в таких застольных разговорах начал валить все лишь на «пьяницу Ельцина», его окружение и даже на того же Горбачева, глядя в глаза друг другу с абсолютной, искренней убежденностью, что именно так все и было!

Вот с такой же точно святой верой в собственные слова по рассказу жены Школьникова, смотрела на нее Людмила Белая – та самая мать одноклассника их сына, неистово ратовавшая в девяносто первом за «незалэжность» Украины. Когда же столь желанная «незалэжность» не принесла в ее жизнь ожидаемого материального улучшения, эта женщина, ничуть не смущаясь, заявляла теперь Галине Николаевне:
- Обманули народ! Ведь брешут, что девяносто процентов проголосовало за независимость! Кто за нее тогда голосовал!? Кому она была нужна!?
      
И вот, когда дело сделано, когда прошло двенадцать лет после «развода», когда существуют два государства, подтвердившие шесть лет назад на самом высоком уровне договором о дружбе нерушимость границ между собой, какой-то молодой и малоизвестный кубанский губернатор начинает беспардонным способом ломать и границы, и дружбу. Причем проделывает сие, однозначно, с подачи такого же молодцеватого и удалого российского президента, которому для чего-то это понадобилось. Но, самое главное, вышеозначенные и казалось бы возмутительные действия не находят осуждения не только со стороны простых российских граждан, но и со стороны его друга Витьки Ягодина - человека, родившегося в украинской глубинке и прожившего в Украине больше половины своей жизни! Наоборот, тот восхищен, что они – «россияне» могут позволить себе так поступать! Ведь теперь они «поднимаются с колен»!
 
- «Ну, точно, псари Парамошки! – крутилось все время в голове Школьникова. – С его ложным, холопским пониманием своего величия…. Но откуда это у них? И откуда это у Ягодина?»

Константин Федорович вспоминал, как после первого курса несколько дней  гостил у своих институтских друзей в Кременчуге. Именно тогда он впервые столкнулся с неизвестной ему Украиной. Ведь проучившись год в Харькове - огромном промышленном и научном центре, Школьников никоим образом не ощущал, что находится  за пределами России.

Семья Дацюка занимала половину дощатого одноэтажного домика на окраине города, рядом со школой, в которой преподавали родители Владимира. Его отец, инвалид войны, потерявший летом сорок второго руку в боях под тем же Харьковом, несмотря на принадлежность к учительской интеллигенции, в домашних разговорах частенько переходил на откровенный «суржик», а мать с характерным воронежским акцентом сразу признала в Школьникове своего «земляка». У Ягодиных, живших в роскошной квартире в центре города, наоборот, отец был выходцем с Камчатки, а мать - уроженкой местного села, что постоянно проявлялось и в ее повадках, и в разговоре. Обе семьи, несмотря на разный достаток, сердечно и хлебосольно встретили тогда Костю Школьникова, оставив в его душе много приятных воспоминаний. Но самым запоминающимся для Кости стало посещение села Плавни, где проживали дед и бабка Витьки Ягодина по матери.

   В Плавни, единственная улица которого растянулась вдоль живописного берега просторного днепровского залива, друзья приехали втроем уже под вечер на последнем в тот день рейсовом автобусе, заполненном под завязку пассажирами. Когда вышли из душного, раскаленного летним зноем, пропахшего бензином и пОтом разгоряченных тел «пазика», все трое с наслаждением ощутили прелесть местного раздолья и размеренного сельского покоя. Уже начинало темнеть, с Днепра тянуло вечерней прохладой, а на бушующем вокруг разнотравье проглядывалась первая вечерняя роса, от чего терпкий запах полыни и прочей придорожной зелени был особенно густым и свежим.
 
У калитки своего палисадника в выгоревшей железнодорожной  фуражке и накинутом на плечи потрепанном овчинном тулупе их поджидал Витькин дед, предупрежденный о приезде внука с однокашниками-студентами. Коренастый, с загоревшим, кирпичного цвета морщинистым лицом,  покрытым седой щетиной, с мясистым носом и кустистыми бровями дед Мыкола, несмотря на отсутствие усов, люльки и овечьей шапки, почему-то одновременно напоминал гоголевского Тараса Бульбу и шолоховского деда Щукаря.
   
- Ось и хлопци! – тихо, самому себе проговорил он, увидав направлявшуюся к нему троицу.

И распахнув перед ними калитку, с нетерпением, словно озяб в своем тулупе от долгого ожидания,  тут же добавил скороговоркой:
– Ну! Проходить, проходить!

Мимоходом ответив на «здрасьте» студентов, дед тут же повернулся к ним спиной и короткими косолапыми шажками засеменил в сторону дома.

- Маша! Прыйихалы! – прокричал он в открытую форточку приземистой, крытой старым почерневшим шифером хаты из красного кирпича и скрылся где-то в глубине двора.
Создавалось впечатление, что дед не особо рад приезду гостей и желания близко сходиться с ними не имеет. Но из хаты выскочила радостная баба Маша, бросившаяся обнимать шедшего впереди Ягодина, приговаривая:
- Витюша! Онучок! Прыйихав мий хороший….

- Ба, ось цэ Володя, а цэ – Костя, - тоже перейдя на ридну мову, представил тот своих друзей.

- Добрэ, добрэ, - пропела бабуся. – Ну, проходить вжэ у хату! Я там варэнычкив для вас  зробыла…. З сыром, з картоплею…. Проходить!
 
Когда молодые люди уже сидели за столом и угощались «варэнычками» и другими закусками вернулся дед. Усевшись на сундук, что стоял в углу комнаты, он, обращаясь только к внуку, хмуро сообщил:
-  Вжэ другый тыждэнь клеву нэ мае. Я вчОра жмыху накИдал, но нэ знаю шо вы завтра спивмаетэ.... Так-то грае, а на гачок нэ йде!

- А сетью? – делово справился Виктор.

- Нэ знаю.... Сусида Славку у прошлый вивторок спиймалы з ситкою. Казалы у другый раз нэ видпустят. Ситка – цэ такэ! Сам знаешь….

Потом снова наступило долгое молчание, изредка нарушаемое бабой Машей, которая все норовила подложить кому-то «варэнычков» или сметанки.

- Ба! Включи телек! – обратился к ней Виктор, сидевший дальше всех от занавешенного желтой бархатной накидкой старенького «Рекорда». – Там щас должен какой-то фильм начаться.

Бабка тут же с подобострастной сноровкой исполнила просьбу внука, а потом отодвинула свою табуретку подальше от телевизора, поставив ее рядом с сундуком деда. Тоже приготовилась к просмотру. На экране тем временем уже шли титры «Судьбы человека» Сергея Бондарчука.

- Ой! Тяжкый фильм якый! – произнесла баба Маша, а глаза деда  при этом болезненно заблестели.

Когда же пошли кадры пленения главного героя немцами, дед резко встал со своего сундука и вышел из хаты.

- Нэ можэ бачиты, - словно ища сочувствия у сидящих за столом гостей, промолвила баба Маша. – Нэ можэ….
 
- Дедушка в сорок первом тоже в плен попал, - коротко бросил Виктор, увидав недоумение на лицах двух своих друзей.
 
И после «расскажи» Дацюка продолжил:
- Да он сам про это не любит рассказывать…. Вообще про войну….  Я это больше от мамки и от бабушки знаю…. Их тогда в плен всем полком, вернее, что от него осталось, взяли. Это в самом начале войны было…. Ба! Расскажи лучше ты!

- А нихто з ных ничого нэ знав! Дэ наши? Дэ нимцы? - начала баба Маша, после того как Виктор уменьшил звук телевизора. – Набойив ни у кого нэ мае, а нимцы на мотоциклах, з автоматамы…. Вси одразу рукы в гору!  Потим йих довго гналы кудысь, йисты нэ давалы зовсим! Тильки раз далы зибраты буряк з поля, ось и вся йижа!
 
- Пиду побачу, дэ дид, - смущенно улыбнувшись, неожиданно прервала она свой рассказ, резко встала с табуретки и вышла.

- Да выключи ты этот телевизор! – бросил Ягодину Костя. – Расскажи лучше, что дальше-то было.

- Дальше…. Когда проходили опушкой леса, несколько человек кинулись бежать, а за  ними – почти вся колонна врассыпную. Нескольких пленных убили сразу. Большинство, конечно сразу остановились. Но некоторые смогли убежать. Дедушке повезло, его только в руку, возле самого плеча ранило. Сначала бежал один. Потом встретил еще троих своих. Пошли вчетвером. Но у деда начала болеть рука. Поднялась температура.  Его оставили в каком-то селе, в крайней хате, у молодой женщины с тремя детьми, у которой муж тоже был на фронте.  Та его и выходила. Травами лечила. Давала настои пить, примочки ставила. Вместе с детьми (два мальчика и девочка) от немцев прятала…. Потом помогла ему с партизанами связаться. Он до конца сорок третьего года в партизанском отряде был. А когда наши подошли, его снова в армию забрали. Закончил войну он на границе Германии с Австрией….
 
- Еще вот что интересно! – продолжал Виктор. - После войны дедушка все хотел навестить ту женщину, что его тогда выходила. Он же железнодорожник, машинистом паровоза работал. В пятьдесят девятом году попал дед в Сарны, это крупная железнодорожная станция в Ровенской области недалеко от того села, где он во время войны прятался. Поехал он в то село…. И узнал, что женщину ту вместе с детьми десять лет назад выслали куда-то. Они все были связными у бандеровцев. И муж ее тоже. Хоть с войны без ноги пришел….

- Ничего себе! – удивился Школьников. – Как такое может быть?

- Вот так и может! – в унисон ему ответил Виктор.
             
- Так,  а мужа ее тоже выслали? – подал свой голос Дацюк.

- А мужа посадили!

- Ничего себе! – снова тихо произнес Школьников.

Потом долго обсуждали и выстраивали версии, почему советская семья, спасшая Витькиного деда от гитлеровцев, вдруг после войны переметнулась на сторону бандеровцев. Когда в хату вернулись дед с бабкой, вопросы посыпались к ним.
 
- Эк, куды вас занэсло! - ухмыльнулся дед Мыкола. – У житти всякэ бувае….
Но такой пространный ответ не удовлетворил молодых людей, и, наконец, на их дальнейшие расспросы дед произнес то, что тогда довольно сильно поразило Костю.

- Московська влада кого хош  ворогом зробыть! У трыдцатому, колы у колгоспы сталы  сгоняты, вси одразу ворогамы сталы! Скильки тоди людэй повмырало! А скильких заарештовалы….! Останний хлиб у дитэй видбыралы! Такэ пэрэжиты, нэ дай боже! А как там у тих, шо в Сарнах було…?  Нихто не знае…. Тильки просто так протыв влады нихто воеваты нэ будэ! Соби дорожче!

Костю особенно укололо словосочетание «московська влада», не «советская», а именно «московська». А дед тем временем под поддакивание своей супруги продолжал рассказывать, как во время коллективизации отбирали лошадей и хлеб и про особую роль в этом деле какого-то уполномоченного в кожанке и с наганом, присланного чуть ли не из самой Москвы. Тогда, вспомнив историю своего собственного деда, активного участника колхозного строительства, убитого кулаками, Костя впервые задался вопросом, кто же из них прав? А еще он заметил, что сказанное дедом Мыколой, в том числе и про «московську владу»,   не особо удивило двух его украинских друзей.
 
Напротив, Володька Дацюк, тут же оседлал свою любимую «еврейскую тему» и вскоре нашел ей подтверждение в воспоминаниях деда, что «сэрэд комисарив жидов було досталь».  А когда они втроем, отказавшись ночевать в душной хате, продолжили обсуждение политических тем на сеновале, то и Дацюк, и Ягодин в один голос убеждали Костю, что Украина вполне самодостаточная, чтобы быть независимой от Союза. Любитель конспирологии Дацюк при этом уверял, что «Шелеста поменяли на послушного Щербицкого именно из-за того, что тот пытался сделать Украину независимой». Ягодин же твердил о более высоком уровне жизни в Украине и о ее бесценном черноземе…. Теперь, по прошествии с той поры почти трех десятилетий он был, по-видимому, другого мнения на этот счет.
 
Константин Федорович не видел чего-то необычного в том, что взгляды человека со временем меняются. Более того, считал это вполне закономерным, недаром же сказано: «кто в молодости не был революционером — у того нет сердца, а кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума». Но сегодняшние взгляды Ягодина уж больно напоминали общую тенденцию, которая ярко проявилась в последние годы на российском телевидении, когда удалые русские парни из какого-нибудь сериала «Спецназ» легко, словно американский Джеймс Бонд, расправлялись с «чеченами», не предлагая зрителю особо задуматься, а кто прав в этой войне? Главным было то, что «наши» опять победили!

  Так что же, одержав победу над чеченцами, теперь можно приниматься за украинцев? Ведь только так можно расценить вчерашнее показательное выступление губернатора Ткачева на злополучной дамбе. И то же самое, пусть полушутя-полусерьезно озвучил его приятель Витька Ягодин. Озвучил то, о чем уже давно ничуть не опасаясь и не стесняясь, высказывались некоторые российские деятели типа Лужкова, Затулина, Проханова…. А все эти «Идущие вместе» с портретами Путина на футболках и лозунгами «Все Путем», объявляющие «вредными» книги самых разных авторов: от Карла Маркса до Виктора Пелевина…? Сомнительно, что подобные акции происходят без одобрения самого российского президента, так рьяно взявшегося за «наведение в стране порядка».


3      
Самого Путина вживую Школьников видел лишь один раз, ровно год тому назад. Тогда руководитель всего каскада днепровских гидроэлектростанций Семен Израилевич Поташник, с которым Константин Федорович довольно коротко сошелся в период своей работы заместителем губернатора, пригласил его в соседнее Запорожье на празднование семидесятилетия Днепрогэса.

 Юбилей «флагмана ленинского плана ГОЭЛРО» планировалось отметить особенно торжественно, с участием президентов Украины, России и Казахстана, а  самому Поташнику на нем должны были объявить о присвоении звания Героя Украины. 
Видимо, желая, чтобы эту радость разделили как можно больше знавших его людей, Семен Израилевич  был  особенно настойчив, приглашая Школьникова. Но тот, отошедший от «важных дел» еще три года назад, долго отнекивался и пытался всеми правдами и неправдами отказаться от  приглашения, считая свое присутствие в числе почетных гостей, да еще в «не своей» области, неуместным. Однако переваливший за собственный семидесятилетний юбилей Поташник, обаянию которого мог бы позавидовать любой профессиональный дипломат, был непреклонен:

- Константин Федорович, плюньте вы на все эти табели о рангах! Я был молодым инженером на Усть-Каменогорской ГЭС, когда к нам директором, вы только представьте!  Директором станции! Прислали опального Маленкова! Ма-лен-кова…!!! Который после смерти Сталина считался первым человеком в стране! Именно он, а не Хрущев! А теперь этому «первому человеку» надо было как-то до пенсии доработать…. Вот так проходит слава мирская…! Господь Бог со временем всех нас расставит по ранжиру! А вас приглашаю я! И вы - мой гость!

Поташника, который являл собой удивительный сплав умного и на редкость интеллигентного «красного директора» с жилкой никогда неунывающего предпринимателя, Школьников уважал очень и в определенной степени даже брал с него пример. Может, еще и потому, что тот своим поведением и какой-то природной мудростью напоминал ему Лазаря Самуиловича Козинца, хотя внешне они абсолютно не были схожи. В итоге Константин Федорович согласился и поехал в Запорожье.

Назарбаев на торжества не приехал, а вот Кучма и Путин в том празднике участвовали. Школьникову было особенно интересно посмотреть на нового, ставшего тогда столь популярным и в Украине российского президента. Константин Федорович уже давно заметил, как много можно узнать о «великих мира сего», просто наблюдая за ними накоротке, по их, казалось бы, незначительным, но столь красноречивым жестам, мимике, выражению глаз. Из своего прошлого опыта, когда кого-то из них он лишь вот так лицезрел, с кем-то перекинулся парой фраз, а с кем-то имел и личную беседу, Школьников знал, насколько важные впечатления оставляли такие встречи, порой менявшие все его прежние представления об этих людях.
 
 
То воскресенье начала октября 2002 года выдалось в Запорожье солнечным, теплым, но не жарким, когда находиться на улице в костюме и галстуке было не только необременительно, а наоборот, благостно и приятно. Школьников стоял в небольшой группе «встречающих» у здания управления Днепрогэса. Небольшая площадь перед ними была оцеплена по периметру нарядами милиции, за которыми колыхалась людская масса с флагами и флажками Украины и России. Визит двух президентов вызвал неподдельный интерес у многих запорожцев, поэтому кроме специально собранных по этому поводу энергетиков было много пришедших сюда простых горожан. И во всей праздничной атмосфере этой уютной площади, заполненной улыбками, смехом, восторженным ожиданием витало неподдельное ощущение той самой «братской дружбы между народами», про которую так любили говорить на официальных встречах.
 
Самолеты двух президентов приземлились в запорожском аэропорту практически одновременно, и оттуда они одним общим эскортом отправились к давно ожидавшим их людям. Когда сообщили, что «минут через десять будут», Поташник, который все это время словно пионер-школьник был особенно возбужден и весел, не в силах больше сдержать свой восторг со словами «Едут, Константин Федорович!» неожиданно обхватил того за талию и приподнял перед собой.

- Девочки, приготовились! – поставив Школьникова на место, тут же повернулся он к двум дивчинам в национальных костюмах, державшим хлеб-соль на вышитом рушнике.
 
Путин шествовал первым. Ему завтра должно было исполниться пятьдесят лет, что было известно многим и придавало особую значимость его визиту. Без всякого сомнения, он тоже считал себя главным и самым желанным гостем на этом празднике.

Уже привыкший к почестям российский президент принимал их с некой благосклонностью, однозначно уверенный в своей необыкновенной популярности. Кучма шел на приличном расстоянии от него, продолжая какой-то, по-видимому, важный для него разговор с запорожским губернатором. Праздничное действо нисколько не занимало Леонида Даниловича, и тем самым он предоставил своему более молодому российскому коллеге еще раз вкусить всю полноту всенародной любви.
 
«Своего президента» Константин Федорович видел всего два месяца до этого, когда тот в большом зале Привольской областной государственной администрации представлял нового губернатора. «Новым» был старый знакомый Школьникова, все тот же Игорь Александрович Литовченко, сменявший тогда проработавшего всего полгода в этой должности сорокалетнего Кравченко, ставленника крупной финансово-промышленной группы, и до этого никогда на государственной службе не работавшего.

Предшественник настолько рьяно взялся за педалирование интересов тех, кто  посадил его в губернаторское кресло, что вызвал естественное негодование со стороны других заинтересованных лиц и в Киеве, и в Привольске. Подчиненные, пережившие уже много  руководителей, тут же окрестили его «киндер-сюрпризом», вкладывая в это прозвище и его невысокий рост, и молодость, и незнание азов государственной службы. Так что большинство сидящих в зале тогда с удовлетворением восприняли возвращение в область хорошо знакомого им Литовченко.

Тем не менее, явный кадровый просчет был обставлен вполне пристойными проводами: цветами и благодарностью президента за работу отстраняемому губернатору. Когда же Кравченко в ответной речи с трибуны начал говорить о бесценном опыте, который он приобрел стоя у руля такой крупной области, как Привольская, и благодарить за это «дорогого Леонида Даниловича», тот с ухмылкой перебил:

- Да, не надо меня благодарить! Ты лучше скажи, в оппозицию теперь не собираешься?

А затем, недоуменно разведя руки обращаясь к залу, пояснил:

-  Ну, просто поветрие какое-то! Пока при должности – «дорогой Леонид Данилович»! Как только подпишу указ об увольнении - «я к вам в политической оппозиции!»
 
После этих слов в зале раздался дружный смех, а сконфуженный Кравченко поспешил заверить, что до конца жизни будет находиться в «команде президента». Через год он уже играл какую-то не самую последнюю роль в предвыборном штабе Ющенко, а после его победы снова занял губернаторское кресло в Привольске.  Но это все будет еще впереди. А пока…
   
Константин Федорович редко в последнее время видел Кучму в хорошем настроении, даже вот на таких праздниках. Видимо, сказывались скандальные истории, сопровождавшие второй срок его президентства: акции «Украина без Кучмы», «дело Гонгадзе», «пленки Мельниченко», а теперь еще одна, совсем свежая и международная, якобы о продаже Ираку станций радиотехнической разведки «Кольчуга», что основательно осложнила отношения Украины с Соединенными Штатами.

Сам Школьников все эти «скандалы» рассматривал не только через призму обострившейся политической борьбы внутри страны, особенно после того, как главную антикучмовскую оппозицию возглавил отставной премьер Ющенко, но и как борьбу «за Украину» на международной арене. И сегодняшний визит Путина в Запорожье на вполне заурядный и в определенной степени надуманный праздник был тому лишним подтверждением.
 
Российский президент и в речах, и всем своим поведением  демонстративно подчеркивал особо теплое расположение и уважение к Леониду Даниловичу, чье имя он умудрился произнести в тот день много десятков раз. И в конце торжеств, которые плавно перенеслись с площади в зал дворца культуры, лицо Кучмы приняло вполне доброжелательное выражение, и порой на нем даже проскальзывала улыбка. Но как показалось Константину Федоровичу, улыбался, а может, ухмылялся украинский президент не комплиментам в свой адрес, а скорее дипломатическим стараниям  своего  молодого российского коллеги.

Тем не менее, вечером оба президента вылетели из Запорожья в Кишинев  на заседание глав стран СНГ одним самолетом и как уверяли «знающие люди» прямо на борту начали отмечать завтрашнее пятидесятилетие Владимира Владимировича.  И такая новость была лишь дополнительным красноречивым подтверждением крепнувшей украино-российской дружбы.
 
С тех пор прошел всего один год и вот совершенно непонятный, искусственный, специально придуманный спор за какую-то неизвестную никому Тузлу? Словно капризный малый ребенок,  пожелавший в песочнице отобрать у своего приятеля его игрушку….
       

«Разборки в песочнице» закончились так же неожиданно, как и начались. Строительство многокилометровой российской дамбы к Тузле прекратилось именно в тот день, когда там побывал украинский президент, и когда до острова оставалось засыпать всего сто девять метров морского пролива.
 
Много лет спустя, когда через Тузлу уже пройдет трасса Крымского моста, Школьников узнает, что разгневанный Кучма в то свое посещение острова отдал приказ пограничникам стрелять на поражение, в случае продолжения российской стороной строительства дамбы.  Каким образом об этом приказе узнала «та сторона», которую и ранее регулярно в мегафоны извещали об ответственности за нарушение  государственной границы Украины, Константину Федоровичу осталось неизвестно. Но именно тогда, в октябре 2003 года наш герой, всегда считавший себя доселе человеком русским и советским, неожиданно и по-настоящему осознал, что он – гражданин Украины.


4
С начала «двухтысячных» в Украине наблюдался небывалый экономический подъем. По темпам роста экономики, притоку инвестиций и стабильности национальной валюты Украина опережала все страны СНГ и смело могла соревноваться с темпами роста китайской экономики.  Однако такие небывалые макроэкономические успехи мало сказывались на жизни рядовых украинцев: и тех, кто после «лихих девяностых» смог организовать какой-то свой мелкий бизнес, и тех, кто получал зарплату наемного работника. Доходы большинства населения были просто несопоставимы с доходами небольшой группы дельцов, получивших всего несколько лет назад в собственность то, что создавалось десятилетиями не одним поколением советских людей.
 
Такой неожиданный переход от социализма к «дикому капитализму» вызывал все большее недовольство значительной части жителей страны и особенно тех, чей размер зарплат и пенсий  был ниже, чем даже в соседней России или Белоруссии. К тому же, протестные настроения подогревались теперь не только традиционными критиками власти – коммунистами и социалистами, но и их заклятыми антиподами – национал-демократами и примкнувшими к ним представителями крупного бизнеса из числа тех, кого действующая власть обошла при очередных разделах общенационального пирога. Две последние группы особенно сплотились после назначения премьер-министром страны ставленника «донецкого клана» малообразованного Виктора Януковича, с трудом «размовлявшего украинськую» и одновременно подминавшего под себя и свое ближайшее окружение новые лакомые куски государственной собственности.
 
Поскольку те, кто называл себя «коммунистами» давно вписались в мозаику политических раскладов и, продолжая сотрясать воздух громогласными заявлениями, тем временем получали необходимые дивиденды от власти, реальная оппозиция группировалась теперь вокруг отставного премьера Виктора Ющенко, риторика которого носила откровенно прозападный и во многом националистический характер. Из-за непрекращающегося   использования обоими противоборствующими лагерями реального двуязычия Украины, страна и общество все больше раскалывались на  «украиномовные» Запад и Центр, и на  русскоязычный Юго-Восток.

Назначение главой правительства откровенно косноязычного и вызывающего повсеместные насмешки Януковича, путавшего фамилии поэтессы Ахматовой с олигархом Ахметовым, Школьников вначале воспринял, как намерение самого Леонида Кучмы остаться во главе государства на третий срок. За десять лет президентства Леонид Данилович не смог подобрать «своего Медведева», которому можно было без боязни, пусть формально, пусть на время, но передать бразды правления страной. Может поэтому и навоял он  огромный фолиант под названием «Украина – не Россия»?  Не сомневался Константин Федорович и в том, что выбор на имевшего уголовное прошлое Януковича пал у Кучмы не без подсказки еще одного Виктора, носившего  фамилию Медведчук и возглавившего накануне президентскую администрацию.
 
Этот Виктор, окрестившей сам себя «антикризисным менеджером» и  рассаживающий где только можно «своих людей» больше, чем сам действующий президент был заинтересован в сохранении существующего статус-кво. «Тонкий ход» с Януковичем должен был продемонстрировать потенциальному украинскому избирателю, что альтернатива у того по сути небольшая: либо «националист» Ющенко, либо «бандит» Янукович?  Ах, вам не нравятся оба?! Тогда срочно собирайте народные петиции с просьбой остаться горячо любимого Леонида Даниловича на третий срок! Не конституционно?! Ничего! Мы - Виктор Медведчук, «досвидченый юрыст», многолетний председатель союза адвокатов Украины подумаем и найдем вполне законный выход и для такого варианта! Главное - народ требует! А за юридическим обоснованием дело не станет! Именно так Школьников воспринимал все предвыборные телодвижения провластных политических игроков.

Но, как говориться, гладко было на бумаги, да забыли про овраги. Совсем не те ребята были «донецкие», чтобы устилая деньгами всевозможные пороги споткнуться на «антикризисном менеджере»! К тому же деньги, как известно, нужны всем, а «Донбасс порожняк не гонит!» Эту поговорку к началу  президентской компании зазубрили тоже все, кому полагалось ее знать. Во всяком случае, «новый-старый» Привольский губернатор Игорь Александрович Литовченко усвоил ее хорошо. Поэтому весь административный ресурс области был заточен на победу «нашего», т.е. «донецкого» кандидата.
 
С самого начала очередного возвращения Литовченко в Привольск между ним и Константином Федоровичем установились уже не столь близкие и доверительные отношения, какие были в период первого губернаторства Игоря Александровича.

На второй или третий день после своего назначения Литовченко пригласил Константина Федоровича к себе для беседы на предмет, не хочет ли тот снова стать его заместителем по социальным вопросам, правда уже не в ранге «первого». Но будучи уверенным, что Школьников откажется, губернатор в этот раз не только не настаивал, а наоборот был вполне удовлетворен его отказом, так как давно наметил другую кандидатуру на обсуждаемую должность.  А все равно разговором тем Литовченко остался недоволен. Слишком уж независимо вел себя с ним начальник областного собеса! Бывший соратник не только ничего не просил, но всем видом показывал, что ему ничего и не нужно от губернатора. Игорю Александровичу захотелось даже уволить Школьникова и с этой малопрестижной должности, что, конечно же, было недопустимым с учетом их былых отношений. В итоге, сопровождавшийся чаепитием разговор вышел вовсе не дружеским, а абсолютно формальным, пустым и в конечном итоге тягостным для обоих, подводящим окончательную черту под всем, что между ними было когда-то.
 
После этого никаких новых встреч один на один между ними уже никогда не было. Но многие в обладминистрации по-прежнему считали Школьникова «человеком Литовченко», а непосредственный начальник Константина Федоровича, занявший должность, от которой тот отказался, откровенно его опасался и всегда держался подчеркнуто учтиво.

 
К осени 2004 года предвыборная обстановка в стране накалились до предела. Вопрос «ты за кого?» стал теперь главной темой даже в обычных бытовых беседах. Еще никогда в Украине не было столь яростной и грязной президентской гонки, сопровождавшейся невероятными информационными спекуляциями с обеих сторон.

Лозунги «бандитов в тюрьмы!», перемешивались с «Ющенко – американский агент» и невыясненным до конца отравлением «демократического кандидата». В таких условиях, ни о каком оставлении Леонида Кучмы на третий срок, не могло уже быть и речи. Хотя, наверное, скорее всего, именно такой вариант предпочел бы Школьников. Константин Федорович был уверен, что при всей своей «неидеальности» действующий президент мог бы дать много форы и Ющенко, и Януковичу.
 
С первым из двух кандидатов ему пришлось общаться еще в период работы того председателем Национального банка Украины. И та встреча, проходившая при довольно пикантных обстоятельствах, настолько обнажила полную бесхребетность всегда столь импозантного и вроде бы уверенного в себе руководителя главного банка страны, что Школьников просто не представлял, как такой человек сможет руководить государством. Поэтому он считал, что вовсе не случайно вокруг Ющенко собрались столь амбициозные  и готовые на любые авантюры личности, как Тимошенко, Порошенко, Червоненко и другие подобные им, каждый из которых видел лидером только себя.
 
Особенно популярен Ющенко был в западных областях Украины, где многие малообразованные, искренне верующие в бога сельские жители воспринимали его, чуть ли не «миссией», наконец спустившегося к ним с небес, чтобы осчастливить. Школьникова особенно позабавил увиденный телевизионный сюжет, когда Виктор Андреевич с кузова грузовика, где на вышитых рушниках лежали огромные хлебные караваи, словно Иисус Христос, отламывал руками большие куски хлеба и раздавал столпившимся жителям какого-то села в Тернопольской области. Местные привольские «симпатики» Ющенко с горящими «революционным огнем» очами и явно претендующие на главные должности в областной и городской власти,  тоже ничего кроме удивления и насмешек у Константина Федоровича не вызывали.
 
Януковича он не знал вовсе. Но круг известных людей, сгруппировавшийся вокруг «донецкого» кандидата, почему-то  импонировал Школьникову все-таки больше. Вот только сам кандидат вызывал немалые сомнения. Уж больно он походил на неотесанного деревенского мужика, случайно оказавшегося в светском обществе и теперь не знавшего куда ступить, где присесть, что и как сказать. Ну, а когда внешне импозантный Виктор Федорович буквально рухнул наземь на улице Ивано-Франковска от попавшего ему в грудь яйца, скорее с перепугу, что находится во враждебной к нему обстановке, ощущение комичности всего произошедшего переплелось с ощущением безысходности, в которую ввергалась страна.

- Костя! Это же форменный бандит! – заверял Школьникова Олег Сенченко, который по своему бизнесу имел связи с несколькими предприятиями из Донецкой области. – Все кто его там знают, говорят, если он станет президентом – это будет полный аут!
Да, и Путин его никогда не поддержит! Ну, как кэгебист может поддержать уголовника?!
 
Почему – то вопрос, «кого поддержит Путин», был весьма важен при определении своих предпочтений для многих привольских избирателей. Для большинства из них российский президент по-прежнему являлся образцом  государственного деятеля. Зная, что такое мнение было характерно не только для жителей Привольской области, ушлые политтехнологи под будущие местные выборы даже зарегистрировали целую политическую партию с названием «Партия политики Путина». Вся «политика» в данном случае заключалась лишь в одном: «если тебе нравится Путин, то голосуй за нас!»
 
А вот другой близкий приятель Школьникова тоже по заводу Григорий Замковой имел совершенно противоположенное мнение. Собиравшийся так же, как и Сенченко голосовать за Ющенко и прослуживший сам несколько лет в органах госбезопасности Гриша так высказывался о бывшем своем коллеге, а ныне российском президенте:

- Да, какой он чекист, Костя?! Он такой же «разведчик», как мы с тобой балерины! Завклуба в ГДР! Правильно поляну накрыть для высоких гостей из Москвы – вот и вся его «разведывательная деятельность»! К тому же, про его работу на посту первого зама Собчака в Санкт-Петербурге тоже хорошо известно! Такой же точно бандит и вор, как и Янукович! Можно сказать, «два сапога – пара»!

- Ну, уж прям, «два сапога – пара»! – пытался возражать Школьников. – Все - таки говорить-то он может! В отличие от Януковича….

- Вот в этом и все их отличие!

В заочном споре между Сенченко и Замковым победил Гриша. Путин поддержал Януковича. И поддержал настолько явно, что дважды, накануне первого и второго тура выборов лично посетил украинскую столицу.
 
Сначала российский президент прибыл в Киев в конце октября на празднование шестидесятилетия освобождения Украины от немецко-фашистких захватчиков. Из этого юбилея постарались тогда выжать по максимуму. На Крещатике был даже устроен военный парад, чего никогда не бывало раньше. Правда, на нем снова перед телекамерами «оконфузился» Янукович. Стоя на трибуне между Путиным и Медведевым, Виктор Федорович достал из кармана коробочку с сосательными конфетами и после того, как положил одну себе в рот, поочередно предложил их гостям из Москвы. Путин лишь улыбнулся такой непосредственности будущего украинского президента на людях, но от протянутого ему угощения отказался, а вот Медведев поблагодарил, но конфету себе под язык положил. Что значит - неопытность! Его – то президентство, как и Януковича, было тоже еще только впереди!
 
Потом Путин дважды поздравит Януковича с победой: первый раз – еще   до официального оглашения результатов выборов; второй раз – после. Но, несмотря на столь демонстративную поддержку того, кого так боготворили в Украине многие, до  реальной победы было еще ох как далеко!

Все что произошло после второго тура выборов, было скорее закономерностью, нежели случайностью.  По-другому, наверное, и не могло быть иначе. Ведь «Украина – не Россия!», видимо прав был Леонид Данилович, давая столь броское название своим мемуарам.

Школьников не был допущен и не участвовал в «предвыборных мероприятиях» Привольской обладминистрации, но отголоски о них к нему все-таки иногда доходили. Показательным уже было то, что с подачи губернатора областной предвыборный штаб «бело–голубых», т.е. Януковича возглавил тот самый Александр Иванович Куценко, которого в этот раз Литовченко не взял к себе в заместители, заранее, по-видимому, приберегая столь ценного кадра для более «важной» работы. И Куценко не подкачал, чувствуя себя в новом деле, как рыба в воде. Ведь деньги в областной избирательный штаб донецкого кандидата лились, что называется рекой. Как они из него потом распределялись между многочисленными мелкими штабами, рекламными агентствами, различными активистами, агитаторами и прочими чернорабочими предвыборных мероприятий знал лишь начальник областного штаба. Может поэтому сразу после выборов слег Александр Иванович в больницу с инсультом, правда, говорили, что с липовым, т.е. от греха подальше. А что ему еще оставалось делать, если целая группа «донецких» нагрянула в Привольск разбираться, куда ушли их миллионы?
 
В «оранжевых» предвыборных штабах кандидата в президенты Ющенко с деньгами было значительно скромнее. Там в основном делали ставку на «идею», т.е. собирались те, кому при власти нынешней не повезло с бизнесом, либо не нашлось достойного кресла в чиновничьих кабинетах. Теперь «оранжевые активисты» надеялись получить все это у власти будущей. И, действительно, несколько привольских «безработных» после «победы» смогли найти себе вполне приличные места. Самым показательным в этом плане был феерический кульбит совершенный бывшим партийным секретарем «Салюта», бывшим народным депутатом и теперь уже бывшим «главным коммунистом» области Иваном Симчичем. Константин Федорович как-то не заметил когда этот деятель смог переметнуться к «оранжевым» из стана их идейных врагов – коммунистов. Но после возвращения на губернаторский пост все того же «киндер-сюрприза» Кравченко, его первым заместителем на удивление многих был назначен именно Симчич.
 
- Хочу сразу же развеять все возможные кривотолки в отношении Ивана Степановича Симчича! – начал новый губернатор, представляя своих заместителей работникам обладминистрации. – У нас с ним состоялся очень важный, серьезный разговор. Я бы сказал разговор мужской! И по-мужски честный! Иван Степанович откровенно рассказал мне, как долго находился в плену коммунистических идей и как потом постепенно и мучительно освобождался от своих прежних взглядов. Думаю, что для того, чтобы признаться в этом другим людям и, прежде всего, самому себе нужна большая смелость! Смелость и честность! А в честности Ивана Степановича я лично никогда не сомневался! Уверен, что тот богатый опыт и организаторский талант, которыми он обладает, принесут огромную пользу всей нашей команде и пойдут во благо каждому жителю Привольской области!

На лице Симчича, уставившегося своим остекленевшим  взглядом куда-то вдаль огромного зала, за все время пафосного монолога губернатора не дрогнул ни один мускул.
 
Как тут не вспомнить об известном изречении про тех, кто делает революции и тех, кто в итоге пользуется ее плодами?
 

А вскоре на различных стенах и заборах Привольска и других городов Украины запестрели надписи, нанесенные краской из пульверизаторов, лаконично гласящие: «Данилыч! Прости!».
 
Даже не пытаясь выяснить, чья инициатива была в их появлении, Константин Федорович всякий раз лицезрея на столь «душевные  излияния обманутого народа» лишь усмехался про себя: «неужто Медведчук?».

 
5
«Оранжевые революционеры» по-революционному подошли и к решению кадровых вопросов.  Пожалуй, именно с января 2005 года при назначении человека на любую должность в органы государственной и местной власти Украины не особо стали интересоваться профессиональными знаниями и умениями кандидата на работу. С тех пор главным стал лишь один принцип: «свой - чужой». Сначала, как принцип «революционный», а, следовательно, яростный и бескомпромиссный, как и всякая революция. Но про революцию вскоре начнут потихоньку забывать. Через пять лет «новая власть» и вовсе назовет ее событием никчемным. А вот принцип останется! Уж больно он придется ко двору не только носителям оранжевых ленточек и «вышиванок», но и их «идейным», бело-голубым  антиподам.
 
Новый кадровый принцип сработал и на дальнейшей профессиональной судьбе Школьникова. Правда, сработал в самую последнюю очередь. Что здесь сыграло бОльшую роль, то ли прошлая высокая должность Константина Федоровича, то ли давно закрепившаяся за ним репутация человека способного постоять за себя, можно было только догадываться. Но из всех руководителей областных управлений, работающих еще при прежней, как теперь было принято говорить «злочинной» власти, он был уволен последним. Да и уволен  был не как большинство его коллег до этого, в связи с «победой революции», т.е. вопреки трудовому законодательству, а под видом сокращения штатов. Управление труда и социальной защиты населения, которым он руководил, расформировывали и преобразовывали в департамент, путем присоединения к нему еще одного структурного подразделения обладминистрации.
 
По закону Школьников имел полное право претендовать на должность руководителя или хотя бы заместителя руководителя вновь создаваемого департамента. Поэтому в глазах начальника отдела кадров обладминистрации, который, естественно, это понимал и который появился в кабинете Константина Федоровича с письменным предупреждением о его предстоящем увольнении, читалось  явное беспокойство, что все может пойти не так, как ему было приказано свыше. Но глядя на неуверенные руки, протянувшие ему злополучную бумагу, испуганные глаза чиновника, которому осталось самому доработать до пенсии чуть больше полугода  и  наверняка пережившего на своем веку бесчисленное множество самых разных «революций», Константин Федорович, усмехнувшись, подписал протянутый ему листок, молча. А враз повеселевший кадровик, со вздохом облегчения, что и на этот раз пронесло  («пощастыло», як кажуть  в Украйни), с полученным «автографом» Школьникова поспешил поскорей исчезнуть из его кабинета.


Многие сторонники и противники Виктора Ющенко потом будут называть пять лет его президентства годами потерянных возможностей. Ведь тот немалый кредит народного доверия, что получил он, вступая на  самый главный пост в государстве, к концу его правления, а скорее «сидения» сменился, пожалуй, и самым большим народным разочарованием. Все последующие разочарования от власти, что еще ждут народ Украины впереди, не будут уже восприниматься им столь болезненно, как то первое, вселявшее столь значительные надежды! Даже Школьников, не ждавших по большому счету каких-то особых результатов от нового президента, был в некотором недоумении от такой широкомасштабной и культивируемой им профанации, не соответствия между тем, что говорилось и что делалось.
 
Все эти «люби друзи», облепившие Ющенко еще в период его предвыборной компании, и теперь прилюдно ведущие бесконечные собачьи бои между собой за полномочия, читай - за деньги. Родные и близкие Виктора Андреевича, которые сразу же после восхождения его «на престол» стали попадаться на всяких меркантильных и малодостойных мелочах. И, конечно же,  прежде всего - он сам!
 
Поочередно выдвигая на должность премьер-министра то Юлию Тимошенко, о которой в свое время Леонид Кучма отозвался «ее бы энергию – да в мирных целях», то своего политического антипода Януковича, а после него снова Тимошенко, президент  вел с ними беспрерывную и жесточайшую борьбу, от чего буквально колотило всю страну сверху до низу. Безответственная антироссийская риторика «высококлассного экономиста», и что самое главное, именно слова, поза, а не реальная хитроумная политика, спровоцировали два тяжелейших газовых конфликта с Россией, чего никогда не было раньше и что не преминуло сказаться на экономике страны. А тем временем он, человек, несомненно, мелкий, но видимо окончательно поверивший в свое мессианство, разведя руки «якы ничого нэ кралы», рассуждал о тысячелетней истории Украины, трипильской культуре, героях Крут и УПА, голодоморе и прочих далеких от повседневной жизни субстанциях. И под занавес своего президентства, как вишенка на торт – звание Героя Украины  Степану Бандере!
 
Помимо вышеперечисленных, народ обсуждал и много других событий. Преследования и даже кратковременные посадки некоторых сторонников Януковича, в итоге окончившиеся ничем; случай с руководителем «Нафтогаза» Ивченко, больше обеспокоенного не топливо - энергетическим комплексом страны, а своей русофобской позицией, и явившимся в Москву с переводчиком для переговоров с руководством «Газпрома»; ликвидацию службы ГАИ из-за поднятого пальца одного из ее сотрудников, не пропустившего машину амбициозного Яценюка и таким образом нанесшего тщеславному молодому выскочке «невиданное оскорбление». И бесчисленное множество других подобных историй за пять «оранжевых» лет, словно непрекращающийся цирк – шапито, проехавший по стране с Запада на Восток, и с Востока на Запад.
 
В итоге одного президентского срока вполне хватило Виктору Ющенко, чтобы насмотревшаяся на эти бесконечные представления и вконец уставшая от них страна сделала свой следующий выбор в пользу Виктора Януковича. Того самого необразованного, имевшего уголовное прошлое Януковича, успевшего за те же пять лет вместе со своими соратниками отойти от первоначального испуга, что «всех их – «бандитов», действительно, посадят в тюрьмы», и с еще бОльшей уверенностью, расправившими крылья на фоне беззубой, бесхребетной, саморазваливающейся «оранжевой власти».


6
Яхта была большой, крейсерской. Ее величественный белоснежный корпус плавно переваливался с носа на корму под легким морским бризом, от чего слегка кружилась голова. Но столь малое неудобство полностью компенсировалось красотой морской равнины, переливающейся на солнце самыми разными оттенками от темно-синего до бирюзового, упругим величием натянутых парусов и живописным скалистым берегом, под стать морю, то и дело, сменявшего свою окраску с пасмурно-серой на оранжево-коричневую. Яхта направлялась из Курортного в Коктебель, огибая со стороны моря весь горный массив легендарного Карадага.
 
На яхте было трое. Сергей Васильевич в белых шортах с обнаженным загорелым до шоколадного цвета торсом то и дело поправлял штурвал, переводя взгляд с раскинувшейся перед ними морской дали на одиноко застывшую на носу яхты аристократически-изящную фигуру Валерии.  Школьников  тоже в светлых шортах и в яркой оранжевой футболке стоя с ним рядом и любуясь морским пейзажем, одновременно испытывал тайную мужскую гордость всякий раз, когда старший брат бросал свой взгляд на его возлюбленную. А Валерия Всеволодовна, специально оставив сейчас братьев наедине, понимая, что тем необходимо поговорить, расстелив под собой легкую пляжную накидку в купальнике и темных очках, неподвижно сидела на  верхней палубе в значительном удалении, словно резная женская фигура на форштевне средневекового корабля.
 
- Я вижу у вас это серьезно? – кивнул в ее сторону Пашутин, повернув штурвал вправо, подальше обходя, таким образом, приближающейся прогулочный катер.
 
- Да уж куда серьезней, - в тон ему тихо отвечал Константин Федорович.

- А как же, Галя?

- Спроси чего-нибудь полегче.

- Она знает?

- Надеюсь, что нет.

- Что значит «надеюсь»? – удивился Сергей Васильевич.

- Знать не знает. Но, думаю, догадывается….

- Да…. Жизнь…, - вздохнул Пашутин тяжело.

- Ты осуждаешь меня? – поинтересовался Школьников через довольно продолжительную паузу.

- А кто я такой, чтобы тебя  осуждать? – ухмыльнулся старший из  братьев. - Просто я всегда считал, что уж у кого-кого, а у тебя-то в семье все в порядке!

- Я тоже так считал….

После этого  оба надолго умолкли. Каждый думал о своем.

- Сережа, а почему вы с Тамарой разошлись? – задал свой вопрос  Константин Федорович.

Тяжело перенеся свой давний развод с женой, Сергей Пашутин с тех пор вот уже почти двадцать лет жил один.

- Ну, у меня-то, как раз, все довольно прозаично, – грустно проговорил он.
И через довольно внушительную паузу продолжил:

 – Я ж тогда, когда авария на лодке произошла, не только зрение потерял! А и еще кое-что…. Для мужика более важное…. Тамара, конечно, сразу начала говорить, «это ни чего», «проживем и так»…. Только я-то понимал, что все теперь уже совсем «не так»!

- У нее кто-то появился? На стороне.

- Нет. Ни кого у нее до нашего развода не было. Это я знаю точно! Только еще я знал, что ей нужен мужик, а не импотент…. В-общем, это я настоял тогда на разводе! Она плакала…. А через три месяца после развода начала жить с каким-то хмырем. Думаю, больше назло мне. Потом  еще с каким-то…. Короче, наш развод ей точно счастья не прибавил.

- Так зачем же ты настаивал? В конце концов, есть другие способы удовлетворения женщин….

- Зачем? А дурак, потому что…! – усмехнулся Сергей Васильевич. – Ладно! Чего уж теперь старое ворошить! Вон твоей Лере надоело одной на баке сидеть. К нам идет.

- Все обсудили? – хитро улыбнулась Валерия Всеволодовна, спускаясь к ним по короткому трапу.

- До тебя еще не дошли, - так же улыбаясь, ответил за двоих  Школьников.

- Значит я вовремя!

В отличие от них обоих Валерия не проявила и малейшего смущения, когда Сергей Пашутин неожиданно нарушил их тайное уединение со Школьниковым на его крымской даче. Наоборот все время вела себя абсолютно естественно, просто и непринужденно, что помогло быстро сгладить первоначальное замешательство, в первую очередь старшего из братьев, испытывавшего вначале заметное стеснение и явную неловкость из-за своего непредвиденного и как он понимал теперь совершенно ненужного приезда.

Прошло почти десять лет, с той майской встречи Константина Федоровича и Валерии у пляжной скамейки на берегу Днепра, которая стала для них самой важной и положила начало новому и совершенно иному продолжению их любовного романа. Может быть, как раз абсолютная случайность, что лежала в основе того непредвиденного свидания, воспринималась теперь ими, как предназначенная свыше, заставив отбросить всякую сдержанность и естественные прежние сомнения, а заодно и большинство моральных терзаний. Они уже много раз проговорили между собой все, что с ними было с момента их первого знакомства, одновременно рассказывая друг другу и о своей прошлой жизни. Теперь каждый знал буквально все о другом, что и являлось важнейшей основой для полного взаимного доверия. Кроме того, за десять лет, их отношения пережили череду обсуждений самых разных планов на будущее, как же им быть дальше со своей любовью? Но всякий такой раз разум побеждал естественные эмоции и в конечном итоге они приходили к согласованному выводу, что нельзя делать собственного счастья на несчастии других. Поэтому даже в момент самых бурных переживаний оба умудрялись сохранить свои отношения втайне не только от близких, но и от просто знакомых людей.

Единственным исключением из этого правила стала тетка и лучшая подруга Валерии Светлана Дмитриевна Ковалева. Узнав, что у племянницы появился мужчина, которого та по-настоящему любит, Светлана Дмитриевна сразу же со всей страстью захотела с ним познакомиться. А когда знакомство, наконец, состоялась, ее восхищению Школьниковым не было предела. И теперь, оставшаяся одна после смерти мужа, Светлана Дмитриевна была бесконечно рада всякий раз, когда племянница заходила к ней в гости вместе с Константином Федоровичем, принимая их, как законных супругов. И все-таки абсолютно раскрепощались они лишь в редкие дни, когда им удавалось выехать куда-то, где их никто не знал.
 
Сейчас как раз был именно такой случай. Константин Федорович, отправив семью в Привольск, задержался еще на две недели на своей крымской даче, благо, что дела позволяли ему это сделать. А Валерия Всеволодовна приехала к нему туда под предлогом научного симпозиума в Симферопольском  медуниверситете, который действительно там проходил и где она в первый день его работы даже сделала доклад. Впереди у них было еще целая неделя совместного беззаботного счастья, когда его неожиданно нарушил старший брат Школьникова.
 
Какой-то старый знакомый Пашутина по яхтклубу, сумевший в «новых экономических условиях» приобрести собственную прогулочную яхту, попросил его с приятелем перегнать «покупку» из Курортного, где она  находилась, в Севастополь. Поскольку яхта была оснащена самым современным оборудованием и легко управлялась одним человеком, второй член экипажа был взят лишь для подстраховки и для того, чтобы не скучать в пути одному. Поэтому, будучи уверенный, что Школьников один прозябает на своей даче под Судаком, Сергей Васильевич решил преподнести брату неожиданный подарок в виде прогулки на яхте с последующей экскурсией по Карадагу, о чем они со своим напарником уже предварительно договорились с охраной заповедника.  Только вот получилось, что внезапно свалившись на головы Константина Федоровича и Валерии, старший брат преподнес бОльший сюрприз» как раз самому себе.
 
В последние годы взаимоотношения Школьникова с Пашутиным приобрели значительную откровенность, чего не наблюдалось в их молодые годы из-за большой разницы в возрасте. Откровенность во многом опиралась на общность взглядов по большинству политических и мировоззренческих вопросов. Однако Константин Федорович никогда не рассказывал старшему брату о Валерии. Может быть из-за пережитого тем давнего инфаркта сразу после развода с женой, а может еще и из-за того, что Сергей Васильевич всегда даже в задушевных разговорах сам старался обходить обсуждение женщин и всего, что с ними связано. Поэтому их только что состоявшийся разговор был первым такого рода.

- Ах! Как чудесно! – окидывая взглядом раскинувшуюся впереди морскую даль, выдохнула Валерия Всеволодовна. - Сережа, я теперь обязательно буду приезжать к вам каждое лето, и вы будете катать меня на яхте! Даже без Кости! Согласны?

 Она продолжала обращаться к Пашутину на «вы», несмотря на то, что тот несколько раз настойчиво просил ее перейти с ним на «ты».

- Согласен, - улыбаясь, ответил он. – Если перестанешь мне выкать….
 
- Все! Все! Окончательно перехожу на «ты». Клянусь!

- Вот теперь только попробуй нарушить клятву! Выброшу за борт, как Стенька Разин шамаханскую царицу.

- А она разве была царицей? – рассмеялась Валерия.

- А кто ее знает! – опять резко крутанул штурвал вправо Пашутин. – Просто ты-то, если не царица, то принцесса точно!

- Как приятно слышать! Видишь, Костя? Что значит морской офицер! – снова рассмеялась Валерия. – Какие манеры! Какое обхождение!

- Да! Принцессой я тебя еще ни разу не называл. Только герцогиней! - поддержал радостное настроение всех Школьников.


7
Саша, молодой веселый и разговорчивый приятель Пашутина ждал их на своем уже видавшем виды запыленном «аутлендере» недалеко от причала. Это он договорился с охраной заповедника, куда разрешено было пускать только пешие экскурсии, чтобы им разрешили проехать туда на машине. Несомненно, подняться на полукилометровую гору в такую жару не пешком, а на авто с кондиционером было существенной привилегией.
 
Подъем был крутым, а дорога вся покрыта мелкими белыми камушками, на которых то и дело проворачивались колеса. Когда, наконец, поднялись на верхнее плато, «аутлендер» побежал легче и все враз повеселели. Оставив машину недалеко от Чертова пальца, они рассыпались в хаотичный ряд и, переговариваясь между собой, побрели по разнотравью Святой горы, неспешно поднимаясь на последний холм, за которым должно было открыться море. Значительная территория холма была огорожена колючей проволокой, а за ней в самом центре стаяла постройка схожая на огромную сторожевую будку с флагштоком, на котором реял на ветру флаг Российской Федерации.

- Что это? – удивленно спросил Школьников у брата. – Пограничники? Почему российские?

- Нет. Это не погранцы. Это связисты, - ответил тот.

- Связисты? Российские? Здесь?

- А такие вышки и маяки стоят по всему берегу от Севастополя до Керчи. Это система слежения. Очень сложная и дорогая. Наверное, дороже, чем весь Черноморский флот, - усмехнулся Пашутин. – Она используется при испытаниях новых торпед и другого оружия. Торпеду или ракету запускают вдоль берега, а с помощью таких вышек регистрируются ее скоростные и прочие характеристики. Это единственная подобная система на всей территории бывшего Союза. Так что она для россиян важнее, чем все их «потешные» корабли в Севастополе.
 
- В начале двухтысячных, еще до «харьковских соглашений», когда они должны были уйти из Крыма в семнадцатом году, Путин распорядился строить подобную систему в Приморском крае, - продолжал рассказывать Сергей Васильевич. - Но это все очень дорого. К тому же у них там, что-то не получалось. Советский ВПК-то практически разрушен, а новый создать не так-то просто, как они это по телевизору рассказывают. А теперь они благодаря Януковичу получили в этом деле отсрочку еще на двадцать пять лет.
 
- Получается, что националисты из УНА-УНСО, когда несколько лет назад пытались захватить российские маяки в Симеизе и еще где-то, били по их самому больному месту?

- Конечно! Те ребята знали, куда надо бить!
 
- Они хотя бы теперь флаги свои поубирали! Чтоб не раздражать тех же националистов!

- Ты что!? Как такое можно?! Они ж с колен поднимаются! – усмехнулся снова Пашутин.
 
За разговором подошли вплотную к колючему заграждению, за которым начинался живописный провал, заросший соснами и прочей растительностью. Огромные валуны размером в хороший дом устилали всю поверхность спускавшегося к морю каменного каньона, образованного миллионы лет назад лавой извергавшегося вулкана. Валерия Всеволодовна только начала снимать своим портативным «Кодаком» всю эту первозданную нетронутую никем красоту дикой природы, когда от будки за ограждением отделилась фигура российского солдата с автоматом, что-то кричавшего им и размахивающего руками.
 
- Здесь нельзя ничего снимать! – услышали они, когда он приблизился к ним на расстояние, с которого стало слышно. – Нельзя! Запрещено!

- Здесь запрещено находиться! Немедленно уходите отсюда! – орал сержант с красным перекошенным лицом, будто они вторглись за само ограждение охраняемого им объекта.
 
- Кем запрещено? – удивились сразу все вчетвером.

- Запрещено! Немедленно покиньте эту территорию! – продолжал кричать военный, уже приблизившись к ним на расстояние нескольких метров.

- Ты что, сержант? Ополоумел? – в свою очередь зло выкрикнул, тоже покрасневший Сергей Васильевич, по-видимому, вспомнивший о своих погонах капитана второго ранга. – Это, между прочим, территория Украины! И мы как раз на своей территории! Это ты сейчас на нашей!

- Я говорю, уходите отсюда! – продолжал орать сержант, перекинув себе на грудь автомат, который до этого болтался у него за спиной.

Тем временем от будки отделилось еще три фигуры военных с овчаркой, которые теперь тоже бежали в их сторону.  Ситуация явно переходила в разряд напряженного полувоенного конфликта.

- Кому ты приказываешь, щенок! – уже не сдерживая себя, зарычал Пашутин. – Это ты сам здесь будешь находиться до тех пор, пока мы тебе позволим!
 
- Молодой человек, мы вовсе не вторгаемся на охраняемую вами территорию! – вступила в спор и Валерия Всеволодовна. - Что вы так взволновались!? Я снимала только природу, а не ваш суперсекретный объект!

- Уходите отсюда! – не слушая никого, продолжал талдычить сержант, как заведенный. – Немедленно уходите!

Тем временем троица с собакой приближалась очень быстро, и все трое на ходу тоже перекинули свои автоматы на грудь.

- Сережа, уйдем! – решительно взяв брата под локоть, предложил Школьников.
 
- Да кто они такие, чтобы нас прогонять!? – вырвался Пашутин, в котором уже явно бушевал старший офицер, которому приказывает сержант.

- Сережа, но ведь бессмысленный спор! Кому ты и что хочешь доказать!? Сержанту!? Который выполняет приказ! – вспылил и Константин Федорович.
 
А потом уже более сдержанно, но настойчиво добавил:

– Сережа! Прошу тебя! Давай уйдем!
 
- Боец, успокойся! А то неровен час, лопнешь от злости! Говно по заповеднику разлетится! Вонять долго будет! -  ехидно бросил в сторону сержанта Саша.
 
Молодой, спортивный и наверняка сильный он до этого не проронил ни слова. Но по тому, как горели его глаза и напряглись желваки на скулах в момент перебранки Пашутина с сержантом, было заметно, что он готов был ринуться в любую минуту на защиту своего старшего товарища, и кажется, даже желал такой потасовки. А когда Школьников с Валерией Всеволодовной, уговорив, наконец, все еще ворчавшего Пашутина, подхватили того под руки с обеих сторон и побрели прочь от ограды, Саша подошел к ней вплотную и прошипел прямо в раскрасневшееся лицо российского военного.

- Твое счастье, паскуда, что ты сейчас за забором! А то бы тебе и автомат не помог!

А потом легким спортивным шагом догнал своих спутников и с веселым видом оповестил:

- Сергей Васильевич! Сержант просил извиниться перед вами! Просто у него приказ - никого к ограде не подпускать! Он же, действительно, не виноват, если у него такой приказ!

Тем не менее, несмотря на мирное разрешение внезапного инцидента, праздничное настроение было испорчено, и желание бродить дальше среди красот Карадага уже ни у кого не было. Поэтому бесцельно и молча пройдясь еще по вершине Святой горы, все четверо не сговариваясь, скоро оказались у своей машины и поехали вниз.


8
- Ну, что? Сейчас перекусим. Подбросим вас до Судака, и домой, в Севастополь! – выдохнул Сергей Васильевич, когда они разместились за столом в придорожном кафе.

- Нет, Сережа. Мы теперь уж свои ходом. На яхте слишком долго, -  отказался от  предложения брата Школьников.
 
- А чем вы будете добираться?

- Ну, уж с этим в Крыму летом проблем точно нет! – улыбнулся Константин Федорович. – Мы еще пройдемся по здешней набережной…. Покажу Лере местные достопримечательности. Нудисткий  пляж…. Она еще ни разу не была в Коктебеле. Не верит, что у нас такое тоже возможно.

- Ну, как знаете…! Надеюсь на нас не в обиде?

- Что ты? За что?  – искренне удивился Школьников. – Спасибо вам обоим!

- Ты что, Сережа? Как ты мог такое подумать только!? – поддержала его и Валерия Всеволодовна.

- Ладно, - улыбнулся Пашутин. – Это я так. Все, действительно, было хорошо. Я рад, что познакомился с тобой, принцесса. Приезжай теперь в гости, даже без Кости. Как договорились!

- Константин Федорович! – вступил в разговор Саша. – А вы берите мою машину! Я все равно буду ее здесь оставлять на стоянке. А куда за ней приезжать - сюда, или в Судак, мне все равно!
 
- А как мы на ней поедем? Без доверенности?

- Да кто вас тут остановит! Вот вам визитка. Это мой старый, еще со школы приятель. Он сейчас зам начальника нашего республиканского ГАИ. В случае чего звоните сразу ему. А я его предупрежу.
 
- Ну, спасибо, Саша! – взял протянутую ему визитку Школьников. – Вот уж, действительно, ценный подарок! Даже не знаю, как тебя благодарить….
 
- А пусть Валерия Всеволодовна меня поцелует! – рассмеялся Саша.

- Да я вас сейчас обоих расцелую! И тебя, и Сережу!  – тут же вскочила из-за стола растроганная Валерия.

- Ну, вот! Все опять хорошо! И по-доброму…, - произнес, улыбаясь, Пашутин, когда они после взаимных объятий и поцелуев снова уселись за столом.

- Там у меня в багажнике палатка, складные стол и стулья, примус, спиннинги, надувные матрасы, лодка, в общем, все, что нужно для походной жизни! – поведал Саша. – Если хотите на нудистов посмотреть, то не обязательно идти здесь пешком по берегу. Поезжайте лучше в Тихую бухту. Там людей не много. Есть, где машину поставить прямо на берегу….
 
- Можете сами нудистами побыть, - хитро продолжил он. – Только проезжайте туда дальше. За гору. В сторону Орджоникидзе. Там людей практически нет совсем.

- Я знаю, Саша. Мы, пожалуй, воспользуемся твоим советом, - улыбнулся Константин Федорович.
 
- Ну, что!? Покупаем сейчас харчи! И в Тихую бухту!? На ночевку!  - предложил Школьников, когда они распрощались с Сергеем Васильевичем и Сашей.

- Конечно! – решительно согласилась Валерия.
 

- Вот там на горе. Видишь, где дерево! Там могила Максимилиана Волошина, - указал прямо перед собой Константин Федорович, когда они, миновав по вдрызг разбитому асфальту и выщербленным бетонным плитам забор винзавода, свернули влево на идущую вверх грунтовку.
 
- Если честно, я ничего у него не читала, - призналась Валерия Всеволодовна.

- Да,  я тоже не особо. Так, несколько стихотворений…. Больше читал о нем, о его доме в Коктебеле, где собирались каждое лето всякие разные знаменитости…. Гумилев, Белый, Брюсов, Алексей Толстой, Мандельштам, Вересаев…. Кстати, это именно они, Волошин с женой, Марина Цветаева со своим мужем Сергеем Эфроном и иже с ними и положили начало здешнему нудизму!  Они сами себя называли «обормотами». А когда эти «обормоты» в начале прошлого века, в христианской православной стране купались здесь  все вперемежку абсолютно голыми, Коктебель просто стоял на ушах! И сие «безобразие» не смогли запретить тогда ни местные власти, ни общественность, ни полиция, как не старались! Кстати, и советская власть потом тоже не смогла….

- А еще, - продолжал рассказывать Константин Федорович. – У них была традиция при отъезде отсюда увозить с собой камешек, сердолик с пляжа. Говорят, раньше весь здешний пляж состоял из сердолика. Его и сейчас можно найти тут, но только очень мелкий. Так вот, потом эту их привычку переняли другие отдыхающие…. И к концу семидесятых в Коктебеле, практически не осталось пляжа. Весь увезли! На сувениры! А в восьмидесятых сюда завезли несметное количество обычного щебня, необработанного, с острыми углами. Самосвалы просто сваливали его кучами по всему берегу, а потом ровняли бульдозером. Лежать на нем было просто невозможно! Прошло всего несколько лет и море сделало свое дело – щебень превратился в гладенькую галечку, лежать на которой теперь приятно и чисто. Вот такая история!

- Ты прям мой живой путеводитель по здешним местам! – засмеялась Валерия.

- Я стараюсь!

- Смотри! Вон опять вышка с российским флагом! – воскликнула она. – И часовой!

- Вижу! Что-то уж больно много этих часовых, - хмуро произнес Школьников.

- Знаешь! Я как вспомню, как тогда в Верховной Раде ратифицировали те «харьковские угоды»…. Когда за какую-то эфемерную «зныжку на газ» позволили находиться всем этим вышкам здесь еще двадцать пять лет, так просто зла не хватает! Этот гаденыш – Литвин под зонтиком! Что-то там выкрикивает! В него яйцами бросают! Вокруг бойня натуральная! Друг друга по морде бьют! А он голоса считает! Не понятно только, кто там те кнопки тогда нажимал, если все были мордобоем заняты…! Вот страна! Никакого уважения к себе…! Я именно после этого стал ненавидеть и Янека, и Азарова и всю их шоблу, которая за деньги готова, что угодна сделать! Кого и что угодно продать! Предать! Растоптать!

- Смотри! Море! – увидав, как разволновался Школьников, воскликнула Валерия Всеволодовна. – Костя, давай не будем о политике! Мы же с тобой едем отдыхать…! Вдвоем!

- Хорошо, - улыбнулся ей Константин Федорович. – Не буду больше!

- Вот этот мыс называется Хамелеон, - переключился он снова на  окрестности. - Кроме того, что он действительно похож на эту ящерицу по форме, он еще в течение дня меняет свой цвет, в зависимости от положения солнца. Сама скоро увидишь…. А вот и она – Тихая бухта!
 
Они выехали к началу пляжа, покрытого темным песком, отделявшегося от дороги нестройным рядом ивовых деревьев и чахлым кустарником. Вся территория кругом была заставлена машинами, палатками, какими-то первобытными строениями из камыша, примыкающими к машинам огромными натянутыми тентами, под которыми стояли столы, стулья, раскладушки…. Было видно, что люди обосновались здесь всерьез и надолго. В самом начале пляжа, где он примыкал к глинистым обрывам Хамелеона, несколько человек - мужчины, женщины, дети намазывали свое тело грязью, которую загребали руками там, где вода соприкасалась с берегом.
 
- Тут что? Какая-то целебная грязь? – поинтересовалась Валерия.

- Какая там целебная! – усмехнулся Школьников. – Обычные приезжие придурки!  Раз уж приехали на курорт – значит здесь все полезно! И море, и солнце, и любая грязь! Как только они здоровыми отсюда к себе домой возвращаются
?
- А почему ты думаешь, что возвращаются здоровыми? Как раз очень много примеров, когда люди после курорта попадают на больничную койку. А то и сразу  - в реанимацию….

- Да, я сам в прошлом году был свидетелем, как пожилая женщина, абсолютно белая, ничуть не загоревшая, скончалась на пляже в Судаке от перегрева. Вызвали скорую, но было уже поздно…. Всей семьей с севера откуда-то приехали…. До этого на солнце никогда не были….

- Ужас!

Деревья, отделявшие пляж, кончились, дорога резко повернула влево, пошла дальше от берега, который в этих местах уже был обрывистый, а пляж где-то там, внизу этого обрыва. Людей стало меньше, палатки значительно скромнее, так как машиной близко к морю уже было не подъехать. Среди пляжников все чаще попадались полностью обнаженные люди, то ли парами, то ли в одиночку, а порой и целыми компаниями.

Преодолев  в зарослях камыша несколько пересохших ручьев и обогнув огромную серо-землянистую гору, отделявшую дорогу от моря, наши герои выехали к еще одному пляжу, узкому, но простиравшемуся на несколько километров далеко вперед, вдоль высокого обрывистого берега. Здесь палатки стояли на довольно приличном расстоянии друг от друга, и тут уже было настоящее царство любителей отдыхать в стиле «ню».
 
Прямо у горы, где был широкий пологий спуск, переходящий в пляж,  собиралось покинуть это райское место семейство, состоявшее из четырех человек: папы, мамы, девочки лет семи и совсем еще маленького мальчика двух-трех лет. Все они были загорелые до кофейного цвета и абсолютно голые. Мужчина грузил вещи в открытый багажник автомобиля, женщина присев на корточки обнимала и успокаивала плачущего сынишку, а девочка возилась с какими-то камнями у самой кромки воды.

- Наташа! Я кому сказал собираться! – повернувшись в дочке, прикрикнул на нее отец, сам натягивая в это время узкие джинсовые шорты прямо на голое тело.
 
Девочка бросила свои камни и неохотно, ничуть не смущаясь своей наготы, как до этого и наготы отца, побрела в его сторону. Достала из машины какой-то легкий сарафан, надела на себя, затем начала натягивать трусики. Ее абсолютно голая мама, успокоив сына, поднесла того поближе к машине, тоже надела на него трусы и футболку, и  только потом стала одеваться сама. Все их поведение, движения были абсолютно естественными и не выдавали и малейшего смущения или стеснения.

Остановившись на довольно приличном расстоянии и не выходя из машины, Константин Федорович с Валерий, в некоторой степени заворожено, наблюдали за их сборами.
 
- Ну, что? Остановимся здесь? Место освободилось, – предложил Школьников, когда молодое семейство на своем «пежо» отъехало на значительное расстояние.

- Давай здесь! Место хорошее, - согласилась Валерия Всеволодовна.

Они подогнали «аутлендер» туда, где еще недавно стоял автомобиль незнакомцев, и начали располагаться.

- Знаешь! А в этом что - то есть! – заговорила первая Валерия, когда они устанавливали палатку и размещали стол, стулья и прочие свои вещи на пляже, стараясь занять ими как можно большую территорию, словно метя ее.

- Конечно, есть! – согласился Школьников. – Есть естественность и в определенной степени неприятие всякого ханжества.

- Согласна. И все-таки я бы никогда не разделась перед собственным сыном!

- А твой сын перед тобой?

- Не знаю. Мне кажется, раньше Кирилл никогда меня не стеснялся. Даже уже будучи достаточно взрослым. В девятом или десятом классе…. Сейчас не помню. Если я заходила за чем-нибудь в ванную, когда он там мылся, то он не пытался от меня отвернуться, разговаривал со мной, порой просил меня потереть ему спину. Но муж всякий такой раз смеялся над ним и надо мной тоже. И может быть из-за этого он и стал меня стесняться. Я сейчас уже не помню, когда и как это произошло. Ему, наверное, было уже лет семнадцать…. Да…. Это уже было, когда он поступал в институт!
 
- Вот так мы и теряем откровенность и доверительность с детьми. Моя жена тоже начала первая говорить о том, чтобы я не заходил к Кате в ванную, когда она там моется. Хотя сама Катя никогда не придавала этому значения. Она наоборот любила продемонстрировать мне, как долго может не дышать под водой, или еще что-то в этом роде. Всегда весело болтала со мной о чем-нибудь…. Ей тогда было лет десять, не помню уже. А Коле исполнилось уже пятнадцать. Думаю, под влиянием этих разговоров, он тоже стал сторониться Гали в интимных делах. А потом….  Потом со временем у нас прекратились откровенные беседы и с дочкой, и с сыном. Вернее, они стали не столь доверительными, как были раньше! Я говорил Гале, что не надо об этом говорить детям специально, заострять их внимание, пусть они сами решают, в чем им следует стесняться собственных родителей, а в чем нет. Говорил, что таким образом мы отдаляем их от себя. Но Галя же - еще та пуританка! Одним словом, получилось так, как получилось, то есть как у всех….
 
- Знаешь, - снова заговорил Константин Федорович, через небольшую паузу. - Признаюсь тебе, мне самому до шестнадцати лет даже нравилось обнажаться перед собственной матерью. Не знаю, почему…. Может потому, что мы жили с ней тогда вдвоем, без отца…. А может потому, что играли половые гормоны…. Но, думаю, не только из-за этого! Мне кажется, это природно, естественно. В этом есть некий элемент особого доверия к родному и очень близкому тебе человеку…. Ведь в таком  возрасте мать для подростка – единственная женщина, которую он может не стесняться, не бояться, что она его высмеет за это. Я не знаю, как это происходит у девочек в таком возрасте, но для мальчиков мать - первый образ «его женщины»…. Уверен, что твой Кирилл тогда в ванной испытывал точно такие же чувства, как и я…! Так вот, возвращаясь к себе! Мне было шестнадцать лет, когда произошло событие, которое заставило меня замкнуться, отдалиться от матери. Я стал невольным свидетелем ее близости с мужчиной. Хорошим человеком, между прочим, который мне тоже нравился! Вернее, даже не самой близости, а только подготовки к ней…. Но после этого я отстранился от матери. Я воспринял тогда это, как измену мне. И у нас с ней очень долго не было откровенных разговоров…. Отчасти они восстановились уже, когда я сам стал отцом. Но тоже, только отчасти….
 
- Да, ты прав. Я тоже это чувствую на примере собственного сына. Мне иногда даже бывает стыдно перед ним за то, что я сплю с Женей, казалось бы, его отцом, а мой взрослый сын догадывается, чем мы можем там заниматься, в спальне…. Пока Кирилл не стеснялся меня в ванной, он мог говорить со мной обо всем. А как только стал отгораживаться, отгородился и в своих разговорах, и в мыслях, думаю, тоже…. А я всегда старалась, чтобы он, когда вырастет, станет взрослым, не стал похож на моего Евгения, особенно в отношениях со своей будущей женой. Делала все, чтобы этого не случилось! Я постоянно ему об этом напоминала, особенно после того, когда муж обижал меня в его присутствии. И кажется, мне  что-то удалось! Я вижу, Кирилл - совершенно другой человек! Да и доверительность, как ты говоришь, между нами тоже осталась! Полгода назад был момент, вселяющий  надежду, что я все-таки чего-то достигла и в этом плане! У его девушки, надеюсь моей будущей невестки, очень хорошей девчонки появилась молочница. А потом, естественно, и у Кирюши тоже…. И вот когда у них начались серьезные проблемы, и они не знали, что делать, мой двадцатилетний сын пришел ко мне и, рассказав обо всем, показал мне свой писюн. Вот так…! Что ты на это скажешь?

- Думаю, он скорее пришел к тебе как к врачу, а не как к матери. Хотя, наверное, и как к матери тоже! В любом случае это хорошо! – заключил Школьников, и тут же весело добавил. - Я тебе тоже сегодня покажу свой! Так как доверяю абсолютно!

- Кто бы в этом сомневался….! – заулыбалась Валерия. - А мы, что тоже будем оголяться полностью? Я как-то не готова! Средь бела дня….
 
- Давай все будем делать постепенно! Нас же никто ни к чему не принуждает! Сейчас разложим вещи…. В купальниках. А там видно будет!


9
Море было на удивление спокойным и тихим, как, наверное, и полагалось ему быть в бухте с таким названием. Мыс Хамелеон давно поменял свой цвет с зеленого на черный и теперь почти сливался с чернотою моря. Лишь небо по-прежнему светлело над надвигающейся откуда-то с гор темнотой. Светло-серый оттенок приобрела и уходящая вдаль песчаная полоска дикого пляжа, которая днем, при солнечных лучах казалась темной. По всему берегу горели костры,  вокруг которых сновали или сидели фигурки людей. Но было уже не разобрать, одеты они сейчас или по-прежнему обнажены. Это придавало бОльшую романтичность, и даже эротичность всей окружающей обстановке, как бывает более эротична всякая полуобнаженность человеческого тела перед его ничем неприкрытой наготой.
 
- Ну, что? Пойдем купаться!? - скинув с себя купальник, улыбнулась Валерия Всеволодовна.

- Что? Осмелела? – бросив у горящего костра охапку набранных на берегу сучьев, засмеялся Школьников.

Яркое пламя костра делало абсолютно непроницаемым соприкасающийся с ним вечерний воздух и колыхаясь то полностью закрывало темнотой обнаженную фигуру Валерии, то выхватывало отдельные фрагменты женского тела в отблесках отражавшегося на нем огня. Зрелище, несомненно, было достойно кисти Анри Матисса с его «Танцем», либо какого-то другого, но не менее искусного, яркого и эротичного художника.
 
- Осмелела! И готова ко всему! – засмеялась она.

- Тогда надо, действительно, идти купаться! – стащил с себя плавки и Константин Федорович.

Они зашли в воду. Держась за руки, пошли вперед по песчаному пологому дну все дальше от берега, пока вода не покрыла низ живота, и не стала подниматься выше. Поплыли рядом. Струи воды ласкали и совершенно по-иному омывали тело там, где раньше были плавки, все больше и больше возбуждая, как и всякое прикосновение к друг другу.

- Все! Я больше не могу! Поплыли назад! – еще раз окунувшись с головой, решительно предложила Валерия.

И тут же первая быстро поплыла назад к берегу.

А когда вновь почувствовала под ногами песчаное дно, внезапно остановилась, повернулась к Школьникову, прижалась, обняла его шею руками, обвила ногами вокруг талии, усевшись так на его бедрах. Долго смотрела ему в лицо с каким-то особенным блеском улыбающихся глаз, затем прикоснулась губами к его губам, и зашептала еле слышно, будто самой себе:

- Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю….


Хамелеон под лучами утреннего солнца окрасился в свой новый светло-желтый цвет. Небольшие волны то и дело накатывали на пляжный песок, который в эти утренние часы тоже приобрел некую желтизну, затем отступали, накатывали вновь….

Школьников возился у потухшего костра с примусом, пытаясь его разжечь для утреннего чая. Примус почему-то загорался и тут же тух. Но это нисколько не влияло на благодушие Константина Федоровича. Спешить было некуда, и уже имея опыт обращения с подобными аппаратами, он был уверен, что примус все равно скоро разгорится как надо.
 
Он проснулся как всегда раньше Валерии Всеволодовны, и чтобы не будить ее своим зеванием, вздохами, поскрипыванием надувного матраса от самых незначительных движений, осторожно выполз из палатки на еще прохладный пляжный песок. Побродил по ближайшим окрестностям, не отходя далеко, держа палатку все-время в поле своего зрения, чтобы никакой посторонний не потревожил сон его любимой. Что-то шептал про себя. Затем длинной тонкой палкой стал писать на мокром песке, порой затирая  написанное  босыми ногами. Снова принимался писать.
Потом отбросил палку и явно в хорошем настроении принялся за примус.

Из палатки высунулась заспанная голова Валерии. Школьников любил наблюдать за ней в такие минуты. Сразу после сна. Ее припухшее, слегка помятое лицо при этом точно не было красивым, но почему-то было особенно для него родным и любимым. В момент своего просыпания она всегда напоминала ему встревоженного беззащитного воробья. Вот и сейчас, бросив мимолетный взгляд на возившегося с примусом Константина Федоровича, она тут же стала крутить головой по сторонам, не выходя из палатки. Убедившись, что рядом никого нет из посторонних, Валерия Всеволодовна одарила Школьникова хитрой улыбкой, и в одних белых трикотажных трусиках выскочила из палатки. Быстро обежала ее и присела с противоположенной от него стороны.

Затем вышла оттуда и, улыбаясь, направилась к Константину Федоровичу свободным спокойным шагом. Присела рядом ненадолго, сказав «доброе утро» и поцеловав его куда-то в нос. Потом пошла к морю. Остановилась на мокром песке в том месте, где набегающая волна лишь едва касалась ее ступней. Долго стояла так, спиной к нему, с прикрытыми ресницами, сцепив руки за затылком и поворачивая тело к солнцу то одним, то другим боком. Уже никак не заботясь, видит ли ее в этот момент кто-то из посторонних, вот такую - без лифчика, в обычных простеньких трусиках. Нежилась.
 
- Ах! Как хорошо! Как хорошо! – повторила она несколько раз, встряхнув неприбранной копной рыжих волос.

Несмотря на приближающий пятидесятилетний юбилей, грудь у Валерии была девичьей, небольшой, с торчащими вперед сосками. А фигура, если бы не ноги с посиневшими и кое-где уже набухшими от длительного стояния за операционным столом венами, - фигурой двадцатилетней, никогда не рожавшей девушки. Всякий раз, когда Школьников в ее присутствии рассказывал каким-нибудь новым знакомым «об их семье» и сообщал, что у них трое детей (имея в виду двух собственных и сына Валерии Всеволодовны), то она непременно выговаривала ему потом:

- Костя! Ну, вот кто поверит, что я родила и выкормила троих!? С моей – то грудью!

- А ты им свои ноги покажи! – обычно парировал он. - Сразу поверят, что троих родила!
 
Наконец, справившись с примусом и поставив на него кипятиться воду, Константин Федорович подошел к Валерии, обнял сзади и, положив, подбородок на ее плечо, прошептал:

- Хочешь послушать, что я сегодня сочинил?

- Что?

- Ты – мое солнце! Ты – моя радость! Ты – мое счастье! Ты – моя слабость! Ты – моя сила! Ты – моя вера! Ты – мое золото! Ты – моя Лера! – продекламировал он по-прежнему тихо, с чувством, не убирая голову с ее плеча.

- Мне нравится! – улыбнулась она, глядя вдаль, лишь прижав свою голову к его голове.
 
- Ты что будешь? Чай или кофе?

- Кофе, конечно!

- Пошли к столу?

- Пошли.


10
В конце ноября 2013 года Школьниковы гостили у сына в Киеве.

Николай год назад купил свою собственную квартиру недалеко от метро «Левобережная» в новом элитном доме, долго делал там ремонт, и теперь Галине Николаевне захотелось принять участие в ее благоустройстве. Сын был не женат, и она была уверена, что без женской руки он не сможет организовать у себя необходимый уют.
Но когда приехали, то оказалось что «уют» уже организован в стили «хай-тек» и переорганизовать его как-то по-своему не получиться.
 
Достигший возраста Христа и к тому времени популярный ведущий развлекательных телевизионных программ, Николай Школьников был завсегдатаем всех столичных «богемных» ночных тусовок, отсыпаясь после них до обеда. На следующий день, лишь успев привести себя в порядок и переброситься с родителями несколькими фразами, он, извиняясь и смущенно улыбаясь, снова уезжал по делам. Поэтому отцу с матерью ничего не оставалось, как навещать своих киевских друзей, да в очередной раз осматривать столичные достопримечательности, чем они и занимались.
 
Тем временем, на майдане Незалэжности уже почти десять дней продолжалась другая «тусовка», в которой тон задавали те же эстрадные знаменитости, знакомые Николая. Ее участники, в основном молодежь, требовавшие от правительства Януковича подписания ассоциации с Евросоюзом, к которому сам украинский президент почти год призывал все общество и вдруг кардинально поменявший свои же планы, были больше похожи не на протестующих, а на празднующих. Основным координатором всего действа тут выступала певица Руслана Лыжичко, в прошлом победительница конкурса  Евровидения.
 
Заметив в толпе зрителей младшего Школьникова, в то самое время, когда тот, наконец, решил уделить его родителям и пройтись с ними по центру Киева, Руслана тут же помахала ему рукой, спрыгнула со сцены, подбежала, стала обнимать, о чем-то весело рассказывая. Едва только Николай познакомил «сошедшую с небес» знаменитость с матерью и отцом, как та, воскликнув «Ой, извините!», вновь вихрем метнулась в сторону сцены.  Там по лестнице на помост поднимались народные депутаты от оппозиции Турчинов и Пашинский.
 
- Шановни украйинци! Злочинна влада…, - успел прокричать Турчинов с пафосом, когда подскочившая Руслана вырвала микрофон из стоявшей перед ним подставки и начала говорить сама:

- Шановни народни дэпутаты! Вси свойи пытання з владою выришувайтэ в Ради! А мы тут разбэрэмось бэз вас! Прошу покынуты сцену!

Недовольный Турчинов что-то начал ей выговаривать. В разговор, а скорее в перебранку тут же включился и Пашинский, подскочив вплотную к певице и пытаясь вырвать у нее из рук микрофон. Но более опытный и, несомненно, главный Турчинов, понимая, что за ними сейчас наблюдают с площади тысячи глаз,   тут же пресек намерения своего коллеги побороться с женщиной на сцене.

- Ни! Я нэ за що нэ виддам вам мыкрофон! Выбачайтэ! – тем временем твердо произнесла Руслана, на всякий случай, убирая микрофон за спину.

- Ни! Ни! Цэ нэ тут! – услышали снова все ее уверенный голос, в то время как «народные избранники» пытались настаивать на чем-то своем. –  Я вжэ казала вам, тут бэз политыкы! И бэз политыкив! Дужэ вас прошу покынуты сцену!
 
Обескураженные таким неожиданным для них приемом оба, Турчинов первый, а за ним и Пашинский повернули к выходу. Явно довольная публика на площади наблюдала за их прилюдной и столь унизительной рокировкой с чувством гордости и восторга. Когда оппозиционеры с кислыми физиономиями уже спустились по трапу вниз, несколько человек  засвистели и заулюлюкали им в след.

- А зараз вам заспиваю я! – прокричала в этот момент Руслана со сцены и толпа дружно и восторженно заревела и засвистела ей.
 
Это малозначительное, но очень показательное событие произошло в тот самый день, когда президент Янукович прибыл в Вильнюс на саммит Восточного партнерства, где и должно было состояться подписание Украиной Соглашения об ассоциации.

История по сближению Украины с Евросоюзом разворачивалась вот уже почти год, словно приключенческий триллер. Никто не ожидал, что тот самый Янукович, которого все считали «пророссийским» и «антизападником», предпримет столь резкие и существенные внешнеполитические шаги в сторону Европы. Еще в феврале кабинет министров утвердил план мероприятий по интеграции Украины в Евросоюз. Однако тогда это было воспринято лишь как очередной дипломатический пассаж правительства Азарова в сторону Запада в интересах получения дополнительного финансирования от Международного валютного фонда. Сам украинский премьер продолжал открыто говорить о предпочтительности сближения с Россией и вступления страны в так называемый евразийский «таможенный союз».

И вот тут-то во всей красе показал себя президент, который твердо и недвусмысленно заявил, что приоритетом для Украины является интеграция в Европу! Это было первым публичным расхождением стратегических планов  Януковича со своим вечным «палочкой-выручалочкой» и, несомненно, более грамотным Азаровым. Тем более, до того многие вообще сомневались, что у Виктора Федоровича могут быть какие-то «свои» мысли и планы, и уж тем более «стратегические», кроме тех, конечно, что вели его к дальнейшему собственному обогащению. А, тут оказалось – есть! И в сентябре кабинет министров под председательством того же Азарова единогласно одобрил проект Соглашения с Европейским союзом, что вызвало нескрываемую злобно-желчную реакцию в кремлевских кабинетах.
 
- Слушай! Если так пойдет и дальше, то на следующих президентских выборах у нашего Янека просто не будет конкурентов! Даже в Западной Украине! – смеялся Олег Сенченко, когда они со Школьниковым обсуждали это событие. – В своем западничестве он Ющенко скоро переплюнет!

Но чем ближе приближался Вильнюсский саммит, на котором и должно было произойти подписание исторических документов между Украиной и ЕС, тем менее последовательно и решительно стали звучать голоса различных высокопоставленных лиц в Киеве. Вице-премьер Бойко вдруг заговорил о проблемах в топливо-энергетическом комплексе страны, к которым приведет отрыв Украины от Российской Федерации. Одновременно в прессу просочилась информация, что Янукович жалуется западным партнерам о давлении на него со стороны руководства России, а также о том, что «северный сосед» за отказ от вступления в Евросоюз, якобы предложил Украине льготный кредит в сумме 15 миллиардов долларов. А 21 ноября, ровно за неделю до саммита в Вильнюсе произошло и вовсе неожиданное - Кабинет министров заявил о приостановлении подготовки к заключению Соглашения об ассоциации с Евросоюзом.

Сразу после обнародования этого решения в Киеве и других крупных городах начались акции протеста, в основном молодежи и студентов, искренне убежденных, что движение страны в сторону Европы открывает для них бОльшие перспективы и другой, более высокий уровень качества жизни. Еще через три дня в столице было организовано массовое шествие и митинг, на котором выступил Юрий Луценко, министр внутренних дел времен Ющенко, полгода назад выпущенный Януковичем из тюрьмы именно для удовлетворения требований ЕС в рамках подготовки к подписанию Соглашения об ассоциации. Оклемавшийся после камеры в Лукьяновском изоляторе оппозиционер призвал к бессрочной забастовке и напомнил, что «политику, в том числе – европейскую интеграцию, нельзя делать без политиков». Однако его слова не нашли тогда значительного отклика в душах протестующих, поскольку уж больно хорошо все помнили те времена, когда сегодняшние оппозиционеры сами находились у власти.
 
Только что произошедший случай на майдане Незалэжности с Турчиновым и Пашинским, случайными свидетелями которого стали Школьниковы, был ярким  и красноречивым тому подтверждением.
 
Партийные и антиправительственные лозунги пресекались самими же организаторами протестов не только в Киеве, но и в других городах. Однако, на следующий день стало известно, что Янукович в Вильнюсе отказался подписать уже подготовленные документы с Евросоюзом. Это известие воспринялось протестующими, до конца верившими в благоприятный исход, как предательство и крушение былых надежд. Поэтому призыв властей свернуть палатки и самораспуститься, «так как они все равно уже делу не помогут», стал дополнительным катализатором для открытого и демонстративного неповиновения. Количество палаток на центральной площади Киева наоборот увеличилось, а вечером там состоялся митинг, на котором уже выступали политики от оппозиции и звучали антиправительственные речи.
 
В ту же ночь со стороны власти был сделан очередной непродуманный, а может быть преднамеренно осуществленный кем-то помимо ее воли шаг. Около четырех часов утра хорошо вооруженными бойцами «Беркута», числом в несколько раз превосходящими участников протеста, палаточный городок на майдане Незалэжности был разогнан с особой, невиданной доселе в Украине жестокостью.  Разбегавшихся во все стороны, уже избитых студентов, безоружных и беззащитных, силовики продолжали догонять далеко от площади, снова сбивали с ног и лежачих безжалостно избивали дубинками и ногами.

Такого остервенелого отношения власти к своему народу Украина еще не знала. И хотя и Азаров, и Янукович осудили действия «Беркута», а всю ответственность за разгон майдана взял на себя начальник столичной  милиции, никаких реальных шагов со стороны центральной власти по расследованию данного факта и наказанию виновных, сделано не было. Более того, чрезмерное применение силы против беззащитных студентов оправдывалось необходимостью очистки центральной площади города для установления новогодней елки.
 
Столь циничное объяснение лишь еще больше подлило масла в огонь и на следующий день на улицу вышли сотни тысяч возмущенных киевлян.


11
Собирались в парке, возле памятника Тарасу Шевченко, напротив главного корпуса столичного университета.
 
Гриша Замковой, старый привольский приятель Школьниковых, живущий теперь в Киеве, в гостях у которого они были вечером накануне, позвонил Константину Федоровичу утром и спросил:

- Вы идете?

- Конечно! – ответил ему тот.

- Мы тоже. Тогда встречаемся в двенадцать у выхода станции метро «Университет».

- Договорились!
 
Когда вышли из «подземки» на воздух то обнаружили, что весь бульвар уже запружен людьми самых разных возрастов. Всюду развевались флаги: государственные, Евросоюза, партийные…. Конечно же, последние были только оппозиционных партий. Многие несли транспаранты, в том числе и явно написанные собственноручно. Прямо у входа в метро стояла кучка молодых людей, парни и девушки, видимо студенты, что-то весело обсуждавших между собой. Двое из них держали транспарант на длинных древках, опиравшихся о мостовую. На половине белой простыни черной краской, очевидно, наспех, не задумываясь о красоте надписи, было начертано: «Янык! Ты дурный, чи шо?». Естественно, украинськой мовою, потому что вот так, от души, можно написать, наверное, только по-украински!
 
И Школьниковы, и Замковые посмотрели на эту художественную самодеятельность, на увлеченную своим весельем молодежь, переглянулись между собой и тоже заулыбались. Несмотря на то, что людей собрало возмущение вчерашним побоищем, настроение большинства было праздничное и миролюбивое. Везде слышался смех, откуда-то доносилась музыка, где-то пели гимн Украины и его слова «Ще не вмэрла в Украйини и слава, и воля….», теперь воспринимались с особой гордостью. Гордостью, за то, что тысячи людей собрались тут просто по зову сердца, без какого либо принуждения, буквально за несколько часов, как только в соцсетях появились первые призывы собраться и высказать свое «фе» бандитской власти.

Собравшиеся уже забыли про Януковича, который обещал их привести в Евросоюз. Теперь они снова знали лишь того, прежнего Януковича – бывшего уголовника, который все никак не может нахапать, набить себе карманы! Того, который со своим сынком «Сашей – стоматологом» в наглую отжимает у других бизнес! Того необразованного, который, купив профессорский диплом, не умеет грамотно изложить свои мысли, и даже разговаривать по-человечески тоже не умеет! Того, который…. И таких «который», было еще очень и очень много в запасе у каждого из собравшихся тут. Кто-то из них совсем недавно уже участвовал в другом майдане, «антиналоговом», спровоцированным попыткой правительства Азарова задушить мелкий бизнес в стране. И об этом тоже теперь говорили. Много чего еще вспоминали здесь собравшиеся люди. У каждого из них были свои претензии к власти.
   
А тем временем мимо проходила еще одна группа молодых людей, одетых в яркие разноцветные маскарадные костюмы. Под бой барабана и литавр они дружно выкрикивали: «Банду – геть! Банду – геть…!» Делая перерыв лишь для того чтобы глядя друг на друга в очередной раз прыснуть от смеха. Им улюлюкали, свистели, смеялись, тоже кричали: «Банду - геть!» Но, несмотря, на воинственные призывы, настроение большинства оставалось все-таки праздничным, вовсе не воинственным.

Парк Шевченко был заполнен людьми до отказа. Мальчик лет четырнадцати на перекрестке бульвара и Владимировской держал лист ватмана, на котором цветными фломастерами было написано: «Нэ трэба нам ялынки на крови!» В самом же парке царила атмосфера суровой и непримиримой политической оппозиции. Флаги «Батькивщины», «Свободы» и «Удара» лишь слегка разбавлялись здесь государственными «жовто-блакытными» и Евросоюза. Всюду сновали корреспонденты с микрофонами, кинокамерами, фотоаппаратами…. Лидеры оппозиции Яценюк, Тягнибок, Кличко, Турчинов не успевали раздавать интервью. Все тот же Пашинский с сумасшедшими глазами и еще двумя какими-то своими однопартийцами, одетые в одинаковые куртки стального цвета с красными вставками, словно дети, игравшие в «догонялки» носились друг за другом меж стоящих людей, намеренно демонстративно подставляя под телекамеры спины своих курток с надписями «Объединенная оппозиция. ВО «Батькивщина».
 
Недалеко стояла группа молодых спортивного вида парней. Лица некоторых  из них были закрыты устрашающими масками, словно в праздник  Хеллоуина, у остальных нижняя часть лица была завязана косынками так, что между косынкой и головным убором видны были одни глаза. Какой-то корреспондент подошел к ним, стал спрашивать «почему?». Кто-то тут же отворачивался и уходил. Другие с усмешкой отвечали:

- Мы боимось нашей влады!

Лишь один оказался откровенным:

- Вчора они пролили кровь нэвынных…. Даст бог, сьогодни мы проллем йих кровь.

- Кого йих?

- Влады.

- А як цэ выдповидае демократийи? – задал ему следующий вопрос корреспондент.

- Я нэ демократ, – был короткий и исчерпывающий ответ.

- А як вас зваты?

- Я нэ хочу цього казаты.

Парень излагал это абсолютно спокойно и уверенно. Во всем чувствовалась готовность сделать то, о чем он говорит.
 
Мимо быстро прошагал веселый и возбужденный Юрий Луценко, так быстро, что девушка-корреспондент, бравшая у него на ходу интервью, вынуждена была бежать рядом с ним. Острые глазки «досвидченного» политика сквозь стекла очков блестели революционным огнем и как всегда бегали из стороны в сторону, словно у мелкого мошенника, боявшегося, что его сейчас застукают на чем-то противозаконном.

- Ни! Ни! – громко, чтобы слышали все, вещал он в приставленный к нему репортерский микрофон. – Цэ вже нэ просто манифестация! Цэ – рэволюция!
 
Провозгласил и тут же заозирался  по сторонам, видимо, хотел проверить, все ли хорошо его услышали?

Люди в парк все прибывали и прибывали. Чтобы они как-то поместились, партийные организаторы, наконец, решили выстраивать колонну вниз по бульвару, в направлении Крещатика. Школьниковы с друзьями тоже влились в эту людскую массу. Потом пошли в ней. Рывками. Как бывает всегда при таком скоплении народа. Впереди десятки людей несли огромный флаг Евросоюза, держа его по краям над головами. По-прежнему скандировали: «Банду – геть!» и «Европа! Европа!» Когда поравнялись с памятником Ленину, снова остановились. Сейчас надолго. И тут увидали тех самых молодых людей в масках, которые теперь пытались прорваться к постаменту, окруженному несколькими кольцами милиции. Намерения их явно не были схожи с попыткой возложить цветы к монументу «вождю мирового пролетариата». Не было у них и цветов.

Командовала девица в красной строительной каске, тоже видимо до этого обвязавшая свое лицо косынкой. Но теперь косынка сползла ей на шею и она, ничуть не тревожась по этому поводу, о чем-то грубо спорила с милицейским подполковником, возглавлявшим охрану памятника, а также двумя пожилыми женщинами, из целого пикета старушек, которые тоже не давали ей со товарищами прорваться к памятнику.
 
- Убирайтесь отсюда! Вы - не киевляне! Вы - провокаторы! – кричали женщины. – Мы живем здесь всю жизнь! С этим памятником!

- Я готова за цэ систы в тюрьму! Алэ  всэ однаково, мы цэ зробымо! – зло и уверенно твердила им в ответ девица в каске.
 
Уже потом, после победы революции, Константин Федорович узнает в ней ту самую Татьяну Черновил, кем-то похищенную и избитую в ходе противостояния на майдане, ставшую затем народным депутатом и ярой сторонницей все тех же Турчинова и Пашинского. А сейчас она с не меньшей яростью вместе со своими единомышленниками рвалась к постаменту, будто на нем стоял живой и столь ненавистный Ленин. Но было заметно, что ограждение из невооруженных старушек, которое сейчас  защищало от них и памятник и стражей порядка, все же поломал первоначальные планы нападающих, умерил их пыл, и теперь они не знали, как поступить.

Тем временем еще одна женщина столь же почтенного возраста, и тоже на русском, с другой стороны памятника, стыдила охранявших его милиционеров:

- Ваши командиры не дадут вам ни квартир, ни денег! Простатит здесь заработаете! И потом будете лечиться у такого доктора, как я! За деньги!  И не вылечитесь! Потому что меня поставила в такие условия эта власть! А потом у вас будет аденома! А потом - онкология! Запомните мои слова! Вы все это получите!

Почему именно эти болезни должны были «получить» со временем молодые сотрудники милиции она не объясняла. Может потому что была, действительно, урологом. А вот какое место в ее повествовании о процессе получения указанных болезней занимал памятник Ильичу, можно было только догадываться.

И все же, несмотря на угрозы и попытки покушения, памятник Ленину напротив Бессарабской площади тогда, в первый день революции устоял. Правда, стоять ему там оставалось считанные дни.
 
Тем временем вышедших на Крещатик демонстрантов Турчинов с мегафоном в руках выстраивал в новую более широкую колонну. В ее первой шеренге теперь были только будущие «вожаки» революции, державшие перед собой полотнище государственного флага Украины во всю ширь центральной улицы Киева. В самом центре шеренги между рослыми Кличко, Яценюком и Тягнибоком можно было рассмотреть миниатюрную фигурку Ярослава Качинского, не понятно как успевшего прибыть сюда из Варшавы.
 
Школьниковы и Замковые, оказались в этой новой колонне на левом фланге, с краю. Когда проходили центральный универмаг, откуда-то из подворотни со стороны улицы Богдана Хмельницкого неожиданно показалась группа молодых парней, человек десять-пятнадцать с палками в руках. Пока все соображали, чтобы это могло значить, те подскочив к зданию универмага, начали высаживать палками его витрины.
 
- Что вы делаете? – закричали возмущенные манифестанты.
 
Не обращая внимания на их крики, буквально за одну минуту выбив все стекла, которые были им доступны,  молодые люди так же неожиданно исчезли там, откуда появились. Наряды милиции, стоявшие тут же, в нескольких шагах, смотрели на это неприкрытое ничем хулиганство так, будто ничего необычного не происходило. По-видимому, молодые люди с палками были те самые «титушки», отряды провокаторов – «гопников», специально созданные для подобных дел самими органами правопорядка.

Окна были выбиты и в первом этаже соседнего здания Киевской городской администрации. Несколько мужчин трясли какого-то мордатого молодчика, видимо, схваченного ими только что на месте этого преступления.

- Говори, кто ты?! Говори! – кричали они ему.

Но тот хранил полное спокойствие, словно все эти крики его не касались. А в двери администрации, тоже разбитые, но отчаянно защищаемые милицией, тем временем ломились все те самые ребята в масках во главе с Татьяной Черновил. Вероятно, здесь они собирались взять реванш за свое поражение у памятника Ленину.

На Майдане уже шел митинг. Но из-за огромного количества стоявших впереди людей и общего шума, кто и что говорит там, не было слышно. Школьниковы с приятелями обсуждали произошедшее и вчера, и сегодня с теми, кто оказался сейчас рядом с ними в колонне. Все сходились во мнении, что Янукович теперь обязательно должен уволить своего министра внутренних дел Захарченко, приказы которого наверняка и выполнял «Беркут» при разгоне палаточного городка прошлой ночью.
 
Однако Янукович Захарченко не уволил. Хотя не исключено, что такой шаг может быть еще мог как-то успокоить народ и остановить надвигающую революцию. Во всяком случае, прозвучавший в тот, первый ее день призыв лидеров оппозиции «Ийти на Банкову!», собравшимися на Майдане людьми поддержан не был.

Константин Федорович был убежден, что «несгибаемость и стойкость» Януковича, проявленная тогда, была продиктована ему из Москвы под предлогом, что «настоящие пацаны «своих» ни за что не сдают!» Однако, это были всего лишь домыслы нашего героя.

Сейчас же впереди всех ждала долгая холодная зима, новые палатки на Майдане, баррикады, пылающие шины и водометы, противостояние на Грушевского, гибель Небесной Сотни, сгоревший Дом Профсоюзов….

И впереди была ВОЙНА!




Продолжение: http://proza.ru/2023/02/02/1197



Картинка из интернета